• Приглашаем посетить наш сайт
    Кулинария (cook-lib.ru)
  • Пришвин.Дневники 1905-1947 гг. (Публикации 1991-2013 гг.)
    1941. Страница 10

    2 Декабря. Хватил мороз. Обдумываю бывшее воскресенье. Нужно было мне старику, хозяину машины, пешком голодным пройти 30 верст днем в метель и ночью при луне, чтоб получить право высказать завладевшему моей машиной тридцатилетнему негодяю всю правду в глаза и наконец-то машину отнять. Благодаря этому жулику я пришел к мысли о жулике, которого невозможно поймать (а впрочем, у Гоголя ни Чичиков, ни Хлестаков не кончаются, а терпят наказание лишь люди, подпавшие их влиянию).

    А еще я думал о начальной любезности, проявленной в N. и завлекшей в доверие, и скрытый за этой внешностью глубочайший в своей бессовестности эгоизм. Если любезность N. скрасить и расширить свойственной евреям способностью к усвоению всего, о чем говорят образованные люди, если способность к авантюре и холодному бесчувственному завлечению к себе людей раскрыть в обладании миллионами, то вот и получается царь современного мира человеческого, который создает «цивилизацию» (Телец златой).

    Даже бросил курить - и то чувствую удовлетворение и гордость собой. И так вообще самоограничение - мыслей, чувств, страстей сопровождается чувством собственного достоинства и гордостью.

    Но есть самоограничение, от которого человек возвышается (жизнь за Бога или даже «жизнь за царя»), и есть, от которого он только на цыпочки поднимается.

    Марья Вас., Разумник и тоже вот протопоп Аввакум.

    Так что есть аскетизм творческий и есть аскетизм механический, глупый и вредный (отец Ферапонт у Достоевского)177.

    Все зависит: попадешь в великое или смешное: во имя себя или во имя Бога.

    Писательство и вообще путь художников есть всегда самоограничение, есть аскетический путь, часто при обратной внешности (Есенин). Но тут-то вот с особенной силой выявляется «во имя», выраженное только в звуках, линиях, образах...

    Ветер гнал меня и подхолаживал спину, во мраке, в лесу при слабой луне трудно было выбирать нескользкое место, иногда ошибался, валился на бок. А бывало, покажется: снег перед глазами ярко осветится, как будто сзади неслышно подкатила машина. Оглянешься - нет ничего, и только будто бы вот зайчик мелькнул белый и остановился под темной елью. Смотришь, дожидаешься, не сводя глаз с зайчика, и видишь, как он движется, то ушами поведет, то встанет на лапки, то вперед, то назад, то вбок играет, подпрыгивает. И все это по опыту старому знаешь, что все это не зайчик движется, а тело мое, устремленное к неподвижному белому, содрогается под ударом сердца. Нет, не зайчик, не машина бежит, только верно, что эти глухие удары за лесом - бомба с самолета разрывается, а двойные - это орудия...

    Не обманчивый свет ожидаемой машины сверкнул мне, а вдруг с великой ясностью в трогательной простоте мелькнула моя жизнь, эта жизнь истинного поэта, распределенная не по страницам книги, а по самой жизни - по лесам, по родине, по градам и весям.

    Какие-то две-три вешки поэтические были поставлены на огромном пространстве, чтоб я прошел непременно по ним в силу своего дарования. И я шел, не зная куда, ощупью; и проходил...

    Теперь я хорошо с этого своего этапа вижу свой путь, начиная от той далекой встречи в Париже:178 тут впервые стал мне вопрос о моей личности, о том, что не повторяется в людях и что есть «я сам», единственный, пришедший в мир единый рази неповторяющийся.

    Встреченная девушка почти сознательно поставила мне задачу: чтобы овладеть мной, ты должен стать мужем (мужчиной), ты должен так материализоваться, оформиться. И я занялся, я писал, и когда нашел себя, поспешил ей даже книги послать. Нет, книги были еще несовершенны, и она уже не та девушка (Дева), а женщина с седеющими волосами.

    Я тогда ограничил жизнь свою до крайности, я выключил из нее то радостное, что есть у всех, чем все люди держатся на земле. Может быть, я стал бы маниаком, графоманом, если бы не сила родственного внимания, любовь к природе, создаваемой человеком при помощи Бога. Это была несознаваемая вера, надежда, любовь, определившая ритм жизни, то самое, чем богат всякий немудрящий простак.

    Трогательна простота и смирение, оберегавшее меня от искушения славы, учительства, самолюбия, зависти и т. п. бесов, искушающих всякого художника. Смысл всего моего писательства заключался в формировании в себе «мужа» (недаром у немцев «Жень-шень» был назван книгой мужчины). Жень-шень - письмо страстное, вызывающее друга женщину, был свидетельством зрелости мужа, могущего создать себе дом. Замечательно, что Фацелия пришла почти прямо на вызов, и я принял от нее то самое, «чем живут все хорошие люди».

    Итак, это был юноша, которому любимая девушка поставила задачу, прежде чем взять ее, сделаться личностью, мужем. Он взялся за это, тем самым сохраняя в себе юношу. И когда достиг какого-то предела (в 68 лет), Фацелия пришла к нему сама, и он получил то самое, из-за чего люди живут на земле: любовь.

    Разобрать Алпатова и Валерию как людей, определенных на одиночество (только в одиночку могут работать и не сбиваться) и внутренне жаждущих общества (выхода...).

    Бог является к людям не собственным лицом, на которое и не может смотреть человек, а в отличиях людей и разнообразии тварей. Только чудо может показать действие божественной силы сразу для всех.

    Итак, чудо есть непосредственное действие силы божьей не через личность, а прямо на массу, притом не как сошествие Духа святого на апостолов, организованных лично каждый в отношении к Богу в церковь, но всем верующим и неверующим, прямо массе всей человеческой (как детям).

    Для личности вся жизнь состоит из чудес: законы божественной силы, как чудеса, естественны для верующих. Но для неверующих, т. е. для масс, живущих под влиянием законов естества, чудо противопоставляется законам естественным, установленным физикой. Чудо действует всегда против физики, иначе сказать, личность - скажем, Моисей со скрижалями -как таковая, обращается непосредственно к массе и ею постигается (Моисей разбил скрижали и масса его не поняла).

    Чудо есть иррациональное разрешение борьбы личности с обществом.

    Я в жизни своей постоянно вижу чудеса, т. е. жизненный поток для меня есть поток чудес. Единственное, что я принял за чудо в общем понимании - это был день на Невском, когда свергли царя, мне это было, как будто Кащея посадили на цепь. Но это чудо оказалось обманом, и не радоваться надо было тогда, а плакать перед ужасом наступающих бедствий для людей, оставленных Богом.

    Дела сделали: выложили дрова, разрубили мясо, сходили на Болото и заказали Ваське керосин. К вечеру ездили за капустой и опять выкладывали дрова при луне. Ходил при луне на тот конец за молоком (5 р. крынка). На ночь читали вслух книгу Чисел, как никогда не читанное великое произведение. Поразила борьба общего человека с пророком и «Их время оставило, а Бог с нами».

    3 Декабря. В эту ночь внезапная перемена погоды: мягко и снег идет. Где-то происходит «решительный бой», а здесь наступила полная тишина и неведение. Всякий, кто под влиянием последних событий возле Москвы поднялся в чаянии близкого конца, теперь забоялся: опыт показал, как обманчив этот расчет. Каждый дом у крестьян - продовольственная крепость.

    Телефонограмма N. Бывшая в вашем пользовании машина не заводится. Прошу немедленно согласно договору прислать мастера и материалы и сдать машину в исправном виде.

    Еще раз обещание ваше не выполнено: мастер не приехал.

    Из книги Чисел: когда поднялся «общий человек», отстаивая арбузы, дыни, хлеб Египетской земли; другое - восстание левитов, утверждающих, что Бог не только у пророков, но и у каждого в душе Бог: прообраз реформации.

    4 Декабря - сильный мороз.

    Сегодня после однодневной оттепели хватил мороз. В Усолье прибыло много военных автомобилей и красноармейцев расселяют.

    Чтение Библии: Бог един, но люди его по-разному понимают. Евреи - библейский бог, это как поняли египетского бога евреи, а Христос это, по всей вероятности (я догадываюсь), как поняли это тогда египетского бога греки, а потом новое понимание - римское, германское, славянское и, наконец, личное.

    Пьяный командир на слова тещи, что бензин нужен для перевозки архива писателя, сказал: - Теперь все такое не перевозят, а жгут. Хорошие же писатели не укрывают архивы, а - на фронте. А впрочем, я знаю, вы не архивы перевозите, а сами бежите.

    Чтение Нагорной проповеди у Святого озера179 поселяет в Алпатове образ его «Прекрасной дамы». Та женщина, которую он ждет, о которой мечтает, которую вызывает, для которой пишет, приобретает черты девушки у Святого озера. Автор же подхватывает эту мечту и показывает читателю, что всякая мечта существует и ее можно даже и показать читателю.

