12 Октября. Во мраке горела полоска зари красная, пересеченная темными стрелками, и невидимый валил снег. И пока я вставал земля стала белая. Последние дни стоят морозы до 8 градусов. Семино озеро замерзло, и если не вернется тепло, рыбки уже больше не съешь.
Павел М. Назаров очень похож на пойнтера, глаза как будто умные, но по-собачьи: этот ум в глаза приходит только через чутье. - В воздухе, - говорит он, - носятся слухи, все слухи, а не пойму и не могу запомнить.
От первого прикосновения до первого признания Ляли в том, что она мне отвечает на мои страстные ласки не более, как мать, когда ребенок просит у нее молочка, прошло довольно времени, которое называю я медовым месяцем: месяц-то во всяком случае был. Но Ляля, вспоминая то время, говорит, что была одна только ночь. И она, пожалуй, права, потому что эта чувственность была мало существенной частью нашей любви.
Ее память в отношении своей жизни работает, как память художника-реалиста: утверждается как реальность не все факты, а только те, которые характеризуют направление сознанья личности. Так может случиться, что какой-нибудь факт из жизни, замеченный всеми, у нее из памяти может вовсе исчезнуть, провалиться в область того, чего не было. Вот почему, как художник, обладая в высшей степени такой качественно фильтрующей памятью, я ужасно боюсь какого-то возможного суда над собою людей, имеющих имя «все» или «масса», или «пролетариат», или сословная аристократия, или общественное мнение. На этом преследовании обществом личности, ускользающей от правдивого суда по незримым следам, и основана борьба общества с личностью: общество всегда рационально, личность, напротив, пользуется силой Ratio в большинстве случаев только для того, чтобы сделать доступной для всех силу Logos'a. На этой игре понятия с представлением построено все Евангелие. В романе моем вот и надо изобразить обе силы: силу организованного изучения фактов, этих следов на песке существа, обладающего крыльями. Но вот следы ног кончаются, по обеим сторонам этих последних следов на песке виднеются следы ударов маховых перьев крылатого существа, и дальнейшее преследование его по следам на земле невозможно. Вот в этом-то и открывается для личности возможность борьбы со множеством, со всеми. И в этом смысл смерти Христовой и вознесения крылатого существа: камень от гроба отвален, книжники и фарисеи одурачены, земные следы крылатого существа потеряны. И только верующие, т. е. не все, не массы, не книжники и фарисеи, не аристократия, не пролетариат, а личности знают, что Христос воскрес и через какой-то необходимый срок переживаний обманчивой земной радости всеми придет вгех судить, всех живых и мертвых на личность... Это суд Христов в противоположность суду человеческому будет совершаться уже не по земным только следам, а по тем главным, существенным следам крылатой личности, которые ускользали от глаза земного следопыта.
13 Октября. Река еще течет, но заводи застеклились, и пушкинский тяжелый гусь, отражаясь во льду, направился к воде и, достигнув реки, погрузился, захлопал крыльями и загоготал.
14 Октября. (Покров.)
Заря желтая; холодная, непокрытая снегом земля зябнет, и даже любимые зубчики леса, расположенные пилкой на фоне зари, не говорят ничего моему сердцу, и я молюсь о том, чтобы заря стала зарей, свет - светом и радовал нас, как было в мирное время.
Пока я молился, милая лесная пила стала голубой, заря золотой, а темная пелена облаков над зарей - сиреневой, и в сердце в ответ шевельнулась уверенность в существовании таких огромных богатств на земле, о которых не хочет знать человек, завороженный в злую сторону жизни.
Каждый из нас теперь накануне неведомых событий, как невеста перед пугающей и в то же время сладостной силой насилия: невестой она называется, потому что чувствует неизбежность перехода в иную жизнь, но этой жизни не ведает.
Везде на болоте женщины неслышно кучками обсуждают что-то.
Объявлено: Вязьма взята. А говорят, что взята она в среду и немец теперь под Можайском, а то и ближе еще.
Все у нас стали дипломатами и политиками за счет честного человека. Зато уже больше никто и не верит друг другу.
Если человеческий образ потерян, то можно ли сожалеть о каком-то русском человеке: снявши голову, по волосам не плачут.
15 Октября. За вчерашний день определилось, что в Москву ехать опасно, и машину могут отнять, и в пути можно попасть в бомбежку, и просто могут даже из Москвы и не выпустить. В связи с этим N. за мной из города не приехал.
Люди прячут свое добро, но не от своих разбойников, как в 17-м году, а от немцев. Что же касается своей «шпаны» (включая некоторых сидящих у власти), то этого теперь вовсе не боятся, напротив, ждут не дождутся, когда можно будет вытурить «шпану». Вот так я и дожил: тогда ориентировались на пролетария, на «беднейшего из крестьян», теперь на человека порядка (помни боксера-повара), законности: чистейшая контрреволюция. Теперь этому и время пришло, как будто начиная с 17-го года посадили в печку пирог, и 24 года он поспевал и теперь поспел окончательно. В том и ужас истории, что не по человеку, не по личности складывается правда, а по времени: сколько до времени было героев, пытавшихся провозгласить то самое, что посажено было в печь и готовилось. И все герои, истинные мученики, погибали в осуждении: «нечего было совать нос», «сидел бы и ждал» и т. п. Да и сейчас еще нельзя определенно сказать, что поспел пирог, но только стало всем ясно, что рано или поздно из печи вынут пирог.
Ездили в Переславль к N. Оказалось, что и в Переславле и в Москве ничего особенного нет, а взрывы бомб, которые у нас на болоте слышатся, - это учебная стрельба, вот и все. N. говорит, что до больших событий остается еще дней 10 и что после Москвы оборона страны станет невозможной. Он говорит, что с Советской властью все кончено, что англичане в Москве, как на пикнике, пьют и речи говорят. Но мы слушаем и думаем не о словах, а о том, кто их говорит. - Если вы служили в НКВД, то как вы думаете выйти из этой заварушки? - А я, служа, никому вреда не делал, кроме пользы, и нас таких 30 % населения, -разве можно всех уничтожить? N. - это тип между Дмитриевым и Катынским. Жена его, светская дама курортного воспитания (Антонида Романовна).
Весь день валил снег. Мы весело ходили за молоком, падали на скользком пути, смеялись. А дома крепко поссорились из-за того, что я чуть не решил назавтра ехать одному и Лялю оставить дома под предлогом ее болезни. Но я, наконец, понял, что Ляля, сама Ляля не оправдывает в глубине своей Лялю раздраженную, истерическую. Она в кровати мне это сама объяснила и сказала мне, что я должен взять вину на себя, потому что я мужчина и должен к ее раздражению относиться милостиво, по-отцовски. Я с этим согласился, принял вину на себя и поклялся (ввести в молитву) существенных отношений никогда не вмешивать в нашу раздраженность и самому никогда при раздражении Ляли не выходить из себя (и не буду, не буду). Между прочим, во время нашего спора я неосторожно сослался на встречу нашу: - Ведь я же, я тебя нашел. На это она ответила: - Так что опять тоже не от тебя и не твоя заслуга, а это я тебя нашла с Божьей помощью. Не ты и не я, а Бог дал.
16 Октября. В 5 утра завел машину. При выезде из сарая в снегу буксовала машина и вертелась. Едва выправил руль. Выехали в 7 часов. Снег завалил на ¼ аршина. Следов машин на пути еще нет. Машина ходуном ходит, как санки, но я доехал благополучно на Лабазную 2, к N. Собрались к 10 у. и выехали в Москву.
Было у нас три предзнаменования опасности нашего пути. Первое у Ляли, что мы с ней ссорились как никогда. Второе у меня как шофера: что под снегом рыхлым гололедица, что скользкий путь. И третье, самое главное, что N. передал мне известие, слышанное им по радио, что немцы прорвали фронт на западном [направлении]. - Это где-то около Ленинграда. -Что вы, - воскликнул я, - если сказано на западном... вы слышали, что на западном? - На западном. - Ну, это значит Москва и ехать нам не надо. - Напротив, - ответил он, - именно теперь в последний раз съездить, все узнать и осесть здесь до конца.
Он это говорил, исходя из сущности своей природы авантюриста, я же, как всегда будучи связан с людьми, не желая своим решением портить им настроение, уступил. Возможно, повлияла и моя склонность к авантюре, как к могучему средству добывать такой материал, о котором бывает необходимо писать. И правда, все написанное мной доставалось мне всегда на почве риска своей жизнью. Именно этот риск и делал потом в моем сознании слово мое необходимым, слово, наливаясь жизнью, делалось вещью, и так получался у меня из собственной жизни свой собственный реализм, который у нас пытались напрасно сделать советским.
даже «пропади он совсем». В глубине была неразумная тяга к жизни в ее высшем значении: «Все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья, бессмертья, может быть, залог»154. Но эту тягу к бессмертью через гибель невозможно представить для других логически понятной причиной риска. И это «для других» обращается в оправдание себя, как необходимость вывезти свой архив.
Это путешествие в Москву теперь представляется мне, будто я выхватил из мировой жизни какой-то полный день. И чувство теперь у меня как писателя такое, что только запиши все и ты оставишь людям замечательный памятник. Вот почему, не имея сейчас возможности сидеть над бумагой, я набросаю все только пятнами для своей лишь памяти...
