28 Июля. Разговор с Малишевским. Возвращение в Загорск.
Генеральному] секретарю комсомола товарищу Михайлову.
Детпарк (место). Юннатский зверинец «Школа Животных»...
Самодеятельность и «отдых»
1) Зимнее помещение для животных (8000).
2) Людей. Райком Комсомола не обращает внимания (а ребята с улицы).
Из Райкомов комсомола любители детей и животных. Шефствует Общество Охраны Природы Зооцентр Секция культуры Моссовет от случая к случаю, а надо постоянно. Нет бюджета. 260 голов животных.
Помощник. Педагог. Переключение на массовую работу. Дать возможность развернуть организационную работу по детпаркам Москвы и вообще по всем организациям детским, напр., пионерские лагеря.
Дрессировка животных воспитывает.
29 Июля. 28-го Перегонка пчел из № 1-го (сильная семья) в № 4, в семью безродную путем перестановки ульев среди дня. В № 4 матки не было, посажена кавказская в клетке. Сегодня подсажены кавказские матки во все ульи, кроме 1-го, в 1-м матки не нашли.
Рыба без воды. Дело Малишевского «Чанг» для интеллигента-рационалиста (горожанин типа Раскольникова) и для городского беспризорника. Тот и другой лишены чувства природы, того ощущения мира как Целого и «Я» как хозяина Всего. Это тем, кто видит рыбу без воды, птицу в клетке: им дается прямо Свинья (Чанг), кошка, собака, и беспризорник находит себе дом (Чанг).
Звери жалки: Чанг тащит белую крысу за хвост – белую, вялую, попугай без обмена веществ, никчемная львица, [ребята], изъеденные глистами, сам Малишевский вроде Чанга, автомат рассудительный: «Есть и отличники!» (наверно, мало и случайно: суть – беспризорники, припадающие к животному).
Чанг и Чан (Малишевский и Блок). Они достигают сложным путем того, что каждому дается даром и что общественно было дано уже, т. е. как Чанг (конкретно-живая принудительная] жизнь: напр., Бальмонт с мешком картошки и капля на носу).
Человек ищет палки всегда, но...
Малишевский довел трагическое Ratio русского интеллигента (Раскольников, Толстой) до смешного: Чанг – свинья, плодовитое начало.
Гершензон сказал Малишевскому: «Не отдайте себя на съедение свиньям».
Итак, Малишевский с Чангом – это символ приятия интеллигентом материального мира революции.
Приятие мира
А что это поднимается в себе навстречу изломам, подобным Чангу? В этом протесте здоровье, отличник, талант, Счастье, Данное и то, что у всех и даром как Суд над мелюзгой, и это естественно, а то неестественно и в то же время почему-то с правом голоса. Кажется, по-естественному надо бы плюнуть, а вот и не плюнешь.
А Бострем, – у него-то семья его в отношении таланта, разве это не Чанг: там и тут приятие мира: да будет воля Твоя. Но там и тут это путь неудачника: ты дай нам картины, ты дай нам стихи.
Ты поэт? давай рукопись.
Ты художник – давай картину.
А все другое, в обход своего Я – все от лукавого!
Путь неудачника (беспризорника) и путь счастливого (отличника).
Для счастливого необязательна (и невыполнима) этика неудачника.
Но есть ли Счастливец, не имевший вовсе дела с неудачами?
И если он исходит из Данного, то может ли он говорить о нем тем, кому не дано и кто взамен своего Данного должен сам что-нибудь выдумать?
Беспризорник, никаких Данных нет, и вот кошка, собака, козел как Данное: он рад и этому.
Анализировать «Дать» (напр., козла) детям вместо научной или художественной заманки: ведь это значит создать ему «Данное» (дано без причин, без объяснения).
Не раз уже я рассказывал, что у моей Лады нет родословной, но есть легенда, будто она по отцу внучка знаменитого Комбиза, черного пойнтера, мать обыкновенный, ничем не замечательный желто-пегий пойнтер. Лада экстерьером своим вышла, наверно, вся в мать: вся она желто-пегая, и ничего во внешнем своем облике замечательного она не представляет. Но глаза и чутье вышли у нее в отца, и на светлой ее голове три большие черные точки, далеко заметные, – вот ее все особенности со стороны внешнего мира. Но как раз эти три точки и являются входом в мир внутренний Лады, мир замечательный и неповторимый. О чутье Лады я сейчас не буду рассказывать, скажу только одно, что чутье это при самом быстром, молниеносном ходе Лады всегда по ноге, на всяком ходу она знает все ветра.. Мне, однако, сейчас хочется рассказать и о спортивных качествах Лады, и о ее замечательных черных чисто человеческих глазах. Не раз мне становилось отчего-то совестно, когда Лада пристально мне глядела в глаза: тогда мне казалось, что она глядит во мне всегда на человека, отвечающего Всему-человеку, а я не всегда, напротив, очень редко отвечаю ему. И когда мне становится стыдно, я начинаю вспоминать, что Лада ведь вовсе даже не умеет лаять на человека.
– думаю я, – велик этот Весь-человек на земле, что создал из дикого зверя такое любящее существо, что...
<Приписка: Начало>. От отца, черного пойнтера, у моей желто-пегой Лады остались только три черные точки: черное чутье и два черных глаза. Я же в своем сознании был [именно как] просто порядочный. Считал себя вовсе непорядочным, когда вздумал подарить Ладу Новикову-Прибою... но собаку с такими глазами нельзя никому отдать. Года три-четыре тому назад я с удивлением выслушал рассказ одного вора: он тоже, как и я, испытывал этот стыд от собачьих глаз.
Лада. Новиков-Прибой: Черный так Черный... (Я заскучал.)
Лада вернулась ко мне.
Вот когда сын мой поехал за Ладой в Тарасовку (там дача Алексея Силыча), то ему и рассказали то самое, о чем я сейчас хочу рассказать. Вор какой-то задумал обворовать одну дачу, соседнюю с дачей Новикова, но по ошибке в полумраке рассвета попал к Алексею Силычу и пока выправился, рассвело. – Ничего не сделаешь, – подумал вор, – надо брать, что есть. – И увидел он стол, на столе пишущая машина, под столом собака желто-пегая свернулась калачиком и вот спит, даже похрапывает. А еще возле стола был простой диван дачный, и на нем тоже спал человек под кожаной курткой и тоже храпел. Вор, не спуская глаз с собаки, привел в портативный вид раскрытую машину, уложил в футляр, взял. Собака не слышала. До того все легко вышло, что вору стало от легкого дела скучно и захотелось ему немножко поозорничать: снять кожаную куртку со спящего человека...
