Пришвин М. М. Дневники. 1930-1931. Книга седьмая. – СПб.: Росток, 2006. – 704 с.
1931
1 Января. Вчера вечером явился Лева со своей Светланой. Мы встретили их сдержанно, и встреча Нового Года вышла немного натянутой. Сегодня отношения стали налаживаться, к тому же Лева съездил утром в Москву и, наконец, привез желанную Лейку с тремя объективами. Ведь даже ремень от футляра, тот самый ремень, который сделан из русской кожи, – чуть к нему дотронешься и чувствуешь по мягкости культурно выделанной кожи, что непременно в состав рабочих ценностей, создавших этот ремень, входит и заповедь далеких от нас поколений: чти отца и матерь твою. И, конечно уж, ремень этот сделан на большой современной фабрике, но рабочий, который сидел над ним, потомок ремесленников таких же, как наши кустари, и когда до его быта дошла разрушающая ремесленный быт сила крупной индустрии, то <2 нрзб.> рабочий унаследовал от отцов любовь к труду ремесленника, способность ремесленника все условия принимать близко к сердцу, отчего в крупной промышленности, ему чужой, он работает не совсем как чужой.
Америку начинали тоже не безродные люди.
Итак, вопрос: семья или колхоз.
2 Января. Молодые поехали к теще, Саре Абрамовне. Осадок в душе остался неважный: Лева, этот вчерашний женофоб и мужественный путешественник, при матери сажает ее на колени, пощипывает, потягивает – отвратительно! Физической распущенности медового месяца вполне соответствует и умственная, напр., он высказывал желание поступить в Геолог. институт, чтобы с ней не расставаться, и т. п. глупости. Я направил ее и его к обычным их занятиям, но не ручаюсь, что они, сделав послушную мину, не убегут на Сандвичевы острова.
Учился снимать теле. Сразу же вышло хорошо.
3 <Января>. Мороз с ветром, – это характерно для нынешней зимы. А солнце... Но снимать невозможно.
Смотрел музей Краеведения. Неплохо. Заведующий рассказывал об антирелигиознике Гамзе: как он сговорился с попом объездить всю страну с диспутами, поп за Бога, Гамза против, а денежки пополам.
Были Кожевниковы, и там мы решили, что Великороссия с ее русским языком – дело культуры, а не политики, так же как и семья, и что бояться за это нечего.
Потом приходила жена Каманина, настоящая женщина в противовес щуплой Светлане. И тот вопрос, который поставила мать Светланы (женщина – родильный аппарат), свелся к здоровью физическому и душевному...
Евреи – это вырождающийся народец, разлагающийся на бесстыдно-серых практиков жизни и мечтателей...
4 Января. Много всего говорится между нами, и большую часть сказанного мы ни за что считаем, но если завести канцелярию с секретарем и машинистками, то довольно двух простых болтунов, чтобы канцелярии было дела по горло и... зависит оттого, как смотреть – важного дела. (Хорошо сказать на суде, или в ГПУ на допросе).
6 Января. «Злая метель» – это значит сильный ветер в мороз, когда в -10° мороз хуже, чем тихий мороз в 50°. Теперь у нас продолжается эта злая метель. Лева со своей Светланой прибавили в наш общий холодец еще несколько ведер тоски. Правда, ведь не железные же мы: столько всего!
7Января. Рождество. Ночью ходил с Павловной в хлев проверять, не телится ли корова. У коровы очень тепло, вся стоит потная, сама собой топит. Н. И. Савин говорил, что в Смол, губ., там, где вырубили леса и топлива нет совершенно, крестьяне корову держат в избе и так согреваются.
Этот хлев – все, что пришло от Рождества. Лева, напр., возможно даже со своей Светланой в Москве и не помнят, что у нас здесь Рождество.
Как быт все-таки живуч! Вот Лева увидал девицу и тут же в день-два стал ее мужем, потом прямо привел ее к матери как жену. И вот, когда за обедом выяснилось, что они даже не расписывались, то стало еще обиднее. Между тем сам-то я... И вообще может ли прибавить что-нибудь «запись». В чем же тут дело? Кроме негодяев, конечно, все, сходясь с девицей «по любви», чувствуют себя в сфере большого естественного права (сама же мать природа благословляет!), и если на пути стоит стесняющий быт, то долой его! Так что устремление к естественному порядку очевидно свойство не одной французской революции...
Так с одним сыном.
Но вот Петя, который до женитьбы два года ухаживал, потом было пари с семьей и, наконец, явилось приданое, т. е., Зоины вещи, которые скоро смешались с нашими так, что граница между ними исчезла. И вот теперь часто я через эти вещи вспоминаю истинно по-родственному хорошо Зою, совершенно своя. Мало того! родители Зои совершенно же чужие мне (полицейский пристав!) и то через Зою в родстве становятся, т. е., я чувствую внутри себя как бы некий долг в отношении к ним, вернее сказать, что старики эти – не пустое место в моей жизни, просто <1 нрзб.>, как в воздух туда не ткнешь. Так что через вещи кое-что передалось, нет! оформилось чувство родства.
Так вышло – через одного сына получил родство с полицейским, через другого с евреями. Написать роман – скажут, придуман.
Решил Леву командировать в Ленгиз. Денежные дела видимо скоро наладим. А тоска грызет неустанно, просто замираю в тоске. Лева сильно прибавил своей «женитьбой».
Между тем положительно он хотел нас осчастливить. Его «инфантильность», по-видимому, начинает переходить в простое легкомыслие.
Вычитал у Фабра, что он делает свои метеорологические наблюдения, избегая инструментов. Фабр, видимо, не даром смотрел всю жизнь на жуков и ос, от них он, видимо, получил бережное отношение к инстинкту: действительно, зачем термометр, если для своих опытов достаточно узнавать холод и тепло «по себе». Совершенно так же, как очки, ведь только в крайнем случае мы их надеваем. При пользовании инструментом мы обыкновенно приучаемся не «обращать внимание» на непосредственное воздействие среды, утрачиваем корректив «по себе», и вот начало той страшной силы, которую называют по-разному, то схоластикой, то бюрократизмом, то автоматизмом и т. п.
Вот говорят: «нам необходимо повидаться». Это значит, что надо отбросить всех посредников общения (всякие термометры, письма, телеграммы и т. п.) и обратиться к свидетельству цельной личности. Я думаю, это и есть истинный смысл того, что называют революцией и по Руссо и Толстому «природой»: люди повидаться хотят и на это ссылаются то как на «смысл», то как на «естество» и т. д. Бросают Бога, церковь, быт, потому что раз свидание, то зачем все эти посредники. И если эти посредники мешают свиданию, то надо разбить их...
Так я понимаю происхождение революций из необходимости личного свидания между людьми.
(История <1 нрзб.> стены). Мы разгораживаемся.
1. Сегодня утром наша Червонка при входе к ней нас в стойло первый раз за все время не встала: по всей вероятности через несколько часов отелится.
Революция как желанное свидание между людьми.
Женщина говорила, что когда ребенка отнимают от груди, то это все равно, как если потом он взрослым покидает дом: это первое расставание матери с ребенком.
Вы, молодые люди, плоды революции, при своей большой государственной «нагрузке» можете иногда вовсе и не считаться с тем, из-за чего собственно ваши и наши отцы начинали революцию. Правда, практически это и не всегда нужно.
