• Приглашаем посетить наш сайт
    Ходасевич (hodasevich.lit-info.ru)
  • Пришвин.Дневники 1905-1947 гг. (Публикации 1991-2013 гг.)
    1940. Страница 9

    1 Ноября. Крыша белая от мороза (-5). Восходит солнце. Приступаю вплотную к «Былине».

    Наконец-то закинул машину в гараж Алекс. Ивановича Ба-кулина.

    У Ляли, как и у меня отчасти, неприязнь ко всему техническому, и даже когда техника является другом человека, например, в медицинских лабораториях, она думает о несоответствии технического развития и морального: для нее любить машину - нельзя.

    2 Ноября. Весь день шел снег, нападала первая пороша, и у меня впервые лет за сорок не пробудилось охотничьего чувства и не было ни малейшего желания ехать на зайцев. Прошел по Пречистенке, и Зубовской площади, и Крымскому мосту по набережной домой, и все летел и летел снег.

    3 Ноября. Моя радость питается рассветом и рождается в заутренний час, а у Нат. Арк. и Ляли - рассвет угнетает. Хорошо, что люди разные (у меня утро, у Ляли вечер).

    Думал о единстве всего мира в Боге и преодолении смерти единомыслием в Боге (образ единства и силы в единстве, и красоты - вода: вода - душа природы).

    В конце Пречистенки на мраморной доске «Уральские самоцветы» - контора и на доске еще «Шахты». И в этих конторах -абстракциях шахт - сидят люди, которые никогда не видали шахт и все-таки шахтами распоряжаются, и все зависит от них. Вот где источник разделения людей на классы: человек разделен - на шахте и на Пречистенке, и кто на Пречистенке, тот распоряжается, и тут рождается власть.

    От многих людей слышу, какую радость испытывали они в первые годы революции и нэпа: я же радость испытывал только один день в Петербурге, когда царь был арестован, и смолкли пулеметы на крышах, и зазвонили в колокола... С тех пор для меня почему-то радости не было. Разобрать - почему.

    О. Н. Замошкина, настроенная Левой, сказала, что Ефр. Павл. очень тоскует и просит на полчаса свидания. Ни малейшего нет у меня на это желания и смысла не вижу никакого в этом. Но ложится на сердце очень тяжело.

    Вся любовь его в сыне, а сынишка верит в Сталина, как в бога.

    - И пусть, - говорит отец, - в бога или в Сталина, не все ли равно, лишь бы верил.

    А мальчик стоит за Сталина, как за бога. Вот надвигается воистину Суд, на котором поставлен вопрос о бессмертии Кащея.

    Воистину приходит время, когда не люди решают, а боги.

    Ляля, повидав обожание мальчика у Замошкиных, еще раз этим подтвердила себе бессмыслицу родительской любви и, значит, всего размножения... (Сопоставить наш случай и перспективу возможной привязанности.) Это остаток ереси противников брака.

    Война 14-го года осталась морально неоправданной, значит - неконченой, теперь - продолжение...

    4 Ноября. Не те «бессмертные», кто оставил после себя на сотни и даже пусть! тысячи лет памятники искусства и научные открытия, а тот бессмертен, кто смерть преодолел усилием духа так, что «плоть» его существа свалилась, как изношенная одежда.

    5 Ноября. Углем на стене: Я для того к Тебе прибегаю, чтобы создать и укрепить в себе независимость духа и связать унижающий меня страх перед смертью. Я прошу Тебя дать мне такую независимость духа, чтобы желание жизни на земле определялось пользою моей жизни для людей и сладостью сознания этого, но для себя самого я прошу только радости преодоления страха смерти.

    «Былины» на сценарий из-за денег, потому что политическое положение не обеспечивает возможность шесть месяцев работать, не оглядываясь на текущую жизнь.

    Написал Леве на тему, что есть чувства более значительные, чем жалость, но писать надо, имея в виду Ваську, который слушает и ест.

    Неодетая весна (сценарий).

    Магазин Военно-охотничьего общества на Кузнецком мосту. Известный охотник, писатель С. Л. Бутурлин, входит в магазин. Заведующий магазином, отпуская товар, порох, пистоны, пыжи, спрашивает Бутурлина, как и где он собирается в этом году встретить весну. Бутурлин отвечает, что в этом году он поедет в то место, где Некрасов написал свою поэму «Мазай и зайцы». Он имеет сведения, что в этом крае теперь развелось лосей больше, чем при Некрасове было зайцев. Спасать лосей от весеннего разлива Волги теперь стало почетным делом каждого охотника. Но кроме этого он вообще снаряжает поэтическую экспедицию в этот край для поэтического изучения повадок животных во время наводнения. С этой целью он достал себе грузовик и устроил на нем дом на колесах. Этот дом он поставит на самом высоком незатопляемом холму, и когда придут весенние воды, то животные, спасаясь, все непременно приплывут к его острову, все, от мыши и водяной крысы до Лося и Медведя.

    Во время рассказа Бутурлина публика окружает знаменитого охотника и среди публики мальчик пионер Петя. Когда Б. уходит из магазина, Петя на улице догоняет его и просит взять его с собой.

    6 Ноября. Порочный круг обычного христианского милосердия содержит в себе ту мысль, что со-страдание больше самого страдания, и это порождает культуру условной расслабляющей чувствительности: на грош страдания и на рубль сострадания.

    7 Ноября. (-5). Солнце.

    Вчера думал о себе, что может быть Ляля меня выдумала и полюбила меня таким, каким я не был...

    8 полдень вышли все мы и с собаками на улицу, поглядели на землю: пушки везут и сколько! поглядели на небо: все небо закрыли серебряные птицы. Не до красоты нам теперь, но все-таки утешение какое-то в том, что хоть знаешь, на что уходит наша трудная жизнь.

    За день сделал либретто сценария «Неодетая весна», а Ляля нарезала пачку рассказов для Маршака.

    Основная ошибка многих верующих людей состоит в готовности полагаться на Бога (да будет воля Твоя) и пользоваться этим, чтобы самому уклоняться от обязанности действовать. «Хлеб наш насущный даждь» надо бы дополнить: «и в случае, Тебе нельзя дать, помоги мне самому о себе позаботиться».

    8 Ноября. Ездили погулять в Петр. -Разумовское, завернули к Удинцевым. Там в беседе с какой-то ученой дамой рассказывал о карелах, которых я первоначально принял за настоящий русский народ162. Явилась догадка, что и другие народности приняли от великорусов лучшее и тоже стали лучше, чем сами русские, потерявшие свою доброту в государственном строительстве.

    Отсюда сами собой пришли на память отдельные из евреев, ставшие русскими - православными, напр., Шик и Гершензон. Эти евреи тоже, может быть, нашли своих настоящих евреев в русских христианах, как я нашел настоящих русских в карелах. Как бы ни случилось и того, что наши искренние из коммунистов найдут истинный коммунизм в гонимых коммунистами христианах.

    Глубокая осень. Все листья опали. Рыжий кот сидит на мягко устланной листьями земле перед домом. Только не все листки успели слежаться, как бывает после зимы. Многие листики свободно лежат, и даже очень легкий ветерок заставляет их приподниматься. И это движение, и легкий шорох до того делают их живыми, что даже кот ошибается, водит головой то туда, то сюда в подозрении, уж не мыши ли эти листики.

    Глубокая, затаенная даже от себя самого тоска где-то почти без боли точит меня, слышу - точит, но ничего не чувствую, как будто нахожусь под местным наркозом. Знаю, это дает о себе знать мое отрезанное прошлое. Не осталось никакого сомнения в том, что это надо было отрезать, и боль сосет не за них, а за себя: как мог я столько лет жить среди людей без всякого «родственного внимания» со своей стороны? Понимаю, что какая-то гордость, рожденная в диком самоволии, заставила меня отстаивать misalliance не только в опыте личной жизни, но и в литературной проповеди. И в этом родилась вся беда...

    9 Ноября. Чудо из чудес: у меня был Маршак163.

    10 Ноября. Мороз -7 и солнце. Легла пороша, вполне достаточная для гона, но ни малейшего желания гонять у меня нет. Вчера Маршак сказал: «Удалось бы за это короткое время еще хоть по книжечке выпустить». И тут же: «А, может быть, как-нибудь и проскользнем?» Интересно говорил о том, что Гоголь всегда оставался совершенным и в целом и в деталях, а Лесков уже совершенен в целом был редко, а Ремизов был только в деталях, и что это есть путь вырождения.