На суде потом будто бы в этот [момент] рассказа вора спросили:
– А знали ли вы, что под этой курткой спит Алексей Силыч, Новиков-Прибой?
– Какой тут знал! – возмутился вор. – Разве я стал бы машинку воровать, если бы знал...
Вот так же легко стала куртка сниматься, и вор глядел на спящую Ладу. Но только он куртку [тронул], Лада открыла глаза, эти свои большие черные человеческие глаза с постоянным вопросом:
– Не стыдно ли?
– Что за глупости вы рассказываете, – сказал судья, – почему же вам [вообще-то] не стыдно воровать?
– Вообще, – ответил вор, – воровать мне совсем не стыдно. Но собака на меня посмотрела такими глазами, что стыдно стало обижать человека: спит...
И вору стало стыдно, конечно, по-своему, по-воровски: под влиянием Ладиных глаз он разглядел, что куртка от времени была рыжая и ничего не стоящая. Он взял только машинку и вышел задом, не спуская с глаз Ладу, а та все глядела на него и глядела...
Эта машинка и погубила вора: он принес ее в Торгсин по незнанию того, что без разрешения машинки не [продаются] и номер машинки известен.
Я к тому это рассказываю, что от глаз Лады даже вору стыдно стало, а как же стыдно бывает «порядочному», когда он увидит, этот Весь-человек, Ладин бог, что Лада глядит не на него как на бога, а он хорошо еще если только «порядочный».
30 Июля. Самое главное в поисках счастья – успеть на лету схватить свою долю: пропустишь мгновенье – и останешься на всю жизнь добрым человеком в тоске. Но тоже не менее важно вовремя спохватиться, если ошибся и не за свою долю схватился: не отступишься – и тогда на чужом деле всю жизнь будешь злой скрипеть, как немазаные колеса.
Из первых неудачников Коноплянцев, из вторых Григорьев.
Невозможно никак заговорить себя, и нет никаких внешних средств, чтобы гарантировать себя от расстройства и столкновения с Павловной. Между тем это расстройство в какой-нибудь час, в какую-нибудь одну минуту может привести к беде. Так что остается лишь очень беречься и так устраивать, чтобы не очень-то опираться на жизнь в своем домике: опираться на деятельность.
Все отдельные, личные стоны, вопли, жалобы, попытки осмыслить беду и на ходу выбросить в воздух свой протест или соединиться в группу, вступить в заговор, – все это, все-все мало-помалу заменилось сознанием чего-то неодолимого, о чем надо молчать. И тогда как будто все сговорились об этом, замолчали о главном и стали каждый по-своему спасаться и делать, что можно. В таком созданном молчании всего личного мало-помалу начал определяться ход великого исторического процесса переустройства всего человеческого мира...
Есть в душе чувство собственности, заполняющее весь мир: все мое, и я во всем. Можно жить этим чувством с полной уверенностью, что если кто-либо восстает против такого Меня, он восстает против правды, справедливости и законов всего мира. В таком внутреннем убеждении человек встает за правду, вовсе не считаясь с выводами дневного сознания. В ходе советской жизни у меня было постоянно такое сознание и убеждение в том, что если кто-либо осмелится разрушить это Я, то он разрушит всю страну, и что пока это Я существует и в чем-то может, значит, страна еще жива и, надо надеяться, что еще будет время, когда она будет жить хорошо.
получает даром. И так точно государство, которое опирается на счастье личности: этим счастьем все лично привлекаются к труду (особенно в семье) и работают сверх всякой меры.
Чанг похож на Робота и тем очень страшен. Вся дрессировка, в сущности, есть механизация животного и создание из него Робота. И вот, может быть, именно потому-то (по Малишевскому) животное, данное городскому мальчику для дрессировки, излечивает его: городской бездушный мальчик берет себе душу животного и на место души вставляет в него свой опостылевший себе механизм.
А я смотрю на животное как на живое существо: иду в лесу, выхожу на поляну и ничего не вижу на ней, но в глазу у меня остался воздушный след мелькнувшей козы, и я потом уже разглядываю в себе этот след и наконец уверенно говорю: это коза! И после долго разглядываю ее следы на лугу и по следам прихожу к водопою, и тут на песке всё вижу следы и следы. И вот это мгновенное и неприкосновенное видение с оставшимся следом в глазу и на земле, на лугу спиреи и на песке мне гораздо больше скажет о козе, чем если она, дрессированная, будет ходить за мной и надоедать мне своей козьей природой. Дрессировка животных – это как переливание крови: душа животного переливается в человека, а само животное превращается в механизм.
Лева так несчастен в своей суете в поисках средств существования, что приходится дать ему 200 р. в месяц и требовать от него секретарскую работу по части доставания и устройства.
31 Июля. С такою силой выплескивалась рыба в реке, что собака выходила из леса и ставила уши, чтобы, подслушав, увидеть, отчего этот плеск. И вот случилось, окунь мчался за уклейкой, нарвался на щуку: заметив щуку, окунь выкинулся вверх и, весь серебряный, описал дугу над водой. Это видела собака и, поняв плеск, вернула уши на прежнее место и пошла в лес по птичьим делам.
(Можно: и вот случилось, грач перелетал реку и капнул в нее, на это бросились мелкие рыбы, на мелких окунь, на окуня щука.)
Враги участвуют не только в творчестве славы твоей, но даже и самого твоего счастья, но из этого вовсе не следует, что надо любить врагов. Напротив, их именно поэтому-то и нужно ненавидеть, затем они и существуют, тем они и полезны, что, ненавидя их, ты вступаешь в борьбу и в этой борьбе вызываешь из себя для творчества дремлющие силы.
В творчестве, если оно удается, человек оправдывает свое отношение к материалам, в этом нет никакого сомнения: какое, например, нам дело до отношений Рафаэля к натурщице Сикстинской Мадонны? Но творчество не может удаться, если отношение к материалам будет неверное.
Любить нельзя врагов, но нельзя тоже выказывать, что ты их ненавидишь: это значит выказывать слабость свою. Их надо презирать. Если же трудно не обнаружить свою ненависть, то надо держаться подальше и пореже встречаться.
Успех в борьбе за счастье быть самим собой зависит исключительно от степени широты этого «сам»: если «сам» представляет весь мир, то какой вопрос может быть о неудаче (неудача же именно и есть выпад из Целого).
