Е. Б. Ляйрих, С. Б. Меренкова
ПРИШВИНСКИЙ МАРШРУТ ПО ЕЛЬЦУ
(1918-1919 ГОДЫ)
Современное состояние литературно-краеведческой работы преобразовывается в реальную возможность создания национального парка "Бунинская Россия", куда будут относиться все заповедные зоны Липецкой области, в том числе Ельца и его округи. В этот цикл входит и изучение истории края, жизни писателей, исторических деятелей. Одно из основных мест отводится осмыслению творческого наследия и общественной деятельности М. Пришвина в Ельце и елецкой округе. Одним из интереснейших аспектов исследования является описание мест, имеющих непосредственное отношение к писателю: установление домов, общественных зданий, улиц на основе исторических фактов и его дневников.
В 1918 году М. М. Пришвин вынужден был покинуть любимое Хрущёво и приехать в Елец. Воспоминания об имении остались горькими: "… И вот родная земля, вид ее ужасный: разоренное имение, овраги, полоумные люди, которые буквально хватают за края вашей одежды, спрашивая, что же будет дальше…" (1, с. 64).
А дальше был Елец, город, с которым были связаны воспоминания детства.
Пристанище пришлось искать среди друзей. Таковым стал дом семьи Коноплянцевых (Детский переулок, 20), находившийся на берегу р. Быстрая Сосна, вид из окон которого открывался на высокие скалистые берега "Печуры": "Потом я опять подошел к окну, смотрел на Печуры, на вид реки с нашего высокого места и думал…" (1, с. 274). Часто писатель ходил туда – "…9 апреля… Утренняя прогулка в Печуры. Свобода духа. О краеведении" (1, с. 273). Размышления, думы наводили на мысль о древности города, его исторической судьбе: " Наш город стал теперь как в далекие времена – охранные люди Московского государства, а дальше и татары, и немцы…" (1, с. 73).
Время пребывания Пришвина в Ельце было тревожным. Город жил слухами, ожиданиями несчастья. " 11 июня. Полнится слухами земля. Рогатовские пастухи нашему пастуху (хрущёвскому. - Е. Л., С. М.) рассказали, что в городе слышна была пальба из орудий; прибежал из города какой-то рабочий: город весь в огне, на Ламской горе – большевики, на Аргамаченской – меньшевики. А потом и пошло, и пошло<…> Большевики победили, полная победа! Начались казни, хватают и расстреливают.
… В Мещанской слободе стали обыски делать: искали сахар и оружие, брали все. Мещане собрались с духом и топорами зарубили 3-х красногвардейцев<…> Хоронили убитых на Сенной площади, как на Марсовом поле, против Народного дома (ныне театр "Бенефис". - Е. Л., С. М.), выстроенного либеральным помещиком (Стаховичем)", - записано в дневнике от 14 июня 1918 г. (1, с. 100).
Наступало время голода, приходилось все время думать о хлебе насущном, быть в полной зависимости от обстоятельств. Учительская работа не давала возможности обеспечить себя самым необходимым. Жизнь заставила посещать бабий базар, где был образован "учительский" ряд. Пришвин отмечает: "Базар – учительский ряд. Родные мои умирают и оставляют после себя мне свои шубы, те старинные шубы, храненные в мороженных сундуках, знаменитые! Бывало, сколько из-за них разговоров: "Ну, зачем – скажешь - вы их храните, слава Богу, у нас имение, дом в городе, в банке деньги, ну, зачем, что в этих шубах, хранить, беспокоиться, пересыпать, перекладывать, проветривать, просушивать, да продайте их, не будет хоть моли в доме!" А она (матушка. - Е. Л., С. М.): " Что же это, наши деды глупей нас были, берегли про черный день, банки, банки, а вдруг лопнут? Эх, молоды вы, не видали черного дня." Что же, правда оказалось, не видели: старая шуба теперь тысяч сорок, пятьдесят…"(1, с. 341) Бабий базар – место надежд, тревог, ожиданий. "…18 декабря. Никола Зимний. Торговал на базаре кофточками Лидии Михайловны, тут же были все учительницы истории и словесности" (1, с. 100). "26 декабря сходить на бабий базар поторговать и к Юдину с предложением шубу купить<…> сходить за Сосну к Пряхиным (с предложением кофты…)" (1, с. 341). Местом посещения мог быть дом Лопатиных, родственников Михаила Михайловича. Упоминание об убийстве Константина Николаевича в дневнике Пришвина не случайно: "14 июня. Константин Николаевич Лопатин. В хронике советской газеты петитом напечатано, что за контрреволюцию и шпионаж расстрелян" (9, с. 342).