Почему я передал руль N? Боялся замечаний его жены Ан-тониды Романовны. Страшная женщина. Курортное воспитание, мещанство, чекистское воспитание: фиксация духа между двумя опорными пунктами: буржуазия - «они», пролетариат -«мы» (я?).
В этом ограничении она чем-то сходится с нашей Марией Вас., которая в Боге вынимает записочки с «да» или «нет» (а что сверх, то от лукавого).
У нее рабы: муж N. и мать-работница. Избалованная, изнеженная. Жмурится кошечкой с голубыми глазами. Белокурый вихорок надо лбом. Ненавидит собак и животных. Читает литературу, понимая по-своему. Деспотизм, прикрывает болезнями. Я побоялся ее. Когда машина у меня перекрутилась, я отдал руль N. У него больная рука. Служит, ее раб. Еврей, прикрытый поляком. - Еврей - человек компромисса: - Чем я кому1-то, лучше я буду себе служить (и перешел с оперативной работы следователя на хозяйственную), и стал служить жене. Он перевертывается, приспособляется, узнает, что на скользкой дороге «первая скорость», и жена, узнав это, кричит, когда надо и не надо «первая скорость».
Не учи и не судим будеши. (К типу рядового коммуниста, особенно женщины, которые устанавливают свою личную диктатуру на повторении чужих, признанных мыслей, к таким принадлежит и бесстрашная Марья Васильевна.)
Автомобиль при потере руля на горе падает в канаву, как подстреленный самолет. Наша машина сорвалась и стала в канаве за телеграфным столбом. Как с той же точки срывались все грузовики и падали, а телеграфный столб их держал, не давая раздавить мою машину. Огромное двойное колесо, я прыгнул и оскользнулся, колесо надо мной, голова как арбуз. - Матерь Божья, - крикнула Ляля, и вслед за тем удар одной машины о другую и крик шофера из машины: «мать твою».
Все живы: чекистка за столбом, N. ныряет под колеса, Ляля в горе.
16-го четверг по снегу из Усолья на машине в Переславль. Из Переславля в 10 утра и в Москве в 4 дня. Катастрофа на скользком пути. Вежливый милиционер: «Пока в Москве ничего, а за дальнейшее не ручаемся». Копченая колбаса и крабы в гастрономе. Александр Николаевич в Райздраве: 2 часа на сборы. Идет пешком к «звездочке». Завтра - поздно, и не выпустят из Москвы. В Наркомате: нарком убежал. В Лаврушинском -Наташа-лифтерша: «В прошлую ночь Кирпотин убежал». 17-го (пятница) от 7 до 2 организовывали отъезд. Обратный скользкий путь. Заправочный пункт и читатели. Без фар и гудка на скользком пути. Для дамы нашей невозможно ночевать в душной избе. В 12 ночи прибыли в Переславль.
18 Октября, Переночевали в Переславле у N. До 2 часов ждали машину (свою отдали в ремонт). Отдыхали дома, выслушивая на месте новости, напр., о том, что немцы заняли пол-Москвы. Так легенда на болоте опережает действительные события. Видели, как у нас в Усолье весело копают окопы (и так странно: по легенде Москва занята, и они этому верят и все-таки копают окопы).
19 Октября. Опять с утра без оттепели валит снег. Я записываю наш исторический день.
Причина Московской паники. Из расспросов в машине вернувшегося с фронта Жданова понятно, что «прорыв на западе» произошел в Медыни. Но, по его словам, на фронте нет сильной паники, полной разрухи. Паника произошла при отъезде правительства. Вслед за правительством бросились бежать все наркомы с распоряжением сжигать архивы. В Москве стало тепло. Рабочие на заводах были сняты без расчета, платили кое-кому колбасой.
Тут фокус трагедии: возвеличенный «пролетарий» и его антипод живой рабочий. Паника от правительства перекинулась на население. Все бросились за дело спасения жизни двумя средствами: 1) бегством, 2) запасом продовольствия. На площади один приличный гражданин прижал к груди, к хорошему пальто четыре подлещика. - Где получили? - По карточкам. -Другой четыре коробки конфет. Третий вез санки, и за ним шла его жена. Те, кто оставался, были веселые, кто убегал -скучные.
Жена Ив. Вас. Агаша только на 10-й год жизни брачной родила, и когда родила, то сказала: - Теперь я знаю, про что живу.
<Вымарано: Советские люди именно> и не знают, про что живут: ни духовного нет, ни материального - а суета.
События: заняты Дмитров, Клин. Отменяется рытье окопов будто бы ввиду того, что воды много в канавах.
Василий Кузьмич, коммунист, пытается бежать в Чкалов: его жена подвела, слишком постаралась проявить себя как коммунистка. Боится ехать на машине газогенераторной: чурочек не хватит. А я боюсь, что N. отдаст своему бывшему начальнику мою машину. Ну, так и быть! но не думаю... В колхозе обещают дать 3 мешка картофеля. Завтра у мельника постараемся спустить отрез на муку.
Иван Васильевич роет глубокую яму для хлеба, придется и нам свое кое-что в ту же яму. Вечером в полной тьме ходили по улице, и не было ни малейшего страха: полный порядок спрятавшихся в норы сусликов. Из всего села только один Сергей Александров, коммунист, грозит перед концом зажечь село. Но это все знают, и малейшая попытка к этому поведет к погрому.
20 Октября. Верую, исповедую, но не стану отвечать на вопросы, дающие лишь материал для неверия. Есть сомнение великое, страдальческое, входящее в состав самой веры, в этом сомнении верующий только глубже роет окопы для укрепления веры. Но есть сомнение ради неверия, и тут я должен уметь крепко держаться, чтобы не отвечать на вопросы о вере. Таинство причащения, по моей вере, есть раскрытие «слово стало плоть».
Из разговора с Антонидой:
- Терпеть не могу собак и всяких животных в комнате: от них везде нечистота и вред детям.
- Напротив, - сказал я, - в Англии культивируется любовь к собаке как средство воспитания детей.
- Ну да, это какие-нибудь культурные собаки. Культура для коммуниста бесспорная вещь, из-за культуры можно и собаку держать.
- Так что же это такое, культура?
Продолжение описания поездки в Москву.
17-го сам N.. природный авантюрист, решил, что ехать назад надо немедленно. Мы даже решили бросить Алекс. Ник. и не дожидаться Map. Вас. из хлебной очереди.
Так поручил Ляле собираться, а сам поехал с N. в Наркомат, чтобы выручать наш грузовик. Когда приехали, грузовик не готов: не заводится, хоть убей. Решили тут же на дворе зажечь в ведре бензин и нагреть картер: некому за нами смотреть. Пока Кубышкин заводит мотор, N. просит на минуточку заехать в Мосторг. И вот мы у Мосторга. Женщина попала в мануфактурный отдел и какое ей дело, что в Москве непрерывная [сильная] стрельба, и как говорят с фронта: вся-то ненависть поднимается против «бабы», но это вечное: это именно и есть искушение человека, испытание его любви. У нее там в Переславле двое детей, а ей нужен, может быть, ногтевой лак, и она из-за лака может в плен попасть, лишиться детей и нас подведет. Так часа полтора стояли и оказалось, не лак задержал, а сатин.
Дома Ляля собралась. С трудом погрузились. Появляется д-р Сандлер, еврей, просит взять его в Переславль. Он уже давно семью отправил в Чкалов, а сам, чтобы не попасть на фронт, симулировал сумасшествие и засел в психиатрической. Теперь вышел и старается выбраться. Мы ответили, что сами в руках N.. и посоветовали ему «предложить». - А что? - спросил, - денег не возьмет, серебро?
Когда уже трогались, артист Г. появляется с женой: у него две машины, но нет шофера. Предлагает N.155 за 3 тысячи и за машину довезти до Горького. Выбрались в 11 утра, но возле Наркомата ждем коммуниста Жданова: час, два... К нам подходят, глядят на N., просят: - Посадите, мы евреи. N. сажает их на грузовик.
Александр Николаевич отказался ехать и остается, и весь медицинский состав Москвы отказался эвакуироваться: это единственный честный, здравый и целесообразный поступок: помощь нужна и осажденной Москве. Это вышло докторам из самой сущности их честного дела.
Обратный путь: заграждение под Тарасовкой, чуть не услали разгружаться и бросать машины. Спасло, что военный чин оказался читатель. Опять гололедица. Без фар, без гудка и бензина. А Кубышкин бросил. Спор из-за ночевки и пр.
Архивы. У нас в доме не было топлива, а теперь оказалось, все радиаторы горячие и в ванне горячая вода. Топливо явилось от архивов, государство сжигает архивы и позор свой не скрывает: дворники на тележках везут домовые книги, смеются: единственно ценный продукт жизни - слово уничтожается. Государство сжигает свое слово, а я, личность, с великим риском для жизни выхватываю свое Слово.
