17-18 Сентября. (18 у Л. «тяжино»)
Солнечно-прохладные дни, лунные ночи. Собираем вместе опенки и любим друг друга, кажется нам, все лучше и сильней. Через это впервые преодолевается осенняя грусть и бывалый страх смерти отходит; напротив, чувство конца как будто даже открывает возможности новой радости.
Пробовал думать о Загорске с тем, чтобы все разобрать, понять и, быть может, простить. Но, разбирая, не отходило то неприятное, отнявшее у меня самую возможность думать согласно с сердцем, а мысль, оторванная от сердца, скорее всего и является основным злом человечества. Правда, не эта ли мысль создала материальное неравенство и орудия самоуничтожения? Не этой ли попыткой согласовать мысль свою с жизнью сердца и я создал себе свое писательство? И как, значит, в тайниках души своей люди ждут такого согласия, если даже при моих слабых силах попытки мои обратили на себя внимание общества.
Ночью снился Ал. Вас., сон забыл, но вспомнил из его письма о Разумнике, что он «друг моего недруга». Но Ляля разошлась с ним не из-за меня и не для меня, и если я после всего, что между ними было, нашел Лялю, помог ей и полюбил, то неужели можно меня назвать недругом даже в шутку? Сколько не объясняла мне Ляля и Нат. Арк., я до сих пор не могу понять того чудовищного непонимания души Ляли, которое заставило ее, столь благодарную за всякое добро, оставить мужа. Не могу понять, как это религиозному любящему человеку нельзя любовью своей преодолеть силу, скажем, постельно-родового тяготения. Ответ один, что любовь, как и поэзия, требует таланта, и Ляля в отношении таланта любви требовательна.
А еще я думаю о любви, что «пол» в составе ее есть нечто всеобщее, свойственное общему «Надо» человечества: надо множиться. Но кроме этого общего «Надо» в любви содержится еще личное «Хочется», вот именно в этом и трагедия человека, и вся его борьба, чтобы среди всеобщего «Надо» родилось его личное «Хочется» и определилось новое «Надо» человечества.
Сущность этого процесса определена догматами непорочного зачатия, и невещественной плотью Христа, и учением о преображении мира и его материи. До чего это жизненно, до чего - не «мистика»! Глубочайший смысл Евангелия и состоит в этом выделении эротического происхождения личности, а не одного полового, как в Ветхом Завете. И церковь, я думаю, признала брак таинством, поскольку половые отношения освящены этой личной, или эротической, или Христовой любовью.
Вся религиозная революционность Ляли и состоит в этом требовании для любящих истинно Христова начала. Только при этом условии она может приходить в экстаз полового возбуждения или же снисходительно по- матерински относиться к периодическим требованиям мужа, смотреть на эти отношения целомудренно...
В этом понимании есть одно темное пятно, а именно, что христианин в этом смысле не делается просто из всякого, а таким рождается, подобно таланту. И от бездарного нельзя требовать «христианской любви»; если же требовать, то создается «церковное животное», вскрывающее при первом испытании свою нехристианскую природу (Аксюша) или темно-родовую сущность свою, как Александр Васильевич.
Итак, это «Надо», с которым вступил в борьбу Зуек144, будит темное, слепое старое «Надо», и у всех строителей будет оно висеть над душой; и природа, в которую попадет Зуек, выступит с этим же «Надо», слепым и страшным. Воплощение этого «Надо» будет в старцах, и Мария Мироновна в процессе борьбы должна быть представлена как Злая Сила, воплощающая в себе и «Надо» подневольно работающих на канале людей. Каждое существо в себе несет это темное «Надо», как проклятие, и перед каждым долг освободиться от него и создать новое «Надо». Выход старухи из цепей старого «Надо» будет сигналом к авралу, в котором это «Надо» спадет со всех.
19 Сентября. Спрашивал себя, вполне ли я освободился от тщеславия, и казалось мне, вполне, но вспомнил боль, когда меня ставят в один ряд с пошляками, вспомнил обиды, умолчания и т. п. Впрочем, думаю, что чувствительность эта еще не означает тщеславия. Самый факт, что признание моей любви Лялей мне значит много больше, чем признание моих успехов в литературе, указывает на в значительной степени преодоленную мною зависимость от славы. И вообще, если мне на исповеди в чем-нибудь каяться, то надо каяться прежде всего в слабости сознания своей вины (греха).
За обедом я сказал Марье Вас., что если мне придется в рай идти, то без встречи со своими собаками я в рай не пойду. На это Map. Вас. деликатно сказала: - Рай такой прекрасный, Михаил Михайлович, что вы о собаках забудете.
На эти слова Ляля сказала, что какой-то святой {Имеется в виду Симеон Н Богослов, который говорил об обновлении всей твари в будущем веке} о всей твари объяснил: что вся тварь воскреснет, в том числе, конечно, и собаки.
20 Сентября. Из меня больше растет наша любовь или из моего друга, но ясно, что она растет: сегодня Ляля мне сказала, что, пожалуй, теперь она без меня и жить не может. И опять о жалости, что она боится - обидят меня.
- Тебя все могут обидеть, и я боюсь за тебя и жалею ужасно. Думала, что буду любить без этой жалости, а выходит, жалею тебя больше всех, жалею и люблю...
До известного возраста человек дорожит чужой мыслью и всасывает в себя чужое. Но с какого-то времени всякая чужая мысль входит не в открытые ворота, а стучится, и ее впускают лишь после проверки - какая это мысль и есть ли в ней толк и надобность. Тогда наступает время, когда господствует своя ревнивая мысль, и человек высшей нормой своей считает требование быть самим собой. И этот период существует лишь для подготовки к выбору вне себя лежащей мысли, которой человек предается.
Пишу главу «Школа радости»: провести мысль о Страшном суде на земле и впоследствии превратить в Аврал, как Страшный суд.
Может быть сделать аналогию детской «мировой катастрофы» с раскольничьей, детского живого «Надо» с тем мертвым?
Не там«Былины», вместо веры - знание (наука), вместо чуда - открытие: гранит - здание, на граните стоит Сутулый.
Зуек в это утро (может быть после прибытия...) проснулся свободным (как мы в 17 году), не было больше Кащея: умер бессмертный.
Падун и Весь-человек: это повторяется, это идея Клавдии, идея Школы радости, и будущее. А настоящее - это Сам-человек, и прошлое - Бог.
Назади какой-то Кащей, впереди Весь-человек, а тут перед глазами Сам-человек.
21 Сентября. В главе о смиренномудрии оба мы нашли себе утешение: оба нашли в себе, своей натуре, в своем прошлом какие-то признаки работы. (Из любви исходят все добродетели и Бог есть любовь.)
Весь день посвящен грибам: во множестве собирали белые и красные. Второй раз видел во сне Ефр. Павл.: 1-й раз печальное, с отсутствующими глазами лицо в окне, 2-й раз будто бы я вхожу в незнакомую комнату, стараюсь захлопнуть за собой дверь, но дверь не захлопывается и за что-то сзади цепляется. Так несколько раз, и, наконец, я с силой резко захлопываю и вижу на постели Ефр. Павл. с очень темно-сердитым лицом. Мы холодно с нею целуемся.
22 Сентября. Москва.
Как вода, переливаясь через край, падает на землю, так и сладость любви, это счастье, достигнув предела, переходит в печаль. Я видел один за другим два сна и получил письмо, сон и действительность совпали - родилась печаль. Ляля заметила это, поняла, но стала еще больше любить.
- Ляля, - сказал я, - мои игрушки перестают меня радовать.
- Это понятно, - ответила она.
- Мое детство проходит.
- Это меня печалит, мне тебя жаль.
- И радость жизни проходит.
- Радость проходит... как плохо! Я тебя порчу.
- Радость детская, - сказал я, - радость через игрушки, через внешний мир, но я в радости не беднею, мою радость теперь составляют не игрушки, а Ляля.
Она была довольна и повторила:
- Я никогда не думала, что могу так любить, мне даже становится страшно.
Мне же, если по-серьезному, это «страшно» любви давно уже понятно и живет во мне: мне страшно маленькому перед чем-то таким, что больше меня. Так было в детстве во время «со страхом и верою приступите»145.