Был возле Вифании, где теперь поместился «Птичий трест», вздумал снять храм с большими синими куполами, пять куполов, и на каждом вместо креста обрывки флагов. Когда я снимал купола, старая женщина с больными глазами. «На память снимаете, – сказала она. И вздохнула: – Тяжело!» Я спросил: «А что теперь внутри этого храма?» Женщина изумилась: «Да разве вы не знаете?» – «Нет!» – сказал я. Она подошла ко мне вплотную, наклонилась к уху и прошептала: «Куры!»
9 Января. Продолжение о «Свидании».
– Да, страдание огромно (кресты без конца) но, конечно, свидание происходит, строится невидимый град и растет.
Поездка по стране для собир. лит. мат. 1100
книги 400
Поездка по лит. делам в Москву 400
Ежедневн. расх. 600
Расход по фотограф, и иллюстрации
своих сочинений... 900
Оплата... секретарю 600
Машинопись 300
Книги 600
Канц. принадл. и ремонт мебели 300
10 Января. Завтра отправляю Леву в Питер.
Сегодня: 1) внести 100 р. «аванс под инвентаризацию имущества» (мое имущество, дом инвентаризируют, так вот я аванс за это дело должен платить, – мало того! пени набежало, т. к. я не знал о постановлении Горсовета, а знать должен был, т. к. оно было где-то вывешено).
2) Получил из кассы 495 р.
3) Проверить займ (выигрыш).
4) Подать декларацию (11775 р. – 4606 расход 4000 = 6875 р.). Ленгиз 7905. 62, Федерац. 1225 р. Известия 1650.
11 Января. Отелилась Червонка. Лева едет в Питер устраивать «собрание».
Сборы в Свердловск.
У Кожевникова рекомендация квартиры.
В Москве для фото:
редол, футляр, винтик к «35», Новиков (о Свердловске), Госторг, Федерация, М. Гвардия (сдать «пауков»). Взять с собой: лейка, тел. ком., редол, 3 чашки, штатив, переписать пауки и сдать. Метр, коп. бумага.
Не доверяет Леве и хочет опереться на нас. Мы же не доверяем Леве в свою очередь. Левина задача вырвать и для себя. Леву надо научить, чтобы он для обладания устраивался в своих журнальных делах. Света – одна из тех рабочих пчелок, которые еще сохранили способность переживания любви, хотя и очень коротенькой, вероятно без обязательств. Эти советские пчелки отодвинут любовь с ее размножением куда-нибудь в глубь колхозов... Между прочим, бунт, который она носит в себе, очень маленький... Вообще от Светланы светлого ничего не остается.
12 Января. Ездил в Москву, а из Москвы приехал ко мне Фадеев (фотогр.) с женой.
13 Января. Начались письма, восхваляющие мою статью «Нижнее чутье». Да, по-видимому, вся сила моего творчества этого лит. сезона нужна была для того, чтобы дать эту статью. В будущем для понимания этой статьи нужны будут большие комментарии. Теперь она является в очень понятном окружении.
15 Января. Были у меня Таня с Наташей и муж Тани (Коншин) Семен Николаевич. Узнал, что М. Гвардия после моей статьи решилась напечатать мое письмо. Лева скитается.
16 Января. Лева явился из Питера. Там дождь, но и здесь оттепель все усиливается. С Гизом наладили: прислали 2 тыс., и получил льготу на год. В Свердловск едем около 21-го.
Итак, я тоже «ударник», тоже закрепился... поставлять свое производство в количестве (столько-то печ. листов). О качестве не может быть у нас и разговора, потому что качество вещей связано с личностью.
Поручения Леве на завтра: 1) пенсне, 2) Зиф...
17Января. Барометр упал ниже «бури», метель, пурга. Заморила вечером «Гепеусиха».
Иду вечером, слышу, какая-то старушка стонет. Кому нужна она? Ведь в ее-то положении возможна только от родных помощь. Если же социализм, то «родство» это должно распространяться на всех. (И так у наших дореволюционных социалистов и было: разрывалось кровное родство и на место его вступало человечество.) Теперь «человечество» и «родство» взято в принцип, и раз так, то, конечно же, моей старушке надо идти не к родственникам, а к «начальству». Так вот и обездушивается вся страна как бы принципиально. Возможно, такое страшное (и, кажется, ненужное) разрушение имеет значение «сжигания кораблей». А впрочем, разве можно что-нибудь понять в этом стремительном падении «жизни» и материализации «принципа» (вернее, «военизации»).
Становится все более и более невозможным жить нараспашку и доверчиво. Необходимо заботливо-хозяйственное отношение к личине своей, с одной стороны, и с другой, самое главное, установление своей линии (какою бы ни было ценой, даже в последний момент ценой личины, т. е., «жизни»).
18 Января. Шура Соколов (адрес в осн. книге), мастер по фотографии, выверил Леве аппарат и привез сюда, а Лева в Москве собирает экспедицию нашу в Свердловск.
После метели сегодня проглянуло солнце.
Лева обижается, что я к новой невестке отношусь по-профессорски. А я не могу иначе, потому что она для меня совершенно закрыта. Скорей всего это у нее от робости. Впрочем, пока она на глазах, я еще ничего, но как с глаз, то чувствую прямо неприязнь. Вероятно, она очень капризная, болезненная. Ах! вот уж выбрал жену, нечего сказать!
Размножение человека, государство и крупная промышленность – это на одной стороне; личность человека, общество и творчество – это на другой.
I. Размножение – государство – производство = цивилизация.
II. Личность – общество – творчество = культура.
Левин «брак» по заявлению, абсолютно циничный в отношении установления форм, не этим цинизмом оттолкнул Павловну, а тем только, что это «не пара». Вот эта легкость, с которой у нас в русском народе сбрасывается «форма» и вещь рассматривается по существу (пара или не пара?) нечто действительно ценное в революции: как будто мы подходим с открытыми глазами к существу вещей...
... И вот еще сверкает игрушка-Европа на весь мир своей -культурностью, затянутая в сюртуки, украшенная белыми воротничками и манжетами. А там на востоке...
«Поневоле соглашаешься» – есть такое выражение, когда хотят сказать, что какие-то события выросли как бы вне нас, предстали нам как факты и заставили с ними согласиться. Так вот, сопротивляясь насилию революции, «поневоле соглашаешься» и «приходишь к убеждению» во многом такому, чему непременно бы сопротивлялся вначале.
Сегодня на рассвете я молился о продлении людям радости на земле (посредством приобщения их к творчеству жизни).
христианской культуры стало бессмысленно жить. И вот эта необходимость продолжать ту войну и привести жизнь современную к относительной ясности и прочности является единственным смыслом нашего мрачного жестокого существования. И вот, что если и в этом тоже мы действуем лишь «под предлогом» (сознательно или бессознательно), а на самом деле весь спор лишь в том, чтобы тем или иным путем (как Америка, или как колония) 1/6 часть земного шара <1 нрзб.>, как агент к современной цивилизации. Что, если под предлогом...
19 Января. Тепло стоит, только не тает. Ходил с N на Виф. пруд. Этот молодой человек был воспитателем в Детдоме. Начал с того, что составил из ребят свою партию, а потом и всех подчинил: заставил, напр., умываться. Откуда взят прием, из деревни (родовые группы) или из партии РКП, или же это правило всякой общественной деятельности? Новое тут только чрезвычайно раннее постижение этого коварного закона господства. Вспоминал Петин опыт, полагаю, что учат все три фактора: 1) деревня, 2) школа, 3) пример комсомола. N говорил, что у него будущего нет: «какое будущее, если с каждым годом уровень развития учащихся все ниже и ниже».
– А комсомольцы? – спросил я.
– Те, – отв<етил> он, – знают только «я» да «я», у них ведь «делячество».
Итак, делячество (ферайн 1 анархистов).