Вспоминаю, сколько раз в борьбе с «государством» я говорил себе: - Если они убьют меня, значит, это они Россию убьют. -И вот они теперь сжигаются, а я берегу, пусть не Слово, пусть словечко, а все-таки они жгут, а я берегу. И так все теперь, мне подобные, созданные беречь, - прячут добро, берегут, а кому жечь - жжет. (Кто прячет, кто жжет, кто просто бежит.)
Обратная поездка на этом чувстве и основана, удастся спасти архивы, и риск жизнью будет оправдан, нет - мы сделали ошибку.
Это «спасение слова» и будет темой описания путешествия в Москву.
На этом чувстве охраны слова и вообще охраны жизни совершается разделение людей: одни охраняют, другие жгут.
N. сказал: «Немцы идут как консерваторы, большевики -разрушители: сумели все разрушить, но создать ничего не могли».
Но, по-моему, еще рано делать такое заключение.
«беречь» и «жечь».
Беречь - Жечь
Германия, русские немцы-цари, Ив. Вас. и его яма, семья, бегущая на лошади в телеге по-цыгански прихватили для детей как игрушку новорожденного баранчика (эвакуация стад). Различие. Нравственный корректив: личность Христа. Личности создаются природой и воспитываются. Из нашего прошлого (?) -Спасите мою жизнь, - просит коммунист. - Откажитесь от ваших принципов. - Каких? - А вот...
Россия, большевики, Сергей Александров (спалим деревню), Усталая корова в овраге, одни глаза живые: нелюбовь к животным. Безликие образы: «пролетариат» и пр. Смешение. Нравственный корректив: «все» (как все), а вместо личности «беднейший» или стахановец и орденоносец. Личности создаются государством. Из нашего прошлого: (?)
На Болоте слух о том, что коммунисты Москву взорвут и что все метро уже минировано. Эта легенда однородна с тем, что Сережка Александров хочет спалить село Усолье.
21 Октября. Временная зима сходит, все киснет. Вчера весь день посвятили добыванию продовольствия, картофель, сало добыл. Коммунист чрезвычайно волнуется тем, что ему не шлют машину для бегства. В шутливой форме я хотел было показать ему, почему я не коммунист: - Сидит на заборе 15 воробьев, коммунист сделает из них среднее арифметическое, возьмет 1/15-ю всех этих воробьев и скажет «се воробей». Вы спросите: средний воробей еще не личность, дайте мне личность воробья. На это вы скажете, что не имеете возможности дать им работу, но если бы воробьи могли бы работать, то среди них оказались бы отличники, стахановцы и орденоносцы.
Так понимает коммунист личность, я же, как художник, силою родственного внимания нахожу среди 15 живых существ их существенные отличия и достигаю того, что эти 15 окажутся все разными, как люди. Для нас художников нет ничего враждебнее, как отношение к живым существам на основании общих для всех них признаков, что все чирикают и все клюют. Вот почему я не пошел в партию...
Коммунист ничего не сказал мне в ответ: он действительно такой и больше ничего не понимает.
Я перевел разговор на свой архив, что вот какое великое для меня дело: я, хотя и с риском жизнью, но архив свой спас. -Здесь он тоже не в безопасности, - ответил он. И с ненавистью стал говорить о том, что немцы жгут книги, библиотеки, истребляют все дочиста. Я не стал возражать <вымарано: а про себя для немца придумал защитную фразу: «Ichbin em [Schriftsteller], aberkein [Feind]» {«Ich bm em [Schriftsteller], aber kem [Feind]» (нем) - «Я [писатель], а не [враг]».} >.
Этот разговор напомнил мне, что с самого начала я стал против большевиков, наверно, по таланту художника, что пусть это столкновение личного и общественного начала существует во всяком государстве, но только у большевиков это явилось без буфера, и правда их стала ложью. А произошло это у них оттого, что коммунист как духовное существо стал материалистом и личность человеческая, бывшая поводом <вымарано: к коммунизму, сделалась> средним числом. Значит, попросту: <вымарано: в 1917 году большевики не должны были брать власть>
Надо помнить на Болоте, что взятие немцами Москвы есть болотное событие, но не конец войны, что даже завоевание всей России немцами есть лишь крупный эпизод всемирной войны, что большевики еще могут питаться союзом с Америкой против Японии.
Открыл занавеску, загасил лампу. В бору еще остались, как весной, пятнышки снега, и основания деревьев окутаны белеющим паром. Невозможно бы узнать - весна это или осень, если бы не память и особое чувство осенней принижающей безнадежности вместо весенней подымающей бодрости.
Мы теряемся, как стволы деревьев в тумане, перед грядущим, возможно ужасным и унизительным. Особенно жутко вспомнить, что в программе фашистов будто бы есть цель уничтожения славян.
Пусть, пусть! Только бы поскорей открылась завеса, скрывающая от нас правду той стороны. Лично мне довольно было бы даже того, чтобы я мог... И вот мне кажется, что как бы ни был немец велик своими победами, меня лично и вообще лично русского ему никогда не победить. Пройдет немного десятилетий тесного соприкосновения русских с немцами, и скрытно-умный и стерегущий глаз русского человека, устремленный на немца, заискрится внутренним смехом.
На мою просьбу дать мне три мешка картофеля, председатель колхоза ответил: - Не понимаю «мешка», выписываю 100 кг. Он обхитрил меня, потому что в 100 кг два мешка, а не три. Узнав об этом, «император» (И. В.) сказал: - Вот сволочь какая, но не горюйте, отпускать будет кладовщик, парень во.
И показав еще большой палец, после того сказал:
- Мировой!
Это значило, что парень мировой за те же деньги - 80 к. кило отпустит мне картофелю еще 100 кило в свою пользу.
Бог не постепенно создавал человека, как сказано в <зачеркнуто: Библии> книге Бытия, и не класс за классом и вид за видом, как у Дарвина. С самого начала Бог думал о человеке, и все животные, растения, даже вода и свет, и звезды, и твердь, и земля были начальными этюдами частей всего человека. И когда наконец удалась самая личность человека и он начал жить, то и все пробы его создания вместе с ним, как природа, стали жить по законам их создания в пространстве и времени. Возможно, что для божественной воли все это произошло в одно мгновенье, но нам оно представляется как длинная история человечества, десятки тысячелетий культуры и цивилизации. В этом свете вечности нет ничего смешнее попыток ученых путем изучения костяков животных и сравнения их костей с костями человека, сравнительной анатомии добраться до обезьяны и от обезьяны до человека...
Почему диктатура пролетариата оказалась столь бесчеловечной?
22 Октября. Земля открылась, и опять все пахнет лесом, сосны, брусника, палый березовый лист. Все события человеческого мира затихли в пространстве. Полная тишина, и вот в этой тишине ворона, приняв таяние зазимка за весну, выразительно по-весеннему крикнула. Для человеческого смысла это не был звук надежды, но вспомнилось далекое прошлое, когда при этом крике вороны ранней весной являлась зеленая надежда на жизнь в каком-то светлом зеленом царстве.
любовная переписка, и дневники 40-41 гг. - все пойдет в землю.
Вот и хочется, чтобы не в землю, а людям бы пошла моя жизнь. Но какая может быть надежда на то, что проповедь любви найдет себе место во время войны?
23 Октября. В Усолье все хозяева свое добро закапывают в землю. Это передалось в наш дом, отягощенный вещами. Решено все закопать в ожидании машины и потом отвезти в лес и зарыть. Весь день бегали туда-сюда, весь день не разговор, а шепот сусликов. Присел на минуточку к столу, развернул беседу Ивана Карамазова с чертом и был поражен точно-ясным раскрытием пути сверхчеловека. Я хотел было сказать Ляле об этом открытии своем, она же не стала слушать меня и, увидев, что я читаю, воскликнула: - В такое время читать! - Сказала это с истерической ненавистью, и я понял, что Ляля больна. Но я все-таки ей ответил, что буду продолжать чтение и если она будет меня обрывать, как мальчишку, то и вовсе не стану упаковывать вещи. Через минуту она вышла из этого своего истерического состояния. А вечером пришел Иван Павлович Логинов и своим спокойным отношением внес мир.
Нужно в молитве просить избавить себя от торопливости, но самое трудное в жизни с женщиной, столь резко разделенной на духовное существо и собственно женщину, - это знать, когда надо повиниться перед ней как перед высшим существом и когда отечески останавливать ее, а иногда и прикрикнуть. Начинать надо, конечно, с того, чтобы при истерических состояниях не ввязываться в споры как равный.
Вчера целый день повторялась пушечная стрельба в направлении Калязина, но точно сказать, где теперь немцы, никто не может: газет нет, радио какое-то случайное, слухи строятся и по немецкому, и по русскому радио, всяк сочиняет, как может.
В полдень приехал N., привел из ремонта мою машину и сказал мне так, что машину у меня отнимут непременно: спасти ее нельзя, если только я не отдам ее в пользование в Леспромхоз (т. е. ему). Мне ничего не оставалось, как отдать ее, и я отдал без сожаления, с небольшой надеждой на ее возвращение. Более или менее определяется, что жена его за то сердится на нас, что N. помог мне привезти архив, а я не дал ей времени купить отрез на пальто, за которым именно и ездила она.
N. говорил, что убежавшие из Москвы в панике начальники признаны дезертирами и теперь их ловят. Это обстоятельство (что бежать нельзя) будто бы и задерживает на месте у нас власти.
