27 Мая. В беседе с Лундбергом о том, что чувство современности входит необходимой составной частью в чувство жизни, питающее творчество; о том, что главный персонаж романа Скалдина епископ представляет собой борьбу знания с верой [и] отстал от времени, Ляля сказала: - Потому отстал, что сейчас борются между собой не знание и вера, а две разные веры.
«Естественная» любовь родителей к детям, эгоистическая эта любовь неминуемо должна вернуться от детей к родителям как горе, если только в любви к детям не содержится высокого, руководящего идеала. (Напр., в семье Удинцевых.) - А как же иначе, если во всей природе новая жизнь теснит и хоронит старую?
Мы шли где-то в лесу по тропиночке, Ляля впереди, я за ней, и я в связи с каким-то разговором нашим думал о материальном узле, которым завязывает жизнь человека - узле необходимости и смерти (наше советское миропонимание - материализм: выражение объекта) и той свободе (идеализме), которую носит в себе человек и борется ею с необходимостью и смертью (выражение субъекта).
Идет борьба не с Богом, не с Христом, а с исторической формой, в которую облекаются людьми эти понятия. В этом смысле и материализм борется с идеализмом. Внутри же, в существе жизни и Бог, и Христос, и Троица, связанные с жизнью субъекта, как были, так и пребывают во веки веков...
Вот почему, и веруя в святость церкви, можно допускать издевательство толпы над церквями, и материализм, и всякое господство объекта: пусть! Субъект как горный ручей: пусть даже валится вся гора на ручей, - он неминуемо выбьется из-под горы и размоет ее до конца.
Пришло время, когда прямо на глазах без всякого промежутка ночной темноты утренняя заря хоронит вечернюю...
Вот почти Июнь, а деревья, как в конце Апреля, только-только распускаются.
Бывало, когда весной мечут пар, как медленно и важно за сохою выступают грачи. Теперь прежний пахарь не шагает за сохой, а сидит на стуле, вертит баранкой, дает ногой газ, и трактор скоро бежит, и за трактором не идут грачи, а летят. Теперь грачам если по-прежнему важно шагать, то все черви, вывернутые трактором, снова под землю уйдут. Не спеши теперь грач, и клюнуть ничего не достанется.
Так, бывало, раньше тоже носили на руках через город покойников, и попы на перекрестках служили, кадили, раскланивались во все стороны, и опять несли и несли с пением на далекое кладбище. Теперь красный гроб ставят на грузовой автомобиль, родственники усаживаются вокруг гроба, и машина мчит умершего со скоростью сорока километров.
Не спеши теперь человек с покойниками, опоздаешь на службу, опоздаешь - уволят и тоже, как грачу, клюнуть ничего не достанется. Неминуемо, как ни бейся, грач ты или человек, за временем надо идти, за временем надо спешить.
Скорей же, скорей!
В Рузе на площади два школьника играли каким-то странным мячом, намекавшим рассеянному глазу на какое-то определенное чувство, связанное с такою формой. Впрочем, там где-то, в глубине себя мы уже знали, какой это мяч, и только не смели сделать мысленное заключение. Когда же мы так приблизились, что услышали шепелявящий звук от падающего на камни мяча, то по этому звуку вдруг узнали в этом мячике человеческий череп. После двух-трех таких ударов череп раскололся на две половинки, и школьники убежали. Повернув палочкой половинку черепа лицом вверх, я даже в такой изуродованной форме не просто кость или землю увидел, а что-то шевельнулось во мне от Шекспира, и, вспомнив Гамлета, я сказал:
- Бедный, неведомый человек, был ты разбойником или это мощи святого, тебе даже «Бедный Йорик» никто не сказал...90
28 Мая. Ездили в Рузу к Завед. 0[тделом] н[ародного] образования] Василию Ивановичу Тетерину выправлять злое дело Пелагеи Павловны, преде, колхоза. В. И. обещал отказаться от покупки дома, если можно будет купить дом в Пса-реве. Мне вдруг стало ясно, что Лялина московская суета здесь в хлопотах около своего дома может пойти на здоровье, что Ляля вовсе не такая неженка уж. И явилось особенное желание купить дом.
29 Мая. Покачнулось дело с поездкой в Крым.
Блестящий успех Лялиной дипломатии с хозяйкой дома в Псареве.
Мартынов уверяет, что я сгущаю краски и мое положение не так уж и плохо. Завтра в час дня разговор с Чагиным о досрочном договоре.
Завтра Ляля поедет в Старую Рузу покупать дом.
30 Мая. Ляля уехала утром в 8 часов и вернется завтра ночью.
теперь, как никогда в это время сквозь зелень не видишь, вытянутые шеи молодых грачей, ожидающих прилета родителей, видишь, как прилетают старики с червями в клюве и затыкают рты беспомощным юнцам.
Тут не в страдающей ворчливой старушке дело, а в страдающем Bee-человеке - вот эта обобщающая способность умного сердца и есть самая суть христианства.
Есть сестры милосердия на службе: жалованье получают, паек, выходные дни. А есть вольные сестры с утехой в душе тем, что они сами себе хозяйки и хозяева своих добрых дел. Таким типичным кустарем милосердия является Мария Васильевна.
Вот против этого-то кустарничества в литературе и ведется борьба, они хотят взять писателя на службу, как сестру милосердия. Драма писателя состоит теперь в том, что художественное творчество связано с именем, для чего надо непременно осуществлять себя самого. На этом трудном пути имя подменяется плакатом так часто, что становится почти невозможным узнать верное имя среди плакатных кличек. И вот когда тебя не узнают... кричат: «будь как все!», а ты знаешь, что если станешь, как все, это значит сменишь имя на плакат, и тебя тогда уже прямо будут бить за плакат.
31 Мая. В. П. Ставскому.
<Зачеркнуто: Дорогой> Владимир Петрович, через редакцию «Нового мира» я получил Ваше резкое письмо и был приведен им в совершенное недоумение. На свидание с Вами для разговора по поводу «Лесной капели» я не пошел, потому что понял, что эта серия рассказов, которою Вы так восхищались, была снята не Вашей волей и разговаривать о том, кто в этом виноват, входить в тайны журнальной политики по принципу своему я не хотел. Помните, я ограничился тем, что по телефону и письмом выразил Вам свое нравственное доверие.
Но совсем другое денежная сторона: раз у нас с Вами был устный договор, и я настолько доверился Вам, что не потребовал письменного, и если редакция потеряла даже рукопись, то почему же не засвидетельствовать, об этом <зачеркнуто: в редакции или на суде>? <Зачеркнуто: Я не мог допустить, чтобы Вы могли свидетельствовать и при нашей общей нужде в средствах существования не постоять за бесспорные интересы честного человека и старого писателя. >
Наша конституция обеспечивает каждого труженика правом на средства существования, так вот как же я мог подумать, что Вы, член Верховного совета, хорошо понимающий мою работу, не раз ею восхищавшийся, и вдруг откажетесь свидетельствовать о нашем договоре. <Зачеркнуто: Однако вся история с «Лесной капелью», со статьей Мстиславского и др. и в особенности> отказ Ваш заявить мое право на вознаграждение за потерянную рукопись настолько непонятен мне с этической и всякой иной стороны, что я даже не могу иметь удовольствия сердиться на Вас и считать Вас своим врагом.
Однако письмо Ваше несомненный факт, и я вынужден был написать в редакцию, что вследствие письма Ставского я снимаю свои претензии за потерю рукописи. Но я должен Вам сказать, писал я это письмо с таким чувством, с каким Цезарь отказался защищаться, увидав среди убийц своих Брута. Говорю это, конечно, лишь по аналогии, потому что не считаю ни себя Цезарем, ни Вас Брутом.
В заключение своего письма предупреждаю Вас, Владимир Петрович, что борьба за «Лесную капель», «Жень-шень» и т. п. для меня есть такая же борьба, как для Вас, военного, борьба за родину на фронте. В нашей литературе не все еще это понимают, потому что не все могут родину чувствовать так, как ее чувствую я, и я знаю, наверное, что с военными людьми у меня больше контакта, чем с литераторами. Чувство природы, вложенное в «Фацелию» и «Лесную капель», вызвавшее глубоко невежественную и, по-моему, антипатриотическую критику т. Мстиславского, иначе было понято моими военными читателями. В ответ на мои очерки в «Красной Звезде» я получил ряд писем от командиров, которые пишут мне, что за каждой веточкой и зверушкой, о которых я пишу, скрывается сердце человека91.
