И. Гостеев
М. Горький в дневниках М. Пришвина
1920-1925 гг.
История взаимоотношений двух писателей насчитывает не одно десятилетие. В 1911 году Максим Горький предложил Михаилу Пришвину издать в «Знании» его произведения. И в течение следующих трех лет вышли три тома сочинений последнего. Переписка и дружеские отношения писателей оборвались лишь кончиной Горького.
«Я думаю, что такого природолюба, такого проницательного знатока природы и чистейшего поэта её, как Вы, Михаил Михайлович, в нашей литературе – не было. Догадывался я об этом ещё во времена “Чёрного араба”, “Края непуганых птиц”, окончательно прозрел, читая совершенно изумительные “Родники”. Превосходно писал Аксаков “Записки ружейного охотника” и “Об ужении рыбы”, чудные страницы удались Мензбиру в книге о птицах, и у Кайгородова, и у других многих природа русская порою вызывала сердечные слова, но… ни у кого из них не находил я все охватывающей, пронзительной и ликующей любви к земле нашей, ко всему её живому и якобы смертному, ни у кого, как у Вас, воистину “отца и хозяина всех своих видений”. В чувстве и слове Вашем я слышу нечто древнее, вещее и язычески прекрасное, сиречь – подлинно человеческое, идущее от сердца сына земли, великой матери, богочтимой Вами. И когда я читаю фенологические домыслы и рассуждения Ваши – улыбаюсь, смеясь от радости, до того это все изумительно прелестно у Вас. Не преувеличиваю, что мое истинное ощущение совершенно исключительной красоты, силой которой светлейшая душа Ваша освещает всю жизнь… Все у Вас сливается в единый поток живого, все осмыслено умным Вашим сердцем, исполнено волнующей, трогательной дружбы с человеком, с Вами – поэтом и мудрецом» [1, с. 476].
Дневники Михаила Пришвина – ценнейший документ эпохи. Писатель вел их на протяжении всей жизни, доверяя бумаге свои мысли и размышления. Мы хотели бы проследить высказывания писателя о Максиме Горьком в дневниках 1920-25 годов, в период становления нового российского государства.
5 февраля 1920 года Пришвин пишет: «Достоевский делает с читателем почти то же, что его Грушенька с Катериной Ивановной: читатель целует ему ручку, и вдруг он берет читательскую ручку и говорит: “А что, если я-то вашу и не поцелую”... и напакостит. Вот читатель Горький и осатанел от этого, восстал на него, как гордая Катерина Ивановна на мерзавку Грушеньку, – тут хорошее восстание, необходимое» [2, с. 21]. Известно, что Горький крайне отрицательно относился к проповедуемой Ф. М. Достоевским идее непротивления злу насилием. Горький считал, что со злом необходимо бороться, уничтожать его, чтобы жизнь людей становилась лучше и счастливее.
Однако Пришвин не всегда разделял взгляды Горького и часто критиковал его, как ему казалось, лицемерие. Так, 29 июля того же года он описывает случай, когда его якобы чуть не сбил Горький в своем автомобиле: «В санатории у В. Иванова и Гершензона. Я сказал:
- Все хорошо, но к чему бутафория: вот странник М. Горький чуть не задавил меня своим автомобилем, почему он не странствует? или министр Луначарский печатает аршинными буквами себя, а под собой маленькими Вяч. Иванова.
- Потому что они власть, они взяли на себя грех мира (а сам лукаво так выглянул из себя)» [2, с. 82].
Почему якобы? Потому что документального подтверждения данного факта мы наверняка не найдем. Но то, что Пришвин мог исказить действительность во имя художественного замысла, можем полагать. В частности, в Государственном архиве Ярославской области (фонд Р-913) имеются сведения Михаила Ивановича Смирнова, который, указывая на рассказ Пришвина «Образование», отмечал, что писатель «цинично оболгал память моей матери, священную для нас, её детей». В данном рассказе Пришвин изобразил разврат в семье священника села Большой Бремболы. А М. И. Смирнов являлся сыном этого священника.
Тем не менее, для нас это не так важно. Важно то, что писатель понимает власть, взятую большевиками, как грех, и причисляет к большевикам и М. Горького.
Возможно, подобное отношение к старшему коллеге проистекает вследствие большей «удачливости» того в «профессии». Пришвин неоднократно позволяет себе в дневнике фразы, которые можно трактовать как некоторую зависть к Горькому. Примером, на наш взгляд, являются записи от 3 апреля 1921 года («Лежат мои тетради и книги, и я редко могу победить отвращение, чтобы заглянуть в свои труды, часто думаю, как еще хорошо, что я не раздулся в какого-нибудь Максима Горького! Некоторую маленькую известность, которую получил я в литературе, я получил совсем не за то, что сделал» [2, с. 157]), от 9 ноября 1924 года («Да, это покажется очень странным, почему я, писатель Михаил Пришвин, считаюсь врагом общества и ко мне пришли отобрать у меня стул для читальни, но не попросить книг и газет. Другое дело, если бы я был Максим Горький, писатель, враждебный деревне, активный человек, желающий все в деревне переделать по-своему» [3, с. 182]), от 21 октября 1925 года ( « –Почему вы не пишете о ежедневном и близком? – Потому, уважаемая Варвара Петровна, что маленькая Варя не стала моей женой, и близкое-ежедневное совершенно выпало из меня, так что постигал я его только догадкой и скорее отрицательно: “то, чего не было”. Вероятно, потому я и не мог до сих пор приобресть себе такого широкого среднего читателя, как Горький или Андреев. Я до сих пор считаю почти чудом, что имею все-таки читателей и могу даже существовать на их гроши с своей семьей. Вероятно, это “выпадение середины” свойственно не мне одному. В этом отношении особенно чудесной я считаю последнюю свою книжку “Башмаки”, которая будет читаться людьми деловыми, и рассказ о Марье Моревне будет цитироваться специалистами башмачного и кустарного дела... » [3, с. 331]).
«продался большевикам». Он черпал из своей «белой зависти» силы для продолжения своей творческой работы: «... есть в пустоте воздух, в тоске радость и в мечте воля к преображению жизни!» К Горькому Пришвин будет обращаться до конца жизни, восхищаясь, критикуя, соглашаясь и не соглашаясь, но всегда отдавая отчет, что Горький был подлинным «вечным спутником» в его творческой судьбе.
Список литературы
1. Горький М. Собр. соч.: В 30 т. – Т. 29. – М., 1949-1955.
– М.: Моск. рабочий, 1995.
3. Пришвин М. М. Дневники. 1923-1925. Книга четвертая. – М.: Русская книга, 1999.