20 Марта. Горы, горы! два месяца я буду смотреть на вас с этого места, и каждый день по-разному вы будете играть мною, часто определяя на весь день мое настроение.
Вчера шлепал с обеда до вечера мокрый снег – снежинки в кулак! и с утра до вечера не видно было гор ни на одно мгновенье. Сегодня утром перед окном земля белая поднимается к небесам. На лесах туман рассек все черное белой полосой и оставил вверху черные зубчики леса, пилой своей пересекающие бок ближайшей горы (Дых-Тау) с вечным снегом, закрывающей еще <3ачеркнуто: более> высокий Эльбрус.
Да, так и у гор, как у людей, очень часто небольшие закрывают собой высочайшие, и надо сделать лично большое усилие, лично совершить трудный путь, чтобы увидать вершины во всей их свободной и ничем не заслоненной красоте.
Лес на облаке: черная роща посреди белых гор. Полосы черные обвалов снежных, как будто ребятишки на лыжах, на санках катались и протерли.
Бетал не может стрелять на засидках, когда звери выходят: в особенности лисицы: до того красиво. Зайцы на грушевого паразита.
Кабаны в городе: 11 человек посекли. Ночью разгуливали по полям, рассвет застал, их стронули, они бросились к своим местам и по пути 11 человек «посекли». Один вбежал в город, во двор, милиц. застрелил.
Б. на трибуне краснеет, когда его восхваляют, и от аплодисментов отмахивается рукой, как будто мухи ему мешают.
Вчерашние записи: Фольклор у кабардинцев – эпос, у балкар – лирика (Талпа).
Кабардинцы были всегда передовым народом Сев. Кавказа <приписка: и в то же время у них не было письменности: все неграмотные и передовые!>
Рассказ Романова о засидках на кабанов, сделали для Бухарина, исходя из басни Крылова: что свинья не может взглянуть вверх и увидеть желудей на дубу – для Бухарина сделали высокое место, и там Б. сел с женой (известно, что Б. на охоту всегда ездит с женой). Когда свиньи, приученные подкормкой, пришли на место, то прежде чем приняться за еду, все разом взглянули высоко вверх и, заметив Бухарина, бросились со всех ног.
Засидки. – Меня, – сказал Романов, – сами же свиньи натолкнули на мысль, как устроить засидки. Раз я увидел, что свиньи подрылись под стог и там лежат, чешутся, отдыхают.
Храбрость доктора Мандрыги (Петра Васильевича). М. был посажен возле дерева (сажают всегда впереди дерева, и человек для кабана сливается с корой, и он принимает человека за одно с деревом; если же сзади стать, то человек, следя за кабаном, непременно будет маячить зверю). М., увидев кабанов, в одно мгновенье выпустил всю обойму, и один раненый кабан бросился и, забежав почему-то сзади, остановился перед самым деревом, за которым сидел М. И., постояв, пронесся дальше.
<На полях: Бетал прекрасный наездник: лошадь оскользнулась, полетела с кручи, он оставался сидеть на ней и оглядывался кругом и увидел куст, за который ухватился: лошадь разбилась, а он выбрался.>
Паразиты растущие на грушах (дикие груши, полежав, станов, очень вкусными, а яблоки дикие кислы), являются лучшей приманкой на зайцев (и, кажется, для коз). Узнать местное название.
Пролет вальдшнепов начался несколько дней тому назад и пока еще не велик.
Разговор с Талпой о моей теме был такой. Я: – Вы знаете? в последнее время я начинаю понимать русскую литературу точно так же, как панихиду: прекрасней панихиды, похорон человека нет ничего в православной церкви, так точно в русской литературе под предлогом рождения духовного человека изображается смерть физического человека: «Хозяин и Работник». Платон Каратаев, бесчисленные чеховские и другие рассказы. Мне же хотелось бы изобразить рождение физического человека, живой творческой индивидуальности, вот как Бетал, как... – Понимаю! – сказал Талпа, – вы здесь найдете себе безграничные материалы.
<На полях: Б. в революцию 1905 г. был, как революционер, при восстании пастухов: какой-то князь отобрал пастбище и обложил платой... Отец и брат расстреляны в 18-19гг.>
Снег лежал сегодня только в ранние утренние часы, потом он быстро сошел, но и горы скоро закрылись. Я вышел в парк, всюду пели зяблики, и все было точно как у нас в Апреле. Встретился Арсений Авраамов, и я зазвал его к себе. Вот человек с гениальной мыслью по теории музыки, он заключил договор с Кабардой-Балк. на изучение фольклора и ничем не может доказать и показать ход своей работы. Калмыкова, дама-патронесса, окруженная музыкантами и художниками, умеющими показать свое искусство, не может тоже убедиться в полезности Авраамова, и он, имея восемь чел. детей, весь облезлый <приписка: (кабанья шерсть)>, не может достать себе квартиру.
<На полях: NB. Пусть это будет первая попытка уйти от гостиницы и начало изображения своего плена.>
<На полях: Просто обидно: поди изучи хозяйство, историю, народ, вождей, природу, а он услышал балкарскую песенку в каменной сакле у Голубых озер, еще раз сел отдохнуть – едет из гор всадник в бурке, старый человек едет на ишаке: ему скучно, он и поет. Арсений записал эту песенку, дочка на скрипке сыграла, и вот тут вся Балкария. И Кабарда. Искусство всегда Моцарт: ни за что ни про что! И вечно будет Сальери.>
Первая охота. Орех цветет! а синички-гаечки у них с белой лысинкой.
Колючие кустарники. Липкая грязь. Щелочная вода. Дрозды пели, как у нас. Крикнул фазан. Смерклось сразу: сделали несколько десятков шагов, и стало тепло. Вечером пробовали пойти на тягу. <Приписка: Фазан крикнул.> Встречается лесник кабардинец с красным носом. Объясняемся: – Мне Б. Калмыков разрешил. – Озов у нас начальник, все идут к Озову, и Буденный был у нас – тоже к Озову. – А Ворошилов? – И Ворошилов к Озову, все к Озову. – А Калмыков? – Чуть подумал и ответил: – Калмыкову не надо, Калмыков может сам везде ходить. – А другому Калмыков может разрешить? – Другому нет. Сам может, другой должен к Озову.
После того сторож прошел несколько с нами по обратному пути, поднялся на пригорок, откуда мы были видны, и мы пошли домой, а он с горы нас провожал глазами.
21 Марта. Ночью дождь и утром тоже, прямой мокрый снег. Говорят, что все до сих пор было сухо и дождь для посева – драгоценная погода.
Вчера у речки видели скромный памятник расстрелянным революционерам в 18-19 г., среди них были отец и брат Калмыкова.
Мысль о нынешнем кабардинском вожде уводит в далекие патриархальные времена национальных героев. Трудно себе представить Калмыкова без охоты и вообще без охоты образование кабард. вождя: охота, война и революция в едином сродстве. Охота при этом является как бы средством охраны в человеке ребенка <приписка: лицо Бетала – лицо ребенка: засмеется и заплачет>, необходимого для возможности внутренней спайки противоречивых элементов психики вождя: жестокости и милости.
В этом, между прочим, и заключается противоположность народа и русской «интеллигенции»: наши разумники столкновение, необходимость симбиоза любви и убийства в одной душе разрешают разумно в пользу любви: жизнь, однако, разбивает ненадежные скрепы разумной любви, и революция является смертью интеллигенции.
С другой стороны, возникают национ. единства в лице Муссолини, Гитлера (японский фашизм на носу), в нашем «кровосмесительстве» тоже начинают <3ачеркнуто: кристаллизоваться> уплотняться национ. туманности Великороссии, Украины и т. п. (в кабаньих угодьях сторожа все кабардинцы, но на вокзале в Прохладной милиционер русский). Сов. Союз теперь только что не говорит вслух: «нам надо делать то же, создавать кровное объединение людей, кровные группировки, объединенные общей универсальной идеей братства народов в интернационале».
Невозможно, наверно, мне, русскому, без какого-нибудь особенного покровительства Бетала частным порядком купить или выстроить дом для себя. Одна из тем. Надо в Кабарде натурализоваться приблизительно как это сделал Герцен в Швейцарии: примкнуть к какому-нибудь колхозу, учреждению, определиться деятельностью, значимостью, а жилище и проч. так дадут. Между прочим, этот способ внедрения порождает столько же фальшивых существ, как и капит. способ посредством части, собств. <приписка: (тип странствующего хозяина сов. земли: напр., Бухарин)> (при изучении машины это же самое было в лице Павлика, любящего свое дело шоферское и Озолапина со «своей машинкой»: разрешилось в высшую ценность «своей машинки» на фоне общественного дела).
Весь день до ночи валил снег. Получили на имя Б. Калмыкова от Е. П. портянки. Перешли на свое иждивение (кстати, ведь и боны кончились, думаю и за номер платить из принципа: «не пей из колодца»). Романов не пришел, Талпа не пришел, позвонился в Иссл. институт, погрозил. Пришли Талпа, Налоев и «прокурор». Читал «прокурор» роман. Ужинали с Налоевым и прокурором. Подвинулся вопрос о жилище.
горы показались без игры и во всей правде. Открылись цепи, намекающие на перевал, показались горы, как белые палатки с плотными синими тенями, и чего-чего только там не было, на что только не думаешь.
Только глядя на горы, больше не думаешь ни о чем, а ласкаешь себя, и в этой нежной ласке души вполне уже ни о чем не думаешь. Если же проснется мысль, то горы от мысли исчезают, как от тумана, глядишь и не видишь. Так я сегодня забылся, но кучевые облака показались из-за гор, легкие дымки поползли по склонам, закурились вершины, и началась игра...
Мы прожили уже пять дней против гор, и нам разве только чуть-чуть они стали намеком понятны. Но жизнь будет идти, и горы все больше и больше нам будут понятными. Так точно и все другое, начиная с самого маленького, хотя бы об охоте, о домике и др. Вчера из спора Налоева с «прокурором» выяснилось, что охота на кабанов и фазанов запрещена по всей области и большая часть угодий в запретниках. Непонятно было приглашение Калмыковым на охоту и не хотелось принимать милости от НКВД. Но туман рассеялся, и открылся иной кругозор: оказалось, Балкария не в таких ладах с Кабардой, как говорили, на жизнь Бетала был заговор и проч... Оказалось, в области вообще из-за этого очень немногим разрешено иметь оружие и охотиться. И когда оказывается, что охотничья общественность в этих исключительных условиях и не может существовать, то опять принимаешь возможность пользоваться «милостью» области. То же и с домом: оказалось, много домов в Нальчике остается от выжимаемых людей (кулаков), что купить легко дом в 4–6 комнат за 5–7 тыс. руб. И когда все решено, Налоев шепчет: вы об этом поговорите с Беталом. Это значит, что опять-таки устроить можно через «милость».
<На полях: Попетушишься - а вдруг открылся другой кругозор, и сам себе становишься очень смешным. Это годится к тому месту, где сам делаешься как художник маленьким и Бетал растет в Обкоме, и тоже сюда к вопросу об охоте.>
Весь Кавказ. Ветер сильный дует с Черного моря, и к нам из-за гор наплывают оттуда облака, мало-помалу образуя небо кучевых облаков, и даже видно, как от каждой почти вершины протягивается к общему небу столбик. Но ветер и небо уносит, и новорожденные облака с гор не могут одолеть синеву.
<На полях: Солнце восходит со степи из Кабарды, и горная Балкария расцветает в лучах Кабарды. Белый свет, белый день и белые горы в славе.>
Вершина горит на солнце, и облака тянутся к ней, на самой вершине, наверно, от обвала осталось черное пятно, и это совсем как будто наверху человек стоит. Я вспомнил Бетала, как вокруг него все тянется вверх, чтобы попасть к нему. Даже мелочь какая-нибудь вроде машины или квартиры, и то никто ничего не ответит прямо от себя, а посоветует: «об этом вам надо поговорить с Беталом». И даже если решится сам за свой страх что-нибудь сделать, то непременно про себя трижды представит, как в этом случае поступит Бетал. По-видимому, на этом и построена система управления этой маленькой страной: Б. до всего доходит сам, и мимо за спиной у него ничего не пройдет.
Ветер сильный и очень холодный. Облака с Черного моря как будто переносятся через Кавказский хребет, перелетают все небо и на противоположном конце собираются, уплотняются и прочной белой стеной стоят против гор. Мы ходили по Нальчику, покупая себе продукты, и вдруг увидели на противоположной горам стороне Кабардинской улицы тоже горы. Это было так непонятно, что мы пошли туда посмотреть, как же это могли мы проехать. Но улица длинная, и мало-помалу у нас явилась догадка, не облака ли это. Несколько раз было мы говорили уверенно: – Горы! вон виден и темный лес на предгорьях, вон и черные палки обвалов, как будто мальчики снег протерли лыжами. – И вдруг: – Нет, это облака! – И опять: – Горы!
Осмотрев Нальчик с точки зрения покупки себе жилища, я не нашел тут ничего для себя лучшего, чем в Загорске. Это, очевидно, уже влияние гор: после такой красоты никак не хочется втискиваться в ряды обывательских домиков. В магазинах ничего не продавалось местного, и все было точь-в-точь как в Загорске, кроме маленьких величиной в грецкий орех кавказских лимонов в полтора рубля штука ценой.
своего жилища не есть у меня мысль или чувство, подлежащие практическому выполнению: это скорее метод сближения с новым местом, это попытка жениться и устроить брачную жизнь. Другой, «бухаринский» метод – это чуть касаться, пролетая от одного края к другому. Мне представился и еще человек, который вообще ничему не удивляется в природе и никакое человеческое положение его не смутит: пусть проходит мимо вождь народа или босяк-пропойца, он глаза не оторвет от своего дела. Лучше всего такой тип выражается в Москве персами и ассирийцами, занятыми чисткой сапог. Но и среди русских на разных ступенях развития попадаются такие люди.
<На полях: человек, которому все равно>
Приходила библиотекарша, приглашала речь сказать на массовом собрании читателей. Она не скрыла от меня, что массовому читателю я мало доступен (хотя «В краю непуг. птиц» с «Беломорск. каналом» нарасхват: экая честь! книга, написанная 30 лет тому назад и подсвеженная современностью). Я сначала согласился, а когда пришло время, отказался.
Вызывали Звонцова решить три вопроса: 1) «Запретник». 2) Прикрепление машины. 3) Квартира. По первому вопросу изловили Романова, и я прочитал ему свою «ноту». По второму пока (наверно, без Бетала нельзя) Звонцов на завтра для поездки в Заюково даст свою. По третьему опять все неопределенно, очевидно, тоже без Бетала нельзя. Мне удалось в этот раз помочь Арсению Авраамову <приписка: Кавказ без машины. Если пойти? то ведь недалеко уйдешь...>
23 Марта. Солнце восходит со степи из земледельческой Кабарды, и горы [пастушецкой] Балкарии расцветают в лучах степной Кабарды... От этого получается редкое явление на восходе: и внизу каждая елочка и каждое человеческое лицо горят на восходе, и высочайшие снежные вершины светятся как лица людей..
Сегодня было тихое морозное утро. Я любовался горами впервые от первого легкого розового света до тех пор, пока не стал свет белый и день белый, и горы встали белые в славе.
Ожидаю в восемь часов машину и Налоева ехать в Заюково. Небывалая зима в Кабарде без снега, небывалая, говорят, и весна.
<На полях: Горы видят. Студенты, сделав зарядку, с портфелями вместо кинжалов идут на ученье.>
В новом месте только и видишь и понимаешь скорость движения собственной жизни <3ачеркнуто: сюда силу первого взглядах жизнь проходит в непривычных условиях, и нужно успеть закрепить в памяти все, пока все станет привычным и движение жизни своей станет незаметным. Поэтому для других непонятна бывает и неприятна торопливость моя А я должен стремиться, чтобы час мой не пропал. Так происходит «турист» в смысле «тура» спеха: это самый отвлеченный род путешественников, имеющих цель как можно скорее, хотя бы даже ничего и не видя, сделать тур.
В 9 у. подали машину Баксанстроя, шофер Семен. Провожает Налоев. Отъехав десяток километров от города, увидели всю цепь главного хребта от Эльбруса до Казбека. Это весеннее самое лучшее время, чтобы смотреть на горы. Три рода гор, первые – лесистые, вторые – голые камни, третьи снежные; летом бывают покрыты снегом только отдельные вершины из третьего рода. Взгляд на цепь всю целиком сразу же расширил наше представление о горах.
не улетающие на зиму, ремонтируют свои гнезда. Жаворонки поют.. Районный центр (громадный кинотеатр, и в то же время чем-то похоже на Константинове – чем?) Баксанстрой – похоже на Нивастрой. Заюково и дальше: животноводческий колхоз, овечий кош новый и старый, быки швицы, жеребцы кабардинцы. Молочно-продуктовая ферма. Пастухи каждый для каждого из нас несут по тарелке масла, каждая в ½ кило, потом каймак, вареную простоквашу и кукурузные лепешки. Я видел, как Люль съел 1/2 кило, и, подумав об этом, сказал Налоеву, но он мне ответил, что это для русских: «ведь русские всегда спрашивают масло». (Едва ли, подозреваю в Налоеве ущемленного национала.) После того в Заюкове смотрели агрогород. Строятся хорошие деревенские дома, какие обыкновенны в германской деревне. Но почему это агрогород? (узнать) Видели настоящую саклю старинную, каменные вечные изгороди, снимали мосты через Баксан. Слушали знаменитых певцов и музыкантов (см. в конце): что-то кавказское, но кабардинского не понял. Пели смешные куплеты старики, но мы ничего не понимали. Этот жопа Налоев ничего нам не переводил. Еще хуже было потом за обедом: он целиком занялся разговором, а мы сидели дураками. Люди, дети были иногда очень красивые.
Возвращаясь, видели ту же цепь, но неярко, словно отраженную, Эльбрус скоро остался назади за горой, а вершина двуглавая Казбека исчезла только у переезда в Нальчике через полотно ж. д.
<На полях: Старик в ужасной шубе вошел в правление, я хотел его снять, но не успел, а когда он вышел, то шуба у него была новая.
Налоев рассказал об одном пастухе в царское время, у богача мальчишка рос пастухом с [детства] и говорить не мог: только бараны понимали. Школа пастухов: так, раньше пастухов понимали только бараны, а теперь пастухи грамотные и с людьми говорят, а баранов не понимают.>
Вечером у «прокурора» торжественная встреча меня писателями. Начало письменности 1924г. Спор о латинск. и русском алфавите (возможные последствия такого спора). Язык Ленина. На каком писать: на языке Ленина – растворить Кабарду, на своем – сколько же читателей, и каких! Неудачники. Образ Налоева, литератора ущемленного, в противоположность герою Калмыкову: поэт и должен быть при дворе невольником. Жизнь освобождает поэта, как женщину: одна и та же судьба, вот почему поэты везде вступаются за женщину.
24 Марта. Горы на восходе были розовые не как вчера длительно, а только на очень короткое время: наверно, сегодня воздух еще чище. Ветер крутился и стал на вчерашнее: с гор.
Стоит один цветок на окне в лучах солнца, и по цветку знаешь, что ты на юге, что такого богатого солнца на севере у нас никогда не бывает.
В 9 у. выехали верхами с Романовым на Верхнюю будку. Озов Тагир, стар, объездчик, тот самый, о котором сторож в тот раз говорил нам: «все к Озову», хотел ехать с нами, но его вызвали в НКВД, и мы поехали без него. 15 кил. ехали шагом в гору часа два. Пробыли на Верхи, будке часа два и другой дорогой через Желтую кручу спустились в «Дубы», где до вечера были на кабаньих засидках.
Солнце с утра на Кавказе сильнее, чем после полудня, и даже в горах, где еще был снег, было жарко. Ореховые заросли в полном расцвете, и если птичка прыгает с ветки на ветку, то с золотых сережек летит пыльца, как дымок. А видимо эти дни – массовый пролет певчих птиц: везде дымятся кусты.
<На полях: Гора Палатка: летом то побелеет, то почернеет. Гора Ошьхомахо (Эльбрус): счастливая гора. Вблизи да, горы меняют всю жизнь человека, но издали горам радуются только приезжие. Местные люди к бесполезным кружевам на горизонте привыкают, как к облакам, и не обращают на них никакого внимания. Впрочем, у каждого была встреча с горами, и если спросить, то каждый скажет, где Казбек и Дых-Тау и Эльбрус.>
<Зачеркнуто: Веселый> Красивый гай: Это место над балкой, сбоку и снизу гонят, а стрелки у дороги. Заросли ореха, боярышника, мушмулы, шиповник, среди кустарника старые груши и яблони, больше груши. <Приписка: Фруктовые леса, на пашнях груши, вырубить все, кроме груш – нормальный сад.> Чинары гигантские когда-то были высоко срублены и дали множество поросли. Старые стволы чинар, узловатые, в кулаках и желваках, иногда были дуплистые и такие просторные, что человек и медведь могли бы себе тут устроить жилье. Эти места, богатейшие для корма кабанов, сейчас были пусты, и следов свежих не встречалось. Вернее всего, кабаны теперь «в дубах» на низу, а поросные свиньи таятся. Возможно, что началась уже опороска. Свинья делает себе в кусту из хвороста конус, в широкое отверстие конуса входит задом, поросится и потом опять, чтобы подкармливать поросят, входит в конус задом. Харун, сторож Верх, будки, обещался мне найти гнездо. На открытых луговых местах встречались обширные старые и небольшие новые жировки. Кабаны жируют только ночью, днем залегают в дубняки, как абреки. При лунном свете можно разобрать их мелькающие тени. Абреки тоже еще недавно селились в этих пятнышках леса на склонах гор. Бетал, однако, устроил в таких местах поселения, и абреки исчезли. Кабаны очень беспокоят кукурузные поля таких поселенцев, и они все ночи ходят с трещетками. Кабаны, несмотря на этот крик, все-таки, бывает, прорываются. (А Б. говорил, что кабаны вовсе не вредны для полей.)
<На полях: Черные горы
Кабаны или ушли выше в горы, или вниз в дубы.
Следы кабанов на снегу.
Лошадка Поцан – мальчишецкое слово.>
Фирновые поля на Казбеке. Вдруг явились снежные горы и как будто все до Казбека обратили внимание на нас. Мы сошли с лошадей и стали разглядывать в бинокль блестящие серебряные пятна. Это были ледники <приписка: фирновые поля> среди снежных пустынь. В нашу сторону горы снежные были видны до нашей Палатки, против гостиницы. Эти горы, передняя цепь, (через месяц?) будут черными и местами покроются травой, и тут балкары будут загонять стада. Балкары. У балкар в горах зимой бывает очень тепло (напр., за Палаткой), и до того, что жилища делаются кое-как из камней. Иногда едешь по дороге, а сбоку из-под дороги человек выходит...
Желтая круча является центром охоты на кабанов на Верхи. будке, сверху донизу круто обсыпающейся горы от трех до пятиста метров. За 15 лет дорога отошла от края приблизительно на три метра, значит, слой в 3 метра толщиной осыпался. Стоя наверху у края, слышишь непрерывное движение песка и камней; переводя глаза в сторону большего шума, видишь скачущие камешки.
Но разве не такая жизнь горы вообще, разве не есть, с одной стороны, и вся жизнь беспрерывное рассыпание? Да, несомненно, только там везде процесс рассыпания маскируется нарастанием. Здесь же до того открыто, шумно рассыпается гора, что, принимая к сердцу эту беду горы, чувствуешь и свою неизбежность... Романов, следя за одним камнем, сказал: – Лег! и тут вечность свою нашел. – Мы сами так рассыплемся и все найдем свою вечность, – прервал я молчание.
Село Нартан и есть гора Нартан.
Черноклён или Яур.
«Труба» в горах, где постоянный ветер: день и ночь.
Принц Датский. Рассказ Романова: – Жестокий человек, он все с тобой может сделать. – Посадить? – И расстрелять. Трепещем. Чтобы войти к нему – много подумаешь, расспросишь, узнаешь верно, какой он сейчас – и войдешь. А на охоте он самый лучший товарищ, друг твой. И как же это соединяется? Или может быть? – Я не знаю, меня вот что удивляет: до чего он тонко понимает струну человека и так больно, больно играет на ней. Он чувствует в мгновенье при взгляде струну каждого человека и учитывает. Думаете, вас не учел? Да при первом же взгляде. – Ну, что ты, – сказал я, – у меня нет струны. – Не может быть, у каждого струна. – Нет, у меня флейта вместо струны, и на ней только я сам могу играть, как это рассказано у Гамлета. – А кто это Гамлет? – Принц Датский. Он сказал: «Играй, друг мой, на своей флейте, но я человек, я тебе не флейта». – Вот именно! я понимаю: а Бетал действительно на тебе, на человеке, как на струне, играет: самое-самое больное место. А на охоте самый лучший друг твой, ну, как это соединяется? Или это у него и на охоте струна?
разлив рек, которые теперь узнаешь по камням. Надо всесторонне понять значение в местной природе этих разливов. <Приписка: Каменные реки.>
Турлучные постройки (плетень из более крупных веток, обмазывается глиной).
Месяц виден впервые – так что понять нельзя, p или d.
Лягушки земляные и древесные.
Пролет певчих птиц.
Свет на солнце старых чинаровых листьев.
Фруктовые леса, или охота на кабанов.
1) Верхняя будка. 2) Дубы.
Дубы (при описании охоты на кабанов).
Засидки. Яблоновый склон как сад. Дубы. По дорожке, оглядываясь... Множество ворон. Площадка, вспаханная рылами кабанов. Лесенка на возвышении в 3 метра и другая: сидели Бухарин и его жена. Тут же стогоподобный шалаш с двойным плетнем. Мы засели. Сойки как будто не наши, или это они в весеннем брачном наряде? Крик фазана. Порхание птичек. Две лужи. Купанье птичек: черный дрозд: один желтый нос из воды и хлопает крыльями; зяблик у края отаптывает место; чижи, зарянки, неизвестные очень яркие желтые с черными крапинами.
Фазан прилетел и задумался. Луч солнца: литое золото, высокий взгляд, синева глаз, рога на голове, назади кинжал: весь подобран, черкес. Вдруг пустился (с ума сошел!). Из чащи серая курочка. На кабаньем натопе куст малины густой, и она в него, как в саклю, и он вокруг куста. Другая фазанка. И эта в саклю: фазанка бедная только клюет, как серая забитая мусульманская женщина. Он задумался и вдруг закричал и одновременно прохлопал крыльями: это и есть вызов, есть ток. А бежал за курочкой с тетеревиным курлыканьем. <Приписка: Вдруг показывается лисица, фазан садится на дерево невысоко. Лисица уходит, прячется, фазан спускается... Вон он вытянулся, но тут... кабан.>
История с лошадьми. Возвращение в тьме.
25 Марта. Утро чистое, горы спят. Казалось, на минуту закрыл глаза, и все первое розовое утро прошло. К полудню впервые из-за гор пришло...
<На полях: «Разврат» (не забыть описать солнечные ванны как разврат, как любовь из-за любви, «загорание»: ведь собака зимой ложится к огню так близко, что только шерсти загореться.>
Первый глаз на поля. Слабость в коленках от вчерашнего и жрать хочется как собаке, только бы дотянуть до 2-х часов, до обеда, наесться и спать. Вдруг в 1 ч. звонок, прислуга по гудку звонка как-то узнает, что от Калмыкова. Едем на конный завод по дороге в Заюково: пахота трактором. <Приписка: Бетал сам проверяет сантиметром: нет, так сам смерь. И остатки кукурузы. Сев яровых. Огромные колхозные фруктовые сады. <Приписка: Мое о садах: ребенок должен вырасти в саду (воруют яблоки: простительно детям).>
Обсаженное деревьями шоссе. Громадные черные поля. Кризис в кормах (Балкарии самой не хватает).
Рассказ Бетала об агрогороде: «простыня» и проч. «пара кроватей». Какая же разница с немецкой деревней и почему там то же, но не называется агрогородом? Надо понимать в цельности строительство: деревня – невежество, а город – культура: агрогород – это городская культура, внесенная в земледельческий быт. <приписка: сакля с ослом>
Разговор о Соловках: величина острова: какая? Монахи – сколько монахов, чем жили? Удивление о полуночном солнце. Как с ребенком. И в то же время сплющивание от него. Выводка коней. Кабардинка волосатая, как женщина: «Хвост отпустила, чтобы по земле волочился». И вслед за этим: «А чего ты себе отпустил брюхо?» Кабардинка вынослива, смирна, ночью едешь – она знает дорогу, англичанка упрется в канаву. Коротковата, но под кабард. седло хорошее. Косячный жеребец отвечает за сытость маток, он их ведет на водопой, защищает от волков и пр. Косяк живет круглый год на пастбище... Антонов выбирает себе другой день жереба. – Я тебе партбилета не дам, я спрошу: а зачем ты два дня возил секретаря?
Коннозавод Малка.
Восхождение на Эльбрус: с вершины Черное море, турецкие города, Константинополь. Вдвоем-втроем, но никогда больше не поведу массу (сказал Бетал).
Косяки в Вольских пастбищах.
Сплющивание кажущееся: испорченность властью человека: он недослушивает: не захочется слушать, он замычит и поставит другой вопрос. Надеюсь преодолеть все делом: наберу материалу и его не буду дослушивать. Отчасти это от желания думать про себя: один говорит, он не слушает, и вдруг интересно: – А? – и другой повторяет. Я говорил, он не слушал, я сказал: настоящая лошадь непродажна. – А? – Любимая лошадь не продается! – повторяю. И он загорелся: – Да! у меня было три, две убиты на войне, третья, Гроза... ты (Антонову) Грозу застал? – Последняя лошадь был Огонь, ее отравили. На Огне проехал 280 кил. в 14 часов. «Проезд» (особая манера хода лошади: Поцан – это проезд). Скачет в 2 года и в 3, на 4-й год в производство: жеребцы к косякам, матки к маткам. Скачки 12 Мая. Косяки смотреть летом. Прототипы Бетала в помещичьем-военном быту. Петр I со своей дружиной вел себя тоже так непринужденно: Петербург и агрогород.
Опытное поле. – Кабарда, – сказал я Беталу, – должна сделаться опытным полем всего Союза. – Пробуем, – ответил он, – посмотрим.
Сюда же к «паре кроватей» – еще «человек» в понимании Бетала: у писателя человек – это герой, у госуд. человек – средний, нам он ненавистен, тут: каждый годится, понять «струну».
Разгадываю, что это Налоев именно пересказал по злобе на Звонцова своему брату, а тот Беталу: именно, что я недоволен гостиницей и проч. Бетал задал перцу Звонцову и ввязался сам. Он предложил устроить мне приют на 3-й будке, распорядился отправить туда корову и проч. («пару кроватей»): – Встанете, возьмете ружье и на фазанов или на вальдшнепов, поросенка убьете – вот и жареное. – Вызвал Зайца и распорядился, а я для верности, расставаясь, спросил: – Так, значит, можно убить кабана? – Хоть двух. – отв. Б. – сколько хотите.
С Романовым ехать было решено на завтра, чтобы убить кабана. Зайц и сказал об этом, что с Романовым. – И с Тагиром, – распорядился Бетал. Видимо, он не очень доверяет Романову. Выехать решили в 10 у. на весь день.
26 Марта. Утро вечера мудренее: туман с утра. В 10 у. пришел Романов с Тагиром: Ром. уже был на месте и подсыпал корму. Ввиду тумана решено выехать на машине в 4 в.: успеем! Выедем с прямой целью убить кабана.
В 4. 30 приехал Романов на пикапе, определенном исключительно для охоты. Выехали в тумане, сквозь который среди черно-распаханных и посеянных полей обозначились формы степных курганов. На кукурузных полях от шума машины взлетали тучи перелетающих на север зябликов. Всего 12 километров мы проехали (ехали по Прохладному шоссе и с него свернули вправо и прямо ехали полями, проселочными дорожками: земля здесь после дождя высыхает очень скоро, можно ездить везде без шоссе, за исключением дождливых дней). Вблизи высокого кургана начинались «дубы», и тут была Нижняя будка.
Не доезжая до места, в каком-то логу, мне нужно было испробовать винчестер Катынского. На двадцать шагов пуля попала в точку, шофер-кабардинец сказал: – Охотник хороший – погода плохая. – В туманный, серый день охота лучше выходит, – ответил я и очень удивил шофера. А оно так вышло и в этот день.
Мы вышли из сторожки и сели в шалаш 20 минут шестого. И сразу же решили, что из засидки ничего не выйдет: действительно, на черной, растоптанной кабанами площадке была рассыпана свежая кукуруза и виднелись свежие следы машины, значит, сегодня же рассыпали, шумели, портили землю и воздух резиной и бензином. На свежую приманку слетелись в множестве черные дрозды, сойки, мелкие птички, пришел фазан. Вот мы видим его только второй раз и уже не разглядываем страстно в бинокль и не волнуемся: фазан и фазан. Вот она, великая сила первого взгляда на вещь.
Раздумывая о фазане этом, я понимаю себя инженером, овладевающим этой силой, применяющим ее для творчества счастья. И тут же в связи с этим вспоминается, что гора Эльбрус с кабардинского (?) значит «счастливая гора». – Не сделать ли мне Эльбрус фокусом «исследования» моего Кабарды? – подумал я, и в этот самый момент Петя прошептал: – Кабан! – Тогда с фазана мгновенно я перевел глаз, и черное страшное необычайной формы чудовище стояло в десяти шагах от меня. Вот в этом первом взгляде на кабана и мысли, что он вовсе не похож на свинью, что это самостоятельное не виданное мной чудовище, и было самое главное.