В свое время в свою защиту я опубликую эти материалы, и Вы их почитаете. Словом, руки я не опускаю и уверен, что порицание меня, может быть, даже предвзятое, будет рассеяно. Поверьте мне, что в борьбе своей меня интересует не «Новый мир» и не Мстиславские, а наша родина, мать-земля, порождающая и цветы и наше искусство. <Зачеркнуто: К Вам же лично, как военному храброму и защитнику общей нашей родины, я питаю симпатию особенную.> Я очень боюсь, что литераторы после статей Горького, объясняющих мое творчество, умышленно не хотят понимать, что за моими веточками и зверушками очень прозрачно виден человек нашей родины, и что борьбу с ними мне придется вести серьезную и упорную. Я это подозревал еще во время диктатуры РАППа, когда Вы мне начали оказывать дружескую поддержку и когда я, именно обороняясь, написал «Жень-шень». Связь наша с Вами в этой борьбе, как видите, уже давнишняя. И вот почему нынешняя Ваша недооценка моей «Фацелии» и «Капели» не может ни в коем случае отнять уважение к Вам, доказавшему не словом, а физической кровью свою любовь к родине92. Михаил Пришвин.
31 Мая. Вчера Ляля съездила в Старую Рузу, осмотрела дом, и дела наши с покупкой налаживаются. Если удастся достать у Чагина денег, то уговорю в Крым ехать Лялю одну, а сам засяду за «Падун».
Ясно становится, что сокровенное, по всей вероятности, и от себя самих скрытое требование современных руководителей литературы к писателям - это чтобы они могли простому массовому работнику и бойцу заменить священника, т. е. заполнить своим творчеством пустоту души.
Поворот: Чагин <зачеркнуто: обещает> распорядился о договоре. В Крым можно не ехать.
Ефр. Павл. переходит на мирную политику.
1 Июня. <Зачеркнуто: То в Крым, то в Малеевку...> Утром Ляля пожертвовала Крымом. Но я понял, какой крест она несла из-за матери, и как вдумаешься, все пошло на созидание Лялиной души.
Так и у меня: я-то разве тоже не выдержал испытание (Еврипид. «Ифигения»: «Лучше одиноким остаться, чем жить со сварливой женой»). Поэтому Ляля и требует, чтобы без раскаяния со стороны Ефр. Павл. я ее не прощал. Ляля смотрит при этом на свою мать, которая в страдании каялась и перерождалась. (У Ляли душа росла, а моя душа сохранялась от смирения...)
Политическое положение: Америка знает, что после поражения в Европе будет революция и господином положения станет СССР, как «третий смеющийся». Но почему же, зная это, Америка поощряет Англию продолжать войну? Не потому ли, что мысль не мыслит и действует только сила вещей.
В 5 в. позвали в Националь. Приехал Шолохов. Назначил мне свидание в 10 утра. Что же сказать?
«Красная звезда». Московская культура: народ и литературная Москва.
2 Июня. Почему телеграмма: уезжаю 3-го. История с «Фацелией», «Новым миром», статьей Мстиславского. Невозможно обороняться: «Правда» не печатает (Бекарюков и Шестакова). <Приписка: Нельзя жить без перепечатания. Японцы.> Монография Чаковского. «Смена». Розыски: Федин - Фадеев. Письмо Сталину. Я в городе страдаю. Решаюсь в циркачи. Последний шаг: Шолохов и Сталин. Значит, нет ничего.
После свидания с Шолоховым осталось полное удовлетворение в отношении борьбы за свои дела и в то же время печаль о всех, кому, казалось, живется хорошо: никому не живется хорошо, у всех одно горе.
6-8 листов. Как жить без перепечатки. Борьба рублем: не печатать.
Чагин о N: «Затрудняюсь назвать другого писателя».
Без политики «Фацелия».
Статьи критические, но критику нельзя напечатать. (Коллектив «Правды», Бекарюков.)
Коллектив «Правды» (Шестакова).
«Октябрь» - монография Чаковского.
«Смена» - номер мой.
Федин - Фадеев все говорят, что «журнал дело»: а сами ничего, такой мир теперь писателей.
С Мартыновым: как сказали «Шолохов!» - он побежал к Чагину. Значит, нет ничего...
3 Июня. С утра +2. Снег.
Купил дом в Старой Рузе. И Овчаренко перекупил у Ряховского. Громов рассказывал, что все это время неба не видел (до того было тяжко жить). И правда, вот именно, что [в] угнетенном состоянии неба не видишь...
Pflicht немецкое на русском значит «послушание»: в точности одно соответствует другому, и то и другое из религии, и то и другое соответствует характеру протестанта и православного.
Блестящие и трагические победы немцев зачеркнуто: вызывают восхищение такое же> как борьба индейских племен с цивилизаторами. И не только это похоже по внешности, но и по существу: там и тут выступает сила рода в своем простом существе: жить хочется - умирать надо (помирать собирайся -рожь сей). В здоровой крови пульсируют простые слова: жить хочется - умирать надо.
4 июня. Звонил к Шолохову, и ответ был, что разговора о мне еще не было.
5 Июня. Именины мои (23 Мая).
Шолохов звонил: разговаривал с Поскребышевым и другим секретарем. «Дела ваши не так уж плохи. Сердятся за некоторые места "Фацелии" и "Лесной капели". Но в общем ничего. Решено поговорить с Вами т. Еголину, он человек образованный, литературовед, значит, Вам с этой стороны не будет трудно. А все, что вы просите напечатать, - будут печатать».
Вечером был Алекс. Мих. Коноплянцев, и обсуждался вопрос, крупный человек Ефр. Павл. или мелкий93
Слухи о том, что Гитлер жмет, что кто-то в правительстве за войну, кто-то против. (Воевать - значит начинать революцию в Европе, не воевать - сдаваться немцам на мирную эксплуатацию страны как колонии.)
6 Июня. Продолжается холод. Приезжал Мосфильм заказывать фильм на тему: «охота как школа разведчиков». Вместе с завед. сценарным отделом Соловьевым (еврей) приезжал режиссер Васильев (русский). Я подумал было, что это тот Васильев (фильм о Чапаеве) и обрадовался, но, узнав после, что не тот, смутился [и] теперь не знаю, что делать.
Любить надо тоже с разумом, а то если слепо полюбишь, скажут: это собачья любовь.
Начало замысла фильма. Парнишка Коля Дедков на лыжах обегает места, которые переходят военно-охотничьему Дому отдыха. Он встречается с командиром, организатором Дома таким образом: командир попадает в яму. Коля спасает его.
7 Июня. От Еголина звонок: в понедельник, 9-ro/VI в 11 ч. д.
Защита «Фацелии». Лилии Гейне. Немцы без Маргариты94.
Германский университет.
Первенство и чечевичная похлебка95.
Путь к массам: это никак не путь подмены «Фацелии» чечевичной похлебкой.
Мой язык культивируется влиянием принципа германского университета: могу, как «Фацелия», и могу, как «Дедушкин валенок». (Примеры.)
И без сублимации.
Назовите другого писателя. Гонение за своеобразие.
Еголин был причиной моей травли, но моя дипломатия: оправдать причину и все свалить на палачей. Виноваты палачи, стрелочники.
Никто не подозревает, как просто мое писание: пишу точно, как живу96.
Письма читателей в доказательство простоты моего писательства.
Повторение пройденного:
Защита «Фацелии» - первенства.
Факты разрушения: 1) Сбита Песнь Песней, о которой легко писать. 2) «Падун». 3) «Бабушка». 4) Расстроены отношения с журналами: «Октябрь» - боится. 5) «Смена».
Статья Мстиславского вызывает: «паломничество».
«Капитанской дочке», а оказалось - это не честность в нем, а особенная приверженность к политике как средству самоохраны. Политика, обращенная на самоохрану, в искусных руках представляется как верность Сталину. Никакой натуры, все подмена и симуляция, все «чего изволите» и мечта о собственной даче, где, кажется ему, можно спрятаться и от себя самого. Увы, он глуп: такой дачи нет для покоя. И потому у него в запасе другая мечта -это шестицилиндровый автомобиль для охоты на джейранов: в погоне за антилопами будто бы можно обогнать себя самого. Увы, ни покой, ни движение не помогут: от себя не спрячешься и не убежишь.
Ясно видишь натуру: родился таким дураком и в жизни, как дурак, развивается в дурака опытного и даже образованного. При мысли об этом, что дураками и умными люди родятся и ими так, как родились, так и остаются, встает буддизм с его «ничего не поделаешь» и встает христианство с его верой в возможность переделки натуры и личного спасения.
С этой последней точки зрения даже и Ставского можно спасти, если найти в нем его личную особенность. Вся натура его целиком плохая, он просто по природе дурак, но по христианству в нем должна быть какая-то черта, единственно ему свойственная, благодаря которой добротолюбец может спасти его.
9 Июня. Духов день.
Был у Еголина, и оказалось, что я, написав Сталину, попал в положение хохла, который попросил у Бога сала. Я попросил не реабилитации своего имени у Сталина, а издания книги. Вот это мне и устроили, поручив Еголину мне об этом сказать. А когда я завел у Еголина речь о реабилитации и он прочитал мое письмо к Сталину, то вот тут и оказалось, что в результате всех убийственных волнений мне дали сало. Еголин посоветовал написать Поспелову, редактору «Правды».
