• Приглашаем посетить наш сайт
    Мамин-Сибиряк (mamin-sibiryak.lit-info.ru)
  • Пришвин.Дневники 1905-1947 гг. (Публикации 1991-2013 гг.)
    1938. Страница 6

    3 Августа. Детский рассказ трудно написать, потому что не смеешь решиться и кажется мелькнувшая возможность... глупой... На самом же деле это не глупость мешает, а умность не дает быть самому как дети. Вот именно надо быть самому как дети, чтобы написать детский рассказ.

    Елена Аветовна – красиво убранная женщина. Но это и всё. Вернувшись со службы, она готовится к следующему дню, к следующему выходу, и так она всегда выходная – и это всё.

    4 Августа. Поправлял машинопись.

    5 Августа. В Москве стрижей в воздухе не меньше, чем людей в домах, и как будто пыль стройки, копоть фабрик им на пользу.

    6 Августа. Интересно, когда мастер, хорошо владеющий всякой формой, взбунтуется против всякой внешней формы, ему навязываемой, и потребует от своего таланта, чтобы он действовал и проявлялся совершенно свободно и форма являлась как результат его самодеятельности. Так вот именно и создается новая форма: мастер бунтует против старых форм. Но если автор бунтует против форм, сам еще не владея никакой формой, тогда...

    Федор Харитонович Власов.

    Сегодня окончил «Серую Сову» и сдал Власову. Часа два он у меня просидел, и сейчас же после его ухода началась лихорадка.

    9 1/2 вечера – 37,5. Трясло. Аспирин.

    7 Августа. 2У2утра – пульс 96, t – 38,6. 6 утра то же. Температура держалась постоянная на 38,6. В 6 в. падение температуры до 37,1.

    8 Августа. 5 утра – 36,3. После 3-х дня t заметно возрастает и вечером 10–11 достигает 39,7. В 1/2 12-го – t 39, и так постепенно к утру нормальная. Взяли кровь.

    9 Августа. Сегодня нет приступа. Данилов диагноз: Малярия.

    Мысль о могучем и уважаемом враче.

    Данилов Алексей Николаевич. Санаторное управление Кремля. Кремлевская аптека.

    Хинные дни.

    12 Августа. Ответил молодому человеку, чтобы он вооружил себя знанием, как государство вооружается пушками.

    Миллионы маляриков и нет хинина (только в Кремлевской аптеке, к которой не приписывают, а отписывают). И вопрос об этом нельзя поднять, потому что это «мелочь». В таком случае, как же мы живем?

    – И тогда в деревне начнется «Всемирная», т. е. всеобщее восстание.

    Царедворец Алеша.

    Вспомнилось, как Толстой мгновенно замечает: он заметил меня в огромном собрании и сразу сказал: – Еще бы в шубу оделся.

    «Самая выгодная выгода» (Записки из подполья): мужик, покуривающий на завалинке. «Какое блаженство!» – вспоминает он то время. А тогда жил и не знал. Так вот и здоровье проходит.

    Разобрать психологию советского «подхода» как политики овладения своеволием (своим собственным хотением), а по Достоевскому «самостоятельным хотением».

    Сумасшедший эсер во Владивостоке: Госплан знает некоторые числа победы и блаженства будущего человечества, но жизнь пока сопротивляется и появляется враг (так что «враг» есть некая иррациональность, просчет).

    Трудность написать детский рассказ состоит в том, чтобы перешагнуть через ум свой или то, что тебе кажется умным «Слишком уж глупо!» – покажется, когда мелькает сюжет. И вот тут нужна решимость, чтобы скакнуть через ум, как на скачке через барьер. И когда перескакнешь, то окажется, что вот тут-то и есть настоящий ум, и что казалось тогда умом, то это было заумное, и вот это заумное и мешает писать хорошие детские рассказы.

    Никто еще не мог конкретно представить то, что ненавистно ему в Советской власти. Всякое представление Зла расплывается, и часто сама власть признает это же самое Злом. Иногда я думаю, что сущность Советской власти -именно то, что она вызывает, – это сильная личность1: Павлову и Станиславскому можно было и Богу молиться.

    «Задира» – исходный тип Достоевского, и как и почему я его обхожу. (Записки из подполья.) Вечером был Огнев и Петя приехал.

    13 Августа. Единственное и «священное» стремление для человека – это «хочется», но «быть самим собой» – это включает реализацию этого хотения в отношении общества.

    Движение машины вперед все рассчитано и выражено в числе, и спидометр указывает приближение к цели – числу. Все неразумное, не относящееся к плану, летит назад, в прошлое, в бездну хаоса: деревья, камни, люди, церкви, села, – все улетает, мелькая в глазах.

    14 Августа. Начал принимать Acnchin.

    Читал «Записки из подполья» с точки зрения человека, который долгом своим считает жить «Как хочется», не уступая ни в чем «Надо». (Анархизм.)

    Если «Надо» взять из Конвейера, то в любви это соответствует половому акту без любви.

    «Подполье» – и все воры, бандиты, весь «Канал».

    Хочу террасу делать (стоит 3 тысячи), и руки опускаются: «А если завтра война?»

    Над всей страной, над каждым существом в стране легла тень смерти. Хорошо одним пьяницам да тем, кто вовсе устал и жить больше не хочет.

    Там и тут читаешь рассуждения начальника какого-нибудь учреждения о подходе к тем или другим писателям, артистам всякого рода, таком подходе, чтобы, с одной стороны, сохранить индивидуальность артиста, как она есть, с другой, – отстранить всякого рода своеволие (тип Левина).

    Артист думает, что если сделают все так, как ему хочется, то это и будет как «Надо». Он и борется за это свое «Хочется». И вот крадется к нему паук на своих высоких ногах (Левин) и опутывает его паутиной: это называется «Подход». Паук после этого использует артиста в целях общества, а тот, как муха, жужжит

    Есть у всех людей немотивированный стихийный оптимизм. Так вот есть у каждого поэта опасность провала в этот оптимизм и в интеллигентский пессимизм (оба вида провалов были у Некрасова: жить ведь хочется, и жизнь мерещится прекрасной, и без этого чувства не стоит и жить, а поди вот, скажи!).

