15 Июня. Ляля встала в 6 у. и утренние два часа провела в лесу одна. Пришла в восторге и записала в дневник, что теперь у нее каждое утро будет такое. Я, вспоминая себя в таких случаях, обратил внимание на это «каждое», понимая это «каждое утро» подобным ритмически расходящимся кругом на воде после удара чем-нибудь о поверхность, или же как расходятся электрические волны по воздуху (радио).
И мне представилась наша человеческая жизнь тоже так в своем происхождении: какое-то начальное, высшее существо дает удар в человеческой среде, и вот начинаются повторения, перекаты, круги; и так вся огромная масса людей и в данный момент, и в истории повторяет, переживая какое-то начальное действие очень немногих людей.
И, несомненно, не я один так понимаю развитие духовного мира, т. е. движение от высшего к низшему (волны-круги все меньше и меньше); поражает, однако, при возвращении к физическому миру, что там принимается обратная теория - развитие от низшего к высшему (происхождение человека от обезьяны).
Лялина мысль, осуществляемая практически, состоит в том, что любовь, если она развивается, в себе же самой находит спасение от греха, потому что низшая («греховная») ступень находит свое оправдание на высшей ступени.
Любовь, обращенная ко времени и пространству, является нам, как размножение. Любовь, направленная вовнутрь, порождает личность (сознание). Чувство греха («я виноват») есть момент зарождения личности, сознание греха есть момент рождения личности (сознания).
Все дальнейшее сводится к смирению («да будет воля Твоя»), приводящему к чувству личной свободы и последующему разумному со-действию, преобразующему мир.
Участие же свое или со-действие преображению мира (творчество) непременно сопровождается радостью. И потому радость не является целью, но она есть показатель личного содействия преображению мира. Вот сокровенная сущность нашего брака (союза) с Лялей. И вот почему так неприятно бывает, когда люди низшего сознания заключают для них совершенно недоступные цели в свои бедные бытовые понятия...
С какой-то другой точки зрения, напротив, не только понятия муж и жена, брак и т. п. вплоть до записи (ЗАГС), до постели в Лаврушинском, до «генеральской рубашечки» меня радует в своем достижении, в осуществлении самого потаенного желания «быть, как все», в смысле своего воплощения (я рад тому, что и я тоже, как все). Так, что сущность брака (творческая, созидающая) есть воплощение. Эту радость воплощения (чудесной материализации) я чувствую, сравнивая лучшие свои достижения в деле словесного воплощения с этим воплощением человеческим: это неизмеримо полнее, с этим ничто на свете не может сравниться.
Почему мои загорские «ближние» бранят мой характер, а Ляля слов не находит, чтобы его похвалить? Потому что там не любят и не понимают меня, а здесь любят. Через это понимание любовь и поднимает, и отдает, и возвышает тебя в собственных глазах.
В своих опытах любви Ляля узнала цену себе. Я, напротив, единственно только в писаниях знал цену себе. Завоеванием Валерии, однако, горжусь и уважаю себя, и устанавливаюсь как победитель. Это первый мой шаг после писательского самоутверждения. И в этом я доволен собой.
16 Июня. Троица. Такое движение вперед, такое сближенье, такая любовь: разве каких-нибудь пар десять сейчас любят... Но бывает изредка, будто дунет кто-то на любовь, и туман рассеется, и нет ничего. Тогда тревожно спрашиваем мы: «Любишь ли ты еще меня?» И уверяем и доверяемся, и опять приходит новая волна и сменяется новой. Как будто цветистый поток бежит, уходит и вечно сменяется новой водой.
Были мы в лесу утром, везде видели молодых птенцов, глупенькие сидят на сучках, на изгородях, на железных проволоках, и возле них мечутся в страхе родители.
«Вода - стихия самая близкая к душе. Вода, - я не знаю, что это за сила целебная. Бывает, на совесть что-нибудь ляжет, оботрешься - и как будто получил прощение» (Ляля).
Заброшенная мною фотография мгновенно возродилась, как только я начал сознательно снимать одну только Лялю: на место природы стала она. И так, я думаю, сосредоточиваясь вокруг нее, возродятся все мои навыки.
Когда сам лично выступаешь со своей жизнью на вид и тебе уже нет отступления, и весь исход борьбы зависит только от того, какой ты есть сам, тогда ты только и увидишь, как мал еще человеческий опыт на земле, как нажитое человечеством мало дает опоры в личной борьбе. Так вот теперь я испытал любовь и вижу ясно, до чего смущены любовью все поэты и во все времена, в том числе даже и автор «Песни Песней».
17 Июня. Во время прогулки мы с Эль сели на поваленное дерево, в тишине лесной гурковала горлинка. Я говорил ей о том, что до того сейчас я с ней, что мое одиночество не нарушается.
- Какое одиночество?
- Хорошее, мое одиночество, когда я слышу вот как теперь, например, голос горлинки, и мне это как голос от всего мира, и я через это как-то самоутверждаюсь. Ты это знаешь?
- В детстве знала, а потом страдания все разрушили112, и в пустынном одиночестве теперь я чувствую только любовь, понимаешь, не к букашкам, таракашкам, горлинкам, а переполняющую мою душу любовь..
- И я тоже не к таракашкам чувствую, а через таракашек к целому миру, который ты назвала бы Богом. Пусть не совсем как у тебя, но это поэтическое чувство входит в состав религиозного, как чувство личности, как самоутверждение.
- Знаю, знаю, это было у меня.
- Главное тут удивление, как будто очнулся и увидал невиданное. Помнишь, как Олег говорил о таком удивлении, что оно свойственно девочкам, что это св. София чертит свои узоры...113
- Возможно, я к этому вернусь. Я утратила это в страданиях, любовь это пересилила и закрыла. Но, возможно, я к этому вернусь...
- Скажи, что ты любишь меня.
- Люблю, но скажи мне, что за этим вопросом скрывается, ведь он порожден сомнением?
- Это возникло, когда ты говорил, что я не мешаю твоему одиночеству. Я возревновала тебя к твоему одиночеству.
И потом стала мне говорить, что ничего она так не боится, как равнодушия в довольстве.
- Этого, - спросил я, - ты боишься с моей стороны?
- Как с твоей, - ответила она, - так и со своей.
- Бывает разве у тебя так, что возникает сомнение в себе?
- У меня на дне бывает тысячи всяких перемен, но я держусь твердо решения быть с тобой до конца в единстве.
«Лесная капель» - материал собран114, остается разбить по отделам, один лучший отдел: «Фацелия».
Почему это, когда о пустяках думаешь, чувствуешь, что умнеешь, а когда натужишься на умное, - бывает, хватишься: до чего же я поглупел!
Семейная жизнь и женское дело.
Об этом всем интимном и недоступном для холостого мужчины обыкновенно думаешь, что тут все совершается по каким-то неизменным предвечно установленным путям, вроде как бы по орбитам планет. А когда войдешь сам в этот мир, то тут-то и понимаешь, наконец, что и орбитные пути изменчивы, что и тут совершаются постоянные нарушения и что нет вообще нигде в свете ничего постоянного, предвечно-упорядоченного и неизменного.
18 Июня. Разговор начал я, сравнив свое положение с нашим хозяином: тоже вот старик молод и мог бы тоже найти себе молодую и умную, а живет со старой и глупой.
- А где ему найти по себе? - сказала Ляля. - Это очень, очень трудно, почти чудом находит один человек другого по себе,'вот так, как мы. Ты-то вот не в деревне, а в городе живешь, почему ты не мог найти по себе?
Она была права: огромнейшее, преогромнейшее большинство людей живет в неравных парах. Найти по себе до крайности трудно, и, значит, вот почему Церковь затрудняет развод, оставляя эту свободу только для избранных.
Надо бы на Лялю приналечь в иных случаях, чтобы получше писала да пораньше вставала... Но как подумаешь, кто она мне, кого я в ней нашел, на что с ней надеюсь и как она настрадалась, - станет совестно принуждать, и простишь ей: «спи, милая, больше, пиши как-нибудь, а я за тебя не посплю и за тебя попишу с наслаждением».
Меня задевало чем-то и непонятно было, откуда взялось у нее, столь робкой, такое самоутверждение, когда иногда мне говорила: «Вы еще не знаете, какая я и что я могу». Или: «Мало таких женщин на свете, как я, и даже может быть я одна». -«Такая умная, - думал я, - и так хвалится!» Несколько месяцев длилось мое недоумение, как вдруг я все понял: это с такой страстью она ждет любви, что, представляя себе возможного любимого, видит себя той, какой могла бы она быть, если бы она его дождалась.