Читая Иоанна Лествичника, дошел до странного его совета в отношении двух живущих блудно. Святой отец церкви советует на этот случай поссорить между собой блудников: «и блуд прекратится». Замечательно, что Ляля это место перечеркнула резко накрест нестираемым чернильным карандашом. Это она-то и так с отцом Церкви! Меня это восхитило, и я спросил ее, как и почему она посмела?
- Посмела, - ответила она, - потому что сделать так можно. А если сделал, то нельзя говорить об этом и другому советовать. Иногда возможно и даже нужно убить, но сказать об этом нельзя: это все несказуемое.
23 Сентября. Москва. Ездили в Узкое. Авария.
24 Сентября. Ремонт машины, профилактика (1250 км). Появление Малишевского.
- Я ждала силу, которая покорит меня и освободит меня от вечного страха за все живое и от жалости. Но вот я покорена: я люблю только тебя, но чувство жалости к тебе, страх, связанный с мыслью о твоей беззащитности испытываю я как никогда.
Так вот проходит любовь свое полукружие от героя к ребенку и начинает свое второе полукружие: каждая мать надеется, что ее ребенок станет героем.
25 Сентября. Дождливое утро. Буду писать «Былину», как Пушкин «Бориса»146: если глава не пишется, то ее оставлять и писать следующую. Знаю, однако, что это приведет к безглавию, а безглавие к хаосу, а из хаоса опять будут оформляться главы. В моем распоряжении 6 месяцев (1 Окт. - 1 Апр.) = 180 дней = по 1 стр. в день - 9 листов.
Вечером в Клубе «Международное положение» и перемена ориентации от благополучия к судьбе. Только у робкого или мужественного человека «судьба» сказывается по-разному. У деятельного человека судьба побуждает к деятельности, у робкого - судьба в утешение, у ленивого - в оправдание. Вот было, в кухне завизжала собачка, а я был в постели.
- Что-то делается с собакой, - сказал я, - надо посмотреть, не защемило ли ее, не умерла бы от чего?
- Не ходи, милый, - сказала Ляля, - ну и умрет, значит, судьба.
Услыхав такую «судьбу», я вскочил и побежал скорее вопреки той «судьбе», скорее, скорее собачку спасать! И я ее спас, и моя живая судьба победила судьбу моего ленивого друга.
26 Сентября. Лучше всего мне пишется на том месте, где мой чай. За чаем я никогда не сочиняю, а пишу дневник в полном равенстве себя самого с тем, что записываю: пишу прямо вслед за собой. Вчера вечером все-таки совершилось для меня большое событие, я переменил свою политическую ориентацию. Раньше я думал, что мы постепенно эволюционируем под германский фашизм, они же примирятся с фактом коммунизма. Теперь я подумываю, что Германия, может быть, в процессе своего поражения сама станет коммунистической и вместе с нами станет против Англо-Америки. Так, наверно, и будет, если между Англией и Германией не будет заключен мир за счет нас.
Но не в том дело, главное дело в моем новом сознании, что вполне достоверна лишь та сущность жизни, которая пришла ко мне через Лялю. В соотношении с этой сущностью, мировая война представляется чем-то вроде игры в шахматы. Все мое отношение с почтением к этой умственной и увлекательной игре, но человек, не играющий в шахматы, во всякое время может улыбнуться этому совершенно пустому занятию. Мало того, может прийти человек, расшвырять шашки, и от этого никому никакого убытка не будет. Точно такое отношение к войне, как к шахматам, должно быть у человека, занятого подлинной жизнью. Кто может расшвырять шашки войны? Только Бог, и человеку, имеющему веру в Бога, надо теперь больше верить и больше просить Его о милости...
27 Сентября. Воздвижение.
Вчера, 26-го Сентября Ляля поехала ко всенощной в Малаховку. 20 лет тому назад за такой всенощной под Воздвиженье произошла встреча ее первая с Олегом. И еще она хотела подготовить... Но когда она приехала туда, то увидала на церкви замок: церковь закрыли. Ляля вернулась ни с чем, но встреча наша была особенно радостной, и я сделал, как надо, и это пришлось как раз в день встречи Ляли с Олегом.
28 Сентября. Из беседы с В. А. Герасимовой узнал о «Страшном суде» над писателями147, и судьей у них время. И такое время пришло не только к Бахметьеву, Гладкову, Шухову, Толстому, Леонову, а всему свету. Перенесемся душой на войну, и при свете «конца» (светопреставления) ясно видно, что в экономической жизни совершается суд над частной инициативой (капитал) и над общим великим Планом (СССР, Германия), что все сводится тут... Не хочу развивать мысль, но только знаю, что куда не посмотришь, мысль при этом свете во всем работает по-новому и открывает новое.
Вечером пришел некий Беленький, работавший у Черткова. Он рассказал нам, что был мучим в лагере за контрреволюционера
Черткова. Только через два или три года невозможных мук выяснилось, что Чертков не был контрреволюционером, и Беленький был выпущен. Узнал от Беленького, что Молочников (толстовец) был арестован и умер в Архангельске от болезни мочевого пузыря. Беленький был уверен, что увидит во мне дряхлого старика, и когда встретились, был поражен моим цветущим видом. Беленький не умнее Молочникова: оба по глупости проиграли на своем толстовстве и чертковстве.
Чувство современности: про себя ведь каждый как-то ориентируется в мировых событиях. Поражает, до чего единообразно ориентируются евреи. Невольно навязываются мысли о еврейском господстве. Итак, 1-я сторона, это Англо-американский капитал (все куплю). 2-я - Германо-итало-японский национализм (все возьму). 3-я - плановое социалистическое хозяйство.
Национализм: индивидуум как представитель народа (народная инициатива).
Социализм: индивидуум как представитель Всечеловека.
Итак, будущий мир должен быть умирен правильным сочетанием элементов человеческого творчества: 1) личности, 2) народности и 3) общечеловеческого хозяйственного плана.
Каждая из борющихся ныне 3-х сторон борется за то, что необходимо для всех трех и чего две другие стороны не принимают. Так, если бы сошлись три человека: экономист, моралист и художник, и каждый стал бы навязывать насильно друг другу свое, исключающее все другое, то и получилась бы картина современной войны.
Переношу в «Былину»: Сутулый, чекист, всечеловеческий план; индивидуалист (частная инициатива) - Черкун; фашист Дегтерев.
Надо немедленно взяться за Лялю, чтобы она в определенное время вставала и более или менее систематично работала.
29 Сентября. С Мишкой и Алекс. Ник. ездили в Узкое. Намечается устройство «школы радости». Новое свиданье с В. Герасимовой.
N. (антисемит) говорил, что «Всечеловек» происходит из разложения национального человека: национальный человек, теряя под собой национальную почву, устанавливает отрицание почвы для всех наций, противопоставляет себя... Он оставляет за собой самый дух материи, ее счет и меру... И талант везде один, одни права, одно желание. Так возник Банк: Всечеловек устроился в Банке.
30 Сентября. Не делаю ли я ошибку, заменяя текущее время жизни работой над «Былиной»? Быть может, вслед за находкой надо было бы и писать об этом? А то не вышло бы потом так, что и вовсе не захочется «зерцала в гадании», если станешь «лицом к лицу»?
Сейчас у нас устанавливается во всех отношениях такое равновесие, что забота остается лишь о том, как бы оно чем-нибудь не нарушилось.
Она не раз говорила, что страсть у нее есть лишь средство сближения, и что раз у нас сближение произошло, то страсть ее вместе с тем угасала и перешла в любовь.
- Да, я люблю, - сказала она, - и страсть моя молчит, но если в тебе страсть погаснет, любовь моя будет расстроена.
В беспредельно широкой этой душе я утонул, как в море, и пусть там где-то на берегу люди, с которыми я жил долго и оставался ребенком, оплакивают меня, как погибшего, - я сам совершенно [очистился], и сетования их для меня непонятны и чужды.
Ночной разговор: - Что мне делать с собой, если ты умрешь, -я не знаю: очень страшно об этом думать. А если я умру, ты что -молиться будешь?
- Не знаю, моя молитва исходит из любви к тебе, желание общения с Богом началось через тебя, если же ты исчезнешь, то может быть и самое желанье быть с Богом исчезнет.