    От N. нет вестей, и сегодня позвоню, и если нет - пошлю к чертям.

    У N. теперь ушки на макушке, он выжидает, буду ли я на него жаловаться. Готовлюсь к ответу. При случае его хорошо придавить, чтоб не пикнул, - только я не могу. А с писком давить -не стоит.

    Если я люблю, то мне кажется, что и все хороши, если мне удалось написать хорошо, я счастлив тем, что достигнутое мной для всех хорошо.

    Так и пророки жили: их беседа с Богом для всех правило и счастье. Чувство Бога оправдало личное дело: язычеством это стало называться при утрате чувства Бога. (Вопрос.)

    °.

    На слова мои, что мы с В. Д. удерем в Половецкое или Хмельники, Павел Иванович, учитель, сказал: в Хмельниках еще только разговаривают об эвакуации, а в Половецком уже клеймят. Вот и поймите, куда удирать. Умнее всего поступили в Купани: там перерезали скот и разделили по трудодням. В Хмельниках завидуют, пока боятся резать, но, наверно, не воздержатся.

    Целый ряд неприятностей: первое, что N. оказался подлецом, второе, что торфоразработка ликвидируется...

    Из Дмитрова кто-то приехал и сказал, что город взят и немцы направляются к Загорску.

    Очень близятся решительные дни, когда мы останемся на произвол судьбы, не исключается, что на морозе и без продовольствия. И даже если удастся спастись, то тоже не выход, потому что не знаем, надолго ли немцы задержатся.

    В Библии Ляля видит развитие личных отношений пророков с Богом, которые от самых наивных жертвоприношений в конце превратились в жертву Богу за людей первенца-сына и, наконец, себя самого. Но мрачен и страшен Бог иудейский. Я не сомневаюсь, что наша поповско-родовая религия столь глухая к явлениям личной любви и формам, создаваемым искусством, происходит оттуда, что о. Матвей, испугавший Гоголя, и Чертков, тупой утюг, - тоже оттуда. А Христос истинный, я думаю, ближе к эллинам, чем к иудеям и через эллинов к Египту.

    Глубокая печаль охватила меня - до того, до того хочется жить. На ночь Ляля в постели утешала меня такой любовью умной и великодушной, что и чурбан бы процвел180.

    7 Декабря. Мороз 33°.

    Как и ожидали, после «вот-вот немцы придут» волна эта спала и наоборот, учитывая ростовскую нашу победу, морозы, английскую агитацию, вернулись к тому, что немцы, пожалуй, совсем не придут, а если и придут, то от этого прихода не поздоровится.

    Н. сказал: - Как вы не понимаете современного положения в Европе. Машинный век закончился превращением в машину самого государства под управлением идейных тиранов. Один из них, Муссолини, кончается, другой - Гитлер тоже близок к концу.

    Посидел вечер у X. и не понравилось. Нет, мы не с этими, слишком уж тут просто, по-библейски, око за око. Но мы много говорили о готовности русских к послушанию за стакан вина (какое - стакан, за папиросу). Этому «все равно:' отступать, так отступать, гнать, так гнать». И главное, жить на минимуме. Все сводится к тому, что, пожалуй, вот это (чего Гитлер не учел) может и победить. Ошибка у немцев в расчете на молниеносность была в том, что его информировали немцы же и русская интеллигенция, до сих пор еще преувеличивающая значение «рацио», в таких случаях не понимающая своего «сфинкса».

    В этом свете настоящего все слова о русском патриотизме:Война и мир, Максим Максимович, Некрасов и все, все являются слабыми попытками облагородить, осмыслить и назватьдобрым именем ту силу множества, готовую подчиниться всякой силе - доброй и злой.

    У нас до революции было сознание, что если любому преступнику сделать добро и оказать доверие внутреннему его человеку, то он всегда оправдает это доверие.

    - Не ищите честных людей, - наставляли люди практичные, - ищите умных воров, чтобы они сознавали это доверие и воровством не разоряли хозяина.

    Теперь, в советское время, появился преступник, переступающий через всякую мораль. Вот именно потому я и попался в руки N. Нас воспитали гуманистами Гюго и Достоевский, это хорошо, но мы должны знать кроме того, что как существует природа сильней человека, так и человек существует за пределами того, что мы сами из него сделали.

    8 Декабря. 12 лысых мороз сломили181: метель.

    В дни падения Иерихона блудница Рааф признала Бога182 и ее одну пощадили. Блудница, существо, переступившее через обычные моральные нормы, единственная могла воспринять новое, стать совершенной.

    Старуха Серова, встретившись, сказала мне шепотом, что еще три земли пошли на нас. По проверке оказалось, что Япония объявила войну Англии и Америке. Значит, теперь все человечество, весь земной шар находится в состоянии войны. Вот теперь настало время прекратить мечту о скором конце войны и возвращении к привычной жизни. По всей вероятности, нам не перейти пустыню, разделяющую нас со страной, кипящей млеком и медом183

    10 Декабря. Мягкий день, снежный пух по колено в лесу и выше.

    Прошло 40 лет с той встречи в Париже, и все-таки ночью видел, будто из Смольного мне прислали пакет в конверте с золотыми образами. Это были ее портреты времени окончания ею Смольного. На портретах она была героиней среди обыкновенных девушек, ее величие было подчеркнуто белыми одеждами на темном фоне других.

    Когда проснулся, то вся эта парижская история представилась ясно, как бы со стороны. Вся беда этой любви была в том, что как она и заявляла не раз с того времени, как оправилась от первого увлечения, я принимал ее не за ту, которую видел.

    В то же время я знал, что моя Варя, как бы поднимаемая мною, существовала в ней. И, помню хорошо, как разделилась в моем представлении Варя от Варвары Петровны.

    Это была борьба за Варю, и она хорошо и правдиво тогда написала, что лучшая я, да, лучшая, осталась с вами.

    Так что не очень-то обвиняй себя, Михаил, в глупости: через эту любовь от маленькой «лучшей» женщины родился поэт в тебе. И в то же время из этой истории видишь так ясно, что, конечно, и во всем человеке, как его «лучшее», дремлет возможность творческого мира, что умная трезвая действительность (Варвара Петровна) не есть «лучшее», а, может быть, даже вовсе и не действительность. Теперь в Ляле я нашел как раз то самое, что искал тогда в этой истории.

    (Ляля и мать - это в точности Варя и Варвара Петровна.)

    Вчера укладывали дрова, и от этой работы Ляля раскисла, я же скрывал, что чувствую боль в сердце. А между тем с наступлением весны наверняка мы должны работать на огороде.

    С выступлением Японии стало ясно, что война эта не может кончиться случайным сговором на коротенький мир. Война эта может быть очень длительной.

    - Не фашисты, не большевики, не демократы...

    - Только пустыня.

    - А что это современная пустыня, не Синайская же гора?

    - Пустыня - это мы с тобой, наши близкие.

    Читали Руфь184, маленькую историю жизни одной маленькой древней женщины о том, как эта бедная женщина пришла ночью на гумно к богатому человеку и легла у ног спящего на снопах хозяина. Когда же ночью он проснулся, увидел ее и выслушал историю ее жизни, то обещал ей найти мужа, если же не найдет, то сам женится. И женился. Такая маленькая и такая в целомудрии своем священная историйка.

    Лес завален снегом, совсем глухой и все-таки никогда не бухали так сильно, как теперь. Полагаем, что звуки доносятся из Дмитрова. Радио скребет и хрипит так, что хоть и не слушай. Газеты местные хоть в руки не бери. От всей мировой войны к нам долетают через глухой лес только выстрелы.

    Вчера вспоминали мою старую семью, и Ляля сказала, что вышло все оттого, что они меня не понимали: никогда не думали, на что я способен.

    Девора: книга Судей185 - это женщина, которая овладевает мужским первенством (славой). Иезавель - женское коварство на службе Богу186.

    боимся, как мыши на ветках кустов, сидим и всего боимся. Особенно боимся, что немцы прикажут отдать все и оставить себе по кило, а если обманем -убьют.

    <Приписка: О, какой вздор, разве нельзя уйти глубоко в себя на совет с Богом и оттуда вернуться с тем знакомым мне светом великодушия, от которого сразу разбегаются все мыши. Разве можно теперь, после встречи с Фацелией, искать в бегстве спасения. Вникни глубоко в себя, войди в свой дом... и все.>

    11 Декабря. Мягко, тает - не тает и тихо. Лес глухой.

    На ночь вчера Ляля стала искать тряпку, чтобы постелить мне ее возле кровати вместо коврика. Теща посоветовала выпороть рукав из моей старой охотничей куртки, на которой теперь спит Норка, и сделать подстилку. - Она старая, тяжелая и вонючая, - сказала теща. - Но я в ней, - ответил я, - провел лучшие охоты, она мне дорога по воспоминаниям о своей былой воле.

