21 [Марта]. Яркий морозный день с ветерком. Полнолуние. Роскошная зимняя ночь.
Удивительно, просто невероятно! С утра до ночи Ефр. Пав. ругается на власть и, казалось, такой контрреволюционерки нет другой. Но вот вчера я сказал о Леве, что ему придется поступить в партию. – И очень хорошо, – ответила Павловна, – я разве против? Я ругаю негодяев, но причем тут партия? И очень хорошо, если Лева поступит, на его месте был бы негодяй, а вот честный коммунист будет, и сколько он добра сделает!
<На полях:> будущее в подсознании... проявляется в личностях разных открытие о войне
Вы же видите, что жизнь наша бежит и не только через год или месяц, а через неделю чувствуется перемена. Между тем, кто из нас скажет о перемене вперед. Пусть скажут, что перемена зависит от такой-то группы, и все равно в этой группе знают за неделю, за месяц, а за год уже никто ничего не скажет. Перемена накопляется в людях, в личностях и находится у них в подсознательном состоянии. Личности, однако, разные, один осознает перемену раньше, до другого не скоро дойдет. И вот если бы свободно высказываться, хотя бы, напр., в мечтах, подобных романам или стихам, то, конечно, массы скорее бы сознавали себя и жили, чем... Так было в либеральном обществе.
А в прежнем китайском «открытия» личностей считались опасными и должны были проходить через совет мудрецов, которые решали, возможно ли догадку открыть для народа, или, напротив, закрыть, забыть о ней и самому догадчику возможно скорей отрубить голову. У нас теперь жизнь идет по-китайски, причем догадчики более и более становятся в такое положение, что по множеству недозволенного им нет никакого расчета догадываться.
Вот сейчас скопилось в людях так много «неоткрытого», что каждый с часу на час ждет перемену. Коммунист обыкновенно говорит о войне и разные приводит доказательства, что посылают на Дальний Восток войска, против Польши роют окопы и т. п. Но простые граждане в войну совершенно не верят из-за того, что чувствуют великое скопление злобы и невозможность в такой обстановке начать войну.
22 Марта. Жаворонки пекут.
Электрический трамвай остановится один – и все остановятся, если кончится ток. И точно так же и быт...
После сильного утреннего мороза в полдень в лесу солнце...
Создалась та нейтральная морозно-солнечная чистая среда, в которой и яркая мысль, и яркое чувство порождают свои запахи. В лесу были из снега на пнях и елочках пасхи и куличи такие вкусные, что мне явственно запахло ванилью и сладостно мелькнула прелесть похороненного быта. Сегодня у нас Ефр. Пав. пробует испечь жаворонки. Я уверен, что у нее это не выйдет, не взойдет тесто или сгорят. Ведь быт движется силой, подобной электричеству, один трамвай остановится – и все станут, если кончится ток; вот так и быт, если внутренняя сила, движущая его, кончилась, то никакое личное усилие его не спасет.
Дорогой друг, живу так себе, стараюсь сохранить пристойность в неприличном для писателя положении. Так именно я себе представляю свое положение сравнительно, напр., с положением Максима Горького: одно неприличие! Писатель-коммунист именно должен жить под охраной фашистов и, в крайнем случае, ГПУ. Но так жить, как я, в провинции невозможно. Какая-нибудь делегатка, имеющая виды получить новые калоши, врывается в мое жилище и начинает обмеривать сотни раз обмеренную площадь, находит лишние 6 метров и предлагает добровольно впустить рабочего в мой кабинет (внизу для рабочего сыро). Сбудешь делегатку, явится фининспектор]. Пойдешь жаловаться. Председатель слушает и есть яблоко. – Бросьте яблоко! – крикнешь. Он отложит, но после того уж, конечно, ничего не сделает. В конце концов, измучишься и начинаешь сочинять письмо Сталину.
<На полях:>
– Жить хочешъ?
– Хочу.
– Ну так слушай.
И опять тихо и опять:
– Побойся ты Бога!
И сказка про белого бычка:
Жить хочешъ..
«"Насилие", как вы и "многие" понимают его – недоразумение, но чаще этого оно – ложь и клевета на рабочий класс Союза Советов и на его партию <...> На мой взгляд, можно говорить о принуждении».
Это из ответа Горького американцу, который пишет ему, что рабочий класс в СССР насилует крестьян. («Известия» № 81. 1932 г.). Теперь это «не насилие, а принуждение» обежит всю страну и, пожалуй, будет венцом славы Максима Горького.
«Святые» народники, в сущности, и породили это дитя: это изнанка их «святости» явилась, т. е. изнанка (воля к власти) давно уже показывалась и так ярко осрамила Виктора Чернова (селянский министр), но в изнанке оказались тоже слои, и это вот уже самый последний слой «заподлицо». Итак, Горький – это заподлицо святых народников. Ни Ленин, ни Сталин, полагаю, не могли бы уже потому, что за «святость» никогда и не брались. Такое дитя могло родиться только среди писателей-моралистов.
Два мужика. Луна светила ярко. Лошадь шла потихонечку. В розвальнях ехали два пьяненькие мужика. Молодой научал старого чему-то потихоньку, и, когда доходил в этом научении до какой-то вероятно последней мерзости, старый как бы громко стонал:
– Побойся ты Бога, Никифор!
И молодой тоже громко ему отвечал:
– Жить хочешь?
Молчание.
– Спрашиваю тебя, жить хочешь?
– Хочу.
– А хочешь, так слушай.
И снизив голос, продолжал научать до тех пор, пока старик опять не стонал.
– Побойся ты Бога.
И опять Никифор резко:
– Жить хочешь?
Луна светила ярко. Лошадь шла потихоньку. Тени домов совершенно скрывали идущих вровень с лошадью людей на тротуарах. Резкие тени на серебряном снегу обрывались на перекрестках, люди показывались на свету, один, другой, третий... не люди, а человек, один в лицах своих, шел, шел, и ему с улицы задавали вопрос:
– Жить хочешь?
– Хочу, – отвечал он и заключал свой договор на какую-то величайшую мерзость.
Свидетельницей была чистая луна.
<На полях:> Люди сейчас говорят, а больше молчат об одном и том же.
Лева начинает явно посмеиваться, когда при получении особенно резких известий о тяжести жизни я хватаюсь за возможность близкой перемены... «Сколько раз уже предсказывал старик и никак не успокоится». А я начинаю «пророчествовать», когда до меня доходят какие-то волны общего чувства (все говорят об одном и том же, или даже молчат об одном: говорят и молчат об одном). Но все-таки верно то, что в такие моменты большевики как-то извертываются, и перемена бывает, хотя и не та. Происходит перемена не нравственная, а просто, оказывается, жить еще можно («вышли из положения»), и тут другая волна подкатывается, тихая, черная, узкая из тумана с шепотом: и царствию такому не будет конца. Вот к примеру было только что с Японской войной – вот-вот война, а теперь явно, что нет. Молодежь-то как, было, закипела, как захотелось на войну. Нет, успокойся, нет и не будет. И весь Китай разберут и поделят на сферы влияния, и выйдет Европа из кризиса, а мы даже и петушиться перестанем.
23 Марта
Дорогой мой!
Соблазн является в виде легкости жизни, вот, напр., если это женщина, то кажется, что с этой новой женщиной жизнь будет легкой, и я успею с ней хорошо пожить. На самом деле, если поживешь подольше, то в иной форме выступят те же черты неминучести, но это когда еще... Тут всегда скрывается эротика – истинная причина обмана (хочется неизведанного: своя же баба да на чужом огороде и то слаще). Змея, обновляясь, сбрасывает старую шкуру, а мужчина жену. (Керенский, Калинин, Буденный et tutti quanti 1).