Но как же иначе, если нет того Существа, заключающего в себе Весь мир и Всего-человека, – если нет его, то как же это случается, что приходят, встречаются впервые два человека с двух половин земного шара и до тонкости понимают друг друга. И разве из этого не открывается верный путь для понимания всех, путь постижения этого Всего-человека.
Обдумать самым серьезным образом способы «заманки» детей в свои рассказы о животных (в такой степени, чтобы рождался энтузиазм).
Из Чанга:
тут было все не на месте: свинья подавала ногу поэту вместо того, чтобы участвовать в священном размножении, поэт кормил и чистил свинью вместо того, чтобы писать стихи, петух ехал на собаке, кошка дружила с крысой и много всего: 250 голов животных + 1 голова человека. И, конечно, при такой механизации животных каждое из них, сопоставленное умственно с человеком, было унижено, и все 250 голов имели вид униженный, дряблый. И поэт тоже, смещенный со своего литературного корня, был грязен и стихи не писал.
1 Августа. Ночью перед рассветом звезда проникла ко мне, как будто густая темная липа была для нее прозрачная.
Сделать записи в пчеловодную книгу. Ждать пчеловода для пересадки двух новых маток. Закончить книгу «Бобровый народ».
Стр. 194 взять в предисловие книги «Бобровый народ». Доверие и доверчивость.
У пчел распоряжение было, у всех пчел по всей округе зараз, как по радио: сегодня трутней выгонять. (Отметить этот будущий день.)
Разум, пробуждаясь, начинает с непослушания естественному порядку, но, овладев положением, требует послушания точно такого же, как в естественном порядке.
Разум должен господствовать в человеческих, только человеческих отношениях, за пределами человека разум есть пустая претензия на Божий престол.
В ходе революции все претенденты на трон Разума одинаково были правы и одинаково чтимы как революционеры. Но когда один овладел местом, когда государство было оплодотворено, то все другие претенденты, как трутни, были изгнаны.
Если желаешь увеличить семью улья летной пчелы за счет более сильной семьи, то поставь на место сильной семьи слабую, и летная пчела вся возвратится в нее и усилит ее. Так что у пчел во время облета устанавливается точка прилета, и они летят к ней, хотя бы улей был отнесен всего на три шага. (В этом и есть результат механизации: возможно, что рационализация-механизация-стандартизация и есть возвращение Разума к инстинкту насекомого: к послушанию.)
Итак, Разум начинает непослушанием и кончает господством. Дрессировка Чанга: человек, обманув животное лаской, господствует над ним и извлекает даже из такого господства пользу себе: 600 р. в месяц получает Малишевский.
2 Августа. С утра до ночи сидел над Серой Совой и прикончил.
3 Августа. С утра до ночи набивал патроны и готовился к выезду 5-го вечером на охоту. Духота невозможная. Ночью разразилась гроза.
4 Августа. Читаю историю Юлия Цезаря, французскую революцию 1789 года и вообще получил вкус к чтению истории... В той и другой книге разные авторы представляют героев так, что они только действуют, и в этом у них всё, но, напр., ни Цезарь не знал, что выйдет у него из похода в Галлию, и никто из французов не думал, начиная революцию, что они казнят короля (все были монархистами).
Так что существует правда действия (делай, только делай и ничего не говори и не разбрасывайся умом), и есть правда сознания, которая приходит после (и это вполне соответствует понятию «Война и Мир»).
Съездить на охоту в Мазае возле Пионерского лагеря и собрать материалы для очерка в «Правде».
Начало: Тишина в лесу – это не только для охоты нужно, а и для всего: только в полной тишине местное население показывается из своих норок, дупл и всяких убежищ. В тишине однажды над моей головой пела птичка так чудесно, что я не посмел повернуть голову к ней, и она улетела, а я и до сих пор ни разу не слышал той птички и много раз пытался узнать у натуралистов, какая она, и до сих пор не узнал, ищу.
И вот однажды слушаю, слушаю, и кажется мне: она! Вдруг пионер в барабан ударил. Я скорее в куст. Пионер отбил барабанную трель, и начали для чего-то петь, рвать цветы, орать. Оказалось, это была их натуралистическая экскурсия. Это было давно, теперь, конечно, так не делают, но я, признаюсь, с тех пор и до вчерашнего дня...
Думаешь, это растет в тебе идея, убеждение в чем-то, быть может, обязательное для всех. А потом, когда напишешь вещь, оказывается, что это не убеждение было, а леса для постройки романа. Написал роман, и все убеждение исчезло, как мираж.
С некоторого времени я понял это и один свой самый главный роман задержал в себе на год, потом на два, на три, больше. Чувствую теперь, что стоит мне засесть на месяц, два, три, и напишу. Но мне страшно остаться пустым, и я пишу что угодно, очерки, маленькие рассказы, – чего-чего только не пишу, но только не тот свой роман.
NB. Помнить, что писание не надо откладывать, садиться, когда пришло в голову. И еще: впечатление от чего-нибудь не надо записывать впечатлением, сюжетом, а прямо же и оформлять.
«охота» (война ведь бывает после уборки хлебов).
1) Чистый платок (два для аппарата).
2) Белье.
3) Бензин налить и шины накачать.
5) Пирамидон.
6) Йод.
Лодку подкачать.
Весла взять исправить (взять подпилок).
Байдарочные
О пчелах. Сегодня учли остатки меда.
Они отдались будущему, и оно стало их настоящим.
И у нас, у людей, постепенно все начинают понимать будущее, и оттого оно постепенно становится настоящим.
«Настоящее» постепенно, как морская скала, подмывается, и каждый при этом чувствует, что наша эта вот жизнь, обыкновенная, пуста и не очень нужна и не в этом дело.
«Медный всадник», где поставлена проблема обывателя, содержит всю современность: Евгений = солдату Керенского, сказавшего: мое будущее? могила.
Идеализм – это вера в будущее. <Приписка: Дон-Кихот – идеалист.>
Реализм – это вера + действие, отчего «будущее» становится настоящим.
Вот некто высказал «идеальную» мысль привить современной нашей молодежи чувство уважения к <Зачеркнуто: Старшим> старикам: это было в идеале и казалось невозможным в действительности. Но Лебедев-Кумач написал в песне «Страна моя родная» одну строчку: «Старикам везде почет» – и вся молодежь, распевая песенку, переменила свое отношение к старикам. Каждый старик это знает по себе, и каждый благодарит Кумача. И я, старик, послав отдаленное приветствие Дон-Кихоту, крепко жму руку своему Дон-Кумачу.
«Идеализм» – не как философия, а как этика: идеализм донкихотский есть симпатичная устремленность в будущее.
Паня всю себя уложила в прическу, в платье, в платочек. Она явилась в таком виде, что я сказал Павловне:
– Это, пожалуй, ей было не меньше, чем написать мне роман.
– Какой тут роман, – ответила Павловна, – это полное собрание сочинений.
6–8 Августа. С Левой и Петей на охоте: Нерль («Выдра») и 8-го утром «Копнино» – вечером дома. Утки еще не на крыле. Иван-чай из красного превращается в белый. Брусники урожай, но еще не созрела, кое-где красные ягодки. Несмотря на жару, урожай опоздал (из-за весны).
Миля. На утиной охоте «Семино»: в тумане проплыли охотники, за ними гончая плыла. Все время потом вой. Мы увидели, отчего эти рыдающие звуки: плывя, выла, нос погруженный, и через воду выходил рыдающий, трогающий за сердце звук. Каждый жалел, и мы (Миля – толстая). Заключение: военные плывут, на носу у них Миля. – Товарищи, ваша ли это собака? – Они приосанились. – А вам что? – Ничего... А как вы ее зовете? – Керосинка. Заключение: у всех побывала, и все дали ей название, и всем она мила была, и всем ее жалко: керосинка, сковородка, Венера и проч., но наше название Миля, т. е. что всем мила, всем ее жалко, победило. И если вы поедете на Семино и услышите рыдающий звук, кричите «Миля»!
<Приписка: Какие жестокие люди, бросили, а какая милая: Миля.>
Туманы. Утро. Спешат по реке туманы, убегают, но им навстречу из протока другие, встретились, остановились, покрутились и стали подниматься наверх.
Ракушка. Животное как живой башмак по береговой веточке поднимается и тащит за собой свой дом и сходит на ряску, как на зеленый луг.
Наездники. Несметные полчища скачут по воде, не оставляя следа, по их быстроте видно, что они кого-то ловят и, поймав, наверно, едят. Кажется, без следа, но если вечером смотреть, когда приходят туманы и кажется, на воде дождь идет: тогда заметны бывают следы на воде и от наездников.
Ряска. Собралась в большой зеленый стол возле ивы и накопилась тут и за иву вся держится. Течение отрывает кусочки, дробит их, и они, зелененькие, плывут, но другие пристают и накопляются. И на этом зеленом столе располагаются ракушки-башмачки, наездники, комары стоят высокие, под ними полчища мальков. (В Загорске наблюдения над ряской: следы уток, а то окошко: рыба нос просунула).
Ссора. Ссорьтесь, друзья, даже и деритесь, только не делайте выводов.
Кулики. Летели на согнутых крыльях над водой и сели на столбики, за которые держалась верша.
Журавли... трудятся, вот зато и летят, тяжело, а все-таки летят над самыми тростниками.
Цапли. Они как взялись, так и летели все прямо и далеко, будто какие межевики воздушные решили, взялись разделить весь земной шар пополам.
Философия. Соединение всего во всё (символ) выходит, если в себе самом есть чувство Целого: тогда нечего собирать живущее в классы, виды, семейства: мы изучаем не классы и виды, а Целое, и все равно, какое существо бы ни попалось, всякое существо попадает в мою зоологию и ботанику, если оно помогает мне почувствовать Целое.
Водяная курочка.
Когда мы сказали «Водяная курочка», Аксюша рассмеялась: – Скорее в русалку поверю, чем в водяную курочку. – И сколько мы ни убеждали ее, она твердила, что водяной курочки нет.
Водяная курочка. Крикнули, трубанули, поднялись с ночевки журавли. Тогда шевельнулись тростники, и любопытная водяная курочка вышла к воде и прислушалась. Журавли еще крикнули, и она тоже по-своему. И я впервые понял этот звук: водяная курочка пытается тоже крикнуть, как журавли.
Тростники... в тишине смотрите на тростники и ждите событий: вот одна тростинка шевельнулась, кто-то ее толкнул, и другая рядом, и еще, и пошло, и пошло. Кто бы это был?
Кто может быть? Наверху: ветер, стрекоза и кто?
Стрекоза. Только голубая стрекоза может так сесть на водяную тростинку, что та и не шевельнется. А тяжелый Шмель шевелит каждым цветком.
Штыки. Туманы поднялись над рекой, и показались мокрые сверкающие штыки тростников.
Водяная курочка. И она крикнула, когда услыхала журавлей, и сама маленькая хотела крикнуть как журавли вовсе не для себя, а только чтобы лучше солнце прославить.
Трутни. Они как целое (т. е. все трутни, как весь союз писателей) созданы, чтобы оплодотворить Матку, и это их великое Надо. Но только один из всех это сделает, все остальные существуют как претенденты, и когда совершится оплодотворение, все будут заколоты. И так у трутней две правды: Великое Надо и свое Хочется, без которого жить нельзя, но которое получает оправдание, лишь когда будет достигнута цель оплодотворения.
Две правды. Цезарь грабит народы и раздает вещи, и этими вещами, охраняя их, живут люди, и им надо хранить, а Цезарю грабить все больше и больше.
Мои рабы. Мазай, Машка, Роль, ножик, лодка, велосипед, ручка и множество всего сделанного людьми, но самих людей я стараюсь не обращать в рабство и обходиться только друзьями.
Иван-Чай. На каждой бровке, где чуть обсохло, встает Иван-Чай, весь розовый, и с ним рядом пышная, как невеста в кружевном наряде, Медуница (Спирея).
Гать. Когда-то давно для подвоза дров к сплавной речке люди вырыли две канавки и между ними наложили кругляку. Провезли дрова и дорогу забыли в лесу. Но после людей на осушенных бровках между канавками встал высокий лопух, розовый красавец Иван-Чай и тоже высокая белая пышная Медуница. По теплому кругляку стал между Иваном и Медуницей разгуливать глухарь. В лесу глухариная аллея.
Быстрые звездочки. Когда открылась вода из-под туманов, то даже на следах наездников сверкали быстрые звездочки.
Воспоминание. Вечером, когда внизу темным неопределенным пятном скрывался лес в туманах, я вспомнил, как то же самое видел тому назад лет тридцать и что тогда я в этом почувствовал душу всего человека: это было мне тогда не лес и туман, а весь человек и его душа.
Наездники. Велика ли волна от наездника, но когда их тысячи и смотришь на их передвижение против солнца, то вся вода покрывается от волн их быстрыми звездочками.
Иван-Чай и Медуница. Эти цветы появляются, чтобы скрыть беду в природе от человека: на вырубках возле пней, остатков столетних сосен, по бокам деланной дороги.
Трескуны. Есть трескуны, взлетающие вверх как пожарные искры, – красные, и есть трескуны голубые. Красных больше.
Кузнечики. В жаркое лето и на сухих местах кузнечики, весь воздух наполнен их музыкой.
Смородина. На Семине поспела красная и черная.
Целоезнаменательно, если сохраняется в душе Целое.
...«когда мне были новы все впечатленья бытия»: человек так должен жить, чтобы эти впечатления всегда были новы. И это возможно, если сохранять в себе Целое, оставаться цельным человеком и не быть мозгляком.
Куропатки. Вышли в спеющий овес, побыли и убрались на вырубку. Тут мы их застали, и Боже мой, какой вышел у них переполох!
Талант. Талант не делается, с талантом рождаются, и это есть то же самое, что у животных называется «инстинктом». Наверно, каждый рождается с каким-то талантом. Когда я попал на свой талант, на эту способность все постигать, минуя учение, я обратился к Солнцу как к источнику жизни и прославил природу.
Штабели. От времени штабели стали клониться друг к другу, несмотря на распорки, когда-то между ними поставленные. И стали теперь, будто люди склонились висками друг к другу, а внизу паутинками соединили их пауки, и по распоркам перебегали трясогузки. И по деланной обратной дорожке роскошные лесные цветы Иван-Чай и Медуница.
Растения и вода. Растения крадутся, чтобы похоронить дело человека, еще незаметней и страшней, чем крадется прибывающая вода.
Умный гусь. Всех домашних птиц умнее гусь. Однажды я принес на свой двор злейшего птичьего врага: ястреба-тетеревятника с подбитым крылом. Индюк, не способный расстаться со своей важностью, попробовал поболтать над ним и раздуться, – так тетеревятник такого страху нагнал на него, что важность свою индюк забыл, сразу весь похудел и, тонкий, стал удирать во все лопатки. Петух после того начал было драться по всем правилам петушиной дуэли, и только над ним, чтобы ударить шпорой по голове, тетеревятник так клюнул его, что только пух полетел. Все это видел наш гусь. Он обдумал, подошел, поглядел сверху на чудище с яркими желтыми глазами и дьявольским клювом. Какой же вред мог ему на иной высоте принести бескрылый хищник? Но умный гусь был у птиц как высокий судья, не по себе он судил, а по вреду и, только раз один клюнув вниз, убил ястреба.
Дрова гниют в ожидании великой воды. Теперь, сгнивая, вокруг себя они дают такую буйную силу! Между ними вырос целый березовый лес, далеко перегнавший высоту штабелей. Так вот дрова вышли из леса и в лес возвращаются.
Елизавета Владимировна Трубецкая. Женщина эта, сохраняя детей, себя сохранила, и когда у нее мужа отняли, она о «смысле жизни» не задумывалась, жила по-прежнему вместе со своими детьми.
Охотник в душе. «Охотник в душе» – это то же самое, что ребенок в себе, а сохраненный ребенок в себе – это поэт (см. Талант).
Моя зоология. (Гости.)
Собрать (по «родству» или в отношении к Целому) всех знакомых существ в лесу и соединить их этой связью (отношение к Целому).
9 Августа. Отправлена «Серая Сова» в «ГИЗ», в «Молодую гвардию», в «Роман-газету».
на женщину, а ведет с ней многолетний роман...
10 Августа. На выставке. Плодожорка Большая биология с 28/VII на убыль
Не шла бы на те нектары, которые не требуются (уборка, просолка).
Соли – 50 гр. на ведро воды.
Кориандр = собачий ягель
Ваточник
Кавказянка
Собачьи уши
Пчела осыпается. 1–18 июля взяток.
Зашлепали медом – вот и прекратился перелет. Возбудительная подкормка = спекулятивная (возбуждается матка и от червяка). Березовый сок
Кострома – Судиславль –
11 Августа.
Непоказанные богатства. Соболь. 2) Бобр. 3) Лось. Пчела в СССР. Юннаты.
Пчела. Когда от гонений <Зачеркнуто: за веру> в царское время народ массами шел в какую-то счастливую страну Беловодье...
В Беловодье, счастливую страну, от гонений в царское время массами уходил народ. Но нигде не было такой страны, и беглецы-«кержаки» оседали в дебрях Алтая. Нет белых вод, но люди взялись за ум и стали сами создавать себе желанную страну. Они организовали себе на помощь миллионы насекомых. И в цветущее время июня с роскошных алтайских лугов пчелы стали носить бедным людям мед и создавать им здесь Беловодье.
– Вот видите, – сказал я сейчас на выставке, – пчела у нас работала на помощь революции, а где у вас можно это видеть? Пчела и погода – это одно и то же, а погода и ландшафт тоже в большой близости. А где это? Пчелы в горах, пчелы в долинах, пчелы на маленьких цветах, на огромных. Где это?
Кто больше приносит вреда, – тот, кто хвалится, или кто из лени к показу, из скромности затаивает сделанное? Ответ на это зависит от мотивов: если дело идет о выставке, о том именно, чтобы показать сделанное, то «скромность» тоже большой порок. Вот этим пороком на сельскохозяйственной выставке страдает павильон охоты и звероловства.
Деревья, обремененные плодами: груши, вишни, яблони склонились к самой дорожке, и люди проходят и, любуясь, повторяют:
– Какая красота!
По людям видно, что им довольно этого: «Красота!» и как будто мысли никто не допускает, чтобы протянуть руку, сорвать и попробовать. Они сыты самой красотой. Но я, признаюсь, я бы хотел и сорвать, и в то же время этого чувства мне стыдно, как будто я собственник – вор, а они настоящие хозяева, из которых каждый чувствует себя собственником всего.
<Зачеркнуто: Мои товарищи, пчеловоды из-под Костромы. >
Я смотрю всегда на пчелу как на счастье, то самое короткое счастье нашего северного лета, когда цветут липы и всё на лугах.
Заключение: Непоказанные богатства.
13 Августа. Вчера приехал из Москвы, с выставки (был там 10 и 11-го). Написал «Непоказанные богатства» и сегодня займусь статьей «Большая биология».
Павловна стонет: мороз поиграл у нее на огороде. Несмотря на солнышко, жарко-сухие дни, в природе началась осенняя грусть (из чего она слагается?).
14 Августа. Живем без дождей. Сегодня переписываю очерки «Выставка» и вечером поеду с ними в Москву.
Фотограф Прехнер – это Фауст. Стало, как я увидел его, понятно все о Фаусте, а до сих пор мало его понимал. Суть в том, что тут индивидуальная своя скорбь выдается за мировую, и это почему-то должно волновать всех. Как это далеко, как давно пережито!
Яркие личности в истории бывают только среди разрушителей. Искусство, поэзия, наука вне истории.
15 Августа. Труднее всего бороться со своим характером и всякими мелочами своей натуры и так их победить, чтобы...
Трудно очень заставить себя искать причину своей неудачи в себе самом, в своем характере, в своем поведении и сказать: это я сам виноват в своей неудаче. Но еще труднее, отделавшись от «я сам виноват», найти, наконец, причину...
16 Августа. Много у меня получается писем от молодых охотников, в которых они начинают восхищением от меня, а кончают вопросом: «Научите меня тоже так устроиться, чтобы тоже, как вы, ездить, охотиться, писать и чтобы такое свободное житье тоже признавалось за дело».
Ответ мой... одинаковый: «Есть такой час в жизни каждого человека, когда можно самому себе по своей шее выбрать хомут необходимости. Надо уметь воспользоваться человеку, самому надеть этот хомут, наденет – будет свободен, пропустит – на вас его наденут. Свобода – это если хомут по шее, а необходимость – когда он шею натирает. Так что, молодой человек, будьте начеку: успейте выбрать по шее хомут, и будете так же свободны, как я, и можете заниматься всем, чем захочется».
Хомут свободы. Моя свободная охотничья жизнь для иных молодых служит соблазном, они пишут мне часто: «Научите...» (см. выше).
Дом на колесах. Долго мне казалось, что верх свободы и счастья – это свой домик возле реки или озера, чтобы впереди вода, сзади лес. Много лет я высматривал себе такой домик и не мог купить: пришлось остановиться на Загорске, где есть лес, а вместо воды – близость Москвы, где тоже, как в воде, можно рыбу удить. Расставаясь окончательно с мыслью устроиться у воды, я закинул удочку в Москве и выудил себе грузовик, полуторатонку. На этом грузовике я устроил себе домик и получил возможность жить везде, где мне только захочется. Свой домик на колесах я назвал Мазаем в честь Некрасова с его поэмой «Мазай и зайцы». В осуществление некрасовского образа охотника, освободителя зайцев, я предназначил своего Мазая тоже к делу освобождения живых существ, начиная от себя самого и кончая навозным жуком, когда он лежит на спине и, не в силах подняться, беспомощно работает своими лапками. Если же мне иногда приходится убить кого-нибудь из живых существ, вальдшнепа, тетерева, гуся, то это не в счет: я не вегетарианец и ем мясо, а не все ли равно, мясник для меня убивает корову или я себе что-нибудь выберу по вкусу и сам убью. И потом это я, существо несовершенное, а Мазай служит только делу свободы в том смысле, как я об этом сказал, – чтобы у каждого хомут необходимости был по шее.
Члены моей экспедиции. Нас всего трое, я – затейник всего дела, сын мой Петя, много раз упомянутый мной в литературе. С малолетства он ходил со [мной] на охоту, и эта страсть не мешала ему спокойно окончить среднюю школу, окончить Вуз по своей охотничьей специальности (есть и такой Вуз в СССР!) и служить теперь селекционером в совхозе по разведению диких животных, соболей, лисиц, норок и т. д. Хотя Петя, как добрый сын, во всем старается мне подражать и в деле охоты давно меня перегнал, но я подозреваю, что он хотя и пишет дневник, хотя и фотографирует, в глубине души, как добрый натуралист, то и другое презирает. И я в нем это ценю больше всего, я тоже считаю, что если просто и по самой правде относиться к живым существам, то описывать их или снимать фотографии не нужно. И он не один такой, я знаю несколько знаменитых. Писать, - приврешь, снимать, – выберешь точку, чтобы показать не как есть, а как выходит красиво.
Художник Бострем, увидев меня, встал со своего места в вагоне и стал меня уговаривать сесть, а он помоложе и постоит. Он был не так молод, и я не так стар. Я не мог согласиться, стал отказываться и отступил к окну, чтобы там стоять. Но художник пошел ко мне, чтобы взять меня за руку и усадить. А в то время, когда он пошел ко мне и мы друг другу откланивались, здоровенный парень в бандитской шляпе сел на место Бострема. – Позвольте, – сказал Б., – это место мое. <Зачеркнуто: – Нет, – сказал бандит, – оно мое. – Но все же видели, я на нем сидел.> – Но вы же встали с него, – сказал бандит, – и хотели уступить другому лицу... А они... – он указал на меня – сидеть не желают: ни вы не желаете, ни они, а я устал, это место мое.
– Пожалуйста, – ответил Б., – если вы устали, сидите. – И, вежливо сняв шляпу, поклонился и отступил к моему окну.
Милка– это Семино озеро. Волжская Нерль вытекает именно из этого озера, и вначале река очень похожа на само озеро: тоже тинистое дно, тоже болотистые берега, заросшие тростниками. В ночь под разрешение охотников на Семино собирается столько, что на утку расчет гораздо меньше, чем на то, что...
17 Августа. Болею от московской жары (с 15-го) и от унижения от столкновения с бандитом.
Начинает формироваться уверенность в непобедимости СССР.
18 Августа. Читаю историю французской] революции и все больше и больше убеждаюсь, что мы вышли из кризиса и скоро все победим. (К истории эволюции моего политического сознания.)
То, что было «мужик» в нашем народе, что было прекрасным в «мужике», целиком заключается в детях. Мужик исчез, но в детях это все осталось.
Каждый ребенок стремится жить как ему хочется, и отсюда единый фронт против педагогов, которые указывают детям их Надо. Дело педагога – привить это Надо как можно с меньшей борьбой против Хочется. В наше время Надо прививается военной игрой.
Педагог, как и политик, пользуется непременно обманом (за-манивают детей).
19 Августа. Вчера после обеда грозовой ливень, а барометр его не показал. Леса всё курятся...
Об-ман: все обман, политика, педагогика, искусство: разный бывает обман, а все, что не об-ман. то правда.