Подал заявление в Музей о своей комнате и представил глухарей и <1 нрзб.>с рассказом «Птичий сон». Вечером на муз. заседании.
Как было у Ефр. Павл. Больше всего хотелось бы ей, конечно, чтобы Лева в церкви обвенчался, но он не стал по-церковному. В таком случае записался бы... Но он и записываться не стал. И Е. П., не отвергая даже такой брак без записи, она сказала: «Конечно, не в этом дело, если не наладится в главном, то ни церковь, ни запись не удержат». Итак, Е. П., и, конечно, все неглупые люди, устраняют и отношения церкви и гражданские отношения, имея перед собой факт основной, «самое главное». Не будь личных обстоятельств и революции, то, возможно, они бы могли «самое главное» заменить церковным и т. п.
Что же это такое «самое главное»?
Конечно, лад (любовь).
Итак, в революции лад как «естественное состояние» выдвигается на первый план, и во имя этого лада отбрасываются все легенды.
Но... лад это счастье, а счастье случайно. Между тем на одного счастливого (даровитого, нравственного и т. п.) приходится 99 бездарных, которые устраиваются собственно не по ладу, а по примеру счастливых ладных. Этот пример среди бездарных начинает мало-помалу быть как правило, и так устанавливается быт, в котором уж не видно лица подавшего пример и самый пример стал легендой. До поры до времени быт держится, начинаются «устои», а потом все летит, потому что легенда сильно расходится с «жизнью».
Итак, революция есть действие жизни, и первое строительство после революции происходит на основе естественного лада, который мало-помалу превращается в быт.
Этот «лад» распространяется не только на семейные отношения, но и на групповые...
20 Января. Вечером приехал Лева, деньги получены от «Достижений» и 23-го (в пятницу) мы едем в Свердловск искать достижения. Письма написать: 1) Карцеву, 2) Малишевскому, 3) оставить здесь бумагу.
21 Января. Продолжается теплая погода. День почти солнечный, все завалено свежим снегом. Вот бы снимать!
Но некогда, собираемся выехать 23-го в Сибирь, билеты взяты.
Лева в бане сказал, что Светлане прием наш не понравился, что она гордая, новая женщина. А между тем «новой» женщине 18 лет и она только что окончила семилетку. Глупо и смешно, а немного и досадно, как бывает, когда приходится есть рыбку, наполненную, хотя и неопасными, но бесчисленными мелкими костями.
Эта история со Светланой последнее доказательство эротического происхождения поэзии, последняя чаша, но если тепло и светло возле печки, то зачем же еще лезть в печь...
«Крестьянский писатель» Каманин рассказывал о тех чудовищных антихудожественных требованиях, которые применяются к крестьянским писателям, – что, напр., «аксаковщина» (вероятно, понимаемая как созерцание природы) является преступлением. С другой стороны, легко и дурачить «начальство», против аксаковщины, напр., довольно было сказать, что ведь Аксаков убивал дупелей и ел их, значит, не был только созерцателем. Вся эта эстетическая принудиловка верней всего происходит по традиции от Чернышевского и друг, революционеров-марксистов вплоть до Ленина. Что-то вроде Спарты.
Кто вырос в маленькой семье, тот гораздо больше имеет шансов сделаться эгоцентриком, чем кто вышел из большой семьи.
Рассказ о необходимости.
Все больше и больше начинаю не любить либералов, выдавших нам облигации займа «Свободы». Мой путь теперь возле забора, который устроил я шесть лет тому назад, чтобы мои собаки не мешали соседу моему, живодеру, резать и драть лошадей.
<Без даты.> Деревня Самоцветы. Деревня на камне, которым жили долго (пепельницы делали).
Представление об Урале (геологический рассказ).
Хлеб родился в Самоцветах, и пепельницы делали. Но вот что переменила жизнь, и все бросились на строительство (история об алмазе).
Геологию передать рассказом об алмазе и вместе с тем изобразить все богатство Урала (железо и друг.).
Соединение завода с лесом: брали дрова, торф и песок. Может быть, карьер дошел до Кира.
Пока пропадал, отец с лошадью переехал на завод (постепенно переходил в рабочие).
Представить строительство как войну с косными силами природы, а через Кира завод как продолжение <1 нрзб>
Увалы. Краюхин увал.
– Под Маяковой сланью, на Филькиной гари, у Кедрового ключика.
Каменистый увал известен под именем Ульянова кряжа.
Дорога шла бортом россыпи.
Старинные постройки, как попало, как строились по лесным дебрям.
Каменная церковь, выстроенная каторжниками во вкусе Растрелли, «Узенькое воскресение».
«Заниматься золотом».
Есть озера на Урале, издали посмотришь, вокруг, будто посыпано маком – тысяч десять серых домишек, церковь, конечно, корпуса и трубы завода, и все это вокруг озера с жилищем тысяч людей, ни село, ни город, а просто Завод. Есть что-то обидное, на мой взгляд, для человека в этом названии: когда говорят город, село или деревня, то хорошо ли, худо ли, но думаешь все-таки о самом человеке и спрашиваешь, услыхав название, например, Тула – «чем в Туле занимаются?» Пусть ответят, что в Туле делают ружья и пряники. И тогда чувствуешь себя удовлетворенным, кажется, захотели люди и стали заниматься по своему вкусу и желанию кто ружьями, а кто пряниками. Но когда скажут «Завод», то у меня, по крайней мере, складывается при этом так, что люди тут, как икра для магазина, не для себя, а для Завода. И это действительно так было на Урале, где заводы обслуживались крепостными и каторжниками... (описание).
Но, конечно, редкое озеро на Урале обсыпано домиками, берега огромного большинства бесчисленных озер до сих пор еще необитаемы, и часто можно видеть, как медведь, поев в лесу чего-то возбуждающего сильную жажду, долго лакает у берега и в тихую погоду далеко пускает круги. (Медведь съехал на заднице – это внутрь.) На одном высоком увале есть озеро, откуда видны сто одиннадцать озер! На этом волшебном месте я думал о тех несчастных людях, про каторжан уральских заводов: поднять бы их теперь, посмотрели бы они теперь на заводы-втузы, рассчитанные так, что малограмотный рабочий, поступая на работу, уделяя два часа на занятия, через восемь лет делался бы инженером. А ведь тот же самый Урал, те же старые разветренные горы, неиссякаемый источник золота, платины, драгоценных камней, руды железной и руд металлов цветных.
людей, которые поют былины, петые тысячу лет тому назад в Киеве при дворе князя Владимира. И на Урале до сих пор живут люди, которые молятся не тремя пальцами, а двумя и думают, будто царь Петр был антихристом.
А Уралмашстрой, этот гигантский завод-втуз, где сейчас десятки тысяч людей создают новую жизнь. Всего год тому назад тут ведь лес был, и какой лес! Инженер и бухгалтер, ныне работающие на постройке завода, теперь уже похожего на город, расскажут, как они здесь прошлый год собирали грибы и заблудились. Теперь от леса на месте постройки остались там и тут лишь жалкие клочки... Рабочий поселок теперь уже – это целая улица каменных многоэтажных домов. И ни одного деревца второпях не оставили на утеху будущего нового человека. До того неудержимо вперед стремится новый человек, что в этом чрезвычайном усердии беспощаден к прошлому, к лесу.