    Коробочка хинина с этикеткой «Кремлевская аптека». Говорят, что только в этой аптеке можно достать хинин. И вот ведь знаешь, что это скверно: я могу достать из Кремля, а миллионы маляриков, не имея доступа в Кремль, должны трястись в лихорадке. Не будь у меня хинина, я проклинал бы счастливцев, я бы требовал, чтобы они вместе со всеми тряслись. Но у меня есть коробочка с этикеткой Кремля, и так, теоретически я, конечно, с маляриками, но посмотреть на коробочку все-таки приятно, и самое скверное, что, может быть, даже приятно будет, когда кто-нибудь увидит эту коробочку и, прочитав «Кремлевская аптека», с уважением подумает: «Ему дают из Кремля». Вот Достоевский ведь такую гадость собрал, сделал такую вытяжку из порядочного человека и написал Подполье. Да так и Гоголь работал.

    К «Подходу»: нашел в дневнике 15 г. (Апрель, Исайка) понимание социализма как что социализм берет на себя бремя секретарства. В этом освещении «подход» к «хозяину» (творческий индивидуум по существу всегда будет хозяином).

    Я спросил Аксюшу: «У тебя Всенощная, а что если я свезу тебя в Зоопарк?» – «Поеду. Я должна Вас слушаться». – «А если по своей воле?» – «Пойду ко Всенощной». – «А как тебе лучше будет, в Зоопарке или во Всенощной?» – «Для души, конечно, лучше во Всенощной, а так, для удовольствия, в Зоопарке».

    15 Августа. Работал над дневником. Прогулка 1-я в [Крюково]. Готовил патроны.

    Вести с границы. Чувство тревоги и неуверенности.

    Чтение «Одноэтажной Америки»: очень вредная книга – заставляет видеть свое в скверном виде.

    16 Августа. Прогулка подальше.

    Чем больше будет войны, горя, тем яснее будет показываться мир желанный и крепче будет вера в то, что он таким сотворен и существует возле нас. Мой путь яснеет...

    Когда говорят об индейцах, то я, к удивлению своему, нахожу в себе эти индейские черты. Неужели же это влияние чтения в детстве американских романов, или же в крови моей живет раскольничье рыцарство?

    Язык – это явление народности, и на этом надо стоять так же твердо, как стоят индейцы, до конца...

    – Вы меняетесь, а я все тот же. Все начальники действовали на меня (напр., Авербах), как будто они вмещают политику Советской власти. И все они подозревали во мне врага Советской власти. Теперь все они погибли и признаны врагами народа. Остаются на местах только те, кто вовремя умер.

    Душевная смута в связи с событиями на Дальнем Востоке: ничего не разберешь!

    17 Августа. Записки из подполья: Анализ так называемого антисоциального человека, анархиста, желающего жить, как Хочется. Мой План.

    Мелькнула мысль через индейца о военном воспитании молодежи (чрезвычайно интересно). И в тоже время мелькает обратное, что все на фу-фу.

    18 Августа. Последний день акрихин. Следующие 9 таб. (3 в день) через 14 дней – 2-го сент., и еще три дня через 10, т. е. 13-го сент. 16-го сент. – конец лечению.

    Кривоногов Алексей Николаевич. Плотничий техник, может дать смету веранды.

    19 Августа. В 7 в. выехали и часов в 11 прибыли в Щербинине к Петру Молчанову (жена Матрена держит его в крепких руках: сама баба – хищница и попрошайка). Вид понравился. Дача. Бабья гора. Петух замучил ночью, утром куры. А сено прекрасное и пахнет смородиной.

    20 Августа. Плохая охота. Убил черныша. Поиски бензина (выручили Черноголовки: для писателя Пришвина 10 фунтов бензина, что это значит для писателя!) Отчего я голый остался в сене.

    Сын помещика Лялина и насмарку вся революция. Егерь Николай Филиппович Кучин. Под Корошиным вспомнили покойника Андрея Ивановича Рыжова. На машине с выводка на выводок. Убили чисто двух. Ладочка. Появление Тараканова, вести о Бое. Решение жить в Щербинино. Возвращение.

    Лада и автомобиль. Полюбила [машину]. И когда поехали, бросила хозяина и умчалась за машиной. Она думала: раз [машут] люди хорошие, то и машина хорошая. И сделалась жертвой машины. Этот сюжет на основе психологии женственности Лады и факта побега за машиной.

    22 Августа. Решено: Петя приедет 29-го утром и 1-го утром уедет в Щербинине.

    Обсуждение «мелочей», составляющих обхождение нас с простыми людьми. Эти мелочи не должны быть системой обмана простого человека (Люб. Ал. Ростовцева), а согласованными с целым, вытекающим из родственного внимания к людям.

    Сюда же относятся и те мелочи, которые «выскакивают» из невнимания к среде и которые вводят в искушение. Вообще, никогда о себе, о своем, а хотя бы и с напряжением, но внимая к ним, к среде.

    Дождика не было. А. П. Чехову.

    Матрена спросила Кристи:

    – Ну, как же у Вас за эти четыре года, родилось ли что?

    – Нет, все та же девочка наша.  

    – Чай, большая стала?

    – Восемь лет!

    – Восемь! И больше не было?

    – Нет, не было.

    – Да отчего же так?

    – Не знаю.

    – А кому же знать?

    – Глупая, – проворчал с печи дедушка, – не родилось, да отчего не родилось. Вот нынче картошка не родилась, отчего не родилась картошка, ты знаешь?

    – Чай, дождика не было, – сказала Матрена.

    – Вот ведь, – усмехнулся он, – картошку знает, отчего не рождается, а про людей не знает.

    И, осмотрев моего приятеля Кристи всего с головы до ног, сказал:

    – А то же самое: дождика не было.

    Начало этого рассказа. Мы ехали в Корошино огромными картофельными полями; здешние колхозы работают на силе женщин [и организации проведения стрижки] большой шерсти овец... Тяжело было смотреть вокруг: жара безмерная, месяц целый дождя не было, вся ботва погорела. Остановились передохнуть в знакомой деревне. Мой знакомый встретил тут одну старую знакомую, и эта Матрена повела нас к себе. Когда мы пришли в избу, она захлопотала и на ходу стала расспрашивать моего приятеля:

    – Ну, как у вас... (и пр. см. раньше).

    Еще к этому:

    День: чувство северной жары. На юге много песку и мало воды: там природа привыкла к этой суши, и все растет там подходящее на своем месте, и оттого для человека, и сушь и жара там для человека легкая. Но у нас на севере мало песку, много глины и дождей. У нас, когда выйдет сухое лето – все умирает от жары, наша северная жара в 40° трудней переносится, чем в Туркестане жара в 70°.