<Глубокоуважаемый - испр. на:> Уважаемый Иван Петрович, в конце 40-го года журналы и газеты с легкой руки «Нового мира» начали травить меня как писателя, занятого будто бы пустяками во время великих исторических событий.
Многочисленные мои читатели поспешили мне выразить свое сочувствие, а некоторые из них пытались даже выступить со статьями. Однако их статьи не были нигде напечатаны. Самому же мне, писателю, которого А. М. Горький с некоторым свойственным ему преувеличением называл образцовым советским писателем, защищать себя было неловко. Когда поднятая «Новым миром» травля стала угрожать изданию сборника избранных моих сочинений и V-й том сочинений с 40-го года отодвинули на 42-й, я решил просить у Иосифа Виссарионовича Сталина защиты и обратился к нему с письмом, копию которого Вам посылаю.
На днях т. Еголин уведомил меня, что просьба моя относительно издания моих книг полностью будет выполнена, и т. Чагин заключил со мной договор. Но, к сожалению, я свою сложную просьбу о реабилитации моей идеи в письме к т. Сталину конкретно свел к изданию моих книг и очутился в положении хохла, попросившего для себя после смерти сала.
Вот почему по совету т. Еголина я обращаюсь к Вам с просьбой напечатать в «Правде» статью, в которой будет раскрыто, что моя «природа» не есть стихия, в которой писатель укрывается от своих общественных обязанностей, а является выражением чувства родины, самого нам теперь необходимого. Совсем ничего не значит, что это чувство выражается у меня не всегда в образах обороны или строительства. Напротив, я сознательно пишу по-своему, чтобы читатели не спутали меня с теми писателями, которые пишут на эти темы не по личной охоте, а по заказу.
Я мог бы Вам прислать сотни писем читателей военных, комсомольцев, пионеров и даже прямо с фронта (из Финляндии), что мои зверушки, цветочки и все такое читателями принимаются не как «биология», а как выражение общего многим чувства любви к своей родине.
Я прошу еще обратить Ваше внимание на то, что нет почти ни одного детского журнала, в котором не печатал бы я свои рассказы-басни, написанные так, что их печатают в журналах для взрослых и переводят на иностранные языки. В хрестоматиях, в отрывных календарях, в военных газетах («Красная звезда») Вы всюду найдете пропаганду моих образов природы, воспитывающих любознательность и мужество. Неужели же этой деятельности почти 70-летнего писателя недостаточно, чтобы защитить его от обвинения в пристрастии к праздным мыслям о природе во время великих исторических событий. Для такой защиты достаточно разрешить Вам написать кому-либо статью в 200 строк, объясняющую мое творчество в названном смысле. Я уверен в том, что в результате Вы, как редактор, получите благодарность такую же, как получает ее редактор «Красной звезды». Но, конечно, не в благодарности дело, а в создании необходимого душевного равновесия для осуществления моих литературных замыслов, по моему глубокому убеждению, гораздо более ценных, чем мною сделано почти за 40 лет. С уважением, Михаил Пришвин.
10 Июня. Посылать ли письмо Поспелову? А что если Поспелову нельзя или он ничего не понимает, и я останусь с носом? Не лучше ли (раз печатают и раз не трогают)... самому не трогать?
И как это противно самому свои собственные сочинения разъяснять как патриотические!
Семейный треугольник. Я понимаю Лялю. Бывало, в разгар битвы с Ефр. Пав. она вдруг войдет в разум и пристыдит: - Погляди на меня, с кем ты борешься: кто я такая, чтобы ты, знаменитый, со мною боролся и нападал на меня! - Тогда сердце мое сжималось, и мне казалось, что, обижая эту малограмотную женщину, слепо идущую за мной по моим фантастическим дорожкам, я гублю в себе самое мое лучшее, детское, святое существо. Жалость к спутнику жизни охватывала меня, душа расширялась, и вместе с этим возвращалась моя радость жизни. Теперь то же происходит у Ляли с матерью: не ее она любит, а собой дорожит, всем лучшим в себе, прекрасным миром свободы, и ей кажется, что это ее лучшее обеспечено вниманием к страждущему человеку.
Когда я прочел это Ляле, она была довольна, только спросила меня: - А что если не в маме дело, а в том, что я ее раздражаю и мучаю?
- Я люблю тебя за то, что ты меня любишь.
- А я тебя за то, что ты меня. Где же причина?
- Теперь это нельзя понять, теперь это круг, и причины на кругу постоянно меняются местами.
Вечером Емельянов привел героя Василенко, пришел режиссер Васильев, и наметился тематический план фильма «Охота как школа разведки». Буду изображать из себя Максима Максимовича, Лермонтова и завистника его Мартынова. Семья егеря М. М. - следопыта: Коля (Дедков) и дочь Ксения.
Потому именно она и не выносит половой агрессии, что мужчина это делает вне себя, что в это время с ним нельзя сговориться, и все вызывает страшное воспоминание из детства, когда кто-то из старших, играя, накрыл подушкой: секунду или две девочка была под подушкой, и эти две секунды ранили психику навсегда.
12 Июня. Была в царское время родина из «Нивы» или «Задушевного слова»97, а теперь родина - это глубочайшее обоснование своего личного интереса. - Ты обдумай, - сказал А., - с кем тебе будет лучше, с немцами или с евреями. - Конечно, -отвечает Б., - с евреями, потому что евреев рано ли, поздно ли мы вместим и определим им частную, полезную роль в государстве, а немцы нас вместят и нам дадут частную роль германской колонии. - И пусть, - отвечает А., - немцы нас вместят, и мы будем им полезны. Немцы - скучный народ, мы их будем веселить и характер их изменять к лучшему, и с ними наша культура возродится. А евреи возвратят нас через свой интернационал к тому же золотому тельцу цивилизации... - Спор этот между А. и Б. происходит от неверия их в национальную мощь нашего коммунизма, от неверия в ту «родину», которая вступила в дружбу с социализмом...
Родина как орех с семью стальными скорлупами. Молодец из молодцов народился, раскусил орех, и там, оказалось, сидит Зиночка... - у нас, а у немца - Гретхен.
Соловьеву в «Мосфильм»: - Желаете, чтобы я делал фильм, заключайте договор с таким, каков я есть, а на либретто меня пробовать нечего...
Послать деньги Ефр. Павл.
Зеленый шум. Рассказы охотника.
12 Июня. Обещался Матросову из воениздательства собрать книгу «Военно-охотничьи рассказы» и в Июле заключить договор.
13 Июня. Написал либретто «Охота как школа разведки».
Ляля треплется, как куст на ветру. Смотрел в ее утомленное лицо и думал о себе, что пусть в литературе слыву я за мудреца - там это возможно: ведь и вся литература «слывет». Но как человек я еще только на полдороге, какой я еще человек, если терпеть не могу больных и не страдал за болезнь любимого человека и не видал в лицо его смерть. И даже только думая об этом, содрогаюсь от страха, и жизнь после того мне кажется истощенной и ненужной.
Если раздавит на улице всякого человека, то это создает зрелище ужасное... и привлекательное: все бегут, всех влечет поглядеть. И он тоже бежал со всеми, как все, но когда увидел и узнал в убитом человеке свою любимую женщину и толпа это увидела и поняла, то все стали смотреть на него больше, чем на убитую, и он сразу из жадного зрителя стал жертвою жадного созерцания, как будто его страдание было и больше и интереснее картины раздавленного человека.
А в общем если вспомнишь, подумаешь, расспросишь тех, кто помоложе и участвовал в революции душой и телом, то, право, не дурно было, когда все могли жить как хочется.
Тяжко было потом подчиняться тому Надо, которое пришло вслед за Хочется. Но мало-помалу пришло сознание: делать-то ведь нечего, нельзя вечно жить как хочется. Тут-то вот и началось послушание, т. е. добровольное сознательное подчинение необходимости.
Теперь весь вопрос о возможности возрождения и выявления внутреннего патриотизма состоит во времени: когда наступит достаточный срок послушания, тогда сталинская эпоха будет понята как необходимая для нашего народа школа послушания. Если же время послушания будет сорвано, то нас неминуемо немцы подчинят, и мы будем у них в послушании, пока не преодолеем их плен изнутри.
Но кто же может знать о сроке послушания, никто этого не может, и всякий, начинающий говорить о конце послушания, не изжив до конца свою личную заинтересованность, является не пророком, а претендентом на трон. Вот почему я просто жду срока, жду, когда меня позовут.
Кто-то явственно шепнул сзади меня: - Миша! - Я оглянулся, сзади меня никого не было. Страшно мне стало, и я думал, что там им, наверно, нельзя почему-то, по каким-то особым, нам непонятным законам нельзя с нами общаться, но случается, как при всяком законе исключение, кто [-то] вырвался, изловчился и, увидев меня, шепнул свое: «Миша!»