    Теща подняла спор, я ей хотел ответить, что ее старинные платья в сундуке тоже не имеют цены. Но платья вам дороги, потому что вы мечтаете в них сделаться маркизой и попасть на бал, пусть это во сне, но все-таки хорошо. Я же мечтаю о том, что когда всем буду в тягость, одену это рубище и пойду нищенствовать. Ляля прямо окриком остановила этот спор о маркизе и рубище, потом стала на молитву. Я знал, что она молится о возвращении мне моей простой радостной души. После молитвы она легла со мной и старалась всеми средствами своими обласкать меня. Я отвечал ей, и так мы уснули.

    Я проснулся с мыслью в голове, что с 42 года мне пойдет 70-й год, и если в близком времени не кончится война, я могу захворать и не только ничего не написать для будущего, но даже, возможно, и стать близким людям в тягость. На этот случай я подумал, что не воспользоваться ли тогда своим охотничьим ружьем, и не уйти ли из дому, и не покончить ли жизнь, питаясь подаянием. Пусть теща умирает с микстурами и грелками, а я так... Можно бы так с Ефр. Павл., а Ляля не пустит, и обмануть ее мне нельзя. Нет. Это странничество и нищенство - старый, наивный и заросший путь в Дом Божий. Им воспользоваться можно, если так придется, но никак не идти добровольно. Только наивные люди могут искать Дом Божий на стороне, а не в себе самом, и надо быть безумным растратчиком, чтобы все свои труды просто оставить на земле. Дом Божий в себе самом, и если жить остается недолго, то тем более надо дорожить каждым днем, чтобы успеть все собрать и уложить. Надо работой над собиранием духа в себе с излучением родственного внимания к миру бороться с наступающей старостью, надо ежедневной молитвой, как лопатой железной рыть свою душу до целебных источников. Не микстурами лечусь, не припарками, а душу свою освобождаю.

    - Боже мой, какая пустыня, ведь ни одной-то души вокруг нас, - сказал я. - Да, это ужасно, - ответила теща, - нет ничего тяжелее, как жить без людей своего круга. - Круга? Я не о круге говорю, а о единомышленниках. - И я тоже об этом: в своем кругу порядочные люди всегда между собой могут сговориться. -Поняв тещу, я перестал спорить с ней и, напротив, свое внимание пустыни постарался подогнать к ее. - Люди, - сказал я, - в большинстве случаев в одиночестве тяготятся своими мыслями, они хотят чужой мысли вместо своей. - Вот, вот, - обрадовалась теща, - я же именно об этом и говорю, что когда живешь в своем кругу, то всегда получаешь приток мыслей новых и это понятно: есть же люди гораздо умнее тебя и опытнее.

    Так что моя пустыня есть питомник личности, а «свой круг» есть форма тяготения к стаду. И у меня тоже есть свои формы стадного чувства: я заставал себя не раз на краю этой сладостной пропасти (мой «марксизм» был опытом броситься в пропасть эту, то же самое и та глупая радость, когда свергли царя).

    Вот любовь тем и замечательна, что это тяготение к своей среде, к своему кругу, к своему стаду разрешается лично, и всегда влюбленному кажется, что такая любовь, как моя, совершается на земле в первый раз. И это и есть сущность жизни: космическое беззаконное состояние творчества.

    Первая любовь - это когда люди добры, и все на свете прекрасно. В этом беззаконие, потому что это безгрешное состояние, а где нет греха - нет и закона. Это мы люди придумали свои законы движения солнца, на самом деле оно беззаконно. И вообще законы всякого рода свидетельствуют: законы нашего общежития - о нашем несовершенстве, а законы природы -о несовершенстве нашего понимания.

    Союз Ляли с матерью то же, что Толстого с Софьей. Андр.: стадность и личность борются у каждого из нас в душе, здесь... находит каждое своего актера: так что обычная внутренняя борьба здесь вовне.

    (Закон ограничивает понимание в пределах пространства и времени.)

    - По радио немцы везде отступают, а по выстрелам они все ближе, каждый день слышней.

    12 Декабря. Таяние. После обеда снежная буря с холодным ветром, к вечеру мороз.

    Сейчас идет война всего земного шара, потому что в беде, постигнувшей нас, весь мир виноват. В этом и есть историческая задача большевиков - вскрыть язвы всего мира и нужду в спасении сделать всеобщей.

    Перемена в нашем государстве была похожа на перемену в каком-нибудь рабочем поселке, скажем, в 1000 домов; каждый домик - и соединенные теперь в один дом из одного огромного дома с центральным отоплением. Со стороны смотреть: как рационально, какая экономия вещества, а внутри: как неприятно, какая растрата живого человеческого существа.

    Всеми чувствуется с самого начала революции какой-то грех. Но стоит хорошенько обдумать любое поначалу возмутительное проявление власти, подняться повыше к источнику власти, как все оказывается разумно и благонамеренно. И тогда возвращаясь к факту греха, начинаешь думать, что источником греха являлось самое оразумливание жизни, превращение личности в часть механизма (восстание Евгения в Медном всаднике).

    Вспомнилась борьба Бетала за общий курортный сад с кустарями-садовниками, а также история с трактором на асфальте: - Антонов! вот писатель свидетель, какая у нас идет борьба за кусочек культурной земли.

    Так что четверть века ужасающей борьбы с отдельным мнением за единство управляющей государством идеи. Какая это идея? - Бог? - Нет! - Человек? - Нет. - Пролетарий? - Нет! И так без конца поставленные имена - и на все имена - нет! Так, где же «во имя»?

    Нас уверяют, что будто это обыкновенное поглощение большим малого, капитал поглощает ремесленников, социализм -единоличное хозяйство. А подставьте под этими словами другие имена, и будет: поглощение личного мнения общим мнением (борьба Евгения - ужо!). (И далее об обобщении, т. е. убивание личного через общее.)

    стихотворении имя Христа. По существу, не в актера была направлена пуля, а в имя Христа или в личность человека, в личное мнение. После того было создано единое генеральное мнение, все же отдельные несогласные мнения отсекались, как листья, как сучки на дереве. И раньше всегда власть создавалась в существе своем победой какой-нибудь идеи. Но там идея была замаскирована личностью (Грозный, Петр), теперь же торжествует не личность, а именно мнение, исключающее все другие отдельные. Вот в этом-то управлении единым центром и заключается сила нашего сопротивления.

    Почему уголок дикого болотного леса мне больше дает удовлетворения, чем культурнейший парк? Потому что в диком лесу дерево само выросло, а в культурном его посадили.

    13 Декабря - тихо и морозно (-28°).

    Вчера вечером в бурю ходили за мясом, очень устал, расстроился. Довольно было одного замечания тещи, что я с кем-то лишнее болтал и что мне надо быть осторожней, чтобы я вспыхнул и наговорил, и накричал ей всяких дерзостей. Ночью Ляля привела меня в совесть. Ляля не спорит со мной, что нелегко мне держаться корректно с тещей и вечно быть не самим собой. Я ей, между прочим, так представил свое положение: пусть будто не теща, вечно рассуждающая и предупреждающая о несуществующей опасности, а просто, если бы в угол на табуретку безмолвный человек сел и днем и ночью только смотрел на нашу с ней интимную жизнь, слушал интимнейшие наши разговоры, шепот. - Какой бы это ужас был, - сказал я. - Но много ужасней в концлагере, - ответила она. На это я не мог ничего возразить, потому что в это время нормальная жизнь или на войне, или в концлагере. Придется у тещи просить прощенья.

    А как же иначе, если ежедневно произносить имя Божье? Приходится действительно равняться по страдающему человеку и углублять борьбу всей жизни за право быть самим собой.

    Что это значило раньше? Это значило устроить свою личную жизнь так, чтобы она наиболее способствовала моему творчеству. И так я все устраивал вокруг себя и не подозревал, что придет время, когда право раскрывать вовне свои способности будет исключительной роскошью и, несомненно, «язычеством», если говорить о христианстве.

    Отсюда и выходит, что быть самим собой, если я певец, например, далеко не значит, что я должен петь только и в пении своем выражать, раскрывать сокровеннейший и желанный всем идеал, пусть как Пушкин. Даже если я Пушкин или Шаляпин, и то ведь, если весь человек, как теперь, то придется и таким тоже перекопать душу железной лопатой и открыть себя самого где-то глубже, чем в стихах и пении, в таких пластах души, где Хочется (язычество) сменяется в себе... Надо (страданье).

    (Любовь как искусство, или Искусство как любовь.)

    Вот и теперь, почему я вспыхнул, когда теща намекнула мне на опасность болтовни в наше время? Потому что моя болтовня с народом русским и простодушная и лукавая - это весь мой талант, это вся моя воля. Я как русский писатель весь насквозь из этого состою, и вся моя жизнь была отдана именно этому способу восприятия жизни: через живую, простодушную и лукавую, поскольку я писатель и наблюдатель, болтовню.