Вчера 100 лет со дня смерти Гёте. Наши хвалили за безбожие и намекнули на мещанство личной жизни (50 лет прихлебателем у князька). Итак, «мещанство» у всех от Гёте (Веймар) до Горького (валюта). Разница: Веймар помог Гёте написать «Фауста», и в этом случае «мещанство» превращается в «землю» или «мать». А у Горького наоборот: Горький за валютку с возможностью жить в доме принца в Италии отдает своего «Фауста». Вот и все о мещанстве, кажется, нечего больше сказать.
Разве так еще: <приписка: Так ли я понимаю мещанство: это есть...> мещанство есть первенство, отданное за чечевичную похлебку. Из этого не следует, что сама похлебка есть источник мещанства. Но бывают времена такой суровой борьбы с мещанством, что одно только напоминание о хорошей похлебке соблазняет людей. Так вот теперь эту роль раздражающей похлебки играют земля, природа, семья, праздники, подарки, игрушки. Дело кончено! быт движется силой, подобной электричеству, прекратится ток – не один, а все трамваи остановятся; так точно никакое личное ценное не может вернуть к разрушенному быту с наряженной землей, доброй природой, древними праздниками, подарками. Нет, если мы после долгих странствий радостно говорим «и вот земля показалась!», то пусть это будет новая какая-то земля, на которой все так по-новому должно устроиться, что человеку и незачем, и невозможно будет соблазняться чечевичной похлебкой.
Сказать точно, где это было так, что показалось, будто старого нет на земле ничего: нашей росы нет, нашего тумана, и птицы не те, и бабочки. Но и зато человека того нет, нашего, пушкинского.
Поиски неведомых стран («Колобок» и подобные путешествия) эротического происхождения (манит своего рода девственность и перемена: «на чужом огороде»).
24 [Марта]. Весь день метель (перемена). Несмотря ни на что – грачи явились в малом числе, Петя видел их где-то у навоза.
Какой-то известный профессор (по рассказу Пети) у них прочитал лекцию о необходимости оздоровления людей посредством кастрации больных, подбора производителей с искусственным оплодотворением. Но мысли профессора были признаны с точки зрения построения социализма контрреволюционными.
Кастраты духа, продавшие первенство за чечевичную похлебку.
<На полях:> Психология прыжка
Приходил из Педтехникума студент, еле грамотный мальчишка, прочитал несколько глав повести, запутался. Спросил его, для чего пришел. Ответил: чтобы распутать. Мотивы писания: что-то вроде прыжка из царства необходимости в царство свободы; кстати, это точно приходится теперь к молодежи. Между прочим, и я сам чувствовал в себе этот прыжок, когда от агрономии перескочил в литературу.
25 Марта. «Неисчислимые безымянные карлики создают культуру. Гигантам эта работа служит необходимым предположением, но они, вместе с тем, убирают неизбежно накопляющийся мусор» (Ю. Велльгаузен «Израильско-иудейск. религия»).
<На полях:> «Только при погибели народа... он (Яхве) возвысился далеко за его пределы и стал богом человечества и вообще вселенной... Через это возник тот вид религии, который в Новом Завете называется богослужением в духе и истине» (Веллъгаузен).
<На полях:> Амос – пророк социальной революции?
Итак, необходимые предположения:
1) Рождающая женщина.
«Земля» в христианстве.
3) Веймар (и Христина) у Гёте.
4) Павловна у меня и мой домик в Сергиеве.
5) Чечевичная похлебка.
6) «Мещанство».
«Признак настоящих пророков (навиимов) по Иеремии тот, что они предвещают несчастье, что они плывут против течения, и что они вопрошающим их не льстят».
28 Марта. Зима держится, но в полдень снег уже мякнет. У нас в Сергиеве нигде еще не видно грачей. Проводил Ник. Иван. Чувствую возрастающую ненависть к мошкаре, отравленность, проникающую до сердца. И самое сердце как будто вот-вот откажется служить. Спасаться бегством, или, напротив, приближаться так, чтобы принюхивалось. Решить с точки зрения чисто гигиенической.
29 Марта. Молюсь: Господи, не дай врагам погубить и эту весну мою.
Чудесное солнечное время: середина окна от солнышка вытает, а вокруг легкие морозные узоры; так и день в середине пламенеет и показывается на дороге вода, а утром и вечером легкие прекрасные морозы...
Раскрылось из книги:
– Да не возвратится угнетенный посрамленным; нищий и убогий да восхвалят имя Твое. Восстань, Боже, защити дело Твое, вспомни вседневное поношение Твое от безумного. (Псал. 73, ст. 21)
<На полях:> Это продолжение книги Иова: тот переносит несправедливость, сохраняя верность Богу, этот усиливает, просит отметить, а я: прошу у Бога дать силы не простить.
Вера в Воскресение. (Конец иудейск. религии).
– Эсхатологические представления поднимаются на более высокую ступень. Выдвигается всеобщее воскресение мертвых, суд над всеми жившими когда-либо на свете, рай и геенна (вместо или после ада). Народ уступает место отдельной личности, будущая жизнь переносится на тот свет, на небо, и становится вечной. Этим переворотом сделан переход от Ветхого Завета к Новому. Иудейство подготовило ту почву, на которой христианство сразу укрепилось (Ю. Велльгаузен. «Израильско-иудейская религия»).
<На полях:> ... но если скажем: нет Бога! то сейчас же на его место явится диктатор.
А. Гарнак («Сущность христианства») говорит, что теория мизерабилизма (религия несчастных) может привести к внешнему предверию, но ключа к пониманию религии она не дает. «Впрочем, эта его претензия представляет собой лишь применение общей исторической моды, которой суждено царить дольше других мод, так как по ее способу действительно многое темное может быть освещено. Но до сути дела представители ее не доходят, полагая втихомолку, что совсем и нет такой сути».
<На полях:> Знание причин явления не дает нам его качества. «Чудо» не есть причина, как думали, оно теперь отходит в область творчества качества. Что происходит (причина). Как мы живем на земле (качество).
Будьте как дети! Дети никогда не смешны, начинается смешное, когда человек сложился и какая-нибудь черточка окостенела особенно и осталась в общем облике неподвижной.
краях, а вечером опять заузорилось; так и весь день, как окно: в середине пламенеет воздух, плавится снег, и выступает вода на дороге, а утром и вечером все обрамляется легко-морозными зорями: день, как в раме, день, как окно в грядущее...
Один и с Богом не спасешься...
Весь город наполнился играющими мальчишками. И вероятно, так по всей нашей ровно-климатической зоне у детей праздник. Даже наш вузовец бородатый Петя приехал с подбитым глазом, но говорит, что и он в свою очередь в ответ коварно залепил в затылок мокрым снегом с такой силой, что враг покачнулся.
Глядя на бой ребят из окна, думал о смешном в человеке, что вот мальчишки все время хохочут, а никто из них не смешон, между тем, когда смотришь на взрослых из того же окна, то непременно в каждом за исключением печальных и старых находишь смешное: один закостенел, выпятив грудь, у другого выдулись щеки и через это идет, как индюк, третий остановился на какой-то думе, идет и спотыкается, у иного надулся живот и так без конца. А ребята все гибкие, быстрые, смеются без перерыва, а не смешны. Будьте же как дети!
«Заключены ли мы беспомощно в цепь неумолимой неизбежности, или же существует Бог, восседающий у кормила мира, Бог, Чья властвующая над природой сила может быть испрашиваема и переживаема нами?» (А. Гарнак).