14 Июня. Сдал либретто и обрадовался: примут - хорошо, не примут - еще лучше.
Приходил Лева и выпросил 50 руб.: пришлось давать...
Одно утешение за весь день, но большое, это что Ляля любит меня до конца, всей душой, и я тоже...
Весь день на Клязьминском водохранилище. Школьники пекли картошку, лес наполнился дымом от сотен костров. Играл оркестр. Удивительно было видеть, как скоро можно испоганить природу и детям не получить ничего, кроме баловства. Папанин не приехал, мы с Мантейфелем сказали пустые слова о родине.
16 Июня. Теща выздоровела. Ее «классовая теория» в ее устах невыносима, в устах Ляли весьма приемлема. Дело в том, что Ляля очарована старой Россией, в частности, средним дворянством за его христианственность, а теща господством [порядочных] людей над «хамами».
С этим чем-то нельзя согласиться и к этому чему-то нельзя приспособиться никому: это что-то должно пройти, как проходит болезнь. Я старался, сколько мог, очистить свою душу от этой неприязни к чему-то, я сбрасывал годы с себя, стремился, совершенствовался, достигал, и ничего не выходило: что-то оставалось между мною и ими.
Только мало-помалу это определилось и стало ясным для них и для меня: это что-то, замаскированное словом «природа», было живое чувство к хорошим людям, от которых я произошел, то лучшее, что я храню в себе и чего у них нет и без чего им тоже не жизнь, это что-то есть живое чувство родины. Вот это что-то и разделяло нас... Вот почему меня вообще в советское время не трогали, хотя и не любили, и вот почему мне всегда чувствовалось, что если погубят меня, погибну я - погибнет Россия.
В Лялиной душе я, как в зеркале, увидал свою душу во всей ее ясности и простоте.
В Ляле есть женское существо «в себе», и это есть сопротивление всякому действию, понимаемому как насилие над собой. Такая вся техника, и она бежит от всякой техники, как курица от петуха.
17 Июня. Вдруг понял происхождение «что-то», мешающего развиваться свободному искусству и любви к родине. Это то самое, от чего Крупская возмутилась на то, что я своего утенка назвал стахановцем98. То самое, что, напротив, поддерживает романы Гладкова. Возможно, это же самое прекратило и деятельность Горького как художника, во всяком случае, стояло на [его] пути. Это же самое побудило удавиться Есенина и застрелиться Маяковского. Это же самое было в РАППе и теперь, переменив личину, создает всеми признаваемое «неблагополучие» в искусстве.
Это «что-то» возникло внутри секты «Революционная интеллигенция» и выражалось в запрете личной жизни: сначала, мол, сделаем для всех, а после того для себя. Жизнь искусства с улыбкой обходила этот запрет, но в 17-м году искусство, как выражение личного начала человека, погибло.
С тех пор искусство не может оправиться, и за все 23 года существования советской власти единственный Михаил Пришвин писал от себя, а не на тему извне навязанную. Он скромно начал писать охотничьи рассказы и, когда это у него хорошо вышло, задался целью написать о хороших людях прошлого времени против всеобщего обязательно-отрицательного отношения к прошлому. Так создалась «Кащеева цепь».
Тема «о хороших людях» как чувство родины, в сущности, и есть содержание понятия «природы», изображение которой извне является темой Пришвина. Это личное чувство родины в поэтической форме достигло высшего своего выражения в «Фацелии», и тут это живое чувство встретилось с тем пережитком, который сектантская интеллигенция выражала в формуле: «сначала для всех, а потом для личного».
В ближайшее время по выходе в свет книги «Фацелия» надо ожидать статей погромных против себя, но они коснутся лишь поверхности и не смогут вытравить скрытой правды чувства любви к родине, столь необходимого нашему времени. Это будет борьба реакции против современности, и слегка можно надеяться, что это сообразят и прямо-погромных статей не допустят. Но, кроме того, можно чуть-чуть надеяться даже и на то, что произойдет чистка вроде РАППовской и как тогда я выскочил из РАППа с «Жень-шенем», так теперь выскочу с «Фацелией». Если же так не случится и насядет «реакция», то проглотить они меня не проглотят, потому что я ерш и с хвоста если - подавятся, а с головы я не дамся: пусть-ка посмеют разбирать мою «Фацелию» как художественно плохое произведение.
Вся моя задача теперь не расстраиваться от возможно погромных и обидных статей - в этом весь секрет: не обращать никакого внимания, сидеть и сидеть с твердой задачей пересидеть «что-то», как пересидел РАПП. Ни в коем случае, однако, не надо зарывать голову, как страус, в песок, а за всем следить и всякую атаку встречать контратакой. Дело не шуточное, происходит борьба за родину: именно так теперь все и сходится, что стоять за себя теперь значит для меня - стоять за родину.
Явилась мысль встретить выход «Фацелии» статьей о Родине в «Лит. газете» и направить ее Еголину.
Современная тема (вырезка из газеты):
«Что же сказать о писателе, который сегодня, в эпоху, когда социалистическое творчество народа победно бьет ключом, не умеет замечать и изображать его по-настоящему, уходит от современной темы?»
<Приписка: «Из передовой «Лит. газеты» от 15/VI41»
<Приписка: Эпиграф.>
Бывает, писатель придет и скажет слово, а 99 слов унесет с собой невысказанных. Но за эти 99 слов невысказанных не он отвечает, а среда, его окружавшая.
камню.
- Я знаю, - вы говорите.
Я же вам говорю:
- А я его видел.
Да, вы знаете о нем от других, из книг, я же сам лично не одним умом, а всем составом своего существа принял в себя его образ.
Так вот и в споре о современности темы, в этих направленных лично ко мне упреках в том, что я ухожу в «край непуганых птиц» от современной темы, я отвечаю и спрашиваю:
- А вы кто такой, знающий о современности по слуху, по газетам, по чтению, или носите в себе образ современности?
Друг мой, давайте согласимся забросить упреки в отношении современности тем, а найдем какой-нибудь иной критерий для оценки художественного произведения. Я знаю хорошо, если вы считаете мое произведение не эстетически только ценным, а органически, то я это готов утверждать тысячами примеров и фактов о том, что произведение мое современно, что оно могло на вас воздействовать только потому, что внутри этого произведения, будь оно написано о чем угодно и означено какою угодно отдаленной от современности темой, внутренняя тема его всегда современна.
Без современности, заключенной в произведении, не может быть влияния на читателя.
А если внешняя современность темы не есть показатель истинной его современности, то, может быть, мы изберем другой критерий, скажем, влияние на читателя. Но... поработав почти 40 лет в литературе, сколько теперь могу я назвать очень влиятельных писателей, от которых теперь ничего не осталось: куда девался «Санин» Арцыбашева"? Этот роман теперь невозможно прочесть.
За эти 40 лет жизни с пером в руке, встречая и провожая карьеры знаменитостей, сколько раз я задавал себе вопрос о той почве, на которой я держусь. Вот, положим, все критики меня хвалят и превозносят - могу ли я это принять и на этом стоять? Конечно, нет: критики могут ошибаться и подменять внутреннюю современность моих произведений своей эгоистической конструкцией. Массовый успех, как я видел по многим, тоже не ручательство за современность.
Позвольте, на чем же стоять честному писателю, не желающему занимать чужое место.
О, друг мой, в этом же и есть весь ужас, весь кошмар существования художника: он вечно идет по канату, каждое мгновенье готовый полететь вниз и разбить себе голову. Только зная это, можно понять, почему во всяком обществе во все времена удачливый артист награждается больше других.
Я думаю, это не всегда его самого награждают, а просто, чувствуя все великие трудности на этом пути, спешат наградить и того, кто на этого хоть мало-мальски похож.
Друг мой, даю вам честное слово, что и сейчас, после 40 лет писательства и всяких признаний, я все еще иду по канату и если могу о чем говорить, то исключительно о балансе своем. Моим балансом было чувство природы и чувство где-то существующего друга. Очень недавно я открыл, что чувство природы во мне значило чувство родины и это чувство определяло мое родственное внимание, а чувство друга - это было из моего писательского ожидания читателя. С этими двумя балансами в одной и другой руке я шагал по канату, и достигаемое равновесие я понимал в особом чувстве современности.
В чувстве жизни есть непостижимое для разума противоречие, знаешь, что все люди смертны, все умрут, но о себе чувствуешь, будто я в отличие от всех как-нибудь проскочу и миную неминучую беду. Так и в чувстве современности для разума кажется так ясно, что современное, положим, эпохе Пушкина не может быть современным эпохе социализма, но чувствуешь, будто современное пройдет, а я как-нибудь с Пушкиным через неминучую смерть проскочу.
18 Июня. Поэзия и политика.