Но что значит площадь в какие-нибудь десять километров, посмотрите, вокруг всего нового строительства синеют леса. Пройдите к этому лесу, и вы увидите там нарытые землянки, между стволами сосен курятся дымы, бродит корова, валяются сани... В этих землянках живут те, кто приехал сюда из деревни с лошадью зарабатывать себе на постройке. Неурожай, разорение, крайняя нужда пригнали их сюда, и большинство, работая, не верят, что завод когда-нибудь выстроится. Среди них даже есть старые раскольники или староверы, предки которых убежали сюда, на Урал, еще в то далекое время, при Петре, когда на них обрушились жестокие гонения за веру. Этим людям, впитавшим в себя с молоком матери ненависть ко всему, исходящему от царя-батюшки, нельзя было жить даже в тех лесах, где прошла цепь землемера, слуги Антихриста. Мало-помалу, однако, пришлось со многим [смириться?], и вот пришел Машинстрой, где люди не только не староверы, но даже и совсем Богу не молятся. Очень плохо, последние времена настали, но ведь примирились же деды с цепью Антихриста, и с чем только не примирились. А внуки в трудный год, когда есть было нечего, запрягли лошадей, забили избушки и поехали на Машинстрой. Среди этих людей, совсем поневоле участвующих в новом строительстве, поселился также в землянке кержак Ульян Беспалов из деревни Кедровый Починок, в этом году весной в лесу у него пропал маленький сын. Об этом и будет этот рассказ.
<На полях:> Возможно, что дальше следует прямо встреча мальчика со Зверевым, а начало на стр. (8). От Зверева он узнал и о Кабаньей голове. В этой главе (2-й) география и завязка.
3-я глава: Коровий Починок. Сцена с отцом.
4 – Начало весны. Страстное. Мелочи уходят и... к Кабаньей голове.
5. Машинстрой и мужики.
Деревня Кедровый Починок очень старинная, и это сразу видно по стройке, потому что дома были <1 нрзб.> как попало, как строились в глубокую старину беглецы- староверы. У Кедрового ключика начинались золотые россыпи, но в Починке золотом не занимались, считая его источником греха на земле.
Вначале первые кержаки это принимали по своей вере, но потом убедились на примере, что золото и драгоценные камни приносили людям не радость, а горе. За много лет у них не было примера, чтобы нашедший клад через это богатство стал бы счастливее.
Сама деревня стояла на пластах горного хрусталя, из которого в другом месте крестьяне делали вещи и хорошо жили. Кержаки занимались только земледелием, и если рожь вызябала, работали корзины из береговой ивы и кое-как перебывали год, продавая корзины в город (узел Урала). Самоцветы.
Семья Ульяна II.
Кедровские дачи из конца в конец кипели промысловой работой. Не было такой речки или ложка, где не желтели бы кучки взрытой земли и не чернели заброшенные шурфы, залитые водой (Мамин-С<ибиряк>).
Во мху Лохань.
Стихия мха.
Рассказ Мох.
Кобылья голова.
С весны (отрезаны водой).
Собака Бьюшка (с тока тетеревей).
Бьюшка вытеснила из трясины кроншнепа.
Шахта: добывали самоцветы.
бывает маховик такой великий, что если на досуге станешь сам возле такой машины и смотришь, как он вертится, в особенности, когда представишь, что зацепился за что-нибудь в нем и он потащил: ведь он совсем неумолим. Еще думается, так и луна ходит и все планеты, так и весь мир – все это по-своему идет и нас не касается. А когда после этого увидишь динамо<машину>, которая во много раз сильнее этого гиганта, то никаких мыслей о движении мира не возникает, очень уж мала! <5нрзб.> Да, лишнего чего-нибудь, о звездах, в голову не приходит при виде этой машины и, может быть, к лучшему: не отвлекаясь лишними мыслями, ведь больше сработаешь.
Не было Совета – не видала жопа света. Явился Совет – увидала жопа свет.
Чисто мужицкое.
Сюжет.
Мальчик Кир, сын кержака на Урале, нашел изумруд, который отец зашвырнул (думая, что он украл). Мальчик ушел... и пропал. Пробрался на Кобылью голову и тут бы <2 нрзб.>. Год вышел зяблевый, хлеб повымерз, яровые... Отец (кержак) поехал на Машинстрой и поселился в землянке. Это был Иван, а за ним другие и [много?] Иванов. Строили завод и дошли до нужды в торфе... Разведка экспедиции, и карьер привел к месту, где был <1 нрзб.> мальчик. Его спасли и привезли на Завод. Отец с сыном встретились.
Оба сильные люди (отец через веру отцов), сын – через природу. Тон рассказа: война за человека, вместо войны с человеками. Война за человека.
Ульян был как дуб с оббитыми сучьями: три сына погибли на войне за царя, а один, партизан, погиб за Советы. Война оббила дуб, и остался он с маленьким сыном и женой. Он еще не был стар: 50 лет – не старость для уральского кержака.
Спор из-за камня. Красота камней породила охоту за счастьем (как Н. И. Савин). Весь рассказ Зверева сюда (и как муку привез) <Ульян – от помора – певца былин.
Весна перестоялась: по насту до Кобыльей головы.
Рудоносный Урал (средний).
Север пустынного Урала (возле океана) – равнина, забросанная обломками скал.
Кобылья голова выпятилась восстанием гранитов и порфиров, взломавших собою послойно-кристаллические породы. Продираясь наружу с большим или меньшим усилием, в иных местах они взбугрили их, в других разорвали, подняли и поставили ребром. Но эта разрушительная сила была вместе и зиждущей силою: граниты и порфиры вынесли с собою нынешние богатства Урала, его различные руды и цветные камни.
Сев.
Восточный склон Урала падает в Сибирь без предгорий и там, в степи, нет забели. Там и днем и ночью при свете прожекторов работают трактора.
Летят стрепеты на места гнездований – не узнать! Сотни рабочих... и не видели стрепета, как он, свободолюбивый и неуступчивый, улетел.
Дрофа – <1 нрзб.> птица. В степи ямки с водой, трактор <1 нрзб> заедет. Тут и дрофы приладились.
А с Урала все тронулись на Машстрой.
Цветные камни
Давно ли было всем так, что только южное солнце дает цветы. На севере больше цветов. И еще предрассудок, будто цветные камни рождаются тоже под влиянием южного солнца. Теперь оказалось, что на мрачном Урале больше цветных камней, чем на юге, и что даже такие неповторимые в мире камни есть, как александриты и проч. И когда все это оказалось, то стало всем простым людям на Урале так, будто в этих камнях сама неповторимая вечность.
Но теперь химия, достигая температуры плутонических сил в лаборатории, делает то же самое, что делал когда-то Плутон. Бог Плутон работал на царей. Химия работает на всех. Как бы в раздумывании остановилась новая власть перед этим делом. И все прекратилось... Но Зверев... Встреча мальчика со Зверевым.
(Ударник 50 лет).
Перстень – знак отличия патриция от плебея.
Браслеты: зарукавья, запястья.
Монисто – ожерелье (из жемчуга, бус и т. п.).
Екат. II – век бриллиантов и цветных камней (дарили алмазы).
Драг, камень – это орудие внешнего отличия.
Плутонические силы земли.
1) Не было бога Плутона – это люди воодушевили так безличные силы внутренние огненной Земли. И плутонические силы эти, создавая алмазы, рубины, изумруды, сапфиры так, что камни эти стали похожими на кладовые света, а значит, и нашей вечной радости – никак не могли думать, что эти кладовые радости сделаются орудием внешних отличий между людьми. Все эти силы..., и на Урале семилетний мальчик Кир из деревни Кедровый Починок с восточного склона Среднего Урала свою страсть к поискам камней получил... прямо как бы из рук самого бога Плутона. Как всегда началась искательная страсть с пустяка...