    А Ляля тут сказала, что этими признаками «вырождения» характерно японское искусство, искусство древней культуры, от которой остается филигранная деталь. Оттого же они так усваивают европейскую цивилизацию, теряя свое, усваивают безрелигиозно. Вот и получается «цивилизация» в собственном смысле слова, т. е. торжество Робота.

    На это Маршак, живо обернувшись ко мне, сказал:

    11 Ноября. День рождения Ляли.

    Я сегодня нашел мысль в себе о том, что большевики и церковники ограничены одною и тою же чертой, разделяющей мир небесный (там на небе!) и мир земной (здесь на земле). То же самое «царство» одни видят по ту сторону, другие по другую той же самой черты, проходящей через их собственную душу и ее ограничивающую (тип земного человека - Ставский, тип небесного - Гаврила), оба свое ограничение закрепляют в формы, и, подменяя существо такой формой, поклоняются ей, и призывают других к тому же, и принуждают.

    На самом деле черты такой между земным и небесным миром вовсе не существует. В какой-то мере, будучи и на земле, мы можем соприкасаться радостью своей с миром небесным и содействовать преображению этого мира в тот повседневно. Точно так же и люди живущие, а уж нечего говорить о мертвых святых, они постоянно дарят нас небесной радостью, воплощая ее в жизнь прекрасную здесь на земле. Сущность преодоления смерти в христианстве, я думаю, и состоит именно в преодолении этой черты ограничения. Вкусившему сладость Христову «смерть» становится несущественным физическим явлением, вроде необходимой операции... Человек становится «готовым» во всякое время к этой операции и не очень ее боится, настолько он уверен, что дело не в этом.

    Вчера у меня мелькнула мысль о возможности у Ляли мечтательности, что она не верует, а вымечтовывает в себе веру и талантливо об этом рассказывает, а я, дурачок, ей верю. Но сегодня, когда я увидал себя среди старух, похожих на каких-то особенных церковных животных, понял попа, в каких тяжелых условиях он возится с ними, и еще какой сложный путь и я и Ляля должны были пройти каждый отдельно и вместе, - я понял, что нет! это не мечта, а именно самая глубокая реальность, какая только может быть на земле.

    Часто я думаю о том, что Ляля выдумала из меня «ребеночка» своего и нянчится с ним... Думаю тоже иногда, до чего мало ей нужно, чтобы чувствовать себя довольной, настолько много в ней материнства. Вместе с этим я задавал не раз себе вопрос о странности ее разрыва с другими.

    - Они любили, - отвечала она, - и я любила их и сейчас всех люблю. Но любовь, как большая вода, приходит к ней жаждущий, напьется или ведром зачерпнет, и унесет воды в свою меру. А вода бежит дальше.

    Похоже, что мы с ней сошлись, как сходятся два потока... Наша чувственная любовь была тем языком, на котором мы только и могли с ней понять друг друга, и когда поняли...

    12 Ноября. В том-то же и есть суть «источника бессмертия», чтобы, вкусив, почувствовать Бога в себе и возле себя, а не за чертой, суть в чувстве бесконечности и ничтожности в сравнении с этим своего телесного конца. Из этого чувства непосредственной близости к бесконечности Бога каким-то образом вытекает более острое желание жить, чем раньше: чувствуя близость смерти, хочется лечиться и одеваться, и участвовать в земной радости. Как же так? Мы все привыкли видеть бесстрашие смерти в равнодушии к телу, а тут, напротив, от близости смерти хочется радостней жить?

    Происхождение такого противоречия находится в том воспитанном в нас сознании черты, отделяющей мир здешний и тот. Если есть черта, - надо спешить умереть, если нет черты, надо жить, и с этого же дня творить радость, и тем самым входить в общий поток радости, несущийся к бессмертию и бесконечности. Вполне понятно, однако, что иному при чувстве бессмертия не захочется заботиться о своем внешнем виде. Но на это надо смотреть, как на утрату, как на порок, вытекающий из внушения себе чувства разделения духа и плоти. В себе надо это преодолевать и в таком «аскетизме» видеть просто неряшливость.

    Вчера журнал разглядывал «La mode parisienne», выискивал красивейшее платье для Ляли, и вдруг меня осенил смысл и оправдание моды. Это вот то же самое у женщин, что у художника чувство современности. Пусть моему художественному вниманию подлежит яблоко, мышь, дерево, словом, все то, что было и будет, но я, художник, каким я существую теперь, [такого] не было раньше и не будет такого точно впереди. И вот в яблоке, мыши, дереве я должен это выразить так, чтобы меня поняли. А чтобы меня поняли, я должен выразиться на языке современности. Такая диалектика, что, желая выявить себя небывалого, я должен в то же время и быть как все. В этом и есть глубочайший смысл и оправдание моды.

    Вечером «Франческа да Римини» Рахманинова. Видел две пары: Толстых и Лосевых.

    Написал Ефр. Павловне и Разумнику два крепкие письма.

    Ляля до того больна любовью ко мне, что уже вспоминает время своей свободы, когда она не любила.

    - Чем же ты, - спросил я, - была занята, когда не любила?

    - Я тогда искала, кого бы мне полюбить и ждала.

    13 Ноября. Коротким временем страстной любви огромное большинство людей пользуется, чтобы свое Хочется превратить в Надо: рождается дитя, и так двое любящих создают третье, любимое. Коротким временем своей страсти мы воспользовались, чтобы друг друга понять, и наша чувственная любовь стала нашим языком, на котором мы поняли друг друга, и благодаря этому, минуя свое дитя, стали друг в друге находить невещественное третье, ставшее на нашем пути впереди, как любимое Надо.

    Я вспомнил свои детские молитвы, стал пробовать молиться этому Надо, и так мое обращение к Богу вышло по-детски просто, и всякие размышления и сомнения я отложил в сторону, опираясь на Лялю: пока Ляля со мной, я чувствую любимое Надо через нее непосредственно.

    Так вот и началась моя новая жизнь, в которой самым главным стало чувство бессмертия, не за чертой смерти, я от сего же дня, и бесконечность оказалась в своих руках и такая же реальная, как веревочные вожжи к лошадке, бегущей в Царство Божье, где нет ни конца, ни начала.

    Письмо:

    «Дорогая Ефросинья Павловна, пришли мне, пожалуйста, с Марьей Васильевной словарь Даля, необходимый мне для работы. Этот словарь Великорусского языка состоит из толстых непереплетенных томов и стоял за стеклом в шкафике в моем кабинете. Еще прошу прислать золотые книжки: английский перевод «Жень-шеня». Хотелось бы мне тоже получить ковер с кругами, но не знаю, хватит ли рук у Марии Васильевны и на ковер.

    Ольга Николаевна Замошкина пристает почему-то ко мне с просьбой навестить тебя, но, Ефросинья Павловна, сейчас видеться мне еще тяжело, и знаю, тебе тоже будет не легче. Бог потом рассудит, кто из нас виноват, но я сейчас никакой вины за собой не чувствую, напротив, чувствую себя убитым людьми, которым всю жизнь делал только добро.

    Лева пробовал со мной примириться и стал меня навещать. Но я, понятно, после таких оскорблений, потребовал от него если не раскаяния, то хотя бы для формы признания своей вины. Вместо этого он попросил у меня денег и тем самым вскрыл то, из-за чего он хочет со мной примириться.

    Вероятно, нас когда-нибудь время рассудит, но сейчас видеться я не могу, я просто болен Вами, не могу».

    Посылал Марию Васильевну с письмом в Загорск с просьбой прислать мне книги, необходимые для работы. Ефр. Павл. книг не дала, и Map. Вас. привезла от нее только новые угрозы. Из этого видно стало, что Е. П. ничуть не продвинулась вперед, как раньше в споре никогда не уступала, так и теперь идет наперекор. Но раньше после спора и вспышки я приходил в состояние расширенной души, и стыдил себя за спор с таким, по существу, маленьким человеком, и кротостью возвращал себе мир, а теперь чувствую, что приехать к ней с утешением не могу. Сколько раз при вспышке ее истерического безумия мелькала у меня мысль о том, что укротить ее можно лишь палкой, что она этой палки ждет, и если бы нашелся такой человек, она бы ходила у него, как шелковая. Но к этому средству укрощения прибегнуть я не мог.

    Теперь же ей вместо палки явилось вот это переживание. Мы думали, что она довольно этим бита, но оказалось, нет, и это переживалось нами тяжело, нависала над нашей любовью древняя туча, висевшая над свободой в любви, - туча Дантова ада, Шекспировского Ромео и драм Островского. Лялю охватил такой страх, что она с полчаса была в лихорадке и сгоряча даже пыталась наброситься на меня за письмо: зачем я представил ей Е. П. не такой злой, как она есть. На мгновенье и в Ляле появилась та же адская сила, но через десяток минут она вошла в себя, и дьявол был побежден нашей любовью. Ляля тяготится, конечно, что она должна поддерживать во мне твердость в отношении к Е. П., и ее злит эта миссия, недостойная ее существа. Ее должно злить, что я не могу устранить ее от этого участия в наказании строптивой, ей хотелось бы играть противоположную роль: чтобы я колотил, а она меня уговаривала бить полегче. Ну, так вот и хорошо, вот и конец: буду считать эту попытку свою окончательной и бросаю их совсем, и отстраняю от себя все упреки совести.

    О чрезвычайной простоте форм постижения существа Бо-жия и о затемнении этого мистикой и оккультными знаниями.

    О единстве угнетателей свободной любви в отношении своем к обязанностям и слепому размножению человека и что в основе христианства заложено признание личности через признание любви неродовой.

    14 Ноября. Ляля написала первую статью и очень удачно.

    15 Ноября. Ночью стало совершенно ясно поведение Е. П. Уступив сыновьям относительно «соглашения», она рассчитывала, что я вернусь к тому обещанию моему, когда я уверял ее, что только бы она меня отпустила, и тогда все останется по-прежнему, и я буду постоянно ее навещать. Она забывает, что после того она нарушила свое слово. Очень возможно, что мне придется с ней видеться, как это не неприятно. Придется запастись мужеством и проглотить это, первое, из-за того, чтоб оберечь Лялю от возможных эксцессов, второе, чтобы уравновесить хоть сколько-нибудь свое счастье.

    Основа моего переворота духовного состояла сначала в том, что исчезла искусственная черта, разделявшая в моей душе л'ю-бовь чувственную от душевной и духовной: Ляля меня научила понимать любовь в единстве, всю любовь как Целое. Второй этап моего нового миропонимания создался в день великого обряда 11-го Ноября: как в понимании любви исчезла перегородка между грубой любовью и духовной, так в этот день исчезла черта, разделяющая мир земной от посмертного. В этот день смерть потеряла свое прежнее значение, и эта жизнь в своей творческой силе, минуя смерть, соединилась с жизнью бесконечной. Оказалось, что можно смотреть вперед поверх смерти.

    Вернулся к «Былине» и осознал всю необходимость фильма («Правда» № 317, статья Кренкеля о приключениях).

    Еврейская (и сочувствующих им) агитация против Гитлера и за войну с Германией была в последнее время так заметна, что я перестал верить в эту войну и упрямо твердил: «У нас с Германией долго не будет войны». И вот, когда Молотов уехал в Берлин и начались там банкеты в честь его, те же языки примчали весть: «Дела Германии до того плохи, что схватились за СССР».

    С 1-го декабря жизнь в Малеевке: за две недели подготовить надо: 1) Детфильм и консультантов, 2) Кравченко 24-го.

    16 Ноября. Сколько занятий моих от близости с Лялей оказались просто забавами, разного рода способами препровождения времени: охота, фотография, разного рода коллекционирование; возможно, отпадает и та радость от сближения с природой, которая, бывало, вступала на смену тоски. Остается пока еще мое утро, наполняемое писанием. Взамен тех брошенных забав и чувства природы стало чувство любви и связанное с нею иное миропонимание человека богатого и удовлетворенного.

    Так я пережил три состояния: 1) пролетарской озлобленности с готовностью требовать себе земных благ в силу внешнего равенства всех в отношении распределения земных даров, 2) состояние личного смирения, сознание нищеты своей и радости с благодарностью за получаемое, 3) состояние полного обладания своей земной долей, с обязательством своей готовности идти на страдание с верой в бессмертие личное. Это состояние радости оправдалось готовностью идти на страдание.

    Прочитав одно письмо Олега, напечатанное на машинке, вдруг понял не по смыслу, а как-то прямо, машинописью (если бы от руки, может быть и не понял бы), что по существу своему он был поэт, стремившийся выбраться на волю из старых церковных форм христианства.

    17 Ноября. Мы еще не были так счастливы, как теперь. Мы даже находимся у предела возможного счастья, когда сущность жизни, радость переходит в бесконечность, в бессмертие, сливается с существом Божьим, и смерть мало страшит. Засыпаю у нее на груди, слышу: Верил ли ты раньше в бессмертную жизнь за гробом? - Сквозь сон отвечаю: - Я не знал, что верил, но наверно как-нибудь верил. - А теперь? - Ведь я же люблю тебя, значит, верю. А ты всегда верила? - Конечно, всегда. - Ну вот, как же мне тоже не верить?

    Ходили в детский театр. На мосту вспомнил, как она мне сказала - Я вас не люблю, но мы очень подходящие люди. Я это вспомнил и сказал:

    - Прошлый год здесь ты меня огорчила.

    Я не стал говорить, но вспомнил, как она в тот раз еще мне сказала:

    - Я для вас неисчерпаемая, а Вы исчерпаетесь для меня.

    Теперь она и слышать об этом не хочет, и оттого-то просит не напоминать.

    18 Ноября. Через Яковлева подал на персональную пенсию и рассказал ему о разрыве с семьей. Последняя выходка Е. П. с отказом отдать Даля и новыми угрозами открывает глаза на ее состояние. Отбрасываю в сторону всякую жалость и постараюсь не вступать с ними ни в какие отношения.

    19 Ноября. Бывает, ночью, когда лежишь во тьме без сна, какая-нибудь явится мысль, и как светильник в руке: куда ни направишь его, всюду становится светло, так и мысль эта обращается в смутные стороны души, и везде от нее становится ясно. Эта мысль была у меня в сопоставлении похоти и эроса, что не от любви, а от похоти рождаются дети, а от эроса религия, искусство, наука и самая даже любовь. Так я понимаю, а св. Писание об этом говорит просто, что все мы рождены в «грехе» (т. е. от похоти). Так вот и происходит разделение на дух и плоть (рожденное в духе есть дух, рожденное в плоти есть плоть). В то же самое время, откуда же берется эта вера в единство плоти и духа? Или единство это не существует, но достигается воздействием творчества человека, соединяющего дух и плоть в святую плоть? И чувство единства рождается из готовности к творчеству в том смысле, что нет, но Надо сделать и от себя это зависит.

    Психологическое происхождение идей материализма и идеализма тоже есть эрос (идеализм) и похоть (материализм).

    Пол и эрос: Глядя на других, я стремился свой эрос подменить тем, что у всех есть, - пол. Из этого получилось страдание: эта подмена есть падение. У Ляли было точь-в-точь, как у меня, - и вот это-то нас и свело. В эросе содержится также и назначение быть личностью, т. е. вождем, напротив, пол поглощает личное и определяет место в роду.

    20 Ноября. Туман в Москве, как в Лондоне, тепло и так мокро все, что ночью на улице все отражается, как на реках. Иду получать путевки в Малеевку.

    21 Ноября. Были на вечере, посвященном Л. Толстому (30-летие со дня смерти). Жалкие попытки восстановления образа Толстого, толстовство прошло, и даже большевизм, из него вытекающий, прошел, а в новом нет точки опоры для восстановления Толстого.

    N. говорил об антисемитизме, вырастающем, конечно, на почве разложения русского культурного слоя: евреи стали на место искусства и церкви...

    21-22 Ноября. Читал письма друзей Лялиных о «Фацелии», они захлебываются в попытках быть мудрыми, но чего-то самого простого, единственного, для чего все мною и пишется, они не поняли. При личных встречах с ними никогда нельзя поднимать спор. Еще надо непременно, когда к нам приходит незнакомый гость, следить за Лялей, и когда она хочет «выпрыгнуть», не перебивать ее, не раздражаться, не обижаться, а, напротив, отступив от спора в тишину души, потом очень мягко дать ей понять ее ошибку.

    Ночью с Лялей разбирали побег Л. Толстого, и я впервые через Лялю понял слабость в этом поступке» столь долго казавшемся мне героическим. Поняв же через Лялю сущность поступка в слабости, ясно увидел какую-то беспредметность веры Толстого, определяющую и бесцельность его побега. Ясно теперь вижу, что Толстой опоздал уйти от своей семьи и этим обессилил себя самого.

    Так и каждый умный человек, упрямо не желающий выйти за пределы своего разума в простую жизнь, которою живут все, будет тем самым всегда ограничен. Тут весь вопрос сводится к тому, чтобы вспомнить в себе ребенка, и по этому живому мостику перейти на ту сторону, откуда все люди настоящие получают свидетельство в предметности своей веры. Так вот Ляля научила меня перейти по тому мостику через любовь свою к источнику любви, к тому, чем люди живы, - и моя детская молитва стала мне дороже всех своих сочинений написанных и всего того, что я еще придумаю.