Никогда в литературе так далеко не расходились поэзия и «проза», как в наше время. Да оно и понятно: необязательно для всех обладать музыкальностью или поэтическим чувством, между тем как жить хочется всем. И с точки зрения экономиста или политика, имеющего в виду именно всех, роман, обходящий поэзию, чтобы именно всех ознакомить с задачами современности, - этот роман, имеющий значение доклада для всех, является гораздо более ценным, чем поэтическое произведение, доступное лишь для тех, кто обладает поэтическим чувством.
Одно дело - быть поэтом, другое дело - понимать поэзию, третье - не понимать поэзии и судить ее наравне с «прозою», т. е. докладами для всех на заданные темы.
В голодное время мне пришлось года два зарабатывать себе существование трудом деревенского учителя100
<Приписка: С другой стороны, и так было: за 40 лет написал 5 томов и продал их за 150 тысяч. И написал сценарий «Хижина старого Лувена» и за [один месяц труда] получил 150 тысяч.>
Не раз я обдумывал это и, в конце концов, пришел к выводу, что это правильно: я не прямо за рассказы свои получал плату, а я получал аванс за то произведение, которое я должен дать обществу как настоящий художник. Настоящий артист заслуживает, а я, еще не настоящий, получаю как поощрение и за это должен когда-нибудь расплатиться...
<Приписка: Вы скажете, это я только такой, особенный [может глупый человек.] Нет! Я только больше других сознаю, а кто не сознает - тот живет в такой суете от аванса, что никакой [человек] этому состоянию не должен завидовать: [не жить, а бегать и требовать].>
Так вот прошло почти 40 лет литературной деятельности, а я в глубине себя все еще сомневаюсь, оплатил ли я свой аванс, и без этого чувства неуверенности в праве на существование как-то и не могу жить. И теперь, после 40 лет труда, каждый рассказик свой отправляя в редакцию, в глубине себя одеваюсь в рубашку сомнения. Но они прекрасны, эти рубашки, они состоят из крови и нервов настоящего артиста...
И когда я нахожу в себе это сомнение - я артист.
На Ордынке стон, плач, истерика: женщины провожают новобранцев. - Сколько в человеке любви! - сказал я. <Вымарано: - Это не любовь, - ответила Ляля, - любовь подавляет эгоистический центр, а это эгоизм. - Неправда, - воскликнула теща, -не все любовь, но в этом плаче есть и такие, кто истинно любит. - Знаю я их, - сказала Ляля, - я их три года видела. - Кого их?- Крестьян: все они свои сундуки любят. Так вот и Ляля, тоже в горячке говорит совершенно противное своей природе {В авторской машинописи 1943 г. рукой В. Д. Пришвиной приписка: «Я говорила нехорошо, но одно верно было, это протест против сладости отдачи своему горю, в то время как это горе отнимает последние силы у уходящего. Истинная любовь провожает не только на войну, но и на казнь с твердостью, а не с разъедающими душу слезами».}.>
Переезд на дачу. 1) Работа над Горьким. 2) Кавказские тетради. 3) Машинка - лента - бумага, копирка, чернила, резинка, вторая тетрадка чистая. 4) Интимные дневники. 5) Бритвы. 6) Фото. Два аппарата, пленка.
В «Красной звезде» не напечатали мою статью о Горьком из-за того, что в письме Горького от 24 года говорится, что в Германии живется плохо. Вот те и фунт, а давно ли все были уверены, что война на носу.
Когда я наговорю Ляле дерзостей, то она, вспыхнув, вскоре начинает меня жалеть: она угадывает, что я от себя больше страдаю, чем она от моей дерзости. А еще, может быть, она глядит на меня, как на ручного воробышка: вот он вспомнил былую вольную жизнь, встрепенулся, взлететь хотел и одумался: тут везде лежат зернышки, а там их поди искать, и как трудно это и как не хочется... И он нахохлится, а она пожалеет...
Говорят, что от себя уйти невозможно, а еще говорят, будто писатель может куда-то уйти от современной темы.
20 Июня. Валерия {0 июня - именины В. Д. Пришвиной.}. Глухово.
Все эти рыдания женщин у призывного участка, и улыбки в слезах у мужчин, и вопли, и поцелуи взасос - все это еще была не любовь, а скорее начало разрушения эгоистического центра, прикрывающего собою любовь. В момент утраты физически близкого существа в том месте, где прошло разделяющее отсечение, начиналась любовь, и это рождение целебного чувства из боли сопровождалось конвульсиями физического страдания.
- Это еще не любовь! - сказала Ляля.
- Но это рождение любви, - ответил я.
Стал поздравлять, а она: - Подожди, дружок, придет минута, поздравишь, а это не поздравление. Так-то нас и Алек. Ник. поздравляет.
Пришел вечер: я гулял в ржи и нехорошо думал. Когда спать ложились, мы объяснились, и я понял, что я неважный человек.
- Неважный я человек, - сказал я, - и все хорошее мне пришло от тебя. - Это верно, но только задатки у тебя хорошие.
И я поздравил ее.
Так можно изобразить именины.
убирают покойника в гроб: по времени нужны рыдания, а он петь и плясать собирается...
21 Июня. Но вот тут и есть главный вопрос: а если он поет и пляшет не для собственного своего удовольствия, а чтобы живые предоставляли мертвым погребать своих мертвецов101 и взялись бы с большей охотой и покрепче устраивать жизнь. Да, если так, если жизнь продолжается, то один пляшущий будет более современным, чем тысячи плачущих. Если так, то и Пушкин, внешне как бы несовременный своей эпохе, изнутри был ей более современным, чем все его «современники».
Итак, если время мерить не хронологически, а тем, чем оно чревато, то не так-то легко нам будет назвать современную тему.
Я бы и не стал этим заниматься и выказывать претензию на понимание современной темы, если бы уже почти 40 лет не носил в себе современность и все 40 лет не знал того, что есть непременно друг, который меня понимает. Вернее скажу, бот именно друг-то мой и был источником моей уверенности в том, что если я напишу хорошо, как следует, то тем самым непременно и буду современным писателем.
Так я и определю, что моя вера в друга была источником уверенности в своем современстве, и эта вера мало-помалу стала привлекать ко мне читателя, и я в этом читателе находил почву для материализации веры своей в друга.
Вчера по приезде в лесу с какой радостью встретили меня друзья мои, и особенно свечки на соснах как будто прямо шептали, узнавая, и спрашивали: где же ты пропадал?
А цветы! все цветы от жарких дней встали, как мертвые воскресли: фиалки, первые цветы и бутоны ландышей сошлись с мячиками одуванчиков, земляника, акация, ранние весенние цветы сошлись с летними; черемуха, - начало весны - сошлось с концом ее: цвела сирень.
Клава.
- Штрафуют ли? - Нет - раз только было. Не штрафуют, -что я все-таки женщина: улыбнусь, а он и помягчеет. Они к женщинам не такие. - А за что же раз-то вышло? - Да так вышло, сама виновата. Он говорит: порядок, а я ему: ты, деревенская рожа, давно ли из деревни, еще о порядке стал говорить. А он на это: - Ах, так! давай десять рублей. - Не дам, говорю, а он: - Права отбираю. - Подумаешь! - десять рублей и отдала. -Давно ли шофером работаешь? -IVa года, а хочу бросать. - Почему? - Перспективы меняются. - Замуж выходишь? - Похоже на то. - За кого? - За машиниста. - Хорош? - Приглядываемся: гуляем 3 года. - Не пьет? - Вот тут-то и есть. - Да что? - Да что не пьет: самое главное. Дом у него. - Ты с Мишей или уйдешь? - Уйду: дом хороший. Он говорит мне: «Ни одного часу шофером не будешь: каждый час тюрьма может. Ты женщина, ты должна смену готовить». Только я дома сидеть, в мои годы -вот еще, дома! ха-ха-ха: я и портниха хорошая, и хозяйка хорошая. - По любви? - Я этого не понимаю, и бывает ли это? я до 25 лет дожила и не понимаю. Может быть, оно и придет. Это раз в жизни, говорят, бывает. - А как же если ты выйдешь, а он придет? - Я на это вам никак сказать ничего не могу. - А как же поступишь? - Если вышла, так понимаю, надо жить. - А если это один раз и придет? Стала колебаться и говорит: - А то: недорого достался, недорого и расстаться. - А что же, и он тебя не любит? - Нет, он по-другому говорит, только не верю. - Почему же ты не веришь? - По себе сужу: я без сердца иду, значит, и он тоже. Да я и не жалею, он в слезы, а мне хоть бы что. Я их и не жалею, я гуляю и поверну. Извините откровенно, они все по-хорошему гулять не хотят, а мне себя изнашивать неохота. Я приду, сплю, не знаю бюллетени, сплю: приду, сплю. - Что же ты, Клава, тебе так хорошо, а ты замуж выходишь? - И не выходить нельзя, время идет, пропустишь и останешься старой девой. - Ну, ты старой девой... - Жизнь пройдет, и останешься так: и любви не узнаешь, и да и так...
И принялась хохотать (мефистофельский смех - выразить: шаг от трагического до смешного).
<Приписка: Как там муж - я не знаю, а что хозяйство будет хорошо - это факт. - Да так не из квартиры ли вся эта любовь? -А как же, вы же видели, наш домик разваливается, и Миша сказал: мужа в дом не приводи.>
Красота обыденной жизни (порядка).
22 Июня. Вторые сутки холодно и дождь, зато не летают комары и не выползают клопы из щелей. Рожь выколашивает-ся. Кукушка трудится с утра до ночи, выбивая нам годы. Душа становится на место.
Вчера сам отколотил щиты в своем доме и освободил окошки. Ляля загорается желанием устроить домик.
Начало изучения ландшафта Старой Рузы: мост через р. Москву перейдешь и с шоссе свернешь на тропинку к маленькой лесной речушке Вертушинке. По хорошим кладочкам в три бревна с поручнями переходишь ручей, и перед тобой станет как зеленая ширма высота крутого древнего берега р. Москвы. Налево от мостика вверху высота прямо как ширма стоит, направо она выступает взлобочком, и по взлобочку наша тропинка поднимается круто вверх к церкви на высоте. Почти рядом с церковью, чуть полевей - городище древнее в соснах, самое высокое место, и отсюда с кладбища вид открывается такой замечательный, каких поискать во всей Московской области и едва ли найдешь. Уверяют, будто место это было родиной Ивана Калиты, собирателя Руси, и это до того правдоподобно становится, как глянешь с высоты на лесные угодья, что самому захочется идти с мешком Русь собирать.
У нас с Лялей общая и самая русская черта в характере - это органическая неприязнь ко всякому господству над людьми и даже над имуществом. Вот сейчас Ляля с квартирой в Москве и с домом в Рузе уже начинает тяготиться всем этим. Я же, мне думается, во всякое время готов кого-нибудь наградить своим имуществом и освободиться от всего. Мы с Лялей лесковские «праведники»102.
У нас с Лялей чувство красоты опирается на природу, у тещи на порядок. Увидав наш домик, она воскликнула: что это будет, когда к этому присоединится порядок! Был у нас спор об этом долгий. Человек она умный, но ограниченный, и потому держится за порядок. Вся мудрость немца содержится в порядке, этим порядком он и господствует. Русский не выносит порядка и мудрость свою находит в послушании (своеволие - это один из этапов к послушанию).
<На полях: Человек есть то, о чем он думает (сказала Ляля, а может быть, Олег).> {В авторской машинописи 1943 г. рукой В. Д. Пришвиной приписка: «Нет, он сказал так: “любит человека тот, кто любит мысли его”, что, впрочем, по существу то же самое».}
А может быть, и в самом деле мы с Лялей и лесковские «праведники» не представляем собою типов народного характера, а нас теперь переживает русский народ как духовных представителей своего средневеково-кустарного прошлого.
Напротив, большой хозяин (Капитал или Социализм - все равно) создают вещи, независимые от склада способностей и характера их производителя.
Вот я, как художник, чувствую в обезличении продукта смерть всякому искусству, я борюсь за личность художника и тем самым борюсь за все искусство, за всю родину свою.
Но именно вот родина моя перестала быть кустарной, и если художник выходит за пределы своего ремесла и хочет представлять всю родину, тем самым он проповедует реакцию.
Если же он, упрямец, все-таки убежден в необходимости проповеди связи личности человека и его произведения, то он должен привести доказательства всем понятные в том, что торжество личности связано с движением вперед общества, а не с реакцией...
вообще думать нечего: личность независима...
Так и решают у нас задачу о личности: создай благоприятные условия для всех, а личность сама собой определится. Но вот пришло время и в искусство, во всем искусстве неблагополучие: личности нет, и нет искусства. Что же из этого, неверна ли теория, - устроить всех, а личность устроится сама, или теория верна, но практика плохая: именно все неустроены, потому и личность не образуется.
Искусство есть средство образования личности.
Жизненная миссия искусства есть образование личности.
Почему кустарь есть образованное существо без «образования», а пролетарий необразован в образовании? Вероятно, церковь есть мать кустаря, и отсюда пришло его образование, и на этой основе (церковно-народной) развилось искусство.
Ефимов, механик, сын хозяйки нашей в Глухове, сегодня около двух дня вылез из клети и сказал: - Знаете или не знаете? -И увидев, что не знаю: - Сегодня в 4 утра фашистская Германия... и пр.
И все полетело...
Первое было, это пришло ясное сознание войны как суда народа: дано было почти четверть века готовиться к войне, и вот сейчас окажется, как мы готовились.
Еще подумалось о причинах, что, вероятно, Гессе договорился с англичанами103
Еще думалось, что немцам будет не так легко, что ведь... Одним словом, через несколько дней все будет видно: если наступление немцев будет задержано, то едва ли у них что выйдет, если же... Ничего не скажешь, суд скажет, все мудрые стали глупенькими перед этим судом.
Мои женщины при своем «вегетативном неврозе» не только не испугались событий, но Ляле как будто только этого и не хватало: - Ты увидишь, - сказала она, - какая будет твоя Калерия-Валерия.
Вечер пришел солнечный, мы с Лялей гуляли вдоль колосящейся ржи, и она меня убеждала в это время внимательней быть в отношениях, копить свое лучшее, теснее сходиться друг с другом. От этого мало-помалу мне стало приходить сознание, что, может быть, мы стоим у порога такой радости, какой я не мог даже предчувствовать.
Не забыть, что в ночь накануне войны Ляля видела сон и рассказала его мне. Видела она на небе бриллиантовый крест и Пресвятую Богородицу, и все в том значении, что наступил конец чему-то и открывается завеса в иной мир.
«Очарованный странник» кончает пророчеством войны, что человек, живущий сердцем, и непременно должен стать пророком. И так я увидел ясно в Ляле своей очарованного странника.
23 Июня. В Малеевке ждут с волнением вестей по радио. Включают проверку времени, и часы в ожидании кажутся, будто это время шагает. Но мало было вестей, почти ничего.
Стало казаться, будто мы (!) и можем немцев разбить. Это похоже очень на 14-й год. Но сделается все не по-нашему. Даже и наши праведные страдания не будут на суде этом приняты в оправдание, потому что дело не в нас, а во всем человеке в его существе - вот в чем дело. Поди, узнай время, и не узнаешь, и соврешь, лучше представь себя каким-нибудь жучком на коре дерева или до какого-нибудь глазочка в трещинке, смиришься -и может быть, войдешь в себя и, войдя в себя, что-нибудь увидишь извне.
Раньше я держался того, что за войну кто-то должен ответить и быть наказан. Так я понимал нашу революцию 17-го года и понимаю войну 41-го года как продолжение той. И в неуклонной охране этой идеи возмездия состоит все значение Сталина, и в восстании на эту идею за легкомыслие гибли враги Сталина. Я так думал, но приходит неизвестный и говорит:
- Взяв на себя право суда над делом войны, вы, гордецы, не найдете виновников, и война на земле будет продолжаться, пока не скажет каждый из нас: я виноват.
- Возможно, если каждый войдет в себя и не будет ни о чем судить отвлеченно: основной грех человека состоит в заботе о всех. Нужно так устроить общество, чтобы отношения в нем были только личные и все фабрики работали не для всех, а на личный заказ.
- Значит, не надо и машин, потому что машина содержит в себе идею работы на всех в концентрате. Так получаются две веры, одна вера в безликое человечество, другая в самого человека, в живущую в нем божественную личность, совершенству которой удивляются даже ангелы. Вокруг веры одной нарос капитализм, вокруг другой - коммунизм. Если бы мог коммунизм определиться в личности, а капиталист стал бы работать для всех, тогда бы и наступил мир между коммунистами и фашистами.
- Отсюда открывается, что ни в том, ни в другом нет полной правды, и, значит, должна быть война.
- А, в конце концов, должны открыться опять какие-то заманчивые просторы на пути человечества, сделать все отношения между людьми личными.
104 Гитлера и не поверил искренности, как, наверно, у нас и никто не верит. Думаю, что Гитлер войной с Россией хочет заработать себе мир с Англией. А впрочем, как и в 1914 году, чего-то мы не знаем.
25 Июня. Холодные дни. Золотистые северные зори.
- Красиво! - сказал я.
- А я не люблю, - ответила Ляля, - эти зори для оккультистов, в них добра нет, любви, а красота без любви - вот это им, оккультистам, может нравиться. Может быть, и бог даже есть в этом, только холодный, неправославный.
- Нет, нет, земная жизнь насквозь погублена, кончается...
- А цветы?
- Цветы не земля, цветы от нездешнего мира. Вот то-то и удивительно, непонятно, как это может быть на земле, откуда это все, - вся природа?
Чирикают трогательно в застрехах молоденькие воробьи. На свежем, дымящемся пыльцою побеге сосны блеснула в булавочную головку капелька ароматной смолы.
не весь и от этого не чувствую нравственного удовлетворения.
В Малеевке в ожидании 12-часовой передачи рассказывал Лундбергам о своем большом хозяйстве и Лялином маленьком, в котором продукт остается в ведении его производителя. А по радио передавали глухо о больших сражениях.
Из Москвы вести: река женских слез. И скоро с фронта, река мужской крови. Расставаясь, плачут даже и молодые парни этими женскими слезами: прошибает мужа, и на время он становится женщиной, и в этот момент будущее геройское дело кажется маленьким. Уложил две перемены, ножик, вилку, ложку, еще кое-что, простился, глянул в последний раз на домик, на две березки, и эти березки пошли с ним и остались в сердце до смерти: в последний миг расставания с жизнью в несказанной красоте и доброте станут перед ним эти березки.
От нас скрыты разумные расчеты, мы не можем понять, какой смысл, даже просто расчет у германского вождя выставить всех своих рыцарей против нашей несметной азиатской орды. Неужели расчет на крах коммунизма, с которым рано или поздно непременно придется сражаться и самой Америке? Неужели Англия им сказала: «Если свергнете и устроите свой порядок в Азии, мы помиримся». А нам сказала: «Если вы разобьете Германию, берите проливы».
Но если мы разобьем, разве не вспыхнет в Европе революция? Неужели же борьба с Германией закрывает и Англии глаза на борьбу с революцией? Может быть, так и разумно: основной враг, Германия, будет кончен, а с другим после как-нибудь. Впервые понимаю тех, кто давно говорил о неминуемой гибели Гитлера, только они понимали это с точки зрения «вечности рубля» (капитала), а я понимаю гибель из-за расхождения с Россией: наша империя погибла из-за расхождения с Германией105
Но как провалились мы тогда с нашим патриотизмом...
Сейчас коммунизм до очевидности сидит целиком на отечестве, а отечество состоит из очарованных странников, работающих кое-как по случаю на конюшнях человечества...
Теперь у них единственная надежда на очарованного странника, в его слепой для настоящего и устремленной в будущее силе. И так странно приходится: сопоставляются сейчас в борьбе эта слепая для настоящего и устремленная в будущее русская неограниченная сила и другая сила - германца, ограниченная злобою дня. Кто скажет теперь, что выдвинет на очередь современность истории: своего очарованного конюха, пророка или же блюстителя злобы дня и порядка, германского рыцаря? Но одно верно, что кто бы ни победил в этой борьбе, истинная победа будет в единстве очарованного конюха с рыцарем злобы дня.
26 Июня. Проходят дни. Вестей мало, но каждый по-своему дополняет своей легендой. Лундберг чуть ли не лично знаком с Лютером и любит его, но... Лютер брак считал раем, но когда у какого-то короля от такого брака не рождалось наследника, он допустил конкубинат*...
И так все немцы ставят впереди личности государство: из этой идеи и вышел фашизм. Так было сказано для возражения мне о миссии немцев внести в жизнь порядок и вещи расставить на свои места.
- А что они сделали с Францией!106 - воскликнула Елена Давыдовна, - была веселая страна, и нате вот порядок. Вы понимаете «довлеет дневи злоба его»107 как порядок, расстановку вещей, а это неверно.
- Я понимаю «довлеет дневи» как всю жизнь, все ее будущее и прошлое, собранное в текущее мгновенье, похожее на виноградную лозу. Нет, «довлеет дневи» состоит не в расстановке вещей на земле, а в повороте будущего в настоящее.
И еще мы говорили о том, что хотя по внешности коммунизм пользуется теми же приемами, как и фашизм, но по идейному содержанию фашизм и коммунизм противоположны, цель фашизма - государство, цель коммунизма - личность.
А читали речь Черчилля? - Читал, но не понимаю, чему он радуется: победа над Германией означает революцию в Европе и коммунизм с его диктатурой пролетариата. - Этого они не боятся: фашизм себя показал...
(Люди совсем простые, живущие по слуху, говорящие на слух (народ), не верят Англии и боятся заговора, а «разумники» и раньше были с Англией против немцев - эти верят.)
- Главное - возможность его для человека на земле, ты же все земное считаешь как зло и рай возносишь туда, на после смерти.
- Нет, я думаю, рай начинается здесь и туда продолжается.
- Я тоже так думаю. Но ты слишком часто стоишь опустив руки перед злом и относишь лучшее туда, в то время как деятельный человек преодолевает зло частично здесь на земле и надеется, что в будущем его преодолеют. Ты, опустив руки, ждешь спасительной катастрофы, Страшного Суда и прекращения борьбы со злом при торжестве добра. Все это верно, только нужна воинственная деятельность: война. Вот мы с тобой повоевали, победили, достигли своего и вновь затеваем борьбу. Я боюсь, что 99 сотых «того света» создано в утешение слабым, убогим, больным, несчастным, неудачникам и только 1/100-я людьми деятельной веры в будущую жизнь и в Бога.
- Благодарю тебя за напоминание о деятельной вере, это все верно. Только я-то говорю ведь о томлении, том самом томлении души ап. Павла, когда он ждал смерти как разрешения этого томления. Немногие могут преодолеть смерть радостью, большинство умирает в томлении.
- А если немцы вот уже пятые сутки не могут продвинуться, то, значит, трудно...
К этому кто-то напомнил о рассказе пленного немца. И вроде как бы зашевелилась надежда на спасение. И прежние пустые «патриотические» слова о доблестной Красной армии получили живой смысл.
А не то ли для писателя значит быть современным - быть искренним, а быть искренним - быть в личном соприкосновении с тем, о чем пишешь?
Если производитель силою самих вещей (условий современного производства) вынужден разлучиться с продуктом и создаваемая штампованная вещь ничего уже не говорит о творце, то разве этим отрицается творчество? Напротив, человек, окруженный для своих удобств службой безликих вещей, разве тем самым лишается он возможности творчества? Наоборот!
молодостью.
Как хорошо пошел роман и те же темы, но почему же хочется о том же самом нового, современного? Те же розы, то же яблоко, тот же ветер, та же девушка, а хочется, чтобы о том же самом написал нам человек. Мало того, хочется посмотреть на него, выразить личное свое восхищение и самому сомкнуться с ним в творчестве. Начиная с Горького сколько таких святых в бескорыстии писем я получил от друзей в то самое время, когда официальные представители называли меня несовременным писателем.
Верно ли вообще для искусства? но для себя чувство своей современности, нужности, полезности и устойчивости я получил только от встречи с читателем-другом.
27 Июня. Бродит в душе, как в целом мире, всходит на тех же самых дрожжах мысль и решение. Сходятся все времена, все мысли к необходимости решения, и знаешь, что нельзя его выдумать, и ждешь сигнала со стороны, и шепчешь: да будет воля Твоя!
Слушали скупое радио, и слова «мы отступили в Шавлин-ском направлении» зажгли огонек в чьих-то глазах, и я перехватил его и прочитал все, что было на сердце и на уме у этого слушателя. Тут было полное сомнение в нашей победе и уверенность в близкой катастрофе. Я подхватил блеск этого огонька еще при передаче речи Черчилля о том, что немцы сосредоточили огромные силы на границе России, и то же при словах Идена о том, что немцы хотят овладеть Россией, чтобы бороться с Англией.
читателей, рукописи. Вот это самое, накопляясь в народе, и возбуждает общую всему народу силу, называемую патриотизмом. Но как мало теперь этого самого материала патриотизма, создавшего когда-то отечественную войну108. Теперь отечество социалистическое, т. е. эта сила патриотизма должна произойти не из стихии, а из организованности людей. С этой силой идут фашисты, и этой силой будут сражаться с ними социалисты.
Кто-то, советуясь, высказал мысль, что свободному от службы человеку, писателю, теперь хорошо бы уехать на восток, напр., в Свердловск. - Напрасно, - ответил другой, - теперь война построена вся на организации, а не на вере в стихийные народные силы. Если организация сразу развалится и Москва будет взята, то после Москвы ничему не собраться и останется соглашение с немцами... Спешите собрать свой патриотизм до Москвы.
28 Июня. И еще день в напрасных поисках печника. Кончилась внезапно Малеевка: ночью был вызван директор в Рузу, и ему было ведено распустить «творческий дом» и переоборудовать его в дом детей от 2 до 7 лет. Нас поставили на снабжение, и Ляля от этого пришла в восторг.
Статья в газету о родине. Письмо другу на фронт109.
«Красной звезды» в Апреле этого года прислала мне письма красных командиров, вызванные моими охотничьими рассказами, помещенными в этой газете. Среди этих писем было одно, которое я причислил к своему золотому фонду. Правда, какой художник может с уверенностью сказать, что слава его скоро не померкнет, что слово его, принятое на короткое время за настоящее золото, не окажется <зачеркнуто: подделкой> лигатурой.