Алмаз укрощает ярость и сластолюбие, дает воздержание и целомудрие.
В небесно-голубой бирюзе (сохраняются?) отражаются былые ясные безоблачные дни, вся минувшая радость.
Арабы камни считают звездами.
Алмазный, рубиновый, сапфировый, изумрудный трон Великого Могола. Горному делу и культуре драгоценных камней у нас положил начало Петр I.
Алмазная мельница Петра I в Петергофе.
В 1755 г. в Екатеринбурге шлифов, фабрика.
Индия – алмазами, Бразилия – алмазами, Цейлон – сапфирами, рубинами, Перу – изумрудами, Египет – яшмой, хризалитами, Китай – <1 нрзб.>, Персия – бирюзой.
Урал – топазами, каких на свете нет – синие топазы, малиновые шерлы, фианиты, александриты. Но алмазов на Урале мало. Но может быть еще есть и такие, каких на свете нет?
Уральские камни в пегматите (<1 нрзб.> гранит) отдельными гнездами, или свободн. кристаллами в жирной глине, или приросшие к породе.
Близость ур. камней узнается по увеличивающимся кружкам и более правильной кристаллизации сост. частей гранита, причем дымчатый кварц попадается большими кристаллами, «смолянами». Эти правильно образованн. <3 нрзб.> над пустотой, где – топазы и аквамарин.
Буро-красный венис и черный шерл в виде лучистых скоплений («кустов») сопровождают топазы и аквамарин.
Аметисты вместе с горным хрусталем тоже в пустотах, прикрепленные к кварцу.
Изумруд, александрит и фианит – их месторождение – бурый слюд, сланец, который часто выходит на поверхность земли и так может быть найден.
Изумруды часто на поверхности земли между корнями выворотня.
Самый большой 101 У4 карат. Наш 20 карат.
23 Января выехали в Свердловск и вернулись 23 Февраля. Целую неделю по возвращении хворал (кашель, насморк и пр.) и отпечатал всю фото-работу.
«дело» в том смысле, как сложилось во мне понимание дела под влиянием жизни родного мне самого купеческого города Ельца («в Елец, к образованным купцам!» – Чехов). Поистине дела в Ельце относились прежде всего к личному поведению «делового» человека, напр., что копейка рубль бережет, что по одежке протягивать ножки и т. п. Благодаря такому нравственному кодексу создавались такие огромные, миллионные дела, как напр., махорочная фабрика Романова, подразумевавшая всем нам известного Никона Иванова, который в слободской трущобе, в «каменьях» начал свое дело, кажется, с починки гармоний. Биография таких замечательных людей была для нас как бы житиями святых, направленных в сторону земного стяжания. И вот отсюда вытекало понятие «дела» как мрачного подвига. Мы <2 нрзб.> молодежь, были <1 нрзб.> революционерами и очень издевались над всей этой нравственностью купеческого Ельца. Но отрицая, мы ведь необходимо имели перед собой предмет отрицания: купеческий быт с его «делом». Такое деятельное отрицание есть длительный процесс, в котором, конечно, бывали минуты сомнения. Да и как не сомневаться при <1 нрзб.>, если их «дело» как-никак, а дает реально всем необходимые материальные ценности, а материальные результаты нашего дела теряются в тумане отдаленнейшего будущего. И вот когда теряешься, бывало, в сомнениях, то встает из недр родового прошлого как необходимость, как неминучесть и смерть и вечность, и роковой голос слышится: «Надо делом заниматься, а не утопией».
В катастрофический момент борьбы с «делом» занятие литературой было для меня истинным спасением: ведь это не было «дело», скорее наоборот, а между тем посредством этого «не-дела» можно было жить. Я уверен, напр., что мое стремление к реализму и даже больше – к физическому <уплотнению?> слова происходит субъективно от борьбы с елецким «делом»: посредством физики слова добиться тех же результатов, каких добивались купцы производством реальных ценностей.
То, что я увидел на Урале, существует, конечно, и в Москве, но я не могу это в Москве видеть, потому что я хорошо помню вид филипповских калачей, расстегаев. И не только одна память прошлого не дает в Москве ясно видеть новое: как бы то ни было, Москва является все-таки тылом в отношении передовой позиции строительства Урала и Юга, а в тылу все равно <1 нрзб.> дело о войне с немцами или с косными силами природы. Только на Урале я понял посредством глубокого чувства, что новое строительство значительно именно тем, что это строительство – не-дело в том смысле, как далось мне это понятие, что истинно железные люди, которые стали во главе этого строительства, только потому и стоят, что совершенно отрицают старое «дело».
Ближе всего это не-дело к войне, потому что, во-первых, как на войне тут действуют массы. Вагоны переполнены, вокзалы набиты людьми из разных, часто отдаленных краев, и все эти, прямо сказать, народы находят себе место, мало того: их не хватает. Точно так же, как на войне, отправляясь на позиции, бывает, встречаешь множество обратно идущих людей, которых называли самострелами или «пальчиками». Так точно и теперь много летунов, которые пришли сюда в лаптях, а уходят в сапогах. На Урале, например, как нам сообщили....
Тысячи иных признаков... Мы шли по месту, где прошлый год один инженер заблудился в лесу. Теперь тут от всего леса среди целого города кое-где торчат забытые деревья, и их вид живо переносит к каким-то, когда-то, где-то виденным деревьям. Мало-помалу тыловая психология переменяется, и самое главное это в том, что вдруг как бы исчезают неприятные лица: становятся все хороши...
получится то же, что и у нас в тылу. Но в том-то и цель, что <1 нрзб.> передового фронта, скорых и важных событий, как на войне быстро перемещаемых людей
Это стремление вперед так огромно, что будущее становится реальней настоящего. Ведь это верно, что инженер еще прошлый год здесь заблудился в лесу. Теперь тут город, а лес стоит вдали. Но какой это лес, ведь он обречен, его завтра не будет, этот лес почти нереальность. Зато вот механический цех, которого еще нет – он реален. После того мы осмотрели все полузанесенные цеха и рассказывали о своих впечатлениях директору, он сказал:
– Это что – все пустяки, вот механический цех это действительно величина.
– Как же это мы не видели, – сказали мы. – Мы все обошли, а механический цех не видели.
Директор засмеялся.
– Так просто это видеть нельзя. Там на земле пока нет ничего.
И послал нас в комнату проекционную, где много инженеров сидели и думали над планами. Тут мы вошли в механический цех, которого нет в действительности, нам привычной. И нам тут стало мало-помалу понятным, что будущий механический цех представляет реальность большую, чем стоящий вдали лес.
Вот множество подобных впечатлений мало-помалу приводит к заключению, что все это не-дело в смысле нашего прежнего понимания. И война ведь все-таки дело – мы знаем ее... С войной сближает лишь передвижение масс, отстраняющих куда-то в потемки жизнь самой личности. Коренные расхождения наших впечатлений с войной начинались у нас, когда мы от машины перешли к человеку, который...
Первых людей мы увидели в тех остатках леса, который окружает огромное место строительства. Какой-то Иван явился сюда с лошадью и стал хорошо зарабатывать с лошадью на строительстве. Он выкопал себе землянку в лесу, выпросил тесу, стены набил стружкой, настлал пол деревянный, сам сложил себе русскую печь... Потом этот Иван вызвал к себе из деревни свою бабу с детьми, а когда вслед за бабой пришел брат тоже с бабой и детьми, за братом сват, кум и так в лесу устроилась временная деревня Ивановых. Так не одни Ивановы... Жизнь у них прежняя...