В Москве объявлено осадное положение чуть ли [не] на другой или на третий день после нашего отъезда. Въезд и выезд запрещены.
Взят Таганрог.
Мы надеемся, что через нас фронт не пойдет и мы [не] окажемся внутри кольца.
Все Усолье закапывается. Мы доверились N. с Иваном Ва-сил. закопать наши вещи в лесу и так недалеко от своей квартиры, чтобы ежедневно можно было проверять яму.
Знаменитые свои тетрадки, спасенные из пожара в Брыни,решившие судьбу мою во время Мамонтова в Ельце156, теперь язаклеил в резиновый мешок. Мы весь день сегодня заклеивалив мешки и забивали в ящики свои вещи.
Сюжет. Все время было возможно уехать из Москвы, и на добровольную эвакуацию смотрели благожелательно, поощряли ее: государству не надо тратиться. Но пришел такой момент, когда спешная эвакуация долженствовала вызвать опасную панику. В этот наступивший момент 17-го Октября множество начальников, даже и несколько наркомов бежали из Москвы, захватив из касс на дорогу денег, каждый по своему аппетиту. Чтобы остановить опасную панику, были приняты экстренные меры, беглецов признали дезертирами, подлежащими расстрелу, а некоторых оставшихся на месте наградили орденом Ленина. А. Н. Раттай, латыш, старичок, ненавидевший немцев, когда начальство его убежало, решил было пешком уйти из Москвы. Но мы отговорили его, и он остался в Райздраве один и за это был награжден орденом и сделался заведующим Райздравотделом. Теперь, когда Москва окружена немцами и нет больше из нее выезда, наш латыш встречает коренных врагов своих немцев с орденом Ленина на груди.
24 Октября. В уголке за моим столом икона Богородицы, Спасителя и еще маленькие Лялины иконки и Олегов монашеский наперсный крест. Смотрю на иконки и чувствую все прошлое, даже как няня моя в Киев Богу молиться пешком с богомольцами ходила из Ельца. Я чувствую всю родину свою, какую никогда не отнимет от меня никакой враг. И всю эту ясность и уверенность в себе создала во мне Ляля...
В Ляле, как в хрустале, видна ее «женщина», повернутая лицом к Богу: тут насквозь видно, сколько зла самоволия в женщине, если только она не предстоит Богу. (Помни Кащееву мать и Антониду Романовну.)
N. предполагает, что остается всего недели две до конца. Мы вчера с ним объездили на машине лес с целью найти место, чтобы закопать вещи. Иван Вас., сопровождавший нас, посоветовал зарыть в том месте, где мы ежедневно гуляем, значит, можем наблюдать. Оба, директор и мельник, клянутся, что оба они самые верные люди, N. просит верить ему. Очень возможно, что связь со мной N. выгодна и N. для меня делает как надо.
И тем не менее, вернувшись вчера домой, я дневники и часть продуктов зарыл в омшанике у Павла.
Сегодня с утра летит снег и тает. Ходил осматривать лес, где бы можно было устроить вещи. Слышалась отдаленная артиллерийская стрельба. Германская листовка предлагает живущим на шоссе дней на 5 оставить жилища и перебыть в соседних деревнях.
Поиски надежного места укрытия вещей. Ягель, олений мох, сдирается широкими лепешками, пригодными весьма для маскировки. Зеленый мох, в подушках которого сидят сосны, очень легко отстает от дерева и опять прилипает: можно скрывать мелкие вещи. Но в особенности хороши старые пни, сохранившие всю форму пней, но такие трухлявые, что с ними можно делать все, что хочется, иногда даже пересаживать с места на место вместе с обрывками обомшелых корней. Просека лучше тропы, меньше ходят по ней, и мелкий лес, чаща, лучше леса большого. С межевой ямы просеки, идущей с севера на юг, я взял на восток по высокой сосне, вышел на Лялину тропу, по ней влево 3 кочки, против них на той стороне тропы в сосняке густом и мелком поляна, на поляне выворотень...
... в детстве и даже в юности был у меня постоянный страх, что кто-нибудь подсмотрит за мной и застанет врасплох и найдет такое, чего мне никак нельзя никому показать. После я вовсе освободился от этого страха, но зато явились страхи от внешних причин, и так вся жизнь какая-то заячья... Думал я так, выискивая место, прятался, вдруг глухарь поднялся и сел на верхушку сосны и стал из мутовки вытягивать шею и повертывать голову во все стороны. Я так понимал его теперь, выглядывая из мелкого сосняка: не видать ли где человека. А брусничка темно-кровяного цвета, хватившая морозца, еще виднелась кое-где на кочках, и клюква, наверно, не вся обобрана, так не собрались бы бабы за брусникой и клюквой. Вот я выглядывал, а глухарь...
Разгадка о партизанах. В результате московской паники запрещено эвакуироваться коммунистам. Значит, им придется переходить на партизанское положение.
25 Октября. Погода мягкая, в земле роется легко. Рыли в подвале и на Лялиной тропе.
Под вечер вынес ящик с фотоаппаратами и до темноты успел зарыть. Я выбрал место боровое на краю той же самой болотники с выворотнем. Тут вокруг старого пня тесно стояли молодые сосенки. Земля тут до того бедная, что местами выступает на свет желтым пятном чистый песок, обрамляемый вереском. Мне это вышло на руку, потому что песок, который я выбрасываю из ямки, если его хорошенько разровнять, помести веником из сосновых мутовок, особенно обсыпать потом желтыми опавшими сосновыми хвоинками, представляется естественным пятном. О маскировке хвоинками меня надоумила Ляля, и я опять подивился ее чувству природы. Вначале, когда она утверждала, что обладает сильнейшим чувством природы, мне это казалось недоразумением: какая это природа, если она не может галку отличить от вороны или грача. Но теперь я так понимаю ее чувство природы, что она чувствует в ней самое главное, все же наше знание природы ей не очень-то и нужно. А если это знание потребуется, то она быстро найдется и сделает все не хуже нас, следопытов. Вот почему она открыла мне сразу лучший способ маскировки песка сосновыми хвоинками.
Вечером приехал на моей машине N. и рассказал о делах на фронте. Теперь стало ясно, что московская паника не случайная, а таким образом складывается наше «блестящее сопротивление»: паника обнаруживает слабость сознания долга, а слабость эта уничтожается репрессией (вот почему политруки). Так что день 17 Октября не является днем поражения, а обычной картиной нашей войны. И, значит, все продолжается по-старому, и, вероятно, даже мне удастся разыскать Госбанк для получения пенсии.
В обеспечение жирами месяца на четыре предлагают купить свинью по 30 р. кило. За мануфактуру добыли зерна ржаного.
И надо! Наш болотный район не может быть полем сражения, немцы идут на Рыбинск - Ярославль, мы должны оказаться в кольце сначала под неограниченной властью местных органов (где теперь Союз писателей, как его найти?), а потом оккупантов.
26 Октября. Неведомый отшельник молится неведомому Богу: - Господи, отстрани от нашей жизни врагов Твоих, а я положу свои силы, чтобы полюбить врагов своих.
Я встал рано, чтобы доделать на песке незаконченную вчера маскировку хвоинками, в темноте вышел из дома из опасения, что по случаю выходного дня бабы выйдут в болото за клюквой и нарвутся на мою работу. Но, к моему счастью, ночью само небо пришло мне на помощь, легла тонкая белая пороша и закрыла все мои вчерашние грехи.
Пробовал Гоголя почитать, поэта самого глубокого, и даже в его глубине теперь не мог найти поэзии, возмещающей жизнь, и все казалось при чтении, что нет и не может быть такого возмещения и если будешь стремиться писать по-серьезному, то всегда с поэзией своей будешь сбоку припеку. Так что для поэзии есть показанное время, и вот чем объясняется, что даже Ляля, принявшая на себя теперь долг ухода за матерью и за мной, зло передернется, когда я иногда пожелаю сказать что-нибудь на литературную тему. Только теперь понимаю, какая ужасная пошлость заключается в ответе крыловского муравья: - Ты все пела, - это дело! так поди-ка попляши! - пошлость и глубочайшее мещанство, объединяющее мораль и буржуазную, и социалистическую. Мне думается все-таки, что великим бы делом могло быть теперь, величайшим, - это поиски слова, опережающего так называемую жизнь. И между тем у нас этому есть образцы, слова Евангелия или даже псалмы Давида царя. Гоголь, наверно, так и сделал, не находя в себе своих слов, обратился к словам божественным и об этом начал переписку с друзьями157.
<Приписка: Даже слово Божественное мертво, если нет творческой личности, его современно воспринимающей. А у Гоголя так было, что он как творец, как современник, как бог исчезал, внимая слову божественному (развить эту смутную мысль).>
Думают обыкновенно, что если самка убегает от самца, то это она кокетничает с ним, разгорячает в нем пол. Но это не совсем верно: можно и так думать, что убегающее от полового сношения существо как источник личного (духовного) начала свойственно жизненному процессу, что это убегание самки является составным звеном движения всего человечества вперед (прогресса).
