• Приглашаем посетить наш сайт
    Горький (gorkiy-lit.ru)
  • Пришвин.Дневники 1905-1947 гг. (Публикации 1991-2013 гг.)
    1940. Страница 5

    27 Апреля. Приехала к нам жить Нат. Арк. Встреча матери с дочерью вышла хорошая, и я был очень доволен, потому что я же все устраивал.

    По случаю гриппа у Ляли в церковь ночью не пошли, но Л. перед образницей при лампаде прочитала пасхальные молитвы. Во время чтения я думал, очень довольный, что вот какой беспорядок был у меня в жизни, какой хаос в душе, сколько путаницы в голове, а пришла Л., и вера приходит, и мысль, и постепенно все вокруг становится на свои места. И я теперь думаю, что, наверно, так должно быть у всех, если придет настоящая женщина. Только очень трудно, очень много или сильно надо жить, чтобы дойти до этого настоящего. На приход такой женщины надо смотреть почти как на Страшный Суд для тебя лично: все лишнее должно сгореть, чтобы осталось в тебе одно настоящее, и ты этим настоящим своим мог бы встретить настоящую женщину.

    На 3 Мая назначил я приезд сюда Аксюши, хочу ее взять сюда, но боюсь, что она уже решила совсем уйти от нас. Как бы там ни было, но с ней уйдет от меня что-то очень хорошее. Трудно монашке в таком, как возникло у нас, положении, но по существу она очень хорошая. И тоже надо помнить о Пете, что он любит меня. Если разобрать поступок Ефр. Павл., ее слепое нападение на меня во имя какой-то ее «любви» и последующее снижение до блокады моей квартиры и крестьянской материализации своих требований, то все ее поведение до крайности напоминает взрыв наш революционный в 17 году и порочное снижение идейное. Надо полагать, если заплатить ей тысячу р. в месяц, она удовлетворится Бахметьевской улицей.

    Начинаю до крайности ясно разбираться в судьбе Ляли. Попади она только на путь искусства, - была бы она интересная большая артистка, и никто бы слова упрека не сказал бы за ее многообразную любовь. Но случилось из-за революции, что из-за катастрофы в ее биографии она вступает на путь искания «достоверного» и заключается в сфере любви в самом широком смысле слова. Тогда через высокие требования любви и жажду любви настоящей, все искусство, весь быт человеческий и даже вся земная жизнь в ее сознании попадает в сферу недостоверности. Будь она «чудачка», так бы она и жила чудачкой, но она интересная, жила нормальной жизнью, и вот из-за этого она летала в жизни, как ласточка над водой: ласточка касается воды крылышком - внизу кружок на воде, Ляля коснется жизни - роман.

    28 Апреля. Светлое Христово Воскресенье. Холодно, чуть зеленеют лужайки, медленно одевается земля, мало поют птицы. Утром далеко ходил в лес и у Ляли этим возбудил подозрение - не потому ли я начинаю в лес ходить, что приезд ее мамы и суета возле праздника ослабили мою любовь к ней? Вечером в постели долго об этом беседовали.

    С этого дня, или с приезда Нат. Арк., начинается какая-то новая фаза моего романа: спокойствие брачных отношений в собственном смысле слова, рост потребности закрепить свои позиции в более глубоких очагах ее души, ясность зрения в сторону необходимости самого дела любви, какой-то черной работы для этого.

    Ляля решила завтра взяться за работу - и хорошо.

    29 Апреля. Валил снег, валом валил. Тучи ходили громадные, мрачные, и вдруг переменилось лазурно, и опять солнце показывалось, и снег так валил при солнце, будто там, на крыше неба все дворники разом взялись за лопаты. Через каждые десять минут менялось небо и расцвечивалось и синим, и красным, и розовым, и зеленым. Даже Ляля сказала мне: - Представь себе такую нелепость: у меня есть платье голубое и с розовым.

    30 Апреля. Утренняя запись. Не люблю дачников за то, что они живут так, будто природа существует только для их здоровья. Но если Нат. Арк. ждет тепла и зеленой травы, то это совсем другое: столько перестрадав, человек имеет право ждать от природы, требовать и брать ее лучшее. Но не только от природы, и от вещей человеческих нужно ждать, чтобы они тоже служили тем, кто настрадался до того, что они стали ему пристойны.

    Казалось бы, на этой почве и возникло это восстание пролетариев, и на этой почве права измученного человека на материальную жизнь создалась эта идея счастья человека на земле. Но почему же идея так исказилась, что это «счастье» всякому порядочному человеку теперь стоит как кость поперек горла? Ответ из моей книги «Журавлиная родина»: «Потому что в советской власти вечности нет»99.

    Наша идея («НИ») между прочим содержит в себе эту идею насыщения голодных и утоления жажды всех страждущих. Только исходит из глубочайших основ духа и бытия, где совершается все творчество жизни. А советская идея - только из претензии покидаемой духом материи. «НИ» происходит не от нас только, но наше участие в ее развитии должно состоять в том, что мы заключим в нее современность, что мы из области философии переведем ее в жизнь.

    28 вечером 1-го дня Пасхи, когда уже было и «можно», я с огорчением не нашел в себе желания. Сегодня нет-нет я об этом вспоминал, и вечером опять у меня желания не было, и тем ласкам моим Ляля не отвечала. Я хотел было это свалить на нее, но оказалось, что Ляля вообще отвечает лишь моему желанию, и что, значит, причина во мне. Ничего тут нет особенного, и зависит не от нас, и не относится прямо к делу нашей любви, и наладится непременно: дня три разлуки - и все. Но я принял в себя через это неправильную тревогу за нашу любовь и ничего Ляле не сказал. Она же все прочла в моих мыслях и потребовала от меня постоянной искренности, постоянной правды в наших отношениях, именно в том, что у нас общее. Тут не должно быть ни малейшего уклонения. Мы не властны в своей чувственности, но мы властны в деле нашего душевного отношения к нашему общему делу и обо всем должны друг другу открываться. Она так долго, так страстно долбила и вдалбливала в меня эту свою мысль о необходимости полнейшей искренности, что, наконец, меня проняло, и я обещался ей вступить на этот путь полнейшего контроля своих отклонений. Потом и ночью было это, вероятно, во сне, что-то во сне, как в земле совершилось, и утром, когда я пробудился, вырос в душе моей какой-то чудесный цветок, и мне ясно, как в это ясное морозно-белое утро был виден весь путь мой в любви до далеко вперед: я понял, что путь мой был через сердце Ляли к Богу и что мое отношение к ней должно быть точно таким же простым и собранным, как стало получаться у меня на молитве в отношении к Богу. Так поднялся из моей ночи в это светлое утро из души моей цветок, и, чувствуя его в душе своей, я принес из колодца ведро свежей воды, поставил самовар и умылся, и взял молитвенник Олега, и читал утренние молитвы так, чтобы они проходили к Богу через сердце Ляли.

    Избушка Толстого.

    С тех пор как Ефр. П. начала меня невыносимо пилить, а это было, когда жила у нас Зоя (в 1932 году), я стал усиленно искать себе где-нибудь в глуши избушку, чтобы купить ее и поселиться в ней одному. Много я пересмотрел везде избушек, уединенней всех и красивей была изба в д. Спас на Нерли. Только случайно я не купил ее, и потом все так обернулось, что желанная «избушка Толстого» превратилась в квартиру в Москве. Предусмотрительно я выбрал квартиру себе так высоко, чтобы Е. П. не могла в ней жить (на советские лифты нельзя же надеяться). И так я устроился, и дал Е. П. дарственную на Загорск, и стал жить в этой «избушке» хорошо, собирая в нее родных с Е. П. во главе два-три раза в год. И вот налетела буря и разнесла созданное мною с таким трудом уединенное жилище. Я снова очутился в деревенской избе, но со мной теперь была Эль, и я понял, что не избушку я искал, а большую любовь. И ясно-ясно увидел я бедного Толстого, не знавшего любви, не понимавшего, что ему сердце нужно было, а не избушка.

    Есть огонь, в котором сгорит все недостоверное, как на Страшном Суде, и никому нет спасения от этого огня. Этот суд приходит людям, когда они становятся друг перед другом в отношении к Истине. И вот, чтобы Толстому достигнуть бы заветной избушки, ему нужно было бы стать к другому человеку в отношении к Истине, тогда бы сгорел Лев Толстой со всеми своими претензиями, и остался бы не вздутый реформатор, а сам Толстой, какой он есть.

    После чтения записи.

    Ляля, когда я прочитал ей запись, очень растрогалась, радовалась, что я открыл секрет постоянства нашего чувства, говорила, что с Олегом у них было точно так, и только предупредила меня, что это очень трудно, и могу ли я...

    Ляля вышла на прогулку после гриппа, мы наслаждались березами, полными сока, и когда я говорил, что пахнет березовым соком, она вдыхала воздух, догадывалась и говорила: - Я все знаю в природе, мне все знакомо, только я не знаю, что от чего происходит и как называется. Я рада, что ты со мной и все знаешь.

    После утреннего большого подъема любви Ляля стала мне как будто беременной, и я вел ее под руку осторожно с редкими словами. Я не очень верю ей, что она, если то или другое, перестанет любить меня: она сама не знает, что будет, если... И самое «если» возникнет не как реальная угроза, а как физиологические условия развития чувства.

    Путь наш был не проторенный, не дорожками...

    Аксюша прислала хорошее письмо, и если это не очередная дипломатия, то она у нас будет служить и будет очень хорошо.

    Наша работа над дневниками в полном ходу, и материалы притекают по трем руслам: 1. Большой дневник, как форма нашей идеи. 2. Малый дневник для «Нового мира» и для 5-го тома. 3. Рассказы, «Фацелия» и «Календарь».

    Вечером пришла моя страсть, и я жил, и ни малейшего не было в чем-нибудь мне упрека за нижний этаж.

    1 Мая. Ночью в перерыве объятий и неотрывных поцелуев она что-то вспомнила и не ответила мне на мою ласку.

    - Вспомни, - сказала она, - что за все время нашей любви ты не принес мне цветка.

    - А ты вспомни, - ответил я, - до цветочков ли было тогда: сколько мучений.

    - Я не меньше мучений испытывала, а хорошо помню, что у тебя на сером костюме на рукаве не было пуговицы и носок на пятке был протерт...

    - При чем же тут цветок?

    - Не цветок нужен, а внимание... я видела, что ты живешь без ухода, мне становилось тебя жалко, мое внимание открывало брошенного человека, и мне хотелось помочь тебе, хотелось одеть тебя, вымыть. А ты не хотел заметить во мне женщину, чтобы принести ей цветок, как делают все.

    - Миллионы женихов твоих, - ответил я, - не могли бы написать таких писем-поэм, какие писал и приносил я тебе вместо цветов. Ты с этим согласна?

    - Согласна. И все-таки я тоскую сейчас, что ты, мой любимый, не сделал как все, не принес мне цветок.

    - Позволь же, - сказал я, - вчера же утром, когда ты встала, я рассказал тебе о том, что этой ночью во сне, как в земле раскрылось брошенное тобой в мою душу семя, и за ночь из него вырос цветок необычайной красоты, и я понял секрет нашей дружбы до гроба: что надо быть правдивым с тобой до конца и ничего не таить. Помню, как ты плакала от радости на моем плече и благодарила за мой цветок. Это ли не цветок, не лучший подарок тебе?

    - Давно, - ответила она, - один юноша, неземной, может быть, и святой, обрадовал меня так же, как ты. А теперь так никто бы не мог, ты мой единственный...

    - Единственный, я это знаю, но так почему же ты, понимая, какой цветок я тебе подарил, вспоминаешь о каком-то обыкновенном ничтожном цветке?

    Она долго молчала. Но потом собралась с духом и ответила:

    - Я это знаю, что ты единственный мой, и цветок твой единственный, и чудесны поэмы твои для меня тоже единственные: ты мне доказал себя, как единственного, душа твоя мне открыта. Но ты забываешь, что я женщина, и каждый принес бы мне обыкновенный цветок. Но ты на это мало обращаешь внимания, и мне грустно, что ты не принес мне, как сделал бы каждый, обыкновенный цветок, что лучшее в мире, то, из-за чего длится жизнь на земле, то, что в тайне души все ждут и на что надеются, наша страстная и святая любовь, у нас с тобой прошла без цветов.

    Погрустив немного с подругой своей о цветке обыкновенном, мы вспомнили, что сегодня первое Мая и в лесах теперь есть наверно много первых цветов.

    - Не нами, милая, - сказал я, - созданы эти мучения, из-за которых я забыл обыкновенные оранжерейные цветы, воспитанные людьми. Признаюсь, что за время революции, за 23 года, я потерял форму воспитанного человека. Не вини меня, не нами созданы эти мучения. Но в леса теперь для нас послано много цветов, мы скоро будем ходить по цветам, как по коврам.

    Ляля сидела за столом возле зеркала и выписывала из моего дневника ценные мысли. Я сидел за тем же столом напротив, занятый той же работой. Я любовался ею как всегда и радовался, когда она находила в моих писаниях что-нибудь ценное. Вот я заметил в ней перемену на лице и какую-то мою мысль, прошедшую через ее сердце в глаза.

    Я понял, что она мысль нашла какую-то, такую, наверно, что мы оба разными путями к ней подошли, и через эту мысль оба соединились в одно существо.

    Я это понял и ожидал ее откровенного признанья. Но, блуждая где-то далеко своей мыслью, она заметила бумажку, приколотую булавкой к стене под зеркалом. Заметив эту бумажку, она быстро карандашом сделала на ней отметку.

    - Что это, - удивился я ей, - ты записала какую-то мысль?

    - Нет, - ответила она, - я вспомнила, что хозяин отвесил нам сегодня 12 кило картофеля и хозяйка дала 3 кружки молока: я записала.

    - Но ведь ты же перед этим сказала, что тебя поразила какая-то мысль?

    - Милый мой, - ответила она, - я тебя так люблю, и мысль моя такая большая, что запись о картофеле ничуть не помешала.

    Я ее понял и ответил:

    - Я тоже никогда не расстаюсь с большой любовью к тебе, когда целую твои колени.

    Вдруг мне блеснуло, что Александр Вас. поповского происхождения, и вся беда в его романе с Лялей, требовал от нее только семейственности и труда, не возвышаясь до искусства, до поэзии. Мне вспомнилось, как Розанов на это мне говорил, не то где-то написал о том, что духовенство наше бездарно в отношении поэзии100.

    Когда я об этом сказал Ляле, она вспомнила одну свою рубашечку ночную, столь изящную, что мужу своему Алекс. Вас. она так и не посмела показать: перед ним ей было стыдно.

    Оторопь перед спящей красавицей, охватившая Ивана-Царевича перед тем, как ему надлежало ее разбудить, есть и у животных, и очень возможно, человек из этого момента физиологической любви сделал всю человеческую любовь, и на этом возникла культура целомудрия.

    Ляля очень обрадовалась моей мысли, поддержала ее, и я продолжал:

    - Ты по существу женщина той первой природы, охватывающей в то же время и все фазы земной любви, а от тебя муж твой требовал только семейственной любви, родовой.

    2 Мая. Ясно. Мороз. Позеленение лужаек. Сухо. Нет никаких цветов. Вчера на солнце, когда хорошо разогрело, везде в лесу растаял накануне выпавший снег. Только не успевало скоро растаять в тенях, падавших от деревьев: в лесу везде в это солнечное утро от деревьев падали белые тени.

    Это было тому назад недели две, когда в лесу было много снега. Было как-то зимой, по лесной опушке глубоко осаживался рыхлый снег, прошел наверно с большим трудом человек. Эти следы сильно расширились при таянии снега, после того, как весь снег вокруг растаял, оледенелые огромные остались тумбочки по всей опушке леса. Следы гигантского человека еще стояли по всей опушке, когда уж и бабочка-лимонница зашевелилась под старой листвой, когда прилетели трясогузки и зяблики. Одна трясогузка даже уселась на след и с одной ледяной тумбы зачем-то перелетела на другую.

    - А что, - сказал я, - сам-то человек может быть и умер давно?

    - Очень может быть, - ответила моя спутница. - Сам человек умер или жив, в том и другом случае не знает ничего о своих следах и не интересуется ими.

    - Вот, - сказал я, - только тем писатель отличается от всех, что интересуется своими следами.

    Ляля сказала мне ночью, что я заметно глупею. В ее шутке всегда в основании правда и ложь - затем, конечно, и шутка. Но сам я пока ничуть не замечаю следствий медового месяца. Напротив, чувствую большое скопление писательской охоты. Некоторая же видимость поглупения относится к привыканию. Мы так начинаем все привыкать друг к другу, что даже угнетенная Нат. Арк. стала петь и шутить.

    я развожусь, и если она не выедет и не согласится добровольно уступить, подаю в суд.

    Аксюша в слезах топила своего необходимого в таком деле плута, растрогала слезами моих дам, они жалели ее, уговаривали жить остаться с нами, обещались навсегда принять в семью. Все налаживалось, но затем разговор о том, что Лева и Петя ездят на моей машине на охоту и вообще весело живут.

    - Не унывают, - сказал я.

    - А что же, вы не охотитесь?

    - Не до охоты мне, я удивляюсь им!

    - А какой вы были свободный, - выпалила Аксюша, - помните прошлый год в это время мы встречали весну на Нерли?

    - Теперь того нет.

    - Паутиной опутали вас, - сказала А.

    - Кто же меня смеет опутать?

    - Паук!

    Этой шутки не выдержала Ляля, бросилась из дому, я за ней, искал в неверном направлении. Когда же вернулся, она была дома.

    В общем, конечно, в нравственном смысле Аксюша наших дам перехитрила, но к суровому моему ответу очень приходится этот соус гуманности. Л. рассматривает приезд Аксюши, как их капитуляцию. Я для этого приезда и поведения Аксюши нахожу два решения, либо 1) Аксюша колеблется, потому что ей хочется жить с нами, а там обещают ей отстоять комнату, и она займется, напр., шитьем одеял. 2) В плане идеальном, возможно, Аксюша поставила Е. П. на религиозный путь и на этом пути обрела к ней привязанность и убеждение в ее справедливом пути. Это я на всякий случай так думаю, без идеального плана скучно и жить на земле, и мыслить.

    3 Мая. У Ляли бронхит такой сильный, что она часами подряд кашляет. И чем сильнее она болеет, тем больше возбуждает у меня к себе любовь...

    На тяге. Надо так писать, чтобы радовался не только сочувствующий, но чтобы и мыслящий говорил: хорошо.

    Все лучшее, чем Ляля доказывает Аксюше, как низшей, с высоты своего действительно высшего существа, падает перед Аксюшиным сознанием, как ложь, обман и хитрость. Христианство Аксюши располагается, как и у Ляли, возле человека, но люди у Аксюши разделяются резкой чертою на своих (родных, кровных) и чужих; и христианство у Аксюши служит именно в отношении своих и близких. Эта религия рода, кажется, является самой сущностью поповства, общей сущностью своей с [еврейством] (Ветхий Завет). Напротив, Ляля оставляет своих, и если тоже и любит своих, то лишь поскольку в своих видит человека. Аксюша в своих аргументах опирается на кровь, Ляля -на слово. Вот почему, глядя со стороны, видишь, как Ляля рассуждает и доказывает, в то время как Аксюша заливается слезами, не имея слов в ответ, не веря словам. Слезы у Ляли возбуждают чувство, она все любовней и любовней доказывает и целует, в то время как Аксюша, прикрытая слезами, взвешивает слова и поцелуи, как хитрость, обман, и, наверно, ненавидит это, и точит ум. К счастью, по доброте и глупости она проваливается и обнажается, а вот Ефр. Павл., та стоит на крови, умная и решительная. У них союз на крови, у нас в духе.

    Еще на тяге.

    Существует ли Бог?

    На такой вопрос я всегда отвечал «да», и в том смысле, что если шансы «за» и «против» одинаковы, то надо обращать их в пользу подсудимого. И оттого я всегда при неясном вопросе, существует ли Бог, отвечал: да, существует. Что же касается себя самого, ставлю я сам перед собой и для себя этот вопрос, я отвечаю, что никогда не ставил и обходился, как думаю, в жизни с Богом, не спрашивая о Нем и не называя Его. Теперь же, когда я полюбил Лялю, то на вопрос о том, существует ли Бог, отвечаю: раз Ляля существует, то, значит, и Бог существует. Я могу еще и лучше ответить на этот вопрос: раз я в любви своей к Ляле чувствую вечность, значит, Бог существует.

    Соответствие наших этажей этажам группового сознания, напр., по крови и по слову.

    Первый расцвет ранней ивы. В полной тишине услыхал разговор каких-то людей, наверно, охотников, среди которых кто-то очень басил. Через некоторое время я пошел в ту сторону, и, сделав несколько десятков шагов среди серых кустов, мне как видение стала ранняя ива в желтых цветах. И что я думал издали «басили охотники» - это, оказалось, вблизи гудели шмели.

    «Сядем или не сядем?», - довольно этого, чтобы Ляля волновалась, трепетала. Два вывода: 1) надо быть к ней внимательным, 2) женщина так же изменчива, как природа: изменчивость лучшее свойство женщины, измена - худшее. Приехали на Бахметьевскую, поужинали и вдруг как из пушки: Павловна уехала вчера (3 мая). Капитуляция или НЭП?

    В 11 вечера мы на Лаврушинском и возвращаемся к тому времени, когда мы были на «вы» и становилось неловко говорить «ты»: середина романа выпала. Ночью мы середину выпавшую так заполнили, что утром 5-го встали более близкими, чем были в деревне. И, несмотря на все бывшее ночью, смотрели друг на друга ясными глазами.

    - А если бы, - говорила она, - делали что-нибудь против природы и Бога, то как бы я теперь могла прямо глядеть на тебя?

    5 Мая. Утром сходили в ЗАГС, и я подал заявление о разводе. Устраивали вместе литературные дела. В Кремлевской аптеке администратор оказалась моим читателем, и когда я об этом сказал Ляле, то она вдруг накинулась на меня: «Так отчего же ты у нее не попросил порошки?» Она объяснила это моим невниманием, привычкой жить для себя и ни о ком не думать. (Аксюша: Каким свободным вы были человеком, Михаил Михайлович, как ребенок!) Я же подумал с ужасом о душевном состоянии столь гордой женщины, столь достойной этой гордости собой, сознания собственного достоинства и вынужденной практически использовать внимание сочувствующих ей людей (друзей). Горько стало мне думать о себе. Она же мyе сказала: - И я была точно такая же, как ты, но пришлось ухаживать за мамой и выучить себя жить не для себя.

    Вечером были юристы, Попов Валентин Филимонович, поклонник Ляли, и другой. Попов берется устроить развод и раздел. Ездили в Загорск. Ляля сказала, что я имел измученный вид и до того, что она страдала за меня и любила - как маму? -«Нет, та любовь от страдания, эта от радости». Мне же в этот вечер вспомнилась Валерия, какой я встретил ее в обществе, и себя за столом в первый раз. Она до того всегда внутри себя, что при соприкосновении с обществом нервы ее не выдерживают, и она «выходит из себя». Состояние до того мне знакомое, что я смотрел в нее и понимал как себя. Зато внешний вид ее, как пережившую глубокое чувство и борьбу, был прекрасный, она была охвачена тем лучшим в женщине, что хочу назвать изменчивостью, за что я и люблю неодетую весну: изменчива не по дням, а по часам, но неизменна в общей радости.

    Любовь - бремя и любовь - понимание.

    6 Мая. Радуница (вторник после Пасхи). Поминовение усопших.

    Развод через ЗАГС.

    Как ездил Валентин Филимонович Попов к Ефр. Пав. и как он попал в положение Разумника: «положение грозное».

    14 Мая. Я правил машиной. Ляля сидела рядом. Кошка перебегала нам путь.

    15 Мая. 1-й день после Москвы в Тяжине. Ясный путь наш: Ляля после своей жизни, полной страданий и долга, должна оформиться в стремлении быть собой, жить для себя, в эгоизме, подобном корешку дерева, пробивающему себе путь в каменистой земле. Утрачиваемое ею должен усвоить я, и тем дать ей возможность мириться со своей совестью. Получено письмо от Александра Васильевича и написано бедному Михаилу Сергеевичу.

    Зимними морозами убило все сады, и вот когда все кругом зеленеет, наша деревня стоит в неодетых черных садах.

    На опушке, в незакрытой зеленью сухой листве в солнечных лучах сверкнула сороконожка, и живая быстрая понеслась с листа на листок, то скрываясь, то снова сверкая.

    - Сороконожка и та сверкает, - сказала Ляля, - а я почему-то должна всю жизнь ходить в сером среди серых людей'

    16 Мая. Нат. Арк. оживает не по дням, а по часам, и это идет мне в заслугу. Наша жизнь вообще начинает складываться. Впервые я в семье, впервые за мною ухаживают, и я впервые по себе, а не по чужому примеру понимаю любовную связь между людьми. Все оказывается просто, любовь проста, как хлеб, и мы, как не сытые о пище, мечтаем о любви и принимаем всякую дрянь за любовь.

    Ляля почти ничего не знает в природе и впервые даже соловья слышит, но она как-то, не зная названий, не интересуясь тем, что это поет, летит, ползет, чувствует это все вместе и бывает охвачена чувством. Это оттого, что она вся внутри себя, человека, и редко выглядывает...

    Мы сегодня втроем между клейкими листочками берез, тополей обошли наш большой круг.

    Ляля за это время почувствовала как никогда нормативное значение христианских истин и поняла, какое искажение они получают в церковной практике при категорическом требовании их выполнения.

    Аксюша рассказывала о расчете Е. П., - вот как расчетлива, что выложила себе как на ладони: если рассчитывать на пожизненную пенсию, то через год я могу умереть, и она останется ни с чем, если же сейчас взять половину, то ей хватит на много лет.

    И есть полное основание думать, что вся борьба у них идет за наследство: «вместе наживали», и вся ненависть обращена к Ляле, как к возможной наследнице. И так вот она столько лет жила с примерно бескорыстным человеком и наживала себе корысть, и человек этот еще жив, а они уже делят вещи его и страх его физический перед пошлостью их принимают за трусость. И все это мне приходит, как расплата за безбожное равенство, в котором они росли и воспитывались.

    «Новый фронт!» Пришла Аксюша: «Прощайтесь, Михаил Михайлович с Валерией Дмитриевной - теперь он ее от вас отобьет».

    Перед Богом, конечно, все равны, но если равняться со всеми без Бога...

    Ляля ушла в лес с «девственником» и когда вернулась, то он пошел к «теще» объясняться, считая ее «сводницей», а Ляля -ко мне. Он сказал ей, что она существо лживое и порочное, что человека в моем возрасте она любить не может и замуж выходит исключительно из материальных соображений. Изложив все это, она спросила меня, верю ли я, что она выходит за меня не из-за материальных соображений. На это я ответил, что если бы не верил в ее любовь, как она мне ее сама открывала, то тут же бы и застрелился, и если живу, то значит и верю.

    18 Мая. Вчерашний день надо понимать, как предупреждение. Ляля клялась при матери и мне клялась здоровьем матери, что теперь навсегда ее опыты кончены, что я буду единственным, кому она будет принадлежать. Уверен, что так она клялась и перед лесным крестом. Но я, лежа с ней в постели, просил ее не связывать себя клятвой, уверял ее, что при ее связанности она потеряет лучшее свойство женщины, свою изменчивость. И пусть она несвязанная, вечно изменчивая, предоставит мне самому позаботиться о том, чтобы уберечь ее от измены, худшего, что только есть в человеке и женщине.

    - Лесной крест, - шептал я ей, неустанно целуя, - есть твое суеверие, твой страх перед твоим величайшим долгом быть собой, утверждаться в себе, быть вечно изменчивой и не изменять.

    Нужно «зарубить себе на носу», чтобы взять Лялю в железную дисциплину относительно литературной работы. Меня очень тревожит, с одной стороны, то, что она готова всегда проводить время в «праздномыслии», с другой, в суетливой заботе о ближнем. По-прежнему буду жить без чулок и наволочек, но ее воспитаю в работе. Этим воспитательным методом должно быть отношение к жертвам нашей любви, как к издержкам своим: надо осмысленной работой возместить и оправдать эти издержки.

    Клятва есть посеянная измена.

    Мих. Серг. в ответ на просьбу Ляли прочесть Евангелие, назвал все это гнилью.

    - Гниль, - ответила Л., - это неплохо, это все равно, что навоз земле: без навоза не родит земля и мысль не родится, если что-нибудь в себе не умрет, не сгниет.

    Ляля начала работу. Привезли дров из лесу. По-прежнему очень сухо. Лес кишит комарами. Ночь лунная, прекрасная, поют соловьи. Ляля встала с постели, подошла ко мне послушать. И так я почувствовал, что не доходит до нее песня соловья и нет в ней ответного чувства.

    - Неважно поет, - сказал я. Она засмеялась. - Как все переменилось в моей жизни, - сказал я. - Вот был знаменитый охотник, а теперь ни разу не был на охоте.

    - Ты, - сказала она, - будешь на охоте, только не так часто, милый мой, у нас с тобой столько всего более [важного], более ценного.

    - А природа?

    - Глупенький, разве ты не чувствуешь, природа была где-то, а я тут: теперь я твоя природа.

    И вот эта «природа» обняла меня, и мы легли, и я обнял ее, и мы слились, оставляя луну светить для кого-то, и соловьев петь кому-то.

    Через какое-то время я спросил ее:

    - А путешествие? После того, как мы с тобой сошлись, я перестал думать о путешествиях.

    - Но разве сейчас мы с тобой не путешествуем?

    И это была такая правда!

    - Мы каждый день изменяемся, - говорила она, - в путешествиях этого достигают, передвигая себя физически. Мы же не такие с тобой дураки, мы путешествуем в природе самого человека.

    весь день, а ночью прижимаюсь к ней и все на свете забываю.

    19 Мая. Бутоны сирени вызвали мысль о конце весны и напомнили о возможности конца любви, и разговор об этом в постели, когда проснулась Ляля привел к... После того молитва у креста KB {Вырезанные на стволе березы буквы «ХВ» В. Д. сначала приняла за «KB» - Калерия-Валерия.} в лесу (Ляля читает, а мне хорошо): березки мягко шумят. Она предложила «откровение помыслов», чтобы это я взял на себя, и она иначе ведь не может утвердиться в мысли о моем постоянстве, как мужа. Подумав об этом, я сказал, что с моей стороны помыслы все мои я ей открываю ежедневно без обета: зачем мне обет, зачем крест и венец, если я люблю ее и если в живом чувстве все это и содержится. Точно так же я верю, что она меня любит, и я слабостью, страхом перед самим собой считаю, что она хочет прибегнуть для охраны своего чувства к чему-то внешнему. Так я и свел все ко вчерашнему разговору об измене и об изменчивости.

    - Нечего клясться и обещаться, - сказал я, - если мы будем друг друга любить, то само собой будем открывать друг другу свои помыслы. А если ты разлюбишь меня и закроешься, то ответ за твою измену я беру на себя. Будь спокойна и бесстрашна, я буду охранять наше чувство, я беру это на себя, и если изменишь - я за это отвечу.

    Свободная любовь без обетов и клятв возможна лишь между равными, для неравных положен брак - как неподвижная форма. Но благословения на брак, на любовь, на откровение помыслов испрашивать... и мы сегодня ночью пойдем к нашему кресту КБ и там в лесу вместе помолимся.

    Сегодня она мне говорила о возможности через меня оправдаться во всех своих «блудных» грехах {В машинописи приписка рукой М. М. Пришвина «Блудницей я считаю тебя в смысле, какой дает глагол "блуждать", а никак не "блудить"» (1952 г)}. Больше! я мог бы ее поднять из этого и, во всяком случае, все разобрав, оправдать. На это я ответил, что если я люблю ее, то тем самым и оправдываю (почему бы и не заняться всерьез этим анализом отношений «Магдалины»?)

    Начало письма: Уважаемый Мих. Серг. По уговору с Валерией Дмитриевной я взял нелегкую задачу на свою совесть оправдать ее поступки, имеющие с внешней стороны характер преступлений. Скажу Вам больше, у меня есть тайный и дерзкий замысел представить эту женщину в своем искании земной любви, как святую. (Царственная любовь и страдальческая.)

    Полнолуние. В березовом лесу мы с Лялей продолжали разговор о нашей свободе в том смысле свободы, чтобы нам исходить из наличия нашего чувства и мысли, а не из форм, клятв, обетов и обещаний, которые созданы великими людьми для воспитания маленьких.

    - Мы должны быть свободны, - сказал я, - как те великие люди, почему не можем мы жить и мыслить, как равные им? Можем?

    - Конечно, можем.

    - Вспомни всех великих, включая Ленина, все они жили полным настоящим в своем творчестве, и все они, живущие полным настоящим, сулили маленьким людям счастливое будущее. Мы должны сделать наоборот, мы должны обещанное будущее сделать настоящим. И давай это делать сейчас же и не раздумывая. Вот этот загадочный крест на березе с твоими инициалами КВ. Давай этот клятвенный символ сделаем живым нашим крестом в лесу.

    В это время луна достаточно высоко поднялась, и стемнело настолько, что от деревьев легли тени. Мы нашли без труда березу с нашим крестом. Ляля вслух читала вечерние молитвы, и я, отвечая ее душе, тоже, как мог, присоединился к вечному.

    После молитвы, этого усилия испросить благословение у Бога нашей любви, мы, сосредоточенно думая, возвращались домой и вспоминали, что Олег любовь Ляли называл царственной любовью, значит, любя, она царствовала, и только такая любовь могла ее удовлетворить. При этом вспомнили и то, что с самого начала я в отношении к Ляле, ее любви, ее делу -взялся быть служителем, и был таким, и пребываю. С большой радостью напомнил я, что, благодаря только этому свободно-служебному состоянию, достиг сегодня просветленного ответа на предложение «откровения помыслов», а именно: если мы любим друг друга, мы это будем делать без обета и всякого принуждения.

    А еще, возвращаясь домой, мы говорили о том, что едва ли бы сошлись, узнали, поняли друг друга, если бы встретились ранее определенного судьбою времени. - Я бы, - сказал я, - не мог бы узнать тебя из-за своей личной заинтересованности в тебе, любя, я не мог бы не создать из тебя собственности, как другие, составляющие хвост в движении твоей кометы, пересекающей традиционные орбиты обыкновенных светил. В молодости я, как все, не был свободен, и мое движение тогда, тоже как у всех, определялось силой всемирного тяготения.

    20 Мая. Любовь от мысли.

    Когда выскажешь новую мысль и Ляля поймает ее, то вдруг останавливается с расширенными глазами, узнает в этой мысли что-то свое, радуется и со страстью принимается обнимать и целовать, благодарить. Так бывает у нее это прямо из мысли, как дождь из облака, родится любовь.

    Ляля работала много над моими дневниками.

    поет соловей. Счастье мое, однако, было так велико, что я скоро повеселел и сказал себе: «Пусть она работает и ничего не знает, я так расскажу об этом, что слова мои полюбятся ей больше, чем песнь соловья».

    Вдыхаю аромат клейких листиков, черемухи, ландышей, слушаю соловья, иволгу, горлинку и думаю, не устаю думать и при таком счастье.

    Неужели, думаю я, стал бы я заниматься зверями, птицами, собаками и шататься по свету, если бы знал, что на том же самом земном шаре, в той же самой стране, в той же самой Москве, где-то возле Тишинского рынка живет моя Валерия! Да знай я, что она где-то живет и ожидает меня, я бы к каждой интересной женщине подходил и в опыте с ней узнавал, не она ли Валерия. Но не буду горевать о том, что жизнь свою продремал: ведь множество же людей, и не таких глупых, как я, хорошо знают о существовании где-то своей Валерии, растрачивают силы свои на чужих и не находят свою. Я же, как ребенок, очарованный игрушками и сказками, сберег свои силы, и Валерия сама пришла ко мне, пусть старому, но юному душой и сильному.

    21 Мая. Страшная сушь продолжается. Ляля начала заниматься фотографией и дневником своим (прибираю ее к рукам).

    Вечером при восходящей огромной луне гуляли, и, перебирая пережитое, закрепляли нашу любовь. И у меня исчезало все мое лично отдельное, даже мои друзья становились ее друзьями. И так в будущем жизнь моя делалась не моя, а наша, и так все у нас, все наши воспоминания и надежды, и мысли сходились в одно, как будто мы находились на слиянии рек и одна река вливалась в другую, и дальше текла одна река - широкая и полноводная.

    При луне в лесу Ляля говорила, что не любит мистику, как слабосильную подмену религии. И то же она находит во мне, и говорит, что это нас тоже соединяет. Я же думал о том, что любовь настоящая бывает непременно на слиянии рек.

    22 Мая. «Имущему дается, у неимущего отнимется»101, это евангельское изречение Ляля применила к себе, как к имущей (дух) и получившей счастье во мне, то же самое она применила и ко мне, как к «очарованному страннику»102, не соблазненному внешним успехом.

    В природе угрожающее состояние засухи. И жутко думать, что какое резко противоположное значение имеет один и тот же образ «безоблачного неба», если обратить его к засухе или к состоянию наших душ с Лялей. Наш хозяин Сергей Матвеевич говорит, что и «облака погорелые».

    - А барометр, - спросил он, - действует по-прежнему, его-то это не коснулось?

    После обеда Ляля ушла одна в поле. Я нашел ее сидящей на клевере с выставленными на солнце коленками. Она говорила мне, что к ней вернулось сейчас то детское состояние, когда никого не нужно, нет никаких обязанностей и вообще «я сама по себе». - А где же я? - спросил я. - Ты, - сказала она, - сам по себе и тоже отдельно.

    Я очень радовался ее счастью, и мне было на душе легко: независимо от любви моей выходило и простое доброе дело.

    Наличие настоящего и небывалого счастья не дает мне еще возможности раскинуться поэтической мыслью, как, бывало, раскидывался Олег. Но я знаю, что это счастье дается для того, и надеюсь твердо прийти к тому не путем утраты (как Олег), а, напротив, осознания своего счастья.

    23 Мая. Приехал Раттай. Уехала Аксюша за провизией. Все обошли «мамин круг», и Раттай нам рассказал о превращении Александра Добролюбова103.

    Наш ночной разговор о романе моем с Козочкой104 (впервые понял отказ мой от физич. любви)105.

    Говорили о материнском чувстве женщины в общем чувстве любви и так добрались до самой Валерии, насыщенной материнской любовью. И тогда оказалось, что это не мужья у нее были, а дети, и самый любимый из них - это я.

    Вот это новое понимание и этот необыкновенный опыт надо влить в мое понимание старое своего пути: «будьте, как дети».

    24 Мая. Составляем «дневник», как букет. Разумнику больше всего понравился рассказ «Альпинист и осел»106

    - Невозможно, - говорила она, - поднять разговор ни о чем спорном, потому что спор поднимать с ним все равно, что с забором или стеной; приходится говорить лишь о бесспорном, и это до крайности скучно.

    - Самое же главное, - ответил я, - мне кажется, что в нем даже и нет объективной уверенности, а вечное мучительное сознание ослиного содержания в имени Разумника само собой создало эту оборонительную форму уверенности.

    «Постель» - тема с эпиграфом из Мопассановой «Постели»107. Наша постель - это место, где душа сливается в одно. Утром на рассвете я просыпаюсь от мыслей, и один, как ни бейся, заснуть не могу, но стоит мне перейти на постель спящей Ляли, положить руку на ее тело, и я засыпаю, и просыпаюсь вместе с ней бодрый и сильный. Перед сном, на постели мы с ней все говорим - мы супруги. (Если о любви писать, о ее оправдании, то нужно прежде всего постель оправдать).

    28 Мая. Вчера при случайной покупке в каком-то магазине Ляля перекинулась улыбкой с ей незнакомой бухгалтершей. И эта улыбка двух женщин выражала затаенную внутреннюю сокровенную силу, двигающую людьми.

    Узнал, что А. А. Мейер, предназначенный быть вечным «ослом», умер, и при конце своей жизни к нему пришла женщина и сняла с него его вечное дьяконство, его книжность, его ненужность. У меня мелькнуло, что любовь такая во искупление страданий, глупости, никчемности и всего такого обычного «как у всех» действительно существует на свете и, может быть, чаще всего приходит на склоне лет. Вот эту любовь и надо мне вскрыть для людей, в этом мой подвиг.

    Еще было: в ожидании трамвая Ляля отломила себе кусок калача, и когда стоящий рядом красноармеец сказал: «Вкусно?», дала и ему кусок калача. Тогда красноармеец внезапно процвел. После того мы говорили о прелести таких случаев и о возможности такого путешествия.

    27-го появление Левы: мирные переговоры.

    29 Мая. Мои дамы с утра показывали Леве Бахметьевскую, и тот, как ягненок, восхищался и любезничал с Лялей. Вот как все перевернулось. Не от Ставского ли все вышло?

    Вечером были у Ставского, я сидел, как в корсете, Ляля врала108, как сукина дочь (научилась!).

    Разумник привез из Можайска от Александра Васильевича нужную бумагу для Ляли.

    Вчера, часов так в одиннадцать дня, наконец-то я достиг того, с чего и надо было начать эту борьбу с женщиной: развелся и стал свободным человеком. И замечательно, что тут же после обретения желанной свободы поссорился с другой женщиной только из-за того, что по ее рассеянности не мог тут же после развода отдать ей свою свободу и тут же немедленно в том же ЗАГСе заключить с нею брачный договор.

    30 Мая. Чем лучше у нас дело идет, тем тяжелее у Ляли на душе от мысли о брошенном Александре Васильевиче. С утра просит: «Утешь меня!» И я утешал ее, вспоминая брошенных мной революционеров, когда я стал служить художеству. Ей доставило удовольствие, что Разумника Васильевича я сравнил с «ослом» (рассказ «Альпинист»), а Александра Васильевича с верблюдом.

    Сегодня все существенное в той борьбе было закончено, Ляля получила развод, мы «расписались» с ней, и в милиции при получении нового паспорта она расписалась «Валерия Пришвина». Вернулись домой, она без каблука, а у меня украли часы.

    Достигнув всего, Валерия впала в мрачное состояние, с одной стороны, из-за мысли об Ал. Вас., с другой, о том, что мать ее, Александр Николаевич, Магницкая и многие такие будут обрадованы и что их радость - возвращает ее к страданию, что радость отравлена, ее радость.

    Вечером появился литфондовский юрист Сергей Иванович Ш., после него Попов, и все предано мирному ходу.

    Утром дали Ставскому знать, что все кончилось благополучно. И оно действительно кончилось. Так совпало, что с брачной записью и паспортом Валерии началась действительно брачная жизнь.

    - В любви один царствует, другой служит. Ты с этим согласна?

    - Ты царствуешь?

    - Царствую.

    - И я служу. Я нахожу себе счастье в таком служении.

    - Это хорошо, только помолчи, дорогой, ведь это все хорошо в мечте, потому надо мечтать, но надо помнить, что сейчас мы живем и мы в жизни не всегда будем на своих местах, и трудно думать даже о том, что тому, кто должен царствовать, можно было бы только лишь царствовать.

    Ляля теперь состоит в двух браках, в церковном с Ал. Вас. и в гражданском со мной. Она знает, что не в ЗАГСе и не в милиции утверждают любовь, а в Боге, и что Ал. Вас. держится за церковный брак, «что Бог соединил и пр.» и поступает как паук, жаждущий крови.

    Вчера она мне напомнила о необходимости мне говеть. Зная, что она со мной почему-то не может вместе, я спросил: - А ты? - Для этого нужна подготовка. - Ну, - сказал я, - так давай же подготовимся. - Давай, - ответила она. И я думаю, что за это надо взяться немедленно и через это войти в такую милость у Бога, чтобы Он благословил нашу жизнь в настоящем, и теперь наша благословленная жизнь будет бесспорной и для таких, как Ал. Вас.

    Нелегко Лебедевой вдруг сделаться Пришвиной - вот совесть грызет за Ал. Вас. - в этом и есть грусть. Но это пройдет...

    <3ачернуто: Вчера после уже получения паспорта, т. е. величайшего за 10 лет в жизни события, у Ляли вырвалась фраза: «Кажется, я в тебя не влюблена». Между тем, в труднейший момент, когда мысль цепляется за светильный газ, она говорила мне много раз: «Я в тебя влюблена». Теперь же при «счастье» она не влюблена, потому что переменила фамилию Лебедева на мою и горюет о несчастном покинутом А. В.>

    Врожденная духовность Ляли, поддерживаемая лиловым цветом ее платья и скромной прической, нервный подъем, сдерживаемый привычным усилием, создали из нее очаровательное существо. И когда я вошел, и увидел это, и понял, Ставский сказал мне: - Любуюсь!

    Сейчас я переживаю любовь в ее стадии обладания, особенного, незнакомого мне состояния, когда все, что раньше было для будущего, теперь стало настоящим, все воплотилось, и плоть стала негреховной. Мне стало теперь понятным, что людей берут в плен властные люди обещанием будущего их торжества, что настоящее, заключенное в надежду или чаяние посредством властных людей, перекидывается в будущее. Но сам властный человек, конечно, живет настоящим. И власть именно и есть уворованное посредством обещаний настоящее.

    Ни Разумник Васильевич, ни Александр Васильевич врать не могут, им это непристойно, и соври они хоть раз - им смерть. А мы с Лялей можем врать сколько нам влезет и нам от этого хоть бы что, и, в конце концов, к окончательной правде, возможно, мы гораздо ближе, чем эти поборники правды. Почему это? (Церковь и живое искусство.)

    Разум человеческий есть сила распоряжения всеми силами природы. А в Боге есть сила распоряжения разумом, и осуществляется это через Личность (Христа), и каждый, кто действует именем Христа, получает личное выражение. Большевики дальше признания разума в человеке, как высшей силы, не пошли.

    Дни от 31 до 3 июня.

    Первая крупная ссора. Вышло из-за Левы, который пришел как ни в чем не бывало и предложил посмотреть найденную им квартиру. Когда после его ухода Ляля начала опять укорять меня в «слабости характера», я указал на ее слабость с Мих. Серг. После того слово за слово наговорил ей дерзостей, и самое главное вышел из сферы ее влияния. Это было, как будто из леса или цветущего сада я вышел на какую-то голую холодно-каменистую землю, на которой ничего не растет, не живет. После того Ляля, не торопясь, стала меня уговаривать и столь разумно, столь сдержанно, убедительно, что я во всем раскаялся и вернулся к ней, и она приняла и обняла меня любовью своей материнской, великодушной и неколебимой.

    После того потихоньку от нее я не спал всю ночь и разбирался в наших отношениях. Я увидел с несомненностью, что в глубине души она любовь нашу вечно, как море скалу, омывает сомнениями и вопросами: «Да любовь ли это, не прихоть ли это легкомысленного поэта?» По ее сокровенному убеждению всю эту «любовь» нам предстоит оправдать жизнью, и она еще очень сомневается, сумею ли я «оправдать», не останется ли эта любовь у меня только поэзией.

    В моем мучительном раздумье не раз вставала вопросом вся моя жизнь, как счастливого баловня в сравнении с ее жизнью, и ее добро укоряло мою поэзию. Чтобы при работе над этим вначале не забываться, бросаю курить и соединяю память о папиросах. При постоянной поддержке Ляли, при наличии любви победа обеспечена. И вообще, все передумав за ночь, о всем переболев, я уверился, что свой поэтический дар я могу направить в ее глубину и рано или поздно прославить любовь, как никто из современных поэтов теперь не может ее прославить. На этом пути я увлеку за собой Лялю с такой силой, что она сделается в глубочайшем смысле моим соавтором.

    - За то я тебя и люблю, - ответила она мне, - что ты подвижный человек и не останавливаешься в преодолении преград своего ума и неясной совести.

    еще какое-то существо с тревогой и мыслью, издали, с высоты глядящее на этот поток любви. И с этой высоты, из этого далека материнского наши мужские претензии, наши права собственников кажутся детскими капризами, а наши поэмы - детской игрой.

    Поняв это, я с постели тихонько перебрался на пол, босыми ногами ушел в кухню и там сидел до утра на стуле, и встретил рассвет, и понял на рассвете, что Бог создал меня самым счастливым человеком, и поручил мне прославить любовь на земле.

    2 Июня. Передумав вместе решение мое ехать к Е. П., отправил Аксюшу к Е. П. с предложением поселиться им на Бахметьевской. Мы побоялись, что время человеческих отношений еще не пришло и мое свидание не удастся.

    Ловушка Мих. Серг., наглость Левы, борьба за какую-то глупую «жилплощадь», отсутствие осмысленной работы, чтения, недосыпание, муть в голове, пребывание - мое-то? - летом в городе создали во мне как бы провал сознания.

    - Это не провал, - возразила Ляля, - это жизнь.

    - Там будет жизнь, - возразил я, - когда приедем в Тяжино.

    - Нет, - ответила она, - это есть та же самая жизнь, без этого невозможно и то, куда ты стремишься.

    3 Июня. «Дорогая Е. П! Поздравляю тебя с нашим праздником, но приехать в этом году лишен возможности: ты сердишься, сыновья нанесли мне столько оскорблений, сколько в жизни я ни от кого никогда не имел. Повторяю, что совесть моя совершенно чиста, так как я сделал для тебя все, что мог, но любовь, которую я к вам имел всегда, вашими собственными руками до того глубоко засыпана землей, что никак не дает мне приехать к празднику: не могу - земля во рту. Но не для того я пишу, чтобы огорчить тебя к празднику, а для того, чтобы уверить тебя и сыновей: если они сумеют загладить зло своих дерзких и бессмысленных выступлений против меня, если ты сумеешь опять вернуть мне свое уважение, понимание и доверие, то я со своей стороны всегда готов простить причиненное мне зло и иметь к тебе внимание и заботу».

    Вечером Вал. Филим. принес весть, что юрист Литфонда собирается через Президиум Союза писателей подвести долгое сожительство со мною Ефр. Павл. под «соавторство».

    Решение о мирной политике, послать 800 р. и проч. (не запираться).

    Мастер любви.

    Я принес ей доказательство моих добрых дел. На это она:

    - Так бы на твоем месте сделал всякий порядочный человек.

    И это верно было, да! Я принес ей поэзию.

    - Ты поэт, - ответила она, - твое дело и счастье такое, чтобы сочинять и славиться. Разве наше-то дело в этом?

    - Наше дело, - ответил я, - любовь, я люблю тебя...

    - А может быть, - сказала она, - вся эта любовь истекает из твоей поэзии, что это не любовь, а прихоть, игра.

    - Но разве мое духовное возгорание при соприкосновении с тобой не любовь?

    - Мне кажется иногда, что это ты под меня подделываешься.

    - Под тебя, но ты-то кто?

    И когда я спрашиваю ее, как она это знает о себе, на чем это знание у нее основано, она отвечает вопросом:

    - А на чем у тебя основано убеждение в том, что ты писатель и даже в какой-то области такой мастер, какого не бывало, и что ты единственный в своем роде. И я согласна, - ты мастер слова, и ты должен понять, что я - мастер любви.

    4 Июня. Я долго думал, что прямолинейность Ляли в отношении моей борьбы с Ефр. Павл. исходит из ее рационального морализма, соединенного с молодой неопытностью Валентина Филимоновича. Теперь думаю, что ее настойчивость истекала из страха перед жалостью, которая губила ее: она боялась, что в этой жалости к Е. П. я погублю нашу любовь.

    Сегодня был опять рецидив нашего спора, и в этот раз я бойко защищался, не выходя ни из себя, ни из нее. Был очень доволен собой и уверился, что в состоянии преодолеть свои тупики (idola).

    «Нижний этаж» для Ляли не имеет никакого значения. Но она мало считается с тем, что для мужчины он значит гораздо больше, чем она думает. И оттого потом с их стороны претензии, а с ее стороны жалость-слабость-терзание.

    О борьбе с раздражительностью: выходит из себя, она мне сегодня говорила так, что победила себя в этом страданием: билась, билась и вдруг поняла средство превращать свое волнение в мысль и этой мыслью управлять и побеждать. И так из этого ясно выходит, что сознание начинается в страдании, что на страдание надо идти, что через это страдание обеспечивается мысль и воздействие на людей и возникает радость уверенности в жизни вопреки животному страху перед смертью.

    Только зачем это «идти на страдание», по-моему, надо понимать так, что «не уйти от страдания» - вот это так. И еще, что страдание само приходит и к этому надо быть готовым.

    Главное, не надо прикрываться страданием, что-то делать из этого, что-то надстраивать. Надо лишь знать о страдании, как неизбежности, сопровождающей всякое движение вперед. И вот, я думаю, не страданию именно надо приписывать развитие своего сознания, а стремлению к лучшему с преодолением препятствий, нужно думать о любви, как о движении, преодолевающем смерть.

    Победа Ляли и появление Раттая с тортом.

    Визит мой к Герасимовой: нет любимого человека, ребенок не утешение: любите и держитесь за любовь свою.

    Раскрылись замыслы Сергея Ивановича: установить через Президиум соавторство Ефр. Павловны. Караваева и Герасимова называют все «кулацким походом».

    После визита к Герасимовой почувствовал, какую прошел я школу любви и какое множество людей страдает так же, как я, и каким был я замаринованным счастливцем.

    5 Июня. (23 мая, Михаил)109. Принялся было что-то писать о Ляле, но ничего не мог и, погрустив, решил, что лучше пойти к ней и поцеловать.

    6 Июня. Вознесенье.

    Аксюшина крепость пала: она выписана за 5000 р. Нам всем от этого было так, будто не мы дали деньги, а нам дали. Показался конец операции, начатой 26-го Мая (лифтерша вручила письмо от нотариуса), конец - сдача Аксюши. За время этой борьбы чувство наше с Лялей возросло до того, что в прошлом, кажется, мы даже и не понимали, как мы можем любить. И сейчас кажется, будто росту этого чувства никогда не будет конца.

    - Как это они, - сказал я, - не могли оценить твоей нежности.

    - Что же это другое?

    - То, чего я всю жизнь свою ждала и на что у каждого спрашивала ответа. Они брали мою нежность и не давали ответа. Я их спрашивала, они же мой вопрос и нежность за любовь принимали. Ты же мне ответил на вопрос, и я больше не спрашиваю.

    - А что это за ответ?

    - Словом этот ответ нельзя выразить: ты знай, что живая любовь не только по существу своему беззаконна, но даже не заключается в словесную форму и не заменяется даже поэзией. Я люблю тебя и никого до тебя не любила. А ты любишь меня?

    - Люблю.

    - Ну вот, вот это самое, в этом понимании и заключается ответ на тот вопрос.

    Любовь у человека не исчерпывается рождением детей: у человека любовь не только в этом. И вот именно из этого «не только» развиваются все бездетные теории любви (вроде как в «Крейцеровой сонате»), монашеский аскетизм.

    7 Июня. Назначен в 4 часа дня отъезд в Тяжино. В10 1/2 идти в Детиздат и в Гослитиздат. После того написать Молотову (о машине)110.

    В метро я спускался по эскалатору, вспоминая то время, когда я увидел это метро в первый раз: тогда я видел метро и думал о метро. Теперь я думаю о другом, а метро - это не входит в сознание. И мне было так, что в собственном смысле живут люди только те, кто живет в удивлении и не могут наглядеться на мир. Вот эти люди живут и ведут сознание, остальные же люди живут в бессознательном повторении. И вот это бессознательное повторение, возведенное в принцип, и есть так называемая цивилизация.

    и это благоухание приходит не из здешнего мира.

    - Ты-то, - говорила она, - более сильный, тебе хорошо и неодетой весной, а я слаба, и меня теперь все поддерживает и мне хорошо.

    Мысль об «удивлении» (у меня «первый глаз») - это в сознании Ляли мост между мной и Олегом. Теперь во время мировой катастрофы ясно видно, что гибель - это есть гибель цивилизации, гибель людей, вовлеченных в процесс бессознательного повторения (механизации). Какая-то страшная эпидемия охватила род человеческий, эпидемия, называемая цивилизацией (болезнь состоит в повальной зависимости людей от вещей). Спасение же рода человеческого, его выздоровление начнется удивленностъю.

    Трудно было нам в городе, но эта трудность была необходимостью, и восторг наш при встрече с природой опирался на эту преодоленную нами необходимость, мы свое удивление и радость.

    Вспоминаю, каким бархатным голосом Лева поздравлял меня с днем ангела, который они отпраздновали в Загорске. Мне теперь было радостно, что они приходят в себя и даже что-то там празднуют. Надо так и держаться все лето, а к осени уехать.

    Раздумывая о том, что какие же мы сходные, вспомнили мы, что оба питаем отвращение к приказаниюравных и оба страдаем только от того, что не можем найти себе общество равных.

    Если все мое сближение с природой и мое искусство исходят из утраты любимой женщины, из клятвы: «в этот раз поступить так, чтобы не упустить радость творчества как женщину», то что будет с творчеством, если эта женщина нашлась? Ответ: когда женщина эта нашлась, то для жизни с ней стало необходимым самоусовершенствование и движение, т. е, как раз то, что требуется для искусства.

    8 Июня. Ляля подсчитала наши расходы и вывела minimum траты помесячной. Тогда я почувствовал, что в этой семейной коммуне я связан, и мне теперь нельзя тратить деньги, как мне захочется. Об этом я сказал Ляле, и она удивленно мне ответила: - Но так же все порядочные люди живут, не как хочется, а как можно. От этих слов мне до того стало приятно, т. е. оттого, что я тоже буду жить, как все хорошие люди живут, до того это было мне по-хорошему ново, что я с большой радостью отказался от свободы в личной трате.

    были очень вкусные, с березовых листьев пахло березой, с ольховых - ольхой, с осиновых - осиной. После такого угощения мы спустились к Нищенке, сели на пни возле речки и слушали соловья. Когда соловей кончил, я протанцевал польку-мазурку. Ляля до того закатилась от смеха, что я даже испугался. Потом мы вместе протанцевали. Прилетела золотая птица иволга. Ляля впервые ее увидала и была крайне изумлена.

    - Правда золотая! - сказала она.

    Потом прискакал верховой и спросил, не видали ли мы рыжую лошадь.

    Отдаваясь настоящему золотому, какое только возможно на земле, своему счастью, время от времени, однако, мы возвращались к покинутым и вместе обдумывали, как бы им облегчить расставание.

    9 Июня. Стоят холода, но травы растут, перемежаются дожди. Мы начали продолжать работу. Жизни наши складываются и мы счастливы сознанием, что и нам достается то самое, из-за чего люди так держатся за жизнь. А что это? Мне думается, это «чем люди держатся», так называемая любовь - это есть оправдание или вернее стремление к оправданию земной жизни. Кажется, пусть светопреставление, пусть «провались все», но мы все-таки будем жить и будем жизнь прославлять. Любовь такая не эгоизм, и напротив, жизнь потому гибнет, что она - эгоизм, а любовь - свидетельство возможности жизни иной на земле, это есть каждый раз попытка осуществления человеческих возможностей обнять собой небо и землю. Сейчас в раннеутренний час моя любимая спит, и я один думаю, но я знаю, что я не один, что мне стоит подойти к ее постели, разбудить, и она проснется и подтвердит действительность того самого, что в моем одиночестве исходило бы тоской или в лучшем случае сказкой.

    Вчера кукушка нам прокуковала жить 20 лет с половиной. И мы вообразили себя стариками (ей 60, мне 87), радовались, что помним себя молодыми, как теперь (я-то, я-то!), этой памятью живем, и внешняя жизнь не оказывает на нашу любовь никакого влияния.

    Семейные воробьи затрещали в беспокойстве возле своих гнезд. Луга покрылись одуванчиками.

    10 Июня. Речка Нищенка и Ляля-нищенка (основное: презрение к авторитету).

    Сегодня мы пришли в бор, я положил голову свою ей на колени и уснул. А когда проснулся, то она сидела в той же позе, когда я засыпал, глядела на меня любящими глазами, и я узнал в этих глазах не жену, а мать, такую настоящую мать, какой у меня никогда не было.

    - Моя мать, - сказал я, - была деловая, она за нескольких делала мужскую работу, и я ее, как мать, как женщину, не чувствовал. Я впервые в тебе чувствую мать.

    - А я же и есть мать, знаю по чувству своему ко многим, только каждый хочет быть собственником. И это отравляет мне жизнь.

    Иногда я думаю, глядя на Лялю, что она гораздо больше того, что я способен открыть в ее существе. Сегодня, когда я лежал у нее на коленях, мне стало вдруг очень понятно: это существо в ней больше моего охвата и больше всего и лучше всего мне известного, это существо - мать.

    «Теплая капель».

    Березовый сок. Зерна, Посев, Семена, Следы.

    «Капель» - слово Лялино, «теплая» - мое.

    Сердце не успевает остыть, пока бывает оформлено значение падающей из души капли полного чувства. Всегда эта капля, это проходящее мгновение отвечает действительности, всегда оно - правда, но не всегда верна бывает заключающая ее форма: сердце не ошибается, но мысль должна успеть оформиться, пока еще сердце не успело остыть. Чуть опоздал и потом не можешь понять, хорошо ли написано или плохо.

    Я долго учился записывать за собой прямо на ходу и потом записанное дома переносить в дневник. Все написанное можно потом складывать по записям, но только в последние годы эти записи приобрели форму настолько отчетливую, что я рискую с ней выступить. Я не первый, конечно, создатель этой формы, как не я создавал форму новеллы или романа, поэмы. Но я приспособил ее к своей личности, и форма маленьких записей в дневник стала, быть может, больше моей формой, чем всякая другая.

    «Теплая капель», и в особенности мало она дает тому, кто в словесном искусстве ищет обмана, забвения от действительной жизни. Но что делать, всем не угодишь, я пишу для тех, кто чувствует поэзию пролетающих мгновений повседневной жизни и страдает оттого, что сам не в силах схватить их.

    Закончился период внешней борьбы и начинается внутреннее строительство. Бывает, теперь берет оторопь, спрашиваешь в тревоге себя: а что если это чувство станет когда-нибудь остывать и вместо того, как теперь все складывается по нашему сходству, все будет разлагаться по нашим различиям? Я спросил ее сегодня об этом и она:

    - Не хочу думать, отбрасываю. Если мы не остановимся, мы никогда не перестанем друг друга любить.

    - Да и намучились мы, - сказал я, - довольно намучились, чтобы искать чего-нибудь на стороне.

    Раньше душа ее была в том, чтобы вечно ждать и вечно искать кого-то по сторонам. Теперь ей довольно, больше она не ждет никого.

    любви, ссылается на то, что ей слишком хорошо: много ест, много спит. После обеда прочитала страничку из Исаака Сириянина и выправилась.

    Приехал Разумник (прописался в Тяжине), в первый раз понял его через себя обиженным (где-то что-то я написал в дневниках). И через это понял всю его обиду от всех. Он почти 40 лет знает меня и дальше «Пана» во мне не ушел. Ляля знает 4 месяца и куда дальше идет. Почему это?

    Очень тревожусь весь день за Лялю, что много, много еще придется мне за нее испытать, много испытаний выдержать и перемен. Самое же главное, это надо быть всегда готовым, всегда мобилизованным к борьбе с косностью как в себе, так и в ней.

    Немцы подошли к Сене. Мне почему-то приятно, а Разумнику неприятно, и Ляля тоже перешла на его сторону. Разумник потому за французов (мне кажется), что они теперь против нас, как в ту войну стоял за немцев - что они были против нас (хуже нас никого нет). А Ляля потому против немцев теперь, что они победители, и ей жалко французов. Я же, как взнузданный, стоял за Гитлера. Но в сущности я стоял за Гитлера по упрямству, по чепухе какой-то. На самом деле единственное существо, за кого я стоял, - это Ляля. Я дошел в политике до этого: «за Лялю!». И мне вовсе не совестно, потому что довольно было всего - будет, пора! не за Гитлера, не за Англию, не за Америку -за одну единственную державу стою, за Валерию.

    12 Июня. Исаак Сириянин и солнечная ванна в лесу. В достижениях детства пустынник может дойти до того, что позволит себе перед причастием наесться мяса, и это не будет грехом. Ляля, читая, нашла себе оправдание, и ей стало легко. Так точно в детстве у меня было, врожденная потребность почитать и тем успокоиться. Работали в лесу до обеда: начали материалы разбирать по отделам. Но вечером долго далеко бродили в лесу и постановили о молочных и мясных днях. Возвращались по лесной дороге, и я думал о нашей жизненной дороге - куда она приведет нас.

    111, то стала жалеть французов и одергивать меня, когда я радовался немецким победам.

    13 Июня. В лесу Ляля на солнечной полянке работала голая над моими рукописями, и я увидел в ней девочку лет 16-ти и мне открылся весь секрет ее прелести: она эти мечты 16-летней девочки сохранила в себе до 40 лет в полном соответствии с грудью своей девичьей.

    Уловил во время телесного сближения момент, когда показалось лучше душою к душе прижаться, чем... и в этот момент произошло переключение чувства.

    Никому не изменял, но записал в дневнике, что готов изменить интеллигенции, даже той, которая в тюрьмах и ссылке, готов примкнуть к делу Сталина, значит - к делу воссоздания России. Разумник нашел эту запись и о ней сказал Ляле с просьбой не говорить мне. Интересно бы узнать, с какой целью он сепаратно перешепнул Ляле обо мне, с его точки зрения, не совсем лестное для меня признание?

    ни во что не верит сам, а только боится не верить, и на людях лишь делает вид такой, такого неопровержимого сознания истины. И Ляля это знает хорошо, и ее это бесит немного, что знает она, что он ничего не знает и что сама она бессильна это высказать!

    Свистели иволги где-то за нашим бором.

    - Иволга, - сказал я, - золотая птица, вот погляди. Она увидела пролетающую удивительную птицу и очень удивилась.

    - Она беспокойная, она, - сказал я, - революция.

    - А кукушка? - спросила она.

    друга, какими мы были, мы будем это хранить.

    - А это, слышишь, это что?

    - Это горлинка, мирная птица: она поет о мире и о доме.

    Ляля страдает пороком рационального выражения своих впечатлений. Это у нее оттого, что она много имела дела с учеными мужчинами. Я ей об этом сказал, и она сразу поняла этот свой недостаток.

    это удовлетворение и не дает мне силы оценить поэтически во всем значении этапы нашего чувства.

    - Самое дорогое, - говорит она, - мне в этом чувстве, что оно есть продолжение любви к Олегу, «страсть бесстрастная».

    - Но ты же испытывала страсть?

    - Она перешла в любовь. Конечно, я делаю только вид, как будто и я женщина, и жена, и хозяйка, и я одеваюсь как все, и веду себя как все. Но это все лишь для показа. На самом же деле все во мне сводится к ребенку, к игре. Можно ли на этом основаться двум? Не знаю, как другие, а у меня с тобой сейчас это выходит. И это основание есть страсть бесстрастная.

    Много сегодня говорили об удивлении (то, что я называю «первым глазом»). Удивленным и очарованным прохожу я свой путь, и вот она, дорога, по которой мы теперь идем вдвоем.

    Боже мой! какая чудесная долина открылась нам, и окутанная ольхой, в зеленой этой долине бежала речка Нищенка. Вскоре мы пришли к зарослям сосен с побегами, похожими на канделябры, и в тех зарослях нашли новые заросли, среди которых была беседка из акаций и сирени. Тут в темноте зарослей сирень, везде отцветшая, только-только распустилась. Среди беседки лежал единственный уцелевший столбик когда-то служивший ножкой скамейке. Кто сидел тут на этой скамейке? Сирень всей своей ароматной силой старалась нам напомнить, но сколько мы не нюхали, вспомнить ничего не могли.

    - Возможно, - сказала Ляля, - люди были плохие, возможно, и хорошие, но все равно, если плохие - то среди них, наверно, были и хорошие, и кто-нибудь из хороших приходил на эту скамеечку... А тебе приходит в голову, что земля - это мы, или вернее - в значительной мере - это мы?

    - Непременно мы, - ответил я, - ведь все животные, все растения - это мы, а почва...

    - Печь любви нагревает душу, для того она и горит, чтобы в душе что-то рождалось.

    - Если только дети рождаются, то это еще не говорит о душе.

    Ложась в кровать перед сном, не менее часу, обняв друг друга, вплотную (первый раз понял, что значит в-плоть-ную), мы не менее часу точно так же прислоняемся и душа к душе. В этот раз мы путешествовали по Кавказу, приехали по Военно-Осетинской дороге к Сурамскому перевалу...

    14 Июня. Ходили прописать Разумника в Велико и проводили его в Бронницы. Летний, но прохладный дождь. Раз. шпынял меня за дневник, я едва терпел, меня в нем стало все раздражать, и что главное, его тупая убежденность в том, чего нет...

    В своих обнажениях тела Ляля совсем ничего не стыдится и в то же время она не «бесстыдная». Дело в том, что она не с целью завлечения, а как бы предупреждает: бери, если нравится, но помни, что это еще не любовь... Возьми, но я жду не этого.

    Можно ли веровать в Бога, если не веришь чудесам? Я думаю, что это невозможно. Вот мое удивление, что это значит иное, как не ожидание чуда: удивление, как чуда, а самое чудо есть свидетельство о Боге. Вот появление Ляли у меня я считаю за чудо, и со времени ее появления считаю себя верующим в Бога и, по всей вероятности, христианином.

    А впрочем зачем мне говорить, что я верующий? Почему это «верующий» не оставить про себя до необходимости начать священную войну? Тогда в разрешении войны оно само собой скажется: верующий я или неверующий. Вот сейчас я выдержал св[ященную] войну за Валерию и могу назвать себя верующим. Но это не конец, человек, пока жив, готовится к новой и новой св[ященной] войне, в этой готовности постоять за свое лучшее и состоит религия, а не в том религия, что.

    Раз мне известна история ее души, то надо всегда сознавать настоящее время, т. е. что прошлое было как необходимость для создания настоящего и что если я в настоящем, это значит, я - ее единственный и в отношении ее прошлого. Что же касается будущего, то оно в руках Божиих, и, значит, тем самым в наших с ней руках, в собственных.

    Собственно говоря, ее искания «равного» на этом и основаны: она ищет равенства в духе, и таким равным был у нее только Олег.

    Чудо уже в том, что до 40 лет в женщине могла сохраниться девочка Ляля. Эта сохранность детства и есть источник ее привлекательности и свежести. Напротив, практичность женщины нас отталкивает...

    В таком же соотношении находятся культура и цивилизация.

    Надо очень помнить, однако, что мое разбирательство жизни Ляли имеет не литературную цель (хотя цель эта не исключается), а цель самой жизни моей.

    Истинная религия не любит мистики, принимая, наверно, ее за колдовство. Но когда Ляля увидала в лесу на березе крест с инициалами КБ, то приняла это как явление личного креста, пусть даже лишь как символическую случайность. Целых два месяца она ходила молиться к этому кресту. Но когда пришел Разумник и полуслепыми своими глазами разглядел, что буква К при зарастании надреза образовалась из X, что первоначально надпись была ХВ (Христос Воскресе), а не «Калерия-Валерия», лесной крест потерял над ней свою власть, и она перестала молиться в лесу.