    Вот почему и незачем спорить с людьми: спором ничего не достигнешь и если кого-нибудь переспоришь и покоришь силой своей диалектики, то цены такому насилию нет никакой. Я пишу не для спора, а чтобы вызвать у других людей единомыслие и тем самым увериться в своей правде. Пишешь, вроде как бы сон видишь, написал - и не веришь, и спрашиваешь, - не сон ли? А когда кругом начинают уверять, что так бывает, то при таком единомыслии сон становится явью.

    То же самое, что в отношении Ляли является порочною мыслью, то для меня есть целебная сила. Порочностью у Ляли я считаю ее равнодушие ко всякой деятельности, направленной на улучшение жизни людей вообще. Полезной деятельностью Л. признает лишь помощь не людям, живущим на земле, а страдающим лицам. Ее испуг перед земной жизнью так велик, что она охотно бы пошла на то, чтобы я перестал писать для людей и печататься, а писал бы: 1) для денег, 2) как обеспеченный, писал бы для себя. Такое исключительное пассивное отношение к жизни и создает в ее душе 1) состояние лени в отношении себя и 2) беготню на пользу ближнего. С этим состоянием души я борюсь, возбуждая в ней интерес к делу и самолюбие. Напротив, в моей душе так много собранного единства, требующего деятельного выражения, что некоторая оглядка с сомнением на значительность своего дела углубляет мой плуг с большой пользой для пахоты.

    Есть что-то общее в том облегчении, которое, бывало, испытывал я, отступая от художественной темы и занимаясь работой для денег, с тем тоже облегчением, которое испытывает Ляля, отступая от себя в пользу любимого. Постепенным упражнением она так в этом наторела, что вся жизнь ее уходит на других, а для себя у нее только Христос, который и есть, как мост от себя к другим. Где-то в сокровенной душе, впрочем, у нее еще таится актриса.

    24 Ноября. Одно только знаю, что разлюбить Лялю - это расстаться с самим собой. Где-то сказано в св. Писании: «Не Меня, - а себя потеряли, - возвратитесь в свой дом».

    «Надолго ли?» - в смысле долго ли жить на земле, стоит ли? и не вышла: стоит ли силы тратить? -и любовь прошла.

    25 Ноября. Сигналы голода в стране. Начало разочарования в поездке Молотова: что-то не удалось, что-то сорвалось.

    26 Ноября. Самое жалкое и смешное недоразумение у большинства людей заключается в его «я», которым он обозначает место свое в очереди при распределении земного добра. При этом каждое такое «я» добивается своей доли питания, одежды, славы, как будто оно больше всех и бессмертно.

    Смешное же состоит в том, что по существу своему, конечно, это «я» по своим возможностям и бессмертно, и больше всех «я», поскольку эти «я» связываются материально; но вот это-то и смешно, что каждый, завидев материальную свою долю, аргументирует стремление или право свое на обладание именно значительностью и бессмертностью своего «я». И получается, будто святая плоть, неразделенного на дух и материю божественного существа, покрывается частой сыпью, и каждый прыщик, каждое такое «я», выскакивая в тесноте между другими прыщами, требует своего места во имя всего божественного существа. Ярче всего эта болезненная сыпь выражается при осуществлении советского коммунизма...

    ... путь спасения каждого прыща состоит не в том, чтобы надуваться и, лопаясь, давать питание другому, а в том, чтобы забыться от своего прыщевого достоинства и вспомнить о всем теле, на котором он сидит...

    Приходила умная еврейка и говорила о том, что в нашей жизни исчезла та роскошь страдания, которой одаряет, например, Л. Толстой графиню, мать Пети Ростова. И эта еврейка сказала Герасимовой, потерявшей мужа, убитого на войне: «У вас есть мама, есть нянька, есть легкая работа и вы имеете возможность роскошно страдать. Поглядите на других людей, как они страдают и забудьте страдания».

    «Умный пьяница» горячо восстал на эту мораль, сущность которой состоит в обездушении страдающего и замене душевного страдания относительной материальной ценностью. Ляля же восставала против роскоши страдания из-за священного страдания, молчаливого и деятельного.

    Расчет времени: 1-го в 9 утра выезжаем в Малеевку. Остается 26, 27, 28, 29, 30-5 дней. Итак:

    26 - звонок Вьюркову о книге. Оформить. Звонок Гусиной.

    28 - Сов. писатель, Детгиз, Госиздат. Фото. Дух. завещание.

    29 - В 6 веч. выступление по радио. Сходить в Детгиз. Фото: отпечатать и взять с собой. Детские рассказы из «Капели». Дневники, что взять с собой.

    27 Ноября. То, что я называю «чувством современности», не есть еще религиозное чувство, но оно, по всей вероятности, может быть пробой на религиозное чувство - живое это чувство или определено лишь установленными формами и привычками. Живая вера в Бога и прямое к Нему обращение содержат в себе понимание действительности, ее уразумение.

    Словом, верующий человек, если даже и отвернется от жизни, и то от нее не отстанет, и если пожелает только, смысл событий современности находится в его распоряжении.

    Неверующие люди глумятся над теми, кто молится. А верующие не могут понять, как это можно жить без религиозного сознания.

    28 Ноября. Вчера Федор Куприянович пришел от Ефр. Павл. и находит в ней полный сумбур: с одной стороны, все грозится, с другой, ищет во мне друга. Ничего противоречивого я не нахожу в этом, она желает меня при условии, если я брошу Валерию Дм. И то, что она не дает книг, это тоже понятно: она их придерживает до конца года, когда кончатся мои законные платежи и начнутся добровольные. Держит вещи в обеспечение добровольных платежей.

    Стану перед своей совестью и совесть свою поставлю перед Богом, и тогда спрошу сам себя о себе, и тогда получится ответ, что все оправдание мое заключается в любви к Ляле, если это настоящая любовь, то она все оправдает. И тогда тревога моя об оставлении переходит в тревогу за нашу любовь, и это так надо: спокойствие и благополучие есть могила любви.

    Ляля охвачена малодушием ввиду того, что Е. П. с сыновьями делают ее виновницей: она просто боится беды и временами буквально трепещет. Это надо понимать, как неизбежное в человеке, не будь этого, на чем бы тогда и показывать духовную силу?

    Е. П. похожа на нищенку-осетинку (видел в г. Орджоникидзе), она схватила салфетку в ресторане. Это заметили и велели отдать. Но она так сжала пальцы, что и сама не могла их разогнуть, пришлось разгибать каждый палец отдельно. А еще рассказывали, что будто бы один мальчик осетин влез на плетень к соседу и схватил барана, и когда это заметили и поймали его, то рук своих он освободить не мог, так что пришлось вырезать шерсть из барана. Вот эта хватка делового разума (пользы) не оставляет Е. П. в несчастье: как бы не было велико ее горе, пальца в рот ей не клади. У нас же с Лялей чуть что-нибудь коснулось души, пальчики забываются, и особенно неприятно, когда они вдруг ни с того ни с сего, когда вовсе и нет надобности, вдруг сожмутся и напомнят о какой-то дикой своей природе. Вот из этого-то, наверно, и возникло христианское представление о греховной природе. Но бедные, бедные Лялины пальчики. Как часто в бессоннице, лаская ее тело, я вспоминаю о пальчиках, найду эти бедненькие существа, трону их, и сразу по телу какой-то пробежит ток жалости, душевного сочувствия совсем другой природы, чем то радостное здоровье и телесная чистота и сила, прибывавшая от соприкосновения с телом. Значит, вот отчего художникам так трудно дается рука.

    А. А. с трех рюмок опьянел. Разговор шел о какой-то лестнице. И он вдруг стал утверждать, что назначение лестницы подниматься наверх.

    - Но и спускаться! - возразил ему Борис Дм. И они заспорили между собой о назначении лестницы.

    вещей. При наступлении же революции идея вечности мало-помалу стала покидать людей, и они сами не знали того, что чувства вечности у них давно уже нет, и от нее осталась лестница в какую-то стратосферу, где нет ни Бога, и ничего.

    Вот тогда-то, мне чудится, вечность спустилась на землю и стала мгновеньем. Лестница на небо стала ненужной, земля и небо сошлись во мгновеньи. Это священное мгновенье, равное вечности, этот скачок через смерть - вот современное чувство вечности. А несовременные, отставшие все еще спорят о назначении лестницы - подниматься или спускаться.

    - Вы все еще, - сказал я спорщикам, - собираетесь куда-то подниматься или опускаться. Бросьте лошадей, поезда, пароходы и самолеты - все ненужно, все чепуха, все ломайте, все бросайте, мы уже прибыли, мы - на месте...

    Гослитиздат: 3+5+6=14 + Детиздат: Неодетая весна - 3 + Новый мир - 7=24 + Советский писатель - 8 + Лесная капель -8 + сборник 20 листов =52.

    29 Ноября. Что это значит, если под сенью церкви христианской укрывается такие существа, как тетка Наталья со своей Аксюшкой? Вот это-то и отводит от церкви людей со здоровой нравственностью, это и создало атеизм и разложение.

    В 7 1/2 выступал по радио с новым рассказом «Мои тетрадки»165, «Лада» и «Гость». Успех полный и такое чувство, будто или помылся, или побрился хорошо выправленной бритвой.

    Чувствую перемену в себе в отношении к людям в издательствах, явилось спокойствие, и кажется, как будто эта перемена связана с ликвидацией вражды с Маршаком, возможно, и глубже: возможно, я, как удовлетворенный в духовной жизни, теперь уже не помещаю себя в равенство, где спорят...

    Живешь и раскрывается все глубже и глубже непоправимая испорченность человека, выражение которой теперь этот град бомб над градами и весями: «грех» - это теперь как реальность, а «революция» (франц.) - иллюзия. Вместе с тем встает в памяти прежняя торговля - какой это был клапан, отводящий нечистоты, превращающий всякую мерзость в удобрение. В этом свете торговля а может быть, и весь капитал создавали некоторое равновесие. Теперь у нас люди торговли и капитала стали политиками, литераторами и всякого рода «начальниками». Но Кащей действительно бессмертен, и нам надо считаться с этим бессмертием или же действовать так, чтобы Кащея убить. Кто не верит в то, что Кащея можно убить, тот стоит за Англию, кто верит - стоит за Германию.

    2 Декабря. В 9 Уг выехали в Малеевку и к 12 дня прибыли.

    3 Декабря. Гуляли в Старую Рузу с Евг. Ник. Черницким. Городище - родина Ивана Калиты. Видел начало своей писательской жизни. Замечание Евг. Ник.: «Когда вы начинали, был народ, а теперь тут только могила Калиты, собирателя Руси, да и то вопрос большой - тут ли его могила».

    4 Декабря. Привыкаю к новой обстановке. Задумал детский рассказ «Старый валенок»166. Осмотрели в Глухове дачу на лето.

    5 Декабря. После оттепели и снега хватил к вечеру мороз. Втроем с Евг. Ник. пошли гулять в Вертошинку. Каждая елочка была осыпана звездами. На полдороги к дому Е. Н. нас оставил и ушел в лес один. И так было явно: он - одинок, мы двое в единстве. Мне стало очень ясно, что вся моя борьба теперь в том, чтобы силу, которую нашел я себе в одиночестве, соединить в целое с силой моего друга. Кажется, теперь будто два бога соединяются, бог вечного бесконечного и бог любви.

    Липскеров спросил Л.: - Вы для себя работаете или помогаете М. M-у? Довольно было этого вопроса, чтобы Ляля захотела работать самостоятельно.

    Закончил «Дедушкин валенок».

    6 Декабря. Из утренней молитвы: жил я одиноким человеком, веруя в Бога, но не мог назвать Его имя. Когда же пришла моя возлюбленная, я сказал: «Господи Иисусе Христе! Сыне Божий, помилуй нас!» И так назвал имя Бога, которому веровал.

    Каждый день пишу по одному детскому рассказу и ем как свинья кормленная. Страшно даже за серьезную работу браться: мне кажется... мне сейчас неловко думать о Достоевском: посмотрел бы он на это «творчество», на это счастье.

    Ночью прочуял животно-эгоистическую любовь оставленных мною людей, любовь, в которой рождается преступление. Надо быть твердым, холодным и не только извне не оказывать робости перед Левой, но даже изжить это изнутри, как малодушие.

    Прекратить попытки душевных разговоров с Замошкиным, равно как и со всеми.

    рано или поздно ли Россия восстановит свою начатую культуру. Поняв это, я перестал заноситься и на евреев стал смотреть снисходительно, беззлобно.

    И вообще, чего тут заноситься-то, разве есть в нашем отрезке времени какое-нибудь мерило всем нашим талантам?

    8 Декабря. Утром, когда Ляля вставала, я ей сказал:

    - Такое чудо я вижу в нашей встрече, что думаю, недаром это, и у меня растет уверенность, раз мы сошлись, то потом непременно русские люди как-то в чем-то сойдутся, и восстановится начатая нашими отцами культура.

    - Не знаю, - ответила Ляля.

    - Это я знаю, но я не знаю, здесь ли, на земле совершится то, о чем ты говоришь.

    - И здесь на земле и на небе, - сказал я, - разве ты не знаешь, что нет черты, разделяющей небо и землю, как нет черты, разделяющей мое сегодня и завтра (земля и небо), сегодня и завтра нераздельны, потому что вчера мы спасены. Выброси, наконец, эту вредную черту, придуманную для сознания дикарей. Все начинается здесь, и совершается здесь, и продолжается в вечности, хотя самой земли может быть и не будет. Давай жить, чтобы сегодня независимо от того, что случится, мы видели свое завтра.

    Я рассказал Евг. Ник. как мы работаем с Лялей.

    - Да, - ответил он, - какое великое счастье иметь такого друга.

    Мы ходили с Караваевой смотреть, как она строится. Встретили М. Г. Громова и вместе с ним нашли свой участок. Вечером спорили с Лялей, брать нам участок или подождать. Спорили и расстроились. Убедился, что нервы у меня слабеют, хотя я сам внутри в главном крепну. Это происходит от трудности перехода к новому состоянию моему жизни в двух лицах: я привык отдыхать и набираться духу в одиночестве.

    Ляля требует для себя волевого воздействия (послушания), потому что когда-то ею овладело желание спать-умереть и она сама не может преодолеть это состояние.

    9 Декабря. Ходили в С. Рузу устраиваться, знакомились с Замоискими: наладили чертей устраивать нам пустыню спасения. Берет сомнение в правильности поступка...

    Любовь похожа на море, сверкающее цветами небесными. Счастлив, кто приходит на берег и очарованный согласует душу свою с величием всего мира. Тогда границы души бедного человека расширяются до бесконечности и бедный человек понимает тогда, что и смерти нет и нет того, что называется у бедных людей сегодня и завтра. Исчезает тогда эта черта, разделяющая всю жизнь на «тут» и «там». Не видно «того» берега в море, и вовсе нет берегов у любви.

    - Любовь - это обман юности, - говорит такой человек и больше не возвращается к морю.

    Где два-три собрались, там не только Христос рождается, но и осел, который несет на спине своей багаж любимого человека. Где два сошлись, там к своему Хочется присоединяется Надо в смысле повседневного: люби ближнего, как самого себя. Творчество поглощает всего человека, и с его Христом, и с его ослом. В сущности, «осел» не есть просто герой труда, а это есть необходимость внимания к другому (ближнему). Вот в моей семье внимание было у них на мне, а у меня на себе. Вышло так, что им было такое положение выгодно: из этого проистекало благополучие, и отсюда разложение, безморальное состояние...

    Стою в раздумье перед тем, что случилось, и вот именно, что оно случилось, произошло или вышло как следствие всех предыдущих моих поступков, и есть первый предмет моего размышления. Оно вышло из того, что я, создавая дальнему, неведомому мне читателю радость, не обращал внимания на своего ближнего и не хотел быть ослом для него. Я был конем для дальнего и не хотел быть ослом для ближнего. Но Ляля пришла, я ее полюбил и согласился быть ослом для нее. Ослиное же дело состоит у человека не просто в перенесении тяжести, как у простого осла, а в том особенном внимании к ближнему, открывающем в нем недостатки с обязательством их преодолеть. В этом преодолении недостатков ближнего и есть вся нравственность человечества, все его ослиное дело.

    Но если человек, имеющий коня, согласится променять его на осла, не зарывает ли он талант свой в землю, не совершает ли он греха против самого Духа?

    «Cogito, ergo sum» {Cogito, ergo sum (лат.) — мыслю, следовательно, существую утверждение французского философа Рене Декарта.} она переиначивает: «Верю в тебя, значит, я существую». Перед ней я чувствую себя виноватым и неоправданным. И молюсь Богу: «Дай мне, Господи, такую песнь, чтобы она меня перед ней оправдала».