- И тогда?
- Тогда, вероятно, я тоже умру.
- Поэзия, как и любовь, - это явление таланта, а талант от Бога. Вот почему ни поэзию, ни любовь нельзя делать собственностью. Непременно у человека, создавшего себе в поэзии или в любви фетиш, является драма, которая была в любви у Хозе (Кармен), в поэзии у Блока. Словом, талант - это путь, но не сущность.
- А что есть сущность?
И если сущность есть Бог, то подмена ее фетишем порождает собственность, а собственность всегда разрешается драмой.
1 Октября. Вчера я спросил Птицына:
- Вы за что любите Валерию Дмитриевну?
- За ее чисто мужской ум, - ответил он и в свою очередь тоже спросил, за что я ее люблю.
- За чистую женственность, - ответил я, - она ведь женственна, почти как Богородица.
Мы были оба правы, она одинаково могла бы профессором быть и духовной воспитательницей (богородицей). И ум ее был не занят, и сердце не находило ответа. Так это бывает, и, наверно, в таких состояниях рождались пророки. А когда ум определился в университет, то стал ограниченным умом определенного факультета, отсюда пророков нечего ждать.
Надо помнить на каждый день независимо от того, хорошо тебе или плохо, что люди нашей страны живут тяжело и выносят невыносимое...
Счастливо с «Неодетой весной»: дополнительный тираж. Вечером пришел Кристи и решено завтра ехать искать дачу под Звенигородом.
Ночью Ляля успокаивала меня: хотя ей это совсем не надо и непонятно, эта заготовка любви (беременность) к незнакомому существу, но все равно, она уверена, что выйдет все хорошо, и ее старость будет украшена, возможно, гениальным существом. «Ты же сам не знаешь, какой ты, ты ведь мало раскрыл себя».
Написал 2 страницы «Былины», и так будет впредь - непременно и буду записывать.
2 Октября. Солнечный день и первый мороз. В 9-10 выедем в Звенигород. Выехали в 10 утра с Кристи и Магницкой. Ездили в Звенигород, на Николину гору, в Дарьино и в Дунино.
Дача делового человека (Николина гора) и дача вольная (Дунино).
Дача Вышинского и Старухин дом (Дунино). Вечером сквозь строй милиционеров по Арбату без красной лампочки над номером.
При большом движении дух мой был предан движению, и все мое на это уходило. Оставалось в душе почему-то ясное происхождение зла на земле в отношениях людей друг с другом. Зло на земле, думалось мне, при этом движении вперед посредством механизма происходит от механизации человеческих отношений. Ведь как, напр., трудно убить человека по своей личной воле: личное сознание огромнейшего большинства людей не допускает убийства. Но стоит ввести сюда между мною и личностью убиваемого закон, стоит законом снять вину, значит, обезличить акт, значит, механизировать отношения людей, - и только редчайший человек откажется нажать пуговку от провода к электрическому стулу.
И так, с этой колом торчащей в душе моей мыслью я несусь вперед, и мне встает новый вопрос: - Кто может поручиться, что эта машина [не] создана [для] механизации или обезличения множества людей, что только благодаря их духовному убийству я могу нестись вперед со скоростью 60 км в час? И еще вопрос: - Эта социалистическая мечта освободить человека от унизительного, уничтожающего его духовную личность труда не есть ли в сущности своей младенческий лепет протеста замене организма человека механизмом?
И даже больше: эта попытка организации жизни своими средствами - есть попытка разбудить старого ленивого бога148, обратить на себя его внимание.
3 Октября. Всякий «закон» вплоть до законов природы есть сила дьявольского преображения мира, потому что в существе своем никаких законов нет. Всякий закон при свете родственного внимания исчезает, и на месте его появляются скрытые им личности, творящие незаконно-священную жизнь.
Итак, друзья мои, - есть жизнь вне законов, и о ней мы будем говорить.
а служит лишь обозначением известного переживания. К таким словам относится «смиренномудрие».
А есть, напротив, слова, несущие в себе понятия ложные. К таким ложным понятиям принадлежит «целомудрие». Огромное большинство людей под этим словом понимают девственность. Но на самом же деле целомудренное существо не обязательно является девственником и не всякое девственное существо является целомудренным.
Целомудрие есть сознание необходимости всякую мысль свою, всякое чувство, всякий поступок согласовать со всей целостью своего существа, отнесенного к Богу.
Бог есть существо лицеродящее и противузаконное.
Сегодня гениально улажен конфликт с двумя прислугами (Map. Вас. и Саша). Я был счастлив наблюдать практическую мудрость Ляли и вспомнить так же, что даже с Аксюшей она не позволяла никогда себе «выходить из себя». На мои слова об этом она ответила, что эта практическая мудрость не является у нее нравственным делом, а простым расчетом, что «выходить из себя» себе обходится слишком дорого.
4 Октября. Солнце и мороз.
Молитва: Господи, благослови мой день. «Отче!» как молитва о смиренномудрии. «Богородица», как рождение личности, т. е. жизни.
Ляля не мистик и не любит мистику, но религиозна, и в православии своем, как мыслящая личность, свободна. Вот это и есть основа нашего духовного сближения. Почти каждый день я думаю о нашей встрече, как чуде, потому что я не мог ранее предполагать существования подобных людей и подобного глубокого сходства двух.
Мир в огне и неслыханном горе. Глядя со стороны на жизнь, теперь всякий просто глазами видит ее бессмысленность. А изнутри каждый для себя на что-то надеется и, проводив с печалью один день, на другое утро встает и шепчет: «хоть день, да мой!» Так показывается извне бессмысленно-вековечное родовое движение человека, полная тьма. И только, если глядеть с закрытыми глазами внутрь тьмы, показывается непрерывная цепь полных смысла жизненных вспышек: это мы, люди, как личности вспыхиваем, друг другу передавая свет жизни.
Когда через Лялю я узнаю о себе что-нибудь хорошее, меня охватывает довольство, и первое время мне кажется, что она впервые открыла во мне что-то хорошее и становится, будто я, как ребенок, быстро расту и в хорошую сторону. Через некоторое время я, однако, узнаю, что это не я, а она мне раскрывается в своей доброте (красоте душевной), и это поднимает меня, и я расту.
1940 года 5-го Октября нашел эту конторскую книгу в сундуке Валерии Дмитриевны и после многих напрасных попыток достать себе нерасплывающейся бумаги решил воспользоваться ею для своего дневника. Кстати, получается некоторая связь меня с прошлым: предки мои были купцы, записывали в такие книги «дела», а я - безделье.
Привез второй воз вещей из Тяжина. Простились с этой деревней, где с 12 Апреля, почти ровно шесть месяцев и мучились, и радовались. За эти шесть месяцев я умер для своей семьи и попал в такую среду, куда стоны' и жалобы оттуда не доходят. И до того это похоже на смерть, что бросает свет и на смерть обыкновенную и становится понятным, почему мы разобщаемся с душами умерших людей: они бы и рады были нам откликнуться, да мы не умеем дать знать о себе им. Однако возможно представить себе, что если жить в настоящей любви, то можно и перекликнуться.
6 Октября. Ляля гораздо больше знает, чем показывает, это происходит у нее преодолением тщеславия.
Сколько людей прошло мимо меня, и сколько раз я слышал от них о себе, что будто бы я не только замечательный писатель, но и хороший человек. Много даже и писали об этом, и все-таки всерьез я ни разу не поверил в то, что я замечательный и хороший. Но вот Ляля пришла и сказала мне, и через нее я это принял и поверил в себя, и узнал, и обрадовался, и поднялся, как при солнечных лучах утром к небу поднимается туман над рекой.
На ночь она читала мне поэтические молитвы Тагора и в меня от руки моей, лежащей у нее на бедре, в душу поступало чувство ее тела, а через молитву оно преображалось и становилось мне, будто видел во сне что-то совершенно прекрасное, а потом пробудился и узнал, что это не сон.
- Почему это, Ляля, - спросил я, - сегодня я чуть-чуть нездоров и вот уже ты меня больше любишь, и я знаю о себе, что заболей ты телом своим, и я сейчас же заболею любовью к тебе. Почему при несчастии с другом любовь усиливается?
