А. П. Черников
"ПАХНУЛО НА МЕНЯ ПОДЛИННОЙ РОССИЕЙ"
(М. ПРИШВИН И КАЛУЖСКИЙ КРАЙ)
Михаил Михайлович Пришвин (1873-1957) – один из сложнейших и колоритнейших писателей ХХ столетия. Все его творчество от первых художественных очерков до последних дневниковых записей несет на себе печать напряженных идейно-эстетических исканий, питавшихся высокими токами литературной и философской культуры эпохи.
немало разноречивых суждений по поводу природы художественного метода и стиля писателя, а смысл его творчества трактовался и трактуется самым различным образом. Литературный имидж Пришвина, подчас не без участия самого писателя, складывался из немалого количества мифов. "Писатель – Берендей", "Великий Пан", "певец природы", так аттестовывали его в учебниках и в научной литературе. При изучении творчества Пришвина акцент нередко делается на "этнографии", "фенологии", даже "зоологии" его произведений, хотя на самом деле как и творчество всякого подлинного художника слова, оно было прежде всего человековедением. Сложное, многообразное изображение человека и природы, философско-эстетические поиски смысла бытия – такова основная направленность и проблематика его очерков, рассказов, романов и дневниковых записей. "Реализм, которым я занимаюсь, - писал Пришвин в одной из своих миниатюр, - есть видение души человека в образах природы". Это очень точная автохарактеристика.
Три основные особенности определили облик М. Пришвина – человека и писателя: религиозность, любовь к природе и страстная "охота к перемене мест", обусловленная жаждой познания им мира. Они же явились основными причинами его связи с Калужским краем.
М. Пришвин родился в религиозной семье. Его мать, Мария Ивановна (1842-1914), была родом из белевских купцов-староверов Игнатовых. Выйдя замуж в село Хрущево, елецкое имение небогатого потомственного помещика М. Пришвина, человека весьма легкомысленного и никчемного хозяина, она завела в доме строгие порядки, важнейшим атрибутом которых было почитание православных праздников, регулярное посещение церкви и чтение богослужебных книг. Не раз в детстве будущий писатель бывал вместе с матерью в Оптиной Пустыни и Шамординской обители, в монастырях Белева и села Жабынь, расположенных в полутора километрах от "малой родины" Марии Ивановны. Об этом можно прочесть в письмах и дневниковых записях писателя, а также в книге его жены В. Д. Пришвиной "Путь к слову". Вспоминая о своих детских и юношеских годах, Пришвин позднее напишет: "Я вырос в родном краю под обаянием двух великих старцев: "Льва Николаевича Толстого и Амвросия Оптинского. Ни того, ни другого я в жизни своей не увидал, но тем лучше мне было отдаться почитанию их мудрости". (1) Если из произведений Л. Толстого он постигал мудрость художественную, эстетическую, то из рассказов о старце Амвросии, из его писем, наставлений и записей – мудрость высшую, духовную.
Творческий путь М. Пришвина был неразрывно связан, по его признанию, с "исканием Бога". "Моя поэзия, - признавался писатель, - происходит вся из врожденного религиозного чувства". (2) Немаловажным фактором в этом напряженном "искании Бога", постижении сути и духа русского Православия были посещения им Оптиной Пустыни – одного из крупнейших центров духовной жизни России ХIХ – начала ХХ веков. Этим и объясняются поездки Пришвина в обитель не только в детские годы, но и тогда, когда он стал уже признанным писателем, автором таких широко известных произведений, как "В краю непуганых птиц" (1907), "За волшебным колобком" (1908), "У стен града невидимого" (1909).
14 июля 1909 года, возвратившись из Средней Азии, где он собирал материал из жизни русских переселенцев, Пришвин сообщает своему другу, писателю А. М. Ремизову: "Послал фельетоны в "Русск (ие) вед (омости)”, которые должны мне дать 200 р(ублей). Теперь дожидаюсь денег, как только напечатают, отправляюсь с семьей в Оптину Пустынь, где и проживу осень, навещая оттуда мать" (3).
– августе 1909 года очерки Пришвина "Как я укреплял тещу Никифора", "Как быть с мужиками" и "Дубовый дом", о которых идет речь в процитированном письме (автор назвал их фельетонами), были опубликованы, и писатель в начале октября вместе с женой и трехлетним сыном поселяется на два месяца в Оптиной Пустыни. Здесь он работает над рукописью книги "Черный араб", общается с насельниками монастыря, навещает мать, жившую осенью 1909 года у своих родственников в г. Белеве Тульской губернии. "Пришвин, как птица, менял свои гнезда – адреса", - пишет о своем муже В. Д. Пришвина, - он стремился к личному соприкосновению с духовной жизнью русского народа в разных его слоях и в самых различных его формах".(4) Это страстное стремление к глубокому познанию жизни России и народов, ее населяющих, влекло писателя из Петербурга в Оптину Пустынь, из Ельца на Север, из Москвы в казахстанские степи, из Семипалатинска к заволжским раскольникам, из заштатного городка Лебедянь Тамбовской губернии на Дальний Восток.