    Я от матери унаследовал этот живой интерес к чужой жизни, побуждающий каждого раскрывать мне душу. Моя болтовня -это моя охота за словом, за душой. К моему огорчению Ляля этого истока всего моего таланта не понимает, хотя с наслаждением читает мои «Раки» и пр. Но я мирюсь с этим непониманием Ляли, потому что мне того довольно, пожалуй: наглотался я России, земля во рту.

    Я все свое лучшее перенес оттуда в душу Ляли, и в ней вижу лучшее, чем моя охотничье-словесная воля. Но ведь я тоже, значит, ради большей любви уступаю любовь свою. А теще так представляется, что за ее кругом «порядочных людей» только хам, она окружает себя суеверным страхом к этому хаму, боится носик высунуть туда из своей скорлупки моллюска. И вот, мне-то, умевшему 24 года прожить вплотную плечом к плечу с этими «хамами», и не только не попасть в концлагерь, а даже выкопать сильной рукой из души этого хама образы, раскрывающие перед ним его же сокровенно желанный мир, меня такого в надменно высокомерном тоне наша маркиза учит сдержанности в разговоре. - Много лучше, когда вы молчите, - сказала она. А я как раз в то время выпил рюмку водки, и вдруг из меня все поднялось, и я тещу отбрил.

    Глупо и плохо вышло потому, что теща, в конце концов, и меня-то боится и по существу добрая и очень порядочная старушка, только смешно хорохорится. Кроме того, Ляля всю жизнь связана с уходом за ней, и теперь душа ее разрывается...

    На рассвете я подошел к ее постели и сказал: - Простите меня, Нат. Арк., я больше никогда не буду кричать. - Простите и вы меня, - сказала она, и, обняв, прибавила: - Вы не плохой человек, но расстроенный.

    Ума не хватило бы до всего додуматься, но умом понять этого невозможно: это кажется таким, о чем все должны знать, а я не могу даже назвать, о чем идет речь. Но есть где-то внутри себя совершенная уверенность в том, что все настоящие люди это знают и оттуда уже из этого знания делают выводы и судят.

    Я помню, что и мама моя около этого думала, и помню как она, прочитав Евангелие, краснея, задавала мне вопрос: -Миша, ты ученый и ты живешь среди умных людей, скажи мне, как это понять: любите врагов своих. - Вроде того это было, что если бы со стыдом признаваясь в чем-то, о чем все говорят, все знают, а она вот то ли глупая, то ли неученая.

    Вот и у меня тоже вроде этого было, а когда Ляля пришла, я вдруг все стал понимать. Мало того: я понял, что мучительная застенчивость относительно «самого главного» есть истинно девственное состояние души, что может быть деятельность церкви и сводится к созиданию такого девственного состояния душ относительно «самого главного».

    14 Декабря. Друг мой, я звал тебя, и вот ты со мной, ты со мной, и я больше тебя не зову, ты со мной весь день и всю ночь, я чувствую тебя возле себя. - Иногда я боюсь, - сказала она, - что ты любишь меня поэтически и только, а не как я: люблю; и все мое для тебя. - Но ведь это «все» у меня и есть моя поэзия. -Мало. - Мало! но больше поэзии у меня только ты. Я живу тобой, ты оставишь меня - и жизнь моя кончена. Разве этого мало? - А Бог? - Ты же и есть мой Бог, я говорю Ты - и это значит - Бог.

    У Конюхова достали 6 ½ кило сала по 15 р. за кило, а в продаже и по 150 р., пожалуй, теперь не купишь. За это мы дали ему для девочки его приемыша коробочку изюма, и серебряную ложечку, и бумазеи на штанишки («девочкам это необходимо»).

    Слухи с фронта благоприятные по радио, и кто-то с фронта по секрету шепнул на ухо, что 20-го начнется наше общее наступление. Нужно верить и понемножку верят. Отменена эвакуация «Красного эха» и ликвидация «Болота».

    Понемногу делаем запасы, расходуя на это дело весь день, и чем спокойней от запасов, тем беспокойней с другой стороны: все говорят, будто немцы все отнимают.

    15 Декабря. -32°. В Президиум Союза писателей.

    В свое время мне предложено было через т. Фадеева эвакуироваться с группой пожилых деятелей искусства в г. Нальчик. Не думая, что война затянется и создастся угроза Москве, я отложил поездку в Нальчик и поселился в глухих болотных местах Переславского района, поддерживая связь с московской квартирой поездками раза два в месяц. В настоящее время вследствие отсутствия бензина поездки в Москву стали невозможны, в Москве жить тоже нельзя, так как стекла в моей квартире выбиты. Я оказался отрезанным от центра и обреченным добывать себе средства существования в одиночку. Из уважения к моему имени меня пока на месте снабжают продовольствием, но можно предвидеть, что в скором времени на это будет трудно рассчитывать. Итак, в настоящее время я бы, пожалуй, решился уехать в Нальчик, имея в виду содействие Союза писателей. Очень прошу сообщить мне: 1) Находится ли еще в Нальчике эвакуированная группа, и если она не в Нальчике, то где и в каких условиях. 2) Возможно ли и каким путем мне уехать и соединиться с названной группой. 3) Сообщите мне подробно условия поездки, имея в виду, что у меня на иждивении жена и больная мать.

    Отправлено в Союз писателей через А. Н. Раттай.

    16 Декабря. Сильная метель, снегопад. Утром -22°, вечером -12°.

    Никакого, как мы думали, у немцев наследственного в протестантизме pflicht нет: все это сказки. Сущность та же самая, что и у нас, и у лошадей в топчаке: будешь ногами шевелить, если под тобой движется бесконечная лента. Мы потому и ошибаемся, что судим идеями 19-го века. Главное, чем нас обманывали в 19-м веке, это идеи всемогущества народа и неприкосновенности личности.

    Вчера при чтении Библии теща наконец возмутилась тем, что на каждой странице говорится, что кто-то вошел к женщине, поспал с ней и она зачала и родила. - В том-то и дело, -ответила Ляля, - что тогда это делалось для Бога и в Боге находило оправдание: нового человека рождали в надежде, что родится Бог. Теперь же рождают бессмысленно. Из этого разговора осязательно ясно становится, что от рождения человека в Новом Завете ждать нечего нового, что Бог уже снисходил тут между нами, и нам остается не ждать чего-нибудь от земной жизни, а спасаться от зла, из которого состоит она. Множились в Боге, и лишние уничтожались войнами и эпидемиями, теперь на помощь размножению техника, и эта самая техника извлечения средств существования из природы является средством уничтожения.

    - Но ведь Толстой в «Крейцеровой сонате» хотел сказать то же самое.

    - Совсем не то: монах живет девственным не потому, что презирает брачную жизнь, а потому что ему свойственна высшая жизнь духа.

    - А кто не может?

    - Тот живет в родовом плане в Ветхом Завете.

    В гараже на Болоте: «черт» - горючее самое скверное, вонючее, но чистый «черт» - ничего: машина заводится скверно, когда «черт» мешают с чем-нибудь. «Смешанный черт» - самое плохое. Рассказ о Вакуле:187 то был просто черт - креста боится. А смешанный черт (N.) креста не боится.

    Отказаться от себя самого - надо было выразить: отказаться от всего плохого и оставить хорошее, свойственное «всем», т. е. тому должному, в чем воспитываются и к чему приводятся все.

    Значит, «я сам» есть смешанное чувство, называемое «индивидуальностью», и отказаться от себя самого, от своей индивидуальности это значит просеять все составные части себя самого, отобрать из себя элементы, составляющие личность, в которой «я часть» превращается в «мы».

    В моем существе «я сам» чуть ли не с детства моего попало в атмосферу сомнений и колебаний между «хочется» и «надо». Я даже чувствую и всегда чувствовал, что моя самость и недостаточно удовлетворена, подавлена, не выражена. Вот почему впоследствии, когда стало можно, лет уже в тридцать, я восстановил в себе детские забавы, охоту, путешествия, рядился в бога - великого пана.

    Под контролем сложной психической борьбы, очень изнурительной, эти явления «самости», детские игры, были мне, как целительное лекарство, и питали всю мою художественную деятельность. Так что борьба у меня была не с самостью, а, напротив, мне надо было воспитывать эту самость, точно так же, как Ляля восстанавливает общением со мной то, чего ей не хватало в ее самости, что есть у всех «хороших людей».

    Мне думается даже, что расцветающая самость в сложной психической борьбе между земным и небесным и составляет существо эпохи Возрождения, приход Франциска Ассизского и милостивого любовного взора ко всему живущему (родственного внимания) у некоторых из отцов церкви и старца Амвросия и Зосимы Достоевского.

    Что же касается сложной борьбы, заменяющей во мне обычную борьбу с самостью, то она выразилась в борьбе за «мы»: как собор личностей с «мы» стадным. Я очень тонко чувствую соборное «мы», по всей вероятности, пришедшее мне сызмальства из церкви и поэзии русской.

    Но в то же время я, как настоящий массово-русский человек, чувствую влечение к темному «мы», сохраняемому нашим народом, возможно, еще со времени массового переселения кочевников, массовых работ в первобытных общинах, массовых нападений, эпидемий и т. п.