    В такую жару мы ехали с приятелем в К[орошино] на охоту по тетеревам. Вокруг был необозримый картофельник: место колхозной работы и большой государственный [план] в местечке К[орошино]. Жутко было смотреть на картофель: ботва вовсе погорела и не успела расцвести. Хлопок бы по такой жаре, с арыками! Жара эта ужасна на Севере.

    – Пропал картофель! – сказал мой приятель, сам умирающий от жары.

    – Не мудрено, – ответил я, – больше месяца дождя не было.

    Приехав в К[орошино], мой приятель вспомнил свою знакомую, и мы вошли к этой Матрене. Увидев моего приятеля, Матрена узнав, всплеснула руками.

    – Батюшки мои, да отчего же вы так засохли?

    – Дождика не было! – отшутился приятель.

    28 Августа. Написал рассказ «Дождик», в котором соблюдена величайшая экономия в литературе и чрезвычайная скорость создания.

    При общении с народом надо окончательно выкинуть из головы всякую мысль и из сердца всякое чувство, относящиеся к политике, и надо смотреть совсем в другую сторону и помнить о «мелочах».

    Все хорошее – в том числе и хороший рассказ – происходит не от личного усилия, а само выспевает, как яблоко, на стволе человеческой личности

    30 Августа. В его крови была война разных народов, в его душе – ненависть к этой войне как личный творческий гений.

    31 Августа. Искренно рад победе возле Посьета и вместе с тем ловлю себя на неприязни к Разумнику. Это и ново в отношении ясности и старо, потому что в глубине себя я всегда это чувствовал. Но я не знаю, мне еще кажется, что в этих чувствах многое необходимо очистить и закрепить мыслью.

    Побеждая внешнего врага, правительство покоряет и своевольный ум своего гражданина, но такого гражданина, как N , никакая победа родной страны не могла бы соблазнить. Он, как человек из подполья, не мог бы никогда примкнуть к радостям «обывателя» и расстаться хоть на мгновенье с самим собой. Его общественность сопрягается [со] стремлением к недостижимому, к невозможному. И вот я, несущий в себе злобу личную к этому подполью. Потому злобу, что я сам стоял у грани подполья и оборонялся сокровеннейшим чувством, похожим на то самое чувство, которое сдерживает в трудную минуту покончить с собой

    В свое время я похож был на человека, который, расширив круг своих дел, счел для себя необходимым взять секретаря и поручить ему все практические дела. И такой надежный секретарь нашелся и повел дела, а хозяин, освобожденный от забот о готовом имуществе, о всем материальном, стал бы прокладывать новые пути в неизвестное. Деятели социализма в моем понимании были таким Секретарем. Недаром и теперь человек, лично на себя взявший обязанности выполнения программы всего мирового социализма, занимает официальное положение секретаря партии.

    А помните В. И. Филипьева, действительного статского советника, вечного секретаря-труженика, и его блестящего и пустого председателя Стебута: секретарь вечно работает, создает, а председатель представляет его труд, говорит, получает славу, чины, ордена

    А что же такое и Разумник, как не воинствующий секретарь?

    И помните эту героическую готовность заступиться за каждого труженика (читай секретаря), обняться с каждым себе подобным «секретарем».

    И совершилось на земле чудо из чудес, которому удивлялся бы и сам Экклезиаст: секретарь, незаметный, вечный труженик, победил и занял место председателя. Он прав, он должен был рано или поздно победить и обратить внимание всего человечества на необходимость устройства своих материальных дел. Пора уже взяться за это, пора вступить в борьбу с микробами предвечной нищеты человечества

    Вот почему и герой нашего времени не летчик, не изобретатель, не всякий чистый герой, а экономист, хозяйственник, плановик

    Секретарь, однако, имеет тенденции превращаться в чиновника («бюрократизм»).

    Секретарь, наверно, не может сделаться никогда председателем, поскольку таит в себе зависть к его положению. Но если он совсем освободится от зависти, то из человеческой сложности, в которую он заключен, может выйти и дремлющий в ней председатель.

    Претензии секретаря на председателя выявляются в бюрократе.

    Истинный председатель – это Дух, который веет, где хочет.

    Социализм допустим и прав во всем своем материализме, если только этот материализм не направлен против Духа (творческого).

    Искусство как явление свободного Духа невозможно при контроле секретаря

    Так вот где переносится моя злоба на Левина!

    Вот почему молчание: оно священно.

    Священное молчание.

    Вечером я познакомил Петю с книгой Экклезиаста и сам сказал в заключение: «Суета сует!» – «Но что же остается?» – спросил Петя. «Конечно же, Бог, – ответил я. – Именно у Экклезиаста и отдается вся жизнь суете ради подтверждения реальности Бога: только Бог не суета». – «А что же?» – «То "настоящее", что ты сам чувствуешь во всякой суете». И он понял.

    1 Сентября. Утром не рано собираемся к отъезду в Щербинине. Километраж 17 516.

    2 Сентября. Кристи. Москва, Петровский парк. Петровско-Разумовская аллея, д. 24-а.

    3 Сентября. Охота на тетеревов (убили витютня). Ужение. Василий Иванович Юдин. [Знакомый] охотник.

    4 Сентября. Утром туман. Петя снимал. Я снимал. Грач, перелетая Нерль, капнул, и белое это увидели маленькие рыбки, забыли опасность, бросились, и сразу несколько штук из них хапнул окунь. Остальные разбежались. Найти «Омут».

    Упала стрекоза или бабочка, и рыбки бросились к ней, но ни одна из них не могла ее проглотить, и они плыли всей кучей вниз, пуская по тихой воде круги.

    Выпил квасу, и живот заболел. Провалялся. Вечером народ.

    Как через детей старики признали советскую власть: она вросла в народ.

    Как Морозов Федор Игнатьевич, ночной сторож, боится своей бабушки (пришел нас попросить ее побыть сторожем).

    – Правительство занято другим, о нас правительство не думает: мерзость у нас на местах.

    Как отравили рыбу, и все осталось без последствий, В глухоночье: глухоночье.

    Сому руку всю засунул и никакого желудка не нашел. Принес: 2 пуда (руку засунул), что это за человек, понять нельзя.

    Японец – охотник – неволен – в это столетие [правил] 60 лет и всё японцы. Америка и война, а они кормятся войной.