– Если нет, то на место Бога станет властный человек и изловит тебя, рыбку живую, сетью свободы (или на удочку, на приманку свободы) и будет ради общего дела... (Ответ некоего N)
Другой отвечает: – Бог так переменчив, что описание Его вида дает лицо, отошедшее в прошлое... Было время, когда главное в религии была личность человека, отнесенная к Богу. Теперь все мы чувствуем, что этого мало, что один и с Богом не спасешься (Проповедник Духа и незримых помощников).
Есть два коренных вопроса, – отчего все взялось на земле, или какая всему причина, и второй вопрос, – как мы живем и как надо жить (качество). Знание причин явления не дает нам его качества, от которого собственно мы исходили, когда задали себе вопрос «почему?» Мало-помалу из этого детского «почему» явились наука и техника, которые вытеснили вопрос о качестве жизни (искусство). Из этого вовсе не следует, что наука «виновата». Нет, наука – не подлежащая критике сила (как солнце и ветер), но просто она ждет хозяина (как всякая сила природы). Вот в Даурии и надо представить оправдание науки и перемену хозяина.
«Они (исторические оценки) вытекают из познания, унаследованы от той долгой-долгой эпохи, когда от знания и науки ожидали всего; когда верили, что с их расширением можно объять и покрыть все потребности ума и сердца» (Гарнак).
Вожжи. Вдали поезд. Стрелочник, очень старый, вышел закрывать шлагбаум. Рабочий, тоже пожилой, везущий казенный товар на фуре, сказал: «Пропусти!» Стрелочник ответил: «Ступай!» Рабочий потянул, а вожжи оборвались. Стрелочник начал хохотать, приговаривая: «Ну и вожжи!» А рабочий в ответ ему: «И не говори!»
И когда я подошел, старик мне с хохотом: «Ну и вожжи!», а рабочий вслед за ним: «И не говори!» Эти граждане смеялись над своим собственным государством.
30 Марта. Постепенно шаг за шагом солнце одолевает мороз, хотя бой идет открытый, без облаков, один на один. Под козьей горкой на свалке у навоза собрались все грачи [стаей], черным-черно. И везде в городе слышны грачиные крики у гнезд.
Они все более и более... Но и я крепну в себе. Только одному нет и с Богом спасенья. Впрочем, если правильно с Богом, то один никогда и не будешь: это те костенеют в себе, кто неправильно...
До чего все забиты! Вычитал в газете, что Халатов, ссылаясь на Ленина, объявил, что издавать надо только партийное. «А что если, подумалось, в этом собрании кто-нибудь спросил бы: "Cujusvis hominis est errare 2. Ленин был человек. Мог бы Ленин ошибаться?"» Так вот, какие бы последствия были от такого вопроса. Отсюда совершенно ясно, что революцию движет сила, подобная религии, и скорее всего той религии, которая некогда двигала воинственные племена (Бог живых – покойники в ад; личность продолжается безлично в деле своем для общины). Cujusvis
Тут вопрос стоит отчасти в методе, – убеждением действовать по смыслу христианства или насилием «на супротивныя даруй»). И уже на эту войну стала другая война, которую Горький характеризовал «не насилие, а принуждение». Христианское «убеждение» в устах Керенского... (убеждение как слабость).
Хлысты. Психика возникновения – «Христы»: Христос живет всегда в человеке и есть для каждого возможность явиться сыном Божиим и дальше быть распятым. И вот тут тончайшее разделение: иной имеет лишь путь Христов, чтобы в конце мучительных колебаний умереть в надежде получить оценку себе как сыну Божию; другой (хлыст) объявляет в себе Христа, начинает свое царство и вступает в борьбу с царством другого Христа.
Как художник Фаворский ни за что ни про что получил свет. Кожевников встретил своего ученика, он кончил курс педагог, техникума, а теперь, как партиец, стал в Птицетресте директором рабфака. Между прочим, поговорили об электричестве, что при настойчивом требовании Москвы Пришвину дали одну лампочку, а Григорьев до сих пор сидит с пятилинейной; что вот есть художник Фаворский, почти мировое имя, – тот даже не смеет и попросить...
Прошло несколько дней. Художник Фаворский идет по улице и видит – рабочие ведут электричество. – Куда это? – спрашивает. – Художнику, – говорят, – Фаворскому ведем электричество.
Вышло, как в сказке арабской.
<На полях:> Ищу покоя – покой весь в «Отче наш».
Председатель горсовета Каширин писателей записал в списки лишенцев и кулаков, и когда нужно было во что бы ни стало достать сколько-то метров жилплощади, ему подвернулся писатель Григорьев. Правда, уплотнение разрешалось лишь добровольное, но что поделаешь: послал обмерить, а потом и ордер дал на вселение. Григорьев не пустил и решился на борьбу хоть до смерти. Лицо его перекосилось, щеки задергались (лицевой нерв). Пошел объясняться... Приходит, говорит. Каширин бессмысленно смотрит на него и ест яблоко. Не вытерпел Григорьев: «Бросьте яблоко!» Тот бросил, но разговор уже был плохой. А мальчишка пришел, и Каширин сразу же вычеркнул Григорьева из списка лишенцев. Выходит, что Григорьев не умел разговаривать... Но и должен же кто-то крикнуть: брось...
31 Марта. Серый, ветреный и холодный день. Почти вовсе не таяло.
Мои все братья, сын Лева теперь и множество подобных и сам я в глубине души ненавидим попов (воспоминание – Оптину Пустынь). В чем тут дело? Почему каждого мальчишку при виде попа тянет к озорству? У Левы почти содрогание, как от змеи (в глубине и у меня), а мать, а дяди-купцы? Чтобы такой хороший, естественный человек переменился к попу, нужен грех: тогда через страх, умиление, смирение и пр. – но вдруг может выпрямиться и послать все к черту... Никому не поверишь, если явится в рясе. Но если какой-нибудь простой огородник неожиданно, не отрываясь от работы, начнет проповедовать лето Господне благоприятное... он поразит!
Вывод: надо взяться за картофель и совершенно исчезнуть от писательства.
1 Апреля. Серый день, как вчера, но мягкий. Дорога еще держится.
Евангелие так написано, что кто по природе своей приемлет мир, тот находит себе Христа учителем радости даже чисто земной: нам такие люди представляют Христа и в браке, и с детьми, и в поле с лилиями; если же я склонен к войне и разделению небесного от земного, то всем известны слова: «не мир, но меч» и много других, несомненно утверждающих отречение от мира, аскетизм. К этому разнопониманию на почве разнонатурности человека присоединяется время; изменяются во времени знания, состав общества – в наше время, напр., бесполезно и даже вредно представлять Христа с чудесами вроде воскресения мертвых, потому что чудеса теперь возможны только за пределами наших точных знаний. Евангелие читать надо так, чтобы одним глазом смотреть сквозь себя на Христа, а другим на современную свою повседневную жизнь (дневники писать) и на общую (газеты читать).
Какой-то инстинкт вроде самосохранения оберегал меня погружаться в религиозную философию и даже просто в тонкости христианской морали; но я всегда знал, что на том месте, где у других мысль, у меня это место отмечено чувством, вернее, просто заметкой, по которой в будущем всегда можно найти отвечающее этому чувству понятие. И теперь, когда я пошел по этим заметкам, чтобы расставить соответствующие мысли, с удивлением спрашиваю себя: но почему же молчат теперь те, кто раньше меня все понимали...
Механизация этики, проходящей через госаппараты, к человеческой личности такая этика доходит в форме военного приказа, – какая же тут этика!