    «чистой» либеральной профессорской газеты «Русские ведомости», втайне всегда подумывал, не броситься ли мне как-нибудь сразу в «Союз русского народа», или стать церковником, или, как в молодости, в марксизм. Вот меня и поглощала эта смутная борьба между «Мы» как собором и «Мы» как темным стадом народным.

    И вот почему, обессиленный этой смутной борьбой, я вернулся к своему детству, как к родной самости, процветающей под контролем той сложной борьбы, и благословенное здоровье души, разделяет темное прошлое «Мы» от светлого должного.

    Вот эта борьба за восстановление своей самости преобразила во мне дикую греховную злую природу в природу, создаваемую родственным вниманием человека. Из этого чувства соборности в природе и родился мой голос к другу в книгах «Жень-шень» и «Фацелия», и мой брак, как причастность к жизни всех хороших людей и есть истинный брак, каким он должен быть на земле, а не тот формальный, данный духовно-непросвещенному человеку, как воспитательная норма.

    17 Декабря. -15°, а после -32°, очень мягко, снегу подсыпает каждый день по-над настом, и то по колено.

    Взяли назад Калинин, Елец, Ливны.

    Лесник сказал: - Отступать, так отступать, гнать, так гнать.

    Машину занесло. Приходит механик - бандит: увидел - нет компрессии и ушел. Буду сам добиваться компрессии. Смотрел на Ахтырку, как он дипломатически держится с рабочими, и так принял в себя: пора кончать расходоваться на возмущенье.

    Живой пример с тещи: она побелеет, а ввязываться в брань не станет. Вот, однако, откуда у них страх перед новым человеком и недоверие (у тещи) - это цена сдержанности.

    Русский же человек настоящий говорит: «твою мать» и ничего не боится. Так что матерное слово - это анархическое разрешение дипломатических и моральных запутанностей.

    Два полюса: один - претензии тещи к господству путем сдержанности и уразумения, и второй: «мать твою»... Так перед немцем, пока верили в его силу и превосходство разума, робели и себя ни за что не считали. А как поняли, что он слаб: «Твою мать...» И погнали: отступать, так отступать, гнать, так гнать.

    Очень, очень возможным становится мое предсказание Птицыну: именно вот дрянью-то своей мы и победим немца. Я это изнутри чувствую вопреки смыслу. Но как поразмыслишь, опять возвращается страх перед силой разума, порядка, плана. Еще же и еще пораздумаешь - и разделится все: бесспорная сила плана в малых делах (рацио), например, при заготовке кирпичей, но в большом плане... что это за план всемирного немецкого господства?

    Как подумаешь, так и поднимается оправдание тьмы: гнать, так гнать.

    - Пора, пора, мой друг, кончить это, все лезть и лезть по лестнице уже невмоготу, уже спина заболела так, что даже хрустит. Погоди, ты уж очень высоко взобрался, вот площадка, взберись на нее, устраивайся, ложись и гляди вниз на всю эту картину Ветхого Завета, живого и до нашего времени. Ты видишь?

    Спорим с тещей о порядке: она «порядок» считает как нечто обязательное для всех. Мы же считаемся с порядком, в котором растет наш внутренний мир, наша личность. - Не нужен мне ваш немецкий порядок, - сказал я теще, - нам нужен уют. -А откуда взяться уюту, если у вас беспорядок? - Надо понять изнутри человека, и это внимание само собой приведет к уюту.

    И в то же время в этой недоверчивой рассудительной теще таится какая-то неконфирмированная девочка в беленьком платьице. Стоит только приласкаться к ней, и она всему поверит, и тогда окажется, что все ее рассуждения, недоверчивость, страх, все это выходит на оборону этого наивнейшего существа. И такие все немцы с их сентиментальностью, идеализмом и готовностью всех облагодетельствовать своим порядком.

    Приходили христианские просветители и дивили народ русский чудесами, после приходили французы с фокусами, немцы с пользой, и все это создавало какие-то веяния, носители которых получили название интеллигенции.

    Когда мы русские говорим об учителях, то всегда думаем о немцах: они были нашими учителями в том смысле, как мы понимали это слово в гимназиях, т. е. что учитель существует до тех пор, пока не выучишься.

    Материалы для образа немца: Курелло и его сын, сестры Шмоль, Теща, сотрудник Кельнише Цейтунг («почему немец едет на курорт и наслаждается одиночеством, а русское простонародье валит валом»). Немец - это разумная индивидуальность.

    В отношении простого русского народа - у немцев он просто «хам», низшая порода человека. Я это понимаю по теще, представляющей собою разумную индивидуальность, антипод которой и есть тот хам с матерным словом, с «авось», с его навалом массы, безликого слияния неоформленных желаний, и т. п. (Работа из уважения, за водку.) В крови своей я чувствую это хамство, как тяготеющий надо мной хаос, влекущий меня броситься с головой и совестью в какой-то чан кипящий.

    18 декабря. Решили написать Новикову в Нальчик и Шолохову в Москву с просьбой о помощи, чтобы выбраться отсюда.

    что это бандиты, а мы под властью Бога. Рузвельт одобряет наше наступление, но о войне говорит, что она будет тяжелая и длительная. Мы же здесь на Болоте думаем, что немцы истощены, и мы их скоро прогоним.

    Вечером зашел к лесничему188, который мечтает о радостной весне, как и я, бывало, удовлетворялся этим. Но теперь разве я не такой? Горе, что я-то такой же, но спутники мои из другого мира, городского. Теща - это мученица, Ляля в вечном надрыве. Я спросил ее сегодня: - В последний год твоей сибирской жизни ты больше жаждала выбраться в Москву, чем теперь? Я думал, она скажет: - Куда же мне рваться теперь - я теперь тебя нашла. Она же ответила: - Не знаю, как тебе сказать: одинаково.

    19 Декабря. К вечеру стало морозно.

    20 Декабря. Морозно.

    Ночью вспоминаю немцев, профессоров своих, вроде Бюхе-ра в Лейпциге: и у нас тоже немало было таких умных людей. Но у немцев этот тип человека, охватывающего знанием весь предмет, распространен не только на вершине знания, у нас же в ограниченном академическом кругу. Продумать до конца и действовать по плану - вот завет этих людей. А у нас все на ура, на случай, на счастье, на множество.

    - Пустыня, о которой мы с Лялей говорим, - это значит жизнь личности в противоположность жизни общественной или светской. С пустыней в душе люди рождаются, но, конечно, в той или другой степени она может быть свойственна, если не всем, то многим. Значит, духовный прогресс человечества состоит в культуре человеческой личности.

    Алпатов и Валерия в одиночку были способны ко всему, но работа в обществе всегда была для них предметом страха и зависти (потому что «пустыню нелегко переносить»).

    21 Декабря. Невелик мороз. Послал письма в Союз, Шолохову, Новикову. Читал Песнь Песней. Боролся с болью в спине.

    Мы читали Песнь Песней189, я впервые понял скрытое в ней чудо: это в том, что в наше время не всегда даже и вслух назвать можно, здесь дается нам как лучшее и превозносится до святости. Сразу понимаешь, откуда взялась наша «песня» и всякая, все из той же Песни Песней.

    Мы говорили об этом с Лялей, и она мне напомнила о том, что это было заветной мечтой Олега написать вместе с Лялей современную Песнь Песней. Поговорив об этом, мы улеглись с ней как всегда: она долго не засыпает, лежит с открытыми глазами и думает, я устраиваю голову свою так, что затылок мой лежит на ее плече и рука на груди. Засыпая и просыпаясь, я всегда спрашиваю, о чем она думает, и чаще всего она называет самые обыкновенные житейские дела. Теперь, уснув, я перенесся в Малеевку к тому вечеру, когда Ляля читала Федину мою «Фацелию». Проснувшись, я сказал Ляле: - Сейчас я видел во сне, как ты читала «Фацелию». - А я, - ответила Ляля, - сейчас об этом думала, это вспоминала в подробностях, как тот маленький птичик (птенчик?) пел наверху высокого дерева, и песнь его до земли не долетала. Мы очень подивились совпадению мысли спящего и бодрствующего и казалось, как будто застали врасплох и захватили странствующую по душам любимым уснувшую душу. - А разве, - спросил я, - есть что-нибудь общее между «Фацелией» и Песнью Песней?

    - Нет, - ответила она. - Песня Песней поднимает до небес, до святости попираемое ногами людей, и потому она Песнь Песней, а «Фацелия» воспевает прекрасное, и потому она не святая, а просто прекрасная песня.

    А когда заснула она, а я, наоборот, лежал без сна и думал, и она просыпалась, и я спрашивал, о чем она во сне думает и где была, она отвечала, что ходила искать Олега, как Суламифь, спрашивала всех о путях к нему, и все повторялось, как всегда в том сне: Олег ей сурово закрывал к себе все пути. А мне было, когда она мне рассказывала, и как я потом это сам переживал в снах и полуснах, будто видел я почти что осязательно Лялину душу, самую душу без всякой связи с ее телом, ее жизнью. Это виденье потом помогло мне, когда я проследил себе ее в жизни, как духовное существо, совершенно мне ясное.