Это убегающее существо может быть настигнуто, и то, что убегало, заключается в утробу и выходит потом из нее ребенком. Но оно может быть и не настигнуто и влиять непосредственно (бессеменное зачатие).
<На первом развороте новой тетради: Лучшее из этого дневника переписано в исправленном виде на машинке. Но остается много фактического материала о моей жизни в Усолье. И довольно есть среди всего пустяков, необдуманно написанных и подлежащих вычеркивании>
26 Октября. Заделал в резину бумаги и зарою в подвале.
Водил Лялю проверить свою работу в лесу. Она очень одобрила мою маскировку...
Начались тяжелые вечера за одним столом при единственной лампе.
<На полях: Самолюбие отрицательное свойство>
27 Октября. Так он молился: Господи, Боже наш, рассей врагов Твоих и я полюблю своих.
NB. Почему-то чуть только «Бог», и фальшиво выходит написанное. Как это мог Толстой пересилить в себе это чувство и наворотить гору отсебятины?
С каждым днем выясняется, что московская паника 17-го Октября, возможно, и характерна для нашей войны, но не целиком, а частично. После такой паники применяются жестокие репрессии, и в общем получается сопротивление, которое в Америке теперь называют «блестящим».
обмяк мороз, и опять копают исполу городские и дня через три кончат.
Каждый день с утра до вечера слышен бой под Калягиным все на том же месте, и люди в нетерпении повторяют: - Толкутся на месте, один бы конец. - Мои знакомые отложили желанный и, казалось, столь близкий конец войны до Нового Года. У других являются даже сомнения в силе немцев. Так вот и переменяется склад мыслей в человеческом стаде, как в погоде.
Как оглянешься назад да вспомнишь, то, с одной стороны, удивляешься, до чего все хорошо за советское время обдумано все в пользу человека трудящегося, честного, хорошего, начиная с самой земли, отданной в распоряжение государства. С другой стороны, поражает, с <вымарано: какой ненавистью какими рывками, какой истерической суетой выполнялись все эти благие начинания. И так получалось, что произнесенная Правда перерождалась в ложь>.
28 Октября. Скорее, скорее проходите, пролетайте, исчезайте эти дни ужаса в пустоте.
В истинном знании содержится воля Божья, и в «Отче наш» -«да будет воля Твоя». В этой воле включена вся наука. Нет знания без дел, кто знает, тот действует. В этом смысле требования революционеров действий от знания, т. е. что знание отвлеченное есть вера без дел.
Слушая рассказ Ляли о Новоселове Михаиле Александровиче, думал о чувстве времени, которое делает человека современным или живым. Это чувство времени всегда сопутствует таланту художника, независимо от того, изображает ли художник вечную природу или самолет, последнее изобретение человека. В чувство времени, между прочим, входит и самоопределение, т. е. личность человека, как существа небывалого.
По-моему (надо проверить), мать, рождая ребенка, непременно должна в сильнейшей степени испытать в себе это чувство времени, а именно, что и она теперь человек современный или настоящий, и она знает теперь, родив человека, про что она живет, значит, что она чувствует свое существование связанным с личностью рожденного ею существа и в то же время, что она тем самым не отстает от других и им современна.
Мать не может понять, как это дочь ее, когда-то готовясь к постригу, все глядела на себя в зеркало. Перебирая свои сундуки, она с улыбкой осыпает нафталином белое подвенечное платье рядом с черной ряской монашенки-послушницы.
Выстрелы смолкли, и это понято не в пользу немцев. В связи с этим и жизнь выправляется на советский лад: опять стало возможным кое-что и на советские деньги купить. И даже больше того: каждый стал вообще жить так, как будто бы еще возможна в будущем победа советской власти над немцами.
Слова мудрые часто называют простыми, потому что такие слова у многих простых людей возбуждают собственную мысль. Услышав эти слова, говорит простец: «вот и я тоже так думал всегда».
Слышал, что в газетах уже напечатано о московской панике как факте и о наказании виновников. Таким образом, нет больше основания опасаться за сказанное на Болоте по приезде из Москвы.
Все складывается так, что надежду на близкое окончание войны следует отбросить и устраивать жизнь свою...
29 Октября. Немного подморозило, в бору сквозь черные стволы разгорается на небе утренняя заря. Кажется, будто этими черными колоннами поддерживается небесный купол. И я чувствую всей душой, какое счастье мое, что могу в этом храме читать свой «Отче Наш» и благодарить Бога за друга своего и просить рассеять врагов Его, чтобы я мог полюбить врагов своих.
<Приписка: NB. Опять с этим «Отче» что-то неладное: это, вероятно, от неверного, неискреннего, непродуманного сопоставления «счастья» с «Отче».>
Вчера узнал, что Ахтырка, узнав от меня 18-го о панике в Москве, тут же и разболтал, а когда его партком прижал, сослался на меня; что неприятность миновала меня только потому, что о панике написали в газетах, значит, секрета нет. Ахтырка оправдался тем, что сам же нам все первый и рассказал. Пусть же расплатится за свой глупый язык керосином. Обещался прислать.
Старик шел за телегой, его спросили, он-то, старый, зачем с места поднялся. - Не своей волей иду, - ответил старик, -пришли партизаны, вытолкали меня и на моих глазах дом мой зажгли. Вот я и иду.
С трудом пытался вчера доказать Павлу Назарову возможность истощения немцев и нашего наступления с Кавказа вместе с англичанами. Последний аргумент мой был: - Надо помнить, П. М., что на войне, как и всюду, не всегда делается, как нам хочется. Ведь вам хочется... - А вам? - спрашивает он. - Я не судья и волю свою и желание отстраняю. Я двадцать четыре года честно служил родине и теперь жду суда: времени было достаточно, чтобы правительство наше могло подготовиться; победит - будет хорошо, если же не победит, значит, оно было плохим правительством, и я был обманут. Не я сужу теперь, я только жду решения, стараясь выключить свое желание. Вы же судите, как вам хочется. - После этих моих слов ему пришлось замолчать.
Никогда за все двадцать четыре года не показывалась так ясно сила, лежащая вне нашей воли, вне нашего разума. И сколько же раз было, что вот-вот оборвется советская власть. Но проходило время, и карающая власть обращалась против ее ненавидящих. Тогда смолкали уста, сгибались спины в труде, дробились сердца в суете. Почти четверть века русские проходили начальную школу послушания до полного признания: не моя воля, а да будет воля Твоя. И вот последнее испытание - эта паника. И что же? все прошло благополучно, паника остановлена, войска собраны для обороны Москвы, наметилась возможность сопротивления, если Москва даже будет оставлена. «Все в порядке» - и продолжается «блестящее сопротивление».
<Вымарано: Те несколько патриотических дней, которыми увлек нас Рыбников, в своем роде тоже... расчет патриотов был основан на [забвении розни] между народом и партией, [признании партии] как включенной в народное дело.>
Клады. Сегодня показали листовку «Последний пропуск», в ней говорится, что в последний раз предлагается красным бойцам выбор жизни и смерти, потому что близок конец: армия Ворошилова окружена, Тимошенко сбежал, Южная армия разбита, и германская армия занимает Донбасс.
Хозяин наш 44-х лет получил повестку идти на фронт, и все вообще мужское население выбирается: сегодня для всех женщин наших тяжелый день.
<приписка: (2 ящика дневники и мешок с рисом-сахаром) >. 2) Под выворотнем серебро. 3) На бугорке у болотца - ружье. 4) Рядом с ружьем фотоаппараты. 5) В подполье - портфели. 6) Охотоприпасы у лесничего.
Монах и казак. Впервые очень заметил в себе: что в одиночестве мне все по плечу, а в обществе - ничего. Если же и в обществе мне что-либо удавалось, то это удавалось, когда я в общество вносил достигнутое мною в одиночестве.
А есть другой тип человека: он самим обществом и в обществе рождается как работник и вне общества - ничто. Это два типа людей (по Ключевскому, монах и казак) - основные типы деятелей человеческого творчества.
30 Октября. На рассвете пришел Пав. Мих., и Дуня началапо-бабьему рыдать о нем, как по покойнику. Ну и воин Пав. Мих., воин из Болота!
Ну и трудно же теперь нашему хозяину с такими «новобранцами».
К Московской панике 17-го: я ехал спасти архив, N. определиться в Начальстве, жена его - купить отрез.
Вчера вечером теща <зачеркнуто: во всей наивности ограниченного человека> спорила с Лялей, выставляя ей, как реальность, свою неудовлетворенность этой жизнью беспорядочно-неряшливой. Ляля, напротив, освещала эту жизнь как переживание, как движение к радости. - Какая тут радость, сплошное страдание: тебе просто самое страдание нравится. -Нисколько: я просто чувствую радость. Представь себе, что теперь пришел бы отец и у него были бы грязные руки, и ты сама в грязи, разве бы ты не забыла эту грязь и беспорядок? - Я бы, конечно, обрадовалась, но не забыла бы немедленно привести все в порядок. Вы же как будто ищете беспорядка в текущем моменте жизни, чтобы извлекать себе радость для будущего. - Не беспорядка, а борьбы за порядок: посмотри вокруг себя, всякая вещь у меня на месте. - В узлах! - А хотя бы в узлах: мой порядок имеет целью движение, как в путешествии, а твой для собственного личного удовольствия. - Нельзя же, мамочка, исходить из личного удовольствия: такая точка зрения погубила Римскую империю...
Помню, еще в году 37 я сказал Ставскому, что нельзя всерьез говорить о литературе, требующей личности, в то время как мы все, даже и самую личность должны отдавать для войны. - Я вас сейчас положу на обе лопатки, - сказал он, - госуд. издательство выпустило Пушкина многомиллионным тиражом -это для войны? - Конечно! - ответил я. - Пушкин же теперь не пишет стихов, издается не сам по себе, а как средство для воспитания чувства родины, необходимого для воина.
Вспоминая этот разговор, представляю теперь выдвижение попов и архиереев: тоже, конечно, в государственных интересах. Итак, весь лично-кустарный строй старой России переделывался на социалистический, все понятия, возникшие в отношении личности, теперь, сохраняя свое прежнее имя, прилагались к обществу. Взять хотя бы Правду как дело совести, превращенную в газету «Правду». Личнику эта правда общественная казалась ложью, и так эта ложь все росла и росла <вымарано: и в ней-то и была революция, непобедимая никакими средствами>
Может быть, именно оттого и развилась ложь вместо правды, что вождям коммунизма пришлось с ремесленно-феодального берега прыгнуть прямо на этот берег коммунизма без промежуточной опоры на буржуазно-промышленный период истории. Вот почему, вероятно, так удался нэп и так хорошо его вспоминают.
Но, вероятно, все это было известно, а расчет был на промышленную и моральную катастрофу в мире и [на] нашем победном выступлении... Между тем промышленная катастрофа, как показывается сейчас, приводит в этом смысле к реакции, иначе разве возможно было на глазах всего мирового пролетариата немцам расстрелять коммунистов.
Вся катастрофа состоит в разладе личного начала человека и общественного: лично никто не хочет войны, а общественно должен воевать. Так что человек служит обществу против воли своей без любви. Во всем мире в этом отношении великий разлад, и отсюда великая слабость, у одних немцев осталось какое-то Pflicht как мост между личностью и обществом, и этим они побеждают.
Это немецкое Pflicht развилось, конечно, в ущерб личности, и вот почему немец при всем своем знании, умении, храбрости, честности не только французу, но и русскому кажется человеком, как личность, ограниченным. Отсюда, из этой личной ограниченности наше какое-то юмористическое отношение к немцу в домашней жизни и бесспорное уважение к его хозяйству и службе, мастерски выполняемым за счет личного развития.
«господство» не сладостная цель как для немца, а скорее злая необходимость.
Правда ли, что плановое хозяйство может устранить промышленный кризис и войны? Если это правда, то кому же, как не немцам, ввести в экономическую жизнь план. Англичане с своими владениями вынуждены думать о себе, им не до плана, а немцы со своими планами могут послужить для всех. Но ведь это самый скучный в свете отдел мирового творчества: дело принудительного обеспечения плана, представляющее сущность так называемого господства. Бывало, на майских демонстрациях я смотрел на портреты Ленина и других вождей с чувством жалости: «нигде-то им бедным покоя не дают». А немцев в таком положении почему-то не жалко: им хорошо.
Сегодня после вчерашнего вечера лунно-прекрасного, морозного, определилось утро невозможно-ненастное: хлещет дождь, свирепый ветер, гололедица. Немцы, наверно, хвост поджимают.
31 Октября. Вчера явился на моей машине N. За это время он успел уже много наездить на моей машине, крылья помяты, мотор как-то хрипит. Он подписал со мной договор о том, что я предоставляю машину учреждению, уверяя меня в том, что у него, директора, машину не возьмут и он ее мне сохранит. Теперь же сам говорит, что ему приходится с ней прятаться, ссылаться на меня. Недавно он ездил на ней в Ростов, теперь едет в Москву, чтобы успеть деньги обернуть в золото. Одним словом, жулик первостепенный.
N. небольшой человечек, блондин с узким лицом и светлыми грустно-симпатическими глазами, растительность на лице такая слабая, что думаешь, он дня три не брился, а это у него всегда такие небольшие рыженькие волоски. Сразу видишь что-то нерусское и принимаешь за еврея, но он еврея в себе отрицает и ссылается на поляка. Он чрезвычайно находчив на ходу, энергичен, умен, но стоит ему остановиться, как оказывается, в нем просто нет ничего. Он не партийный, но служил в НКВД, как сам говорит, по хозяйству. Однако он и не просто беспартийный, потому что беспартийность есть некоторое отношение к партии, отчасти моральное состояние, у него же нет морали, и существо его - компромисс, и цель его - так устроить дело, чтобы и овцы были довольны, и волки сыты. Однако в этом искреннем его намерении он столько находит себе клиентов, что угодить им всем бывает невозможно. Вот почему одним он удачно услужит, других надует. Тут, однако, это разделение на получающих от него дары и обманутых происходит не случайно: получающие всегда посильнее. Свои приемы подхода к человеку, способность влезать он, вероятно, взял из практики НКВД. Так вот он взял мою машину на ремонт в гараж и привел мне ее чистенькую, исправленную. Задушевным голосом сообщил, однако, что на машину мою охотятся и неминуемо отнимут. Но ее можно поставить у него в гараже для временного пользования... И вдруг получилось так, что если я ему не отдам машину, то ведь он же и пошлет ее отнять. Так точно он опутывает и своих служащих, создавая из них верных Ричардов: Иван Васил. его раб, потому что если чуть что - и уйдет на фронт. Вся жизнь его - это охота за случаем: никаких жизненных правил, одни только счастливые случаи, которые он находит, как легавая собака, чутьем. Он неуловим, как мышь в копне: довольно сухого листика, чтобы мышка затаилась, маленькая, а источит всю копну...
«Страшной мести» колдун158. Длинная тень легла от всадника, и вся фигура Германца на коне роковой силой тянет к себе бегуна, и все случаи так располагаются один за другим, что бегун устремляется к всаднику. И вот к бегуну протянулась рука, великан поднял его, посадил на ладонь и усмехается: такой мелкий, маленький бесеночек, с такими грустными зеленоватыми глазками. - Пусти меня, я тебе пригожусь! - шепчет бесенок. Всадник ухмыляется. Вот в расчете на такой-то разговор теперь и движется N. навстречу оккупации. Сердце его, однако, неспокойно: по русской практике он хорошо знает, что Всадник ухмыльнется и скажет: - А что в нем, пожалуй, пущу. -В германской же практике еще неизвестно: вдруг возьмет да и зашвырнет.
<На полях: От немцев не бежит, «потому что нас таких 30 % населения».>
если Япония выступит и на нее выступит Америка, значит, война продолжается как настоящая мировая война; если же англичане-американцы и тут не выступят, значит, у них относительно раздела нас договор. Читал в какой-то маленькой газетке статью А. Толстого о величайшем патриотизме тыла и проч., но существенным в статье было указание на организацию Гитлером всей Европы для войны с нами, а также и на то, что на юге мы разрушили все сооружения на Днепре и Дону и вообще все, что сделали за 24 года строительства. <Вымарано: Глупец сам не знает, что говорит.>
Под вечер выпал снежок, так чуть-чуть припорошило. Невидимкой луна освещала. Конец месяца провел в лесу. - Итак, еще почти два месяца день будет убывать, ноябрь и декабрь.
«Войне и мире». Земля в тумане.
Зачем писать мне далекому неведомому и предполагаемому другу, как делал я это много лет подряд, если мой настоящий, живой друг дремлет рядом с моим столом и я могу, когда он проснется, поделиться с ним всеми моими мыслями и мечтами. Единственный побудительный мотив для моего писания теперь - радовать своего друга неперестающим движением моей мысли, неугасающим стремлением моим заключать в какую-то форму текущий хаотический поток жизни.
Теперь каждый вечер я целую свою женщину, кладу голову ей на плечо возле груди, обнимаю одной рукой сверху, другой из-под низу. Тогда мне кажется - я погружаюсь, как бывало на юге, в Черное море, только намного, много лучше и прекрасней - это не вода теплая, даже не тело, а сама любящая душа человека сливается с другой душой. Она поглаживает мою голову, спрашивает: - О чем ты думаешь? - Я ей отвечаю, и мы советуемся так же свободно, как один человек сам с собой. И так проходят часы, и в этом единстве нашем я большей частью забываю даже о том единственном, из-за чего раньше приходил к женщине.
Чудесные мгновения. Я сказал Ляле: «какие у нас с тобой чудесные засыпанья, такие длительные райские чувства: я раньше этого и не подозревал у людей. - А как же ты думал, люди в любви обходятся? - спросила она. - Я думал, они сходятся на 5 минут и в этом все, а потом опять, когда захочется. - Ну, запиши же, - сказала Ляля, - поди, запиши, это так характерно, так разделяет людей на таких, как ты думал, и как мы...»
Чувиляев. Он собирал в лесу много лет подряд корешки и палочки, имеющие капризную форму птиц, зверей, людей, богов. Может быть, он, потратив на это собирание столько труда, бессознательно руководствовался верой в Бога как в первопричину искусства. Может быть, но будь у него любимая женщина с домашним уютом, не стал бы он таскаться по лесам за корешками.