    11-12 Декабря. Углем на стене. К Тебе, Владыко, Человеколюбче, от сна восстав... Дай, Господи, мне меру всем вещам в Твоем Имени и рожденным в этой мере словам моим дай вечное дальнее назначение. И прошу о ближнем, чтобы Ты подчинил его мне в добром влиянии без моего человеческого насилия.

    Это время пришло, но верю, что не мое это личное время, а всех, в ком жива совесть. Пришло время, просто будто хороший человек постучался в окно, и я, увидев его, позвал к себе, и он стал жить у меня, как друг.

    И силы пришли ко мне, будто хороший человек шепнул мне, переходя к другому: встань...

    «Пролетарий» в свете выстраданной народом современности есть существо прямо противоположное «нищему духом». Пролетарий - это неудачник, настаивающий на праве своего существования: ты меня породил, и я требую, чтобы ты давал мне средства существования. Вернее же, пролетарий - это неудачник, силой насилия преодолевающий свою неудачу. Победа происходит за счет порабощенного духа, а достижение и удовлетворение происходит в обезьянстве: оказывается, что у обезьяны, как у человека, есть мебель и зала, и кабинет, и культурная одежда, и в стеклянной вазочке культурный цветок. Ум пролетария в сравнении с человеческим умом такой же зло-обезьяний, как зло-обезьянья цивилизация в сравнении с культурой.

    14 Декабря. Мелких писателей я, воспринимая их вообще, презирал и относился к ним свысока. Но довольно было в Малеевке присмотреться к ним, понять их в раз-личии, чтобы то чувство презрения прошло, и я стал относиться к ним снисходительно. Так, при направлении внимания с целью из массы, из типа выбирать личность человека исчезает национальное, кастовое, сословное и всякое групповое и типовое отталкивание.

    Лучшее средство уничтожить поэзию - это заставить поэтов писать непосредственно на пользу государства, потому что существо поэзии направлено к спасению личности человека, а не типа его, рода, всяких групп, государств. Вот откуда и происходит вечная борьба поэта и лейтенанта.

    Ляля говорит, что она теперь впервые счастлива, но не может преодолеть в себе лень как отцовское наследие. Она просит и меня помочь ей.

    NB. Надо помнить это. И вообще каждый день независимо от работы, я должен думать о ней.

    меня, а послужит моему возвышению. «Во всякое время и во всякой вещи» я, в конце концов, «Я», а то, что кажется возвышением себя, как бы подъемом на гору, это есть возвышение через опыт жизни сознания.

    Ложь ее непроизвольная, эта ложь родилась в разделении земли и неба, в лжи сознания черты между «здесь» и «на том свете».

    Вот эта мысль, воспринятая мной в знаменательный день, и является основной в деле спасения Ляли. Именно этой мыслью уничтожается ее презрение к земному, гнилое чувство: «дотянуть бы эту жизнь хоть как-нибудь», а «там» начнется настоящая жизнь. Смутная какая-то, вытекающая из существа самой жизни потребность к соучастию в деле приближения себя к тому, настоящему (загробному) миру приводила ее к мысли о постриге. Конечно, ложь вытекала не из идеи пострига, а из того промежуточного состояния между жизнью и смертью, в котором эта жизнь отрицается существом жизни, следующей за постригом (смертью). Это состояние между небом и землей и есть состояние, питающее неизбежную ложь. Наше спасение от лжи должно состоять в признании конца, оставленного нами позади себя: мы уже умерли, и постриг наш уже совершился в смерти Христа. Предстоящая физическая наша смерть - это предстоящая всем нам обыкновенная операция - не имеет больше никакого существенного значения в движении самого нашего сознания. Никакого пострига больше не будет, мы уже состоим во Христе, преодолевшем смерть.

    Мы находимся с Лялей в состоянии брачном не потому, что рождаем детей и работаем в поте лица (хотя и от того, и другого не отказываемся), а потому, что включаем эту нашу общую плотскую, земную жизнь в общий путь к Царствию Небесному, и по пути сами же мы, муж и жена, участвуем в деле преображения мира и достигаем радостного дня всеобщего воскресения.

    До конца пребывания в этом доме начну биографию Ляли, имея целью восстановление ее личности. Ближайшая моя цель будет достигнута фактом ее горячего участия, в то время, когда эта биография станет автобиографией.

    Мороз -23°. Тишина, иней на солнце садится. Наверху над березами все-таки есть какое-то движение воздуха - там вспыхивают алмазами искры льда. И то же движение передается елкам: веточки как будто дрожат от холода.

    18 Декабря. Стало теплеть. Вечером колхоз «Верный путь» сделал постановление, и мы стали владельцами участка на берегу р. Москвы. Председатель сельсовета Анна Кузьминична Волкова, председатель колхоза Пелагея Павловна, Вакханка, церковный староста, антирелигиозник Замойский и пр.

    19 Декабря. Сильно болен Борисов, может умереть. Тяжело смотреть, как смерть поглощает человека и со стороны самого человека не видеть сопротивления...

    20 Декабря. Я сказал: - Люблю тебя все больше и больше.

    Она это знала, а я не знал, я воспитал в себе мысль, что любовь проходит, что вечно любить невозможно и что на время -не стоит труда. Вот в этом и есть разделение любви и наше общее непонимание: одна любовь (какая-то) проходящая и другая - вечная, одна любовь ограничена любовью к детям, как в природе, другая, усиливаясь, соединяется с вечностью, с Богом (в одной человеку необходимы дети, чтобы в них продолжаться, в другой дети не являются необходимостью). Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна были бездетны167.

    Дети, рожденные в свете той и другой любви: в одном случае, любовь к детям есть частность общей любви, в другом - любовь к детям исключает всякую любовь: самое злобное, хищное существо может иметь любовь к детям. Так неужели же и это называется любовью? (Любовь, как только связь.)

    Итак, всякая любовь есть связь, но не всякая связь есть любовь, а истинная любовь есть нравственное творчество. Так что можно заключить, что любовь есть одна, как нравственное творчество, а любовь, как только связь, не надо называть любовью, это просто связь. Так вот и цивилизация есть только связь (обезьянник), а культура нравственное творчество.

    Вот почему и вошло в нас это о любви, что она : потому что любовь как творчество подменялась постепенно любовью-связью точно так же, как культура вытеснялась цивилизацией.

    Ляля знала Бога со дня первого сознания, но любовь она постигла только после гибели отца. Девочка в 16 лет почти мгновенно переродилась. Раньше она была эгоистична и к матери относилась почти неприязненно и до того, что отец вынужден был с ней серьезно поговорить, и даже плакал при объяснении с девочкой. Переворот и выразился в том, что Ляля после смерти отца вдруг поняла его насквозь, и приняла в себя, и стала отцом или мужем, а мать свою приняла, как жену и дочь. Тут-то вот и возник этот роман дочери с матерью, в котором Ляля и постигла любовь как нравственное творчество, любовь, которая похожа на мост через смерть, любовь, которая не проходит. Вот почему она и знала вперед, когда сходилась со мной, что любовь моя не пройдет, а будет расти. Она знала, что делала, а я принимал и дивился.

    всю себя Ляля не могла удовлетворить в любви к матери. И когда случилось этому неудовлетворенному остатку, т. е. самой натуре, самой ее неподнятой целине, жаждущей плуга, встретиться с природной ограниченностью, косностью матери, тут вспыхивала злоба, как избыток силы, требующей поглощения, требующей равенства в творчестве. При встрече со мной этот избыток был поглощен. Но зато эта новая любовь, параллельная, непременно явилась бы эгоистической в отношении к любви к матери, если бы сама-то мать не сознала необходимости освободить Лялю от себя и, напротив, помогать ей в творчестве новой нравственной связи. Но старушка за время своего романа была довольно избалована Лялей и теперь при всех усилиях не может поставить себя в положение священной жертвы - единственному средству стать равной стороной в нашем треугольнике.

    Так вот и выходит, что Ляля, полюбившая меня, не может, как прежде, всецело отдаваться любви к матери, мать не может всецело пожертвовать любовью для счастья дочери, а я, милостью Божией освобожденный в жизни от тяжкой ноши, никак не могу помочь Ляле возместить в отношении к матери то, что отнято мною же. Самое плохое, что я как-то не чувствую в себе страсти, необходимой для перестройки себя изнутри. Я могу только соединиться с Лялей в разумном внимании, которое должно естественно выходить из отношения к Ляле, из отношений равенства в творчестве любви, как нравственной связи.

    А вот еще почему Ляля знала вперед, что моя любовь не пройдет. Погружаясь в дело любви к матери, как бы восстанавливающей в ней отца, она в то же время и тем самым создавала из себя как бы копилку любви, делая для матери, она зарабатывала на себя. Так она скопила в себе огромный капитал, неистощимое свое приданое, обеспечивающее чувство своего избранника. Возможно, что и мое служение искусству было не просто эгоистическое дело, а тоже и оно, как у Ляли ее служение, было заработком для себя настоящего и непреходящего. Возможно, через свое дело я служил себе самому и тоже не растрачивал жизнь, а заключал ее в копилку...

    На рассвете Ляля проснулась.

    - А все-таки, - сказал я, целуя ее, - любить женщину лучше, чем собаку.

    - Нет, - сказал я, - ты не о том говорила, я же о другом думаю: бывало, ночью проснешься, Лада встанет с пола, голову положит на постель, а ты ей говоришь, добиваешься: Лада, Лада, ну скажи хоть одно словечко «люблю», я все отдам тебе за это, всю жизнь посвящу. А она молчит.

    У Цыганки щенки, и корма ей из столовой не отпускается, и всем людям, служащим в столовой, питаться из нее не полагается. Поэтому все, даже косточки служащие уносят себе. Цыганка получает что-нибудь только от нас, Ляля организовала систематическую помощь голодной собаке, и Цыганка это знает: она отдает свое предпочтение Ляле. По приказу Ляли мы выносим остатки нашей пищи и отдаем Цыганке возле лесенки в столовую. И каждое утро Цыганка, однако, приходит не в столовую, а в тот дом, где мы спим. Сидит на приступочке и дожидается. Она потому дожидается в спальне, что сознает хорошо: не столовая кормит ее, а люди. И мало того, сознает, кто главный ее кормилец. Сегодня утром я первый вышел из дому. Вижу, Цыганка сидит на лесенке спальни. Я иду в столовую, она не трогается с места. А когда Ляля выходит, она с ней вместе направляется в столовую.

    Меньшиков, беллетрист, он же владелец домика в дер. Вертошино, подходит ко мне и спрашивает, как бывшего агронома о возможной помощи фруктовым деревьям во время мороза. Я ему подробно рассказал об окуривании и как это делается.

    - А на что это вам, - спросил я, - у вас, наверное, сад?

    - У вас садовник? - изумился я.

    - Ну да, только пьяница. Однажды он во время мороза ушел в трактир, напился и пьяный вспомнил, что сад может замерзнуть, что надо бы... а он пьян и не может идти.

    - Это было в прошлую зиму, - вспомнил я, - прошлогодние морозы?

    - Да, - ответил он, - в прошлую зиму страшные были морозы.

    Тут он понял и засмеялся.

    Какой у него сад, какой у него садовник! - он это на бумаге посадил и собирает себе материалы.

    21 Декабря. Вечером слегка поссорились с Лялей. Я холодно простился с ней и улегся. И только заснул, вдруг мне почудилось, будто она плачет. Прислушался.

    - Денечек!

    Она сидит с открытыми глазами, совсем как подшибленный галчонок.

    Вспомнил я, как в детстве подшиб на лету галчонка, вижу -сидит на земле, не падает. Значит жив. Я подошел - не улетает. Посадил его на веточку - уцепился коготками, сидит.

    Нехорошо мне стало на него глядя, пошел я домой. После обеда тянет меня посмотреть - что с галчонком, душа не на месте. Прихожу к дереву - вижу, так и сидит, неподвижно. Дал ему червячка - не берет.

    Ночь спал плохо, все неподвижный галчонок из головы не выходит. Утром, чуть свет, прибегаю в сад к тому дереву - сидит. Страшно мне стало, зажмурил я глаза - и бежать от него. А в полдень нашел под деревом трупик птички.

    Вот увидал я Лялю, сидит вытянувшаяся в темноте, прислонившись к подушкам. Мне стало ее ужасно жалко.

    - Дурачок, дурачок, - сказала она, - с кем ты вздумал бороться!

    22 Декабря. Даже в полумраке рассвета она угадала, что я расстроен чем-то, и стала допытываться, и объяснила все тем, что я зажирел, избаловался, сам не знаю от этого, чего хочу и надумываю. Она была строга и собрана. Но когда узнала, что все происходит от беспредметной ревности, бросилась целовать меня и весь день носилась со мной, как с единственным и любимым. И, Боже мой! сколько таится в этой женщине нежности, как беспредельна глубина ее чувства.

    Но, конечно, в любви этой у нас с ней разные роли. Моя роль художника растворить ее в своем стремлении к созданию красоты. Если бы мне это вполне удалось, она бы вся ушла в поэму, и остались бы от нее только мощи. Ее же роль - это любовь в моральном смысле, если бы ей удалось достигнуть своего, я бы превратился в ее ребеночка.

    168, которой не существует. Она любовью своей оберегает своего от таких опасностей, но теперь для опыта соглашается оставить меня на Февраль одного, потому что знает: нет никакой Америки, и любовь наша от этого опыта только окрепнет.

    23 Декабря. Сегодня в 10 у. едем с Громовым искать дом.

    Литература, искусство - это выражение лица народа, и понятно, что страдания выражаются тем, что бледнеет лицо. Глубокие страдания переживает весь мир, у всех народов бледнеет лицо...

    Остается только ниточка связи - это я со своей верой, со своим независимым чувством гармонии, где-то в таинственной глубине своей я люблю тебя, русский народ, я люблю, значит, ты существуешь...

    24 Декабря. Читал в Малеевке о Горьком. Федин читал свой рассказ. Федин пишет хорошо, но человек он светский, европейский и произведения его рукотворные.

    25 Декабря. Стало довольно противно ходить в столовую, начались сплетни. Так месяц подходит к концу, а больше месяца люди, очевидно, не могут вынести обеспеченную жизнь.

    Замошкин сегодня сказал нам: «молодожены». И мне от этого стало противно, да как! Оттого ли противно было, что я попадаю в общее стадо, или оттого, что в тайниках души своей иногда допускаю вопрос: а не есть ли эта наша любовь, как у всех: приходит - уходит.

    Вечером читали Блока более двух часов, и ясно предстало люциферо-хлыстовское происхождение этой поэзии169170 Розанов из толпы людей вытащил за рукав Блока и сказал мне: «Вот наш хлыст и их много, все хлысты». Правда, эта религиозная распутица, подмена веры в Бога поэзией непосредственным человеком воспринимается как нездоровье, гниение; эти слова -здоровье и нездоровье - содержат в себе: здоровье - правду, веру, верный путь, нездоровье - ложь, подмену, ложный путь.

    Так все это искусство было на ложном пути, и большевизм в начальной фазе своей был как направляющий бич правды.

    правда, то и мое наивное сознание о действующем первоисточнике нашей поэзии, устном творчестве народном - устарелое понимание. Так было, и теперь этого нет.

    Не только язык народный, как первоисточник моей литературы, - я теряю даже вкус к тому родственному вниманию в природе, о котором столько писал.

    - Денечек, - сказал я, - что же это со мной делается!

    - Ничего особенного, - отв. она, - ведь ты переменяешься, ты переходишь от природы к самому человеку.

    26 Декабря. Ночью думал о «самом человеке», к которому я перехожу со своим чувством природы и очень ясно вижу, что самое главное для этого надо уничтожить в сознании ограду, за которой начинается «тот свет». Есть два сознательных пути в деле разрушения ограды, первое - это самоубийство, второе -признание сего дня как вечности. Вытекающее из этого правило первое: живи как бессмертный!

    «живи как бессмертный», Ляля заметила: «Вот в том-то и беда, что все живут как бессмертные».

    И это правда, если мои слова сказать «всем». Напротив, им именно и нужно напоминать и даже пугать смертным часом. Слова же эти, обращенные к себе, получают иное значение только потому, что я смертью до того запуган, до того боюсь ее и не хочу, что на эту ее силу уничтожения призываю как бы вторую - смерть, крестную, т. е. силу, преодолевающую смерть, и уже после того говорю: - Живи как бессмертный, ежедневно разрушая границу этого и того мира, границу, созданную людьми же для воспитания детей.

    Ляля раньше верила, что во всех людях что-то есть, и рано или поздно все спасутся, то теперь думает, что люди жизнь свою так разрушают, что не все спасутся и на Суде будут отвержены. (NB. Иметь в виду при изображении ее жизни.)

    N. попросил у меня манную кашу, которая остается у меня от завтрака. - Все равно пропадает, - сказал он, - так лучше уж я ее собаке отдам.

    - Как пропадает! - ответил я, - ее съедает какой-нибудь человек.

    - Мало ли какой, неизвестный.