20 Июня (св. Валерия). После многих лет без праздников у Ляли первые именины. Подарок мой: целый день не напишу ни одного слова, вот почему и пропало 19-е число (а помню, надо было записать, что наша «пустыня» (т. е. чувство, которое приходит к человеку, когда он остается в природе один), это чувство определяет и нас в быту: раз Бог - Любовь, то Ляля и жаждет близости с человеком, воплощения этой любви божественной, и раз у меня «я - сам» как фокус Целого, то я в быту писатель, природовед, искатель.
Обучение Ляли фотографии.
21 Июня. Наш спор начался с критики «Дом в Загорске». Обвинение: я такими хорошими сделал членов моей бывшей семьи, что Ляле остается принять на себя вину разрушения «счастья». Такая критика, исходящая из ревности, меня рассердила, и так пошло: я защищал художника, она нападала на человека.
Утром в лесу спор дошел до того, что я стал защищать художество, как создание новой лучшей реальности, как воплощение. На это она возразила делами Олега: он тоже стремился создать новую реальность, но не мог, и «плоть» не досталась ему. На это я возразил тем, что О. был молод и не владел в достаточной мере силой родственного внимания: не понял ее. А если бы понял, то стал бы жить с ней, как я, появились бы дети, и он узнал бы... Так в споре мы подошли к реке Нищенке. Тут на берегу стояла старая седая кобыла, возле нее на траве валялись два гнедых жеребенка, ее дети, годовалый и новорожденный. Мы видели, как кобыла, наклонясь, коснулась губами своего жеребенка. Так в молчании у лошадей совершалось то самое, о чем люди говорили и не могли договориться всю ночь и утро. Это молчание было земным полюсом достижений святых: то же молчание при достижении полноты (Целого, Бога).
Одно, главное обвинение Ляли, что будто бы я не выношу критики себя, как писателя, не выдерживаю даже прикосновения к своему делу, как к ране. Я же видел, что она не о моей работе думает, а о себе, оскорбленная рассказом о доме в Загорске.
Религиозный человек, имеющий постоянное общение с вечностью, в малых земных делах должен быть образцом для всех маленьких людей, лишенных дара чувства вечного в мире. Вероятно, это до крайности трудно, и вот отчего пустынники жили в пустыне, а художники создали себе особый растрепанный вид и обстановку «художественного беспорядка». Современные художники, однако, забросили это и стремятся внешним своим видом нисколько не отличаться от прочих людей. Наверно, так будет и с религиозными людьми, они забросят пустыню внешнюю, не будут никуда уходить, а, оставаясь на месте особенным усердием и поддержкой внешнего порядка «в малых делах», создадут себе непроницаемую для постороннего взгляда пустыню. Будущий пустынник будет иметь свой автомобиль, самолет и окружит себя разными техническими усовершенствованиями, и особенно обратит внимание на свой костюм.
22 Июня. Святая «бесстыдница» (блудница).
Нет ничего хуже того «стыдно» условного, через которое воспитывается страсть к запретному телу: именно тем, что худо, приучают к безликому удовлетворению похоти! Приучают к тому, чтобы только дорваться, а там под прикрытием плоти все равно был бы хоть кто. Из этого и создается проституция: обыкновенная «любовь» за деньги. Ляля не имеет в себе того «стыда» и в короткое время воспитала меня: я теперь больше уже не чувствую той отдельности своей от женского тела, в которой разгорается плоть. Напротив, мне удавалось для удовлетворения добиться через близость тела прикосновенности к душе, чтобы плоть моя не выходила из меня, а растворялась в моей крови. За счет этого растворения получается постоянное любовное состояние, постоянная мысль обо всем через друга (от этого получается не удовлетворение, а со-творение, т. е. творчество в сообществе с Целым).
... Вывелись все птицы. На пашнях старые грачи кормят червями молодых, и те, трепеща крылышками, принимают от старых червей. Зацветает рожь. Полк за полком, каждый день прибывая, выходят цветы на луга, и в тех овражках, где неодетой весной бежали ручьи, теперь, заполняя бывшее дно и все склоны, бегут реки цветов.
Она такая неряха в делах, а никаким деловитым существом нельзя заменить ее безделья, она такая ненадежная любовница, а никакой самой надежной ее нельзя заменить, такая обманчивая, но обман ее слаще, умнее и надежнее правды.
Вечером мы простились с ней до 26-го. На обратном пути Наталья Аркадьевна мне говорила о трех вещах: первое, что над Лялей должно быть твердое руководство, второе - она очень трудная и ее надо претерпеть и третье, что нельзя тоже и не давать ей воли и не доверять.
На это я ответил, что руководства вообще я не беру на себя и совершенно к нему не способен, пока я настолько верю сейчас в себя и в нее: она не должна сама по себе поступать самовольно, а только как надо.
На второе (претерпеть) ответил, что я уже претерпеваю, но пока мне всякое лишение свободы сладостно, мне даже иногда кажется, что мог бы ради нее не писать, хотя очень возможно, что в этом обманываюсь.
А на третье, о предоставлении ей свободы, ответил, что свобода в ее руках, но глаз мой: пока люблю - глаз своих с нее не спущу, пусть мне это даже будет стоить моего таланта. Впрочем, я глубоко верю, что, растворяя талант свой в любви, я себе что-то наживаю.
- А что это значит «глаз не спущу»?
- Это значит, - ответил я, - что любовь есть движенье и надо, двигаясь вперед, самому следить глазами за другом.
В этом движении есть две опасности. Первая состоит в удовлетворении каким-нибудь достижением и возникновении чувства собственности: эта опасность приводит к слепоте: при остановке из-за собственности друг исчезает из глаз.
Другая опасность, что в собственность обращаются ценности, взятые не из души друга, а из собственной души: иногда увлекает свое, только свое, хотя бы даже такое великое, что кажется самому, будто оно исходит от Бога. И вот если ты хочешь вместе с другом к Богу идти, то не закрывай глаз и тут: не верь звезде своей, откажись от этого бога, разыщи своего друга, чтобы вместе идти. Помни всегда, что эта опасность страшнейшая, что это весы, на которых взвешивается и проверяется вера твоя и вера твоей возлюбленной. Это испытание, в котором ты отказываешься от своего бога с тем, что, если Он Бог настоящий, Он больше бы полюбил тебя и на твой путь поставил твою возлюбленную. Это испытание, в котором ты своему обманчивому прежнему богу говоришь: - Отойди от меня, Сатана, мой единственный Бог живет в сердце моей возлюбленной.
Весна в этом году запоздала недели на две и вдруг принялась догонять: только-только развернулась береза и заблестели ее клейкие листики, как уже смолкла брачная песня самцов и самки сели на яйца.
После знойного дня наступил вечер не прохладный, а только не жарко. И такая тишина! Мне кажется, я никогда не слыхал такой тишины, - ни одной птички и только изредка жук прожундит.
«любовь». Теперь же вечером в этом молчании было так, будто их бог вполне удовлетворенный сел у реки покурить, и дым его туманом поднимался над рекой. Ему теперь осталось только курить, самки его все уже сели на яйца.
Мы осмерклись, сидя на изгороди, как куры на шестке. Вместе с природой я чувствовал удовлетворение и тоже покуривал, как бог у реки. Так мне ясно было теперь, почему у животных их акт размножения совершается всегда целомудренно, и в слова «животное чувство» мы, люди, вложили свой грех: вся тварь совершает свой жизненный акт бессознательно, а грех человека состоит в разделении души на плоть и дух в их борьбе.
Не отсюда ли происходит и все сознание с тем, чтобы все разделить, и потом, поставив все на свои места, спрыснуть все живою водой творчества жизни, и воскресить в единстве и радости?
Вот моя подруга рядом сидит со мной на шестке.
- О чем ты думаешь, милая?
- Я думаю, - отвечает она, - что ты прав: чтобы десять кур прокормить, нам нужно в месяц не меньше двух-трех пудов зерна, а мы за полгода для себя едва достали три пуда ржи. Овес же еще трудней доставать. Давай кур променяем на масло и только двух курочек оставим себе для забавы: на двух у нас хватит.
- Придется кормить трех, - сказал я, - необходимо оставить себе петуха.
- Ах, как же это я забыла про петуха, но как ты думаешь, может быть, петуха овсом не надо кормить?
- А чем же?
- Картофельными очистками: ведь ему же легче жить, ему не надо яйца нести.
Мы весело посмеялись, и я подумал, что, пожалуй, на всем свете единственная хозяйка, Ляля, могла думать о такой экономии зерна: всю жизнь, бедная, имела дело с бесполезными петухами: она привлекала их к себе дразнящими бедрами, а сама в них искала души. Так и сохранилась эта женщина до сорока с лишком лет с девственной грудью Психеи и бедрами самки.
Вся жизнь прошла, как самая жестокая борьба за Психею, и улей ее оставался без меду, усыпанный трупами убитых трутней...
Разве я-то сам не самец, разве не дразнило меня при встречах с женщинами чувственное изображение и не влекло меня за собой? Но почему-то с ней даже при первой встрече меня впечатлила только душа ее, и в этом первом соприкосновении душ не впечатлялось изображение женщины?
Значит, бывает же так у людей и только у людей так, что вначале обнимаются только души, соединяются, проникаются и начинают медленно облекаться в животную плоть, и так происходит не совокупление, а воплощение. Я могу припомнить, как у моей Психеи создавались ее прекрасные глаза, как расцветала улыбка, блестели и капали слезы радости, и поцелуи, и огненное прикосновение, и весь огонь, в котором единился в одно существо, разделенный грехом человек. Мне было тогда, будто древний Бог, наказавший человека изгнанием, возвращал мне свое благоволение и передавал в мои собственные руки продолжение великолепного творчества мира, прерванное грехом человека.
23 Июня. Нат. Арк. рассказала о детстве Ляли, что вот как ее баловали: пылинки сдували.
Чувствую, что уловил колебание весов, на которых перед Всевидящим Оком взвешиваются наши дела. И я знаю, что когда Ляля говорит о любви, о молчании твари и святых, чаша склоняется в ее сторону. А когда она говорит о простой радости от созерцания природы, о художестве, детстве, чаша склоняется в мою сторону. На моей чаше лежит детство, игра, искусство и все другие лучшие желания человека - жить как хочется. На ее чаше добро как любовь, и молчание, и обязанность человека жить, как надо.
- Когда-то давно и я тоже наедине с природой оставалась, и была как ребенок, и Бог мне показывал земную тварь, как игрушку. Теперь я не могу так: я измучилась, и когда остаюсь с природой наедине, Бог мне указывает на подвиг любви, на добро.
- Значит, Ляля, Бог-то все-таки один, и зачем нам с тобой спорить: мне Он дарит мир, как игру, тебе - как добро и любовь.
- А как же иначе?
- Так оно и есть, и если человеку надо жить на земле, то вовсе не надо тебе трудиться, чтобы оторвать меня от игры.
- А любовь - ты сама говоришь - явилась к тебе через страдание, и это страдание тоже и лишило тебя игры. Вот я и боюсь, дорогая, что, приняв через тебя любовь, я потеряю, как и ты, охоту к священной игре.
- Что за вздор! Если я в защите себя нашла против страданий как целебное средство любовь - мне ли защищать самое страдание? Но если я не могу играть как ребенок, я любуюсь игрой и оберегаю игру, и хожу за ребенком. Любовь - это мой путь к радости. Я защищаю игру от любви - что за бессмыслица! Разве любовь не больше всего, разве может добро любви восставать на добро жизни, на детскую игру, разве не входит в любовь задача священная поддержать радость игры и рост детей.
Но какой разговор может быть о первенстве в чем-то, если с первого шага я отказался от собственности и все имущество передал невесте. Только в одно я верю и знаю, что чем больше я, любя другого, буду отдавать ему и раздавать тем, кого он любит, тем больше чего-то самого дорогого будет оставаться со мной.
В основе любви есть неоскорбляемое место полной уверенности и бесстрашия. Если случится в этом с моей стороны посягательство, то у меня есть средство борьбы против себя. Я отдаю всего себя в полное распоряжение друга, и через это узнаю, в чем я прав, в чем виноват. Если же я увижу, что друг мой посягнул на святыню мою, я проверю его, как себя. И если случится самое страшное и последнее: друг мой станет равнодушным к тому, чем я горю, то я возьму палку свою дорожную и выйду из дома, и святыня моя останется все равно непоруганной.
Бедный Олег! он по юности видел препятствие в том, чего нет, и, уходя в путь, не заметил то место, куда ему рано или поздно придется вернуться.
Разве так не бывает, что жизнь в основе своей сложная и что-то забудут сложить, и оно останется на случай беды. Тогда оно покажется, и это нечто несущественное примут за причину разлада. У нас это нечто есть неверное понимание меня в отношении моего таланта. Мне кажется, я совсем свободен от тщеславия и сержусь лишь, когда меня не понимают. Она же зарубила себе на носу, что я самолюбец, и при случае будет меня этим колоть.
24 Июня. Ранним утром от шести часов сижу голый в бору, вокруг воркуют горлинки, с пером в руке молюсь по-своему и думаю с любовью об отсутствующей Ляле. Мне сейчас становится ясно, как никогда не было, что Ляля - это самое лучшее, что я в своей жизни встречал, и всякое раздумье о какой-то личной «свободе» надо отбросить как нелепость, потому что нет свободы большей, какая дается любовью. И если я всегда буду на своей высоте, она никогда меня не разлюбит. В любви надо бороться за свою высоту и сим побеждать. В любви надо самому расти и расти.
Так тяжело было расставаться, а когда расстались, то больше увидел и больше полюбил. Зачем же тогда бояться последнего расставанья? - тоже ведь расстанешься - и больше увидишь и больше полюбишь.
Если бы я убедился в предпочтении ею кого-либо, доходящем до меня через равнодушие, то я взял бы палочку и вышел из дома неизвестно куда, и постарался бы так замести следы за собой, что так бы никто и не узнал, куда я ушел.
А если бы попал в положение Мих. Сергеевича и остался бы один, то вступил бы с самим с собой в смертельную борьбу за свободу от недоброжелательства к ней.
Надо быть самодовольным собственником, чтобы отказаться от возможности такой встречи с ее стороны, что я буду обойден. Но все, что возможно сделать человеку для защиты другого любимого от такой беды, она сделает.
Какая бы радостная она ни была, стоит ее оставить одну, как уголки губ ее опускаются, лицо удлиняется, обостряются на лице косточки, глаза уйдут неизвестно куда, и радостная солнечная женщина становится монашкой.
А может быть тот внимательный уход за собой, который я получаю теперь от нее, как Божью милость, есть самое обыкновенное у всех любящих друг друга людей, о чем только не говорят, что само собой разумеется, если...
Через Лялю мне стало дорого все, чем я бранился: лето, дача, жара, загорание, уход за телом и т. п., все, чем все живут, чему радуются, что для всех является желанной целью, о чем все плачут, если этого нет. Через Лялю я получил то, что у всех, но, конечно, от этого не стал как все.
Многое в мастерстве любви у Ляли я принимаю за действие любви, на самом же деле она, как мастер любви, умеет это делать для всех. Самая любовь же тогда только и есть любовь, когда она вызвана впервые мною и для меня единственного. И это состояние единственного точно так же опасно, как успех и слава для художника. В успехе голова художника кружится, и художник перестает быть бескорыстным, и часто в корысти своей лопается, как дождевой пузырь. А в любви через признание «единственным» он делается собственником женщины, и через это любовь, как и талант, погибает.
«Почему же ты не сказал?» - это обычная фраза у Ляли в таких случаях, когда сказать бывает и невозможно, и никто не говорит словами, когда бьются на кулаках. Вот и замечательна эта вера ее в слово, в человека, защищающего себя словами, и, пожалуй, умеющего в слове выразить то, что обычные люди решают кулаком.
Вот горе, что вся гордость моя опирается на то, что Я, среди множества пузырей славы, направляю все свои моральные силы на охрану «единственного», я в искусстве, как самая чистая девушка, а Ляля иногда принимает это за самовлюбленность, бахвальство и пр. И пусть не всерьез, но даже и в шутку нельзя так думать обо мне.
«все куплю», а у него «все возьму»115.
Почему бы тоже не вспомнить Л. Н. Толстого: разве в прошлом мало получил он от Софьи Андреевны хорошего, разве не человеческое это дело, расставшись навсегда с человеком, вспомнить теперь полученное от него добро. Я в свое время получил от Ефр. Павл. понимание и признание за лучшее во мне: детскую простоту моей души. Она это ценила по тому глубоко народному русскому чувству, собиравшему вокруг старцев верующих людей. За это я все в ней терпел, все прощал, до тех пор пока не увидел, что это чувство в ней умерло, и, напротив, явилась жестокость, злость, эгоизм. Я бы и это готов был перенесть, и перенес бы, если бы не ее чудовищное выступление против меня с угрозой доноса на Лялю.