- Потому, - ответила она, - что в болезни и несчастьях мы делаемся ближе к Богу, а это и значит любовь.
- Конечно, многое на свете можно подавить, и оно кончится, и многое множество всякого надо подавить, и это хорошо, пусть кончается. Только дух Божий, живущий в человеке, подавить нельзя, и чем больше на него давят, тем он больше плотнеет и усиливается. (NB. Так было в истории с Германией, и так было в личной жизни со мною.)
любовь ее представляется мне христианской добродетелью, которой награждает она меня за мою любовь, верность и готовность. Уныние охватывает меня, но мое уныние она мгновенно замечает, я ей признаюсь в своих недобрых мыслях - и моя логика ее логикой разрушается, и злое наваждение оставляет меня. После становится так совестно за упрек свой ей в невольных ее грехах. Происхождение таких мимолетных чувств коренится в подполье своей личности, чем-то оскорбленной до неверия, до неприятия чуда, каким, несомненно, является в моей жизни приход Ляли. Вспоминаю, что этот процесс сомнений, недоверие были у меня с самого начала, и я боролся с ними и побеждал исключительно раскаянием: каялся ей, и она меня поднимала. В Тяжине 5 Октября были только остатки этого зла. Да воскреснет Бог и расточатся последние враги...
7 Октября. Всю ночь был дождь. Часто возвращался к мысли своей о том, что 12-го Апреля я для прежней семьи своей умер, для себя же возродился и что смерть так и всегда: настоящая кончина («безболезна, непостыдна»150) есть возрождение. Настоящая смерть есть прекращение всех обязанностей к людям и свидетельство независимости личности...
Возможно, что новая вещь будет названа «Школа радости» (былина). «Пахан», как беспризорник, обладает характерной чертой, что никогда никому и ни под каким давлением не раскроет другому свое «Я». Эта фигура будет и в Аврале так представлена, что «Я» остается (его смерть в Аврале, рядом со смертью Мироныча).
Надо и Хочется: Сила земного тяготения передается человеку, как Надо. Сколько желаний личных на земле было подавлено тяготением человеческого сердца и разума к этому моральному Надо! Бывает, однако, по этим сложным человеческим моральным законам от личности требуется для своего необходимого движения вперед необходимо сбросить с себя тяготение этого устаревшего Надо и поступать, как самому Хочется.
И мне кажется иногда, что если Надо происходит от земного тяготения, то свою свободу, свое Хочется человек взял от воды: маленький ручеек режет скалу пополам и рассыпает ее, если же великая скала падает на малую воду, то эта вода под тяжестью камня превращается в пар и мельчайшими пузырьками поднимается к небу.
Свою свободу, свое Хочется взял человек от воды, свое Надо он взял от земли. Но, конечно, может быть, человек и не брал себе никакого примера в природе - кто об этом может сказать? Только все-таки, если смотришь из себя в природу, наблюдаешь, думая, как живут звери, птицы, рыбы, как лежат камни, как движется вода, то все свое душевное узнаешь у них и начинаешь их жизнь понимать по нашему необходимому Надо и по нашему свободному Хочется.
Ошибка Олега была в том, что он Лялей пользовался для своего творчества, но был невнимателен к ее личности реальной. Она была для него Прекрасной дамой. Напротив, Александру Васильевичу она была женой и любовницей, а к духовному облику ее он был невнимателен.
- Ты же, - сказала она, - их победил своей цельностью и за то ты меня берешь целиком.
8 Октября. Ляля всегда живет в нравственном треугольнике: 1) она - угол и два угла равнобедренных: 2) Приходящий, которого она любит, как все: живет с ним. 2) Уходящий, которого она тоже любит (жалеет), но жить не может. Сейчас у нее в треугольнике две прислуги, старуха Саша, с которой жить хорошо, и другая Марья Васильевна, плохая прислуга, но прекрасный человек. В таком же треугольнике находятся Ал. Вас. и я.
9 Октября. Получаю страстные письма о «Неодетой весне». Вчера доктор (глазной) в поликлинике признался мне в любви. Медленно и под шумок мое «учение» находит себе путь. Боюсь, что когда через меня все пойдут в природу, я уйду из нее, и мое «быть самим собой» окажется не в том, о чем я писал.
Жизнь моя в Лаврушинском мало-помалу налаживается, и дружба моя с Лялей все растет.
Были вечером в концерте Рахманинова «Колокола»151. Удивлялся людям, консерватория, оказалось, является хранилищем людей: я таких людей видел только до революции. Как жаль, что не надумал ни разу сходить в консерваторию. Люди там, независимо от положения в современности, сохраняются в духовной неизменяемости к худшему. А музыка входит в состав религиозной души, и можно даже так поставить вопрос: возможна ли без музыки религиозная и даже вообще душа?
Отцы церкви, вероятно, и собирали свою душу к тому, чтобы без-мысленно, как в музыке, в чувственном бесчувствии постигать сущность всего - Бога. Отсюда и становится видна во всей ясности борьба религиозных людей с Разумом и обожествление Разума. Мир (тишина) на земле возможен лишь при каком-то соотношении молитвенного состояния души с разумным (культура). «Господство» разума приводит к безверной технике и к войне (цивилизация).
Приходила делегация «Пионера», предлагала написать мне декларацию моего натурализма. Я ответил, что в основе современности лежит идея «господства», у меня же «родственное внимание», и показывать свою правду я могу, но рассуждать по поводу нее - мне не дано.
10 Октября. Когда я соблазняю Лялю заниматься литературой, она делает кислое лицо, и когда я вижу кислое лицо и упрекаю ее, то она отвечает обыкновенно: вот, представь же ты себе, что я умерла, - стал бы ты после того с тем же рвением заниматься литературой? Я вспомнил о том, что она вот уже два месяца высматривает себе шляпку, часами примеривает в магазинах в поисках подходящей, что вчера только с торжеством принесла наконец хорошенькую, подумал, но не спросил: «Если бы умер я, неужели бы ты после того с такой настойчивостью искала бы себе шляпку?» И еще я хотел было спросить ее, но постеснялся: «Почему же горе твое коснулось своим губительным дыханием интереса твоего к искусству слова, почему не коснулось оно твоего желания нравиться людям?»
Вечером я показал ей написанное, и она мне ответила так: - Неправда! до тебя я шляпками не занималась, а теперь это делаю только для тебя.
«Новом мире» на разборе романа Арами-лева, и когда какой-то еврей задел описание природы этим скромным человеком и сказал: «это не Аксаков, не Тургенев, не Пришвин», я вступился за Арамилева против Аксакова. Так раздули мы роман за чистоту, за мораль (требует ЦК), на самом же деле роман посредственный и подражательный Горькому. Прокуроры были честнее, правдивее адвокатов. К сожалению, я был адвокатом.
11 Октября. Сегодня еду освобождать Нат. Арк. из санатория «Узкое», где ее чуть-чуть не отравили.
Все наши достижения в области европейской культуры -это внешний вид, и в отделке внешнего вида всегда чувствуется еврейская рука.
Ляля чуть-чуть нездорова, и этого довольно уже, чтобы я почувствовал прилив особенной нежности. Ее душа высвечивает из тела так сильно, что все говорят о ней «добрая», и никто не замечает главное, что при «доброте» она очень умная, что она является редчайшим соединением доброты и ума.
Ездил за тещей в Узкое. Милиционер грузовой машиной помял мне крыло и сам же ругал меня. Чуть ли ни в первый раз в жизни я удержался от вспышки и вел себя как джентльмен. Пусть этот случай будет началом нового поведения с расчетом, что «выходить из себя» стоит себе дорого и ни к чему не ведет.
Ляля устроила квартиру и сдала хозяйство матери. Пришел Александр Михайлович и заметил, что впервые видит уход за мной. И я сам тоже впервые видел, что у меня все как следует быть. (Раньше казалось, что у меня в доме все не «по-настоящему».)
Минуты жизни (вся жизнь своя, как минута!) привлекали к себе внимание людей, минуты проходят - и нет больше внимания. И соберись вся жизнь в одну минуту, - явится сокровище в мире, как звезда...