Аскетизм имеет только рабочую ценность, а отвлеченный аскетизм часто от дьявола: аскетизм рабочий должен сопровождаться великой радостью, потому что он все силы собирает для достижения радостной цели.
Забота (в евангельском смысле) становится поперек жизни, она уничтожает самую задушевную сторону (Гарнак) нашего естества.
2 Апреля. Пасмурно. Мокрый снег. Дубец вдруг оступился и покатился по лестнице, потом судороги, и кончился так же, как Кента и Нерль.
3 Апреля. Пасмурно. Мелкий снег.
Христос и Евангелие вне политики... Можно свидетельствовать о неверии, но привлекать за неверие человека неверующего нельзя. И ничего нет безумней, как навязывать веру. Тот, кто верит, должен о вере молчать и убеждать нас особенным делом, через которое мы сами поверим.
Христос и Евангелие в отношении политики по существу ничего не говорят, потому что на такой высоте, в таком плане и самой политики нет, но, конечно, через все планы жизни надо пройти, чтобы достигнуть высшего.
Уже по одному тому надо Евангелие, чтобы люди всех стран и всех жизненных положений, взяв эту книгу в руку, могли сойтись между собой...
<На полях:> Понятно из практики писательства моего: находишь в муках и злобе, а делаешь так, что как будто не было ни труда, ни злости, ни мук. И еще: все личное перевести в общее.
Нельзя идти против зла, потому что часто зло имеет миссию зла против зла для перемены жизни, так что есть два зла: заднее зло и передовое.
– Верь! – Не верю. – Верь, негодяй! – Не верю. – Верь, что не веришь! – Верю.
Но все-таки насильно верить нельзя и не верить, наоборот, если будут заставлять верить, станешь не верить, и если не верить будет обязательно, то поверишь непременно. Так что вера обратна насилию.
Антисоциальный человек (Матвеев), физический индивидуалист, заключает себя в бригаду и делается социальным и своеобразно приносит «пользу».
Теперь и хороший человек плохим покажется, потому что хороший в упадке злится и забыл то, что он сделал, когда был счастливым.
Павловна. Слова ее редко бывают полноценными, обыкновенно слова ее как бы опыты чувственного мышления: «скажу, а потом увижу – не так, и переменю». Вот почему, будучи очень умной, она часто говорила нелепости и через минуту их переиначивала даже и не очень ловко в противоположное.
Романтизм и скепсис разные дети одного упущенного мгновенья жизни, разные дети истока, «духовной жизни». (Ненасытимость религиозного чувства. Мгновенье, которое ничем не оправдается, ни служением науке, искусству [ни] добрыми делами). Много-много подумать: недавний сон: и все ведь по-новому! Одной сказать можно, и ее нет (невысказанное – высказать = невозможность).
<На полях:> Романтизм – это не взять мгновенье и пытаться возместить, скептицизм – взять и увидеть «не то». Ангел упущенного мгновенья жизни.
Левина борьба за комнату с Союзом Писателей кончилась тем, что предназначенную мне комнату отдали секретарю ячейки. Замечательно, что на мою угрозу выйти из Союза – чуть не последовало возмущение с принятием мер (знаем мы эти меры!) и что секретарь ячейки угрожал застрелиться, если ему не дадут комнаты (с женой развелся), что приняли во внимание и даже отвечают: «но ведь он застрелится». Но ведь вопрос был о книге, я говорил, что Пришвину придется отказаться от литературы. Итак, пусть Пришвин не будет писателем и даже удавится, лишь бы не застрелился секретарь ячейки. Встреча: партчеловек и спецчеловек. Особенно интересно, как все, Халатов, Селиванович и др. <зачеркнуто: переменились> были какие, когда узнавали факт [про] Пришвина, и какие стали, когда ознакомились с обстоятельством.
<На полях:> Обдумать: на Дальнем Востоке русские учились над китайцами и корейцами господствовать.
5 [Апреля]. Пасмурно, медленно тает. Множество грачей собралось в овраге под Козьей горкой и живут там, потому что на дне оврага вытаял навоз.
в том, что они «пересидят» время «классовой борьбы», теперь говорят: «едва ли возможно пересидеть».
Веяние (люди так глупы!)
Зависть – ненависть (люди так злы!)
(Этого сколько угодно: лезут и давят друг друга)
<На полях:> Веяние. Зависть – ненáвисть (ударение ненá, на втором слоге).
6 Апреля. Медленно тает в тумане. Завтра Благовещенье: переездят.
Приезжал по делам картофеля загадочный человек Прокопий Захарыч Шпекторов. Мои говорят, будто он жулик, а по-моему, тронутый. Впрочем, идея его помешательства очень распространена между определенной группой людей, читателей Нилуса, антисемитов. Они научают себя, что власть в католической церкви давным-давно захватили евреи и тайно руководят всем миром. С этой точки зрения большевики являются лишь их слепым орудием. Идейка так себе, довольно вульгарная и, скорей всего, является невольным выходом полуобразованного человека из скотинного состояния, требующего причины и виновника. Эти люди не в состоянии представить себе, что в результате столкновения разнородных исторических сил может создаться гнусное состояние, в котором виноваты все и никто.
<На полях:> точки две: учить или нет
Хочу продумать свое отвращение к учительству. (Хочу не учить, а душевно беседовать, размышлять сообща и догадываться.)
7 Апреля. Мокрый снег. Медленно тает. Воды нет в оврагах и нет проталин. А зяблики здесь, сидят на телеграфных проволоках; если же зяблики здесь, то значит, все тут и только не показываются. Вот было ночью (на 8-е) загорелся на нашей улице д. Каптерева, и то ли воды не было, то ли пожарная машина была не в порядке, разыгрался такой силы пожар, что жаворонок, притаившийся в городе от холода, принял тепло от огня за весеннее, свет от пожара за восходящее солнце, и вдруг поднялся и запел, глупенький, среди ночи.
8 Апреля. С утра дождь мелкий, а в полдень так ливанул, так разлилась наша канава, что Ив. Ив. не мог прийти и кормить кроликов, и пришлось кормить самому. Этот день и надо считать решительным в повороте от весны света к весне воды.
Ночью явился Лева и привез радость: по жилищному вопросу у нас вдруг победа и по всему фронту. Самое главное, что явился выход спасаться от литерат. мелкоты (бюрократии).
История христианства особенно ярко представлена примером мгновенного обрастания иерархией и бюрократией всякого живого движения души. Возле малого подвига – малое число, но вот если такой подвиг, как блаж. Августина, то вырастает целый сонм благочестивых бесов. Так все на свете поднимается вверх при солнце и оттого бросает свою тень. Солнце и не знает о тени, но всякая нечисть пользуется и в тени делает свое темное дело... А у нас теперь перед всякой возможностью тени стоит очередь и топчет все, что должно подниматься для них же, для тени; вот этот табун, по-видимому, и сыграет такую же роль, как <1 нрзб.> и пр. – Это не союз писателей, а табун... .
<На полях:> На плохой конец: Спец в процессе производства делается вредителем, администратор (хозяин) бюрократом И так, разделенный с самого начала человек – надвое (хозяина и работника) дробится все больше и больше до пыли, – попутается не бюрократия даже, а мелкократия (объединенная пыль).