    Чем глубже мы входим в эту войну, похожую на Страшный Суд всему человечеству, тем крепче берется лесничиха Ирина Семеновна за свое хозяйство, за устройство домашней жизни: стирку белья, мытье полов, уход за детьми, печи и кухня - все ей, как утке вода, стряхивается, и опять она тут вся как есть. Напротив, чуждое и неприятное дело домашнего хозяйства для Ляли требует всей ее души, она вся сосредоточивается в себе возле печи, как на молитве и временами от этого ей даже становится радостно на душе.

    Ляля человек не светский, ни в коем случае, она именно пустынница. - Что не светский - это да, но что пустынница - нет, ей нужно общество, ни одна, ни вдвоем, а именно общество. - Какое же общество у нее было с Олегом? - А как же: Д[аниил] и другие, и разнообразие природы, и путешествия. - Но почему же вы думаете, что в пустыне нет общества и разнообразия: пустыня не обществу противостоит, а светскому обществу, суете. Пустыней называется сумма условий, в которых человек может лично общаться с Богом, и если бы весь мир людей был так сплошь организован, что содействовал бы каждому приближению его к Богу, то этот мир людей, общество и было бы идеальной пустыней. Вот такое-то общество и является потребностью Лялиной души. - Теще пришлось согласиться.

    Говорят, что священник приехал в Усолье и сегодня в церкви начнется богослужение. Это приводят в связь с тем, что Рузвельт в речи своей войну против немцев собирается вести под властью Бога.

    Не успел Рузвельт призвать на помощь войне против немцев имя Божие, как уж к нам в Усолье приехал священник, и приказали ему в сельсовете выдавать хлебный паек.

    - Узнайте у человека, какие сны он видит, как к ним сам относится, и вы узнаете всего человека.

    - А если он вовсе не видит снов?

    22 Декабря. Метель снежная. Ветер мягкий.

    То, что мы русские в просторечии называем «ум», мало имеет общего с тем умом, который переводится на иностранные языки и для всех означает «разум». Наш ум не зависит от образования, развития и всего подобного, относящегося скорее к хитрости, чем собственно к уму.

    Первое в нашем уме, что он от природы такой или от Бога, значит, то же, что дар или талант. Второе свойство нашего ума, что он непременно находится в согласии с сердцем. Так что общее понятие разума в нашем языке разбирается на две категории: все, что от разума, - ближе к хитрости, а что ближе к мудрости - [от] сердечного ума.

    Сильная метель. У меня болит спина, не могу дрова носить. -Ляля, ты дров заготовь, а я пойду за хлебом. - Погоди, дружок, -просит Ляля, - напейся, чаю, а потом пойдешь. - Нет, - говорит теща, - чай после, а сначала надо за хлебом сходить. Так у нас всегда и во всем. Ляля знает, как мне утром хочется чаю и оттого у нее впереди чай, а потом за хлебом. Теща наоборот, она не на человека смотрит, а на порядок: сперва надо хлеб, а потом можно чай пить. У тещи это надо (пфлихт) от ее предков-немцев, и этим немец сейчас побеждает, потому что все разбаловались в гуманизме, в человека смотрят, а не на то, что надо (не единым хлебом).

    ли их гуманизм из пустых слов свобода, равенство, братство, прикрывающих господство плутократии? И кто этот Бог, защитник демократии против бандитов, к которому взывает Рузвельт?

    23 Декабря. Всю ночь валил снег, теперь в лесу, всего только около Николы снегу больше, чем в феврале. Путь по пробитой дорожке в лесу сегодня был прегражден перегруженной снегом веткой сосны.

    Кто знает, так и не скажет, а кто скажет, соврет. Но про себя каждый догадывается, каждый политик...

    Вот Рузвельт сказал, что война будет долгая и тяжелая. Мы же говорим, что в эту зиму немцев прогоним. Значит, можно догадываться, что мы попробуем прогнать, но Рузвельт не верит этому, напротив, он думает, что немцы всю Россию займут, организуют ее в единое с собой государство. И вот тогда-то и будет для Америки трудно. А то если бы в действительности (т. е. в сфере действия) немцы, как у нас говорится, чуть-чуть держатся, то как бы мог Рузвельт говорить о тяжелой и долгой войне. Вот почему-то по всему про себя и догадываемся, что, может быть, мы и отгоним немцев куда-нибудь к Днепру на укрепленную линию, а летом они нас снова попрут. Можно опять догадываться, что эта раскачка вперед и назад приведет к перемене правительства у немцев.

    Получили свежие газеты, из которых видно, что немцев под Москвой мы с помощью мороза действительно поколотили, что, по всей вероятности, «зверства» у немцев действительно существуют и что при наличии неожиданного для них сопротивления русских и невозможно воевать без зверства. Одним словом ориентация очень многочисленных сограждан в том, что немцы устроят русское государство и жить в нем сразу станет лучше, чем при большевиках, - проваливается.

    Это не души, а скрюченные руки падающих людей, хватаются за земные предметы. С холодным расчетом смотрят они на нас, даже самых талантливых, как на рысистых лошадей, а на прочих, как на скотину.

    Помню, Разумник даже оговорился: - Не в вас дело (в художнике), а во мне, критике, который определяет ваше полезное значение.

    При большевиках («Большое дело», Семашко) прежние русские люди сразу попали к людям «чужим». В этом-то и было самое для них тяжелое, что появилось дело, независимое от души, и с людьми не личные отношения, а деловые. Они были внезапно окружены чужими людьми, все равно, будь это евреи или русские. Появился человек, глядящий на тебя со стороны, с целью извлечь из тебя общественную корысть. Исчезло все наивное, все свое, привычное, нажитое, родственное.

    Самое трудное было, в сущности, еще тогда пережито, но при бедности жизни, при поглощении всякого благополучия необходимостью готовиться к войне, трудно было мириться с новым строем. Теперь же, если конституция наша будет осуществляться под надзором Америки и Англии {И вот теперь становится видна наивность «кустарей», ожидающих от немцев возвращения русского национализма, хотя ведь так ясно, что каждая нация, как все равно каждый вид животных и растений стремится собой наполнить весь мир.} . Мы теперь, пережившие величайшее страдание, какое только может быть на земле, робеем при мысли о наступающем бессмысленном благополучии, в котором наше страданье окажется и ненужным.

    «цивилизацией».

    Бог Ветхого Завета тем отличается от языческого, что Он есть личный Бог и действует неограниченно через личность (пророка), а не как идол - на всех.

    Христос же является в таком же противоречии с Ветхим Заветом, как тот с язычеством. Христос действительно относится к нему, как Сын к Отцу. При Отце родовой человек мог общаться с Богом через пророка, теперь же во Христе каждый может, как личность, войти в общение с Богом и даже сам стать Богом. Что-то вроде раскрепощения рабов, люди стали принципиально свободными, принципиально спасенными. Оставалось воспользоваться своими правами.

    И вот это поняли, и поднялись все, и это «все» назвалось человеком, и пошло, и пошло все дальше именем не Бога, а человека. Так принципиальная свобода личности каждого превратилась в свободу всех.

    24 Декабря. Сочельник Солнцеворота. Мягко, всю ночь подваливал снег и утром продолжался.

    «идеальных» видишь сколько хочешь и везде.

    Когда придешь в лес с целью выбрать себе елочку к Рождеству, то правильных оказывается до крайности мало. Почему это?

    Потому что когда смотришь праздно на всех в лесу, то вспоминаешь в себе ту идеальную форму, к которой стремится каждая елка, но потом искривляется в борьбе своей за свет. Невольно в силу нашей собственной природы в мире елок мы создаем себе елок-богов, к совершенству которых стремится каждая ель.

    Когда же мы приходим в лес с практической целью найти, срубить и взять с собой для праздника елочку, то бывает очень трудно. А совершенно правильной идеальной формы почти невозможно найти. Радостно, однако, думать, что в нашей природе существует идеальная форма, в приближении к которой мы содействуем природе физической. Прекрасно, ведь именно этим путем обладания совершенной формой в душе своей и способностью выбора создаются не только рождественские елки, а точно так же и эллины-боги в свое время создавали богов.

    Итак, я в диком лесу с изуродованными в борьбе за идеальную форму деревьями, прорубаю просеку, даю свет, освобождаю лучшие деревья. А еще лучше, разбиваю на чистом месте парк и выращиваю деревья исключительно совершенной формы. Спрашивается - почему же все-таки в диком лесу интересней ходить, чем в благоустроенном парке?

    случаев Слово лишь таится в душе человека (личности), а жизнь исходит в случайностях, но определяется именно молчаньем Слова..