    - А вам нечего заботиться о неизвестном, подать известной собаке лучше, чем отдать неизвестному человеку.

    Федин очень умный светский человек, но его ум и светскость встречаются с очень ограниченным талантом, и от этого получается чрезвычайно заостренное самолюбие. Глубже корректных отношений с ним ни в коем случае не надо входить.

    Впервые начинаю приходить сам с собой в равновесие, впервые вижу возможность создать обстановку, в которой не будешь бояться себя.

    него, и он откуда-то присылает ко мне Аксюшу на помощь.

    Проснувшись, раздумывал, из какого болота вытащила меня Ляля, и дивился, откуда она набрала в себе сил, чтобы возиться. Дай, Господи, силу оправдать ее доброту.

    Из жизни Ляли: она страстно возилась с поэзией и если бы занималась, то из нее наверно что-нибудь вышло бы. Но она вошла в церковь, и связь с поэзией кончилась, и та сила, влекущая к красоте, стала любовью. И Ляля теперь думает, что искусство в существе своем дело мужское, вернее, одно из поприщ чисто мужского действия, как песня у птичьих самцов. А дело женщины - это прямая любовь, и потому понятно, что в соприкосновении с огненной силой религии все ее личное сгорело и выявилась сущность ее самой: любовь. То был Страшный Суд ее личности.

    Вчера Ляля играла в шарады и увлеклась до того, что после, когда я засыпал, она вздрагивала от смеха: вспоминала.

    28 Декабря. Мы уедем из Малеевки 30-го. По приезде в Москву следующие дела:

    «Доме на колесах» + «Бурундук», 4) Рассказы в детские журналы (распределить). 5) «Дом на колесах» в республиках: 1) запрос в Украину о двух книгах, 2) запрос в другие республики. Найти письмо из Украины, 6) Костюм и пальто. 7) Лыжи купить. 8) Окончить с дачей. 9) Проверка денег всюду. 10) Алименты (с 1 по 10 янв.). 11) Литфонд: о получении письма (комн. 14). 12) Звонок к Маршаку. 13) Ляля пойдет в библиотеку Союза пис. 14) Новые рассказы по радио. 15) Календарь. 16) Диафильм. 17) Проверка «Нового мира». 18) Вечером: ответ Чаковского. 19) 8-го в 12 д. к туристам.

    Вчера опыт разговора «умных людей» по плану Ляли. Просто замечательные результаты: она, как «занятая женщина», почти вовсе перестала «выпрыгивать», а я - дичиться и вызывающе огрызаться. В этом свете, напр., Толстой, Маршак и др. являются не как враги, а как животные, которых не следует злить, а, напротив, оглаживать. И вообще среди подобных людей и еще куда худших и страшных надо ходить, как по жердочке над водой.

    Светлое морозное утро. Ходил по тропинке взад и вперед с того времени, когда осталась на небе звезда утренняя и до тех пор, пока она не растаяла в свете от солнца. Мне было ясно, что дело художника - это расстановка смешанных вещей по своим первоначальным местам.

    Современная сказка (напр., Андерсен) всходит на дрожжах символизма и происходит, вероятно, от дуализма, в котором материя является образом духа, или, наоборот, дух образом материи. Современная сказка должна исходить из монизма, т. е. дух и материя - одно, и разделения между тем и другим нет, как нет разделения между этим миром и «тем». Все своеобразие моих рассказов-сказок состоит именно в яркой демонстрации этого единства духа и материи и тем самым сильного протеста в отношении символизма и дуализма. Андерсен для меня наиболее противен.

    Ненависть к евреям, которая теперь так распространилась среди русских, происходит, может быть, и законно, вследствие того, что евреи занимают лучшие места. Но чувствовать ненависть к личности еврея только за то, что он еврей, - нелепица и признак неудачника. Напротив, русскому человеку нужно так себя ставить, чтобы еврей ему помогал. Для этого надо немногое: надо не чувствовать себя неудачником171.

    «товарищ покойник» и др.

    29 Декабря. Вчера после ужина Ляля осталась играть в шарады и мне захотелось в одиночестве почитать. Это за год было первое добровольное расставание. И ничего прошло себе. Я даже и так размышлял, что временная разлука должна входить в наши отношения и вот почему. Как сладость полового акта заключается в том, что та и другая сторона относительно друг друга находятся в неведении и через близость они хотят понять себя («поять»), так точно и страстное писание предполагает неведомого друга, к которому писанное и относится. Но как только этот друг явится, то для чего петь соловью? Но если друг удаляется, то с чем же остаться, как не с тем же страстным желанием близости? Так вот, по-видимому, для успеха в писании необходимо создать искусственное разделение. Впрочем, об этом думать не надо, это выйдет само собой.

    Ночью, когда Ляля пришла и заснула, она через несколько времени пробудилась в поту, хотя в комнате было не жарко. «Не туберкулез ли?» - подумал я. И потом в полусне стал думать о возможности совершенного расставания. «Тогда, - думал я, - писать больше незачем». Что же делать? Умереть только. Но как умереть, если оно не умрется, самому же на себя, вероятно,нельзя.

    30 Декабря. Страшная метель. С четырех до семи ехали в Москву.

    31 Декабря. К деликатным упрекам Ляли в моем эгоизме (происхождение упрека: Замошкин сказал, что художник всегда эгоист + что я вздумал без совета с Лялей купить медвежью шкуру, а я хотел для нее) прибавилось от Нат. Арк., что я не воспитан женским обществом, что я избалован. В ответ на это я возразил, что если я сделаюсь таким, как они хотят, то я сделаюсь женщиной. Но сделаться женщиной, как сделался преп. Серафим, - это подвиг всей жизни, и если я сейчас этим займусь, то сделаюсь просто бабой, как Александр Николаевич. Ляля стала на мою сторону: «Ты, мама, хочешь, чтобы М. М. стал как папа, но папа ничего не делал. Если же мужчина хочет что-то сделать, то он, с нашей женской точки зрения, неминуемо должен быть эгоистом».

    Письмо от Черемхина Ф. Я., который вызывается на мирные переговоры с Е. П.

    «Дорогой Федор Яковлевич,

    письмо ваше с предложением быть миротворцем я получил и приветствую Вас в этом начинании. Вы должны иметь в виду, что не я виновник войны и с самого начала только просил Е. П-у предоставить мне свободу в отношениях моих с друзьями. С самого начала я не хотел даже расстраивать свои отношения с Е. П., которые сложились за много лет. Эти отношения сложились не на любви, которой я вовсе не знал, а на привычке. Е. П. тоже никогда не любила меня, а так привыкла к положению жизни со мной, что превратила меня в свою собственность. И вот это собственническое чувство она, не зная вовсе чувства любви, и называет по-своему любовью. На этом чувстве собственности и возникла в ее душе война с той целью, чтобы удалить от меня и даже погубить [В. Д.]. В этом вся суть ее нападений и вся причина моей обороны. Вот почему я с большой радостью прочитал о том, что вы берете такую "любовь" в кавычки. Напротив, та любовь, какую узнал я, открыла мне целый мир нравственного совершенствования и постоянного движения вперед. Скажу больше, скажу вам такое, что могут понять только очень немногие люди... я начинаю мало-помалу утрачивать животный страх грядущей моей неизбежной смерти. И еще больше того, дорогой Федор Яковлевич, я начинаю ощущать, что вечность начинается не после того дня, когда я умру, а сегодня, сейчас, сию минуту и сие мгновение. Влияние жизни [с В. Д.] сказалось уже на моей деятельности. Я написал книгу о любви, не той любви в кавычках, о которой говорит Е. П., а о настоящей любви так удачно, что большие знатоки литературы говорят, будто никто еще в России так о любви не писал».

    Докончили вместе с Лялей, высказав надежду на переворот. Только переворота Ф. Я. никакого не сделает, а, скорее всего, в лучшем случае Е. П. сообразит, что самое выгодное дело для нее - это помириться.

    с другими умами. Этот ум предназначен только для осознания в себе женщины, как бездеятельной сущности, ищущей выражения. Эта сложная натура (natura naturata), естество естества ищет зачатия от Духа. На пути искания подмена своего личного пути общим (по «плоти»). Причины и перипетии подмены. Смысл их. Ее особенность: своего женского назначения она не подменивает мужским назначением. Ее назначение найти своего «Серафима» и через него осуществиться в мире людей как любовь.

    Ум женщины не может действовать с тем, чтобы исходить от чужого ума или сложиться с другим умом: в этом и есть дело мужское. Ум женщины индивидуален и бездеятелен (пассивен)172.

    Раздел сайта: