5 Апреля. Нартан. Второй день солнечный... Мы вышли на гору Нартан (Три горы: Нартан, Испор, Надпор видны из Нальчика, на них жили три великана и подавали друг другу, что надо: надо ножик – брат подает ножик, а старшему Нартану голову барана).
Нигде я не видал, не слыхал столько маленьких птиц и столько хищников. На горе Нартан мы сели в затишье, разделись догола и принимали солнечную ванну, а почти рядом лежал еще снег, и всего только позавчера весь лес от верху до низу был в инее, а земля в снегу. Лес чинаровый под нами еще совсем голый, и деревья были как воткнутые стрелы великанов, будто бы обитавших внутри этих гор: стрела к стреле перьями, как и надо, вверх. Почки чинаровые острые и длинные, как будто начинают пухнуть от этих жарких солнечных лучей. Будь наши березы под такими лучами, они, кажется, в один бы день вспыхнули яркой зеленью, а это, видно, как и дуб, тяжелые деревья. И понятно, почему они редко, как стрелы, сидят: очень ветвисты; вероятно, под ними летом будет сплошная тень. Видно, сейчас, пока еще голы чинары, и есть только время пожить весеннему цветочку. Подснежников целые поля и фиалок тоже довольно, и обыкновенно их в желтой листве не сразу увидишь, сначала на ходу пахнет на тебя фиалками, а потом и обратишь на них внимание.
Чрезвычайно приятна горная солнечная ванна, но действие ее так сильно, так расслабляешься, разлениваешься, глупеешь, что идти потом домой по жаре часа полтора сил нет. Пришел чуть живой.
Легенда о Бетале. Вот еще одна из легенд о Бетале. Когда старик Томский вместо кабана убил под Тагиром лошадь, Б. прогнал его, а смеяться над стариком запретил строго-настрого. Вот эти маленькие легенды являются драгоценным материалом, если описывать Кабарду: нет-нет да и покажется Бетал.
Гость и дом. После обеда улеглись отдыхать. Является Романов. Зачем он приезжал? очевидно, лодырничает под предлогом обслуживания «гостя». Это навело меня на беспокойные размышления. Изучение длительно, а «гость» – это понятие, включающее в себя непременную ограниченность во времени. Эта ограниченность пребывания создает беспокойство, кажется, все не успеваешь. Другое дело, когда свои деньги расходуешь и ни от кого не зависишь. Возможно ли так устроиться здесь? В Нальчике жить не захочется: в городе плохо, на даче как-то курортно. В ином месте, где-нибудь в колхозе, для поездок надо иметь лошадь и, пожалуй, еще машину. Об этом надо поговорить откровенно с Беталом, имея сам в виду следующее: сейчас быстро пересмотрю все, что надо, Эльбрус, ущелья и пр., после того поеду в Майкоп, в заповедник, в леса, после того познакомлюсь с -лесами в Сухуме, в Батуме, побываю в Тифлисе и к июлю вернусь домой. Осенью же для изучения Кабарды приехать уже не гостем.
<На полях: Значит, «гость» – источник беспокойства – это почему турист не видит ничего – надо не гостем быть, а купить свой дом: есть свой дом, и получаешь то равновесие, когда любуешься (в женщине есть дом: заключается дом в ее ребенке, и оттого лучше нет, прекрасней нет ее родственного внимания). Гости и Бетал – это целая тема: не хочу быть гостем, хочу быть сам хозяином в Кабарде, и вот борьба: для этого нужен дом и машина.>
Черек шумит. Вечер тихий и такой лунный свет, что видны снежные горы. Так тихо, что слышно, как Черек шумит, будто поезд.
6 Апреля. Родник поэзии и скала. Ночью повторял в сердце мотив всей моей жизни «охотник, охотник, отчего ты ее не схватил за копытце?» Силился выбиться из этого «непорочного» круга и не мог... И, по-видимому, это и есть тот родник поэзии, который не может задавить никакая скала.
«Правде», что вот уже 5 день в душном зале Союза писателей идет спор, критика и самокритика писателей. Всев. Иванов публично отказался от своего «факира» и назвал этот свой поступок величайшим геройством. Я на эти слова отвечал: – Слабая собака в борьбе, сдаваясь, перевертывается на брюхо, но никогда сама себя не кусает. У людей как редкий случай приводит Гоголь рассказ об унтер-офицерше, которая сама себя высекла. Но только во всем мире за все его существование ни среди животных, ни среди людей не было случая, чтобы побежденное существо, перевертываясь на брюхо, заявляло об этом как о факте беспримерного геройства. Этого мог достигнуть только советский писатель.
Земля пахнет. Солнце, небо и горы в легкой влажной дымке, и земля пахнет собой хорошо, как <3ачеркнуто: добрая> наполненная горячим хлебом печка у хорошей хозяйки хорошо пахнет...
Роса на бровке. Иду по дороге на гору Аушегер. Бровка колеи начала зеленеть, и на молодой траве явилась в это утро первая роса.
Цветы. Налево от меня лес, направо пастбище, вспаханное до черноты кабанами осенью. Чинара очень трудное дерево, как и дуб – не развертывается, не верит этому непрочному теплу. Из-под желтой сухой листвы полями голубыми пробились подснежники, в этих южных лучах голубое подснежников напоминает самаркандские эмали на мечетях. Вдруг повеет фиалками, и тогда не без труда находишь затаенные в желтой сухой массе листвы синие цветочки (здесь фиалки не голубые, а синие).
Лазы. Хребет предгорий, по которому я иду, каждый год, конечно, осыпается в балки, и осыпанная земля уносится с одной стороны в лес, с другой в поля. Мало-помалу противоположные балки сходятся, и хребет понижается в этом месте. По этим низким местам из леса в поле ночной порой проходят кабаны, это лазы. И так идешь по дороге все время то поднимаясь, то опускаясь. Если тихо идти, то можно, поднимаясь, внезапно застать зверя, переходящего по лазу. Я захватил лисицу.
Почему я забыл взглянуть на горы? Опускаясь в низменное место, я застал себя на одном низменном чувстве. Мне было досадно, что Харун вчера не доставил мне вонючей воды из целебного серного источника. Низменным была мне подозрительность и та обижаемость, похожая на злобное бессилие заключенного, переводящего причину обиды своей на ничтожные поступки тюремного сторожа.
Когда я поднялся наверх, то вдруг увидел все горы, от Черного моря до Казбека и дальше в туманной дали Осетии к Дагестану в бесконечности.. Первый раз за все пребывание свое на Кавказе я, выходя из дома, забыл взглянуть на горы, и они сейчас как будто упрекали меня в этом моем первом грехе.
Давно ли я давал себе обет не отдавать себя привычке и каждое утро отмечать перемену в горах и так понять их жизнь. И вот я забыл о горах впервые, хотя они сияли сегодня, быть может, даже лучше, чем в прежние разы. Правда, многие снежные горы во время этих трех жарких дней стали черными, зато сильней стали выделяться своей белизной вершины с вечными снегами и особенно Казбек со своими сверкающими серебряными формами. Как же это могло произойти, едва ли ведь так просто объясняется утрата великого чувства простым раздражением на бедного Харуна...
<На полях: Трудно увидеть хорошее, но еще труднее по хорошему увидеть плохое.>
Ключ от источника. Спускаясь снова в низменное место, я вдруг ясно представил себе небольшой срубик, заключающий целебный источник. На этом срубе была крышка с пробоем и в нем заржавленный замок. В избушке рядом с источником сидел сторож, и когда мы позвали его, то он вышел с кружкой, а замок, хитро улыбаясь нам, открыл без ключа. Вчера же вечером Харун именно и сослался на сторожа, что будто бы не было сторожа. Мне тоже сказали, что Б. ежедневно пьет по три нарзанных бутылки этой воды. Я вспомнил еще поездку начальника НКВД с врачом к этому источнику. И вдруг все соединилось во мне, и явилась догадка, что ключ-то от замка находится у Бетала или у его охранников и каждый раз, когда посылают от него за водой, посылают и ключ. А сторож открыл нам замок своим способом благодаря дружбе с Харуном. И когда я послал с большим чайником, то сторож просто не посмел. Тогда низменное мое чувство перенеслось на Бетала: он пьет целебную воду и так боится за жизнь свою (не отравили бы враги источники), что вешает замок на целебный источник. А ведь сам когда-то был табунщиком и, наверно, помнит то время, когда все бедные и богатые приходили исцеляться к источнику, свободно бьющему из гор? <Приписка: Можно отнести к нарзанной реке под Эльбрусом, заключенной в бассейна
И тут второй раз я застал себя глядящим на прекрасные горы и не видящим их красоту. И опять горы с великим упреком смотрели на меня, и мне было очень больно. – Почти наверно, – думал я дальше, – все это о ключе вздор: замок отпирается только «своим способом».
<Приписка: Описывая, можно Бетала заменить кем-нибудь... что именно не Бетал, а кто-то, кому надо заботиться о Бетале, «посредники». Развить мысль, что Б. ничего и не знает о замке, а что это люди позаботились и повесили (Антонов и пр.)>.
И даже если бы и заботился Б. об охране своей жизни, то как же ему, вождю, и не заботиться об этом. Я часто боюсь смерти из-за того, что книгу какую-то не дописал, а он строит государство и, вероятно, чувствует себя незаменимым. Необходимость замка в процессе размножения людей. И как же быть с целебными источниками, если слава о них распространится, если всем хочется пить эту вонючую воду: ведь табуны таких людей скоро затопчут, загадят, задрищут эти источники, если не повесить замок и не установить какой-то порядок. И в этом же есть и весь смысл государства.
чувства забыл я о них, я забыл о горах, потому что думал о человеке. А еще мне сами уж горы это подсказали: «трудно увидеть хорошее, но еще труднее по хорошему увидеть плохое».
Возникновение Пятигорска.
Свойство думать плохо так же вечно и внутри человека, а не в вещах, как «Прекрасная Дама» (априорно)1.
Голуби голубую глину... зяблики из гостиницы слышны... чудо техники (охотничьей).
Лес северный и чинаровый. Лес великий, наши сосны перед чинарами, как спички, но какой это лес, если можно забраться повыше и просмотреть его сверху насквозь. У нас на севере это и есть самое главное в лесе, что он выше нас...
Глядя на хребет Кавказа, распределял против копий горы – Орджоникидзе, где Нальчик, где Майкоп, где Дагестан, и Северный Кавказ вдруг стал весь понятен. От Белых гор отделились Черные, от Черных – Лесные.
Работа воды и людей. До сих пор все делала вода в борьбе с тяжелыми массами, а над лесами работали люди, превращая в пастбища наверху и в поля поближе к реке.
Груши в полях. Есть поля, как сады, покрытые редкими грушевыми деревьями: сладки дикие груши, и их оставляли на полях.
Ошибка вождя. Много вреда причиняют кабаны полям. Пророк сделал ошибку. Бетал тоже сделал ошибку, что поселил людей в горах, а оказалось, он поселил их из-за разбойников, и, может быть, сами разбойники раскаялись и пашут теперь вершины под кукурузу, искупая свои грехи. Ошибки Пророка устойчивее, чем его добрые замыслы: он ехал верхом и увидел, один пьяный человек убил другого, – после того он перестал пить вино, и это стало запретом для всех. Но как гора не может задавить ручья, так вся моральная сила Пророка не могла победить источника человеческого горя и радости: вина. Водки и коньяка не было при пророке. И Харун не только вино, а даже бутылку винную не возьмет, а водку пьет ежедневно.
<На полях: Янус. Лесные горы: лицо гор с севера – лес, с юга – пастбище, и каждая такая гора, если посмотреть с востока и с запада, стала как двуликий Янус.>
Миграция кабанов. С прекращением пастьбы в мае кабаны выходят на поля и посещают их до весны, до выгона скота в поля. Миграция с гор вниз из-за тепла (?)
У нас под Москвой снег такой, что чуть тепло, и он тает (потому что тепло у нас длительное). А в горах под самым горячим лучом снег лежит (вероятно, не успевает вобрать тепла, как ночь морозная или ветер меняется). И вот на верху горы под знойными лучами мы раздеваемся догола, ложимся на свою одежду и повертываемся медленно, подставляя лучам то живот, то бок, то спину. У нас под Москвой такой воздух бывает немного по утрам в марте при легком морозе и сильном сиянии солнца. Этот чистый воздух так чист, так ничем не пахнет, что мысль вызывает любой запах, увидишь церковь – и запахнет ладаном, желтую бабочку – фиалкой... Солнечная горная ванна, купание солнечное, если не перегреться до испарины, доставляет такое тонкое физическое наслаждение, что почти оно и не физическое... <приписка: потому что по образам начинают показываться запахи, напр., ладан и пр.)>
Долина Черека... Урвань в Черек и называется Черёк, а потом опять разделяется на Черёк и Урвань, и в Урвань впадает Урванец (Ху). И после того как Урвань и Малка соединяются с Череком, река называется Терек.
Колхозы: по одной корове, больше нельзя (почему?). Турлучные жилища, хорошие, чистые (в с. Аушегер). Все понять в процессе строительства.
Дрозд в чинаровом лесу. Нигде не видел столько певчих птиц. Мелькнуло в глазу что-то серое и затаилось в кусту и опять зашуршало сильно листвой. Думал, зверь, а это дрозд-рябинник производит такой шум в чинаровой листве.
Романов и Люль заметно меньше стали меня уважать, когда я задержался на Верхней будке.
Река камней. Думаешь издали, будто молочная река замерла и остановилась, а это настоящая река, ее каменное русло, ожидающее с гор воды. Среди камней часто невидимо бежит ручей, способный потом скрыть все широкое каменное русло.
Путь моего опыта, как дорога, то вверх, то вниз. Сколько раз хотел уехать назад, и опять...
Нижняя будка. После обеда, после чая с шоколадом пили вонючую серную воду. Кухва поехала с нами. Приехали в Верхнюю будку. Ждали табун кабанов. Прошел один силуэтом. Бегал фазан, сойки, черные дрозды, зяблики. Возвращение в гостиницу: радость культуре (эта радость и есть мотив современной жизни). Ну и Бетал! (охота с этой стороны).
7Апреля. Фенология из гостиницы (после перепела можно увидеть фазана). Вчерашняя заминка в свете солнца, тепло и сушь разрешились дождем и снегом. Наши горы стоят белые, и даже из гостиницы слышно, как поют в парке зяблики.
Живые покойники. Снег вернулся. Смотрел на спящего Петю и узнал в чертах его лица своих братьев. Как давно это было! Есть какое-то чувство неловкости в отношении покойников за свою жизненность, больше даже, чем простая неловкость, почти виновность. Так точно в отношении некоторых очень хороших людей чувствуешь как бы свою нравственную несостоятельность: странно! К живым хорошим чувствуешь то же, что и к покойникам (Дуничка, Р. В. Иванов). Что же это? Или хорошие люди так основательно вымерли, что невольно остатки их считаешь с покойниками? Или... Разумник уверен, что честный коммунист не может сделаться писателем, но что и писатель, получивший успех при коммунизме, – плохой писатель. Мои произведения «Кащееву цепь», «Журавлиную родину» он только терпит, он втайне считает, что раньше я лучше писал. По его личности можно понять, как в свое время возникли староверы.
<На полях: Встретил начальника турбазы Кудрявцева (который написал роман). Он ушел из турбазы, переезжает из Кабарды в Теберду (Карагай), говорит, что там очень хорошо.>
Если спросят, что в Кабарде прежде всего остановило мое внимание, я скажу, что в Кабарде я впервые почувствовал наступающую старость свою защищенной от насмешек. На моей родине стариками дразнятся, здесь стариков уважают.
Явилась мысль выступить с Люлем у детей. Мои рассказы иллюстрирует Люль. 1) Желтая круча: рассказ о медведе. 2) Кабаны и волки (нос просунул, и весь кабан, а волк...) Люль изображает табун: секач впереди: Люль прыгнул с дерева в середину, стрельнул в воздух из ружья, и все разбежались.
8 Апреля. Фенология из гостиницы. так и осталась. Растения, вероятно, приспособились к резким переменам и до ровного тепла не выходят из своего зимнего покоя.
Горы повыше Эльбруса. Что значит в славе Бетала его восхождение на Эльбрус, или для Ворошилова значок ворошиловского стрелка, или для любого крупного деятеля науки и искусства орден Ленина? Есть горы такие высокие, на высоте которых сам Эльбрус игрушка, а орденов вовсе не видно: видали мы ваши медали – и альпинизм и туризм: всякий «изм» делается посредством мутовки, взбалтывающей человечину, как сметану. А кто взбалтывает, тот помалкивает.
Вышел утром пройтись и встретились, идут в Обком директор исслед. института Пшеноков, Налоев и Талпа, в Обкоме им будут кишки прочищать. Возле Обкома встретилась и Калмыкова. Моя идея выступить с Люлем перед детьми ей очень понравилась. Только что-то опять мне мелькнуло в ней «губернаторское», т. е. какая-то суета возле нее, шум, что-то вывернутое наружу... не знаю точно – что, но я унес с собой неприятный осадок.
Были свиньи или не были? В обед показались горы, и, хотя довольно холодно, вечер наметился хороший. Пришел Романов с докладом, что вчера он запоздал, но тихо подкрался к шалашу (возможно ли?) и застал 7 кабанов, что будто бы он вернулся и велел свистнуть, после того сам опять подкрался и видел, как после свиста кабаны тихонько ушли. А после того ночью пришли, и он долго любовался при луне множеством зверей. Из этого рассказа следовало, что надо ехать, между тем в Обкоме нет бензина, но если мы сами позвонимся, то дадут, не может быть, чтобы не было! Мы позвонились – дали. Но через малое время говорят, что шофера нет. Вдруг появляется Тагир и говорит, что он только что проверил: свиньи не приходили в эту ночь. Замешательство. Романов говорит: «Ну так сегодня придут...» Были свиньи или не были? Кто врет, Романов или Тагир? Скорее всего, Романов врет: свиньи не были. Мы отказались ехать с тем, чтобы завтра с утра направиться в Пригородное хозяйство.
Теперь явно, что вокруг нас плутуют, что жить «гостем» и что-то делать трудно, скучно. Не лучше ли вовремя отступить, переехать в Теберду, оттуда в Сухум, и тогда в общей цепи Кабарда как звено будет замечательным? Итак, мы поживем на Черной речке, посмотрим птиц в степи, съездим в ущелья, на Эльбрус и в Карагай, пообещав Беталу вернуться к осени на Черную речку.
Встретился Налоев. Откровенно рассказали, и он тоже признал, что Бетал – да, а возле плуты. Ох, и тяжела ты, шапка Мономаха!
9 Апреля. Как почернели эти белые горы! Встали в 6 у. до восхода солнца. Небо ясное, из-за гор встают золотые от восходящего солнца кучевые облака и образуют свой снежно-золотой хребет правильно на равной высоте от нашего черного, еще покрытого белыми пятнами. Как они почернели, эти белые горы, с тех пор как я увидел их первым глазом. И горы чернеют, и взгляд мой тупеет, остается только записанный мной пройденный путь. Но я, действуя, буду приближаться к горам, буду учиться понимать их жизнь и тем взрывать тупящую оболочку, облекающую первый взгляд.
Ураган. В 9-10 у. при полном сиянии солнца с Запада надвинулась желтая густая муть степной пыли, пронесся ураган, и все небо закрылось хуже, чем тучами, желтой плотной пылью.
Свиньи не были, но будут. Романов позвонил, что с машиной «та же канитель». Решил идти к Беталу и выяснить все мое положение. Звонцов назначил от 1–2 ч. Явился Романов: достал бензину. Я спровадил его до после разговора с Б. Тогда пришел Тагир. С Тагиром пришел сапожник, присланный Водаховым (наркомпром), чтобы сделать мне сапоги. Я принял сапожника за Зайца и отругал его... Потом обратился к Тагиру: – Что же, – спросил я, – Р. говорил, что свиньи были, вы – не были. Неужели вы, такой опытный охотник, не могли понять свежие следы большого стада? – Тагир замялся и покраснел. Он переживал драму: сказать, что Р. врет – он не хотел, и ему тоже надо было сохранить свое положение охотника. После некоторого замешательства, покраснев (а старик!), он сказал: – Свиньи не были, но они будут. Сегодня же, может быть, будут. – Вот тогда я, смягченный ответом Тагира, обратился к Зайцу и спросил... Но тут сапожник открылся, я очень обрадовался и решил ехать и Б-у не жаловаться.
Бетала не было в 2 ч., да и к лучшему, о бензине рассказал Звонцову: – Подозреваю, – сказал я, – войну гаража с охот-стражей. – Оно так и есть! – отв. Звонцов.
В 3 д. мы выехали и по предложению Р. взяли «в нашей колбасной» много колбасы чайной и краковской (вероятно, в компенсацию за кабана). Через какие-нибудь 1/2 часа мы преодолели пространство в 17 км, которое стоило нам Зх-дневного сиденья в номере, и въехали в ворота подсобн. хозяйства Облисполкома. Хозяин Измаил Хангиреевич Пшибшев показал нам коров и рассказал о хозяйстве на 100 гект., показал нам пруд с дикими утками и форелями.
– Просто зайдем напиться. – Это вам наш хозяин велел? – спросил Измаил. – Нет, – ответил я, – но ведь я тоже хозяин: он в Кабарде, я у себя в литературе: мне это надо. – Так выдал Измаил, что существует и что-то закулисное в его прекрасном рассказе. А он рассказывал нам, что в Нартане давно отвыкли от кукурузы и едят мясо, что русские дети и кабардинские совсем «не понимают даже, что они русские или кабардинцы, а все одинаковые», что Бетал кабардинцам дал все, просвещение, хозяйство. Под вечер мы пошли к фазаннику и в терновник очень частый возле фазанника. Сквозь частые ветки мы заметили на пруду удочки и человека. Оказалось, удочки поставлены, чтобы нам на завтра поймать форель. Этот человек и потом еще садовник сказали нам, что здесь кругом повальная малярия, потому что земля такая: ковырнул, и родник. Это сведение сразу покончило с желанием моим поселиться на Черной речке, и так я обрадовался, что не удалось встретиться с Беталом.
Сон: змейка и ящерица. Нас уложили в роскошнейшие постели, и мне снилось, будто я, стоя на ногах, скольжу по наклонной плоскости, а две девочки шли рядом с гувернанткой и, поняв, что так можно катиться, поехали рядом со мной. По дороге нам попались на пути две ящерицы и змейка. Дети взяли их с собой и покатились дальше. Но внизу сидела огромная жаба. Девочка около жабы близко несла змейку и ящерицу, жаба схватила змейку, потом ящерицу и проглотила. Девочка заплакала, рассердилась и ладонью изо всей силы хлопнула жабу по лапке.
Тип Романова и, напр., Измаила. Русский – это прожженный человек, кабардинец – наивен.
Павлин. В подсобном хозяйстве есть все для приезжего гостя, фазаны, утки, форель и даже, как полагается в таких случаях, домашний павлин.
Проснувшись ночью, я окончательно решил, что в Кабарде мне не жить, и стал раздумывать о природе этого самообмана. который преследует меня всю жизнь: во всякой новой местности мне хочется поселиться, и я представляю себе, что куплю дом, и согласно с этим действую до какого-нибудь препятствия и тогда бросаю. Так вот теперь препятствием (предлогом?) является малярия. Помнится, что и у Толстого было что-то вроде этого... А у людей типа Бетала отношение другое: личное устройство для него само собой вытекает из его общественного дела. Бухарин удовлетворяется легкими связями. Мое личное отношение к природе происходит от чувства собственности или же явление порядка поэтического?
10 Апреля. Форель и буза (название к последующему).
Утром вошла хозяйка и спросила: – Если вы заинтересованы рыбой, то идите ее вынимать. – Мы вскочили и немытые бросились к пруду. Поймались на удочку две форели, которые вскоре были нам поданы в жареном виде. Вместе с форелями подана была и буза, кабард. нац. напиток из жареного пшена.
Охотились. Солнце через пыль светило как луна. Собака у нас курцхар, подаренная Рукзутаном, по кличке а все зовут, и русские и кабардинцы, Замарай. Собака хлещет по болоту, брызги летят, и в то же время пыль от каждой ноги столбом, и каждый сучок дымит, и кажется, будто попал в квартиру, где печку ломают..
Удод и ласточки. Вчера по пути на дороге встретился удод. – Ну, – сказал Р., – если удод прилетел, то и ласточка тут. – И правда: сегодня везде ласточки. Сорвался бекас, и мы ему, родному, дикому обрадовались. В оврагах ручьев, бегущих в Урвань, непроходимые колючие заросли. Ива и терновник обнаружили зеленые почки. Замарай, весь истыканный колючками, носился в зарослях и вне выстрела нашего выгонял вальдшнепов и фазанов. Одна фазанка вылетела близко от нас прямым полетом и с таким же гульканьем пролетела, как серая куропатка. Очень сухо, птицы далеко слышат собаку, бегут, фазаны перед взлетом кричат. Так один набежал на нас, крикнул перед взлетом, Петя приготовился и, когда фазан взлетел вверх свечой, остановился в воздухе для поворота, прицелился и выстрелил, как в сидячего. Мгновенно Замарай насел на него верхом, и полетели по воздуху золотые, синие, зеленые и всякие-всякие перышки. Мы вдвоем едва оттащили от разукрашенного брачным нарядом Замарая и долго любовались разными [невероятными] перышками.
Нас, однако, интересовали гораздо больше фазанов вальдшнепы. Фазан ведь это здесь для охотников недоступная птица, а вальдшнепа все-таки где-нибудь кто-нибудь нет-нет и убьет. В особенности теперь только стало понятно, почему так обрадовался Катынский, когда нашел здесь гаршнепа.
Бригада. Вечером ходили смотреть пахоту бригады колхоза Нартан (20 бригад х 60 человек). Чистота идеальная, пахота превосходная. Трактором управляла недурная кабардинская девушка и давала глубину в 20 сантиметров. Мне вспомнилось, как Бетал пояснял нам значение агрогорода: «у них будут железные кровати, у них будут матрацы, белье.» И Петр I, перестраивая Россию, наверно, точно так рассуждал. И так в отношении масс рассуждает и должен рассуждать всякий строитель <приписка: потому что отношения хозяина к массе есть отношения матери к детям>
Хозяин и художник. Я же, постигающий мир через себя, убежденный в том, что «я» мое (и всеобщее: личность) так же необходимо «массам», как и хлеб, возмущаюсь глубочайшим мещанством такой идеологии. Наоборот, во всей практике жизни своей я чувствую лучшее без всякого отношения к моему материальному устройству: независимость от материального массового стандарта и есть одно из условий формирования личности.
Но ведь быт Кабарды гораздо дальше от формирования личности, чем Великороссия. Что же я могу в ней найти, кроме кукурузы, тракторов, элементарной грамоты? Вот найденная малярия тем и хороша, что открывает сознанию внутреннюю малярию, которая никогда не позволит Беталу дойти до дружбы со мной: не такой он простак.
<На полях: Слушали концерт лягушек. Были на тяге: вальдшнепы беззвучны Река.>
11 Апреля. Дорогой гость. Туман. Рано утром Петя приоткрыл ставню и видел, как в полумраке другой стороны пруда прокрался с корзинкой в руке тот самый человек, который вчера для нас ловил форель, выхватил здоровенную рыбину и тем же путем возвратился к себе. Нам сегодня дали на завтрак фазана, а то форели. Что же, недурно, но.. Так, наверно, и с бензином, и с километражем машины, и с продуктами.. Дорого обходится гость Кабарде!
Мы начали день с того, что, увидев вновь возле форелевых удочек того человека, спросили его: – – Нет, – ответил он, – бывает иногда, что ничего и не попадется. – После того пришлось задуматься, почему все русские, которых мы узнали в Кабарде, не только плуты, как у нас, а еще как бы плуты победоносные.
Солнце и горы. Весь этот день солнце пыталось пробиться сквозь туман и показывалось иной раз в виде луны, но горы так и не показались.
Нартан. Мы вдруг вздумали пешком через весь Нартан отправиться в Нальчик. Пшибшев ушел в Нартан, мы простились с хозяином и оставили П. записку с просьбой сегодня доставить вещи. Село Нартан тянется по речке на восемь верст, дальше на несколько верст немецкая слобода, сколько-то верст «Мужичный хутор» и слобода Нальчика. Каждая усадьба в Нартане широко разделяется от другой садами и огородами: широко живут. В ауле только старики, дети да беременные. Один старик, очень красивый, с седой бородой, настоящий породистый маркиз, сидел на камушке. Мы поклонились ему, сказав: – Селям алекум! - Улыбаясь очень приветливо, маркиз на камушке ответил с самой изысканной вежливостью: – Здравствуйте, пожалуйста! – Но верного ответа на вопрос, сколько остается до Нальчика, не дал.
Мы спрашивали худых тонких женщин с острыми лицами, спрашивали девушку в черном шелковом платье со значками ГТО и ворошиловским. <Приписка: Русские и кабардинцы.> Наконец возле Сельсовета увидели высокого плечистого мужчину, очевидно русского, и спросили его. – А вы откуда идете и куда? – спросил он властно и, главное, таким тоном откровенно наглым, что мы ответили: – Идем издалека, в Москву потихоньку идем. – После этого ответа ему оставалось или «а ну-ка, подать сюда...», или сдаться. Он сдался и тихонько вслед нам ядовито сказал: – Пешочком? – После этого мне пришла в голову разгадка, почему именно русские в Кабарде мне кажутся плутами: потому что русские властвуют, а власть на высоких местах соединяется с жестокостью, на низших с плутовством. <Приписка: Власть – волчий зуб наверху, и та же власть внизу – лисий хвост. >
И еще я думал о том самом неприятном, что плут, считая себя за «умного», других настоящих умных людей и честных считает дураками. (На этом, между прочим, они и попадаются, потому что настоящий умный человек терпит, терпит, да вдруг раскроет плутню.)
После Нартана мы перешли реку Нальчик. (Сухие реки: «Весна, в буковом лесу шорох сухой листвы под ногой, сухая река. Весна. Сухие листья под ногой, сухие реки..) Отдыхали возле арыка у каменной изгороди. С нами отдыхал и Замарай. Как мало людей, понимающих душу собаки. Хозяйка говорила, что Замарай непременно вернется, я же знал, что за наше внимание, за наше отношение человеческое Замарай никогда не оставит.
собакой; но раз соблазнился Замарай небольшой собачкой, побежал за ней на двор, и она завалилась, открыла живот: священное место; в это время колоссальных размеров белый медведь прыжком. Замарай стал меж ними, и кончено.)
После Нартана нагнал нас Измаил на паре лошадей и потребовал, чтобы мы ехали. Когда мы потом об этом рассказали Романову, он ответил, что русские того не могут, что кабардинцы <приписка: и особенно балкарцых <На полях: Рассказ Романова о балкарцах.> Однажды ему пришлось идти пешком в Балкарию, на ногах ему устроили какие-то горные чувяки с веревками, по пути обувь расстроилась, пятка [натерлась], идти стало невозможно. Вдруг показываются три всадника, вооруженные, в бурках. Один пригляделся и вдруг говорит: – Гриша! – Оказалось, я когда-то помог ему к ружью курок привинтить – вот и все: вспомнил! – Гриша, – говорит, – отчего ты хромаешь? – Слез с лошади, осмотрел ногу, а те два уехали. Посадил меня на свою лошадь, сам повел, со скалы на скалу спускались, всползали, приехали к сакле. Там на сковороде в золе явились лепешки, принес айрану, я ел, а он пятку мою держал над огнем, грел и чесал и помазывал. – Ну мыслимо ли русскому! и все только за то, что я ему курок привинтил. Устроил мне обувь, и я так легко пошел! Немыслимо это для русского!
Немецкая слобода до крайности пострадала от колхозного порядка, остались от прежнего только прекрасные сады. Еще лучше и гораздо больше были сады в Мужицком хуторе: видно, как обрадовались такой-то земле наши какие-нибудь смоляки, привыкшие корчевать... Таких обрадованных землей мужиков. наверно, отправили куда-нибудь в Среднюю Азию, а соединенные сады их и жилища предоставили колхозным детям.
<На полях: Гость. В «гостя» собирается все, что...>
В Нальчике удачно попал к зубн. врачу, наблюдал бой кабардинки с русскими (из-за очереди). Под вечер встретил в парке Бетала с женой. Вопрос (к теме: «Гость»). Спросил его, как лучше – объехать Сев. Кавказ или просидеть на Кабарде. Он задумался. – Мало видели! – Нужно год? – Нет, три года, нет, мало: надо пять лет. Договор о премии – коне. Завтра таврить на Зольские пастбища. Разговор о легендах Бет.: старик Томский. Таинственный автомобиль. В 12 ночи Романов вещи привез.
12 Апреля. (Пасха.) Туман или остатки самума не дали нам сегодня посмотреть на горы, но, оказалось, и без солнца, и в чужой стороне при удаче можно весело день провести.
Мы были с Беталом на Вольских пастбищах Псыншока на празднике кабардинской лошади (таврение).
По пути в машине начальник НКВД Антонов рассказал, что ночью в приемник он слушал причем дьякон так ревел, что пришлось закрыть приемник: соседи могли подумать, что это он сам упражняется. Так мы узнали, что у нас Пасха.
Темы рассказов Бетала и др.
1. Жеребец Атлас. 2. Змеи. 3. Мусульмане под бузиной со свиньями: т. Киров. 4. Матка вернулась из Закавказья в свой косяк. 5. Явление жеребца из моря. 6. Косячный жеребец: какой он – не кусает: мужчина – взглянет, и слушаются. Отец заарканил и проч.: «садись!» 7. Конь кабардинец (кинжалом чертей, Б. сзади: конь упирается). 8. Почему у Б. нет своей лошади? (яйца надо вырезать) 9. Почему Б. не пьет воды (олени – козы – кабаны). 10. К жеребцу Атласу: говорят – кто его отец: «а ты знаешь, кто твой отец?» 11. Скороспелость и долговечность. «Ты старше жены? и жеребец должен быть старше». 12. Привязанность лошади: уходит из колхоза. 13. Пили за У4 английской: дальше не идем! Правильно. 14. Собака умнее лошади, она ближе к человеку, но лошадь как животное выше собаки. 15. Собака и лошадь.
<Приписка: Поднять кабардинку (через англ[ичанку]), интел[лигентность], шею (а шея у кабардинки доставать с земли). Крепость копыта – копыто всё, а в конюшне какое копыто. Сохранить кабардинку – ее национальное] – и придать интеллигентность.
Три породы: Нагайская – исчезла, Донская – степная, Кабардинская – горная. (Есть еще в Карагае, но мелка.)>
Почернели горы. Неясно показались горы: как они почернели с тех пор, как мы с ними расстались. География рассказов.>
Жеребец Атлас – сюжет для рассказа о кабардинской лошади. Б. раз видит где-то, повалили жеребца и бегают вокруг: холостят. Хвост (как у женщины волосы) – кабардинец. – Поставьте! – На завод. Вернули. 2-й раз, 3-й – директора вон. И опять... – А кто его отец? – А кто твой отец? – Второго директора вон. При 3-м Атлас делается родоначальником всех лучших лошадей в краю. (По человеческой линии можно раскрыть борьбу родины, личности, науки с обезличкой и мешаниной.) Третьего директора сняли, и новому говорю: ставь Атласа, разводи кабардинскую лошадь, и никто тебя не обвинит в национализме.
Змеи. Третий день висит в воздухе песчаная пыль. – Эти пески, – сказал Б. – (где это было, где-то в Дагестане к Каспию)... я спал на бурке... будить тебя или нет, уж и не знаю: посмотри сам. Глянул я и обмер: вокруг бурки змеи, много, много змей, штук двести, больше! Бывают года такие змеиные. Посмотрел я и лег, и они легли, я поднимусь, и они головы поднимают, а на бурку не смеют, и каждая (сажени полторы?). Мы думали, думали и надумали: одну бурку бросим на них – они отступят, мы на нее, а другую бурку стягиваем и перебрасываем и так вперед, а змеи за нами. Версты три так прошли, глядим, подвода едет.
(Проверить, какие это змеи).
Медвежья желчь. <Приписка: Рассказ заюкинских стариков. (Рассказал Бетал.)> Антонов сказал, что Сайд Хаджиев просит разрешения убить медведя. – Ему не мясо нужно, – отв. Б., – ему желчь... Заюковские старики рассказывали, что князья охотились и один медведя убил, и желчь взял в бутылку. Два бывшие с ним охотника (на другой охоте) приняли эту бутылку за пиво и хватили желчи по стакану. У них раздуло животы, и они стали 3-му охотнику завещать: один поклялся, что 500 р. денег зарыто у него, все рассказал, где и как взять и кому передать. Другой прямо сознался в грехе перед женой, что жил изменяя ей, и просил за то прощенья. Князья вернулись с охоты, позвали доктора и вылечились. Тогда больные стали третьему охотнику вспоминать, какой вздор они ему несли от медвежьей желчи.
Мусульманин и свиньи. «Ты отсюда не уйдешь!» (узнать у Пети). В лесу, документы и револьверы: сдались. Посадили. – Политический? буду помогать. – Дал три рубля. Напоили стражу (легли головами...). Хотели высадить окно, а высадилась вся стена: и не слыхали! Стали искать выхода, везде колючее заграждение. Пропутались до свету. В логу густая бузина. Залезли. Бросились искать, да только не в бузине. Приходят свиньи штук 30 и ложатся, а жара и воздух... Мусульманин ни жив ни мертв... Вторую ночь опять не могли выйти и опять свиньи. В сумерки третьего дня просто вышли из станицы. Взяли документы и револьверы.
Матка вернулась в свой косяк. Продали в Грузию, и она оттуда через перевал никому не ведомыми путями пришла: вот что значит горная кабардинская лошадь.
Кабардинка. и дорога не та. – Моя лошадь, – говорю ему, – лучше тебя дорогу понимает. – Он обиделся. И наши говорят: - Пусть ведет' – Ладно, пусть ведет, – сказал я, – только я буду последним ехать, все равно мне скоро придется ехать впереди... – Едем, смотрю, проводник кинжалом машет во все стороны. – Чего ты? – Чертей, – говорит, – отгоняю. – Ну я же говорил, что моя лошадь понимает дорогу лучше тебя. – Он вовсе обиделся. Немного проехали, он стрелять. – Чертей, – говорит, – отгоняю! – Ну это уже и опасно, могут услышать. Тогда повернули, я впереди, спустились, я дал коню (огонь) воли, куда хочет, туда пусть идет. И скоро мы попадаем на тропу настоящую. Это понял теперь и проводник, и я ему говорю: – Видишь теперь сам: моя лошадь понимает дорогу лучше тебя.
Был хозяин Шелох, у него была охотная кобыла. Ехал он возле моря, остановился, слез. Море бушует и пенится. А из пены белой выходит жеребец и оплодотворяет кобылу. С этого и началась шелоховская порода.
<На полях: Глупость: выгонять из овцы два приплода. Араб белый просит только вороных. Жеребец вообще очень требователен к маткам.>
Косячный жеребец. Отец хотел заарканить какую-то кобылку, и петля попала на жеребца. Жеребец дернул, отец не дался и влез от этого по колено в грязь. – Помочь тебе? – спрашиваю. – Нет, – говорит, – я сам. – Освободил ноги из грязи, подбирается, подбирается, схватил жеребца за уши, пригнул голову вниз, держит и говорит мне: – Сядешь? – Нет, - говорю, – не сяду. – Ну так я говорю тебе: садись! – И я сел, а он пустил. И носил он, носил меня весь день. Вечером отец говорит дяде: – Ты будешь. погляди, там мальчишка мой. – Как изловили жеребца, с двух сторон заехали... И два раза потом отец спрашивал: – Сядешь? – И я отвечал: – Сяду. Хороший косячный жеребец спокоен, не кусает маток, и они одного его взгляда слушаются: как мужчина, властный, настоящий.
<На полях: Кабардинцы уходили от сов. власти в Турцию – сколько они табунов угнали?
Л. М. – тавро (Лука Мудищев – это начальник Н. К. В. Д. Антонов).>
Почему Б. мало пьет воды? Много смотрел на животных, вот олень – отчего такой легкий? воды почти не пьет, окунет нос и дальше. А кабан пьет много, у него, правда, силы много в шее и рвануть он может, а бежать ведь нет (не то ли самое люди в степях и люди в горах).
<На полях: Можно этот мотив развить: разные мысли при созерцании разных зверей и птиц.. Вспомнить, что стрепет и дрофа в степи.>
Собака умнее лошади, она ближе к человеку, но лошадь как животное выше собаки. И может быть, если убрать человеческую мерку, а взять по-животному, лошадь будет умнее собаки. Я знал одну кабардинку из косяка на Зольском нагорье возле Эльбруса, ее продали в Грузию, и она обратно через хребет своим неведомым путем вернулась на Северный Кавказ с Нагорья, и как раз в свой косяк.
Загон из прессованного сена. Ловля арканом. Таврение. Карахалка на ляжку (Б. – При чем тут карахалка: тавро), номер на шею. 10 мес. – гнут 15 человек. Нагорные пастбища. Старый наездник. Обед. Вино. Тост за травы и целебные источники, воспитавшие Бетала. Человек «Запятая» (тост за бедняка).
<На полях: Запятая с выдачей билета.>
Настоящий конь. Где-то в большом обществе сказали Беталу: – Вот у кого, наверно, есть свой настоящий конь. – Есть, – отв. Б., – но только настоящего нет: если вижу настоящего, то не могу взять себе для езды. (Настоящие кони идут в производители.)
Кабардинская лошадь на подножном корме, ей надо гнуть шею: «поднять» и поинтеллигентней, и сохранить все местные свойства.
Б. против скороспелости: это ведь жизнь укорочает. (– Дураки хотят получать от овцы два окота. Свинья – мясо! скот – все понятно; но лошадь скороспелая... Жеребец должен быть старше, ты женился, ведь жена моложе, так и жеребец...
У Бетала во всей его жизни личной и общественной проходит связь его с природой: черемша, вода, родная лошадь...
– Тушканчики – это хорошо. – сказал Бетал, – это перед погодой.
И правда, погода как будто начинает меняться, очень тепло, и хотя и в сумраке, но горы показались. Мы давно их не видели, и сегодня при встрече оказалось, что в тумане с них много сбежало снегов и если раньше это были белые горы с черными полосами и пятнами, то теперь горы черные с белыми пятнами и отдельными пиками вечных снегов.
–3 и был весел чрезвычайно, рассказывал без перерыву, таврил, ловил арканом коней, скакал, смешил за обедом, говорил речи, дразнил «бедняком» маленького человека. (Маленький человек проходил чистку при обмене партбилета и сейчас, улучив минуту, спросил Б., и он ответил: «приди через месяц, есть запятая» и звал его «Запятая».)
Многое я понял в Б. за этот день. Очень сблизились. Я ему рассказал о борьбе охотсторожа с гаражом. Он очень извинялся: очень занят... Обещал устроить и жилище и машину.
<На полях: Кичмалка отдел Малковского завода. Смерть Пачева. Хозяин гуляет с женой: хороший...>
Сегодня выходной день у жены Бетала, и, прогуляв вчера свой выходной день с нами, сегодня под вечер он вырвался из Обкома и гуляет в парке с женой. С ними какой-то мальчик, и Б. с ним идет в обнимку. Я вспоминаю Земляка (Соколова) тоже с татарским лицом и тоже отличного товарища, вечного нашего подпольного кассира. Неплох тоже и близок к типу общественника Кожевников. Б. из таких, всех ему надо потрогать, потрепать, хлопнуть ладонью по спине, и бывает так, что глазами видишь, как глубоко ладонь его
Думал я о жизни этого человека, в детстве арканившего здесь коней и теперь хозяина, настоящего творца своей области. Какая цельность личности и какая работоспособность! Так это и надо запомнить, что для государственного деятеля необходима сила в личности, между прочим и сила физическая (и никак не интеллект при дряблом теле.).
<На полях: Не забыть: у Пшибшева на стене висят два портрета вождей: Ленин, Сталин и между ними портфель.>
лошадь степная, останется навсегда в нашем Союзе первой лошадью. Но чтобы с нашей горной кабардинской лошадью могла спорить степная – нет! И когда нашему хозяину кто-то в присутствии т. Буденного и явно в угоду ему осмелился доложить, что в последнем пробеге донцы взяли верх, наш хозяин сказал: – Неверно!
14 Апреля. Утро несколько свежее, но здоровое. В дымке, как и вчера, чуть видны очертания больших гор. Сирень распускается.
«Скороспелость за счет долговечности» – это очень [ценные] слова Бетала.
Солнце не показалось. Горы исчезли. И после обеда пошел дождь и так до утра.
<На полях: I – Европа: Бетала большевизм точно, как у Петра !.>
Б. опять забыл про меня, хотя обещал на другой же день устроить и жилище и машину. Приходит в голову, что вот когда Сталин рекомендовал ему Бухарина, то ведь не забывал и ухаживал даже за Катынским, потому что тот был при Ворошилове, а тут писатель – единственный, кто может прославить его Кабарду, и он забывает. И вот поэт чисто кабардинский Пачев, о котором сам он говорит «этот сильней Сулеймана», и он не знает, что этот поэт уже месяц тому [назад] скончался под
«не от малярии ли они тощают?» Между тем площадка парка, по которому каждый вечер веет чисто дезинфицирующий ледниковый ветерок, вся засыпается для московских дачников цветами, обсаживается соснами...
Такой поток мысли при личной удаче мгновенно повертывает обратно, все тогда оправдывается, все объясняется в пользу Бетала.
«Калмыков» везде выговаривают так просто, будто это не местный Сталин, а какой-нибудь заведующий универмагом, и в то же время Калмыков несомненно во всеобщем сознании несомненный «национальный герой». «И хорошо, – думает обыкновенный гражданин, – это национальный герой, а мыто все ведь обыкновенные люди, он герой, а мы люди, и что же такого, герой и герой, нам-то что». И вот отчего в повседневной жизни о нем говорят очень просто, Калмыков и все.
«но я-то ведь не Бетал». А тот, угадывая это, прибавляет какую-нибудь «запятую» и поднимает тост, глядя ему в лицо, за «бедняка». Путь Бетала вообще усеян жертвами, имея в виду уже трехдневные без сна заседания. <Приписка: – А?> У Антонова сердце даже вовсе отказалось работать, а он: – Антонов, жив? – Стиснув зубы, живу. – Мне тебя надо лечить. – Хорошо лечишь! целую неделю прошу чесночного настоя, все обещаешь и нет... – А, есть, есть полбутылки, я тебе дам... Ну, как ты думаешь о рыжем? – Антонов молчит, но мысли хозяина он до точности знает: с копыт на хвост, на шею, на уши.. И в тот момент, когда Бетал думает про уши, Антонов, разжав стиснутые от сердечного припадка зубы, говорит: – Чуть-чуть бы их подвострить. – А? – спрашивает Бетал. – Подвострить, говорю. – Верно, вот верно: в ушах все дело. Антонов, ты зайди сегодня, как приедешь, я тебе дам, у меня еще есть полбутылки чесноку...
Из всего этого анализа вывожу необходимость такого своего поведения. Не обижаться на «забыл» и «некогда», вернее, обижаться, но находить выход из положения и тем унимать неверные потоки, исходящие из обид, а ту неверность, которая происходит от «шарма» (обожания), переносить на лошадей и вообще на дела, а не на личность. В частности, я сейчас поступлю так. Если подтвердится, что Б. забыл, то я пойду к нему и скажу, что намерен поселиться в Пятигорске или Кисловодске, потому что жена хворает сердцем и ей нужно лечиться. А мне там жить тоже удобно, ближе к Зольским пастбищам. Я поселюсь вдвоем с женой, она привезет с собой девушку, мне будут обеспечены рабочие условия. У него же прошу записку к Евдокимову о том, что я хочу написать книгу о кабардинской лошади и чтобы для этого он мне создал жилищные условия, средства передвижения и обеспечил бы т. Покровского в этом деле изучения лошади мне помогать.
15 [Апреля]. Всю ночь дождь, днем пасмурно и время от времени брызжет дождик. В половине дня едем с Беталом на Урванский конзавод. – Вот что, Антонов, – сказал Б. – Мих. M-у надо в парке найти чтобы он жил и жил, только где выбрать место? – Я очень обрадовался, но сказал, что, может быть, мне поселиться в Кисловодске. Б. решительно протестовал..
Выводка чистокровных (английских), полукровных, 3/4 (чистопородные – кабардинские – и чистокровные – английские).
Верх хорош, ноги неприятные.
Глаз большой огневой Красавец, арабистый конь хорош подверх. Сжатое копыто. Растянут: одно ребро снять. Курба – порок (ноги?) Вся в кулаке и голова приятная. Хвост чебуком (чубуком). Ребро-то какое!
Сегодня утром спрашивал Налоева о Пачеве. оказалось, и он не знал, что умер, и не удивился этому. – А написать о нем некогда. – И перечислил свои «дела». Я подумал, может быть, он..
– Эти орехи, – сказ. Б., – действуют благотворно в половом отношении. – Что же именно? – спросил я. – Мощь. – отв. он. И рассказал, что он все испытывает: яблоки, груши, сливы. – Понимаю, – сказал я, – вы такой цельный человек, прямо от земли поднимаетесь, и это так близко мне, моему человеку. Я это и проповедовал, но не сразу меня поняли, теперь начинают понимать. Через свою землю, свою нацию к интернационалу, иначе все не творчество, а мешанина. – Совершенно верно, – сказал он.
<На полях: Б. учится, советуясь со всеми, а поступает по-своему (как моя мать). Рассказ о дубах и карликовом саде.>
16 Апреля. Горы. Кострами белые облака встают на черных горах, а белых гор совсем не видать. И уже начинает забываться о них:
Эх, развернул бы свою душу во всю ширь этих гор, не посмотрел бы на облака, поднялся бы выше на коне и над облаками под солнцем глядел бы и глядел: там горы как горы.
Пасмурно. К вечеру дождевая мгла. Но мы бодро собирались. В 4 в., как мы ждали, машина не пришла, и совсем не пришла. А мы все ждали до самого вечера. Хозяин, очевидно, забыл... И вот грызет и грызет это внутри, что тебя забыли, что только дайся им и они тебя <3ачеркнуто: съедят> забудут, как забыли даже своего национ. поэта Пачева.
Написал в «Известия» о Пачеве. Вчера спросил у Налоева, – он не знал. – Почему бы вам не дать заметку о смерти поэта? – Некогда, перегружен работой, – ответил председатель Союза писателей. После того в дороге спросил Бетала: – Может быть, Пачев в полит, отношении замаран, не советский человек? – Нет, – отв. он, – с этой стороны все чисто. – Так я напишу в «Известия», что Союз кабардинских писателей собирается чествовать память его? – Напишите, очень хорошо. Антонов! а ведь Пачев был сильней Сулеймана? – Куда сильней, – ответил Антонов точно тем же тоном, как перед этим говорил о жеребцах.
– Как' – Я все рассказал, и про Налоева, и про Бетала. – И так они во всем, это они пропускают. – Что «это»? – спросил я. – А то, что не дай Бог у них умереть.
Авраамов путный человек и наверно задумал какую-то плутню, чтобы нарушить договор и удрать. Но «это» он чувствует правдиво, и оно есть тоже и у меня. Но мы не могли бы в «этом» соединиться с Авраамовым и, вероятно, ни с кем, потому что на «этом» спекулировали уже несметное число всякого рода претендентов на власть, социалистов (вроде Чернова), либералов, гуманистов всех оттенков.
Авраамову я сказал (больше для проверки себя), что с Беталом мы хороши, что он увлекает меня как строитель, хозяин, и мне кажется, человек он очень хороший. При последних словах Авраамов молча посмотрел на меня. И долго спустя сказал: – Они все такие, вот и Ленин. Раз Луначарский пришел к нему просить за каких-то писателей или артистов. Ленин ответил ему: «Анат. Вас.! делай сам, признаюсь – ничего в этом не понимаю». И правда, когда им, им разбираться.
В этом «некогда» большая правда. Вспоминаю, 15-го на Урванском конзаводе Б. увидел замечательного садовника 82 лет, и сразу же явилась у него вкусная мысль пересадить старика в Нальчик. – Годы мои... – пробормотал старик. – Что годы, – отв. Б., – мы тебя устроим хорошо, лет двадцать проживешь, и довольно. – А сам за спиной старика показал нам, меняя число, несколько пальцев: два, три, четыре. А вслух: – И довольно! – После того он выходит, садится в машину. – Я, – говорит, – вина не пью, я поеду в сад. – И посадил с собой старика и меня. Работа в саду оказалась прекрасной. Старик дельно рассказывал («Грецкий орех – половая мощь»). И когда мы вернулись, старик спросил: – Ну что, я теперь свободен? – Видно, ему очень трудно было это многочасовое сиденье за столом. «Отдохнуть бы!» – думал он (курорт). – Нет, – отв. Б., – вы еще с нами посидите, чаю попьем. – И после чая решил: «Нет, пусть он здесь остается».
Почему же он оставил его: то ли дело здесь большое затеяно и нельзя его обрывать, то ли понял старика, что тот учен, упрям и плохо будет мяться у него в руках. Нам это неизвестно. Только видно, что подход к человеку деловой, как к дереву, которое нужно из леса пересадить в центральный парк. Мало того, все, даже внимание к индивидуальным особенностям, делается как бы в интересах не личности, а общественного механизма («Кабарды»). Относительно личного самого по себе такому организатору всегда «некогда». Между тем это «некогда» создает как бы плотину, для великого множества людей с личными интересами (напр., как писатель Горький превратился в учреждение).
<На полях: Что есть личность? Анализировать до ясности и сопоставлять с «Обкомом».>
Людей культурных в смысле того, что сердце их, или человеческая целина их связалась кровно с историей человечества, всегда было до крайности мало. И такие люди, как Б., именно тем и хороши, что все лишнее, вся мишура и условность образования, воспитания здесь начисто сброшены и натуральный человек «Плотина», сдерживающая напор личных просителей, здесь находится не в швейцаре и секретаре, а в самой личности организатора. Он никуда не прячется, он свободно без всякой охраны гуляет в парке, и никто не смеет к нему подойти: боятся. Все боятся и уважают. «В общем и целом» получается замечательный правитель, герой, «любимый и дорогой» вождь.
Каждое утро за углом Банка на лугу «заряжается» беталова спартанская школа («Городок»), во время гимнастики их портфели и папки складывают где-нибудь на или под плащи, смотря по тому, солнечный день или дождь. Несмотря ни на какую погоду, гимнастика производится ежедневно, после чего студенты-спартанцы берут свои портфели и папки и военным маршем с военными песнями проходят мимо гостиницы: раз-два, шагом, шагом, раз, два! Вид их бравый, все в кабардинских папахах, в кавказских сапогах, но не в бешметах, а в пиджаках, и не с кинжалами, а с портфелями...
По-видимому, и в характере строящегося курорта, и в спартанской школе, и в хозяйстве, везде и во всем раскрывается, осуществляется беталова натуральная индивидуальность. Национальное чувство крепко держится за черемшу, за серные источники, за кабардинскую лошадь и растворяется в маршировке с портфелями. (У Пшибшева в комнате между портретами Ленина и Сталина на самом почетном месте висит небольшой портфель, который, очевидно, никогда не снимается с гвоздика.)
<На полях: Спарта. >
17 Апреля. Кострами встают белые облака на черных горах и присоединяются к серым тучам вверху. Белых же гор и вовсе не видно за тучами. И даже спрашиваешь себя: уж не во сне ли это все было? Эх, развернуть бы душу свою во всю ширь, чтобы, не обращая внимания на тучи, подняться бы выше над облаками к солнцу и оттуда сверху смотреть на заоблачные снежные вершины в вечном сиянии солнца!
без разрешения Бетала, а его просить о мелочах невозможно. И получается так, что сидишь, сидишь, злишься, начинаешь решаться бросить все и уезжать в лучшее место, как вдруг звонок: – Через 15 минут за вами заеду, будем таврить на конзаводе. – На пути все скажет, все обещает, во все поверишь, а там опять «некогда» и «забыл».
Сегодня повидаю жену его и в конце беседы постараюсь передать ей о своем настроении. Посмотрю тоже «Городок», а завтра выходной день, и узел как-нибудь да развяжется. Если же не станет развязываться, то надо его разрубить... ... мне сейчас в голову пришло все взять на пушку. Посылаю Петю вызвать дежурн. секретаря Калмыкова и сказать: распоряжение Калмыкова – ехать, пришлите машину и пр. Петя возражает: – Может выйти дело, но это непорядок. – Может быть, – отв. я, – ты прав, но само мое появление здесь есть беспорядок и раз [есть распоряжение], то, значит, порядок. – Петя с ворчанием удалился, и моя правда: машину пришлют без всяких оговорок.
Машину в 4 не прислали и в 5 – нет: мы с ума сошли. Мы решили сегодня же идти к Беталу, сказать ему, что жить на Кавказе без машины и лошади – это хуже, чем в тюрьме: там ничего не видно, все манит и все далеко. Мы действительно немного и сошли с ума и
В 6 в., вопреки сопротивлению Петьки (он все-таки до крайности инертен и непредприимчив), я сам позвонил в Обком, и как раз в эту минуту, как я взял трубку, оттуда сказали, что машина (единственная дежурная) пришла из Пятигорска и направляется к нам.
Как только сели в машину, все как рукой сняло и по обыкновению стало стыдно за свое маленькое дело... Но почему же мое дело маленькое, а дело Б. так-то уж очень большое? Не знаю почему, но очень-очень хорошо, что Петьку я не послушал.
Б. сказал: – Вы еще видели так мало, так ничтожно... – Я обрадовался, что он хоть понимает, что мне надо еще побыть. – Год, – сказал я, – надо, чтобы все понять. – Два, – ответил он, – нет, три, нет, пять.
Нутро не принимает. Коммунист самый ярый, а свинину есть не может: «нутро не принимает». «Развожу свиней, а нутро не принимает». Так и освобожденная женщина едет на тракторе, служит зам. председ. исполкома, а внутри быта тот же коммунист не посадит жену с гостями за стол: она будет служить гостям, но не сядет.
Огонь. – Встретились: взялся за дело и кончу. Хлестнул коня. (А какой конь был – Огонь? – Не знаю. – А я знаю: это Огонь.)
Слово Бетала у них закон: его дело все теперь увидели и полюбили.
В 31 году: в ликвидации кулаков сам принимал участие.
Конюшня для чистокровных = кабинет для интеллигента. Б. как вел себя: ненавидит интеллигенцию, а необходимо, т. е. точно то же, что в революцию.
В Б. есть то же, что в умеет вести себя в обществе, а живет чувством родины.
Любовь лошадей: с лица. Шайка арабов.
Скворцы, певчие дрозды, воробьи, бутоны и почки громадные, липкие, абрикос и персик, ласковые пчелы, борьба старика с тополями (сердцевина гнилая): спасение дубов, – [разное] делает, Бетал: человеку под тенью отдохнуть... а старик спешит своей карликовой культурой).
Арбуз огромнейший – нет такого человека, кто мог бы съесть такой арбуз, а чуть пальцем тронул, и он лопнет.
Почки-бутоны, в погребах старое вино забродило: и всякое вино, когда почки начались, бродит (повар Воронцова-Дашкова).
Строганов... разница в зайцах (это вопрос конюшни и коренного пастбища в споре графа и кабардинца).
Б. относится к интеллигенции приблизительно как к английской чистокровной породе лошадей: совершенно необходима временно чистая кровь, чтобы поднять (на ногах), облагородить голову, шею, подсушить ноги кабардинке, но...
18 Апреля. Фенологическая запевка. Такого дня в жизни своей я еще, кажется, и не видывал. Вырвались лучи такие горячие, что вдруг у нас на глазах зацвели абрикосы и персики (и ранняя ива, та самая, наша, одновременно с абрикосом цветет). На всех деревьях надулись, треснули и раскрылись в зелень почки, иногда огромные. Поют скворцы, певчие дрозды, фыркают фазаны в ближайших кустах, гогочут жеребцы, в небе же вдали сквозь [непонятную] дымку нежно открывается вся цепь белых гор, и оттуда к нам на север, на родину спешат журавли. – Кланяйтесь, кланяйтесь нашим, принесите от нас и им хороший апрельский день...
<На полях: Дороги по всей Кабарде обсаживают в обязательном порядке.
– Иван Грозный был женат на кабардинке. – Неужели же он и тогда ездил на кабардинке? – Не ездил, а женат, но впрочем, кабардинская лошадь и тогда была, и, наверно, чистая...>
Весь день прошел в удивлении над беталовым хозяйством: так удивительно чисто везде и столько цветов. «В здоровом теле – здоровая душа» – вспомнил я из брошюры Бетала, а сам подумал: «При здоровом теле и разговора нет ни о какой душе». Мне даже представилось, что, пожалуй, и то верно: если дать человеку железную кровать, чистое белье, хорошую пищу, удобную одежду, то и быт переменится к лучшему.
<Приписка: При здоровом теле, – какой разговор может быть о душе?>
Грозный. перебралась на Кавказ, с чего именно будто бы и началась история кабардинской лошади. – Было это или нет, – сказал Алексей Абрамыч, – а только Грозный ведь был женат на кабардинке. – Неужели Грозный на кабардинке ездил? – спросил, не дослушав, Гамзет Закарович. – Женат, – сказал Алексей Абр., – но раз женат был на кабардинке, то почему бы ему и не ездить на кабардинской лошади.
Есть несколько знаменитых пород кабардинских лошадей: Шелоховская порода, Абуковская.
Происхождение бука по балкарским преданиям: черные горы вдруг стали белыми: снег не снег, а тоже все белое. Стали ближе подходить, и оказалось, все это были птицы. А когда птицы улетели, то из их кала вырос чинаровый лес (не расходится и с наукой, т. к. известно, что птицы переносят семена растений).
Араб – всегда живой и очень веселый взгляд и очень наряден. Но английская лошадь сильней, крупней (и что еще? разве интеллигентней ?).
переделывают всю породу лошадей в стране.
Заяц и пастбище. Кучук однажды заспорил с хозяином своим графом Строгановым о конюшенном кормлении и на коренном пастбище. Строганов говорил о том, что чистую кровь надо поддерживать конюшенным кормом, а на коренном пастбище лошадь грубеет. На это Кучук возразил своим наблюдением при охоте на зайцев, что когда заяц попадается на коренной степи, то он так быстр на ноги, что стрельнуть не успеешь и скрылся, а заяц на пашне заметно бежит тише. Так и лошадь на коренном пастбище и в конюшне.
– И даже старое вино. – сказал он, – когда почка раскрывается, бродит.
<На полях: Когда почки весенние раскалываются, то даже и старое вино начинает бродить. Я же не стар еще, и моя кровь весной как молодое вино, и от крови моей в голове...>
Бетал относится к интеллигенции приблизительно как к английской породе лошадей: кровь английская необходима, чтобы натуральную кабард. лошадь поднять и облагородить, но потом надо преодолеть эту кровь и от чистокровной лошади вернуться к чистопородной. Надо было видеть, как холодно смотрел он прекрасных английских коней и как тепло кабардинских, и с какой надменностью сказал о местной интеллигенции, что мы «ошиблись» и с ней покончили.
<На полях: Разве один Бетал? Начиная с выстрела матроса в актера, сказавшего слово Христос, революция шла в борьбе с интеллигенцией. И далеко не кончилась эта борьба: первое время «стрельба в Пушкина», теперь Пушкин..
Характеристика Ленина Фаворским: «практический человек». И Арсений: «Ничего в этом не понимаю». Еще: это сильней артиллерии. Еще: кино лучшее искусство. Еще: смущенность Горького. Да и существует ли тут что-нибудь, не все ли это необходимый обман (если взять Луначарского и национальное у Бетала). Мое личное смущение и мать моя с Дуничкой... Лесопромышленник верил в это и вдруг увидал, что этого нет. И Роман Кютнер. Советовал царя со святыми. Король и папа. Вплотную вопрос: да существует ли личность, не обман ли это
19 Апреля. Фенологическая запевка. Ночь сильно звездная, а утром снова туман и такой, что нет-нет с сучков из него собирается и падает большая капля, отчего на песке <приписка: песок – чистота> будто гвоздями набили: это тумак, как во Владивостоке. В тумане на дереве со всей силой скворцы.
– помесь гончей с гордоном, черные шерстные, а формой гончие. Идут тоже и по фазанам...
Налоевская порода людей у кабардинцев: не то спать ему хочется, не то чем-то расстроен и вынужден, стиснув зубы, отвечать и делать лицо, и вдруг как бы очнется и сделается на некоторое время довольно оживленным.
– Послушный народ, – сказал Романов. Кавказская дружба, преданность, куначество, наверно, и легли в основу легенды о Бетале и сделали возможным его появление. Сбитые с основ своих люди схватились за него как за основу (легенда о встрече друзей... но Бетал сказал: «я взялся и должен дойти <приписка: довести> до конца» и хлестнул лошадь, а теперь все видят..).
Часов в 10 у. пробилось солнце, но горы не показались... Часа в 4 солнце стало медленно меркнуть в облаках.
этим воспользовались, быстро изготовили его и в твердокаменном виде подали вместо второго, даже и без картошки. Я отдал его Пете, а сам хлебнул только пустого борща, да потом чаем надулся.
Лес. Лес, где мы ходили, весь порослевой. Во время революции на низу погибли все великолепные леса. Дерево карагач (какое это дерево?) и осокорь (что это?). На осокоре орлиное гнездо, самка сидела на виду и повертывала головой. Когда подошли – поднялась и сделала круг у нас над головой. Мы решили на втором кругу сломать ей крыло и потом снять как живую, но она поняла это и за Урванью села на небольшое сухое дерево. Недалеко от этого гнезда мы нашли другое, и на дереве там его стерегли два орла.
В затоне Урвани ревели лягушки, на размывистые берега прилетели синие зимородки. Кричали фазаны. Но как-то не по-нашему сухо в лесу, и горные реки для нас скучноваты: слишком они каменисты, худощавы, и характер у них как у кабардинцев: то будто спят, и от этого скучно с ними невероятно, а то вдруг будто проснутся...
<На полях: Во время революции этот лес был начисто срублен, после чего, за немногим исключением, вырос новый, порослевой лес с обильными зарослями кустарников, колючек, обвитых лианами. Лес был вовсе непроходим для человека, и оттого на уцелевших старых деревьях карагача и осокоря поселились орлы. В хозяйстве одном для кирпичного завода понадобилась лесная мелочь. Лес прорубили и оставили редкие деревья. Орлы по привычке весной устроились, не сообразив, что теперь они со всех сторон далеко на виду.>
Карликовый сад и рассказ о дубах. Предоставив Пете охоту, я свернул к питомнику и очень обрадовался, что увидел на другом конце дорожки идущего мне навстречу старика-садовника. Он шел с записной книжкой в руке и отмечал в ней, очевидно, состояние почек. Он был погружен в свой труд, как бывают погружены старые работники. Я его теперь понимаю вполне, это потомок Базарова, конечно, идеалист материализма, рационалист и утилизатор-общественник. Он весь отдался карликовому саду за то, что каждую яблонку можно осмотреть сверху донизу и прямо своими же пальцами сбросить насекомых, обрезать негодный и подлечить болеющий сучок. Через это в карликовом саду не бывает плодов 3-го сорта. Старик беспощадно уничтожает высокие бесполезные деревья, громадные до небес пирамид, тополя («У них ведь, – говорит он, – сердцевина гнилая»). Он хотел добраться и до двух дубов, но Бетал не дал ему их. (В этот момент, наверно, он и понял художественную ограниченность этого садовника и решил: «Нет, пусть остается здесь». Кстати, старик был этому очень рад.)