На хороший конец
Зло исчезает, как голод: как манит поесть, когда голоден, каждое представление о хорошем куске обещает при успехе как бы жизнь вечную, полную счастливых возможностей, а поел и нет ничего, голод исчез и обман его; так, вероятно, и готовность к злу, на 90% исходящая прямо от голода. Злые все на что-нибудь голодны: иному власть нужна – пусть насытится властью... Пусть? вот в том-то и дело, что допустить невозможно... Зло надо (по социализму) через труд пропустить. (Труд – это фильтр всех алчущих и жаждущих жизни) (но как его организовать: даровитые пойдут в «спецы», бездарные в «головку»: середина по-прежнему – огромное большинство! – будет в обиде; ясно, что фильтр устроится таким образом, что серединный человек найдет свое место и будет. (Продолжение следует)
Еще тема: Нужно ли учить людей и если да, то кто должен быть учителем?
(Соблазн это? – учить только примером, как учат ремеслу: вот вещь и вот смотрите, как я ее сделал; итак, учить это все равно что... показывать вещи в своем происхождении... непременно вещи, потому что неученый человек идей не понимает. – Не учите, а делайте: и люди на ваших вещах и на вашем примере сами научатся. (Продолжение следует)
9 Апреля. Начались просовы: дно оврагов в полевом цвете и такие же забереги. Слышал под снегом пролетающих сарычей. В Салтыковке слышали журавлей. По самому последнему пути привез Шершунович экспортный лес. Рассказывал он о старухе у Ненакова. Эта старуха до того расстроена, что постоянно говорит с чугунами и всякими хозяйствен, предметами как с живыми, причем если она в хорошем настроении, то все они у ней господа: чугун <зачеркнуто: барин>, сковорода, барыня. «Ну, барин, – говорит чугуну, – вылезай!» Или о сковороде: «Ну, барыня, садись!» И так ничего без «барин» и «барыня», даже метелка: «Ну, мети, мети, барыня, чище». И топор у ней барин, и ложка, ножик, вилка, столик, тарелка, корзинка... Но только это бывает в редчайшие дни. Обыкновенно же она говорит с ними злобно, ругает, отчитывает, швыряет и даже бьет, постоянно приговаривая: «Бога забыли, окаянные!» Особенно достается чугуну, который, вероятно, слишком велик и для старухи непосилен, с чугуна обыкновенно все и начинается, и, по всей вероятности, этот чугун и есть у нее причина всех причин, большевик. «Нечего сказать, – [говорит] ему старуха, – довели, довели! У, окаянный, разлопался!»
Приподнятый оптимизм будущего у большевиков скрывает в себе, в своем существе пессимизм в отношении настоящего («буржуазного»): своего рода хилиазм. И вот именно этот пессимизм возбуждает у каждого такого человека, который без того и не задумался бы, сомнение в несомненных вещах...
«Мышиный» человек попал в сферу влияния атмосферы сомнения в несомненных вещах и – от кадетов попал к славянофилам, собственно говоря, он находился на стадии партии мирного обновления и увидел славянофильство в Китае...
Дать человеку, живущему в провинции, квартирку в Москве, в две-три комнаты с собственной кухней, – это все равно, что дикое растение пересадить с корнями в парк на удобренную землю с искусственной поливкой и защитными деревьями. Издевательство кончилось тем, что перед самым въездом впустили секретаря ячейки и Халатов, Селиванович и друг, должны были отступить. Тогда [написал] к Сталину, и тот через три дня устроил. Семь лет борьбы за комнату! И сейчас же злоба на Союз трансформировалась в сострадательное презрение: какой же этот жалкий табун, какая нищета жизни, если из-за комнаты могут забыть литературу!
11 Апреля. По морозцу под ярким солнцем ходил в «Смену». Если солнце ласкает одну и ту же щеку теплом, а снег холодом, то смущенный нос чувствует в этой чистой нейтральной среде всевозможные запахи: что бы только пахучее ни пришло в голову – сейчас же этим тут и запахнет, ландыш – ландышем на снегу, церковь покажется – пахнет ладаном.
«Вы себе представить не можете, сколько в народе еще есть предрассудков: даже в нашем колхозе, я не сомневаюсь, что есть верующие». Тон Кости такой, как будто христианская религия давным-давно уже прошла и невежество это до того глубоко, что снова становится убедительным как правда, сказанная ребенком, и вина за все переходит на церковь: пало то, что должно было пасть.
Убеждают ли коровы в том, что колхоз этот хороший. По существу, конечно, нет, если коров много, а люди живут между собой как собаки. Но было так, что мужики наговорили, будто в этом колхозе коровы наполовину передохли от бескормицы, а люди разбежались от голоду. Вот когда после того увидишь, что коровы не только целы, а их в три раза больше, чем было прошлый год, и люди в наше трудное время едят не только картошку с молоком, но и мясо, то коровы убеждают, что и жизнь в колхозе, во всяком случае, лучше жизни тех, кто злобно поносит.
С блуждающей мыслью шел я по городу и, увидев ручей, пробивший груду навоза, почему-то задумался о Ломакине: что этот пьяница истинный человек только в пьяном виде, а доктора, жена, друзья сделали его трезвым и самым жалким существом... Так вот ручей пробил навоз, но почему же я подумал о Л., он же ничего не [пробил]. Тогда я разогнал блуждающие мысли, определился, и оказалось, что этот ручей бежит возле самого дома Ломакина, и значит топографическая действительность совершенно самостоятельно каким-то образом [повлияла] на ход моих блуждающих мыслей. Но бывает и наоборот.
Итак, чего я добивался через Союз писателей семь лет, комнаты в Москве, необходимой мне для писания, вдруг явилось через два дня после письма к Сталину – и уже целая квартира! Письмо мое было такого тона, что вот-де враги, и было названо в письме, кто враги: бюрократия – враги довели до письма... тон человека гордого и с большим достоинством... Словом, всякий скажет, что просьба эта о жилище скорее похожа на просьбу договора: дайте возможность жить – буду писать. И вот все так – эта квартира в корне изменяет направление мысленных чувств (у мыслей самые глубокие корни находятся в чувствах). Укрепленность явилась... злоба исчезла... и жажда мести... Это просто оздоровление <зачеркнуто: «польза через вред»>
<На полях:> Когда во время писания я затрудняюсь в словах и не могу [отойти] от трафаретных фраз, то шепчу это устно какому-нибудь близкому человеку и через это получаю дар писать дальше.
В семье «худой мир» (лучше бы «добрая ссора»). Зоя – это рохля с затаенной постоянно сверлящей обидой.
Начинаю думать, что подзаборная молитва (Господи, помоги не простить) может быть понята и христианами вот в каком смысле: человек обиженный просит Бога дать ему силы для борьбы с его обидой как с общественным злом (вроде «избави нас от лукавого»). Беру пример такой: Союз писателей не дает мне комнату для моей работы, которую я понимаю как работу общественную, Союз мою комнату отдает своему чиновнику; эту обиду я могу мгновенно забыть, если другая организация даст мне комнату; но я не должен ее забывать и бороться с Союзом дальше не <зачеркнуто: за себя> уже лично, а за то зло, которое делает Союз, помогая чиновникам и отвергая писателей.
«Прощение» часто бывает от эгоизма: самому стало хорошо и личное в обиде отпадает, как голодная злоба при насыщении, – наелся и «простил». Такого рода прощение часто приписывают доброте, на самом же деле это просто ленивый эгоизм, противообщественное начало, одна из самых распространенных разлагающих сил старой Руси. Истинно моральный человек при обиде должен в своем личном найти обиженное неличное, «ближнего» и «мстить» за эту свою обиду в борьбе с общественным злом (словом, надо бороться не персонально с обидчиком, а с лукавым, и <зачеркнуто: даже> как это высказано в христианской молитве: «но избави нас от лукавого», что другими словами означает: «помоги мне забыть личные обиды («отпустить должникам») и не простить обиды, нанесенные [мною] в лице моем всем хорошим людям (обществу)»).
Христос подчеркивал в борьбе с фарисеями, что слово больше свидетельствует о внутреннем человеке, чем дело. а теперь мы постоянно говорим: ты покажи нам на деле, а не на словах...
С 25-го по 10 мая будто бы будет разрешена охота.
Лева ночью приехал с ордером на квартиру в 4 комнаты. Осенью переезжаем с Павловной, а Петя будет на моем месте. С квартирами у Сталина, как в арабских сказках: в самую последнюю минуту отчаяния является сам калиф и вдруг устраивает своей волей все счастье.
Разговор: – Есть ли сознательная воля за спиной наших событий? (Единственное «да» – это приверженцев сумасшедшего Нилуса). – Нет, мы послушные выполнители равнодействующей всех мировых сил...
Решено: писать Даурию как можно проще и наполнять ее «делом».
загремели колеса. Река не выходит из берегов и бесшумно спешит. Весна постепенная, но без обмана.
15 Апреля. Разрешение охоты задержалось, потому что в Москве спор идет из-за тетерева: некоторые стоят за общее разрешение, другие хотят запретить токи.
Сработал «Страшный китаец». Получил согласие от Ив. Ив-а жить у нас (в подвале).
16 Апреля. День, как вчера после обеда – полусолнечный. Река бежит не спеша, слушаешь – будто на лодке быстро едешь с отличными гребцами: слышен переплеск воды, но не весел.
Жизнь человеческая («вначале бе») начинается делом и как будто слово кончает все, но сами слова не конец, а скорее мосты, соединяющие концы и начала (культуры): одно пережилось, кончилось, другое рождается, и между ними слово, как мост. Мы все, напр., переходим по мосту Пушкина.
этот исчезающий Жень-Шень: он настолько слился с существом человека, что уже и трудно сказать, есть ли у него что-нибудь свое. Так некогда верили в философский камень – смешно теперь! а между тем со временем и наши нынешние внутренние филос. камни точно так же будут смешны.
<На полях.> Чтение книг о человеческом опыте часто бывает полезно не тем, что открывает ваши личные недостатки, а тем – и это самое <зачеркнуто: главное> и важное: открывает все ваши личные достоинства и дает уверенность
Был на постройке плотины. Работают саратовские, рассказывали, что пришли сюда как в царство небесное, что там деревня 400 дворов и петуха не услышишь, все съедено.
Приезжал этот несчастный маньяк антисемит и получил от нас с Григорьевым головомойку. Вот мое горе, что не умею, не нахожусь и не смею говорить, возражать, когда что-нибудь утверждают, кричать могу, видно, нет дара «рассуждения».
Бывает, чтение книг о человеческом опыте не только, как обыкновенно, открывает глаза на свои личные ошибки в жизни, но, наоборот, утверждает вас в правильности вашего пути, – вот тут уж книга дает большую радость. Мне кажется, я нахожу эту радость в чтении и своем личном толковании Евангелия.
– книги, встречи, слава – все это одно лицо <приписка: очень яркое> (общественное), и другое лицо: раздражающая нехватка для нее половой силы и вообще холодность супружеских отношений – это раз; и еще, что я-то сам как образованный человек (барин) в отношении ее двоюсь, люблю бар, а живу с ней. Итак, в ее представлении я человек двуличный и пустоболт. В представлении всех она великая хозяйка, и я жив благодаря ей, но это самая большая тайна, о которой и она не знает, – что хозяйка она никуда, вечно окружена прислужками, тоже никчемными, притом каждый шаг ее ставится мне на вид в беспрерывном ворчании. Никто об этом не знает, и даже Лева едва ли отдает себе в этом отчет. На самом деле мы держимся вместе потому, что я соединил с ней свою мечту и моя поэтическая радость соединилась с ее земной радостью. Вот это одно, теперь уже больше в воспоминаниях, и удерживало меня всегда от разрыва отношений.
17 [Апреля] и 18 [Апреля]. Старое 5-е Апреля по народным приметам разгар половодья.
На дворе оба дня дрызготня, с вечера заходят дождевые тучи, а ночью выпадает снег, те промежуточные дни весны, <зачеркнуто: когда совсем надо дома сидеть.>
Сегодня лежал слой белого нового снега и таял весь день в тумане, к самому вечеру пошел мелкий дождь и получился тот хаос весны воды (половодье), когда все птицы чужестранные летят к нам, а местные при первом утреннем свете спешат на токи.
Петя о своем товарище Кирпичникове сказал, что они друг к другу похолодели: «Он рано остался без призора и очерствел, в нем идеализма нет». Маленькие дети в колхозе на меня тоже производили именно такое впечатление: одеты, ходят в парах, а почему-то нет света в глазах, как у диких деревенских детей.
– это рождение человека.. Но почему тут нет пророков, а только системы «воспитания», родильные дома, евгеника и т. п. Почему единственный в мире родник счастья на земле, семья, относится к чему-то почтенному, но... «брак – могила любви». Не потому ли, что «идеализм», освящающий семью, исходит не от семьи, а от тех, кто ее не имеет, не может иметь, а хотел бы тоже счастья, как все. А потом этот подвиг в семьях переживают и перечвякивают. Жили-были, пережили, перечвякали революцию, и опять пошел народ наливаться соком, и так стало прекрасно: яблоньку посадишь – и она твоя.
Одна волна кончилась – все уверились, что японцы кончили свое дело: отняли Маньчжурию, а Шанхай устроили для отвода глаз. И вдруг там около Шанхая опять война, и у нас в Харбине белогвардейцы врываются в управление КВЖД. Мы теперь до того привыкли, поднимаясь на волну, думать, что хотя вот кажется, катастрофа неизбежна, но большевики опять как-нибудь извернутся, что и в этот раз не особенно беспокоимся, но...
Каляевка наводит на мысль, что современность нашу надо понимать как следствие подвига тех начальных революционеров, напр., Каляева.
По апост. Павлу мир природы (падающая капля воды – упадет ведь...) после Христа (т. е. для тех, кто живет во Христе) является нам в ином понимании... Предметы духовные, пневматические – для такого представления о природе надо быть просто поэтом... в чем же гарантия закрепления поэзии?
20 Апреля. Сквозь облака солнце. Ни тепло, ни холодно. Вода медленно стекает. В лесу большом снег хотя и рыхло-зернистый, но глубокий, ходить нельзя. На полях пестрота, на опушках проталины и угревы. В городе чисто, высушено. И все-таки откуда-то издалека приехал мужик на санях. До чего это удивительно ладно апрельский солнечный луч сочетался с песней жаворонка. Кто сочетал? Поэт? Если поэт, то какой-то поэт без слов, как почти всякий человек. Если поэт, то поэтическое это началось, может быть, далеко до человека: бабочка и вошь остыли и остались в полусне зимовать на подоконнике, а когда пришла весна света и луч проник в окошко, бабочка полетела к свету и стала трепетать на стекле, а вошь поползла в комнату, искать темноту. Дальше – больше, и так прилетел жаворонок на свет и запел, и поэт и художник света явились в каждом земледельце...
первоначальный бог – это Эрос...
У Розанова есть догадка о происхождении греческих богов: он предполагает, что вначале это, как у наших хлыстов, было творчеством живых богов (хлыстовские пророки, богородица).
Лучший вид свободы изображен в «Троице» Рублева: умная беседа о жертве с последующим согласным решением. Лично я ненавижу резкие споры (помню Гершензона!) с умственной истерией и насилием темпераментов: это война. А свобода людей в совете: не хочешь, не можешь сказать – слушай и дожидайся, когда найдет и на тебя желание сказать, посоветовать со своей стороны.