12 Октября. Вечер у Магницких. Разговоры о разгроме молодежи (лишение стипендий, плата за ученье). Признание Старшими разумности этой меры (так за мою жизнь интеллигенция перешла на другую сторону). (Примеры издевательства студентов над профессорами.) Может быть, это последний этап демократических идей Руссо? Впрочем, теперь не в идеях дело: люди смотрят не на идеи, а на жизнь (а жизнь эта есть последствие идей).
13 Октября. По пути к Яковлеву. Оглянулся вокруг себя и увидел, что за эти последние три года выросли мосты, везде асфальт и порядок движения. А между тем, тогда никому из нас не было никакого дела до этого будущего. Каждый занимался собой и думал о себе, вплоть до самых строителей. Никто тогда лично не заботился о будущем, как, напр., даже собака заботится, зарывая остаток пищи. Тогда не заботились, и теперь по неозабоченному идем без чувства удовлетворения.
В этом и есть вся суть современного переворота. Раньше капиталисты, как собаки, заботясь о будущем лично своем, создавали избытки для общества: на этом основан весь капитал: создавать будущее под предлогом и обманом личного дела.
Теперь забота о будущем стала специальностью на 1000 р. месячного жалованья, и сами эти специалисты будущего (плановики) тоже лично в нем не заинтересованы: капиталист создавал для себя, этот плановик создает будущее, как специалист, по чужому велению и не для себя. Так исчезает у каждого надежда на личный выход из не-обходимости, так рождается чиновничий бюрократизм, эгоизм, измельчение душ.
Последний нажим Надо будущего на Хочется, т. е. на личность, на настоящее выразился в закрепощении служащих, в обуздании молодежи, всех художников, всех, у кого еще остается надежда через личное Хочется выйти из необходимости государственного Надо. И замечательно, что сами профессора, художники, вся высшая интеллигенция, страдая лично от принуждения, не могут отказаться от справедливости всех принудительных мер в отношении студентов, рабочих и т. д.
«Ничего не поделаешь» - в отношении государственного Надо и «хоть денечек, да мой» - в отношении к себе. Так все и совершается в мире наивных существ, определяющих свое бытие на иллюзии своего личного «Я», своего земного короткого «Хочется». Но существует личность человека, независимая от человека, и жизнь, не определяемая физической конечностью. Многие подозревают существование такой личности и в беде своей косятся в ту сторону.
Мой «Аврал» надо представить как нечеловеческий синтез раздробленного человека, в котором каждый отдельный прозревает свое Целое. Три человека: Пахан, и Дегтерев, и Мария Мироновна должны, участвуя в создании Целого, отстоять свою личность, они участвуют в создании Целого как личности, тогда как другие: Сергей Мироныч, Сутулый, Клавдия только выявляют, только оживляются в осуществлении заложенного в них чувства Целого. Аврал у меня будет, как высшая ступень творчества жизни, как Страшный суд, на котором сгорает вся иллюзорность и ограниченность индивидуальности и остается последняя реальность Сущего, и эту сущность мы назовем коммунизмом. Произведение мое «Школа радости» дает путь единства, к которому стремится коммунист во Христе152, путь индивидуальности к личности, путь раздробленного человека к Цельному.
Пахан - до конца индивидуалист.
Дегтерев - до конца личность.
16-е октября - предельный срок нашего ожидания. Чувствую по особенным небывалым приступам нежности ее, что «тяжино» больше не будет. Неразумно, бессмысленно и жестоко с моей стороны, но если бы я воздержался, то не было бы и любви...
Два моих основных порока: 1) вспыльчивость, 2) заносчивость. Первое надо бросить немедленно, п[отому] что это стоит дороже себе, и, по-видимому, это проходит: на Полянке, в схватке с милиционером я вел себя превосходно. Что же касается заносчивости, то она тем противна, что связана с сознанием убогости среды: как убогие, так я «возношусь» (делегация от «Пионера» - радио).
Смерть Мироныча и смерть Падуна: оба старики и у обоих былина.
15 Октября. Позвониться Яковлеву о поездке в 1 ч. дня. Вечером, гуляя, зашли к Перовской, Ляля у нее сказала, что «любовь» Толстого недостаточна: он ее, как человек порочный, раздробил, на самом же деле любовь едина и неисчерпаема, она, как вода, каждый берет из нее сколько может. Бывшие у Перовских гости стали говорить и обнаружили детское сознание.
«Тяжина» нет и встает вопрос во всей неумолимой силе: да или нет. А я? разве я виноват? Если бы я сделал это рассудительно, я бы доказал тем самым, что не очень-то уж так сильно люблю ее («духовной» любви мы же с ней чураемся; если мы за цельную любовь (с подкладкой), то... я поступил нерассудительно и в то же время я поступил правильно). И еще к этому: она не один раз говорила, что ей «акт» не нужен, но если бы у меня не было влечения к этому, она едва ли бы могла меня полюбить, как она теперь любит. Тут все вышло из дерзновения моего молодого духа: я молод душой и не смотрю на время, а мне 67 лет, я ребенка своего не могу воспитать... Так бесконечное встретилось с конечным, и вот открывается «юдоль земная»153.
16 Октября. Ляля лежит в тяжкой думе. С одной стороны, она думает так, что умри я - придет Ал. Вас. и будет воспитывать ребенка. - Речь идет не о муже: это все кончено, а просто по-человечески из-за любви ко мне. С другой: мне тебя жалко...
- Они в любви, - говорила она, - не испытывают самой сущности, что любовь есть условие зарождения личности.
- В примитивной любви это стремление к зарождению личности выражается рождением ребенка, - сказал я. Она смешалась на мгновенье, но, вспомнив Наташу из «Войны и мира», ответила: - Да, это верно для примитивного существа, но для таких, как, например, Наташа, неверно: своими родами она убила в себе возможность рождения личности.
Люди до того пали низко в отношении понимания любви, как это поставлено в св. Писании, что попытки Толстого только приблизиться к существу вопроса захватили людей. На самом же деле попытки эти ребяческие...
Сегодня я склонен к тому, чтобы принять «искушение» и свидетельствовать, что готов все терпеть...
17 Октября. Ночью не спали, и каждый по-своему решал вопрос, быть новому гражданину или не быть.
- Если кому быть - тот не спрашивается об этом.
- Согласна. Чувство радости жизни, страстное желание иметь ребенка было у меня, я с этим родилась, но когда папа умер, я пошла в церковь и...
- И что ты получила?
- Духовную свободу и сознание личности.
- Значит, ты как личность, родилась не от плоти?
- Да, и стала равнодушной к чувственному миру, к этой «плоти» и ее будущему: это все умрет, и дела все сгорят на Суде, останется только бессмертие, и это есть личность. И ты бы должен был это знать и не делать. Так говорил Олег.
- Он был мальчик, но я тебя понимаю. Если бы ты не забылся, я бы не могла быть уверенной в полноте твоей любви.
- Что же делать, так вышло, значит есть нечто выше нашей воли, зависит не от нас и этому мы должны подчиниться.
- Богу мы должны с благоговением подчиниться, естественному ходу и сказать: да будет воля Твоя!
Мне сейчас думается, что именно потому ты и не любишь Толстого и его Наташу154«Кащеевой цепи»: Алпатов созерцал величественный и радостный процесс движения всей жизни в природе, и его узкое своеволие поглощалось расширенной душой.
17-го Вечером: «тяжино» (с опозданием на 1 день). И вот за один день этот сколько пережито! Перед этим была мечта о волшебном путешествии на Иссык-Куль. Мечта была, как детская игра, сметена налетевшей грозой. Открылась перспектива на жизнь, полную скорби, труда и роковых случайностей, как будто был у нас рай и мы были изгнаны и обречены выполнять заповедь: «в поте лица». И когда мы примирились с изгнанием и лишением и перестроились, то вдруг увидели, что Бог только пошутил с нами, постращал, а двери рая открыты.
- Ты как будто не рад? - сказала она.
- Да и ты, - спросил я, - как будто не очень-то рада?
- Нет, - сказала она, - я чувствую облегчение.
После этого мы смущенно переглянулись и не спеша возвратились в свой рай с этой мечтой о путешествии в сказочный Иссык-Куль.