На глазах уходили в мир иной близкие и родные. Трогательны записи о сестре писателя Лидии. Сложные отношения с семьёй были у Лидии в Хрущёво: с матерью, братьями не было мира, часто ссорились, недовольство жизнью было у Лидии всегда. Но это было уже так всё далеко, в той жизни, до революции, до беды. Дневник донёс тёплые воспоминания о Лидии Михайловне: "Лидия – сохранённая девичья душа…" (1, с. 320). Лидию, как и всю семью Пришвиных, выгнали из имения. По воспоминаниям крестьян, целую неделю она пряталась по крестьянским домам, но затем вынуждена была переехать в Елец, в холодный, тифозный город (2). "9 марта. Говорят, что четверть населения Ельца спит на соломе, в валенках в помещениях, более месяца не отапливаемых – источник эпидемии тифа" (1, с. 263) Лидия Михайловна заболела. "Лидия, вчера 21-го, на 10-ый день болезни, отправилась в Красный Крест (ныне больница №1. - Е. Л., С. М.) и теперь лежит без сознания в своём неприступном сыпном бараке…" (1, с. 332) Короткая, лаконичная запись: "7 декабря умерла в Красном Кресте, замученная голодом и холодом, Лидия" (1, с. 335). Похоронена она на старом Елецком кладбище. Место захоронения неизвестно.
События в городе, округе, отражают ситуацию борьбы, утверждения Советской власти. Страницы дневника сохранили жизнь Ельца 1918-1919-х годов. "Результат боя от 5 октября (1918г.): большевики говорят, что прогнали белых и даже Чернаву взяли обратно, а мужики рассказывают, что белые большевиков прогнали к Становой, гонят к Ефремову, заняли Казаки и Рябинки" (1, с. 304). "Вчера на Сенной, на празднике Октября видел матроса <…> Львова – отроду не видел такого страшного лица, такой головы, предопределённой для плахи так ладно, что увидал бы казнь, и ничего, вроде как бы съел бланманже. Попадёшься такому, и кончено" (1, с. 325).
Улица Орловская, ныне улица Коммунаров, была местом прогулок Михаила Михайловича: "24 марта… В сумерках прошёлся по Орловской вдоль бесчисленной тротуарной толпы" (1, с. 270). Здесь он был чуть не убит мамонтовцами из-за того, что похож был, на их взгляд, на еврея. Вполне возможно, что на пути к дому Коноплянцевых он мог свернуть опять на Торговую, к школе, ныне школа №6, к Антонине Николаевне Сафоновой. Записи в дневнике запечатлели образ этой учительницы: "12 окт. Антонина Ник. Сафонова, учительница математики, она живёт, ежедневно решая задачи всё новые и новые, на каждый день и час новые задачи у этой общественной деловой женщины, решаются задачи ею верно и точно, а в душе остаются неизвестные, её душа – половина уравнения, где находятся все неизвестные, её жизнь – половина, где всё ясно решается. Теперь дороги люди, с которыми жить хорошо, а она такой человек" (1, с. 296).
Стаховича, предводителя Елецкого дворянства, к Торговой, свернуть направо по этой улице к Бабьему базару, затем - к дому Лопатиных по улице 9-е Декабря, потом к Сенной площади, к театру, затем к больнице №1 (Красный Крест), к старому кладбищу; на обратном пути – по Орловской – зайти в школу №6 (к А. Н. Сафоновой), спуститься по Орловской к Введенской горе и прийти к Детскому переулку.
Пути-дороги Пришвина по Ельцу – это возрождённая память о писателе.
ПРИМЕЧАНИЯ