22 Апреля. Разрешена с 20/V–15/V охота. Утром слушал тетерева, вечером ждал вальдшнепа и не дождался, потому что в лесу еще мало проталин. Но дрозды поют отчетливо и прекрасно. Самая середина весны воды.
Вычитал у Розанова, что похоть в крови, значит, penis только исполнительный орган, но скопцы, создавая посредством своей операции внутреннюю секрецию, благодаря этому и получают свое «блаженство» (то, что у нас теперь делают для «омоложения»).
Человек за книжку в закрытый распределитель и право что-нибудь представлять из себя, что-нибудь значить, отдал все, что получил от родителей, школы гуманизма, старших, родных, друзей. Он остался страшно пустым и убогим, но с пронзительным взглядом, открывающим насквозь и главного врага своего, сохранившего в себе себя самого, и союзника своего, человека точно такого, как сам...
23 Апреля. Дождь-парун (суточный самое меньшее). Вот когда половодье и санной дороге совершенный конец.
«. . и вдруг станет все ясно: в скрытом виде мы уже европейская колония, мы их рабы хуже негров и отдаем им последний кусок, и всякого рода чистка, раскулачивание хлещут хуже всяких плетей и палок, – куда тем! Нам как рабам остается только эсхатология и хилиазм, т. е. чаяние блаженной жизни в будущем, когда совершится Страшный Суд (всемирная пролетарская революция). Хорошенько же если углубиться в психологию раба смиренного и буйствующего ("сознательного"), то разницы особой между ними и нет: смиренный ждет, когда злодеев Бог покарает, а сознательный, безбожный берет это дело на себя (так и быть должно в процессе мировой трансформации религиозного чувства от бога-факта, вне меня лежащего, до бога-духа, живущего во мне)». (Записано по словам Г. Т. С.)
– Какие факты внутреннего значения могут противостоять такому пониманию действительности. Возьмем искусство, литературу, – где найти хоть одно признание, которому можно поверить и принять за факт, убеждающий в новом пролетарском сознании? В ближайшее время под этим углом зрения пересмотреть новую литературу, чтобы поэзия предстала образом правды: поэт правды хотел, одной только правды, и в свидетельство ее стала поэзия. Большинство хочет правды...
– у большинства писателей не складывается поэзия; другая, меньшая часть, ищет поэзии и пользуется правдой жизни как материалом. Где писатели, под пером которых правда является в образе поэзии, и мы видим, что за словами стоит человек, как это было у Пушкина, Гоголя, Достоевского. Представьте себе, что один из этих писателей вздумал бы написать статью под заглавием: «мой путь в пролетарскую поэзию», как это сделал Луговс<кой> (убедительно, и здесь может быть и верно, а может быть и подстроено).
24 Апреля. Вербное.
Продолжается дождь в виде облачной сырости, все раздрызгло, везде шум воды, всюду от земли поднимается пар, тронулся березовый сок, почки надулись и пахнут. Самый центр, самая сила весны воды. Постановление ЦК доставило столько же удовольствия, сколько успех борьбы за жилище в Москве. Наконец-то сломалась эта чека мысли и любви, всепроклятая организация мелкоты, пыли человеческой: какой ужас, – организованная пыль! – «Погоди радоваться, она тебе еще покажет!»
25 Апреля. Дождь продолжается. Лева – это мать, все равно как и я – мать моя и до точности.
26 Апреля. День ольхи.
курилось, прямо как будто дерево горело внутри, и это дым шел. Через этот пар, насыщающий воздух, лучи солнца прямо лучами так и являлись. Каждый ствол был кругом и до верху заткан паутиной, и на ветвях кое-где уже раскинулись паутинки-зеркальца – пауки, вероятно, только что заработали, и муравьи выбрались наверх, и по муравейнику просушивались большими черными пятнами.
Это надо назвать «день ольхи», потому что у нее полный расцвет и только она одна цветет. Снимал остатки той белой дороги, которая так долго остается лежать на черной земле. Я нашел в лесу эту белую дорогу под водой, она и там не растаяла...
Вечером с Павловной ходили на тягу и видели одного вальдшнепа, а тетерева с разных сторон отзывались на чуфыканье.
Будем ждать день Ранней ивы.
Первое чувство при соприкосновении с природой – это смириться, отдаться, даже припасть. Человек слабым приходит к природе, а уходит сильным. «Новый человек» к природе относится как завоеватель, не покоряется, а покоряет.. 1-й тип – человек-земледелец, 2-й – промышленник. 1-й – художник, 2-й – ученый. Надо помирить искусство и науку.
– 29 Апреля. В 2 ч. д. отправился в Дерюзино. Вечером были с Саней на тяге – пусто! вальдшнепа в нынешнем году почти нет. Ночью было ветрено, тетерева плохо токовали, был в Березняках, утром в У2 8 ч. вернулся.
1-го Мая сойдутся два праздника: рабочий и Пасха. У колхозников душа надвое: единоличники и живут лучше, и у них праздник. У Сани полная растерянность и укрепляется лишь в том, что единоличников в конце концов ликвидируют (значит, он прав и он может, исходя из этого, и в остальном все индивидуальное оспаривать). Уверился не в справедливости существующего, а в его неминучести.
Несколько старух нашли нищего, и он у них стал попом. И вот 1-го мая хотят бороться с рабочим праздником. Обложат их на 2000 р. – вот и конец. Практика показала, что можно и без церкви жить. Церковь – средство держать народ в повиновении. Вот русский! ему и в голову не приходит, что церковь может быть независимой, что дело не в церкви, а в Христе...
Маленький просвет у него был, когда воскликнул: «Ну, а совесть – это сами, правда, Христос – это сами». Но дело в том, что «сами» – нет уже, а есть только «я – сам», это последнее прибежище. О, если бы в самом себе найти убеждение, тогда было бы и «сами», но тут тени... И еще линия чисто материального, ежедневного, вот тут неплохо: одну корову удержали тем, что старуха не пошла в колхоз, другую завели, когда вышло разрешение держать колхозникам личных коров.
А церковь? Тут одни только падающие тени прошлых веков (6 старух и нищий в роли попа: зубы вставил и запел). Если бы это шло и шло, но к этим теням поставлен вопрос: так <1 нрзб.>, покажите же. И каждый вопрос открывает новое бессилие и упадок, смерть, тлен, а жить хочется, в этом сравнении жить-быть хоть как-нибудь, жить-плыть, хватаясь хотя бы за соломинку, и то – уже правда.
– не ходит ли поп к попадье, потому что если бы удалось захватить его дома, то можно бы развод аннулировать и дом отобрать. И раз совсем было удалось, видели, как вошел, но когда искали, поп удрал. Так [подумали], а на самом деле поп во время обыска лежал в куче навоза, и это было очень остроумно, потому что никому в голову не пришла мысль о навозе: все-таки поп. Церковь же без попа долго стояла без службы. В самое последнее время, однако, верующие старухи нашли какого-то старого беззубого нищего, одели его, обули, на счет общины вставили зубы и объявили попом. Теперь старухи с беззубым нищим во главе будут звонить и петь Пасху против государственного рабочего Мая...
В то время, когда в деле воспитания детей все силы государства положены на... странно было бы писателю погружаться в <зачеркнуто: вопросы> радости индивидуального воспитания... Или, скажем, вот я, великоросс, – раз дело идет о восстановлении национ. меньшинств, не должен ли я помолчать об интересах моей национальности, имевшей в истории до сих пор столько преимуществ.