Вот когда мне стало очень понятно, что, перейдя через страдание в более глубокую жизнь, невозможно вернуться таким же простодушным ребенком на солнечную поверхность земли. Вот отчего и моя Ляля до сих пор не может привыкнуть к моей просторной квартире в четыре комнаты и просит меня променять на маленькую, вот почему, оставаясь в природе, она тоже не чувствует, как я, расширения души и единства с Целым, а пользуется тишиной уединения только чтобы сосредоточиться в чувстве любви. Вот почему, полюбив, я неохотно иду на охоту, и вот почему ушедшие из нашего мира больше в него не могут вернуться.
Девочка играет куклой, как со своим ребенком. Девушка в 17 лет жаждет любви, чтобы родить, а женщина в 40 лет ждет любви для себя и, не рождая, любимого человека превращает в ребенка и становится его матерью. Полюбив, такая женщина-мать осуществляет в настоящем всю полноту жизни и совсем не хочет какого-то чужого будущего с неведомым ей младенцем: такая женщина сопротивляется деторождению. А то бывает, женщина со всей страстью к обладанию настоящим, близким, немедленным и полным счастьем, полюбит Христа, сделается матерью такого Младенца бесплотного. Так неужели и такой богородице можно навязать простую физическую деятельность деторождения, разве можно такую упрекать за [нежелание такого рождения] ?
Но как же она, почти такая женщина, любит меня, если, преодолев [нежелание] такого рождения, радостно согласилась идти по этому пути с верой на возможное просветление земной юдоли?
«Если мужчина любит женщину, то он хочет иметь от нее ребенка, а ты как будто не хочешь, почему ты не хочешь?» И то, что при аборте я возвращу себе радость к путешествию на Иссык-Куль, - эта мысль ее угнетала: значит, она хотела иметь возле себя мужа, а не путешественника или писателя. Все это я тоже почувствовал вчера на одинокой прогулке, и через это луч света упал на то слепое мгновенье, когда я утратил сознание на мгновенье и поступил, как мужчина: это мгновение не было слепым, я тоже, как и она теперь, тогда в тайне своей тоже хотел. Сознав это, я почувствовал радость и готовность встретить все трудности на этом пути и даже смерть ее. Мне стало, как было в Ельце перед расстрелом155: поняв близость смерти, я вдруг стал совсем спокоен и пошел, куда мне указали, к забору.
18 Октября. И вот, когда испытание наше кончилось столь блистательно для нашей любви, и я прочел ей дневник, она особенно обратила внимание на «бесплотное зачатие» и, обнимая меня, дивилась, как это можно говорить и [человек] все понимает.
- Наверно, - говорила она, - это самое большое счастье, какое только может испытывать женщина. Она рассказала, что этой ночью в полусне ей было огорчение от мысли о том, что ребеночка не будет. Мучилась она этим, горевала, но вдруг вспомнила, что я же и есть ее ребенок, и очень радовалась.
Начало лекции. Много ли времени нужно, чтобы увидеть: взглянул - вот и все. Другое дело свое видение представить для других людей в понятных словах - вот для этого нужно и время, и опыт, и мастерство.
«Неодетая весна», или «Мазай», или «Дом на колесах». 2) Журнал «Погода». 3) «Моя жизнь» в Деткино.
Новые люди. В санатории «Узкое» скука смертельная, потому что больные как малознакомые между собой люди боятся друг с другом свободно говорить. Говорят, на этой почве вынужденного молчания выработался тип людей, не способных вести беседу, и это вовсе не тупые люди, иногда даже очень одаренные, но беседу вести не могут. К этому надо прибавить, что время создало теперь еще и говорунов на официальные темы, ораторы, каких раньше не бывало, и писатели. Даже Замошкин размахнулся юбилейным фельетоном о Сергееве-Ценском совершенно в духе такого говоруна-специалиста. Ляля сказала: «А сколько он этим добра делает!»
19 Октября. Любовь по существу своему непременно одна, только концы ее разные, на одной стороне обнажается любовь в себе, чисто духовная, на другой физическая: ему только бы выбросить семя, ей - только родить. Вся любовь, как вода, каждый берет из нее сколько может зачерпнуть своей посудиной. К воде приходят с ведром, к любви - с душой, бывают и ведра побольше и поменьше, а уж души! вот оттого все по-разному и понимают любовь, что каждый вмещает в себя сколько-то и о своем говорит. Я же, мои друзья, хочу вам говорить о всей любви, как будто я пришел на берег океана.
Так вот отчего все бывают так глупы, когда говорят о любви: это оттого, что о любви говорят они лишь в меру своего опыта. Речь идет об океане, а они говорят каждый только о том, что мог он зачерпнуть своей личной посудиной. Выхожу, друзья мои, на берег, бросаю свою личную посудину в океан, складываю руки на груди своей, как складывал в детстве своем на молитве, и перед всем океаном, горящим в вечерних лучах, по-детски шепчу о своем личном: «избави меня от лукавого»156. Горит передо мной весь океан, я становлюсь на колени...
Вечером явились Мария Грациановна Дулькейт, Ольга Александровна Немчинова, киноредактор Воронов, Александр Николаевич, Володя Елагин.
Ляля ходила к Чагину и своим детским голоском высказала, как трудно жить М. M-у. Чагин обещал ей издать «Весну». Я рассердился и решил идти в политбюро и к Ярославскому.
20 Октября. Кончаю на Октябрь продвигать «Школу радости», чтобы перечитать материалы, вдуматься в план, сделать наброски. За октябрь уже сделано (с прошлым) в чистоту 50 стр., т. е. 20 стр. сверх плана.
Спрос на «любовь к делу».
«Башмаки»157 (в 22 году): вон, когда я об этом думал! Сколько же с тех пор нужно было разрушить любви, чтобы сознать это теперь: по одной формуле Маркса без любви ко всему в мире -к родителям, к женщине, к своему мастерству - жить невозможно.
Визит к Новикову-Прибою. Удивительно, что совсем без образования, при очень маленьком таланте Алексей Силыч написал книжицу величиной с Библию158 и такую замечательную, что ее перевели на все языки. Но мало того, он сумел себе отстоять в собственность большую, прекрасную квартиру, построить две дачи с мичуринскими садами, сохранить в себе доброту и веселость примитивного человека. Однако нам просидеть у него вечер было труднее даже, чем у Ставского.
Ночью, сравнивая свое положение, свой талант я почувствовал в себе силу и сказал: «Все мне - ничто, на все наплевать, но зато Ляля это мое богатство. - Да и плевать-то не на что, - тихонько спросонья ответила она, - у тебя только Ляля и есть».
«Как же нет ничего, а талант, а слава?» На это она даже и не соизволила ответить, я и без слов понял ответ: «Талант! при маленьком таланте Новиков в сто раз богаче тебя. Слава! - к чему она, если даже ты сам не знаешь, где тебя славят». Горько стало мне на душе, но не за Лялю: она у меня неупрекаемая. Но если неупрекаемая, почти святая нашла для меня этот упрек: «У тебя нет ничего!», то, значит, я заслужил его. И мне вспомнилось положение Л. Толстого, и в этом высоком его положении тоже какая-то сокровенная правда Софьи Андреевны и тот же упрек: «У тебя нет ничего», т. е. нет необходимой доли внимания к материальному миру, в котором ты должен определиться, как хозяин, как муж и отец.
Множество детей, большие заботы о материальной стороне славы своего мужа, природно-женская одаренность и страстность в хозяйстве, графский титул, устремление всей интеллигенции в сторону государственного и общественного саморазрушения создали ореол святой правды вокруг Толстого и унизительной жадности вокруг Софьи Андреевны.
Но вот Ляля, почти отрешенная от земного мира, почти монахиня, как только стала в положение матери (я для нее теперь ребенок), так ощутила некоторую страстность к вещам необходимости и некоторое раздражение ко мне, столь бесстрастному к житейской материализации своего таланта.