Первое не по-свиному было уже то, что кабан не пришел, как свинья, а явился с необычайной легкостью. Отчего-то он вздрогнул и замер. Не услыхал ли, не почуял ли нас? Отверстие сделано в шалаше шириной не меньше четверти, через него можно видеть все лицо человека, и хорошо я догадался сесть как можно поглубже и на нижний край отверстия уложил самый кончик винчестера. Вздрогнув, послушав, кабан хватил носом кукурузу, опять вздрогнул. Тут вот и началась мгновенная в нашем общем времени и длинная во времени лично переживаемом борьба. Вспоминаю и понимаю теперь рассказ Калмыкова о том, что он не может стрелять зверей на засидках: до того необычайно интересно глядеть на повадки зверя. Мне хотелось бесконечно сильно побыть наедине со зверем, и в то же время как тяжкий долг, как злая необходимость давила на меня: надо стрелять, а то ведь, если зверь почует нас и убежит – ввек себе не простишь.
Конец описания охоты: Птичка умирает от выстрела часто в воздухе, а животное долго бьется. И охоту на зверя можно описывать [до предела], скажем: «кабан упал». А описывать, как он умирал, как спорили о том, добивать или «сам дойдет» – все это жестоко, и нельзя об этом писать, как в любви тоже до предела, после чего говорят: «грязно!» В охоте жестоко, в любви – грязь.
Я стал водить мушкой по левому боку зверя, выбирая убойное место, и по уговору с Петей шепнул «раз, два»... оставалось сказать: «готовься! – три» – и мы должны были разом стрельнуть. Вдруг из нижней шерсти мне явственно показались сосцы: «супоросная свинья!» мелькнуло в сознании. А я уже и перед этим заговаривал себя от позора убить супоросную свинью. – Отставь! – шепнул тоже и Петя, – кажется, свинья. – И до того я обрадовался, что остальной вечер, быть может, целый час можно будет спокойно наблюдать животное. Но Петя взглянул в бинокль и сказал: – Клыки. – И я простым глазом увидел возле рыла по белой точке. Кабан же вдруг встрепенулся, повернулся прямо к нам, стал всматриваться.
Кабан, как чудище: потому что кабан ночное животное, тень лунного света. Он пришел рано из-за тумана, он ошибся и явился на свет нежданный. Он питается кукурузой и может бороться с медведем (? спросить) и резать волков, сколько бы их ни было.
– А ведь уйдет! – мелькнуло во мне. На случай я взял его междуглазье на мушку. Слышал не раз от охотников, что не следует в лоб стрелять кабана, пуля может скользнуть по кости. Но ведь я это помню, я это так только для пробы навел. Однако не врут ли охотники: место такое широкое, и смешно не попасть. – Конечно, врут, – мелькнуло мне, – и надо стрелять. – Я нажал спуск. Мгновенно рухнул кабан на передние ноги, и тут Петя стрельнул. Кабан забился, перебрасывая свою тушу с бока на бок, на правой стороне головы от моей пули у него было сильное кровавое место, а из бока от Петиного жакана била кровь. Побившись, он лег и захрапел. Пришел Романов. – Не ударить ли еще раз? – спросил я. – Зачем портить мясо, – сказал он, – дойдет. – Мы подошли к подыхающему зверю. Он лежал рылом к земле, вверх глядел живой белый глаз, и я видел, что глаз этот время от времени живо моргал. – Дойдет! – повторил Романов, взял палочку и, обнажив губу кабана, стал показывать нам его скрытые под губами клыки.
Я же смотрел на белый моргающий глаз и чувствовал не страх, а что-то совсем особенное, не имеющее определения: я это чувствую при удачной стрельбе в каждого крупного зверя, пока не убит – ничего, я даже могу быть очень храбрым и находчивым, но когда зверь лежит, я чувствую вот это самое, среднее между страхом, жалостью, раскаяньем. Какой страх может быть, если у меня еще четыре пули в винчестере, я не с тем, а совсем с каким-то другим «страхом» смотрю в белый мигающий глаз.
– и кабан, вздрогнув, на мгновенье посмотрел на лису, как гордая женщина, когда возле нее мужчины начинают говорить между собой пошленькие вещи.
Между тем Романову хочется и посмотреть и на второй клык, он поддевает голову палкой, и вдруг кабан вскакивает... и бежит в кусты. Через два-три десятка шагов под беглым нашим огнем кабан застревает в кусту и сидит. Петя посылает ему в шею жакан, и он ложится и опять храпит. – Нож, давайте же нож! – Но Романов повторяет, что оба его отличные ножа взяли у него в НКВД. Добили кабана в упор из мелкокалиб. винтовки и колуном по голове. Приехала машина прямо на кукурузу. С великим трудом общими силами взвалили кабана на машину, и через полчаса в ресторане за ужином мы вспоминали подробности.
После ужина пришел геолог Кудрявцев: написал роман (было очень тяжело, «хотел уйти от себя» и написал). Желает узнать, может ли он. В этих глухих местах писатель-критик является истинным <зачеркнуто: лекарем> целителем душ.
27 Марта. Туман беспросветный. Ветки деревьев в трубочках льда, а лес выше в горах весь седой, как от инея. Птичка полетит, и ледяные трубочки друг о друга тюк-тюк... Ходили к кабану: очень худ, 5–6 лет, годится только на колбасу. Установили, что жакан не годится, что рухнул кабан только благодаря силе боя винчестера: пуля попала ниже глаза, искрошила нижнюю челюсть и ушла в шею. Вид кабана был хотя и вовсе не тот, что вчера, но зато теперь можно было понять конструкцию этого чудовища: легкий зад и колоссальный перед с головой в У3 всего кабана.
Романов рассказывал нам о жизни кабанов: секач держится вблизи табуна и охраняет его; свинья, вырастив поросят, соединяется в другими в табун от 40 до 50 штук. Гнездо свое свинья защищает, бросается как тигр. Вот почему подойти и наблюдать гнездо невозможно. Так надо узнать всю жизнь кабанов. Последить за ними лунной ночью.
Романов организует переправу кроватей и продовольствия на Верхнюю будку.
Видел Талпу. Мы беседовали с ним о колоссальном несоответствии хозяйств. -полит, состояния Кабарды и культурного слоя деятелей. Между прочим, это все замечают, и проф. Соколов даже пытался об этом тонко намекнуть Беталу. Из разговора об Агрогороде с Беталом мне показывается даже трагическая ограниченность нашей господствующей идеологии: завел чистую кровать, и чистый человек, культурный и сложный, вывелся, как червь из земли в цветочных горшках (вера моей няни).
Прокурор. Эти эпитеты в романе Круглова: «пышные груди» и т. п. проходят бессмысленно; и только потому, что надо выслушать, надо же потом и сказать что-нибудь, я схватился за эти «пышные груди», представил их себе с расстегнутым лифчиком, видя, как они из него вывалились и вся женщина открылась с животом, с ее претензиями и той непобедимой властью обыденности, в которой отделяется из жизни «мечта» и расплывается бессильная в воздухе. «Пышные» груди у Круглова сменились «тугими», я уцепился за тугие и тоже стал из этой формы извлекать ее содержание. И так слушая, вываливая из пышного и тугого его обычное содержание, я подошел с острым любопытством к тайне творчества, в котором не вываливается из тугого и пышного уничтожающее всякую охоту жизни содержание, а напротив, все неохотное становится страстным и образует завлекающую воображение форму. Некоторые называют эту силу обманом <3ачеркнуто: и даже ложью», но нет: эта сила есть сила жизни, при восхождении – эрос, при понижении – обман. А что это, эрос? Эрос – это сама жизнь.
что-нибудь кабардинского, или даже и последняя барашковая папаха заменится нашей московской шапкой? <Приписка: Переплавка человека в коллективном труде, и в этом счастье: открыто быть и ничего не бояться и так просто понимать простого человекам
<На полях: Всесоюзная барахолка: в Москве и в Кабарде на барахолке продают одни и те же предметы.>
Гуляя сегодня по городу, мы прочитали по-русски название «улица Гоголя» и на одном из домиков «председатель уличного комитета»: очевидно, это был пословный перевод с кабардинского, т. к. по-русски «уличный комитет» означал [бы] комитет воров и т. п. Мы подивились той силе, которая растаскивает все чисто кабардинское во всесоюзное. (Возможно, что и русский язык только по имени русский, а тоже стал всесоюзным и потерял в большой степени свою силу национального творчества.)
28 Марта. Третий день туман и гололедица.
Совесть угрызает за что-то, и лень хватается за какую-нибудь причину. В особенности лезет в голову критика мещанского рая...
<На полях: Как это видится из окна: как седеют горы.>
Сколько за это время видели мы интересных кабардинцев мужчин, а женщину-кабардинку никак не можешь себе представить. Авраамов говорит, что красивых женщин у них
Одна из тем «Кабарды»: Все знают теперь силу падающих рек и умеют отлично пользоваться ей для создания света. Но силу первого взгляда человека на вещь, возбуждающего неудержимое желание поделиться своим впечатлением с другим человеком, со всеми людьми, мало оценивают как силу и вовсе не умеют ей пользоваться.
Сила эта тоже, как сила падающих рек, трансформируется в силу света, в просвещение, и мы это делаем постоянно, выражая свое удивление чем-нибудь другому устно или письменно. Я лично обладаю такой большой силой первого взгляда на вещь, что она побеждает во мне романиста, и мало-помалу я, сначала смутно, потом все ясней и ясней начинаю ей пользоваться и наконец вот теперь вплотную подхожу к вопросу о природе ее.
сознательно, как пользуются научно-познавательными методами. Н. И. Бухарин, выслушав меня, с обыкновенной его быстротой решения сказал: – Поезжайте в Кабарду
Целитель душ. Налоев как утративший силу 1-го взгляда.
Калмыков, обладающий в буднях силой первого взгляда (напр., наша поездка на дачи, цветники: его вечно цепляющийся глазок: глубина вспашки, кукуруза-мотылек, слушает-не слушает – цепляется взглядом и «А?» (происхождение «А» – рассеянность- неприятно.)
<Приписка: Противопоставить человеку, дисциплинированному культурой, не выдающему себя.>
Противоположный человек Налоев: он уже все видел и ему смотреть не на что: он думает о себе. Углубление темы «сила первого взгляда» в этапах до силы творчества, напр., как один из этапов «целитель душ»: приходят ко мне люди с романами, Круглов, Кудрявцев, говорят: «я измучился, мне стало невозможно оставаться самому с собой, мне стало необходимостью отдать куда-то себя, и я стал писать». Я сказал, что как-нибудь надо устроить человеку возможность уважать себя, схватиться за дело: какие мемуары он напишет. Потребность этих людей в целителе создает из меня целителя, и вот тут очень легко через это (и свой опыт) подойти к этапу творчества, напр., тоске и пр.
Быть может, удастся вывести творчество Бетала как государственного деятеля непосредственно из силы первого взгляда на вещь, а свое (творчество личности) как второй этаж: сначала уход к «я» (Гамлет), потом возвращение к той же силе 1-го взгляда. И можно дальше идти: к необходимости людей 2-го этажа и к трагедии Кабарды, самого Бетала и к борьбе поэта с госуд. деятелем: поэт победит, но не сейчас.
В 12 д. туман рассеялся и стали показываться горы. Они были сегодня смутные.
«индивидуализмом», он заметил давно, что все «индивидуалисты» такими приемами выставляют себя, а больше этого у них и нет ничего. Боюсь, что еще у таких есть сплетня и надо будет остерегаться.
Талпа дал программу минимум: 1) Эльбрус (Баксанское ущелье). 2) Верхняя Балкария (Голубые озера). 3) Чегемское ущелье.
Были в местном музее, где 15 лет сидит и собирает Макар Иванович Ермоленков Бетал нашел этого старика и дал ему дело. За 15 лет М. И. выкопал из ближайших к Нальчику курганов скифских и кочевников множество ценнейших памятников. Решаю, что старика со всеми его сокровищами надо изучить. В Нальчике русское население. Нальчик крепость. Основан в 1820 г. (?) До револ. 8 тыс., теперь 40 тыс. Кабардинцы были христианами, попали под ислам. Кабардинцы со светлыми глазами (славяне?) и с темными (киммерийцы, греки). Влияние стариков остается, но скрывается. Съезд стариков был политич. шагом: стариков на свою сторону, а за ними и молодежь. Молодежь вся стремится учиться по-русски из-за возможности потом лучше устроиться
<На полях. К силе 1-го взгляда: другому и на свет глядеть-то не хочется>
К вечеру солнце подобралось к нашей цепи со стороны Черного моря и сзади нашей цепи влево особенным светом открыло одну гору: все горы курились, как вулканы.
Катастрофа на Счастливой горе: 8 комсомольцев с проводником: 4 ранено и остальные с проводником погибли, убитые камнями.
Вечер в доме внешк. воспитания. Красная губернаторша («Калмычиха»). Симпатичный председатель Облоно. В разговоре с Антониной Александр. Калмыковой все мелькнувшее в голове догадкой подтвердилось: и «роковая» русификация, и роковой недостаток интеллигенции, и несостоятельность Союза писателей.
Вечером кое-где проглядывали еще звезды. Ночью стучал дождь.
<На полях: Иная мысль. «Интеллигент» после революции определился как работник с ориентацией более широкой, чем партийная, и самоутвержденный в своей профессии.
В Москве сознана и молчаливо допущена иная мысль, чем официально партийная. Иная мысль допускается во всяком деле, но с тем, чтобы ее не высказывать >
29 Марта. Дождь и туман. Если скоро не придет и не явится солнце, то намеченная поездка на Верхи, будку не состоится: пикап наш не пройдет.
<На полях: Частный человек.>
Ровная черная степь, если получше оглядеться, там и тут вздымает, как девственные груди, многочисленные курганы,
Музей. Раскапывать курганы запрещено частным лицам, но, конечно, раскапывают, золото себе берут, а бронзу и камни несут в музей. Надо бы их задержать, но... Из этих приносимых вещей за 15 лет составился музей. С утра до ночи ежедневно вокруг старика Макара Ивановича толпятся дети маленькие и взрослые, выпытывая у него тайны огромных зубов допотопных животных, каменных инструментов первобытного человека, бронзовых браслетов, булавок женщин...
Взять с собой на Верхнюю будку: 1) чернильницу, 2) купить чернил, 3) купить вина и булок, 4) стол, 5) легкий чемодан с штативом, 5) сапожн. чемодан и в нем: штиблеты с гетрами, по одной паре белья + ночное, 6) тюк с одеялами и проч., 7) патронный ящик, 8) Включ. продукты, сок, 9) примус? 10) шоколад, 11) ружье, 12) портфель со всем, 12) термос.
<На полях: Итого наших вещей: 1) фото-чемодан. 2) Сапожн. -чемодан. 3) Тюк с одеялами. 4) Сок – провизия. 5) Ящик патрон. 6) Ружье. 7) Портфель. 8) Термос. Что купить?>
его работа стирает нацию.. А еще я и так думаю: не столько же, как и кабардинец, теряет и русский из своего национального быта при перестройке, даже из своего языка, хотя внешне остается русский язык. Разгадка «Джина», вероятно, и заключается в этом противоборстве национального с общесоюзной культурой, входящей через Калмыкова и его красную губернаторшу.
Что-то вышло с бензином, и поездку на Верхнюю будку пришлось отложить на завтра. Под вечер вышел пройтись и столкнулся с Беталом. который, наверно, шел проведать меня. Он говорил мне много о пошлости того, что пишут о Кавказе: «бурный Терек», «Эльбрус – высочайшая вершина» – и что если я опишу животных и природу просто по своим впечатлениям и в подробностях, то это будет великое дело для Кавказа. Мне кажется, он был холоден вообще к Эльбрусу, и мне это дало повод поговорить о «славе» и, в частности, о пошлости того, что пишут о «Бетале» и пр. Он очень это принял к сердцу. А потом, когда я сказал о несоответствии здесь «духовной» культуры с материальной, то энергично подтверждал. Стремление к русскому ради лучшего личного будущего с жертвой национальным – вот и это подтвердил Б. Он рассказывал, что вполне понимает, как трудно мне было стрельнуть в кабана, и что он никогда не бьет зверей на засидках. Он едет в лес после занятий, – и как разбегаются зайцы, фазаны кокочут и садятся на ветки.
<На полях: Звери. Рассказ Б. о массе проходящих зверей (связь: заяц – фазан – лисица, кабаны – волки – не охотятся ли волки за поросятами?): надо искать случая почувствовать массу зверей. Волки голо, кабаны – по кустам. Охотиться на кабанов можно и без гая, просто идти, он вскочит, и бить.>
Макаре Ивановиче и невозможности найти ему заместителя (болен был – отпуск, а уехать нельзя: никому нельзя доверить музей, осталось только поставить милиционера). Прогуливаясь по Кабарде, увидели бороду: метнулась борода, выглянул из другого переулка, из третьего и вдруг почти в упор перед Беталом. – Да что это ты? – спросил Б. – Минутный разговор. – Некогда, сейчас заседание. – И после короткой паузы: – Да в чем дело? – Борода в одно мгновенье полетел, и человек пожилой, солидный инженер какой-то, выпуская слова как из пулемета, заговорил о какой-то постройке. В это время сзади подкралась к нам Антонина Алекс., и мы пошли с ней... В тени давно таился Налоев..
<На полях: Писатель Налоев описывает Бетала на коне, между тем Бетал давно уже сидит в Обкоме, и это, пожалуй, труднее, чем на коне (а в доказательство «бороду»). Человек сидел на коне и воевал в горах, теперь он сидит в Обкоме и строит Кабарду – когда ему было труднее?>
<На полях: Мне кажется, он на человека смотрит как мать на ребенка: что надо его чистенько одеть, хорошо накормить, кроватку дать и пр. Поняв же так, я не посмел поставить сложную цепь вопросов города и деревни, личности и т. п.>
Сапетка. Из рассказов Налоева: кабан, толкнув мордой дверь, вошел <приписка: (в сапетку)> в кукурузное хранилище – дверь за ним сама собой закрылась, за кабаном вошла свинья – дверь открылась и закрылась, за свиньей годовалые поросята, каждый открывал рылом дверь, и когда за последним поросенком дверь закрылась, то она закрылась совсем: когда свиньи наелись кукурузы и захотели открыть дверь – в ту сторону дверь не открылась... (Мальчик, колхоз, телеграмма...)
30 Марта. Облачно с просветами, иногда вырвется луч солнца и откроет какую-нибудь серебряную вершину на серо-пепельном фоне.
Ждем Романова и не можем дождаться, неужели еще не достали бензина?
Вчера мы в ожидании машины читали длинную повесть Налоева, и давно бы надо бросить: описывался какой-то бой отряда белых с красными, сюжета никакого не было, и оттого читалось очень скучно. Отрядом белых командовал известный Серебряков, расстрелявший отца и брата Бетала. Мы стали думать, что смысловое значение вещи заключается в историчности, и начали ожидать появления Бетала как мстителя, именно вот, думали мы, для того вещь и растягивается, чтобы вдруг поразить и прославить Бетала. Мы стали читать с трудом из-за этого. – Петя, – говорил я не раз, – да загляни же ты вперед, может быть, Б. и не покажется. – Ну как же не покажется, – флегматично отвечал он, – из-за чего же все написано, непременно покажется. – И так мы читали до последней строчки, и ничего не показалось. После того пришел Романов и сказал, что бензину не хватило и ехать нельзя. <Приписка: борьба охотстражи с гаражом началась из-за пикапа, прикрепленного к охотстраже>
<На полях: Муки – понять как борьбу за овладение механизмом и победу человека, когда мы ее получили. Эта победа и есть в оправдание претензии художника. (Так что момент получения – с этого момента должен начаться подъем.) NB. Не забыть «штрафную машину», которая кончается «нет штрафной» и дает машину брата.>
Волки (сон): годится для описания борьбы за машину.
Сон был в лунную ночь. Волки сидели возле нас полукольцом, свесив языки, нам стрелять было невыгодно: их было слишком много. Мы решили взобраться на дерево, я влез быстро, а Петя, когда лез, выпустил ружье. Волки после того вплотную продвинулись к дереву. Петя сделал крючок и пытается крючком этим достать ружье. Это ему никак не удается, поднимет немного, и ружье опять срывается, и так всю ночь, срывается и срывается.
Жизнь кабана: вопросы. Когда поросятся? (конец марта, начало апреля). Почему одна раньше, другая поздней? Огулялась раньше, но почему раньше: не от упитанности ли? Секач держится свиньи из года в год или меняет? Чем кормятся поросята после молока матери, что самое любимое? Все корма по времени и степени. Когда поросята делаются самостоятельными? В каком месяце семьи соединяются в гурты? Секач охраняет один или несколько? Где поросится, внизу или вверху, посуше или посырее, возле воды или как? Забота матери о поросятах.
<На полях: Лежка на животе или на боку? Бой кабана с волками и похищение поросят волками. Бой кабана с медведем. Мясная пища кабанов: птицы, мыши и пр., черви, насекомые: рыло (от слова «рыть»). Посмотрел на вспаханное кабаньим рылом поле и вдруг в первый раз понял, что рыло происходит от слова «рыть» и до чего это, значит, унизительно, когда лицо человека называют рылом: Иван Ант. – у Гоголя – Кувшинное рыло. NB. Не забыть 1-е впечатление на Верхи, будке от полей, взрытых кабанами: и что при лунном свете можно видеть их тени и что возле самой будки.>
Смоленский шофер. В 12 д. поехали на машине на Верхнюю будку. Шофер оказался смоленским парнем. Мне интересно было узнать у него, как ему показалась эта богатейшая страна после смоленских болот, песков и морозов. – Тяжелый климат, – сказал он, – и очень опасный, даже летом бывает днем жара, а вечером пальто надевай. – А люди, – спросил я, – люди тут какие, взять, напр., Люля. – Люль, – отвечает шофер, – человек талантливый, но только мало таких, у нас же все, как Люль. – Ну, ладно, – сказал я, – климат, люди, а какая у них земля. – Земля! – воскликнул он, – земля у них прямо без навоза, прямо хлеб по хлебу родит, да! если бы такую землю да не им, лентяям, а нам, смолякам, так мы много людей кормили [бы] такой землей.
Дон Кихот. и когда те тронулись и были к нему спиной, сам вдел ногу в стремя и прыгнул. Он ошибся, думая, что его никто не видит. За кустом из-за веток наблюдал его Люль, и он видел, как Г. правильно подошел к лошади с левой стороны, как все, но вдел в стремя не левую ногу, а правую. Эта ошибка повела к тому, что всадник, прыгнув, левой ногой описал дугу вокруг гривы, а сам очутился лицом к хвосту лошади.
Отсмеявшись этому рассказу, каждый спрашивал: – Ну как же левой-то ногой он не задел шею лошади и от этого не одумался? – Люль отвечал: – Прыгать хорошо может. – Ах, какая досада, – говорили мы, – что Сервантес не мог видеть такого художника, он, наверно бы, изобразил так рассеянность Дон Кихота, и, может быть, ему тогда не нужно бы даже было длинное описание возвращения Россинанта обратно в конюшню, достаточно было бы посадить рыцаря Печального образа после его речи коню лицом к конюшне.
<На полях: Сила первого взгляда: надо не спешить, все видеть и сохранить желание видеть (развить). Как же сохранить.
По приезде мы бросились в лес на Желтую кручу и, желая сократить путь, пошли низом, долиной, а не по дороге. Мы запутались в бесчисленных балках и на кручу не попали. Хорошо еще, что удачно к дому попали. Отправились на тягу. Холодно. Кричала сова. В сумерках протянул один вальдшнеп снизу из Чинаровой долины в сторону Казбека.
Живая листва. Перелетные птицы в листве. Чижи.
Недалеко где-то от Желтой кручи в бинокль мы видели, как под чинарами желтая листва как живая шевелилась и сухие листики иногда даже невысоко взлетали: оказалось, это множество каких-то перелетных птичек бегало по листве и под листвой, добираясь до земли. Невиданное было для нас зрелище: у нас зимой масса снега давит, сплющивает листву, из-под нее весной выпирает трава и скрывает преющее прошлое. Тут под необъятными, тенистыми чинарами трава, наверно, вовсе не растет и листва ложится на голую землю, а при малоснежности зимы листва точно такой же остается с осени и до весны.
земли, и шевелили листву так, что она издали казалась нам живою. Мы подошли к тому месту, птички тучей вырвались из-под листвы и сели на чинары. Все эти птички оказались чижами.
<Приписка: Листва. Узнал от Харуна, что листва старая остается в чинаровом лесу и на все лето... – Хорошо! – сказал он. – Чем же хорошо? – спросил я. – Можно лечь в тени: сухо и мягко. – А комар? – Мало. – Муха? – Много.>
<На полях. У нас каждый цветочек, каждая травка свое время знает.
Шидди – корень травы, которой питается кабан.
Пепшши – чинаровый орех: корень не копал бы, орех 1-й корм <Приписка: – лучший>. Второй: груши, яблоки, шишки (мушмула). Дуб – орех тоже самый лучший. Дуб - орех = Мешхупа. Ку-у-ж = груша. Яблоко = Н-на. Кушхамнш = мушмула. Ка-а-ляр = черемша – это люди едят: Бетал лечится. Ввадз = трава высокая негодная. Дда = наш орешник: едят кабаны. Торин = похож на черный виноград (?) едят кабаны. >
Мох на чинарах вовсе не такой, как у нас на севере на березах сырой и рыхлый. Тут мох будто зеленая сухая шерсть, и раз погладил рукой такую чинару, то, как доброго зверя, хочется и дальше все гладить и гладить. Стволы гигантских чинар серые, как бетонные, метров в шесть в толщину. Я на этом сером бетоне рассмотрел, как начинается мох: на одном дереве была только одна ниточка зелени, ее легко было отделить, но все же и чувствовалось, что нить довольно цепко держится. Вглядываясь в даль между чинарами, мы увидели, вроде как бы голубой дымок в безветрии долины прямой колонной поднимался среди серых чинар. И мы довольно долго шли, считая голубой за дым, пока наконец не увидели, что это дерево такое голубое. Вблизи оказалось, что это погибающая чинара, до половины она была почти кругом заедена зеленым мохом, а верхняя [часть] отчего-то заголубела.
Мы узнали и отсюда из чинаровой долины ту самую гору Палатку, которая была у нас видна из гостиницы в Нальчике. В виду этой Палатки над Чинаровой долиной летела Кваква, большая птица, чуть поменьше нашей цапли, с черными крыльями и красным носом. Мы ее видели в тот раз, проездом, здесь же. И нашли чинару с птичьим пометом внизу. Не на дереве ли селится эта птица?
Маленький поросенок – после молока 1-й корм чинарный орех, до ореха (в Сентябре) травка. Вообще траву едят.
Родственники. Гурт состоит исключительно из родственников, если все помрут, останется поросенок, то его не примут.
– зарычат – маленькие все лягут.
Нос кабана. Кабан сверху: построен, чтобы пролезать в чаще, куда нос – туда весь кабан. – Притом шерсть, щетина защищает от поранений.
Движение взрывами – здесь, у нас: всему свое время.
Вся листва как ковер и под ковром черная сырая земля, но вдруг где-нибудь увидишь, лежат громадные листья какого-то растения и тут же лезет новая живая шишка, толстая, как кукуруза – видно, новый ствол того высокого растения, вокруг ползучка с листьями, как земляника, и много прошлогодних поломанных стеблей бурьяна высокого, наверно скрывающего человека. Это, вероятно, действие света, прорывающего чинаровую сплошную тень. Смотришь на такие взрывы растительности и вспоминаешь, что и вся весна здесь движется взрывами, чуть пробьется солнечный луч, и делается очень жарко, и видно, как все приходит в движение, как появляются цветочки даже (сейчас уже много синих подснежников). Но скроется солнце, и наступает южная зима, не сильно холодная, но равнодушная. У нас же каждый цветок, каждая травка свое время знает.
<На полях: Узнать о лесах во время революции.>
Смерть кабана. Можно описывать охоту на кабана до известной границы, именно даже до того момента, когда кабан упал. Но как он умирал, как его добивали и спорили, один – надо стрелять, другой – «дойдет!» – тут почему-то нельзя, это жестоко для описания, как в любви <3ачеркнуто: описание полового акта – «грязно>» тоже до тех пор можно, пока... не «грязно» <приписка: тоже до известного предела можно описывать, а потом для бумаги грязно. Птичка умирает от выстрела в воздухе, а животное долго бьется...> Нельзя дальше: жестоко, все равно как и поэзия любви кончается, когда «грязно».
31 Марта. Мороз, снег, камин, дрова – кость.
Ночью холод. Пробовал ножом колоть на растопку грабовые дрова и не мог, не дерево – кость. Догадались облить керосином из лампы и затопил камин. Утром сильный мороз. После обеда снег. Мы утром ходили до обеда на Желтую кручу, убили одного вальдшнепа. Потом грелись у камина.
Следы и это спасает свиней от волков.
Гурковали витютни. Клекотали над лесами орлы, иногда звук был похож, как будто ноги лошади в камнях. Дятлы – барабанная трель. Много обыкнов. синиц пищали просто пинь-пинь и по-брачному.
Местами склоны в ореховых кустарниках вблизи Желтой кручи были взрыты воронками, как от снарядов: это кабаны искали корень Шидда (найдет один узелок, а рядом, как картофель, много). В одной воронке, вырытой кабаном, была нора и в ней птичка мертвая, очевидно, спряталась в норку от мороза и была придушена кабаном.
Романов и Тагир: Петя спросил Р-а: – Бык ведь сильнее лошади? – Сильнее, – ответил Р. – А если сильнее, то почему пашут на 4-х лошадях, а быков по шести? – Р. ответил: – Наверно, лошадь сильнее. – После того П. спросил Тагира, и тот сказал: – Нет, бык сильнее лошади, но хомут нельзя надеть на быка, а ярмо так давит на шею, что бык становится слабей лошади.
<Приписка: Сын народа русского, [шедший] кривыми тропинками, а Тагир...>
Облака и горы. Между черными и белыми горами залег туман, и черные горы синели, а туман все выше и выше, как будто наполнял и наполнял долину, и от белых гор мало-помалу остались только верхушки. В это время над Чинаровой долиной с клекотом летели орлы. Потом и верхушки белых гор закрылись, и тучами закрылись черные горы с нашей стороны, все скрылось, и пошел мелкий снег.
«Попа». Харун и Кухва. Семья Харуна и его помощника Гергова окружила нас вниманием, когда я одевался, жена, заметив непорядок, сказала «попа!» и вправила сзади белую рубашку в штаны, а хозяин в это время говорил: – Только скажите, и все будет!
Синички.
<На полях: Сапетка = кукурузохранилище.>
Томский. В лесу кабан выходит засветло, а на поле выходит ночью. Мы были на кабаньем лазу (как дорога) из леса через дорогу в поле. Возле дороги стояла уродливая старая чинара с лесенкой и подмостками. Там сидел Томский в лунную ночь и вместо кабана убил под Тагиром коня.
Упавшая чинара была толщиною в рост человека и представляла собой непреоборимую преграду для кабана.
1) Какой зверь страшнее, медведь или кабан. Рассказ о медведе: тропа Романова (никогда не поеду в Балкарию), на этой тропе: человек и медведь. Неделю перевертывал Бетала у костра с боку на бок. 2) Совсем недавно... кабан подбросил. Конец: – Ночью моя жена спрашивает, чего ты смеешься... А Бетал говорит: – И моя жена. 3) Б. гостей очень любит и всех на охоту везет: приехал писатель Б. Услыхал «кабан» и рассказал нам басню Крылова. 4) Дон Кихот.
Пгга – орел. Джи-гуу – дятел. Ккоа – кабан. Тугужшь – волк. Миша – медведь. Бажя – лисица. Тхакумакйх – заяц. Бля – змея. Пжи – чинара.
1 Апреля. Фенологическая связь. Шуркой. Страшно было глядеть, каким зверь поднялся из дров: ни одного своего серого волоска, все белые. – Поздравляю тебя, Шурка, – сказал я, – с первым Апреля. – Пока я разговаривал с Шуркой, ветер, наверно, дунул, и туман пополз. Быть может, это не туман, а облако ночевало на нашей горе? Еще спустя немного из тумана посыпался снег, и высокие чинары от верху до низу стали седеть, ореховые золотые сережки стали белыми куколками.
Елец. Ночью мне привиделось, что нашествие Мамонтова можно теперь уже и описать легко и хорошо: 1) Иван-Царевич от купцов; 2) Алпатов: искушение: уехать с белыми.
Начало: Это было время, когда Алпатов, сам того не зная, находился еще под сильным влиянием Льва Толстого <3ачеркнуто: и отчасти казацкой романтики>. Он отвергал все толстовство с Чертковым во главе его, с пахотой, непротивлением. Но быть самим собой при всяких условиях – это невольно [принципом] взял он себе, и это было правильно и хорошо. Неправильно было, что он из этого принципа делал вывод о какой-то обязательной для него высоте над белыми и красными. Никакой высоты этой не было, а просто высотой этой он укрывался от пустоты между красными и белыми. Через Толстого пришло ему держаться в вопросе «красные или белые?» чего-то высшего, но что это высшее, сказать себе он не мог, вернее всего, это высшее и был сам Лев Толстой.
А казаки, возможно, тоже через Льва Толстого, возможно, через казенный патриотизм в гимназии – Илья Муромец и все такое, казались детьми природы, натуральными русскими людьми: сам их в лицо он никогда не видел. Из-за этой романтики, сам того не очень сознавая, он нарушил толстовское пари белых и красных и ожидал казаков с большим любопытством. Последние дни каждый день вдали слышалась пальба из орудий: это Мамонтов прорвался со своим корпусом.
В рассказе, строго историческом, привести ряд мотивов, по которым Алпатов остался с красными. Надо подвести – быть с теми и другими и сохранить Алпатову верное толстовство: быть самим собой. Вот это бесстрашие перед смертью – «герой» – и даст ему возможность самоопределения: сам и в себе самом нашел необходимость быть с красными.
«белые».)
Люль. Вставить сюда описание Люля, напр., его выносливость: что с благодарностью вспоминаешь Толстого, умевшего тогда во время войны возбудить дружбу к горцам, связавшимся <3ачеркнуто: перед смертью» и поющим в кустах предсмертную песню. Люль из этаких: и он бы резал, резал, как Хаджи Мурат... и вот он же и мирно сидит и дружит.
Пророк и вино. Странные предрассудки у них, смеются, а исполняют обряды, не пьют вино, а водку и коньяк пьют, потому что ни водки, ни коньяка при Пророке не было и их запретить он не мог. Впрочем, и у культурных англичан существует же король как остаток старины...
Козы и Люль. – не тут ли Люль.
Рассказы Люля.
Желтая круча возле Верхней будки кабардино-балкарского охотничьего хозяйства является центром охоты на кабанов.
Эта гора из желтого песка и гальки высотой над долиной не менее 500 метров осыпается неустанно, далеко не доходя до нее, можно во всякое время слышать непрерывный шум рассыпания горы, а когда близко подойдешь, то и видишь глазом, как с высоты скачут вниз беспрерывно мелкие камешки. За последние 15 лет осыпание задело верхнюю дорогу, а она была от края в трех метрах. Звук рассыпания гор до крайности неровный, случается как бы взрывами. И все-таки звери привыкли к осыпанию горы, мирно лежат себе днем или пасутся ночью, но стоит человеку шурхнуть листвой под чинарами, и звери это сразу узнают и разбегаются во все стороны.
Что привлекает сюда зверей? Конечно, обилие корма: редкие, но громадные чинары толщиной в шесть метров обеспечивают кабанов орехом. Между чинарами, когда не бывает ореха, в густых кустах по склонам в обилии родится в земле корень Шидда. Есть заросли, где кабан может только нос просунуть, но это известно, что кабану такая чаща самое лучшее: ему бы только нос просунуть, а все остальное тело, густо покрытое щетиной, всюду пройдет; зато волк в кусты не пролезет, и поросята могут тут жить в безопасности.
чрезвычайно [молчалив].
Когда мы пришли на Желтую кручу и сели отдыхать, я спросил Люля.
Приближаясь к Желтой круче с лучшим охотником Кабардино-Балкарии Люлем, я рассматривал на дороге кабаньи, волчьи и козьи следы, Люль говорил тихо, что и там внизу, вот в этой балке, полно зверями, и в той, и там подальше. Один склон в орешнике был весь покрыт воронками <приписка: пахал землю кабан>, казалось, он весь был засыпан снарядами, и все это изрыли кабаны в поисках корня Шидда. В одной воронке мы нашли птичку: она, очевидно, залезла в свою норку, и кабан неосторожно ее задавил. Так пришли мы с Люлем к Желтой круче и сели отдохнуть.
Гора неустанно сыпалась, летели, высоко подскакивая, по желтому крутому склону мелкие черные камешки. Мертвая гора жила большой жизнью, а живые звери вокруг спали, не обращая на это внимания. Я бы мог, слушая гору, часами здесь сидеть неподвижно и молча, но Люль по чрезвычайной живости своего характера молчать не мог и стал мне рассказывать про Бетала Калмыкова, своего главного и любимого хозяина, и про гостей его разных на охоте, про кабанов, медведей и птиц Кабардино-Балкарии.
<Приписка: – Как это, – спросил я, – внизу козы пасутся и не боятся шума камней.
– Им тут безопасней, – ответил Люль, – ведь камни падают, чтобы козы не дремали, а всегда помнили, – не тут ли где-нибудь Люль.>
<3ачеркнуто: Рассказ о борьбе с хозяином.> Магнит.
Шли однажды по горной тропе на медведя впереди Бетал, позади Люль. Вдруг Люль обхватил сзади Бетала. – Пусти! – велит Бетал. – Не ходи дальше' – сказал Люль. – Я твой хозяин или ты мой хозяин? – спросил Бетал. – У кого магнит больше, тот хозяин: мой магнит больше: я твой хозяин, твой магнит – я твой слуга. – А, так... – ответил Бетал. И началась борьба. На другой день Люль приходит в Нальчик, в больницу. Доктор нашел перелом двух ребер. – Опять медведь тебя помял? – спросил доктор. – Нет, – сказал Люль, – это я под машину попал.
Дермант.
– А что это за магнит такой?
– Как, ты не знаешь, – ответил Люль, – это дермант.
Я записал по слогам дермант и долго не мог от Люля добиться полного смысла слова и понять, откуда он его взял: к кабардинскому языку слово это не подходило. Для полного раскрытия смысла этого слова Люль рассказал о борьбе Бетала с медведем.
В Балкарии было на горной тропе. Азраил пошел по тропе, а Бетал стал у тропы. Азраил хотел погнать медведя по тропе к Беталу с маленьким гаем. Ждал Бетал – нет медведя. Не выдержал и пошел по тропе возле скалы. Вдруг на том конце показывается медведь. Бетал стреляет из берданки один раз. В другой раз выстрелить не удалось: не успел передернуть затвором, медведь обхватил его лапами, впустил когти в спину и стал прижимать к скале. <Приписка: Медведь боялся сорваться и стал жать Бетала к скале.> Бетал угнул свою голову медведю под лапу, как птица под крыло, вынул кинжал, впустил его в медведя, хотел повернуть, но рукоятка разломилась, и нож остался в медведе, а рукоятка в руке. Медведь взревел и так вздрогнул от кинжала, что не удержался на тропе и покатился вниз в обнимку с Беталом. Пока катились далеко вниз, медведь кончился, но когтей не выпустил. И Азраил наверху это видел. Он сел на краю пропасти и громко плакал. А Бетал все чувствует и слышит, как плачет Азраил, и собирается крикнуть, но не может. После того Азраил каждый коготь отдельно вырезал из медвежьей лапы и потом вынимал из спины Бетала. И целую неделю потом Азраил у костра сидел и повертывал Бетала к огню: размечется в горячке, повернется, а он опять ранами к огню... Через неделю Бетал встал и пошел...
– Вот что значит дермант <приписка: магнит>, – заключил Люль.
<Приписка: Бывает человек самый умный, а нет магнита.>
Начиная догадываться о значении слова дермант как физической силы, я намекнул Люлю на силу человеческого разума.
– Если нет дерманта <приписка: магнита>, – сказал Люль, – один разум нехорошая сила.
И в подтверждение рассказал об одном охотнике приписка: писателе>, который приехал стрелять кабанов на засидках. Известный литератор прочитал басню о свинье под дубом вековым: свинья в поисках желудей подрывала корни дуба и не могла видеть, что желуди висели на дубу. Если бы только свинья могла взглянуть наверх, то, конечно, не стала бы портить корни дерева, на котором висят желуди. – А если свинья не может вверх смотреть, то надо устроить лесенку и стрелять кабана сверху. Это совсем тоже безопасно! – сказал литератор. И сел наверх. А Люль насыпал вокруг кукурузы. И с легеньким гаем стал нажимать на большое знакомое стадо свиней. Услыхав маленький гай Люля, <приписка: хорошо ему знакомый> секач <приписка: Б6а> сделал свое ш-ш-ш! и повел тихонько весь гурт в сторону, где сидел наверху литератор. Все стадо пошло, свиньи, поросята, дедушки, бабушки, внуки и правнуки, а под конец другой секач. И когда первый секач вышел на кукурузу, то, почуяв, сделал свое ш-ш-ш! и поднял голову вверх [и] сразу увидел наверху <3ачеркнуто: литератора> ученого.
<На полях: Кабан глянул вверх. Хороший охотник успел бы стрельнуть, но литератор был так изумлен, что свинья взглянула на желуди, что момент стрельбы пропустила.
Вмиг исчез секач в густых кустах, и за ним вся родня, и куда только нос может просунуть секач, туда он и весь проскакивает, и за ним вся родня. И забрались они в [невозможную] чащу и там залегли.
– А человек [пусть] самый умный и самый хороший, и ружье самое хорошее, только нужен дермант <приписка: магнит>: с одними баснями нельзя на охоту.
И еще рассказал Люль, что однажды из Москвы к Беталу в гости приехало много хороших охотников и среди них был художник, и ему тоже захотелось на охоту. Все гости, люди военные, всем известные охотники, сели на коней и поехали. А художник ездить не умел и хотел сесть один после, чтобы никто его не видел, и потом догнать. Люль это хорошо понял: бывали и такие охотники. Люль привязал коня к столбику, отошел подальше и сел за кустик. А художник выходит, оглянулся, не смотрит ли кто. И верно подходит с левой стороны (бывают такие охотники, что и справа садятся). С левой стороны подходит, и надо левую ногу в стремя, а он это забыл и ставит правую ногу, делает прыжок с правой ноги, а левая нога летит через гриву, и художник садится лицом к заду лошади.. <Приписка: А лошадь испугалась и понесла догонять. И когда лошадь догнала, то все товарищи увидели, что художник сидит задом наперед, а руками держится за хвост лошади. >
– Люль, Люль! – воскликнул я, – если бы ты знал, сколько бы тебе дал за такой рассказ Сервантес!
непременно бы сел у него задом на лошадь.
– Рассеянность! – сказал я Люлю.
А Люль опять напомнил мне о дерманте, и тут я наконец-то ясно понял, что такое дермант: это не просто сила, это, скорее всего, сила жизни, составляющая в личности человека единство того, что мы называем духовным существом и физическим.
Фенолог.: туман. Волк. Петя пошел искать вальдшнепов, зашел далеко, вдруг туман лег очень плотный. Он едва выбрался из горы домой. Потом пришли в тумане парень с женщиной, тоже заблудились: шли в Кашка-Тау, а попали сюда. Мороз оставался весь день, при морозе одно время снег сыпался, а к вечеру чинары стали убираться и к вечеру так убрались инеем, что от них и дорога светлела. Между тем в конце балок, где ручеек бежит в глубине, а возле на скатах поросло кустарником, тихо, довольно тепло, и тут собралось множество певчих перелетных птичек...
Мужество. Харун принимает слабительное: из ручья. 9 огромных кружек вонючей воды. Мужество его при операции: отказался от хлороформа и потребовал показать ему свои собственные внутренности и свою вырезанную кишку.
О-озыньщауух. Кухва = имя хозяйки. Сахат – часы. Гуджя – зеркало. Яда – отец. Яна – мать. Сый кош – брат. Сышупх – сестра. Са-бы – дети. Хыгебз – девочка. Шаля – мальчик. Бзу – птица.
Консерватизм кабардинцев и легкость русских. – Пророк вино запретил – а коньяк пить можно, и водку пить тоже можно, и бузу, потому что во время Пророка не было ни коньяка, ни бузы, ни водки. Но мало того' о самом Пророке Харун говорит с легкой иронией, отдавая уважение русским, «через которых мы теперь всему учимся», и в то же время святой обычай старины не пить вина сохраняет, и молодой Таля тоже не пьет вина.
2 Апреля. Туман, мороз, то ли идти куда-нибудь искать теплых ключей с поющими птичками, то ли заниматься обработкой рассказа.
Иней. Редкостный иней, густейший, красивый. К полудню на полях снег сошел, но иней остался, и на темной земле, казалось, всюду были разбросаны белые цветущие кусты.
Мы пошли низом на Желтую кручу, но опять принуждены были подняться наверх и уже оттуда с большим трудом и некоторой опасностью спустились и опять поднялись и вернулись домой в 3 д. Замечательно, что после 5-часовой ломки ног в тяжелых сапогах по горам ноги совсем свежие, тогда как у нас, на равнине, после 5 часов делаешься усталым и после отдыха ноги ломит. Здесь совсем не чувствуешь усталости в ногах, и только есть очень хочется.
От Харуна слышал, что Бетал не оставляет без внимания всякого бедняка, напр., у него с Желтой кручи сорвалась и убилась корова, Б., узнав об этом, подарил ему корову. «Без Бетала мы, бедные люди, пропали бы».
Чинаровое кладбище. Желтая круча стала понятна только внизу. Вероятно, это громадная морена, промытая, как разрезанная водой надвое. Размытые стены на одной стороне нынешней долины защитились от рассыпания лесом, хотя и там сейчас видно большое желтое пятно – быть может, начало рассыпания. Эта же морена рассыпалась давным-давно. Деревья, конечно, и сейчас силятся там и тут схватить рассыпание, но не могут и падают вместе с галькой и валунами и песком вниз. Упавшее вниз дерево служит препятствием для дальнейшего проскакивания камней, и потому каждая упавшая чинара служит причиной образования продольного каменного холма, могилы этой чинары. Сначала странным кажется, что деревья висят над бездной и внизу их нет. Но потом, оглядываясь вокруг, понимаешь, что все бесчисленные каменные холмы вокруг содержат в основе своей дерево и вся местность внизу является чинаровым кладбищем. орешки.
Морена состояла из шести или больше заметных, разделенных черными полосами слоев. Среди мелкого кругляка, связанного желтым цементом из глины и песка, кое-где вкраплены были массивные валуны. Остается еще очень немного, три, пять лет, может быть, десять, и рассыпание кручи окончится: и эта долина соединится с долиной по ту сторону кручи. <При-писка: («Труба») >
Фиалки. Иногда шаркнешь ногой по листве, и откроются фиалки синие, эти пахнут грибами, а те, которым удалось вытянуться из-под листвы на свет, пахнут прекрасно. Из других цветов много подснежников, и тоже которые выбились и синеют, а которые скрыты.
Черемша. «ландышей» в руки, то от него в сильнейшей степени запахло чесноком и луком, и мы догадались, что все эти зеленеющие поляны есть черемша. От Харуна после узнали, что Бетал заготовляет себе по 7 пудов черемши. Это его любимая трава, ею он радуется, ею лечится, как и всякий зверь травой лечится, и от сильной травы набирает себе силу для государственной деятельности. В маринованном виде черемша не воняет, и Бетал ест ее, конечно, в маринованном виде, иначе, поедая 7 пудов, он протушил бы, наверно, весь Обком.
<На полях: Антонов сказал, что весна эта ненормальная, что теперь бы должно быть все зеленое.>
Иней. К середине дня начал было обрушиваться иней с чинар, но потом посвежело вверху, и внизу снег сошел, и оттого иней на деревьях стал выделяться еще сильней, может быть, тоже и нарастал. Только странно было в этом совершенно зимнем лесу слышать песни бесчисленных перелетных птиц и нюхать фиалки. Только не было кукушки. Что, эта насекомоядная птица запаздывает, как и у нас, в ожидании насекомых, или совсем не кукует в этих лесах на своем перелете?
<На полях: Приезжал Антонов с доктором. Антонов оставил прутик. Рассказ его о том, как он 30 ружей своих раздарил (какой богатый') >
Лисий след и тропа.
3 Апреля. Ледяные трубочки. Утро немного лучше, чем все эти дни, туман свернулся внизу в долине, а не у окон стоит. Но небо закрыто, и все мороз. Иней во всей красе, тот самый <приписка: (ледяные трубочки) >, который мы видим из Нальчика в горах, когда они оттуда кажутся седыми.
В движении нашем заминка, и довольно крупная.
<На полях: Приезжал Люль.>
Харун после обеда повел нас показывать места, где охотится Ворошилов, где его засидка, где холм Калмыкова, были у сернистого источника и вечером вернулись домой. Вальдшнепы тянули.
Кабаны-ежи. Думал, люди на дороге, присмотрелся – кабаны! Взял бинокль – диво: как ежи на ногах и последний кабан хвост кверху.
«Сернистый источник»: выпьют по четверке и гулять, если кто сядет (понос), дожидаются.
Иней исчез. Фенологический план.
– чего-то нет, что-то произошло: а это, оказалось, вдруг иней исчез. Кроме того, вечером было мягко, тянули вальдшнепы. Мы решили, что это начало перемены погоды. И действительно, после ужина, когда легли, окна у нас были голубые: сквозь облака светила луна.
Мы видели норы: желтые пятна на холмах. В одной норе жил барсук и кот, а пониже их отдельно лисица (возможно, что лисица поселилась у барсука и он ушел и вырыл нору повыше, и к нему кот).
Я взял прутик начальника НКВД и погрозил Пете, он же вырвал его у меня из рук и мне показал. Тогда и Люль и Харун серьезно остановили Петю, и Люль рассказал, что когда он был маленький и ходил с отцом, то встретился большой медведь, отец раз! – осечка. Люль хотел стрелять. – Нельзя! – остановил отец, навел ружье, – вторая осечка. Люль говорит: – Я убью! – Отец говорит: – Нельзя! – Отец боялся: если две осечки – признак плохой. Что признак, пустяки! А ослушаться нельзя: он старший. – И тебе, – сказал он Пете, – нельзя, надо старших уважать, потому что ты будешь тоже старый. (Хорошо это, и как отвратительно у нас, где над стариками смеются.)
<На полях: И у нас оно было в деревнях в высокой мере.>
Харун и Кухва: Харун токует, Кухва любит в бинокль на горы смотреть: через бинокль освобождение мусульманской женщины. Бедная Кухва! все ели, пили, но никто не решился предложить ей рюмку вина или выпить за здоровье хозяйки. Освобождение мусульманской женщины совсем иное, чем русской.
Люль и Харун сидели у стопки коньяка и долго спорили. – О чем вы? – спросил я. – Кому пить: раз гость налил, отказаться нельзя, а если он – пропадет (так пьян), и я пропаду. – Харун выпил.
<Приписка: Развить в вопрос о том, кто лучше охотник, и это перешло в то, кто храбрей – тогда Люль, а потом Харун: как он не согласился на хлороформ, как он потребовал ему кишку показать и увидел: все были синие, а тот кусок красный. Мы заставили выпить Люля.>
4 Апреля. Горы. О радость великая! Небо чистое. Горы явились, встретили нас и узнали нас, и мы узнали: вот наша Палатка – такая чистая, и чем дальше к Черному морю, к Западу, тем все чище, яснее, – вот на Эльбрус бы смотреть с нашего холма! – а чем дальше к Востоку, к Каспию – тем сумрачней: Казбек едва только можно было разобрать, и узнавался он скорее по ледникам, серебрящимся даже через хмару. Внизу в долинах синел туман, и это не нравилось Талю: «когда этот туман пройдет и будет туман наверху (кучевые облака), будет лето».
Маленький ручей распилил скалу сверху донизу. И гора с той и другой стороны обрушилась на ручей и засыпала, но задавить не могла. Ручей выбился, а на отлогих берегах рассыпанной скалы поселились разные травы, а потом люди пришли и начали землю пахать.
Мы пошли берегом маленького ручья к реке Ху. Ручеек, однако, зарывался все глубже и глубже, пока наконец в остром углу высоких черных осыпей с упавшими вниз деревьями стало невозможно идти. На этот маленький ручеек падали гигантские чинары, рушились камни, осыпались целые горы, и он все-таки в конце концов малюсенький одолевал огромные горы. И так это странно было думать, что ведь целая большая гора не может засыпать самого маленького ручейка.
Думая об этом ручейке, я думал о творчестве и, конечно, о себе, потому что это моя вечная мысль... Я вспомнил долину Желтой кручи: ведь и ее создал тот ручеек. И долина Черека со своими колхозами, черными пашнями – все это от горного ручейка, бегущего из-под ледника. Смотрел туда, в снежные горы, бродил по снежным и бесснежным пустыням, и мне было точно как на море: ничего нет лучше, веселей наблюдать битву волн со скалами, и как пусто в самом море; так и здесь, наблюдая в предгорьях разрушение гор от воды, хорошо посматривать на те снежные вершины и понимать их жизнь по этому маленькому ручейку, которого не может задавить гора.
<Приписка: Можно кончить: ночью мне приснился мотив моей повести «Жень-шень»: «охотник, охотник, отчего ты не схватил ее за копытце?» в его автобиографическом происхождении, и это во сне понималось как родник поэзии, который не задавит никакая скала.>
Мы перешли реку Ху и после раздумья: в чинаровый лес или «тигром по хребту» влево, оставили дорогу на Кашка-Тау и осторожно стали подниматься и, когда поднялись, там наверху под небесами увидели кукурузное поле. Сколько усилий человеку и животным! Говорят: «Бетал ошибся». Но Бетал устроил колхоз для защиты от абреков... И верно: абреки ушли, а те люди продолжали жить (так «человека человек послал к Анчару властным взглядом»).
Рождение облака. Смотрели, как из черного ущелья вышел просто дым, пар или клочок тумана и как он поднялся к снежным горам, к их вершинам и наконец отделился и по синему небу поплыл обыкновенным летним облаком.
Припёк. «озеру потерянного орла» (стреляли в беркута, он свалился к озеру, и мы его не нашли). Наверху горы в заветрии был такой припек (а вчера ведь был снег, мороз, иней), что Петя разделся, лег на свое белье и загорал, да и я наполовину разделся. А когда вышли из угрева, пришлось надеть фуфайку и толстую куртку. Понятно стало, что где-то по снегу на лыжах ходят в трусиках.
<На полях: Кухва видом рябая русская баба, точно как у Некрасова: «нам с лица не воду пить, и с корявой можно жить». Только нерусская чернота волос и отчасти глаз говорит о кавказском происхождении.>
Харун привез провизию. Заказали машину на 6-е. Харун говорил, что Бетал ежедневно пьет сернистую воду и съедает 7 пудов черемши и сколько-то чеснока.
Концерт лягушек. Весь день на востоке было сумрачно, на западе горы снежные боролись с большими облаками. Вечером горы с востока начали одна за одной исчезать... Когда село солнце, долго еще краснели вершины, потом горы стали сплошь ровно голубым силуэтом, и с востока от Каспия они стали исчезать гора за горой, а к Черному морю на западе были еще долго видны даже и при луне. Однако лунного света мало для горы: горы существа дневные. Впервые слышал концерт лягушек.
Петя на тяге, когда еще было совсем светло, увидел, будто вдали по дороге люди показались, пригляделся, а это кабаны.