Эта же причина привела его и в село Брынь (ныне – Думинический район Калужской области). Трудно сказать, роман ли А. К. Толстого "Князь Серебряный", одна из любимых книг Пришвина, в которой упоминаются брынские леса, или рассказы бывалых охотников пробудили у него интерес к природе этих мест, но только весной 1910 года М. Пришвин приезжает в это большое село и снимает второй этаж просторного дома.
Брынские места настолько понравились писателю, что он привозит сюда свою библиотеку, все рукописи и решает вместе с семьей обосноваться здесь надолго. 12 мая 1910 он пишет А. Ремизову: "Вы себе и вообразить не можете, как пахнуло на меня подлинной Россией здесь, в этих Брынских лесах. Устроился до того удобно (без признаков клопов и тараканов), что просто завидую самому себе. Если у Вас с санаторией будет плохо, приезжайте ко мне: уход будет лучше, чем в санатории < …> Перед моим окном огромное озеро, ловят рыбу. За озером лес, страшный, "немыслимый", как здесь говорят, - тянется на сотню верст, переходит в Брянские леса, где живут настоящие бродяги, настоящие медведи и волки; как хорошо будет переплыть озеро на ялике, поймать по пути здоровенную рыбу и подойти к опушке этого леса настоящего. Что там тетеревей и всякой всячины!"
"У нас красные дни. Земляника поспела. Рожь цветет. Тетерева вывелись. Судакам в реке тесно – прыгают. Троица на носу, пойдем венки завивать", - пишет он Ремизову 2 июня, вновь и вновь приглашая его к себе: "Приезжайте в Брынь. Тут очень здорово …"
Но не только отдыхом, охотой, общением с крестьянами были заполнены дни пребывания Пришвина в Брыни. Он напряженно работает над книгой "Черный араб", посвященной изображению жизни и быта русских крестьян-переселенцев в казахстанских степях.
"Птичье кладбище" (1911). Процесс обработки местного фольклора, на котором основано это произведение, писатель ретроспективно описал в дневниковых записях 1941 года : "Для этого рассказа, - сообщал он, - я собирал слова и поверья в районе Брыни, записывал все на клочках…" (5)
он сообщал А. Ремизову: "Извещаю Вас, дорогой Алексей Михайлович, что село Брынь сгорело 23 сентября (в книге В. Д. Пришвиной "Путь к слову", дата пожара – 14 сентября – указана не точно. – А. Ч.). Я и моя семья спаслись, в чем были, мои вещи, лит(ературные) материалы, рукописи и все книги, вообще решительно все сгорело. Я теперь должен начинать все снова". К счастью, сгорело не все. Много позже, описывая сцену пожара в рассказе "Мои тетрадки", Пришвин сообщал: "Никакие сокровища на свете не могли бы возместить мне эту кладовую записанных слов и переживаний, хотя я из нее очень мало беру для своих рассказов … Мои тетрадки есть мое оправдание, суд моей совести над делом жизни".
Тетрадки, о которых ведет здесь речь писатель – это его дневниковые записи, которые он вел с 1905 года. Они были спасены, благодаря мужеству их автора: по воспоминаниям жены писателя, Пришвин подбежал к горящему дому, когда он был уже охвачен огнем. По горящей лестнице он бросился на второй этаж, схватил свои записи и с риском для жизни спас их. А вот рукописи последней части повести "Черный араб" (1910) не повезло: она сгорела. Впрочем, это поэтическое произведение, в котором сплавлены воедино картины быта, этнографический материал, добродушный юмор в изображении смекалистых русских мужиков и образность восточных легенд, не вызывает впечатления незавершенности. (6) Большую часть рукописей повести писатель еще до пожара отправил А. М. Ремизову для передачи в журнал "Русская мысль", где она и была опубликована в одиннадцатом номере за 1910 год. На следующий день после пожара Пришвины уехали в Белев.
Бывал ли писатель позже в наших краях, пока со всей определенностью сказать трудно. Видимо, бывал, навещая племянницу, дочь старшего брата Александра (1870-1911), врача, умершего в 1911 году от сыпного тифа, Ольгу Александровну (1896-1980), постоянно жившую с 1917 года в Калуге. Это предположение косвенно подтверждается надписями-автографами на книгах М. Пришвина, которые он дарил своей родственнице. Эти книги, а также фотографии, сделанные самим писателем, бережно хранятся ныне в личной библиотеке живущей в Калуге его внучатой племянницы Л. Б. Бирюковой.
Возможно в дальнейшем будут обнаружены и какие-то другие материалы, расширяющие наши представления о связи писателя с Калужским краем. Но уже и сейчас очевидно, что на обширной карте литературной жизни земли Калужской появилось еще одно имя – имя выдающегося русского прозаика М. М. Пришвина.
1. Цит. по: Пришвина В. Д. Путь к слову. М., 1984. С. 218
2. Контекст – 1990. М., 1990. С. 187
3. Здесь и далее письма М. М. Пришвина к А. М. Ремизову цитируются по автографам, хранящимся в отделе рукописей Российской Национальной библиотеки. Фонд 634, ед. хр. 175.
6. М. Пришвин заново написал сгоревшие главы "Черного араба" лишь в конце 1920-х годов, готовя к изданию собрание своих сочинений.