- Не понимаю, - сказала теща, - как мог возникнуть вопрос
06 искусстве, как самоутешении.
- Согласен, - но у меня так вышло. Я писал письма и повести, адресованные к далекому неведомому другу, но когда друг пришел, искусство мое уступило жизни. Я говорю, конечно, не о домашнем уюте, а о жизни, которая значит больше, чем искусство.
- Есть ли такая жизнь?
В «Фацелии» намечена, но не совсем раскрыта тема первенства жизни перед искусством, я говорю о жизни, преображенной деятельностью человека, такой совершенной, что искусство является перед ней только средством, пройденным путем (как ожидание друга и самый друг).
2 Ноября. Утром в полумраке я увидел на столе в порядке уложенные любимые книги, и стало мне хорошо на душе. Я подумал: сколько чугуна пошло на Днепрострой, на Донбасс, и все взорвано, страна пуста, как во время татар или в «Слове о полку Игореве». Но вот оно «Слово» лежит, и я знаю, по Слову этому все встанет, заживет. Я так давно занят был словом и так недавно понял, что вполне ясно: не чугуном, а Словом все делается...
Утром за своим чаем, когда на дворе еще вовсе темно, взглянул на книжечки на столе и обрадовался: вот ведь четверть века люди, работая, полуголодные тащили с ругательствами свои гроши на постройку Днепростроя, Донбасса и т. п. И все это взорвано, страна пуста, как во время татар. А вот книжечки эти, Евангелие, Исаак Сириянин, Гоголь, Достоевский - не уничтожишь. Значит, вот где реальность, в слове, а не в чугуне. И так вот в пустой разоренной стране остается Слово, и мы знаем, что есть оно - и страна снова встанет. Да, Слово, «и Слово бе к Богу»... вот, вот теперь это нам надо, и этого довольно: Слово к Богу.
3 Ноября. Так это и осталось на дни, что земля, и лес, и вода остаются в непроходящем легком тумане...
Самые же нижние ветки обыкновенно ложатся на землю шатром, снег-поземица обметает, засыпает сверху шатер, и внутри его часто до самой земли остается убежище. Бывает, так и увидишь следок какой-нибудь, идущий под зимний шатер.
Но не всякие ветки смиряются и ложатся в стройном порядке: там и тут, бывает, какая-нибудь непокорная ветка торчит и выдерживает на себе всю тяжесть зимнего снега и не смиряется. Был один такой сук, был он, как и все, какой-то год процарствовал в верхней мутовке, и когда на другой год надо было повиснуть - не смирился, и так прожил непокорным до тех пор, пока дерево не стало высоким, прекрасным. Тогда пришла такая суровая снежная зима, что даже непокорный сук был прижат к самой земле и не воспрянул, когда солнце весеннее освободило весь лес от снежных завалов. Напротив, когда все, даже самые нижние сучья хоть немного да приподнялись от земли, этот непокорный сук остался лежать. И когда ветер пришел, он, как наказанный, стал от ветра раскачиваться и подметать землю под елкой. Сколько бурь, сколько ветров сквозит через лес, и даже самый незначительный качает наказанный сук и не дает ему никогда покою.
Так образовался под елью чистый ток, как на молотилке, и в тихую погоду этим током пользуются разные птички, зверушки, кто еловую шишку приносит и возится с ней, выбивает клювом зернышки, белка с орешком посидит и оставит скорлупки, глухарь накопает камешков. Каждый день тут видишь какие-то следы. А когда ветер, опять наказанный сук за работу и выметает все, и становится опять чисто под елью, и далеко заметный точок опять привлекает к себе разных птиц и зверушек.
<На полях: К рассказу о дереве: метущая ветка. > Одна большая ель спустила до земли нижние ветви, и когда ветер, эти ветви качаются и разметают под собой землю. Так образовался под елью чистый ток, как на молотилке, и в тихую погоду этим точкой пользуются разные птички и зверушки, кто еловую шишку принесет и возится с ней, выбивая клювом зернышки, белка с орешком посидит, глухарь с камешком возится, и постоянно, каждый день видишь тут все новые следы. А когда ветер, опять заходят ветви и все выметут.
полукруге горизонта глухие удары. Тут хоть бы какой конец, но именно конца-то нет, между тем как угроза все сильней и сильней и признаки явственнее: то девок везут на трудовой фронт, то новобранцев мальчишек. И вот вчера пришла весть, что надо ружья охотничьи сдавать, нельзя и выйти с ружьем.
N. с машиной пропал, связи теперь у меня прямой нет с городом. Очень возможно, что, предприняв спасение жизни в одиночку, я сделал ошибку. Но, может быть, спасемся и так...
В таких условиях вчера я начал писать роман «Начало века»159, который будет делом всей моей жизни, и я хочу эту книгу так написать, чтобы весь мир прочел ее и она была бы в оправдание божественного начала, обитающего в душах нашего, по словам немцев (взял из наших газет), обезьяньего племени. Ляля сказала, что начало вышло блестящее.
<3ачеркнуто: Какой-нибудь усердный церковник, благоговейно, но без понимания философского о горящей свече, как о человеческой жизни, ставящий свечу, никак не может понимать стоящего над ним мудреца, которому для общения с Богом вовсе и не надо не только свечи ставить, но и в церковь ходить. И мудрец этот перед большим мудрецом тоже как нищий мысли. И так все... Взять хотя бы разобрать, почему это неловко Лялю, нельзя назвать простой женой: потому что «жена» в отношении Ляли - это все равно, как верующий со свечкой в отношении того мудреца>
4 Ноября. Господи! рассей врагов Твоих от лица моего и освободи всю любовь мою ко всему Твоему миру и даже к врагам своим.
Искал врагов своих личных и не мог назвать ни одного, все мои враги, как мне кажется, являются врагами Бога. Так можно и о грехах говорить: их тоже просто нигде не чувствуешь, а надо открыть.
Молитва должна быть своей, даже если слова ее в точности сохраняются как у отцов. Ты же в эти слова неминуемо должен вкладывать свою мысль, волю и желанное исполнение. Если же ты можешь и слова изменять согласно времени, то делай это, ничего не страшась, потому что новое вино лучше вливать в новые и более надежные мехи. Ничего не надо страшиться, если ты это делаешь для Бога, а не для себя, своей славы и прихоти. <Приписка: NB. Все хорошо, но пахнет поповством, и хочется сказать: не учи и не судим будешь.>
Искал врагов личных своих и не мог назвать себе ни одного, все, кого я считаю врагами своими, являются врагами ведущего меня Бога. <3ачеркнуто: Когда же я вообразил себе личного врага, как, например, Ефросинья Павловна в отношении неведомой ей Валерии Дмитриевны, то мне представилась простейшей истиной, почти даже вежливостью и опрятностью, необходимостью моя любовь к ней.>
разбойника, признавшего Христа160 на кресте.
Но человек, по природе своей любящий людей, славящий Бога, в учении отцов церкви обходится. И Достоевский предлагает Алешу последствием греха161, т. е. дурной испорченной природы своей карамазовской. Так все герои христианской церкви, кроме единственного Христа, распятого за свои мысли, за ненависть свою к «греху», непременно исходят от греха.
Исторически все понятно: от «языческой» (бессознательной) прелести природы надо оттолкнуться, чтобы принять в себя новую, Христом освобожденную от греха природу. Но ведь уже 2000 лет официальных исторических люди воспитываются церковью, и, наверно, много воспиталось хороших людей, которые детей своих крестили в святой воде и воспитывали.
162, а не преображенной, безгрешной природы Христовой. Почему истинному христианину вменяется прежде всего непременно мучиться своими грехами, а не первейшей его обязанностью считается молитвенная благодарность за избавление от греха?
Мне кажется иногда, что от прежней далекой страстной борьбы языческого мира с христианским после официальной победы христианства сложился особый тип языческого развратника (вроде Тернавцева и Розанова)163, открывавшего в христианском учении удовлетворение своей извращенности. (Тернавцев: «Не могу любить народ: он сморкается двумя пальцами».)
И отсюда была навязана современному человеку необходимость (смакование) греха, равно как и безусловное разделение всего Божьего мира на «здесь на земле» и на «там за гробом».
«языческую», в которой не было «Слова», жизнь «Пана», как изображал ее Разумник164.
Я это признаю лишь со стороны внешней формы, особой кокетливости охотника своей оригинальностью в мещанском обществе. Все это было отчасти извне и мне теперь просто смешно. В существе же своем все мое поведение определенно было требованием христианской природы, созданной поколениями русских людей.
Я жил с Е. П. не как язычник, в свое удовольствие, а жил, обходя грех, по необходимости, как живет поп с попадьей или Афанасий Иванович с Пульхерией Ивановной, не смея отдаться постоянно живущей в глубине души, влекущей к себе «прелести». Хочется какому-то неведомому другу сказать слово своей переполненной души, а друга этого нет. И вот поп, отдавая свою обыкновенную любовь попадье, несет свое задушевное слово к Богу и от Бога к людям.