В практике своей литературной я находил два выхода из состояния тяжких сомнений. Первый выход был в том, чтобы самому признать все написанное допреж того лигатурой с тем, чтобы следующая книга была непременно золотом. С годами это сильное средство ослабевает, потому что новая книга становится старой и попадает тоже в число лигатурных. Но вот что составляет несомненно золотой фонд и я храню его как надежное основание моей деятельности: этот золотой фонд моей литературной деятельности составлен из писем читателей. Вот одно из таких золотых писем, полученных мною.
Письмо красного командира.
Ну вот, дорогой друг, пришло время ответить мне на Ваше письмо. Я не сомневаюсь, что Вы теперь на войне и, может быть, умираете за нашу родину где-нибудь в лазарете Понимаю, что, может быть, Вам теперь не до того, но всякая боль дает своим невольникам отпуск, и тогда вдруг в необычайной красоте, какую в обыкновенной жизни никогда не чувствуешь, встанет родной домик с березками Мне было даже так, что березки эти навстречу мне протягивали веточки и елки шевелили лапами темными. Вспомните в такую минуту своего старого друга, живущего среди родных вам цветов, и, если сами не можете, попросите сестру прочитать вам это письмо Друг мой, я убедился, что то чувство природы, которым оба мы одарены, есть не что иное как чувство родины, такое сильное, искреннее, что его можно выразить в мирное время образами самой же природы или же во время войны
Я испытал неприличие славы во время той германской войны. Тогда все газеты меня уговаривали писать о войне, я боролся, как мог, но трудно было быть [отказываться], я писал, и у меня так плохо выходило, что стыдно было читать. После многих напрасных усилий я решил сам на себе испытать весь ужас войны, сделался военным корреспондентом и направился на фронт в Августовские леса110
29-30 Июня. Пишу о пережитом в воскресенье в понедельник в 7 утра, когда пришел в свой дом в ожидании печника и впервые начал писать в своем доме. Мои первые слова в своем доме, что свой дом - это несовременно и уводит в прошлое, из которого вышла современная война. Свой дом - это лозунг фашистов, а у нас «свой» значит «наш». Наше «свой» означает земное основание лестницы вечности Да, я вечность чувствую: она есть. Но земная жизнь наша, очень короткая, для того только и существует, чтобы успеть установить лестницу в вечность. Каждому дана возможность срубить лестницу, но только каждый должен срубить ее сам И вот только в этом смысле я называю свой дом: свое собственное начало лестницы, даже просто ступеньки лестницы в наш дом.
Прилетела птичка на подоконник и своими глазенками сверкающе-живыми, своими резкими движениями, перышками, ножками поразила тещу, и она весь день думала о странности такого напряжения жизни во время ужасного губительства на войне человеческой жизни. А что я высказал желание пить чай 1-го сорта, а не второго, то это она приняла за мою шутку.
- Кушай на здоровье' - говорила мне мать, и, Боже мой' как я уплетал и какое божественное здоровье получил я. Такое здоровье, что в самой жизни земной нашел жизнь небесную.
Убежден, что человек сам в себе содержит вечность и вся земная жизнь для того существует, чтобы он догадался об этом и сам своими руками построил бы себе на земле лестницу в вечность.
воевать, то надо его победить. Правда, и нам не сладок большевизм, но у нас в силу даже самой идейной незавершенности открыта дверь к движению духа, а немцы, какими они теперь являются, - эгоизм ограниченности, закрытая труба. Что делать? мы должны победить
Смущает мысль о том, что нашей победой не мы воспользуемся, но это смущение по мере хода войны проходит.
Всех ободряет, что началась вторая неделя войны, а немцы не движутся лавиной, как думали Является надежда.
1 Июля. Весь день с утра до ночи в поисках печного прибора В Сельсовете предлагают купить наш дом, но я это отверг, хотя завтра, может быть, дом этот брошу. Не знаю, где придется спасаться, здесь или в Москве. Терпеливо, честно ориентируюсь на нашу победу, доверяя жажде жить нашего народа. Тыловые же люди, конечно, распределяются по-разному
Государство - «большое хозяйство», семья - малое хозяйство. Россия из кустарно-лично-семейного состояния приведена была выбраться в большое хозяйство (большевики)
Такой быстрый переворот был необходим, чтобы догнать, а догнать и перегнать было необходимо, чтобы защитить идею коммунизма. И так все четверть века мы жили в состоянии мобилизации для войны. Почти четверть века пели: «это будет последний...»111 - и вот этот решительный бой наступил.
У нас нет ничего у себя за душой и все на войне, и если бы оказалось, что и это все не может, если весь человек, вывернутый из себя наружу, не может оборонить себя, тогда прощай Михаил Пришвин со своими птичками и цветочками...
После смерти человек будет тем <зачеркнуто: что он при жизни своей заслужил> к чему он при жизни стремился.
жизни и отгоняю всеубивающий вопрос, кому достанется это зерно.
Когда-то смешные стороны немецкого национального характера теперь складываются как ненавистный образ врага. Но я становлюсь на немецкую позицию и представляю себе, как они нас презирают за бедность, беспорядок и грязь. И хочется им «утереть нос».
Чтение Гофмана («Песочный человек»)112 привело меня к психологическому пониманию образа мирового «Колдуна» (как у Гоголя). Я знаю, как он зарождается во мне ночью от обиды за себя, и на эту обиду я навертываю какой-нибудь чистый, незначительный поступок любимого существа и, мало-помалу разрабатывая (лежа большей частью), образ любимый свожу с пьедестала.
Раньше особая способность расширения души в соприкосновении с природой выводила меня из ночного состояния души. Теперь это делает Ляля. При утренней встрече с нею все мои сомнения рассеиваются, и в убегающем тумане я узнаю фигуру убегающего моего Колдуна. Этой силой своей удивительной, целебной она победила меня, и в этой силе я познал Бога.
113, то по существу нет ничего своего.
Немецкий эгоизм ограниченности.
Мысль вертится между лесом и Москвой - где бы лучше спастись: в Москве или в лесу. К этому все теперь и сводится.
3 Июля. С некоторым трудом под вой женщин, провожающих военные эшелоны на каждой станции, добрались до Москвы. Единственный признак событий в Москве - это люди с противогазными сумками. Пожалуй, еще сокращенное автомобильное движение.
Речь Сталина вызвала большой подъем патриотизма114, но сказать, действительный это патриотизм или тончайшая подделка его, по совести не могу, хочу, но не могу. Причина этому - утрата общественной искренности в советское время, вследствие чего полный разлад личного и общественного сознания.
Бывало, скажут «копни человека и...», но теперь его ничем не прокопнешь: загадочный двойной человек. Но, может быть, так это и надо? Ну, словом, пережив прошлый год личную войну очень страшную, в этой большой войне я не чувствую себя в зависимости от событий: я как личность не могу ей отдаться вполне. Отчасти это уже и возрастное состояние духа...
Настала жара, и только теперь, в июле, вполне распустилась сирень и расцвели ландыши.
бесформенного месяца. Ляля, увидев такое небо, сказала: - Сегодня ночью будет тревога. - И не могла уснуть долго, а когда забылась, то вдруг пробудилась и сказала: - Тревога! - Вслед за этим завыла сирена, и в радио голос сказал: - Тревога! - и в дверь ударили кулаком: - Вставайте, тревога!
Мы не спеша вошли в подвал и сидели в нем 1 час, с 2-х до 3-х сонные без всякой тревоги.
4 Июля. В три утра вышли из бомбоубежища, было уже светло.
Приходил N. и говорил мне, что люди у нас заметно изменились к лучшему: всех будто бы объединяет страх за родину. Вот это возвращение к живой, а не наигранной родине и действует на людей так целительно.
Подумав немного, он сказал:
«очарованный странник» своему господину.
- Какой очарованный странник?
- А Лесковский. Помните? он даже и в монастырь-то попал на конюшню. Так и тут, кто-то воспользуется слепой патриотической силой, а самого патриота пошлет на конюшню.
Так начался наш спор.
Ляля мучится раздвоением жизни на Москву и Старую Рузу: где собрать лучшие вещи, в Москве или в Старой Рузе, и вообще чего держаться в решительный момент. Если думать о вещах, то ничего нельзя придумать. Надо исходить из того, что сохранить надо жизнь свою и с вещами заранее проститься. Серьезно о сохранении вещей можно думать только тех, без которых нельзя жить: теплой одежды...
А есть убеждение тоже и такое, что надо держаться того места, где живешь сам... - А у нас два, что делать? - Надо выжидать, быть спокойными, т. е. «а что особенного?» Все скоро определится: не позднее июля.
A Map. Вас. распространяет слух, будто Москву не будут бомбить «из-за того, что в ней много верующих». Ай же! Какая это государственная ошибка, если верующие граждане ждут защиты веры своей у иноземцев!