– Было очень уютно в одной подземной избушке, бабы пекли блины, и эти были так же небогаты, как если бы в окопе на передовой позиции тоже запахло блинами и бабами.
– Как вы думаете, удастся достроить этот огромный завод?
Хозяин ответил неопределенно, вроде как Пифия, в том смысле, что, конечно, удастся, если ничто не помешает, и не удастся, если будет помеха.
– Вот вы переехали сюда и налаживаете жизнь, что же будет, если завод не удастся?
– Мы вернемся в деревню, – спокойно отвечал хозяин.
<4 нрзб.>, несмотря на солнечный свет через деревья <4 нрзб.> Подземные люди, женщины с детьми на руках вылезли на свет в большом числе и вместе с нами через редкие деревья смотрели на громадную стройку.
Мой товарищ спросил: >
– А может быть, и достроят?
Хозяин с большой готовностью ответил:
– А может быть, и достроят.
<1 нрзб.> бесчисленные пневматические молотки. Скоро мы привыкли к этим звукам до того, что они стали нам как кузнечики. Огромное большинство их <1 нрзб.> возле цеха металлической [клепки?], и что удивительно было нам: тут были и бабы и мужики, били молотом, как будто это те самые виденные нами первые люди перешли сюда на клепку. Бабы стояли у жернова и щипцами подавали клепку рабочим, а те... Нам объяснили, что «первый человек» с этого начинал, но он уже не крестьянин, как первый, а рабочий. От вторых людей мы перешли к третьим и четвертым, просмотрели весь цех металлич.... с точки зрения формирования рабочего сознания... От цеха к цеху так мы дошли до здания комбината, в котором <1 нрзб.> каждый «первый человек», уделяя в день два часа времени, должен сделаться инженером. Так строится этот гигантский завод в расчете сделаться заводом-вузом. <2 строки нрзб.> мы видели ясный путь от Ивановых в завод-вуз.
Только одно маленькое сомнение явилось у моего товарища:
– Значит, первые люди у вас непременно должны будут быть инженерами?
– Что вы хотите сказать? – спросил заведующий комбинатом.
– Что, например, будут инженеры знать о <1 нрзб.> эллинов?
– Ага, припуск! – ответил заведующий.
И начертил нам схему технического образования, начиная от клепальщиц, кончая инженером: начиная от мальчиков в школе ФЗУ и рабочих-клепальщиц техническое образование будет сопровождаться «припуском» знаний общей культуры человечества, этот припуск расширяется все больше и больше, так что будущий рабочий уже не будет <4 нрзб.>, а самостоятельной личностью...
Не дело...
2 Марта. Вчера в «Известиях» Толстой написал, что у нас нет принудительного труда. На самом деле принуждение есть и теперь оно приблизительно, как было с колоколами: официально нет, а на местах практикуется. Толстому будет неловко, когда появится новая статья о головокружении и перегибах. Единственная позиция возможная – это признать, что в такой острый момент жизни государственное принуждение к труду необходимо так же, как во время войны.
6 Марта. Всю неделю оттепель – это, кажется, первая за эту суровую зиму.
государство.
Процесс меньшевиков: воистину, «и покори ему под нози всякого врага и супостата».
У нас в городе отбирают коров и в объяснение этого дают ответ: «твердое задание». Отбирают у некоторых и единственную корову, конечно, сделав при этом мало-мальски приличный социал. соус, вроде того, что хозяйка продавала молоко. Насколько это <1 нрзб.> удар и коварный! ведь прокормить в эту зиму корову (10 р. пуд сена) истинно геройский подвиг, и вот как раз в то время, когда определилось, что прокормим, ее отбирают. А в деревне все время так. И эта другая сторона героической картины строительства.
Итак, если тебе получшеет, то знай, что, значит, кому-то похужело, вроде как бы отобрали корову у кого-нибудь, чтобы ты пил молоко. Ты можешь радоваться бытию при условии забвения ближнего, ты можешь, впрочем, жить идеей, т. е. самозабвенным участием в творчестве будущего нового человека.
Определилась физиономия крестьянск. писателя: все свое делают на людях (деревня)...
Существующая жестокость – это вышло из деревни, это жестокость физическая.
Свет и тьма.
Можно до того приспособиться к работе в потемках, что чувство недостатка в свете исчезает и, даже напротив, такое может статься, что во тьме достигнутый навык при свете теряется и отличный мастер на свету делает негодные вещи. Так было в Сергиеве в 1923-м году с одним токарем, которого за примерное поведение, трезвость, честность, сердечность и большой практический ум выбрали народным судьей... Куда тут допотопные рассказы о находчивости царя Соломона. Если бы походить по городским слободам и записать переходящие из уст в уста рассказы о суде бывшего токаря, да книжку бы изучить, то, наверное, скоро бы забыли царя Соломона и, по крайней мере у нас в СССР, в соответствующих Соломону случаях, помнили бы Данилу Кондратьевича Поташенкова. Так прошло семь лет, равных по ходу событий и человеческих переживаний семидесяти обыкновенных лет. Поташенков за это время до того утвердился в своем призвании народного судьи, что отдал даже какому-то токарю-пьянице свой токарный станок со всеми инструментами, и тот все это вскоре пропил. Случилось, однажды приехал к нам в С. какой-то большой прокурор, чуть ли не сам Крыленко, и пошел из любопытства в народный суд. Конечно, сразу же Крыленко понял, что в лице народного судьи Поташенкова имеет дело с гениальным самородком. Как раз в это время устраивались в Москве краткосрочные юридические курсы. Крыленко, видя гениального человека, работающего в полных юридических потемках, как и все мы на его месте, предложил народному судье поехать на шестимесячные курсы и подучиться. С большой радостью Поташенков согласился, поехал в Москву и через шесть месяцев вернулся на свое место. С первых же выступлений выученного Поташенкова все товарищи заметили на суде ошибки, а дальше все больше и больше. Конечно, ошибки и раньше бывали изредка, но тогда малейший намек на ошибку Дан. Кондратьевич сознавал и все исправлял. Теперь же не подступись! Не прошло и года, как Поташенкову пришлось уйти из суда. Теперь в Сергиеве днем и ночью вы можете слышать оратора, который <3 нрзб.> ругает все до основания: науку, государство и в особенности почему-то кооперацию. На площади во время учения солдат он часто в стороне [делает?] то, что велит командир и смешит публику и..., шут какой-то и в то же время... Жалкое существо, я его часто видел и всегда при этом думал о так называемых «темных» людях, в <1 нрзб.> своего сердца, которое заменил им свет ученого разума.
«Семейная жизнь» его, по-видимому, вполне ад. Но пережить это надо. Только бы не вышел калекой.
Нет, не только иностранцам, но и плутам хорошо в Сов. государстве, считаю также, что и писателям.
Но до плутов, наверное, скоро дойдет, будут гнать, как бы не дошло и до писателей. Труднее всего мужикам. А рабочим тоже очень хорошо. Итак, страдающие – мужики и большая часть интеллигенции.
Весь идеализм собрался на строительстве заводов, надо бы колхозы посмотреть, притом <1 нрзб.> Тут ключ ко всему.
А выстроить могут...
Ночью приехал Лева и объявил, что со Светланой (гнилушка!) они разошлись. Таким образом, сын разрешил мой личный мучительный вопрос: «что бы вышло, если бы я воспользовался первым девичьим замешательством моей Светланы и таким образом основался на совершившемся факте». Теперь ясно, что совсем не в этом дело, ничего бы это не закрепило, но песня моя об Ине Ростовцевой осталась бы неспетой. Но нет! мне предназначена была эта песнь и потому явилась недоступная...
10 Марта. Весна света в полной силе, по утрам морозы трескучие, днем непременно на каждой елке увидишь много светлых капель. Красными зорями краснозобые снегири токуют густым баском. Много снимаю в лесу.
Скорая любовь.
Выясняется, что все произошло 11 Дек. внизу на коврике возле горящей печи. Они выпили немного за нашим хорошим ужином, прошла минутка – и вдруг... Он сразу объявил себя мужем и таскал ее по родным. Она же постепенно как бы в себя приходила и начинала чувствовать оскорбление. Через месяц они разошлись, потом через месяц сошлись и совсем разошлись. Так было и с ее матерью, тоже и та сошлась, даже родила, не войдя во вкус любви, разошлась, когда девочке было четыре месяца, и вся жизнь прошла, как бы девичья. Почти бесплотное зачатие.
Началом весны я считаю, когда где-нибудь на лесной полянке с южным склоном отяжеленная смерзшимся снегом еловая лапка до того обмякнет в полдень на солнце, что на хвоинке явится блестящая капля воды. Скоро эта капля в тень попадет и замерзнет, но всякий солнечный день в полдень к этой капле будет прибавляться еще, и так в лесу на елке мало-помалу вырастет сосулька, потом другая, третья. Случалось видеть елочку сверху донизу на южной стороне украшенной такими блестящими игрушками, так радостно манящими, что хотелось позвать сюда детей и показать. Февральская городская сосулька на желобах тоже, конечно, прекрасна, но те в лесу на елке много лучше, потому что и елки же намного лучше, чем желоба.
Я так оглушен окаянной жизнью Свердловска, что потерял способность отдавать себе в виденном отчет, правда, ведь и не с чем сравнить этот ужас, чтобы сознавать виденное. Только вот теперь, когда увидел в лесу, как растут на елках сосульки, вернулось ко мне понимание возможности обыкновенных и всем доступных радостей жизни и вместе с тем открылась перспектива на ужасный Урал.
Наш семейный праздник откладывается на 22 Марта (воскресенье).
12 Марта. Оттепель. Метель.
– мужики теперь самые настоящие только в вагонах.
Некоторые говорят, что пятилетка удастся, и большевики выстроят фабрики, но эксплуатировать их они не будут в состоянии. Это последнее слово контрреволюции. Впрочем, конечно, нам, воспитанным гуманистам, чрезвычайно трудно представить себе самую жизнь в социал. городе. Ведь и с этим чисто материальным строительством нам трудно мириться, когда оно проходит под тяжестью всего государств, пресса. Мы же видим, как нравственно низка молодежь, значит, принуждение и там будет в области духа, значит, дойдет до последних тайн личного человека, все будет вскрыто.
Вот сейчас кулаки Карасевы после 13 лет борьбы сдают позиции, поняв, наконец, что большевизм не исчезнет не сегодня-завтра. 13 лет они этой надеждой жили и боролись, чтобы теперь признать борьбу эту напрасной. Точно то же, по-видимому, происходит и с «гуманистами».
На этих позициях строительства, как на обыкновенной войне, люди мало и все меньше и меньше смеются. Но нельзя это назвать и трагедией, потому что не «иная» жизнь, которой разрешается трагедия, является целью этой борьбы, а та же самая наша материально-мещанская, чисто земная, только с иным производством и распределением.
При чем тут искусство? Да, было время, когда нужно было искусство и мало художников! была потребность в блаженных всякого рода, людях как бы абсолютно лично бескорыстных. В доме ветеранов революции до сих пор жива <1 нрзб.> старушка, которая 40 лет учила в деревне ребят, не будучи ни материально, ни по высокому своему образованию вынужденной к пустынножительству. Это очень яркий пример, а менее ярких сколько угодно, все они сейчас, глубоко смущенные, кое-как существуют, встречаясь друг с другом иронизируют над своим положением, говорят не «как поживаете?», а «как доживаете?» Мне думается, эти обломки большого интеллигентского фронта против царизма должны чувствовать себя несколько обманутыми: кто-то что-то получил, они ничего совсем, тогда при царизме в этом царстве земном, ни в будущем достигаемом Небесном Царстве, которое теперь достигнуто и стало тоже земным. Да, конечно, они обмануты. Когда-то был спрос на них, теперь нет. То же самое с искусством. Не только Толстой, Достоевский, но ведь я, можно сказать, вчера написал «Кащееву цепь», а если бы не вчера, а сегодня подал ее – никто бы печатать не стал. Та чудовищная пропасть, которую почувствовал я на Урале между собой и рабочими, была не в существе человеческом, а в преданности моей художественно-словесному делу, рабочим теперь совершенно не нужному...
тех, которым они сами себя искусно показали...
Иногда я подсматриваю из кустов за теми, кто вышел в пустыню совершенно один и в большинстве случаев вижу, что человек, оставшийся подчас с пустыней, занимается пустяками или гримасами; до того много я видел этого, что готов утверждать о непременной глупости одинокого человека при первой встрече с природой. И это вполне понятно, потому что сам человек в обществе оброс <1 нрзб.> чужих форм, собственное зерно его неузнаваемо затерялось в огромном чужом, и все это чужое в пустыне обращается в гримасу, и в огромном большинстве случаев оказывается, что от собственного-то зернышка, из-за которого произошла встреча с пустыней, осталась одна шелуха.
Но как я мог из кустов следить за пустынником? Представьте себе, что мог, потому что ведь каждый выходящий с пером на белый лист бумаги тот же самый пустынник, встречающий через пустыню зерно своей самости. Я беру любую книгу, и это все равно, что я из кустов, совершенно невидимый, смотрю на пустынника-автора. Конечно, нужно уметь отбросить все, чем маскируется автор, иногда чрезвычайно искусно.
Карандаш, конечно, может гораздо больше, чем фотография, но только в руках настоящего художника. Огромное же большинство художников владеют лишь внешним мастерством, внутри же люди бездарные. В таком случае, <1 нрзб.> художник, не владеющий карандашом, но отлично постигший фото-мастерство, может дать чудеса искусства среди бездарностей.
Люди на Урале.
2) Бородатый, седеющий, бывший лесопромышленник, ныне поставщик леса в Новосибирск. Переключенный на Совет. Вскрыл глубину, когда сказал, потянувшись, «как хорошо, наконец, приехать домой». Злой шутник сказал: «Так у всех есть свой домик». Испугался. «Нет, какой там домик, так просто, к себе домой». – «Не все ли равно, раз домой, значит, домик, вот вы поживите так, чтобы вам везде, на каждом месте был дом свой». Лесопромышленник, пугливо озираясь, вышел, будто до ветру, и не вернулся.
3) Военный ревизор. Из хорошей военной семьи. Служит правдой, как специалист, хотя сам вовсе не разделяет коллективистских идей. Таких очень много. И такие, наверно, немцы и американцы спецы. У них своя правда и своя неправда. Им противопоставляются «кухарки, управляющие государством».
4) Учитель-народник, лыс, неуклюж и до того привержен сов. власти, что говорит всегда, как радио. Хорош, когда начинается общий спор. Он выступает.
5) Михаил Иванович, <1 нрзб.> человек (из купцов) всегда весел, обходителен, с юмором, чай пьет с озлобленным человеком семейно, отлично умеет устроить, всем дает практические советы, все любят его.
<3нрзб.>. Художники разошлись со строителями. Тема: «Строитель и художник».
7) Переведенный из Перми в Свердловск устроитель колхозов, гориллообразный, монголовидный, длинное туловище, галифе и валенки.