Точно так же делал и я, жил с попадьей и писал неведомому далекому другу. И так жило множество хороших русских людей, и среди попов, и дворян, и купцов, и крестьян... Где тут грех, где тут язычество?
А разве не так жил Л. Толстой и просто «все»?
«природе» христианскую природу, созданную из простой природы трудами христиан на протяжении 2000 лет. Не в «природе» причина моей перемены, а требовании Слова, которому я скромно служил. Слово это, обращенное к «другу», неминуемо должно было воплотиться. И никакого противоречия с природой не вышло бы, если бы не дурацкий каприз Е. П. Весь скандал простая случайность, но не борьба между языческой природой и Словом.
И так еще, если «природа» не есть только природа Пана, а и Христа (как, напр., весь художественный «пейзаж»), то и Алпатов мог в природе Пана брать для себя христианский слой человека, отстраняя языческий. Гораздо новее и глубже изображать фазы жизни Алпатова не как борьбу язычества с христианством, а как жизнь, согласованную с жизнью Слова: это Слово, если служить ему по правде, освобождаясь от пут природы, ищет нового воплощения, новой «природы».
Надо противопоставлять теперь не «язычество» христианству, а наш родной большевизм и социализм с их верой в знание как силу человека, а не как волю Божию.
Приехал N., и мы ждем его с новостями. Уже знаем, что разбомбили в Москве дом ЦК и сбили с Большого театра коней. Надо ему протереть очки на возможность организации длительного сопротивления - раз. Второе - что машину можно продать.
5 Ноября. Вчера вечером приехал N. и посвятил нас в дела на фронте на подступах к Москве: будто бы на Западном направлении немцы в 30 кил. от Москвы. Все сопротивление исходит от коммунистических дивизий. (Молоко вполне отстоялось: сливки наверху и простокваша внизу. Оттого нам и кажется непонятным наше сопротивление, что мы имеем дело с одной простоквашей.) Выезд из Москвы запрещен всем без исключения. Бухгалтер, посланный в Москву неделю тому назад, пропал. Единственный выход из Москвы, обе восточные <(г железные дороги на Ярославль и на Горький каждый день посыпают бомбами. По-видимому, наступление немцев идет берегом Московского моря на Талдом, и оттуда, вероятно, слышится у нас весь [день] орудийная пальба.
Вчера Ляля ходила на Болото и достала 4 кило мяса по 6 р. (в частной продаже 25 р., а свинина 45 р.), мешок картофелю, луку, через несколько дней обещают масло.
Вот надо взять у себя и у Ляли для изображения встречи Валерии Лиорко и Алпатова следующий психологический материал. Как она, так и я, при внешнем кажущемся здоровье на самом деле слабоваты. Здоровье берется изнутри. Особенно это у Валерии. Цветущий вид держится на здоровье духа. Пусть здоровье духа и будет одним из планов романа.
Помню, что когда я 48 лет тому назад вдруг поверил в марксизм, то именно вдруг явилась решительность, смелость, бесстрашие и жажда борьбы. Тут все как у сектантов: сомнения, колебания отбрасываются, круг идей фиксируется, и за этот счет остановленной мысли освобождается огромная энергия. Этот психический процесс выписан на лицах коммунистов, особенно у женщин. Этой энергией и двигались все Днепрострои, и этой энергией, ныне превращенной просто в борьбу за существование, оказывается сопротивление немцам.
«Всех скорбящих». - То-то у нас, - говорит Агаша, - и хорошо было, что наш праздник «Скорбящей» вместе был с их праздником (советским) и мы празднуем про свое, а они свое. Конечно, многое за это время помешалось, и Сталин и образа, все вместе. Иные образа выносили, а теперь начинают Сталина выносить. У меня же как стояли образа, так и сейчас стоят. (Агаша - тип православной язычницы.)
Ляля весь день стирала белье, а мать весь день ей соболезновала, и в ответ Ляля весь день огрызалась. А чуть мать прихворнет или даже вид покажет, Ляля начинает ей соболезновать. Стирала по-настоящему, как прачка, упивалась трудом и выстирала, и это по результату было настоящее дело. И все-таки смотришь на этот труд и все время думаешь, что это не настоящий труд, а будто «барышня-крестьянка» работает себе в утешение, всем на удивление и матери на соболезнование, -какой-то спектакль! Поглядел на лесничиху, как она картошку чистит: ни одного лишнего порывистого движения, ни малейшей торопливости, спокойно сосредоточена и во всякое время готова, если понадобится, говорить о чем угодно без помехи своему труду. Наверно, как Ляля, все нервные люди работают, и я такой был, пока не занялся тем, к чему способен. Но я понимаю, что Ляля теперь упивается домашним трудом: она должна это делать, она теперь как все.
Какой-то парень у лесничего говорил: - Ничего не знаем и не можем знать. Тот, кто знает, не скажет, а кто говорит - врет. Кончится все через неделю? возможно. Провоюем со всем миром пять лет? возможно. Ночи начинаются длинные, керосину мало. В темноте лежишь, лежишь, начнешь мечтать, и вся мечта впустую: ничего не выдумаешь.
Но по воздуху чуешь, что события движутся, нарастают. Вот пришло 25 военных автобусов, ремонтная мастерская. Собрались, постояли. Вышел военный, махнул рукой, все тихонько двинулись и стали на опушке нашего леса, почти рядом с нашим домиком. (Неприятное соседство.)
Подгоняли Ив. Вас. дрова возить, пробовали зерна купить, мешок картошки достали. Заготовка психически распределяется на две: одна заготовка, чтобы пережить какое-то переломное событие, не поддающееся точному определению. Сказать «оккупация» слишком грубо и просто, нет! это событие, о котором каждый думает, буду я жить после того или нет, это какой-то порог жизни. Пусть это и будет называться «Порог».
страшная, без расчета, без мечты, после же Порога опять можно будет рассчитывать свою жизнь по ходу времен года, с надеждой и радостью дожидаться весны.
«3 часа живешь, а 3 сидишь в убежище». Есть нечего, только по карточкам. Много разрушенных домов, много убитых.
В «Известиях» передовая о решительном бое (последнем) за Москву. В связи со слухами этой статье придают особенное значение. Очень думают, что этот бой и будет как раз в день праздника 7 Ноября (25 Октября).
У директора Леспромхоза некто из военкомата врал нам о положении на фронте и о себе говорил, что он никуда не уйдет, а организует «партизанский отряд». - Хочу быть героем! - сказал он. А Ляля ему сказала: - Мало того, чтобы хотеть. - А что же еще? - Надо и героем быть в плановом порядке, а то мало ли чего вам захочется. - «Герой» был так туп, что ничего не понял.
- Из каких он? - спросила меня потом Л.
- Да что он так нагло врет.
- А Черчилль? и всякие лорды? Тут не происхождение важно, а политика. Стань на его место, и ты будешь врать.
На обратном пути встретили егеря Кирсана с жалкими остатками Завидовского Охотхозяйства. Они едут на лошадях с коровами и собаками уже 24 дня (13-го началась паника, все бросили, взяли кое-что и поехали). Едут в Слободку к Катынскому. «Дальше никуда не поедем». Собаки - одни кости. Коровы ревут с голоду.
7 Ноября (25 Октября). Вспоминаю свою подзаборную молитву и вижу, как сходятся времена: как будто это было вчера.
Я думаю, легенда началась от какого-то спора в правительстве, относительно объявления Москвы открытым городом. По-видимому, линия Сталина взяла верх, и потому в «Известиях» напечатали о решительном бое.
Народ ждет решительных действий со стороны немцевименно к «празднику» (сегодня). В связи с этим, с угрозамизимы (сильный мороз на сухой земле), с бомбежкой повседневной на полугоризонте напряжение чувств достигло величайшей степени.
Воспринял Филаретово толкование «врага» по разделению на врага Божия - что с ним борись, и врага личного - люби, и теперь одумался. Если по этой схеме каждый из нас расположит тех, кого он считает врагами, то все личные враги окажутся врагами Божиими, потому что каждый себя считает правым. И когда все враги личные станут врагами Божиими, то тем самым именем Бога открывается сила древней заповеди: око за око и зуб за зуб.
Молчание как Ветхий Завет в ожидании Слова. Отец Валерии, молчун.
История мировая как анатомический срез текущего мгновения всей жизни.
В этом разрезе окажется налицо и Египет, и Ветхий Завет, и все, что мы знаем о прошлом.
Это история мира налицо, потому что кто хочет, может найти и Авраама как личность: и до сих пор, сколько хотите! и можете найти тоже и рыцаря, и инквизитора.
Точно так же и природа может быть представлена как организм всего человека, в котором каждая отдельная часть выступает с лицом.
в человеке.
При внимательном разглядывании природы представляется, будто Творец создавал человека этюдами, думая о животе, создал бегемота, о кишках - удавов, и, по-моему, когда доходил до последнего, до его души, создал воду.
7 Ноября (вечером). Еще в темноте сегодня утром пошел снег и шел до обеда. Легла хорошая пороша. Никаких новых вестей с фронта не прибыло, но люди их сами себе создавали. Сквозь метель при шуме деревьев звуки орудий не долетали. И люди мечтали: - Не мир ли?