    3. сама говорит, что другой раз ей хочется пожать руку, погладить по голове, даже и обнять, но она знает: этого делать нельзя, потому что от этого с мужчиной что-то делается. - Значит, сама-то она лично никого не любила? - Нет, но она это распределяет на всех: она ко всем с любовью подходит. - И знаешь, - сказала Ляля, - я бы тоже могла, как Зина, и была бы, если бы не ты: теперь все тебе. - За что же мне? - За то, что ты меня любишь, и понимаешь все во мне, и ценишь.

    25 Декабря. Солнцеворот. Утром очень тихо, не слишком морозно. Постепенно небо очищалось и рос мороз, в полдень сияло солнце и мороз дошел до -24°.

    К теще нельзя относиться серьезно. Если отбросить ее болезненные страхи, недоверие, некоторые навыки, привычки кое-какие, то ей - и вся она в этом - 16 лет.

    Тяжеловато, велика нагрузка на человека, но, слава Богу и Солнцу, завтра день начнет прибывать. Наш роман, как дорога в лесу, разбился на тропы, каждая тропа разбилась на мелкие тропинки, и мало-помалу мы остались одни в лесу на не помятой тропе: без всяких следов той начальной тропы, увлекшей нас в дебри жизни. Мы остались вдвоем. Но кого же мне больше любить. Уж ничто не завлекает на новые поиски. Мы вошли друг в друга и как будто вернулись к тому единому в себе человеку, неразделенному, каким он нам представляется до разделения на мужчину и женщину.

    Сколько есть женщин (например, Анна Сахновская), которые берут себе профессию именно для того, чтобы любить всех (Дуничка), и в то же время, отдав жизнь всем, остаются неудовлетворенными (нет одного). Это потому так бывает, что профессия не может поглотить всю ее душу материнскую. Тут происходит подмена, точно так же, как большей частью подменой бывает «любовь» и даже материнство случайное. Зина, по-видимому, тем и святая, что свое чувство священного материнства не подменила, как многие, ни профессией (учительницы, докторши), ни случайным материнством. Ляля тоже такая в существе, но ей по природе своей необходимо было пострадать... И меня она потому называет своим спасителем, что я спас ее от состояния, которое она называет блудом (в смысле блуждания).

    Болит и болит спина, нельзя дрова пилить, придется смириться до требования числа лет моего возраста и поручить дрова колоть мальчику. Но слово мое, я это чувствую, не зависит от числа, разве только в другую сторону: слово мое становится все крепче в этой борьбе за жизнь всего человека.

    - Вы все говорите о качестве человека, а где же сам человек? Возьмите эллинских богов, каждый бог - это качества человека, показанные в специальном их назначении: бог войны, бог огня, бог воды, любви и т. д. Но нет в этих богах ни самого единого бога, ни самого человека, потому что сам человек не качество, а личность, и личность его есть Бог.

    Так вот о личности. Сам человек: личность эта в себе не сознаваема, до нее добраться нельзя никаким анализом, она постигается из себя, во вне, как Бог, со стороны же личность узнается людьми или в делах (по степени: пуд соли съесть) или же любовью. Множество людей не только пытаются приблизиться к постижению своей личности, но чувствуют к ней страх какой-то. Иные в своей жизни кого-нибудь встретили хоть раз, кто на мгновенье возбудил в нем внимание в ту сторону. Даже N.. и тот рассказывал, что ему будто бы раз в жизни встретился какой-то профессор Голубев и показал ему какую-то возможность настоящей жизни. - Только это раз и было мне, - сказал он, - а больше настоящих людей никогда не видал. У отъявленного негодяя предчувствие живущего в себе самом Бога, объективированное в каком-то проф. Голубеве.

    190.

    Лютый мороз, наверно, а я знаю, что все-таки на чуть-чуть прибавилось света и тепла от солнца и что дальше изо дня в день будет усиливаться действие этого чуда естественного: зима на мороз, а солнце на тепло.

    Теща сказала: - У вас только талант, и все что вы делали -это развивали талант. А Ляля делала больше - она приобрела знания. Я согласился, понимая под знанием Лялину сердечную культуру. Боюсь, однако, что теща не о тех знаниях говорила, по существу ей недоступных. А я думаю, что как Ляля, так и я сильны одним единственным знанием, тайной из тайн всего знания: это что знание, которым начиняли юношей 19 в. во главе с Горьким, не имеет большой цены для ума - свой собственный не забитый знанием таким ум дороже всего.

    27 декабря. Ветхий и Новый Завет. Закон всех и закон каждого.

    Еще вчера к вечеру потеплело, и началась метель. Всю ночь так несло сверху и снизу, что дорогу опять завалило. И опять сосна, с которой я первой стряхнул снег, начала опускать огромную перегруженную снегом ветвь свою на мою тропу. Наклонившись, я еще мог согнутый пройти под ней.

    «Закона», т. е. договора пророка с Богом, дожидаются все (массы). Вот пророк спускается с горы, в руках у него скрижали, на которых написан путь каждого к Богу, как личное усилие: его личное Надо. Но всем, т. е. массе хочется жить без усилия личного, а просто брать пример на стороне. Насколько это проще, легче, веселей жить, как хочется, что они, т. е. эти все внизу горы, не могут даже выждать 40 дней пророка и начинают поклоняться золотому тельцу, т. е. жить не по закону для каждого, а по примеру жить, как все, как хочется. Увидев это бедствие, пророк разбивает скрижали, и начинается Божий суд над «язычниками».

    Вся история Ветхого Завета состоит в борьбе пророков со всеми (массой) за личность Божью, постигаемую массой через полноту семейно-хозяйственных благ, с одной стороны, и через казни - с другой. Неизменность возвращения масс к религии Ваала и Астарты (жизнь по примеру или кумиру или как хочется) ставит перед читателем Библии вопрос о том пути для каждого, который должен быть включен в договор пророка с Богом. Был ли ясен для каждого этот путь, как личное усилие? Вот и едва ли. Скорее всего пути для каждого не было в договоре, напротив, договор пророка с Богом касался всех (массы), все должны были просто слушаться. И они слушались после казней, а когда несчастье кончалось, то все начинали жить не по закону, а по примеру, значит, как хочется.

    Только в Новом Завете наконец-то открывается путь к Богу не только как договор пророка относительно массы, а как усилие, страдание каждого (личности). Христос - это путь каждого к Богу, но никак не путь всех. Происходит как бы великое разочарование Творца в массовом человеке, и Он начинает просто истреблять его всеми средствами, вплоть до потопа, в котором вся масса истребляется и остаются одни праведники. Но и это наивное обновление рода человеческого не могло помочь сущности размножения, т. е. нарастанию массовой человечины по примеру для всех, а не по личному усилию каждого. Только в Новом Завете Бог-Творец наконец-то покидает заботу о всех и в Сыне своем дает путь для каждого (личность), как усилие (страдание).

    Тогда-то эти покинутые Богом все, т. е. множимость или склад человечины, отдаются действию законов физических всей природы, и пророка - вождя этих масс - заменяют экономистами, профессорами, социалистами и вообще людьми знания, людьми образования.

    Таким образом, в настоящее время языческий путь удовлетворения масс - [путь] непосредственного общения, обладания земными благами берут на себя социалисты путем подмены закона для каждого законом для всех. Но результат подмены противоположный: закон для каждого приходит путем страдания, закон для всех - путем благополучия.

    Дорогой Александр Александрович, в свое время Вы хотели устроить мою эвакуацию с группой пожилых деятелей искусства в Нальчик. Я тогда понадеялся на себя, что с большим успехом для себя перебуду под Москвой в знакомых охотничьих моих болотах, как казалось мне, недоступных врагу. Теперь я тут остался без всякой связи с миром и стал прихварывать. Хочу выбраться из болот. Посоветуйте мне что-нибудь, начиная с того, не могу ли я присоединиться хотя бы к той группе и стоит ли это делать (лечиться надо бы на Кавказе). Имейте в виду, что из болот мне без помощи Союза не выбраться: машина моя разбита при бомбежке Москвы, со мной две женщины -жена и мать.

    Сколько раз приходилось быть свидетелем, что все голосуют за что-нибудь, а каждый в себе против. Мало того, приходилось, что тот же самый человек дома говорит одно, а на людях другое. Значит, все - это одна определенная принудительная сила, а каждый из всех - другая, ей противоположная.

    28 Декабря. До восхода было не очень холодно. Когда же небо расчистилось и взошло солнце, мороз стал усиливаться, и к полудню было не менее 30 градусов. Так бывает зимой, что мороз усиливается днем при солнце.

    Скоро Новый год, и у нас это будет уже два года совместной жизни. Из этих двух лет по-настоящему хорошо было только одно лето в Тяжине, время священной личной войны. Оглянуться теперь назад: боролось нажитое за 35 лет (привычка) с каким-то мгновением, которое находится вне времени и значит безмерно больше, чем время. Я даже думаю, что время вообще до смешного ничтожно в свете этого мгновенья. Ставится вопрос о всей личности человека, которая во времени только бывает (а то и не бывает) приходит в себя, но в существе своем независима от времени.

    в себя и отбрасывали свое нажитое.