    Заборские луга. = Солоти = Солотская гора. На заре лещи кувыркаются. Пузыри пускают; см. у Сабанеева.

    Рыбак рыбака кузьмит.

    Лещ – как конец половой доски, уголки обрубили.

    Корова в воде, уж по ночи корову доил и раздоил, ужас какой...

    Куминово.

    6 Сентября. Переночевал на Солотской горе. На Заборских лугах: сила России, что жить люди не жили и оттого очень хочется жить. И это видно по людям: как они сгибаются, как они подхалимствуют! Страшно становится за человека: стоит ли жизнь того? Но, очевидно, она стоит. Ведь стал бы сгибаться человек, если бы жизнь не любил? Жизнь заставляет.

    Идут дети в школу, и вот убеждаешься в силе страны и удивляешься тем, кто привел к этому, и особенно тем, кто начал.

    Страшная история: человек из-за своей собственности очутился вне общества, вне истории.

    Не рыба мне нужна, а сама мысль и чувство, которые сопровождают лов рыбы, из-за чего, сами того не зная, сидят днями любители-рыбаки. Я до того это понял, что часами могу сидеть, не забрасывая удочки. Но бывает что-то вроде вины от этого, и тогда спохватился и за удочку. И когда выхватишь рыбу, то опять можно думать. Так что, в конце концов, чтобы думать о рыбе, нужно ее и поймать.

    Солотская гора: как море, леса и полукругом в лесах Нерль. Реку не видно с горы в лесах, но видно, как река разделяет леса: по эту сторону они зеленые, а по ту – голубые.

    8 Сентября. Сила огня и сила воды: огонь сильнее. А человек сильнее всего: огонь и вода дурашливы.

    Юрьев-Польский, Сима, Симский лесхоз. Леснику Сорокину (Федору Федоровичу).

    9 Сентября. Огонь и рыбак: и первобытный человек философствовал. Василий Иванович (Резаный), его политика: Америка – карман и проч. Война – на кулачки: потихоньку поднести по стакану. Человек как сила природы. И от силы к войне. Петя. Арабские сказки...

    11 Сентября. Подгорицы – Подключины – [Сухораменская коса].

    12 Сентября. Ходили за Куминово: на сухораменье молодой тетерев лежал, разогрелся на горячем песке среди вереска, крылышками покрылся, ножку протянул. Лада подкралась, он встал: я снял.

    Шли подгорицей. На подключниках дупеля.

    Куминово. Рожновский с. с. Ильинский район. Голышин Егор Андреевич.

    Первый дождь. (Ветер переменился.)

    Живем, как в курной избе. Пожары меньше стали угрожать деревьям.

    «Надо» волю Божью и оставаться самим собой, вот была задача в то время, когда всё приказывало быть как все.

    Барсук (Николай Васильевич) и Мазай (Василий Иванович Морозов).

    13 Сентября. Мои прогулки в Куминово и вечером в Песчаное. Накрапывает дождь, холод сменил жару.

    14 Сентября. В глухом лесу.

    – Понимаю, что рано или поздно эту глупую работу будут делать машины, но пока машины нет, кому ее делать? Дуракам. Некоторые понимали это вперед и брались за легкое дело, а я лес валил – ни одной [пилы] не поломалось. Вот! И думаю теперь: зачем я ломал, какое оправдание мне? Разгадал и стал рыбу ловить, и моя хорошая жизнь пришла, и стал я каждому друг.

    Трудно правительству, и ему сейчас не до нас, а все-таки 1-го сентября видели? Все дети в школу идут. Вы-то, Михаил Михайлович, как в люди вышли?

    – Обыкновенно: учился.

    – Знаю, обыкновенно: а как же все-таки вышло, что учиться могли?

    – Был случай...

    – Ну вот, случай, а тут все.

    Если сбоку посмотреть на реку, то сколько всего она имеет на своей поверхности и как чиста внизу.

    15 Сентября. Дождь весь день (наконец-то!). Ходил на вальдшнепов, вечером в Абрамове. Заметил доску через Пижму, кинул ее в Ольху, и с Ольхи доску птицы покрыли белыми пятнами.

    – Уходит, – сказал Василий Иванович, – капля воды по реке, и не знает она своей судьбы: пришла и ушла. Но мы знаем, что капля бессмертна: она поднимается в небеса и возвращается опять на землю. Так, может быть, и мы, люди, как капли, не знаем ничего о себе... О капле знает человек, а о себе? Вы как думаете?

    16 Сентября. Ополица (леса) = деревья иные, чем в лесу, а одинокое дерево всегда крученое.

    Чудо: из дерева (сосны) выросла рябина. (Спор: дятел пробил.)

    Дерево, засыхая, уменьшается в толщину (ссыхается, это видно по пням). Да ведь и человек тоже так: под старость ссыхается. (Снимок.)

    Серия снимков деревьев.

    В ночь на семнадцатое ночной сторож Морозов постучал в окно и на всю деревню прокричал:

    – Михаил Михайлович! Что Бог ни делает, все к лучшему: дождь пошел, да какой теплый, да какой частый.

    А он был когда-то (лет 20 тому назад) председателем исполкома.

    Выводки тетеревов живут ближе к полям, к человеку или к болотным ягодникам. И часто, чтобы найти их, приходится идти зря по огромным пустым местам.

    Болота сами колхозники выжигают, чтобы собирать дрова, а с болот пожар перекидывается и в строевой лес.

    Черная пустыня сожженного болота, там и тут лежат черные обугленные головешки самых причудливых форм, и так, что куда только хватит глаз, везде черное море. В тех местах, где раньше сгорело, благодаря последнему дождю мох зелеными стрелками пробил черный покров, и, хоть верхушки стрелок от верхнего огня были желтые, все-таки зеленое на черном было похоже на всходы озими. (У Лады лапы черные.)

    В течение всего полумесяца вся умственная жизнь была истрачена на хождение. Не ясно ли, что для умственной жизни необходимо освободиться от физического труда или соблюдать в нем посильную меру и что труд физический консервирует духовного человека, и об этом освобождении духовно-творческого человека и думают освободители как о счастье. И оттого радуешься, когда 1-го сентября по всей стране густой сетью идут школьники, и надеешься, что из этой массы учащихся со временем выйдут не одни только бухгалтера и техники. Но Боже! Какой ценой это досталось, и как похожа эта выжженная черная пустыня с чуть зеленеющими стрелками моха на нашу современную жизнь.