8) Иван Иванович (вероятно, приставленный ко мне агент) очень неглупый, вдумчивый, весь настроен, чтобы согласиться, тогда как все 75 ждут твоего слова, чтобы не согласиться.
9) Мрачный гепеушник. Спор был из-за чая, почему членам съезда чай, а им нет. Вот тут мрачный, как баба на базаре, вы же знаете, почему нет и проч.
10) Инженер, еврей, спит с логарифмической линейкой, голова быком.
«Рабочий класс».
12) Швейцар и выдвиженка.
13) Заведующий Машстроем, из слесарей, кряжистый.
14) Директор Вис'а. До того прошел школу новой жизни и через это так поумнел, что как будто разговариваешь с вполне образов, деловым человеком (<1 нрзб.> был кажется).
15) Рукавишников, зав. цехом, вероятно, из матросов.
«Волевая установка».
17) Инженер – строитель во Втуз, городке.
18) Инженер на руднике.
19) Инженер и <1 нрзб.>
20) Два журналиста: «отталкивайтесь от Чехова и Щедрина». Другой высокомерно: «будет провинциально, надо идти от Артема Веселого с Пильняком».
<2нрзб.>, Мамин (анархист), <1 нрзб.> Кармен и проч.
22) Кавказский говорун (кровная месть).
23) Лезгин и куропатка.
24) Командированн. «по снабжению»: за тарой.
25) <2 нрзб.> с игрушками.
Еврейчик с логар. линейкой, одно плечо ниже другого, голова, как у быка, всегда вниз, ужасный акцент, ночи не спит, все вычисляет и, вероятно, вычислит.
Еврей – жаба, который спрашивал, почем в Москве масло.
Клер – профессор, подоб. Бутурлину религиозно шел к безверию и на этом пути окаменел.
Рукавишников, завед. цехом – общественное слагаемое.
маленького положения слесаря разбиты, он человек государственный, и личное его деятельное через это приобрело громадное значение. Их было таких людей много, незаметных, умных.
Я ли не знаю Мережковского, но я сейчас не знаю, в очках он или без очков, бреется ли, а может быть есть усы и что-то вроде бороды. Как странно, что ясно вижу его, а ничего внешнего назвать не могу. В этом есть моя особенность, я вижу внутреннее, а что извне, то мне нужно усилие. Вот почему я исследователь в литературе. Я исхожу от какого-то внутреннего неопределенного волнения и нахожу иногда с трудом во внешнем мире в вещах и чертах как бы совпадение... Этот момент находки и является у меня зародышем творчества. Я очень актуален и, мне кажется, я все могу описать или подыскать во внешнем мире интересующую внутреннюю. Меня же понимают некоторые, будто я учу, что, не имея мира в себе, можно найти его вне себя.
На машины в иллюстр. журналах смотреть невозможно, потому что их изображают бессмысленно-фотографически и рабочих приставляют условно, тоже каких-то автоматов, а не живых людей. Подходят к человеку от машины, фетишируют. Надо, напротив, все внимание обратить на человека, на его внутренний мир и оттуда подойти к машине.
Тов. Луч думает так: при условии общей круговой неправды в Европе и Америке (капитализма) все «грехи» внутреннего образования СССР должны быть искуплены. Через год, полтора, когда успех пятилетки и углубление кризиса за рубежом создадут уверенность масс в достижении, возможна перемена политики в сторону закрепления согласия между людьми.
13 Марта. До обеда было ясно, снимал в лесу портреты безобидных существ. Завтра, 14-го, еду на Зооферму и пробуду 15,16-17-18-19 - писать Зооферму, 20-21 Москва, Мантейфель, 22 праздник.
«Блажен муж иже не иде на совет нечестивых» (чист за отриц. качество «не иде» и блажен); это верно при условии, что нечестивые действительно вполне уж нечестивы, но если, напр., никониане и Аввакум, то Аввакум не блажен, потому что никониане при всех своих недостатках несли в себе идею универсальности и движения... Так и сейчас точно то же, церковь не спасет себя ни тем, что пойдет, ни тем, что не пойдет на «совет»...
В церкви самое дорогое – это единство, ведь книга, напр., там одна для всех времен и поколений и служба для детей и неразвитых действует огоньком и пр., а для мудрецов удивительными словами. Да, удивительно, почему же не спасла церковь от войны, столь ужасной, и еще более страшной революции?
Кир, сильный человек; идея всей вещи: человек овладевает машиной.
Сюжет:
В духовной семинарии всегда было особенно против других учебных заведений много неверующих, но в последние годы перед революцией семинаристы сплошь шли почему-то в ветеринары. Был один семинарист по фамилии Гамза, так он в безбожии всех перегнал: когда на исповеди его священник спросил: «В Бога веруешь?» – Гамза сам спросил: «А ты?» Его, конечно, выгнали, а в этой семинарии между собой потом долго смеялись: «веруешь?» – «а ты?» Вскоре началась революция, и семинария кончилась. Прошли еще годы, и десять лет прошло. В нашем городе побили колокола, разломали церкви. Остались только две, одна кладбищен. и другая... Служба, <2 нрзб.>. Исповедь. В кожаной куртке к священнику: «В Бога веруешь?» По этому священник узнал товарища.
– люди несчастные, много женщин. Введенский (обезьяна) за 150 р. получил место на левом клиросе. Весь на виду. Проходит, осеняя себя броском-крестом, и вытирает усы, целует иконы и <3 нрзб.>, опять броском и осматривает публику, наконец, глубокими...
Вместо церкви – кино.
В прежнем (церковном) строе жизни разделение людей было в материальном, в церкви же (внутри жизни) все эти люди, разделенные, соединялись, отсюда шло покаяние и т. п. Теперь в киномоторное время материально люди представляют собой коммуну, но в тайно-духовном отношении каждый коммунист, как неразложимый атом. При уравнении пищи, одежды и вообще устранения из жизни индивидуальной роскоши жизни, которая ранее была простодушным «счастьем» людей (наши купцы просто лопались от жратвы), вероятней всего аппетит людей перейдет в область власти («каждая кухарка и проч.») государственной: оратор вместо жреца, вместо воина инженер.
Хилков – обермашинист, но не госуд. человек (Витте). Характер современности дает государств, человек (не «обермашинист» или спец). Что же такое человек государственный?
1) Общее предпочитает частному в мыслях, в простолюдине как бы <1 нрзб.>, прозрел.
3) Наивно <1 нрзб.> движется лично под предлогом общества и государства. Впрочем, он может быть наголо общественным слагаемым. (Это у рабочих.)
Мои личные качества, примененные к государственному аппарату, разрастаются до колоссальной значимости и обратно проектируются внутрь меня в чувстве самоутверждения, небывалого доселе. Такой человек может развить чудовищную силу, а если их много – то вот эта сила сейчас и движет нас. Именно так: скрытая сила личности.
– радость специалиста; эта «радость» совершенно противопоставляется чувству государств, мощи, которую испытывает «кухарка», приставленная к аппарату. По-видимому, эта «радость призвания»...
Меня всегда удивляло, когда по-немецки приходилось в Германии называть своих профессоров, не просто знаменитый профессор такой-то, а плюс некий, вернее, вперед, с нашей точки зрения, ничтожный Jeheimer 2, а потом уже профессор. У нас теперь этого милостивого осенения государством ученого нет, у нас профессор просто «спец», подчиненный государственному деятелю, являющемуся хозяином дела.
Примечания
1 объединение (нем.).
2 – диалектн. нем. Правильно Geheiraer Rat, что до 1918 г в Германии означало титул: тайный советник. – Ред.