– ушел он, не желая разговором со мной отвлечься от дела, – зайдет домой, а когда я уйду, будет продолжать. А то, может быть, он просто шел домой и ушел. Я присел на камешек за плетнем его забора и стал глядеть в щелку: очень скоро старик вышел из дома, осторожно глянул в мою сторону, видимо, удивился, что вдали на дороге не видно моей спины. В конце концов он убедился, что нет меня, вынул записную книжку, карандаш и опять стал отмечать состояние почек. Я долго разглядывал его работу в бинокль и думал о садовниках, что едва ли часто из них бывают поэты: они делают, а поэты приходят и восторгаются, воображая, что Бог первого человека ввел в сад. Трудно, однако, современному поэту карликовый сад сделать раем...
Встретил ветеринара фельдшера и техника баксанских укреплений. – У нас выходной день, – сказал фельдшер, – но работа завода продолжается. – А как же у пробника бывает выходи, день? – спросил я. – Пробника два, – ответил он, – через день у каждого выходной. – Разговорились о том, что английский жеребец стоит 42 тыс. золотом и что все-таки это оправдается. – И он сейчас еще работает, – сказал фельдшер, – хотя очень стар: 23 года. <Приписка: Жеребец Сагайдак 1915 год рождениям – Позвольте, – сказал строитель, – мне кажется, одно время его сперму забраковали и отставили. – А я нашел под микроскопом,– ответил фельдшер, – что жеребец хотя и стар, а сперма его прекрасная. – Но ведь там были ученые люди, как же это они не нашли, а ты нашел, чай, они тоже с микроскопом работали? – Конечно, с микроскопом, – задумчиво ответил фельдшер, – но это бывает... Я же знаю и могу наверно. – Каким же способом? – А очень простым: микроскоп надо прямо держать.
<На полях: Разговор о розовой дорожке...>
Гость. Сегодня задал охотнику вопрос: – Если гость приходит к вам, угощаете вы его? – Угощаем. – А сколько времени угощаете? – Сколько он захочет, только он должен, поев вначале, объяснить, зачем он пришел. – Хорошо! но если гость, поев, объяснит, что он белый. – Укрыть? укроем. – Несмотря на то, что он белый? – Что же делать, он – гость. – Но вы-то ведь советский человек. – Вполне советский. – А если гость такой к Беталу придет? – Ну, Бетал, конечно, не посмотрит, он не укроет, ему нельзя.
<На полях: Орлы на воду. Свиньи (кормит). Можно ли человеку свиней разводить, а он стоит. Я смеюсь: стоит и кормит. Она в корыто легла, он ногой... Кучук: – Не верьте этому, что Шелоховская порода вышла из моря. – Не верю, дорогой Кучук – но откуда же она вышла? – Из Аравии, конечно: ведь у арабов тоже есть горбоносые, от них и Шелоховская. А что из моря – это не верьте!>
В результате моего утреннего хождения без куртки после обеденного отдыха едва встал с кровати: хватил прострел Lumbago. Услыхав, однако, визг кобылы, выглянул в окно и, поняв, в чем дело, взял аппарат и отправился с грехом пополам на случку. Случали Корнелию, вороную чистокровную, с Вемусом (1928 г. чист, англ.) и Алекту, рыжую кобылу, с жереб. Мсаниасом (1920 г.). <Приписка: Вемус будто бы стоил 42 т. золотом.>
Услыхав гогот жеребца, вороная подняла хвост колесом. Он понюхал и, высоко подняв голову, обнажив зубы, некоторое время оставался в таком положении и в чем-то сговаривался с небом. После я понял: он задумал туда улететь. Потом он медленно наклонился и с поднятым членом взвился на двух ногах вверх, минуя кобылу, как будто ему прежде всего хотелось улететь, согласно своему обещанию. И только потом, упав, поняв невозможность полета, он поднялся с определенным расчетом, но и то не совсем: попал в ляжку. В третий раз он точно рассчитал и, быстро введя даже не весь член, вдруг весь опал и медленно свалился. Ему на вялый мокрый член успели выплеснуть целое ведро воды. Корнелию тронули для проводки, и она при первом же шаге выплеснула из петли лишнюю сперму.
Рыжая кобыла Алекта встретила гнедого Мсаниаса точно так же, подняв вверх и согнув серпом хвост. Понюхав, Мсаниас точно так же, как Вемус, поднял голову с оскаленными зубами вверх, тоже обещая улететь, но в первый же раз, поняв невозможность полета, верно рассчитал и за то, не потеряв ни секунды времени на воздушные опыты, вогнал свой насос сразу до конца, и мало того, что вогнал, пернул на весь луг и успел еще раза три так сильно пришлепнуть, что Алекта вся содрогалась. <Приписка: И так ничего не было потеряно и все пошло в дело.>
Кучук мне много рассказывал о преимуществах арабской породы. Я позвал его к себе. Он забежал домой и пришел с книгой. В этой книге, посвященной заводу графа Строганова, был помещен портрет молодого Кучука в черкеске и с арабским жеребцом. (Известно, что Строганов в кабардинскую породу вливал арабскую кровь.) Много мне всего рассказывал Кучук, простился со мной, но потом опять для чего-то вернулся. – Не верьте, – сказал он, – что Шелоховская порода вышла из моря. – Я и не верю, дорогой Кучук, – сказал я, – что из моря может выйти жеребец, но если не из моря, то откуда же все-таки взялась Шелоховская порода? – Откуда взялась? А присмотритесь получше к арабам, ведь у них в породе тоже, как и Шелоховские, есть горбоносые, легкие, глаз большой, всегда веселый. Из Аравии, а не из моря вышла Шелоховская порода. Шайка, наверно, арабов... И повторил свою арабскую сказку.
В 34 Заводе жеребцы 1) Мерзух (белый) кроет только вороных, потому что ему дан был вначале косяк из вороных. 2) Бабар. Выпуклый лоб у арабов и тоже у кабардинской, и у араба большие глаза, кожа тонкая, ноздри широкие.
Скороспелость. Кабардинская лошадь поспевает в Улет (медленный рост), и арабская тоже в 7, а английская в 3 года полная лошадь. Бетал сказал, что скороспелость идет за счет долговечности.
Вопрос: какими приемами достигается скороспелость?
Куба – аул, где родился Бетал. Отец его сильный, пониже Бетала, плотный. Мать (и сейчас жива) красивая и хорошая, нервная женщина, много страдала. «Полувал» о Бетале: жен бросал кабардинок с детьми, наконец взял русскую, жену генерала, и генерала чуть ли не сам убил.
Полковник Носович – хозяин этого имения. Генерал Чернозубов – их какая-то связь с бунтом 1912 г. на Зольских пастбищах (по-видимому, они были инициаторами раздела пастбищ в пользу богатых).
Обдумали вместе с Кучуком план моего изучения кабардинской лошади: надо просить Бетала, чтобы мне дали для повседневной езды хорошую кабард. лошадь. – Только надо смирную, – сказал я. – Просите хорошую, - повторил Кучук. – Люди хороши, и все хорошо, и лошадь хорошая непременно должна быть и смирной.
Поселиться надо в племхозе <приписка: сгоняют все стада сюда> на Золке (или на Кичманке), можно съездить недалеко колхоз Каменномостский. Начать же надо с того места, где мы таврили.
Кто был отец Атласа? У кабардинской лошади аттестатов не было. – Кто отец? – А кто твой отец?
<На полях: Карабахская лошадь. Начкон. Чеховский мотив: вышел из-за того, что тот назвал Начком вместо Начкон. – Да ты понимаешь ли, что ты сказал? – Тот разинул рот. – Ты же сказал Начком. – Да, я сказал. – А знаешь ли ты, что ты сказал? – Начком.>
Человек и свинья. – Все культурно становится, – сказал Кучук, – все лучше. – А можешь ли свинину есть? – спросил русский. – Нет, вино могу, а свинину нутро не принимает. Не едят у нас, а разводят. Вот смешно, вижу недавно, стоит мой приятель возле свиней: человек ухаживает за свиньями. Смеялся я, смеялся на него. Одна свинья легла в корыто. Он ее ногой толкнул. Она вскочила, хрюкнула. А я умирал со смеху: человек и занимается свиньями.
Лошади. Золка. Нагорье там такая трава, что лошадь о нее чистится; в нагорье овода нет. А когда к 15 Сент. косяки вернутся, то трава на Зольских вырастает по колено. Тут остаются до Ноября, когда хлеб уберут, и тогда в кукурузники.
Хороший косячный жеребец уши прижмет, зубы оскалит и прямо на волка. Заржет, и все матки за ним. Чужая прибьется – выгонит. При каждом косяке табунщик.
Творческий смотр.
Дорожка роз и 42 т. жеребец.
Разговор с пьяненьким ветеринаром (микроскоп надо прямо держать) о дорожке роз – на рабочего. Полувал: полдня работы. Беспорядочному – все некогда.
Дождь сильней, а болезнь проходит. Директор судит. Гости: Валя – полувал и начконша (Институт коневодства). Производственное совещание.
21 Апреля. Фенологическая запевка. Хмуро, но дождя нет. Довольно тепло. Поет масса скворцов. Цветут ярко абрикосы, выделяясь среди серой массы неодетых деревьев. Возле конюшни терпеливая работа с пробником.
Кучук – что охочая кобыла видна: петлей играет, мочится и т. д.
Разговор с ветеринарами о лучшем украинском заводе англ, лошадей: Стрелецкий завод, ст. Чертково, Харьк. о-во коннозаводства № 60. О домике в Кисловодске в 6 тыс. р. (требуется прописка, а прописывают не всех).
Бетал в легендах. В 9 у. прислали пикап. По дороге шофер, русский парень, [говорил,] что русские меньше боятся Бетала, чем «националы», что на кабардинцев и балкарцев страх он наводит, как тигр, и что сам Бетал теперь этому уже и не рад. Шофер уверял меня, что националы лентяи и плуты, что русские в много раз лучше их в работе. – У вас есть фотоаппарат – вот поедемте в Баксанское ущелье, снимите на дорогах, как работают балкарцы: мужчины сидят, женщины работают. – Он еще говорил, что Б. это ненавидит и ругает своих националов: «эх, вы, чабаны'», что за это боятся все его, как тигра, но тоже и все уважают. А русские меньше боятся.
Приехав домой, встретился с (неузнаваемо похудел!). Обменялись комплиментами. – Вы-то общественник, вы-то все знаете! – Зато вы видите глубже, вам не надо на колхозы смотреть: вам они даром дадутся. – Поговорив так, С. предложил выпить пиво и сделать «творческий смотр» приписка: или «яичница на 3-х яйцах>».
Мы кое о чем переговорили, я понял, что Сосновский ничего моего не читал, а судит меня с общей точки, как принято: что я владею прекрасно русским языком, что я «чудак» и смотрю с точки зрения частных интересов. На это я резко возражал ему, что если он переживет меня лет на 50, то узнает, с каких интересов [я] смотрел, что ведь нужна же наконец философия, не остановилась же она на 18 томах Ленина (какая это философия!). – Колхозы, общественность! – да разве я это отрицаю, разве я говорю, что этим не надо заниматься? Вот я видел карликовый сад, громадный дуб затенял много деревьев. Садовник обратился с просьбой: срубить дерево, Бетал отказал: «Тут люди работают в саду, им захочется отдохнуть, и они сядут под тень...» – Да вы знаете ли, что такое карликовый сад? – спросил С. – Хорошо знаю: сад, который будет прислоняться к стенам фабрик, жилищ рабочих, и они будут доставать рукой яблоки: прекрасный, полезный, но карликовый сад. Людям же, кроме съедобной пользы, надо отдохнуть, собраться с силами под высоким тенистым дубом. – После этих моих слов С-у, как [образованному] еврею, я стал окончательно ясен. Он потерял ко мне уважение и стал усиленно рекомендовать обратить внимание на колхозы, на это состояние, в котором люди простились с заботой о хлебе («у нас в России еще далеко до этого»).
От встречи с Сосновским осталось то самое гнуснейшее чувство, которое испытываю я в Москве от людей, пользующихся литературой и погоняющих писателей. Тут же за обедом С. получил записку от Фадеева с приглашением на заседание Обкома («железный человек Б., иные от бесконечных заседаний падают под стол, а он сидит как ни в чем не бывало»). И разумеется, он в самое короткое время так будет «все знать». Каким же глупым должно бы казаться Беталу мое поведение!.. Но он до того умен, что и это может понять: что при всех своих глупостях я не дурак.
<На полях: Творческий смотр. Плохие результаты. Помогло: вам не надо смотреть колхозы. Пересмотрев: надо смотреть.>
<На полях: Дураки. При всех своих глупостях я далеко не дурак, но простые дураки, видя мои глупости, считают за своего, – я друг простым дуракам. Дураки же образованные, понимая по моим глупостям во мне дурака простого, глубоко презирают именно за эту простоту, и нет на свете у меня больших врагов, как образованные дураки всех видов.>
Договор. Я решил покончить сегодня же со своим неопределенным состоянием и стал звониться к Беталу. А Петя, поглядев в окно, сказал: – Б. гуляет против гостиницы с Сосновским. – Я выбежал и рассказал ему о своей беде с машиной. А он уже все обдумал. Завтра в 11 у. мне надо зайти к нему, мы посмотрим мою дачу, и я получу ключ от нее. И машину он отберет у кого-нибудь из штрафных и даст мне ее ездить, куда я захочу. Насчет же верховой лошади, то он даст мне свою, на которой он поднимался на Эльбрус. – Решено! – сказал я, – вы мне даете дачу, машину, лошадь свою, буду создавать книгу о кабардинской лошади такую, чтобы ее перевели на все иностранные языки, и даю вам слово, что о Бетале Калмыкове в этой книге не будет ни слова. – Согласен, – сказал Б., – и работу вашу буду поддерживать.
«и медведь есть, и кабан есть!») и о том, в каком порядке от всех колхозов движутся стада, и проч.
<На полях: «Табунная натура» – мне определенно сильно понравилась любительская английская лошадь. Шея лошади. >
<3ачеркнуто: Лошадиная интеллигенция. > Табунная натура. Разговор зашел об уходе за английской лошадью на Урванском конзаводе. Я начал было ему передавать мнение ветеринаров, что на Стрелецком заводе, как говорят, уход еще лучше. Он перебил меня, как бы предвидя неприятнейшее. – Ухода лучше, чем на Урванском заводе, нет нигде, и в Лондоне даже... – Спустя некоторое время я понял причину горячности и поспешности этих слов. – Английская лошадь, – сказал я, – это похоже как у нас интеллигенция, тоже... – Что тоже? – оборвал он, – английская лошадь – это прежде всего глупая лошадь. – Может быть, – возразил я, – и глупая, но красивая. – Красивая в конюшне, а проскочите за километр, и весь вид пропал. – Но ведь для чего-то приливают кровь английской лошади к кабардинской? <Приписка: Возможно, что Б. ответил парадоксом, вследствие моего сравнения английской лошади с интеллигенцией, а конюшни с кабинетом. Значит, это он бил не в лошадей, а в интеллигенцию. «Глупая лошадь» не может определяться в трудном пути, интеллигенция – в природе. На это со стороны интеллигенции ответ: что ведь зато очень уж и ограничена сфера желанной им дикой лошади: ведь только горы!> – Все это вздор, коню не нужно. – Зачем же делаете? – Это другое, я же в государственных условиях работаю.
Так прорвалась табунная натура Бетала. И я понял, почему он так энергично подчеркнул отличность ухода за англичанами: в своем деле можно как хочется, как выйдет, а в государственном (и явно не своем) нужно все на отлично.
<На полях: Поправка к разговору о глупой лошади английской и об интеллигенции. >
<На полях: 6 обид. Сосновский сообщил 6 причин: почему Беталу невыгодно, если его хвалят: 1) Если в Кабарде хорошо, то при распределении денег урезают: там хорошо. 2) Обида другим областям. 3) Обида сотрудникам. 4) Обида руководителям края. 5) Обида… >
Рассказ о копыте. «Донская лошадь всем хороша, но у нее копыто никуда не годится: в горы она не может, подкова слетит, и она кончилась. А вот было...» Он рассказал эпизод военный, когда белые его загнали в горы. Надо было успеть пройти одно ущелье. В отряде был Орджоникидзе и N. с женой и грудным ребенком. Лошадь была одна. Посадили женщину на лошадь. «Ребенка я завернул в башлык и надел на спину. Лезем по скалам, карабкаемся, и лошадь лезет, как козел. Я, конечно, как природный кавказец, замыкаю отряд, и <3ачеркнуто: Орджоникидзе> Серго тоже природный кавказец, сильный. Время от времени подтяну башлык, посмотрю: «жив», подам женщине, она покормит, и опять несу. Дождь, снег, скользко, а лошадь лезет и лезет. И только вылезли, только перевалили, казаки закрыли ущелье. Вот что значит хорошее копыто». На это Сосновский сказал: – Вот вам и глава: копыто.
22 Апреля. Фенолог. Вчера вечером Сосновский спросил Бегала, как он думает о погоде на завтрашний день (Сосновский привез с собой секретаря и фотографа, уродливую старую еврейку, и ему хочется их прокатить в Баксанское ущелье). Бетал глянул на облачное небо, обернулся кругом, как охотники делают, вроде как бы смерил небо и землю с самим собой и потом осторожно сказал: – Ничего, кажется, ничего. – Оно так и вышло. После первого луча, ударившего в лесные горы, вскоре прорвалось хмурое небо и показались... начали показываться черные горы, а дальше начали открываться белые, и мало-помалу открылись все горы и удивили нас до крайности: в последний раз они были уже совсем черные до крайних вечно белых вершин, а теперь снова донизу опять белые, и, кажется, белее еще, чем когда приехали, словно их, как башмаки, вымазали мелом...
<На полях: 22. Утро. Вчера вечером Сосновский спросил Б.: – Какая завтра будет погода? – Бетал оглянулся кругом, как бы смерил небо и землю (так охотники делают) и сказал неопределенно: – Да, кажется, ничего. – Оно так и вышло.>
<Приписка: Какие выйдут горы? Темные? Вышли белые, больше белые, чем мел.> И вот как странно: снегу прибавилось, горы все опять белые, будто их, как белые башмаки, мелом натерли.
<На полях: Лесные горы вышли из туч, а черные не вышли: черные горы вышли как белые и слились с вершинами белых.>
Английск.: работа в госуд. условиях. – Лучше ухода нет! Школа власти. Копыто.
Логунов. С машиной плохо.
Дача в саду (писатель должен мечтать). Заняли служащие. Прокурор и зав. Беляев. Вызвать машину. Телефон не работает: кабель проложили. – Дела у нас много. – Машину 4-местную.
– Не дают: молча ходим. – Если секретарю не дают.. – Бросился вверх. Рев. Машина. Кому? Калмыкову! – Бежать. Поздно. Чья машина. – Кузнецова. – Поедем, если надо, мы и на самом Кузнецове... – Рессора. - А? – Рессора прогнулась. (Выдало зеркальце.) Искали кого-то: вверх, вниз, в полгоры с визгом остановились... Положение шофера (не успел убежать). Из грязной машины голос Бетала, и человек замирает.
Пока приедет прокурор: приехал. – Чья машина? – Прокурора. – Вдруг увидел Бетала и голландская живопись. Халупины, обложенные камнями (строит, материал): старуха: сердце оторвалось! Другая: с бумагой края: 4000! 119 корней: сами своими руками. Сколько жили? – 30 лет. – И за 30 лет в такой халупине. Мужики – как быть: они держатся за кусочек: свой. а у нас вон материал, мы хотим лучшего. Другая семья: старик: уедем, но в городе жильцы. – Выселить! – Мужик обрадовался: – Мы не просили. – Бетал рассердился: няньку вам надо, соску в рот. (И все пропало.) Бумага из края. – Мы же курорт строим! – Понимаем! А свои 119деревьев сами посадили.– Деревья государственные. – Да ведь мы их сами сажали. – Появление прокурора и Беляева. Упустил (загадили). – Убеди, переговори по телефону, поезжай в Край. – [Конечно!] – Беляев, где бы домик? Не понравилось. – Пришло в голову. Опытное поле: вода – не портить ландшафт – курган. Палец зацепил: как маленький (маникюр на пальцах). Дача Облисполкома... Трактор. – Отвинти динамо! – Кто-то вдвинул машину, глянул и ох' а Бетал: – Вот еще: ишь какой, подумаешь! ничего, подождешь! Отвинчивают... что-то долго, страшно.. а вдруг поезд бросится в сторону? Принесли. – Я тебя посажу, а если принесете другую динаму, то два раза посажу, а начальник НКВД пусть дня три вокруг потанцует. – Убрать бы! – Но нет! В кабинете: вносят динамо. Секретарь – Дмитриеву: – Поручаю тебе персонально: машина... Домик... в саду – понимаешь, он писатель, ему надо мечтать. Ты и устрой, чтобы можно было мечтать. – Появление Антонова. – Что это. – Карбюратор и пр. – Если начальник НКВД, то... анархизм, варварство... Бетал и я... Мих. Мих., видите кусочек культурной земли, ковыряем, каким трудом это достается, а тут вот... (Я бы должен сказать: – Ничего, Бетал, успокойтесь, дорогой, я постараюсь показать всему свету, что люди выносят, что... т. е. что мечта найдет искупление: вы построите, а я буду продолжать ваше творчество, и вы скажете: недаром мы старались.) Вечером мы у Круглова узнали, что Б. в 20-м году созвал «пши» на совещание и перерезал всех как барашков («физически уничтожить»). Братья в тюрьме. Жена в это не может вмешаться, и никто: тут он свободен, через все переступает, тут он узаконенный переступник (преступник): и это начинается как необходимость, навязываемая извне, фактом (трактор на асфальте, постановление «физически уничтожить» (так что тут уж ни отец, ни брат, ни друг, ни приятель Антонов, а трактор)). Не мораль, не философия, а дело так подводит, что ты должен убить человека: сказал на чистке, и за это тебе власть (что переступил).
Примечание
1 – то есть известно заранее, доопытно, до проведения исследования.