Обман и Правда (рассказ). Вспомнил Клычкова и «Карла Маркса», и встала гоголевская Русь и сам Гоголь и. та мерзость, которую с колыбели знал, и тог обман, которым спасался от мерзости. Вот отчего вечно колыхалась душа, как будто мою испоганенную душу повесили для просушки на кол и она вечно колышется и дрожит на ветру.
В парах вчерашнего ливня теперь поутру носятся стрижи, и в дыму неугасших лесов где-то кричат петухи. И я чувствую в себе ту свою стрелу радости, которая спасала меня в тяжкие минуты.
Не о добре нужно думать, когда хочешь вспомнить старых революционеров... <Приписка: Не о добре думаешь, когда вспомнишь начало нашей борьбы за лучший порядок на земле.> И красота рождалась у людей, конечно, не в благоденствии... И первый человек в первый раз на небо взглянул, конечно же, в глубочайшей тоске, от омерзения на земле. И когда он увидел, что там хорошо, и вернулся на землю, то и тут на земле увидел небесное и этим стал жить, и этим стал спасаться от убийственной тоски и грусти своей.
Подхалим. Служил в Наркомате народного образования при царе и в советское время тоже там и служил 20 лет, только не в Петербурге, как раньше, а в Москве. И все 20 лет таился и ненавидел. Но однажды пришел на сельскохозяйственную выставку и вдруг одумался и понял, что ошибался: велик русский народ. В восторге вернулся домой, всю ночь не спал, думал и на другой день на службе начал работать по-новому. Однако его обращение не было понято, и все служащие в Наркомате признали в нем подхалима.
Умрешь – и забудешь. Но бывает у всех, забыл и живешь – это что? это значит то же самое: для того, о чем ты забыл, – ты умер. И так мы живем, забываем и умираем, и опять живем новые, не зная забытого. Только немногие вспышки бывают у отдельных людей: вспыхнуть, чтобы не забывали – и это остается, и складывается с другим, и скопляется богатство Незабываемого, культура человека.
20 Августа. Ездили на охоту в Александровку с Петей и Яловецким. Сдали Свата в натаску Мих. Мих-у. Чудная кличка «Сват». Достижения Яловецкого – Яловецкий как член моей экспедиции. Мих. Мих., когда на его вопрос, как зовут мою собаку, ответил, что Сватом зовут, задвигал ушами, как делает он всегда перед тем, как смеяться. Шевельнув ушами, он засмеялся и сказал: «Родни прибавилось». А через час в деревне все знали, что у дяди Михаилы на дворе Сват живет, и мальчишки везде кричали, весь воздух был наполнен их криками: – Сват, Сват, Сват!
Человек должен был охотиться, прежде чем заняться приручением животных и делать их домашними. Этот исторический процесс повторяется часто в отдельной жизни современного натуралиста: огромное большинство натуралистов начинали охотой, а кончали охраной дикого зверя и его приручением.
22 Августа. Появление пчеловода Решетнева Петра Тимофеевича. Приглашение на 5-е в Бутово. На 28-е – Вас. Федор. Шалагин. Переделка статьи «Большая биология». Предисловие к Саджо. Разрежение политической] атмосферы, разрешение разговора с Огневым: «А я держусь другой ориентации». Совершилось то, что надо, и мы пришли к тому, к чему нам надо было прийти.
23 Августа. Есть ли у нас люди, которые не радуются тому, что война миновала? Конечно, есть. (Надо вспомнить и перебрать.)
Мазай или Падун?
Ив. Ив. – семьянин, ею поглощен и ею счастлив. И его дядя одинокий, разговаривает с животными, коровы шли, одна захотела напиться – одну попоил, и другая – другую, и третья – нельзя же отказать, да так и напоил все стадо.
Вот дожил до старости и только теперь понял, как смотрят на женщину те, кто хочет выбрать себе жену. Этого у меня никогда не было, потому что женская близость поднимала во мне «неизвестно что».
В такой тишине, когда без кузнечиков в траве, в своих собственных ушах пели кузнечики, с березы, затертой высокими соснами, желтый листик слетел. И я, один только я на всем свете это видел и принял в себя это лесное событие и стал за судьбу этого листика. Не так просто падал этот листик – это паук сел на него, и от тяжести паука сорвался лист. А паук знал, что делал: ему надо было без затраты усилий спуститься вниз.
Десятки лет я это чувствую и не могу выразить чувство. Бывает, в лесу коснется меня что-нибудь, и я обращу на это внимание, пожалуй, удивлюсь и обрадуюсь, и тогда мне хочется это личное событие связать с жизнью всего леса, а может быть, и всего мира, всего Целого. Я делаю усилие, но не могу связать, и мне кажется, что не хватает у меня для этого знаний. Я заводил знакомство с профессорами, спрашивал их в лесу: – Неужели вы можете в любой час в лесу, вспомнив всех своих млекопитающих, сказать, где они в данный момент, чем заняты? – А какое, например, млекопитающее? – спрашивал профессор. – Какое только в голову придет; вот, напр., что делает сейчас землеройка, можете мне об этом рассказать? – Есть разные землеройки, – ответил профессор, – если вы думаете о нашей обыкновенной, то она в основном ведет ночной образ жизни, и, следовательно, надо полагать, что сейчас она находится в состоянии покоя. – А где? – Ее обычное место пребывания...
Не то, не то! Не в землеройке дело, а в связи ее с Целым, не как она узнана как отдельность, а как она показывается сама и в тот самый момент показывает собой весь мир в своем образе.
24 Августа. А еще есть чувство, как и родственная связь, это чувство постоянства: как будто в сознательном повторении (ритмическом) чего-то можно найти свое счастье. Так, бывает, встанешь ты рано, выйдешь на росу, станет хорошо, и ты скажешь себе: буду каждый день так выходить, и будет навсегда хорошо. (Молитва.)
А еще есть у меня, назову это «подвох»: привыкну к какой-нибудь технической операции, тысячу раз повторю ее, она войдет в кровь, и вот на 2000-м разе вдруг оказывается, не помню ее, на мгновенье станет, как будто я этому никогда не учился, а мгновенья довольно, чтобы погибнуть.
Чувство 1-го взгляда художника то же и у законодателя мод: он увидит первый, захочет – и весь женский мир наденет голубые береты.
Я высказал «отцу» сожаление о антирелигиозной пропаганде.
– Надо же, – ответил он, – бороться с предрассудками.
– Если, – сказал я, – отбросить все предрассудки, то останутся евреи и семинаристы.
Роса невелика, пауки не работают, кричит желна, и над скошенной травой летают бабочки-подёнки.
И еще чувство: все собрать в родной уголок.
Если я чувствую согласие своего духа с народным, то я, конечно, только радуюсь и не завидую гению. Как дитя своего народа, я знаю: в народном организме в моменты великого напряжения всегда находится щелка, через которую радужным пузырем выдувается гений.
План: 25 утро Москва, 26 – выставка – 27 – утро статья о зверях, вечер – домой.
Взять «Лада», черновик «Звери».
Приручение животных – приручается сам человек.
– Здесь!
Мы стоим на двух противоположных сторонах. Никому из нас нельзя стронуться с места, а то за кустом.
– Кто это, как ты думаешь?
– Я думаю, черныш...
– Здесь!
<Приписка: Не вылетает.>
– А ты что думаешь? – спросил Петя.
– Я думаю, – это глухарь: велик...
Что-то скользнуло – и ускользнуло: было? не было? А на том месте, где было, стоит здоровенный гриб боровик.
Лада понюхала.
– Неужели?
– Вздор.
…
Вздор! Кто-то скользнул.
– А кто?
И опять пошли догадки, только в другую сторону: если бы глухарь, мы бы услыхали взлет – не глухарь. Если бы черныш – тоже бы захлопал. Нет, не черныш. И не гадюка, и не еж, и не вальдшнеп, и не куропатка. – Может быть, заяц? – Но если бы заяц, то он бы за столько времени непременно оставил бы свои орешки. – И не волк – у Лады бы шерсть поднялась. – И не барсук, не лось. <Приписка: Заяц – шарахнется.>
Кто-то неслышно скользнул. Кто? мы так и не узнали. И с тех пор каждый раз, когда я прохожу мимо этой ели, раздумываю: нижние ветки поросли зелеными бородами. Кто там живет – кто?
Так я никогда не любил женщину.
Но есть и другая любовь, – это любовь первого глаза, где женщина только невеста, и вот это мое любить как невесту... <Приписка: Когда за невестой ничего не видишь.>
Есть в моем характере (и Леве передалось) в минуту бешенства вдруг одуматься и рассмеяться над самим собой.
Визит в «Известия» к Селеху.
– первейший дурак, вся ценность его в том, чтобы «не пущать», то, что само собой выходит у немцев.
Спор из-за пчелы.
Пчела пошла в литературу.
«Мир без аннексий» – тезис революции. Антитезис: «Идеологические и политические разногласия не должны и не могут помешать добрососедским отношениям».
Рассказы с выставки.
Мой стыд остался с умершими: там мои свидетели.
27Августа. Возвращение в Загорск. Беседа с Бостремом. Неожиданное появление Вас. Федор. Шалагина.
О событиях думает интеллигенция как о перевороте. Напротив, простой народ не придает значения, считает очередной хитростью, обходом наших большевиков: и что никогда они от себя не [откажутся] и своего не сдадут. Последнее является выражением отчаяния.
– Но ведь народ создал это положение?
– Народ тут ни при чем – т. е. 1) что «народ» как наличие живых здоровых творческих сил тут ни при чем 2) и что такой «народ» есть.
Коля (тоже деревенский парень) покинул деревню, и партия стала ему родиной.
Вася получил орден за пчелу и остался в деревне душой. Оба чем-то похожи, хотя на разных концах.
– это великое богатство, великие возможности: мы просто не знаем.
Две трубы. Нектарники открыты (подробное описание погоды, когда бывают открыты нектарники). Шум от улетающих с пасеки и прилетающих пчел. А приглядишься, укрыв от прямого солнца глаза, и видно: две темнеющие в лазури трубы от пчел летят туда и сюда и шумят.
Чувство богатства земли = жажда жизни.
Промакадемия как средство разрешения трагедии вызванного из земли духа: стахановец хочет быть богатым, но ему это нельзя позволить, вместо этого учится на чиновника: «надо быть образованным» – и Шалагин будет учиться у дочери (кончила 7-летку) арифметике.
Бурундук. Бурундук всю осень собирал орехи. Потрудился, хотел отдохнуть. Полетел снег. В последний раз он пошел за орехами. Пришел медведь, стал драть склон, выкапывать запасы бурундуков и есть. Так дошел до нашего, выкопал орехи, поел, ушел и по-своему отблагодарил матушку-землю. <3агеркнуто: поел и ушел и после себя оставил две кучи, поблагодарив тем самым землю, наградившую его орехами.> Бурундук вернулся и увидел две кучи.
Два пчеловода: Ив. Ив. и Шалагин, один рвет старые нитки и говорит: надо делать прочно, хорошо, по-новому; другой оборванные нитки связывает и говорит: а если не из чего делать новое, так и с этим надо же как-нибудь жить.
29 Августа. Охота с Шалагиным под Новым.
Три пчеловода. 1) Санька (Взяток). 2) Ив. Ив. (оба пчел давили, не считаясь с отдельной пчелой). 3) Шалагин: не от характера пчел, а от того, что давили отдельную пчелу.
Малина. Такая сушь, такая жара, что лесная малина как была на ветках, так и засохла. Так и не надо было малину сушить на зиму, мы собирали сухую малину.
. Не то интересует, чем я отличусь, а то, чем я, отличник, соединюсь с другими: вот взяток.
В чувство Целого – входит и чувство общего: кажется, если это мне дорого, то и всем должно быть дорого.
Братья по духу. – А почему же мы братья по духу: вина не пьем, разве только что мы оба охотники.
– И охотники, – ответил Родион Сергеич, – и что вместе летали по воздуху на одной оглобле.
«напоказ».
Поэтическое чувство исключительно редко выражается в слове. Поэтом можно быть в разных делах: поэзия часто входит в общий состав движущих сил. И кто был поэтом в своем деле и не знал этого, тот лишь после, когда расстанется с любимым делом, вспоминает о нем как поэт. Так что можно жить поэзией, не сочиняя стихов и рассказов.
Показательный улей. На пасеке мы обратили внимание, что показательный с нами, но извинилась тем, что улей этот показательный. Она думала, очевидно думала, что показывать и делать – это разные вещи.
– Вы, вероятно, пчеловоды? – спросила она. И когда мы ответили ей утвердительно, она опять повторила:
– Совершенно верно – товарищи пчеловоды – улей должен делаться из пористого дерева, но это – показательный улей.