    Создаются социалистические берега, но сама река, самое творческое дело воды направлено против этого берега, и тем более против, чем выше и крепче становятся берега.

    А не все ли равно? В конце-то концов бессмертная влага прибежит в океан и поднимется в небеса.

    И каждая капля сознает себя в единстве с другой и всей рекой, и всеми морями и океанами.

    Так и человек может сознать себя победителем единства со всем миром.

    И я это сознаю в себе и достигаю. Но в этом достижении мне стоит на пути какой-то старый общественный долг. Тут во мне противоречие и борьба с долгом за свою творческую личность. Как мог примирить это в себе Горький? Меня это всегда отталкивало от него, что и очень понятно. Тем более непонятно во мне нечто вроде зависти и к силе (почти физической) Горького, его широте, расширенности его души. И бывает, я, думая о такой широте, сопоставляю свое «смирение» (самоограничение), обеспечившее мне выход из подполья, и чувствую себя маленьким, нераскрытым в делах, незавершенным.

    Горький, узнав о моем исходном состоянии, презирал бы меня, и мой выход из подполья был бы ему непонятен, и в свете его широкой волюшки непонятна была бы ему моя свобода.

    Федор Игнатьевич Морозов, знаток леса, рассказывал, что две сосны росли на три метра друг от друга и сошлись сначала кронами, а потом и стволами сошлись и на высоте 8 метров пошли одним стволом вверх.

    Есть в колхозе колбаса. Колхозный коньячок (денатурат): кузнец от него большую пользу для здоровья получал.

    Лешего в лесу нет, Михаил Михайлович, и быть не может. Если бы леший был, то была бы и лешиха и лешинята, и их бы, как нас, развелось бы великое множество, и настала бы теснота у них в лесу, и началась бы война. А где это?

    Глухоночь.

    В поводь щука не стоит, не бей – это черт. Ударишь, и он лодку перевернет, и какая рыба в лодке есть, уплывет по реке.

    Нет. Вот я когда. да выпьешь баночку и в жару вдвое съем.

    17 Сентября. Дождь с ночи да и день. Вечер солнце. Оранжевая заря на Нерли.

    Спас-Нерль. Ильинское – Хованское п/о. Рожновский сельский совет. Мария Никитична Шувалова.

    Первый мороз. Последний туман. Куда пал луч, в лесу все дымится: упавшие деревья будут гореть. Загораются лампочки на листьях.

    После дождя листья мокрые, замерзли, тяжелые. Солнце разогрело – капли полились и стали сгибать тяжелые листья, и они падали прямо, как камни.. Лист потек.

    19 Сентября. Второй мороз. Выезжаем домой. Километраж 696. 3/4 бака. Доехали на нуле километр.

    Вчера слышали улетающих журавлей. Сегодня на дороге табуны скворцов и табуны грачей.

    Продолжаю пребывать безмысленно, хотя и не бессмысленно.

    20 Сентября. Третий мороз и яркий день, так что сушь продолжается теперь уж при холоде. Весь день проявлял.

    21 Сентября. Дети: «ну пошел же»: это мы все, живые и мертвые. И как я неправ был, что я думал, а вот идут!

    Рыбки в Нерли: Головель.

    22 Сентября. Кошмарный сон: Самолюбивая крыса. Моя Абиссиния.

    Разумник: жизнь одного красноармейца дороже Венеры Милосской.

    Рыло раба, делающего мину свободного человека.

    «Парочку» Васюк достал. Охота с камерой.

    Предисловие: горят леса, охота запрещена, но рыба – река, фотографии.

    Охота мне дорога из-за того, что я работаю ногами и не думаю, но все, что пропущено в голове, потом является сразу с такой силой, какой не добьешься в правильной жизни.

    1-й Снимок.

    Машка

    (Снимок 1-й)

    Газик – корова; личное отношение, привык: жалко менять, но это ведь государственная – не беру паспорта. Лично-бережливое отношение к государственной вещи. И я не меняю: дай-ка другому, что с ней будет!

    Рано до свету мы в гараже смазывали, надували, заводили. Дышит, меха вздуваются. На снимке у меня момент отъезда: Аксюта и Петя укладываются. Лада лезет. Все вышло неплохо, и особенно номер Машки: М 60342.

    «Ничего чужого не возьму. Положите хоть мелочь – не возьму». Каждый раз меня возмущает это самосознание, что она хуже всех – ты лучше всех, Аксюша... она удивляется...

    Петю я тоже много снимал, потому что он сын мой, с девяти лет неизменно со мной путешествует и охотится. Он зоолог, и у него есть Миша, мой внук.

    Лада – Бой. Великий день.

    Купить калий-бром, потом Лада, пленки проявлял.

    Кошмарный сон, –

    будто бы среди множества людей я как в лесу, заваленном сучьями в три яруса: люди вплотную везде вокруг и даже подо мной. Я плюнул туда вниз и, взглянув туда, в направлении плевка, увидел, что два доктора режут кому-то толстую ногу. Я вздрогнул и ахнул от ужаса. «Вот барчонок какой, – раздался голос снизу, – неужели еще не привык?» И я, сконфуженный, поправился очень ловко: «Я не тому ужаснулся, что человека режут, а что я, недоглядев, плюнул туда». И тут я заметил, что всюду по серым, лежащим на земле людям перебегают большие крысы. Одна и по мне поперек прошла по животу, другая ближе, и я даже отпихнул рукой. И вдруг она остановилась и глянула на меня страшно, готовая броситься, и я понял, что она сейчас находится в своих крысиных правах, имеющих силу перед правами человека, и я смертельно обидел ее, и обиженная крыса может сделать со мной, что только ей захочется...

    В Москве прочитал о капитуляции Чехословакии и вспомнил, что, сидя в лесу целый месяц без газет, узнал от старика дяди Васи, что Франция от нас отказалась и мы остались одни. Но он не злорадствовал, как раньше было, а тревожился: только начали жить, только детишек в школы наладили, и вот опять. «Не дай Бог, – сказал он, – опять революция, тогда уж камня на камне не останется». Так вот человек привык жить на вулкане, мало-мальски обжился, корову завел, сына женил, яблони посадил для внуков и начал радоваться даже образованности в детях... Как явно, что простое, естественное желание человека жить хорошо и радоваться жизни действует против революции, и революционер такого гражданина называет обывателем. (Вспоминаю сцену на войне. Керенский зовет наступать, а такой обыватель возражает: «Вы зовете, как в могилу».) И Бранд вел людей к невозможному... (Ибсен) И все насильники непременно идейные (и Гитлер, и Ленин), и в их идеях счастье в будущем, а в настоящем смерть.

    Не все ли равно, Муссолини, Петр, Гитлер: Муссолини идет через абиссинца, Гитлер через чеха, Петр через несчастного Евгения. И все мы, обыватели, сочувствуем абиссинцу – чеху – Евгению против строителей будущего. И замечательно, когда это чувство личное, живое и непосредственное: жалко такого-то человека, этого Евгения, этого абиссинца, – мы правы, и протест наш священный. Но как только мы возводим абиссинца, чеха, Евгения в принцип и хотим согласно принципам демократии и социализма действовать, мы сами обращаемся в насильников и сами создаем своих Евгениев.

    Так вся природа и все лучшее в человеке (левая рука не знает, что делает правая) действует без принципа и просто живет до смерти, которая является единственным принципом жизни, к чему она неизбежно приходит, понимая себя как суету сует. Но пока она не пришла к этому, она будет бороться со смертью, она контрреволюционная, если Принцип и Смерть считать революционными.

    В Москве за всем почти километровые очереди: обыватель лезет, давит друг друга в борьбе за право жизни. Кто-то глянул и покачал головой, а из очереди ему кто-то ответил: «Чего качаешь головой, видно, нужды нет, а пришла бы нужда, стал бы с нами, как миленький».

    все знаем.

    Обедняясь для защиты родины все больше и больше изо дня в день, мы все больше и больше будем видеть принципы революции висящими в воздухе, и... останется лишь бросить народ на войну, или идти на компромисс.

    Конечно, Сталин – все.

    К рассказам: Река Нерль. Дядя Василий и Петя: кто сильней – вода или огонь. Петя за воду, Вася за огонь. (Когда разводят костер, то начинают говорить: рыбак всегда машет, а когда огонь – не остановишь, будто от огня вскипает душа его, как вода – в пар, а душа – в слово.) Вася: огонь сильнее, а сильнее всего человек. И переход к решению войны: богатыри бьют, а люди живут. Петя же рассказал из арабских сказок так: как сошлись два войска и решили выставить богатырей. И когда начали биться, то оказались дядя с племянником, и все кончилось миром.

    – Видишь, дядя Вася, что ты говоришь, испробовал, когда люди жили большими семьями, а теперь на войне нет ни дядей, нет и племянников.

    Дядя Вася задумался, но чайник поспел, и сказал:

    – А все-таки, П. М., огонь сильней воды: вскипела.

    – Ну, что ж, а я возьму чайник, опрокину и залью.

    Дядя Вася усмехнулся:

    – Надо дровец подложить.

    Описание спального мешка. Описание деревенского спиннинга.

    24 Сентября. Терпи горе, пей мед, не тужи: есть в колхозе колбаса.

    Милиционер и старуха. Старуха:

    – Царь Николай был глупенький, какой дурачок: считать не умел. Милиционер:

    – Ты, старуха, смотри, а то уведу. Старуха:

    – Родненький мой, а я что же сказала? Что Николай был дурачок, считать не умел, не знал, сколько у кого курочек и овечек.

    К 4 Сентября два рассказа о Соме:

    1) Отец вверху у омута – лещи в утро 1 1/2 пуда, сын внизу глухонемой. Через шум колес курлыкали журавли, а это немой. Отец глянул: а он машет рукой. Курлычит, не может вытянуть. – Бросай! Кончик, по канаву лодку. Стал тянуть, а сом хвать хвостом и в лодку. Рукой желудка не достал. – Дуракам счастье, и глухой и немой. А свесили – два пуда.

    2) Как сом в Сежу закинулся.

    25 Сентября. Туман в лесу осел на деревья, на траву, и с листьев капало, лилось, как после проливного дождя. Ездили в Александровку. Птицы выдерживали стойку собаки.

    Был Б[острем]. Говорили о Чехословакии и о том, что война в Европе может окончиться бубонной чумой.

    О вчерашнем утре: еще бы только чуть-чуть (похолодней), и все бы и листья застыли.

    26 Сентября. Убитая птица. Снимок: убитая птица. В моей охоте с фотокамерой самый снимок является почти как в обыкновенной охоте с ружьем – убитая птица.

    Любитель-охотник тратит неимоверные усилия, чтобы убить зверька или птицу, а самой добычи потом хоть не будь. Точно так бывает и у меня с фотоснимками: в большинстве случаев я не знал, что с ними делать.

    Б. вчера говорил, что наше время характерно стремлением каждого устроиться, поместить деньги в вещи (деньги падают). Растут неимоверно в цене маленькие домики, и чем меньше, тем относительно они дороже. Дома продаются частями.

    Все советы Б. бесполезны, потому что он отдал свою волю и живет как послушник. «А так легче, – сказал Петя, – слушаться, чем самоопределяться».

    Истоки господства: индивидуализм и рационализм (капитализм). И то же господство из коммунизма и рационализма, следовательно, если рацио есть определяющая сила господства, то все равно, капитализм или коммунизм одинаково приводят к насилию, господству и чванству, враждебным пониманию мира как органического целого.

    Мое «смирение» (самоограничение) приводит к доверию. Значит, доверие покупается ценою самоограничения. Напротив, господство создает самомнение и недоверие.

    Абиссинец = кустарь = индеец = «личность» = «я сам» = я, абиссинец, органическая и необходимая часть мира целого = душа = «я». Евгений из «Медного всадника» и «творческая бесполезность» и все такое. (Сделать список и дать ему единый образ, например, Вода в борьбе с Горой.) И второй образ: Гора, господство части (pars pro toto 2) = ratio = цивилизатор = коммунист = капиталист, власть, «сила», действие, ускорение.

    Не перед Горой смирение, а перед Целым, но есть смирение и перед Горой: это дурное смирение, вид добровольного рабства.

    Гора = Ratio.

    «Человека» понимают как Ratio.

    И этот «человек» должен пониматься как сила природы, как огонь, как вода, как ветер, тепло и т. п.

    А истинный «человек» должен управлять этой силой.

    Сам-человек («абиссинец») управляет силой разума и так создает господство иное, подобное господству Воды над горой: ручей, побеждающий Эльбрус.

    Нынешнее время: надо меньше выступать ярко, лично. Все личное скрывается, затаивается в мельчайших, недоступных порах жизни. Всякое искреннее выступление – это во вред себе. И неискреннее для меня тоже во вред.

    Нынешнее время похоже на мое личное переживание, когда, устраивая себе дом (жена, дети), я покупал столы, стулья, диван и прочую самую скудную жизни, осуществляя примитивную материализацию себя. В этом состоянии молчания накопляется богатство и личная сила (сюда входит и стремление к ученью, созданию положения (пусть бухгалтера): это как бы предвечное обывательство, мещанство, действующее против Господства Горы (с Планом)). (Тут в этой силе Воды и «натуральное хозяйство, и кустарничество».)

    Действительно, все теперь, кажется, совершается в оправдание обывателя. Вспомнилось, как в 19 году я пожаловался Семашке на безобразие расстрела в Ельце, а он меня упрекнул в обывательстве и сказал: «Поймите же, что совершается большое дело». Гитлер тоже оправдывается большим: «большая война». И какая-то мораль, общая фашистам и большевикам: «При большом малое теряет смысл и право на бытие». Так вот и рождается «абиссинец». Но вот теперь, когда «большое» изжилось и от него остались пустые слова, абиссинец появляется как единственная реальность без всякого смысла, но никак уже не бессмысленная.

    27 Сентября. И так только туманами и росами освежается по утрам земля: все гаже сушь, только теперь прохладно с легкими морозцами. Единственно только дачникам хорошо, и они, единственные, говорят: «Хорошая погода».

    Ультиматум Гитлера Чехословакии к 1-му октября.

    И вот вопрос: когда Большое дело встречает на пути своем Малое дело, то «Большое» говорит таким свое «поди прочь», как будто бы тем самым, что оно Большое, создается и нравственная норма, обязательная для «Малого» дела. Так вот если бы один художник писал Христа, другой не менее талантливо резал брошку из кости, так вот Иванов почему-то... нет! в искусстве художника, – все художники равные, независимо от темы, и различаются лишь величиной таланта: великий может заниматься брошками, малые – Христом.

    Некто, возражая «абиссинцу», сказал: «"Я" – это не аргумент». Или: «Совершается большое дело, и ваше "Я" не аргумент».

    – Душевно прошу вас.

    – «Душевно» – не аргумент в большом.

    (Из прошлого: Я хотел послать Яше детскую книжку заказной бандеролью и написал на шмуцтитульной странице: «Милому Яше». Строго придерживаясь запрета вкладывать личные письма в заказные бандероли, нельзя было на книжке ничего писать. Но я подумал, что такая мелочь, как «Милому Яше», не дойдет до сознания чиновника. Старик, однако, 40 лет выслужил на почте и был великим законником. Он не принял бандероли и сказал: «Почтовый закон – это большое дело, закон строгий, а вы пишете: "милому"».)

    по пути милиционера, который за ним гонится, то хочется ему тоже помочь. На этих чувствах нейтрального человека, скажем, читателя, и основаны романы: это во власти автора направить сам талант читателя к своему герою, все равно, будет героем милиционер или преступник.

    Наметил написать книгу для юношества «Этажи леса» и Мазай.

    29 Сентября. Вклинился вопрос, как заноза в тело, и ничего другого не впускает в душу: быть войне из-за Чехии, или помирятся все, чехи с утратой, демократы с Гитлером. То или другое, но мы опять помчались к нищете, и скоро опять единственной работой души у обывателя будут поиски средств существования. Это чувствуют все, и все чем-нибудь запасаются. А я, когда делается плохо, начинаю заниматься фотографией.

    рассудка.

    Александров, Ярославская железная дорога, ул. Революции, 63, Аптека № 35. Чуванов Михаил Иванович (встретил по пути в Москву), (букинист: заказать ему достать издания русских классиков).

    30 Сентября, Москва. «Большое» дело – это мужское дело (охота как средство добывания пищи, общественность, политика, трактор, ярмарка и вообще вся широкая, «большая» жизнь вне семьи). «Малое дело» – это все женское, drei. К + иногда понимание, помощь душевная мужу в его чисто мужском «большом» деле. Гитлер сейчас – это как бы мировой penis, направленный в сторону мировой старой девы, демократии.

    Движение рода человеческого совершается при содействии разума (машины, техники) почти так же, как расселение растений при содействии ветра. (Крылатое семя дожидается ветра, чтобы ему подняться и улететь в далекую сторону и там начать собой новый лес.) Так в человеческом роде женщина дожидается какой-то силы, которая перенесет ее в страну чудес, где она никогда не бывала. И эта желанная сила является, и так семя человеческое разносится по земле, широко и далеко уходит в неведомые века. Но есть у всего живого, и особенно у человека, другая жизнь, не в ширину, а в глубину, и это совершается личным путем, не Мужчина и Женщина, а душа человека...

    Знаменка, дом 13, кв. 38. Во дворе, левое парадное, 3-й этаж, О. В. Перовская.

    – приучить отдельную лошадь отдельному хозяину. Большим же делом считается приучить лошадь вообще, районную, областную, всесоюзную, к автомобилю. В малом деле хозяин имеет дело непосредственно с лошадью, в большом – сам он лошадь может вовсе не видеть, а распоряжаться, сидя на месте, людьми, приучающими лошадь к автомобилю. Некоторые говорят, что малое дело труднее большого, другие наоборот. Все зависит от того, кто к чему способен: один любит делать, другой повелевать.

    1 Октября. Появление Зеркалки и роль фото в истории. Беседа с Перовской.

    2 Октября. Получение пая. Появление Цветкова и заказ ему работы (и заплатил 1500 руб.).

    Президиум: «охватчики», нападать, а не только «пауперизм».

    Кружки (не все в кружках, можно и почитать одному).

    3 Октября. Так что вчера в президиуме Юдин докладывал о книге по истории партии, сказал о «великой полезности идеи» – «хотя, конечно, бытие определяет сознание».

    4 Октября. В Москве утром, собираюсь в Загорск. Продолжаю думать о «большом» и «малом». «Большое дело» – это способность действовать как машина, но как в машине сидит некто, по слову которого машина движется, так и «большое дело», по секрету говоря, повинуется «малому делу».

    Возможно, и Ницше в Сверхчеловеке (тоже «большое дело») впал в эту ошибку и кончил Христом («малое дело»).

    Управляет жизнью не тот, кто ей пользуется, а тот, для кого она сама по себе бесполезна.

    «на глазок» угадывали внутреннего человека, «физиогномия», и как страшно то время, когда узнавать это будут по радио: тогда будут соединены власть и равенство: и человек будет один, и всё будет как один человек.

    Величайшее, единственное и последнее средство борьбы с насилием и господством – это молчание. И если будет открыто средство видеть мысли, то этим будет вырвано последнее средство борьбы с господством, хотя тем самым и господство прекратится: все личное будет побеждено.

    5 Октября. По плану (наше время), по случаю (капиталисты).

    Жизнь по случаю: жить и наживать, нажива. По плану.

    Никогда не были противоречия города и деревни так велики: домики – жиры и капуста.

    но и она не сдается, и я в ус не дую.

    Ужас войны выносимее, чем та мерзость, посредством которой избегают войны.

    Воинствующая демократия:

    – Избегая войны, миролюбцы передают меч в руки воинствующей демократии.

    В солнечный день сейчас на опушке елового леса собрались молодые осинки, как будто им стало холодно среди снега и они вышли на минутку погреться на солнце.

    году [рушилась]: ни грибов, ни ягод, ни орехов в лесу не было.

    Речка пересохла, но мостики из поваленных когда-то водой через речку деревьев остались. И тропинка была на берегу. И на песке у сухой реки были свежие следы птиц и зверей, в которые пошла вода.

    Ель хороша только при сильном солнце, а березка мила

    и под дождиком.

    Какая тишина! Куда мы заехали?

    «Белое рядом с черным становится на глаз еще белее, чем оно есть». Так, вероятно, по тому же закону контраста и добро становится сильнее рядом со злом, и красота, и мое писание рядом с бездарными...

    Возможно, я взялся за эту работу «Дом», чтобы уклониться от Падуна, но если это правда и по-настоящему мне надо Падун писать, то «Дом» не выйдет, и само дело вернет меня к Падуну.

    В этом-то и есть талант: в чувстве и уверенности, что все делается не как тебе только Хочется, а как Надо. И что если ты и уклонишься со своим Хочется в сторону, то рано или поздно Надо вернет тебя на верный путь.

    Друзья, так почему же вы живете как заключенные и обреченные, разве победа не в ваших руках? Только захотите, и все будет по-вашему. Если же вы не можете хотеть, то не перекидывайте вашу слабость на всех.

    Нельзя ли вместо фабулы или, вернее, фабулой же сделать приключения в поисках материала для рассказа о Зуйке.

    – это «враг», занятый культурой случая (провидение посылает случай: вера, надежда, любовь). И большевик, у которого все по плану.

    Случай не вышел – это судьба, план не выполнен – враг.

    Так что «враг» выходит от Плана.

    И вся новая мораль должна именно строиться как следствие «Плана».

    Писаное слово рождается непременно в молчании: приходится человеку молчать, и ему тяжело и не может он удовлетвориться «устной словесностью» (болтовня!).

    – Люди умирают не от старости, а от спелости.

    7 Октября. Мы все вовлекаемся поневоле в Большое дело. Совершается переделка всего мира. Вот отчего так все кругом спешит лично устраиваться: «Большое дело» с лицами не считается, а ведь из лиц же состоит человеческий мир, и если кто собрался плыть, то надо же сколотить и корыто, в чем плыть. И пусть весь мир загорится, сейчас-то он ведь еще не горит, и хоть день остается, да, вот один день, да мой.

    Есть люди смерти, а может быть, и каждого (не всякого) можно так настроить, что за он готов умереть. И всегда говорят: «умереть за.. », а не «жить за...». Так что раз Большое дело, то надо готовиться умирать, а раз «Малое дело», то в других словах это: «Хочется жить'» И как хочется! И Большое дело рождается из этого «Хочется», ради этого «Хочется» и берутся за «Надо» (Большое дело).

    «План» – это тесный мост на ту сторону желанного мира...

    Не вписать ли в мою работу «Дом» – и строительство квартиры в Москве. (Не есть ли в Москве перестройка – «Большое дело», и старуха с самоваром на жаре – борьба за «Малое дело», за жизнь: она герой жизни, сама по себе.) Вся Москва – «Большое дело»; вся старая Москва, «старуха» – «Малое дело». Так что в свой «Дом» ввести Москву как «Большое дело». В затейной части сказать, что «Домик в Загорске» – Малое дело, и показать необходимость принять участие в Большом: и показать в борьбе за квартиру.

    Начало главы выход к большой воде. Все свои материалы я беру не из книг, а из природы, но мне нужно быть уверенным, что если захочу, то могу и книгу достать. Трудно убедить, никто не захочет понимать, но попробую.

    У меня есть костыль с железным наконечником, когда мне нужно, я втыкаю костыль в землю, привинчиваю струбцинку и снимаю с выдержкой. Прошло три дня с тех пор, как делал последний снимок, воткнул костыль в землю. Снимки я делать раздумал и ушел, а костыль остался на месте. Странно, что я о костыле забыл и только в метро сегодня увидел похожий костыль у кого-то и вспомнил, что костыль свой забыл в лесу и до точности ясно: возле Бубнила...

    Скорей же туда!.. Новая глава: Сколько событий протекло в Москве за три дня, а костыль мой так и стоял, склонившись слегка над Бубнилой...

    В Москве: «Вы все молодеете!» – сказал мне Ставский в Президиуме. «Вечно юный!»– сказал Демьян Бедный. Это они по моему цвету лица. Не понимают, что старики [гораздо] за жизнь [сильнее] цепляются: хоть день, да мой! Юный – это Большое дело: они хотят умереть за Большое. Но мы жить хотим, мы устали: хоть день, да мой. И тут Старуха с самоваром.

    Московские тополя«вечно юный».

    – Что вы пишете?

    –Лес.

    – Как лес, а что?

    – Мальчик потерялся в лесу.

    – Давно заключили договор?

    – Нет, нет, я только изучил материал: лес.

    – Все равно, на сколько, срок.

    И сам:

    – Год.

    – я сам, и мне самому это хочется выйти из леса, и тогда выйдет повесть не о мальчике, а о себе...

    Поэзия – это кладовая чудес для неверующих.

    Примечания

    1 На полях пометка рукой В. Д. Пришвиной: «Хотя власть этого сама и не сознает – В. П. ».

    2 pars pro toto (лат ) – часть вместо целого.