Хорошо понимаю теперь, чем особенно дорога мне Ляля. Тем, что именно ценит во мне ту же самую детскость души, как и Павловна ценила, но готова и может участвовать в развитии, в расширении этого дара и быть в живом общении со мной до конца. Не потому Ляля имеет право на меня и может быть спокойной за разрушение моей семьи, [не то] что они дурные люди и мне плохо жилось, а потому, что движение мое с ними вперед остановилось и что они восстали с хулою на Духа: они терпят именно за это свое наказание.
Получая от нее заботу, внимание, ласку, каких в жизни я не имел ни от одной женщины, я думаю иногда, что это так у всех любящих ее, так бывает от культуры, и что это она дает всем или у нее это заготовлено только для меня, и она так любит только меня? В особенных случаях я даже не выдерживаю и ее спрашиваю, и она обыкновенно отвечает, что так у нее в первый раз. Теперь я больше ее не спрашиваю, какое-то особенное чутье подсказывает мне теперь, что у нее для меня и что у нее было для всех.
Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо 116.
Влияние всех и всего на себя испытываю в огромной степени, ко всякому влиянию отношусь с благоговением, смирением, почтением. Я доверяю всем, как большая река доверяет влиянию в себя рек болотных с черной водой, с берегами в ядовито-ярких желтых цветах, рек малых с голубой водой, с песчаными берегами и незабудками и рек, отравленных фабричными отбросами. Большая река все принимает, и большой реке от этого становится не лучше, не хуже: у нее своя вода, свое устремление все воды, прибегающие к ней, донести в океан. В этом отношении я счастлив тем, что, не хвастаясь, могу сказать о себе: я, как большая река, принимаю в себя с готовностью всякое влияние. И больше! в этой готовности принимать влияние я вижу и основную силу своего русского «рода и племени».
25 Июня. Весь день без Ляли работал над «Лесной капелью», а вечером долго беседовал с Нат. Арк. о Ляле. Вышло впечатление такое, что как бы она себя ни заверяла, что Ляля на мне поставила точку своим романам, в глубине души она не уверена ни в ней, ни во мне. Выспрашивая, как представляет теперь себе Н. А. нашу жизнь с Лялей, я докопался, как она ее себе представляет, - это вроде как бы два фейерверка соединились, чтобы блеснуть. Но что это не настоящая жизнь, не настоящие люди, а два чудака. И тот (Раттай) и другая глубоко верят в гениальность Ляли, в исключительное призвание к литературе, вернее, к «чему-то» в литературе, и, не встречая выражения этого, оба томятся.
- Почему же именно в литературе должна выразиться ее гениальность? - спрашиваю я. И она ссылается на какой-то ее блестящий доклад о Блоке, когда ей было 20 лет!
- А впрочем, - сказала Нат. Арк., - Ляля за что ни возьмется, везде у нее все выходит блестяще.
- Вот этого, - ответил я, - именно этого, я больше всего в ней и боюсь, что во всем, за что она ни возьмется, все у нее выходит блестяще, и только одно не блестяще: серьезно она ни за что не возьмется.
Тогда Нат. Арк. вспомнила, как об этом теми же словами сказал ее брат. Одним словом, я был малодушен и допустил вовлечь себя в этот круг ограниченных людей, любящих Лялю и томящихся в напрасном ожидании общественного выражения ее гениальности. Грустным ушел я к себе, раздумывая о каком-то неизбежном и страшном «легкомыслии», вмещенном как нечто постороннее в ее душу, и точно так же в мою. Вот, вспомнилось, она пишет письмо А. В. и читает его мне, пишет, что если М. М. умрет и она останется одна, то не клянется, но, может быть, вернется к нему. Между тем накануне я как раз нечаянно так и думал, что она об этом думает, и на вот, прямо в глаза мне, пожилому человеку.
- Лялечка, ну, разве так можно?
«умрет».
Еще было, рассказывала Нат. Арк., она сказала ей однажды в Колпашеве, что лучше бы желала ее видеть мертвой, чем живой.
- Слова, слова ее иногда ранят, не подумает и скажет. А вы как думаете?
Я думаю, ответил я, что слово у нее действительно иногда опережает мысль, но я привыкаю догадываться о ее мысли. В этом случае мысль ее была о том, что после смерти человек только и получает постоянный образ, который можно постоянно без колебаний «люблю - не люблю» любить. В самой большой любви нет дня, когда бы человек не сомневался, не спрашивал себя: люблю - не люблю. Только после великого расставания эта борьба бывает закончена и навсегда можно сказать: я люблю. Вот в этом смысле и сказала Ляля, что она мучится земной любовью несовершенной и предпочитала бы любить ее совершенной любовью.
Так я очень, очень утешил старушку.
Ушел, думая, что никогда, никогда бедной Лялечке не доказать этим людям чего-то...
Порядочные люди имеют простую, ограниченную, но трогательную и действенную живую мораль: «Помирать собирайся - рожь сей». А Ляля беспорядочная, помирать вечно собирается и через это никак не хочет даже и глядеть на рожь: зачем эта рожь, если подохнем? Из-за любви своей к Ляле ограниченные порядочные люди признают, что она права, она может так говорить, потому что она гениальна, они же, обыкновенные, должны сеять рожь. И так они ждут, ждут свидетельства ее гениальности, а сами по скромности своей сеют и сеют рожь.
NB. Обдумать мотивы восстания Личности против заповеди Берендея: «Помирать собирайся - рожь сей», собрать все «за» и «против».
Тема: обманы «гения», т. е., что каждый из круга морали «Помирать собирайся» при соприкосновении с моралью «гения» попадает в обман (Настасья Филипповна из Достоевского)117. Спасение гения в форме.
26 Июня. Ждем Лялю. Какая она - не знаю. Одно знаю, что она есть проба на всего меня: не в ней дело, а во мне. Борьба за Валерию только в самом начале, победу буду праздновать когда... Когда?
Ограниченный человек, но упрямый до геройства Ал. Вас. тайный план имел, чтобы зажать Лялю чем-нибудь. Пробовал силою пола - ей надоело. Ученостью, дружбой - можно ли удержать ученою дружбой? Осталась мораль церковного брака - она разбила мораль и ушла от него. Он пугал ее как муж, освященный церковью, жизнью загробной. Она же ему отвечала, что там не женятся и не выходят замуж.
27-28 Июня. Жара. Жили у ручья в сосновом лесу. «Лесная капель» развивается.
29 Июня. Отвез «Мазая» в Москву. Получаю М-1118. Вернулись ночью с Дмитриевым.
30 Июня. Есть еще надежда на то, что «тяжино» сегодня скажется. Но если... пусть! Мы оба готовы.
перешла в спокойную любовь (из 1-го во 2-ой этаж). И теперь я больше понимаю Лялю в отношении к своим жертвам. Долго она не может оставаться в 1-м этаже, ей это становится ненужным и скучным занятием. А дальше у них нет движения - и она уходит.
1 Июля. У Ляли «тяжино». Дождь. После вчерашней грозы жара прервалась. «Тяжино» - не очень-то нас обрадовало, мы подготовились:
- Ты знаешь, сколько мук мною испытано, мало радости к этому прибавить еще, но ты будешь радоваться, ты узнаешь такое счастье, какого не знал, и тогда я тоже буду рада.
Так вот оправдалась моя догадка о том, что радость жизни безмерна в глубину. Странно, что принимаешь эту радость как то самое, чем все люди живут, что всем доступно. Когда же это узнаешь и оглянешься вокруг, то оказывается, что не только все не живут как мы, а только редчайшие из них, и что как мы делаем то, что доступно и назначено всем, - совсем как будто никто не делает. От этого кажется, будто охватываешь чувством весь человеческий мир.
По себе смотрю на всего человека и чувствую не со-страдание, а досаду на закрытую дверь, возле которой они стоят и не могут войти.
Слегка побранились с Лялей, она била «дятлом», я же пилил и по обыкновению говорил вне себя и после немного подулся. Но между нами споров не должно быть, и я признал себя виноватым в том, что допустил, после чего и она признала в себе «дятла». Дал клятву никогда не опускаться до спора, ни-ког-да! И в то же время тоже никогда и не таить про себя неудовольствия.
2 Июля. Мы до того стали известны в Тяжине, что мальчишки Ладу Лялей зовут, а Лялю иногда называют Ладой.
Если бы такую любовь, какую дарит мне Ляля, можно было бы на деньги прикинуть, то денег бы на земле не хватило, и если бы перед Богом назначить состязание и погибель того или другого, то деньгам пришел бы конец. Но ведь Ляля-то не одна на земле! Сколько же тогда скрыто от денежных людей богатств на земле и сколько возможностей будет открыто для людей, когда они станут ценить все отношения между собой и все вещи не на деньги, а на любовь?
Приехал Глеб Удинцев, чистый мальчуган, свидетельство морального равновесия семьи Удинцевых.
- Любят они друг друга? - спросил я Лялю.
- Нет, - ответила она, - у них не наша любовь, но они муж и жена, и все другие из себя выходят, чтобы друг другу помочь.
- Как же такие чувства назвать?
- А если бы у нас были дети, то и у нас было бы тоже так хорошо, как у Удинцевых?
- Конечно!
- В таком случае мы любовью богаче их?
- Конечно, богаче, мы и без детей можем жизнь свою наполнить любовью. И почему непременно дети свои, почему нельзя любить чужих детей, почему «свой ребенок» должен быть мерилом моральным? Напротив, раз если заметили свой, это уже пахнет собственностью, а собственность есть остановка движения, а любовь есть движение.
Второй прохладный день. Рожь и все злаки в полном цвету. Все грачи в полях.
Поднялся спор об охоте с трех точек зрения: 1) Нат. Арк. осуждала убийство на охоте, а есть убитую дичь разрешила. 2) Я стоял за охоту: убить можно. 3) Ляля же такое загнула, что раз убивают - можно убивать, раз едят - можно есть, что отдельное выступление против убийства или против потребления - ничего не значит.
- А кто же начнет изменять, - спросил я, - это «все убивают и все едят»?
- Никто, - ответила Ляля, - это неизменяемо, что же касается того, убивать или не убивать, есть или не есть, это дело личного вкуса, и не имеет ни малейшего общего значения.
- А личность?
- Личность отвечает лишь Богу, и если Богу ответ понравится и Ему будет угодно, то Он может повлиять и на всех, и тогда может быть люди не будут убивать и не будут убоину есть.
Иные ответы Ляли в вопросах отношения личности к обществу кажутся с первого раза почти циничными в смысле равнодушия к жизни общества, но стоит ввести кроме личности и общества третье понятие, Бог, как вся ее «пассивность» исчезает: тогда оказывается, что отношения личности и общества должны быть просто любовными, что капитал и война сами по себе неизменны и неизменяемы теми же средствами, т. е. войной и капиталами; напротив, изменяющая сущность человеческих отношений есть любовь, а любовь невозможна без Бога.
В семье N. за Гитлера стоит единственный Дима, советский мальчик, несоветские элементы семьи все за англичан (европейскую демократию). Так странно выходит, что кто за фашизм, тот и за коммунизм, и за отечество, и, конечно, верит в перемену к лучшему от победы коммунизма-фашизма.
Ляля стоит, конечно, ни за то, ни за другое, потому что перемена в обществе может быть лишь через Бога. Меня же, при всем понимании Ляли, при всем сознании легкомыслия наших спорщиков, почему-то тянет к Гитлеру, и я чувствую даже, как от глупости своей у меня шевелятся уши, и все-таки радуюсь его победам и даже радуюсь, что СССР теперь вступает в границы старой России.
Мне спорить невозможно против демократии, потому что в моем багаже нет ни одного умного слова за Гитлера. И если самому себе добраться до своего окончательного и неразложимого мотива, то это будет варварское сочувствие здоровой крови, победе и т. п. и врожденная неприязнь к упадничеству как пассивному, так и нашему активно-интеллигентскому в смысле сектантских претензий на трон. Отчасти я не люблю интеллигенцию именно за эту упадническую претензию, отчасти, как Ляля, за подмену Бога человеком, отчасти за скрытый лицемерно в ней самой «большевизм» (ныне почти пережитый)...
Возможно, мое «за Гитлера» есть мое отрицание нашей сектантской интеллигенции, но, возможно, и как результат веры моей, что Бог не совсем равнодушен к человеческой крови и сочувствует крови здоровой.
3 Июля. У Ляли основной мотив жизни - это обет целомудрия и с ним в постоянной борьбе неудержимое стремление к близости с человеком. И потому жизнь складывается в жажду любви и к совершенству любви, к целомудрию плоти. Лялино целомудрие, вероятно, есть совершенство и, наверно, уже рождается в человеке не от одного безбрачия.
Говорил с Лялей о личности в женщине, той личности (рожая).
- Ты пойми, мой милый, раз навсегда, что в любви нашей ты начинаешь, а я иду за тобой, и мне хочется почти всегда, когда тебе захочется, если же не захочется, все равно я пойду.
Ляля до того женственна, что при начале всякого дела ее надо насиловать, и даже, чтобы она вовремя встала, с нее надо стащить одеяло.
4 Июля. Телеграмма Левы с назначением дня обмена квартиры и пр. расстроила меня, и я думал о Finish, том страшном, когда он зачеркивает и все предыдущее хорошее. Так вот и Ефр. Павл., и Лева своим последним выступлением перечеркнули всю прошлую жизнь с ними, и от прошлого у меня остались только книги и ничего для себя. В этом же и есть весь ужас смерти, и с этим борется христианин.
И вот почему я стал на путь с Лялей.
Ляля почувствовала некоторое охлаждение с моей стороны и, желая проверить, сказала мне при обычных вопросах «любишь - не любишь», что теперь она любит меня, но за будущее обещаться теперь не может и только одно обещает, что не будет обманывать. Я ушел от нее с больной головой и то ли от головы, то ли от слов ее не мог всю ночь уснуть. Расставаясь со мной, она сказала: «Перекрестись», но я назло ей не стал креститься и отдал всю мою святую Лялю на растерзание сомнений. И когда мой идол был растерзан и я остался один в пустоте на погибель, то вдруг почувствовал, что пустоты нет, что кто-то со мной. Тогда я перекрестился, как велела мне Ляля, и почувствовал радость. Ляля вернулась ко мне. И я открыл окно, стал на колени, прочитал «Отче» в свете утренней зари. И когда настало утро, лег в постель Ляли, все ей рассказал, и она уверила меня, что любовь ее ко мне связана с обетом Богу.
Приехала Нат. Дм. Удинцева для переписки «Лесной капели». Работаем втроем. Жара.
5 Июля. Утром в постели мирились.
6 Июля. Под вечер в ожидании А. М. Коноплянцева с Лялей и Нат. Дм. Удинцевой пошли в далекий бор, и у нас с Лялей начался во время грозы спор. Ляля налетела на меня со своей злой диалектикой, я - просто орал на нее. Этот спор продолжался всю ночь, и помирились мы только на рассвете. (В споре мы расставались друг с другом, а когда помирились, то любви от этого расставания прибавилось.) После оказалось, что весь сыр-бор загорелся из-за того, что я рассказал Нат. Дмитриевне о непонимании друг друга Нат. Аркадьевны и Аксюши. При этом я, как показалось Ляле, ядовито, с раздражением изобразил Нат. Арк. (сорока), ее непонимание природы-народа и сочувственно отнесся к Аксюше. Спасаясь от ревности возмущенной Ляли, я убегал из плана в план, чтобы выяснить чистую идею, но Ляля налетала во все планы и, раздражая меня, сбивала и путала мои мысли. Под утро только Ляля, очень страдая, пришла в то свое состояние спокойного отчаяния и ясного раздумья, когда я, покоренный, отдаюсь полной любви к ней. Есть, я знаю, такая Ляля, с которой спорить нельзя, но эта Ляля страдающая.
В этом споре выяснилось, что моя «природа» (и народ) похожи на фашистского бога-идола, что я до конца одинок, что я не знаю страдающего Бога, что чувство природы возможно без знания имен существ. Эту тему о моей природе и народе моем и о чувстве природы городского человека, никогда не выезжающего за черту города, надо в ближайшее время глубоко продумать.
7 Июля. День провели с А. М. Коноплянцевым.
Спор - это война. Если бы можно было всегда говорить правду друг другу и в то же время поддерживать царственное состояние души, то споров бы не было. Но чтобы предупредить спор (поломку, ремонт), нужно знать, а горе в том, что чувствуешь раньше знания, и только чувствуя - ничего не можешь сказать. Сейчас я думаю, что глубочайшая причина нашего спора была не совсем в том, что Ляля была задета...
8 Июля. Записывая сегодня 7-е, поглядел на Лялю, и оказалось, она не спит. Я рассказал ей о «профилактике», споре-войне и пр., и она ответила, что все неверно, а верно только, что на время спора любовь подменяется каким-то своим личным идолом. А профилактика должна быть в памяти о нашей любви, о том, что если к любящему обратиться - тот всегда поймет, и спора не будет. И его не должно быть никогда.
Я отвык от курения недавно, пользуясь силой самовнушения, точно так же надо воспользоваться силой самовнушения для прекращения споров. Начинаю это внушение и буду повторять его, как молитву, считая, что это самое главное.
Написав рассказ, я сказал, не думая о читателе, а только о себе, как мне самому показалось, я сказал с восхищением: «Хорошо!». Другой же не о себе думает, а о детях, для которых написан этот рассказ, и тоже с точки зрения читателя говорит: «Хорошо!» Никогда я не думал о читателе, а мне часто говорят: «Вы должны знать, для кого вы пишете». Странно, что я, не думая о читателях, гораздо меньше ошибаюсь, чем те, кто о них думают. Почему?
Послана с Аксюшей «нота» Леве и Павловне о раздельных делах и обмене жилплощади. Впервые не скребло на душе. «Лесная капель» в переписке.
9 Июля. Дождливо, пасмурный день. Благополучие в полях. «Лесная капель» переписывается. Раз. Вас. очень хвалит «Капель», а там кто ее знает.
Охоту и всякие причуды одиночества и самовольства бросаю. Ляля - моя охота, и в ней все. и к ней все, начиная от первого сознания, потому что всякий порядочный человек должен отдавать всю свою добычу в распоряжение жены. Моя же личность именно и должна остаться в любви. Надо помнить на этом пути, что есть еще множество такого, чего я не понимаю вследствие своего долгого одиночества.
10 Июля. Величайшая гроза. Проливной дождь. Четверо нас работает над «Капелью» (Разумник, Нат. Дмитр., Ляля и я). Чтение «Фацелии» покоряет Наталью Аркадьевну, до этого она имела только религиозное влияние, теперь литературное. «Значит, я жила как Александр Николаевич, то есть за черту своего кругозора не выходила». Радость Ляли.
Когда из народничества выпала скорбь о несчастном (о мужике), то оно превратилось в эсерство, т. е. вышло из сферы моральной и вошло в политическую аморальную сферу.
Александр Васильевич, Александр Михайлович - особый тип и единственный по устойчивости в нашей культуре. И странно, что когда догадаешься: это попович! бывает то же самое, как когда догадаешься: это еврей! (Общее в том, что те и другие в прошлом имеют за собой религию, и в настоящем это свое превосходство используют для практики, т. е. выгодная подмена.)
11 Июля. Разумника проводили в Москву. Как хорошо остаться одним. Но ничего не вышло: Ляля начала игру «любишь - не любишь», и слово за слово: «Если ты уйдешь в пустыню - я уйду к Александру Васильевичу». Но особенно плохо было, когда на мою претензию какую-то на что-то, она дала мне понять, что с этой претензией я просто смешон. Она это хорошо поняла и всеми средствами старалась меня уласкать и унежить. Ничего у нее не вышло: горб мой все рос и рос. О, этот горб проклятый...
12 Июля. Петров день. Вышел рано чуть-чуть огорченный в «пустыньку». Старик удил карасей, и мне вспомнилось время, когда я тоже по утрам рыбу ловил, и понял, у Ляли эта «пустыня» единственная соперница и представил себе, что может быть Ляля не конец моей пустыни, а только оазис...
Вечером слово за слово о том, что она «не хозяйка» («я -хозяйка»), и пошло, и пошло.
После часу ночи она повела меня под расстрел, и на рассвете при звезде утренней мы восстановили любовь и потом, вернувшись, зазябшие, мокрые от росы, залегли греться в постель. Тогда я впервые почувствовал возбужденье через мысль: это сверху исходящее чувство плоти, а не снизу.
13 Июля. В 9 ч. приехали сыновья, и мы холодно написали соглашение.
Вечером после дождей парная субтропическая природа. Восхитительная любовная прогулка, купанье. Приезд Попова.
15 Июля. Сегодня едем в Москву подписывать обязательство.
Не забыть о «расстреле», что (под звездой утренней, и пониже маленькая, а земля брачная, парит, и аромат, и теплое дыханье, и когда рассвет - туман над оврагом теплый, и первая птичка и последняя, кукушка) после того состояния дома страстное желание быть ближе к ее телу, и когда стал ближе, то тело в руках плавится и подается в глубину, и страсть сверху, как бы от духа, как бы совсем другое в сравнении с тем, что бывает от похоти. И эта верхняя страсть зажгла и ее. Значит, она вообще загорается только от такой высшей страсти, исходящей из идеального чувства: и тут она есть она, а без этого она - «священная проститутка».
Валентин Филимонович спросил ее, как она терпит, что приходится всегда быть вдвоем и не испытывает ли она одиночества. Она ответила, что чувство одиночества является теперь реже, чем когда-либо, а что вдвоем, то это мы угадываем, когда кому надо остаться одному.
Психология «расстрела»: 1) страх от возможности утраты и через это пропади весь этот спор, и пусть я во всем виноват, и даже если она виновата и у нее дурной характер - пусть! я это беру на себя.
NB. Ее вина в том, что она пустяки возводит в принцип и начинает этим принципом бить в душу. Она виновата, но от ударов душа освобождается от оболочки, и тогда становится широко, и всякая вина, ее или моя, становится мелочью. В этом и есть сущность «расстрела», что становится больше не страшно, что «не в том дело».
И вот после того как бы с неба приходит страсть и возвращается любовь с силой необычайной. Так было в спорах: 1) Ванна. 2) Гроза (как на полу сидели друг против друга) и 3) Расстрел.
Наши споры.
Психология спора: истоком спора всегда бывает упадок любви, сомнение в ней, вздох о свободе, одиночестве и вообще в измене «Мы» и возвращении «Я», и в этом взгляде на нее со стороны: «вот она какая». Так что спор, вытекая из этого, находит повод, питающий особенную лживую диалектику.
Вчера ночью «улица» собралась под окнами и на просьбу Ляли сказать им уйти - я не мог. Это страх перед деревенской массой, что охают и засмеют, какой-то древнерусский страх.
Мысок в цветах на Нищенке, и ольха в папоротниках, будто в пальмах.
все хорошо, но то детское (художество), игра священная - это же небо и Бог.
Она носит в себе постоянное знание. И хочется спросить: «Ты-то ведь знаешь?» Она ответит: «Не знаю, но когда наступает время, знаю, как поступить».
Она говорила своему другу, что я пришел к ней в оправдание ее, пришел, все понял, и она пошла за мной в оправдание.
16 Июля. Полугодие нашей встречи (16/1-40).
Прождали до 12 дня, беседуя с Разумником. Скандал с Ильей Андреевичем по поводу Аксюшиной выписки. В кино с Разумником, «Большой вальс» (Штраус). Ночное путешествие на такси в Тяжино.
и от этого было во мне, что «какой-то ведь это же человек, ведь это живой человек и возле меня человек, и мой человек - продолжение меня!» Другой же раз было при возвращении на пути от Велико в Тяжино, она впереди меня шла, несла тяжесть в левой руке, и от этого правое бедро выставилось, округлилось. Тут я опять подумал, что и я несу тяжесть, и она несет, и мы вместе несем что-то друг для друга, и каждый для друга, как для себя.
Мне вспомнилось, как мы в последний раз с ней купались в Нищенке, голые, не чувствуя ни малейшего стеснения этим, сели друг возле друга, и я сказал: - Мы самые с тобой счастливые люди, и у нас в стране нашей, может быть, таких счастливых еще и нет, и мы с тобой единственные. - Вот еще что, -ответила она, - нас таких довольно. Я знаю даже и таких, что за одно слово, - сказать его или не сказать, могли бы решить судьбу свою в ту или другую сторону, и они решались сказать и умирали за слово с великой радостью, и мы со своей радостью им не годимся в подметки.
После того оказалось для меня, что сознание моего счастья было нелепое: я по наивности полагал его просто на таланте, на честности своей, на победе. А оказалось, я потому считал себя единственным, что сравнивал себя с несчастными, между тем, как мне надо было сравнивать себя с теми счастливцами, кто за веру стояли свою до конца, и таких было много, много...
(Покойный о. Даниил в пустыне своей сказал Ляле с восторгом: «мы - цари!»)119
Продавать или беречь архив? Беречь, если знать, что ты движешься вперед и вместе с тем есть уверенность в возрастании цены архива. Продавать, если нет уверенности. Я уверен и не хочу продавать. Но если бы я тогда отказался от Ляли и вернулся бы к Ефр. Павл., то, наверно бы, не мог и верить в будущую ценность архива.
Накануне Петрова дня - Самсон, и если на Самсона дождь, то всю уборку будет дождь. Так сказал нам хозяин Сергей Матвеевич, и так оно и вышло: каждый день дождь.
Разговор с Аксюшей окончился обещанием ее прописаться в другое место, и так рушится последняя вражеская крепость. Так скоро исчезнет все внешнее, и мы останемся наедине.
У Нат. Арк. есть прием логического рассуждения с уверенностью, иногда надменной, что если она рассудит, то из этого должна выйти правда. Но часто бывает, что она судит о такой области, в которой ничего не понимает, напр., политика, и [тогда] тон ее вызывает досаду. Это у нее не то от дворянства, не то от немцев. Не дай Бог мне когда-нибудь ее огорчить.
18 Июля. Итак, 16-го (1-я встреча 16 января) исполнилось полгода со дня нашей встречи, и теперь рушились все препятствия, и за 35 лет жизни с Ефр. Павл. мы не узнали с ней того, что открыло сближение за шесть месяцев. Сколько мучений, сколько радости и чего-то нового, неведомого. Как будто, прихватывая рукою больное сердце, я полгода поднимался изо дня в день на гору, с мучением, и радость от новых кругозоров превозмогала мученье. В этом путешествии на гору талант мой слился с любовью, и я теперь знаю, что если иссякнет любовь моя - иссякнет талант, и если будет любовь возрастать, будет возрастать и талант. И так путешествие мое на гору все продолжается.
- Расскажи!
- Видел я, будто в лесу собираю грибы, а их нет.
-Ну?
- Вот и все.
- Почему же сон томительный и мучительный?
Староверов Гаврила, старик, хранитель православия, безупречный нравственно, единственный, кто против нашего брака и разрывает отношения с Лялей за то, что она оставила Александра Вас. Единственный его порок и грех, что не учитывает современности, что, значит, мертв. Но с мертвых и спроса нет, значит у него ни греха, ни порока: безгрешный и беспорочный старик. Неподвижная фигура.
Цветет мята. В тени лесной есть еще крупная земляника, малина поспела. Кукушка смолкла, но горлинка еще гуркует. Мы с Лялей собираем грибы. За три месяца 2-й действенный день. Мы с Лялей очень сближаемся, становится похоже на связь неразрывную (а там - тьфу, тьфу...).
19 Июля. Все еще прохладно и пасмурно. Народ валит за грибами. Сегодня (пятница) наши (Ляля и Нат. Арк.) едут в Москву, чтобы меняться с Павловной жилплощадью и переехать с Бахметьевской на Лаврушинский. Этим кончается наша борьба с Е. П. и начинается борьба органическая, без которой невозможно движение к лучшему.
В 5 дня я проводил их, и в этот раз даже в первый день не был обрадован своим одиночеством. Мне даже стало чуть-чуть не по себе от мысли, что я как будто больше уже не могу удовлетворяться одиночеством. Вот когда она стала по-настоящему моей женой. И это удивительно, до чего она именно женалюбовью. Так вот, обычная «жена» ей ненавистна, как категория брака, ее же собственная, т. е. она сама, как жена, происходит из материнской любви. И все ее схватки с матерью происходят от ненависти к форме.
Ей нравится мужская воля, решительное логическое поведение. Но истина любви ее в материнстве.
На «Хочется» и «Надо» сейчас можно весь мир разделить: Англия - Америка, бывш. Франция - это все Хочется. Германия и все, что позади ее к востоку, и весь восток - это все Надо. Мало того! «Хочется» заключено в чисто капиталистических странах, «Надо» - в тех, где возможен социализм.
«Мой дом» и ясно вижу, что именно я-то и посвятил свое писание делу преображения и оправдания плоти и всей вообще твари земной. Странно, как Ляля сразу этого не поняла и так долго учила меня тому самому, о чем я всю жизнь твердил так выразительно. И ее война за «мысль» в любви, за оправдание «нижней» любви мыслью («поднимать любовь») - разве я-то не делал это всю жизнь свою, подходя с такой страстной мыслью к тварям в природе и «воскрешая» их для людей?
NB. Не забыть святой чувственный восторг и полное оправдание совокупления («искупление» греха) после сцены «расстрела».
Разумник Вас., закончив мой архив, поставил интересный вопрос, почему у меня нет переписки с писателями? Я думаю, это объясняется моим нравственным одиночеством, моей стыдливостью к постороннему глазу, условиями моего дикого быта (много еще чего-то - к этому надо вернуться). Между прочим, все препятствия к сближению с обществом после сближения с Лялей рушились, и только теперь я стал таким как все. Ляля непосредственно прямо даже и заставляет меня писать хорошим людям (Зое, Коноплянцеву). Одним словом, только с ней я перестал быть отщепенцем и почувствовал себя в обществе (рассказ «Любовь» замечательный).
20 Июля. Вчера своих проводил, сегодня первый день на холостом положении, но письмишко успел написать:
«Неустанно думаю о тебе, День прекрасный, и богатею тобой».
Ересь гнушения браком120 (Олег и Ляля). Сущность творчества есть преображение, и художник есть преобразитель.
Ляля иногда говорит: «Я люблю тебя, как маму». Это значит, у нее любовь не очень страстная, почти евангельская, в смысле преодолеваю к такому-то лицу чувства недобрые, трудности характера, и так очищаю дух любимого: так можно любить и врага. А то бывает, Ляля говорит: «Люблю больше мамы». И действительно, чувствуешь, что любит более страстно. И когда она хочет сказать, что любит всем своим существом, как больше уже и невозможно любить, она говорит: «Люблю, как папу».
Когда я на бумаге ставлю «Я» и веду от него рассказ, то, конечно же, это не мое индивидуальное «я», это «Я» употребляется в том же самом значении, как царь говорил в своем манифесте свое «Мы». Но мои молодые подражатели, принимая это «Я» за индивидуальное, иногда пишут по наивности начисто от себя.
«Мастерскую дятла». Ходил за грибами. После обеда телеграмма от Ляли, что переезжают в пятницу, а приедут в субботу или воскресенье.
Тезис-антитез.: Государство для Личности (Англия). Личность для государства (Германия).
Синтез в бесконечности, значит, компромисс неизбежен. Скорее всего Англия пойдет на уступки, и тогда мы станем «сферой влияния» Германии на долгое время.
22 Июля. Я стою за победу Германии, потому что Германия это народ и государство в чистом виде и, значит, личность в своей сущности остается нетронутой, тогда как в Англии государство принимает во внимание личность, ограничиваемую возможностями современности. От этого, конечно, удобнее жить в Англии, но теперь вопрос идет не об удобствах, а о самом составе личности, о явлении пророков, вещающих сквозь радио и гул самолетов. Я больше верю в появление таких личностей там, где личность целиком поглощена, а не 95% + 5% свободы: цельность - есть условие появления личности.
Пустынник Исаак Сириянин мог чуть ли не один только день пробыть епископом и сбежал в свою сладчайшую пустыню. Это общий грех св. отцов: удаляясь в сладость пустыни, в «не от мира сего», они наивно не понимали эгоизма такого ухода. Каким счастьем показалась бы теперь возможность такого ухода современным пленникам цивилизации!
чего-то - чего? Мы должны очистить свою душу для восприятия, чтобы живыми быть и современными, не остаться как вот та старая барыня под единственной и чужой липой и с ненужными французскими словами в барском русском языке.
«Всякую вещь красит мера» (Исаак Сириянин).
До нового брака я был хозяином и собственником. У меня просили денег. Я покупал по усмотрению своему вещи. И Лева говорил даже, что я «прижимистый». Но когда я сошелся с Лялей, вдруг оказалось, что личного у меня, кроме способности писать, ничего нет, и все у нас в семье общее. Никто меня к этому не принуждал, все вышло само собой из любви, и от этого мне стало много лучше во всех отношениях. Вот это и надо для общества, чтобы создать коммуну: нужна любовь.
Грибов много, но и людей, охотников за грибами, тоже много, утром сорвут, а те, кто опоздал, ходят с пустой корзиной. Но один грибник, старый человек, никогда рано не ходит, а всегда приносит полную корзину. Сегодня он мне открыл свой секрет: «они глядят, куда все глядят, а я, куда никто не заглядывает, - в кустик гляжу, под колодинки».
Вот и все! глядит, куда никто не хочет глядеть. А люди о нем говорят, будто он с чертом знается.
добродетель, впрочем, возникающая из потребности, свойственной Ляле. Конечно, если Ляля заболеет, и я ничего от нее получать не буду, все равно я буду ее любить, но эта любовь не будет добродетелью. Вероятней всего, я совсем не обладаю чувством настоящей любви, которой любят врагов.
23 Июля. Татьяна любила Онегина: это любовь. Но... она любила и Гремина121, по-настоящему любила, «как маму», «как папу», и даже больше, значит, и это любовь. Будем же такую любовь считать как добродетель, а к Онегину - любовь для себя. Как бы я ни любил для себя, ни жертвовал всем, включая самую жизнь, все это не будет добродетелью, все это любовь для себя, и хвалиться тут нечем. Но любящему так «героически» представляется, будто он выходит из себя и не для себя живет, и через это наполняется великой гордостью, не подозревая, что он сам живет больше чем когда-либо для себя.
Можно допустить и обратное. Пусть Ляля, мастер любви, рождена для любви-добродетели, и эта любовь есть ее самая сущность, поддержанная церковью и средой. И пусть такой «мастер» грезит и жаждет воплощения такой любви, и освоения, и олицетворения.
Вот она находит и начинает для него расточать свою любовь-добродетель, и тот очарован, он добродетель принимает как следствие необычайной к нему любви, лично к нему, и, конечно, ищет чувственного эквивалента, и не находит. Она же, встречая голую чувственность вместо любви, разгадывает обман своей любви-добродетели и отстраняется.
Пусть будто так, спрашивается: если моя Ляля такой мастер любви в действительности и сама создала свою любовь, то есть ли для меня такого рода «обман» огорчительный факт? Конечно, нет, я только с удивлением ширю глаза свои, и буду по-прежнему жить с ней, и любить ее, и сживаться. Но почему же все-таки, разобрав, что жена моя любит меня не любовью для себя, а любовью-добродетелью, я чувствую себя преодолевающим не то обиду, не то ущемлен-ность в своей самости или обделенности природой?
Итак, вот скелет повести: он любит большой самоотверженной любовью и понимает как явление Целого, всего мира, обнятого его любовью, пусть даже и Бога, создавшего всю тварь. И так он убежден, что он любовью своей выражает возможное лучшее на земле. На самом же деле даже и такая любовь есть любовь для себя
Она же знает лишь любовь как добродетель, и стремится любить для себя, и добивается воображением уверенности в том, что это есть действительно любовь для себя, хотя на самом деле это любовь-добродетель. Так что оба обманываются и вместе молятся разным лицам Троицы: он - Отцу, она - Сыну.
Трагедия правительства, которое для блага народного должно бежать из своей страны. Конечно, оно бежит, сохраняясь не для себя, а для народа: оно ведь дух народа, не может оно отказаться от себя.
Мать моя была очень добрым человеком, но не добродетельным, и я точно такой же, чувствую, уважаю любовь-добродетель и страдающего Бога, а сам стою на своем и, как нравственно-здоровый человек, боюсь усиливать естественное стремление в ту сторону и «сладчайшие» чувства доставить себе ведением, а не всей жизнью.
Страстная радость жизни, выражаемая не греховными «страстями», а любовью для себя и поэзией, - почему это не от Бога, и даже просто не чудо явления Бога? Почему радостью жизни нельзя постигать Бога, а непременно только страданием?
Однажды в ночном шепоте, совершенно беспорядочном, случайном и даже иногда бессмысленном вышло так у меня, будто какие-то внешние мои достоинства, вернее, отчасти и внешние привлекли ее ко мне. Явная дрожь презрения ко мне пробежала у нее по телу: и это была судорога любви-добродетели. На самом деле нет ни малейшего безобразия в моем лице, но ей хочется, чтобы я был безобразен и уродлив, - тут-то бы она и впилась в меня своей любовью. Но я бы не вынес ее любви-добродетели, если бы в таланте своем не чувствовал себя мужчиной, способным любить для себя, и привлекать к себе, и показывать молодым и красивым кукиш.
А может быть, и ничего нет в ней того, что я подозреваю, и нет этой любви-добродетели, и я тоже не заключен в любви для себя, может быть, эти любви являются только образами выражения мужского и женского, мужчине соответствует любовь для себя, женщине - любовь-добродетель, и в той же мере мужчине - широкий Бог радости и непосредственного восприятия, а женщине - страдающий Бог.
Встал с кровати после полуденного сна, и вдруг все-все стало ясно и открылся короткий смысл моих длинных домыслов: Христос рождается от Девы, - вот и все: Ляля моя для меня богородица.
24 Июля. Вчера вечером от Ляли письмо из Москвы, пишет как любящая жена, и это так ново для меня и так радостно, будто детство вернулось. В сравнении с этой радостью пустяками показалось, что Петя грубил Ляле и что он вообще после поражения Левы, как будто хочет выступать в его роли. Нехорошо и что отпуск машин прекращен, и если «Мазай» продан, я остаюсь без игрушки. Впрочем, с Лялей можно жить и без игрушек хорошо: поедем путешествовать.
добра, но не добродетель? Потому что любовь есть дар, как талант, а в добре участвует воля; потому что любишь сам, а добро делаешь для Бога. Чтобы не отпихнуть любовь-добродетель, нужно Бога любить больше себя, и тут опять...
Молюсь нецерковными молитвами неведомому Богу, но кому какое дело, как и Кому я молюсь.
Нужно помнить об этом и не поддаваться соблазну аргументировать перед кем-то счастливым браком и доказывать его необходимость. Надо помнить, что в моем возрасте редко бывает любовь, и редчайшие только люди могут это понять. Всеми средствами надо скрывать это личное событие и не вводить лишних людей. И это очень строго!
Америка соединяется с Англией, и Галифакс в ответ Гитлеру подтвердил продолжение войны и указал на необходимость соблюдения права малых народностей на самоопределение. Известно, как бедняк самоопределяется, пребывая должником богатого... Но дело в споре силы злата и булата. Англия стоит за силой принципа капитала... Германия, как и Россия вынуждены были выйти из этого принципа купли, и от этого капиталистическое равновесие нарушилось.
Начинаю понимать истоки моего пристрастия к современности - это есть стремление к установлению своей личности в безликом ходе событий. Так было тоже в эпоху войн - св. Франциск с цветочками был современнее драчунов.
потому что великорусское племя было всегда господствующим, организующим и у власти исхамилось.
25 Июля. В 7 д. Ляля уехала кончать переезд. В субботу утром хочет вернуться, а 1-го мы вместе поедем и кончим с Ак-сюшей. Ляля ночью дала мне мысль для раздумья о том, что в основе жизни стоит женщина, и, напр., путь Серафима Саровского - это путь возвращения к женщине (соответствующая перемена и в самом лике). Отсюда: дело мужа...
26 Июля. Мысли ночью.
1) Надо поглубже разобраться в том, почему новый строй моей семейной жизни (коммунальное расходование заработка) является для меня таким большим и радостным (!) событием, как будто раньше я был невольником своей воли. 2) У меня талант писать, у Ляли талант любить, наши грехи (сходились с неравными) являются результатом нашей свободы, обеспеченной талантами: мы могли так делать. И мы отвечаем за легкомыслие в отношении ближних. 3) Моя специальная вина: это «будьте как дети» в отношении низших существ, например, своих детей. «Будьте как дети» справедливо в отношении высших (старших), но не в отношении низших и в особенности своих детей. Мне нужна была заповедь: «Будь как старший».
4) Меа culpa {Меа culpa (лат. - моя вина) - формула покаяния и исповеди в религиозном обряде католиков с XI в.}: я потому жалок и бессилен теперь в отношении к моей бывшей семье и Аксюше, что всякая их грубость открывает рану моей вины (mea culpa) и поражает личность мою, потому что не могу я им объяснить, что виноват в своей же доброте. На их ступени сознания эта доброта есть слабость, трусость.
Ляля слышала от Анны Дмитриевны, что А. М. Коноплян-цев сказал: «Не будь Ефр. Павл. - не было бы и Пришвина».
- Что ты на это скажешь? - спросила Ляля.
- Скажу, что не будь пустыни, не было бы Пришвина.
- Это Ефр. Павл. - пустыня?
В мое время писатель было высокое звание, возможное лишь для избранных: всякому помыслить нельзя было, чтобы сделаться писателем. Теперь же именно всякий пытается сделаться и считает это дело более легким, чем всякое другое, общественное. Теперь писатель - это удел счастливцев, ускользающих от контроля государства и общества. Вот почему и стала так плоха литература.
Ляля в обществе выпрыгивает из себя, срывается и после огорчается сама на себя, на то, что говорит лишнее. Бывает, только начнешь говорить, она сорвется и перебьет. Точно такие же дикие углы свойственны и мне, и, я думаю, это происходит от вынужденного сдержанного молчания и жажды общения.
Моя высококвалифицированная теща. Мать и Дочь. У матери остались только формы старого мира, беспощадная дочь в эти старые меха наливала новое вино. Одна из самых мучительных историй.
Сегодня закончена книга: Мой дом122.