    - Что же это такое, - сказал я вчера на ночь Ляле, - казалось бы, вся ценность Логинова в том, что он лет 30 действовал как учитель в крестьянской среде, отстоял сам себя и принес много пользы. А между тем, помнишь, когда мы сказали, что хотим уехать жить на Кавказ, помнишь пустыню?

    - Помню, когда ты сказал, что пустыня - это не одиночество, напротив, одиночество бывает у городских людей в суете. Но пустыня истинная - есть общество единомышленников, и даже если живет один человек, он не один, с ним Бог.

    - А помнишь, как обрадовался он нашему Кавказу, и вот-вот взял бы все, что нажил, и забросил. Значит, и его нажитое непрочно?

    - Еще бы, время теперь такое, во всем люди сомневаются.

    Через это понимание мне стала ясна современность, в которой все стали против каждого и ограбили его тело до ниточки и душу до последнего своего искреннего словечка.

    Вся жизнь моя представилась мне как борьба за каждого против всех, и любимейшие поэтические творения, вроде Медного Всадника, разве это не выступление Каждого против всех.

    Запись свою о всех и каждом я нарочно прочитал Ляле с целью найти в ней единомыслие. Но Ляля зевнула и спросила: -А еще что? И наша работа окончилась. Еще раньше этого так было раз, я ей прочел, она молчала. Я спросил: - Все верно? -Не все, - ответила она, - но есть и верное. Извини, мне как-то не хочется сейчас думать.

    Смотрел-дивился формам сосен и елок, засыпанных снегом. Сколько я посвятил времени когда-то их фотографированию из-за того, чтобы установить «факт», что вот как бывает. Я будто фотографировал чудеса. Чудо же состояло в самородном явлении формы.

    29 Декабря. Солнечно и морозно (-25°).

    Из книги Товита понял происхождение толстовских народных рассказов. Ночью она прошептала: - Ты, милый мой, больше об этом не беспокойся, может быть это и будет то, что надо. И вдруг мне так ясно-ясно стало, что сделаться матерью, возможно, и было ее назначение и несознательная устремленность. Даже самое отталкивание ее духа от рода и родового быта, пожалуй, можно истолковать в своем происхождении, как первичное сопротивление особи женского пола.

    Розанов в своих «людях лунного света»191 слишком поторопился снабдить минусом пол девственниц. Он того не понял, что этот минус, который характерен для всякой женской особи, на первых порах убегающей от самца, таит в себе будущий плюс. Так что если это принять во внимание, то религию Христа надо понимать не концом, а началом, не вырождением, а возрождением192 он к ней на другое - она на третье. На каком-то десятом все определяется: она вовсе даже не стремится удрать от него навсегда, ей только нужно время, она чувствует, не пришло еще ее время. Вот и он это понял: сел неподалеку и запел: и лес наполняется поющими птичками.

    В родовом строе Ветхого Завета любовь понимают как «стерпятся слюбятся». В новой любви остается время для выбора каждому по душе, во время которого и совершается непорочное зачатие личности.

    Дух стремительный и бесформенный как бы облекается и заключается внутрь сосуда из прозрачного хрусталя. Вот почему новорожденный, если посмотреть на него одними глазами, похож на мать, а если другими глазами проникнуть сквозь форму сосуда - на отца. В новой любви такой младенец, как личность, т. е. оформления единомыслия, является как бы предначертанием физического рождения.

    Сопротивление женщины в новой любви усиливается во много раз, чем в старой, и требования к мужской особи возрастает безгранично. Вот чем объясняется, что в нашем вырождавшемся частично дворянстве женщины были гораздо благопристойнее мужчин и все кругом говорили: жених стал никуда.

    30 Декабря. Сильный мороз и солнце.

    и после того он умер весь, и когда умер, в тот же миг запел соловей. А было это в г. Ейске зимой, соловья в это время быть не могло, Соловей - было прозвище И. С. Кожухова. - Кто же слышал соловья? - спросила теща. -Жена, дети, все слышали. - Это она вам рассказывала, но ведь этого не может быть. Так ведь, Ляля, не может быть?

    - То ли бывает, - ответила Ляля. - Но как же зимой соловей? -не может быть. Ляля загадочно улыбнулась, как Джиоконда. -Вероятно, он был очень хороший, чистый человек? - Очень хороший и чистый. - И его все любили? - Очень любили. - Ну так, мама, отчего же ты думаешь, что не мог запеть соловей? -

    Потому что дело было зимой, когда соловьи не поют. Но если он был очень хороший человек, то я тоже, пожалуй, готова поверить.

    Вчера, как собака, почуял по воздуху какую-то перемену настроения в пользу немцев, то ли, что лесничиха на вопрос мой: как дела, ответила, продвинулись на сколько-то метров. То ли, что морозы ударили, и мы топчемся на месте, и это уже надоело, и подъем искусственный стал ослабевать. То ли сапожник сказал: - А слышали, постреливают опять. Словом, к вечеру я Ляле сказал, что наш подъем начинает ослабевать. Она же на это: - Я ничуть не сомневаюсь в том, что весной немцы будут опять наступать.

    Сегодня же утром на рассвете совсем недалеко грохнула бомба, другая, третья. По-видимому, бомбят 11-й завод (40км).

    Довольно было услышать взрывы нескольких бомб, чтобы наше Болото опять вернулось к немцам, - что они придут, рано ли, поздно ли, а непременно придут. Такое неустойчивое равновесие, а между тем за месяц нашей бодрости кое-кто уже вернулся в Москву, и слух везде был о том, что к Новому году люксы откроются.

    Наш советский патриот Александр Николаевич уже успел, по-видимому, остеклить нашу квартиру и серьезно ждал нашего возвращения.

    В глубине ночной душа комариком выползает из-под груды кирпичей и начинает оглядываться на существо вещей, не обращая внимания на то, что говорят люди. Существо вещей - это борьба партий, фашистов и коммунистов. Весь вопрос состоит в том - быть революции в Европе под началом большевиков или реакции под началом фашистов. Если бы не были Гитлером задеты еврейские капиталы, то одолели бы фашисты и все, которых, по словам Рузвельта, защитит «бог» (с малой буквы).

    Евреи потому предпочитают большевиков фашистам, что коммунизм неминуемо попадет им в руки, а фашизм голой рукой не возьмешь. И потому они готовы допустить лучше революцию в Европе (все революции начинаются компромиссом), чем господство немцев. Так это все ясно становится, но главного не поймешь, за кого же стоит Бог (с большой буквы).

    меня на понимание ее любви, как искусства.

    И правда, постоянно говорят о «мастерстве» любви и о мастерах любви, но нигде не слышно о художниках любви, все равно как художник слова, звука и т. п. В самом деле, не в том ли сущность деятельности художника, что он, схватывая случайное явление или, скажем, мгновенье, как белка на лету своем с дерева на дерево схватывает орех. И вот как белка орех разгрызает, добывая зерно, так и художник останавливает мгновенье и случай превращает в закон. А разве не то ли самое делает художник любви, скажем смелее, Богородица, вскрывающая любовь в существе человеческом, закрытом, как в орехе зерно, скорлупой.

    Разговор с Лялей: - На этом пути ты ни о чем не догадаешься, вот лучше бы о том думал, как нам с тобой выбраться из этой беды.

    Она права: додуматься ни до чего невозможно, потому что правда раскрывается между борющимися сторонами, значит, только в борьбе можно что-то понять. Но если нельзя понять без борьбы, то как же понять, что делать для своего личного спасения.

    Мне сейчас вспомнился художник офортист Мангонари {Мангонари - дореволюционный знакомый Пришвина по Новгороду.}, когда он будучи «в градусах» взялся писать портрет одной красивой женщины, в течение сеанса забылся и обошелся с ней не как художник, а как мужчина. Она оказалась вдовствующей попадьей, и он попал к ней в плен, а портрета у них так и не вышло. Можно понять так, что не вышло, потому что она попадьей оказалась. Но если бы она оказалась художником любви и через телесную близость, проникнув, охватила всю душу гравера, и он по воле любви стал бы резать на меди свои картины, то самый факт физического сближения стал бы фактором творчества и женщина - художником любви, как Мангонари -художником офорта.

    самая связь, возводимая в церковный брак на ступень таинства, развенчивается от обожаемой идольски сущности до обычного средства священного творчества, подобно священным сосудам и действиям.

    Одним словом, художник любви является ее производителем, безгранично свободным и щедрым, а не как потребитель любви, собственником ее и кулаком. И вот почему, напр., такому художнику любви, как Зина или моя Ляля, кажется чем-то зазорным выйти замуж и тем ограничить себя.

    Производящий человек всегда широк. Собственность возникает не в производстве, а в охране сделанного. Конечная цель производства сделать лучше и больше. А у потребителя одна цель: потребить, и охрана продукта сводится к распределению потребления во времени. Так точно и в области духа, хотя бы в любви, тоже есть безгранично щедрый и свободный производитель и потребитель, ограниченный собственностью193.

    Раздел сайта: