1911-?
Ночью я думал о этапах с почти десятилетним промежутком: уверование в Маркса, уверование в женщину и спасение ею, приобщение к жизни. Было ли хоть раз тут «второе рождение»? Так я и не решил ничего. Но все-таки остановился на следующем: в моем опыте бездна материала для мысли. Если я когда-нибудь задамся вопросом, что все это значит, то глубокая откроется тайна. Но мне хочется нового опыта, жить дальше. Я был рожден для жизни (после того) и с тех пор медленно, но живу...
Путь к свободе есть путь болеющей личности, мир же вовсе не болен. Законы свободы, найденные для личности, совсем не применимы к «миру», и даже так, что в этих законах есть закон понимания этого и любовного умолчания о них,– закон улыбающейся тайны.
Пересматривая материалы 3-го тома пришел к заключению, что все мои лучшие писания основаны на описании своих непосредственных впечатлений. Из замыслов ничего не выходит. Из воспоминаний тоже.
Вот что говорят о моем писательстве: человека нет.
Не человек, а бунтующий атом человечества, и не человечества, а священной протоплазмы его и всего мира восстал, и с ним поднимается тьма и пламень мира. И тут бывает рождение злобы во имя чувства попранной правды, рычащей злобы, звериной и страшной.
Есть он, этот атом, в революционерах в серединной их чистой, искренней части.
Этот священный атом не видел Достоевский («Бесы»). Тут голос извечной правды безликой. И так будто родился и сразу наткнулся на неправду и сразу восстал во имя правды, бывшей до моего рождения. И тут уж рок: чем больше живешь, тем больше накопляешь это чувство неправды, и, наконец, получается невозможно всякое обыкновенное бытие. Тут выход – бунт во имя настоящего бытия.
Некий лысый колдун вышел на кафедру и рассказывает о литературе. Мир для него населен не живыми людьми, созданными священной природой, а людьми, созданными творческой фантазией человека: живут не эти люди возле меня, а те: король Лир, Гамлет, Дон Кихот. «Иногда,– говорит он,– подходит человек, бормочет что-то и ничего не понимаешь, и вдруг озарит: это Гамлет пришел...»
И уходишь от него возмущенный, обиженный. Так бывало, помню, не один раз в юности. И помню великую тоску по человеку видящему...
Меньше всего видят, как это ни странно, оккультисты, теософы и тому подобные: у них стена между ними и жизнью, и люди совершенно и навсегда зашиты схемами. Это, кажется, у них называется «ментальным планом».
Особенно это заметно по детям: когда вдруг почувствуешь какую-то стену между собой и детьми.
Истинного человека я представляю себе насквозь видящим и понимающим приходящее мгновение мира сего. Тем нам и дороги мужики, старцы, купцы и дети, что они все видят мгновение насквозь. Обыкновенно они с этим мгновением и сами пропадают, это их ежедневная трагедия, то есть не их, а вообще трагедия будней, но в этой же будничной трагедии рождается существо неумирающее, понимающее, ценящее мгновение.
«безликой», нужно смириться до животного, чтобы поймать мгновение жизни – изобразить – это уже дело кабинетное. Тайна в том, чтобы поймать.
Путь мой правильный, но беда моя в чем-то другом: нужно узнать, отчего я с таким трудом достигаю так мало, что вижу в достигнутом только ничтожную часть себя.