К счастью, я не Л. Толстой, и Ляля ошибается, в мою этику входит необходимость внимания и к этой стороне жизни. У меня было довольно для скромной жизни и оттого я мало уделял внимания в эту сторону, хотя ведь я же один без всякой помощи себя обеспечил, Ефр. Павловну, устроил детей и теперь стараюсь... Да, но я все-таки не умею легко взять свое же заслуженное, материально я стою много ниже положения, соответствующего моему таланту. И я слишком барин, слишком художник, слишком ребенок, слишком чудак.
За обедом Ляля не то по доброте своей бесконечной, не то по влюбленности, воскликнула: - Мама, ну, какой же у него прекрасный характер! - Не знаю, - ответила сумрачно теща, -человек, конечно, хороший, но характер... не знаю.
Ляля обращена ко мне лучшей стороной своего характера. И у нас всегда будет так, будто у нас обоих отличный характер, вернее, до тех пор будет, пока будет любовь.
У москвичей настроение никуда не годится, некоторые думают, будто наши меры взяты с немцев и что немец способен выдержать то, что русскому невмочь. Другие дальше идут: что будто бы для Гитлера сознательно подготовляется страна, как колония. Слух о передвижении войск наших в Румынию (для войны с Германией), что Гитлер в один месяц... и т. п. вздор всякий.
Прочитал Ляле о ее горьком замечании: «у тебя нет ничего, кроме Ляли», и она, как всегда в таком случае, когда я хочу подвести ее к какому-нибудь житейскому закону, все рассеяла: она не хотела сказать, что я был невнимателен к жизни, нет! я в литературном отношении сделал не меньше Силыча, но что меня ограбили свои и оставили ни с чем.
22 Октября. Был Осипов из «Смены» и демонстрировал свою «веру?»
- А что, - спросил я, - в самом деле он так верует?
«надо» готов даже сложить голову.
Не верил, но сложил голову за то, во что надо верить.
Александр Васильевич прислал ответ на письмо Ляли к нему с «Фацелией» в доказательство высоты своего чувства. Но Александр Васильевич раскритиковал «Фацелию» и распростился с женой до встречи в Царстве Небесном.
- Эх, Александр Васильевич! прожили вы с Лялей столько лет и не поняли, что она не женщина в Вашем смысле и Ваши притязания к ней грубы и недостойны ее существа. И если Вы действительно верите, что встретитесь с нею в загробном мире, то Вы или не узнаете ее, или же, узнав, впервые познаете и устыдитесь. И о каком «копытце» помышляете Вы, когда читаете «Фацелию»? К Вам, лично к Вам возвращаю я это копытце. Если же Вы вспомните прошлое и что Ляля хоть на короткое время была «женщиной», то ведь Вы знаете, какая она жалостливая: каждого, кто ее растрогает, кого она пожалеет и приголубит, как мать всего живущего...
23 Октября. Первый зазимок.
была вовсе не иллюзия, а средство сближения, самознания, духовного саморазвития и обмена. После этого периода Ляля стала матерью мне, и я вновь родился, весь, по-новому стал жить, забывая даже о своих привычках. И даже характер во мне переменился, и весь я насквозь стал не таким, как был.
Ляля сказала: - Ты только шевели меня, умей своими вопросами вызывать из меня мысли, и ты удивишься тому, что я могу тебе дать.
А у меня это уже само собой давно сложилось, что Ляля знает все, и я давно в тревоге о том, что ленив как-то, сонлив и не умею спрашивать. Лучший образ ее, как ангел у сапожника, до сих пор у меня ничуть не помрачился.
Моя гостья сказала: - Бедная Франция, неужели же нынешняя судьба ее есть последствие революции 1789 года! и если так, то какие же последствия ждут нас за нашу октябрьскую революцию!
И еще эта гостья сказала: - У нас есть три группы людей: огромное большинство вовсе не верит в наше дело, другая часть верит в то, что Надо верить, и третья сомневается в Надо, но делает вид, что верит.
«Погоду». Начал писать сценарий «Дом на колесах».
Ляля говорила о вере людей в «Надо» (надо верить). То бывает, просто верят люди для себя лично, вера как свидетельство личности. А то бывает «два-три собрались во имя Мое»159 (церковь) и два из них верят непосредственно в Бога, а третий слабо верит и усиливается через двух: вот эта сила не его собственная, а тех двух является, наверно, принудительной, как «надо верить». Если помножить силу тех двух на миллионы, то исчезнет вопрос «верю ли я сам?» и станет: «я должен верить». Вот этим долгом веры и живут комсомольцы и держится все государство, как система принуждения. Но, вероятно, когда приходит Страшный суд государству (Война и Революция), то «надо верить» отпадает и Судья спрашивает: «Как тебе хочется верить?» И в церкви тоже, многие ли верят в тайну, в то, что хлеб становится телом Христа и вино - кровью? Огромное большинство причащается с одной мыслью в то, что надо верить160.
<Приписка на полях: После испытания в любви не страшно испытание в мужестве, слове и т. п.: в любви - все.>
25 Октября. Многие верят потому только, что страшно не верить и остаться ни с чем. Вера в живого Бога у них давно перешла в привычку, охраняющую личное спокойствие. Им кажется, невозможно остаться без Бога, на самом же деле живой Бог только и ждет, чтобы они вышли из пут своих привычек и стали к Нему лицом.
Евреи и все присные им ненавидят кровно Гитлера, эта ненависть наполнила половину мира от Ротшильда до русского интеллигентного нищего, женатого на еврейке. С другой стороны, другая половина стала против евреев. Такая огромная ненависть не могла бы возникнуть к маленькому народцу, если бы он не являл собой какую-то определяющую весь наш строй силу: еврей стал знаменем капитала и кумиром демократов - интернациональный человек превратился в еврея. Весь-человек раскололся на две половины - арийца и семита. Мы же стоим на острие независимого от расы коммунистического человека и чуть в одну сторону - мы с евреями; чуть в другую -с арийцами.
Все вовне до того убийственно страшно и духовно пусто, что спасаться возможно лишь в глубине себя.
Бессилие верующих. При таком разложении церкви «верующие» стали бессильными и божье дело было отдано неверующим, которые вместо верующих и строили жизнь на земле и всюду и везде заявляли: мы не на небе, а на земле хотим строить жизнь.
26 Октября. Ввожу в необходимость каждого дня вести вечером обсуждение плана дня следующего, иначе Ляля затрепывается. Вчера, например, ее вызвали на примерку платья в 12 Уз, она поехала мерить платье, вспомнила про туфли и еще, и еще, и так, не евши, приехала в 5 вечера, усталая, нервная. Пока она летала, я, чувствуя себя в Москве неуютно, без воздуха, без возможности, как раньше бывало, при первом желании окунуться в лес и набраться сил, придрался к надменно-уверенному тону тещи и вышел из себя; но вскоре опомнился и сам попросил прощения. Вечером теща нажаловалась Ляле, и у нас произошла первая сцена втроем.
«Бросаю вас, подыхайте вы все без меня!» Это обобщение меня, основного работника и добытчика, с больною старушкой сразу открыло глаза: это призвание Ляли относиться к мужу, как к ребенку, как к несчастному существу, беззащитному. И если этого нет во мне, она хочет сделать такого меня своим баловством, своим уходом. Так она всех избаловала возле себя, Ал. Вас. - в первую голову, Мич. Серг. и особенно свою мать. Мне же хочется, чтобы она стала на положение друга, равного, товарища, как она стала, было, создавая вместе со мной «Фацелию».
Существо, создающее «Фацелию», в моих глазах есть качественно разное с тем, которое, расстраивая свое здоровье, без всякой особой нужды носится по Москве в поисках тесемочек для моих башмаков. Для нее же оба эти существа объединяются в заботе о своем ребенке или старушке-матери. Вот почему она и обращается на «вы» ко мне и старушке: «Подохните вы без меня!»
Между тем у меня задача сделать Лялю лично счастливой, моя гордость в том, чтобы пробудить в ней долю эгоизма, создать из этого костяк ее хоть какого-нибудь счастья. И вот, пожалуйте, без нее «мы» подохнем! Так в этой маленькой невинной ссоре любящих друг друга людей вскрывается сущность всего христианства, всего «язычества», всего «мужа» и всей «женщины».