<На полях:> (притом не выгодней ли помотать о своем языке, преданиях и сказках – пусть всему этому радуются меньшинства, а у нас зато Москва )
Или взять себя как сложную личность, в то время как многие миллионы простейших существ пробуют все самоопределиться как личности – разве я могу настаивать на особенных правах такой сложной личности.
Итак, если все взвесить, то писать, кроме как для несовершеннолетних, нечего...
<На полях> Ароматное воспоминание (сегодня раскрылись почки черемухи, бузины, вчера заурчали лягушки)
Путь к звероводству: комнату с поэзией, тайнами запереть, а в остальном все на деловой план (разум).
Приехал молодой человек (из молодых ранний) интернациональной наружности, назвался очеркистом, сотрудником газеты «Стройка» (по фам. Аквилов, – так назвался) и задал мне вопрос: «Сейчас искренно писать нельзя, но вы пишете искренно и вам можно верить, – что нужно для этого?» Я отвечал и много беседовал, имея, конечно, в виду, что он агент. Отвечал же я в том духе, что если бы и дана была свобода писать, – все равно сами бы писатели не решились бы, потому что все «против» было бы и против государства.
Из похода в Дерюзино. Я в 11 у. поел ухи из свежего судака, доставленного из Московского распределителя. Потом лег поспать, потом напился чаю и в 1/2 2-го вышел и был в пути 3 часа и все на воздухе. А когда мы сели чай пить в Дерюзине (в 1/2 6-го), Саня спрашивает: «Где вы это, Мих. Мих., свежей рыбки достали, пахнет от вас, и так хорошо!» Через 6 часов учуял от меня запах судака' Вот бы его завтра пустить на демонстрацию, чтобы шел он, как собака, с агентом и указывал пальцем на каждого, кто пасхи наелся. Да и вообще, если бы этим заняться, отбирать чутьистых людей из деревенского люда, то непременно явились бы гении носа, как гении голоса – певцы, или гении слуха – музыканты, да, наверно, и не в одном только смысле практического приспособления для охоты или полицейской службы, но создалось бы особое художество, обонятельная поэзия...
Лева приехал.
«Даурии» чисто рациональный характер.
1 Мая. Пасха.
Влажное небо, и как будто с утра над ним происходит борьба между двумя силами, темной и светлой. Очень тепло, и сказать невозможно, чем кончится борьба наверху, победой солнца или дождя... Лева наелся пасхи рано и поехал в Москву доставать грузовую машину для перевозки вещей в московскую квартиру.
Борьба рано окончилась, по великодушию своему Бог уступил и дал погоду самую прекрасную, какая только бывает на свете. Рабочий праздник явно использовал Пасху.
– Поздравляю с 1-м Мая! – сказал некто сидящий на лавочке. – Хотел бы с Пасхой поздравить, да нельзя. – Отчего же нельзя? – Оттого что яйца посинеют...
Петя вечером приехал с демонстрации. Говорил, что у них как в военных лагерях, и хвалился, что дальше всех зашвырнул гранату.
Приехал П. К. Малявский. «Наша молодость!» – сказала Ефр. Павл. Вспомнили и перебрали всех общих знакомых (25 лет тому назад!). Получилась как бы расшифровка жизни, потому что все за 25 лет так или иначе реализовались: большинство умерли, а кто живет, то знаешь, видишь насквозь его жизнь. И одна только жизнь осталась для меня нерасшифрованной. Как мучительно вспоминать! И вот вам ключ ко всей жизни, такой как будто интересной и сложной, ключ в тайную комнату, где некогда уже совершился надо мной Страшный суд.
Вот опять весна, всюду опять парочки (кстати, у лягушек почему-то плохо в этом году: везде их очень мало – или рано, или погибли). А ведь такой «Страшный Суд» переживает почти каждая весталка: из-за отблеска или отражения жизни жертвует самую жизнь... Но так движется, может быть, и вся культура (надо бы детей рождать, а они Бога, книги...)... И тем не менее, если ты это упустил, прозевал даже ради всей культуры, – на Страшном Суде тебя осудят. Впрочем, кажется, можно сознательно (так принято думать), нельзя прозевать. Вот распределить бы людей в отношении к этому: 1) грех в упущении 2) грех в допущении.
2 Мая. Цветет ранняя ива. Начинает осина. Кукушка прилетела на голый лес. Разгар тока лягушек. Зяблик урчал – перед непогодой (говорят, «севернйпа запела»). Вальдшнепы плохо тянули. Совет Ив. Ив.: если хочешь не растирать ноги, носи шерстяной чулок на голую ногу. Петя приехал, рассказывал про бешенство Соснина, – вот открытие: некто Перелешин прислал шкурку зверька для определения проф. Огневу, и тот назвал зверька, как водится, именем приславшего шкурку. Это событие открыло, что Перелешин раньше был помещиком и сейчас живет в бывшем своем имении и станция ж. д. носит имя Перелешина. Отсюда вывод, – вот каких людей прославляет Огнев. И еще, на собрании студентов постановили допытать воздержавшихся при голосовании, – почему они воздержались, применяя слова тов. Сталина о гнилом либерализме в шести условиях.
<На полях:> Хитрость – это обломок мудрости и служит вместо ума. У сватьи хитрость при гордости – редкое сочетание. У Петра хитрость с идеализмом: живет очень плохо, болтает, особенно при женщинах, и этим удовлетворяется.
<На полях:> Если принимать человека, то надо принимать его не таким, как хочется видеть через 1000 лет, а таким, как он есть. Всякая революция потому и кончается реакцией, что не хочет признавать человека, как он есть.
Даурия вянет. Больше всего угнетает, что если бы и разрешили личную свободу в писании, то сам бы не стал писать: правда, как станешь писать, если самый процесс писания с его побуждающими мотивами является процессом, враждебным нынешним предпосылкам государственного строительства.
Первое враждебное в нем – это что писатель непременно говорит от себя лично и о том, что он увидел, притом говорит, не обращая внимания на лай, потому что общество обыкновенно вначале и не может раскусить значение его слов (так было с Достоевским, Толстым).
Второе, он говорит не всем вообще и не классу, а личностям, способным продолжить его личное творчество.
Третье, писатель подписывает свое имя, в то время как революция стремится на грифельной доске класса стереть все имена, соединяя дело вождей приблизительно таким же порядком, как в Библии соединяется закон Ветхий и Новый (Ленин с его нэпом теперь уже похож на Ветхий завет).
<На полях:> Закон революции: всякое имя, кроме имени вождя, есть обманное имя. Ученый. если ты хочешь сохранить свое имя, будь вождем масс, художник, писатель, музыкант и обыватель даже – все должны писать, петь, играть лишь от имени революции. И, в частности, мой «искренний» тон, обращение к родным существам всего мира, включая растения и животных... Хорошая сторона процесса в том, что в нем заключается совершенная гибель эстетизма, обыкновенно подменяющего собой этику и религию. Слово должно быть деловым и серьезным.
<На полях:> Судя по рассказам, РАПП соединял в себе все пороки с госуд. точки зрения, там были и мошенники, и анархисты. То, что в первой революции понималось, как сущность коммуны, теперь осуждено как «обезличка», и я думаю, в народе это именно и возбуждает злобу (представляется вроде того, что коммунизм от церкви, а это новое от дьявола)
3 Мая. Холодновато, ветрено с утра, вечером тепло и тихо, дождик. Петя убил 1-го вальдшнепа. Лева прислал телеграмму, – что завтра будет машина для перевоза вещей в Москву.
Примечания
1 et tutti quanti (итал.) – и иже с ними.
2 лат.) Каждому человеку свойственно ошибаться.