Мы отлично помирились, и ночью каждый раз, как я просыпался, осторожно целовал ее волосы, и она, когда просыпалась, целовала меня. Мы на редкость с ней счастливы. Что же касается старушки, конечно, ревнующей дочь ко мне, больной, то в этом надо целиком положиться на Лялю. Не знаю, не знаю, какая цена этой любви, но я знаю, что тут, в отношении к матери, Ляля вся, значит, любя Лялю, мне тоже Надо любить: люблю ли тебя, я не знаю, но все равно мне Надо любить.
Вот теперь, сравнивая это Надо любить с Надо верить комсомольцев, я вижу ясно в том и другом нравственное начало. Мне Надо любить мать, потому что я люблю дочь. И так, может быть, комсомольцу Надо верить в торжество социализма, потому что он любит свою родину, т. е. свой угол рождения, где своя мать, свой отец, свое солнце и месяц, и свои травки, и свои заборы, и «первых лет уроки». Да, бедные дети с их трогательным «Надо верить», много ли еще вас осталось на русской земле?
«Фацелию» в «Смене» - до того подходяще к молодежи, ко времени, и до того здорово вышло, и до того здорово, что Ляля настаивает послать хозяину как образец и просить его издать для масс «Неодетую весну».
Юбилей Ценского.
Интересны были только две женщины, Ляля и жена А. Толстого, которая особенно понравилась Ляле.
- Интересная женщина, - сказала Ляля.
- И так же, как ты вспыхивает и загорается. Значит, - сказал я, - в Толстом есть же нечто, из-за чего она могла его полюбить.
Мы с Лялей на этом вечере были оба довольны друг другом и вообще мы это общество «освоили». Ляле предстоит успех, но она находит, что нам надо пореже бывать «среди этих зверей».
Когда появился Толстой и подошел к нам, я, не вставая, в пол-оборота подал ему руку. Я это сделал частью по дикости (не вставать же мне перед графом), частью из-за отвращения, частью из озорства. Ляля на меня накинулась, как коршун.
- Да это же не светское общество, - ответил я, - тут хоть язык покажи, только бы не терять сознания и расчета.
Ляля бесилась от моего поступка, Толстой ей был тоже противен, но она не хотела моего мальчишества и боялась, самое главное, она просто боялась мести.
Все дружно аплодировали, когда я сказал свою речь, и один только Толстой неподвижно и мрачно глядел на меня.
- Вот видишь! - с опаской и укором прошептала Ляля, - для чего тебе нужно было врага: Толстой опять оправится, опять влезет к Сталину и что, если он о тебе там скажет.
Потом, спускаясь по лестнице в зал, мы увидели там Толстого с женой.
- Ты, - сказал я, - сейчас увидишь, что я умнее тебя.
«в конце недели», и говорил нам обоим комплименты, и уходил, и опять подходил, и опять звал.
- Видишь, - сказал я Ляле потом, - все эти подхалимы, карьеристы имеют одну ахиллесову пяту: у них есть смутный страх перед появлением честного и сильного человека, они всегда боятся появления Ревизора. На этом я играл, об этом смутно думал, когда он подошел ко мне.
- Ты умнее меня, - согласилась Ляля, - но это и понятно -мы с мамой столько страдали, так запуганы...
В сионе еврейских литераторов и их безвкусных хозяек мы, старики, были реликтами и неплохими представителями осужденного царского времени: Ценский, Новиков-Прибой, Новиков И. А., А. Толстой и я.
А Замошкин говорил и ставил в заслугу Ценскому изображение какого-то интеллектуального Держиморды. Услыхав это, я за него испугался.
- О чем ты думаешь?
- Да вот об этом интеллектуальном Держиморде.
- Нет, - ответила Ляля, - никто ничего не выведет, да и Замошкин совсем не думает о том, что тебе пришло в голову.
27 Октября. Званый вечер: Иоаннидис, Шильдкредт, Дмитриев. Беседуя о войне всего человечества, эти ограниченные своим еврейством люди всю свою аргументацию против Гитлера сводили к примерам угнетения им евреев. Они уверены, что наша политика сведется к войне против немцев и что Гитлер погибнет в России, как Наполеон.
Госп. И. X.! помилуй меня!
Г. И. X.! претвори, как воду в вино, немощи мои в красоту, силу и власть.
Г. И. X.! соедини красоту, силу и власть, чтобы моя Любимая в Тебе всегда находила меня и во мне всегда встречала Тебя.
Господи, благослови во мне всякую тварь, чтобы она во мне становилась святой и соедини меня со всеми прошлыми людьми, незнакомыми и родными, и всеми, кто когда-то помогал созданию этого дня. И не лиши меня дара создать со всей тварью, со всеми прошлыми и настоящими будущий великий день радости.
- Не хочется.
- Нечего делать, деточки, хочется, не хочется, а надо любить.
Надо верить и Хочется верить. Надо любить и Хочется любить. Не Хочется верить, а Надо. Не Хочется любить, а Надо.
Мудрость совета «будьте как дети» состоит в том, чтобы всякое Надо взрослого человека, вплоть до «Надо верить, надо любить», стало как у детей: «Хочется верить, Хочется любить». Мудрость жизни всего человека и закон благополучия всего человечества состоит только в том, чтобы Надо каждого человека превратилось в его личное Хочется.
- Ты что делаешь?
- Богу молился.
- А верно ли, что ты перед Богом стоял...
- Как же иначе?
На это я ей стал говорить много, и главная мысль моя была в том, что я Бога через нее принимаю как у ней, так у меня, и если у нее не-Бог, то и у меня не-Бог...
- Милый, - перебила она, - скоро ты перестанешь?
- Как?
- Так, - я давно тебя поняла и думаю о прачке. Поди сейчас, спроси, пришла ли прачка.
29 Октября. -3. Второй зазимок. (Снег летит.)
Какому богу молились наши предки из богатых купцов, наживших себе крупные средства. Нет сомнения, что этого бога они просили помогать в их хищных делах и этому самому богу строили церкви, когда им все удавалось. Этот бог помогал им везде концы с концами сводить и радоваться... и очищать свою душу обращением к Распятому. Именно для очищения совести и был для них Христос...
- Значит, - думал Зуек, - Кащей Бессмертный тоже Христу молится? Вот штука-то.
Говорил по радио для журнала «Пионер». Встреча с Маршаком.
Ей хочется поправить все мои грехи, вообще всю мою некорректность и хорошо одеть.
Решил отдать Ладу Леве, позвонил - он пришел. У нас никого не было, он этим воспользовался и вдруг заявил, как бы шутя, что я ему должен с Апреля за каждый месяц по 200 руб.
- Как это может быть?
- А ты мне обещал, что все будет по-старому.
- Но позволь, Лева, - сказал я, - если все по-старому, ты прежде всего должен установить какие-то нравственные отношения, вспомни, как ты называл меня, что мне писал. Надо же хотя бы со внешней стороны создать какой-нибудь мост для возможности отношений161.
30 Октября. Ездили на Николину гору с В. В. Перовским.
В. В. рассказывал Ляле о красоте охоты на рыбу с подсветом: «Красота какая! золотые тростники и на дне каждый камешек виден, и вот рыба стоит, как полено, и ты в нее острогой, и на зубцах остроги ее вытаскиваешь. Такая красота!
- Но почему же, - спрашивает Ляля, - вы говорите, рыба стоит?
- И вы ее сонную бьете? Не понимаю, что тут красивого: бить сонную рыбу!»
Мы были очарованы одним обрывом на Москве-реке, и очень захотелось тут жить. Установился путь через Семашку и Бородина. Вернулись усталые и расстроенные.
- Помолись, - просила меня Ляля.
Я молился, но только путался: не помогало.
- Тебе же Г. лучше, когда я здоровый, я молюсь всем на здоровье.
Ходил к Семашке... Собираюсь к сестрам Барютиным.
Был у сестер. То самое, что я нашел у Ляли как самое для меня важное: это прежде всего неисчерпаемый источник и вообще смутное чувство бесстрашия перед концом своим; то'же самое теперь у этих сестер видишь на глаз в их порядке жизни, в устройстве, в утвари, на стертых уголках дверей, столов. Чувство победы человека над суетой и независимость его от внешних событий охватывает, и вот, оказывается, что та Россия, которую я любил и которую будто убили, жива и никогда не умирала.