• Приглашаем посетить наш сайт
    Культура (niv.ru)
  • Пришвин.Дневники 1905-1947 гг. (Публикации 1991-2013 гг.)
    1942. Cтраница 5

    5 Мая. -4, сев-вост. ветер.

    После обеда валом валит снег, вечером зимний ландшафт при том же морозе (не утренник, а «вседневник», майский вседневник). Вчера Ляля взялась, было, за дневник наш, и в меня начала вливаться и трогать мою душу волна желанного мира. Сегодня она, как встала, так и до ночи, забыв о начатой работе, перекладывала с матерью сундуки. - Ты понимаешь ли, - отвечала она на мои прозрачные намеки, - что во всяком хозяйстве женщины делают сезонную работу. Зимние вещи у нас лежали наверху, теперь мы зимние вниз перекладываем, а летние вверх. Но я плохо мирился с этой необходимостью все на свете делать запоем, как будто нельзя выделять какие-то часы для ежедневной работы и не зарываться с головой в тряпки. Это ее основной порок, она не воспитана дисциплиной умственного труда, или как мать дисциплиной домашнего хозяйства. Только вечером в постели мы стали разговаривать по душам, и темой разговора было у нас религиозное чувство добра и зла, любви, если понимать любовь, как творческую победоносную борьбу добра со злом. Она утверждала, что любовь, как нравственное начало жизни человека, неотделима от чувства Бога, что если без Бога любовь, то это не нравственность, и без моральной основы не может быть чувства истинного Бога и что нравственное чувство и религиозное разделяют только люди, наученные религии.

    - Чувство добра, - говорила она, - есть человеческое чувство Бога.

    - А разве может быть нечеловеческое чувство Бога?

    На этом вопросе кончился наш разговор, она повернулась спиной, уснула, и как провалилась куда-то. Так она всегда спит, будто проваливается, я же сплю, не разрывая вполне связь с миром. Свой сон такой она считает пороком. Это не сон, а забвенье всего, выработанное борьбой жизненной, как самозащита.

    Я же все думал о возможности чувства Бога по ту сторону добра и зла и находил это в себе, как чувство природы, в котором дается, что и до человека был Бог, и раньше человека творил Он, разделял сушу и воду, населял формами тварей, из которых в едином вдохновении был собран весь человек.

    Вот это чувство Бога сущего до человека, Который был пер-вее человеческой борьбы со злом за добро, и есть мое основное чувство добра, включающего в себя обязательно и красоту.

    После, когда я ей прочитал это, она сказала: - Ты не понял меня: я хотела сказать, что, конечно, Бог-Отец существует, и может быть и всякая тварь содержит в себе Бога, как Творца. Но я лично чувствую Христа, во-первых, как Бога мне более доступного и близкого в добре, а во-вторых, более совершенного: после Христа, которого с детства чувствую и знаю непосредственно, всякое другое отношение к Богу меня мало трогает: все это - для меня «пан».

    Ляля уверена, что обладает сильнейшим чувством природы, и я сам видел, как она чувствует себя в лесу, будто в храме, и в поле поднимается душой к небесам. Но она ничего не знает о природе и ни одну тварь не может заметить отдельно и назвать своим именем. Я же... (эту тему надо развить).

    Читаем «Бесы». Думаешь о П. Верховенском, что бедствия человеческие в том, что религия, искусство, наука попадают в руки прозелитов (масс). Отсюда социальный вопрос решается в двух планах: 1) аристократия («совет мудрецов» в идее, гибнущий от рода), 2) человек вообще и [отдельный] человек (демократия, тоже погибающая от рода, т. е. множимости и последующей механизации). Все это от века веков. Теперь все сошлось на диктатурах, так или иначе устраняющих временно окончательное и мгновенное разрушение культуры массами.

    Культура - это собирание любви человеческой в Боге. Вынуть Бога - и все разрушится.

    7 Мая. -6. Солнце.

    Северный ветер. Трава от мороза белая. Вчера вечером мы решили так, чтобы Ляля из моих записок делала книгу нашей любви117. Во время длинного разговора об этом, я чувствовал на себе лучи ее добра и через это был в чем-то большом уверен и прямо знал добро жизни, как оно есть.

    До встречи с нею в глубине души не верилось мне вообще в объективное добро, и любовь, как движущая сила жизни, была непонятна мне. Но я хотел этого, я об этом писал, я это создавал, и моя уверенность в существовании всего этого, о чем я пишу, подтверждалась только друзьями-читателями. Стоило кому-нибудь написать обо мне дурно, как я начинал во всем колебаться.

    Все это мое хорошее желанное добро в красоте определилось впервые как реальность, как необходимая сущность, мною ощутимая, осязаемая лишь, когда она, этот «друг-читатель», пришла ко мне. Она же все это знала и до меня (через Христа непосредственно, как личность). Вот почему она и представлялась всегда в чем-то главном выше меня и как неиссякаемый источник.

    Теперь понимаю борьбу моего чувства природы и почему я знаю каждую тварь в природе, и понимаю через себя самого, а она и знать этого не хочет и мне всегда кажется, не стоит и учить ее этому.

    8 Мая. С утра при морозе валит снег, вот так май. Принесли подшитые валенки: это Ляля готовится к зиме. И вообще, мы теперь перенесли хозяйственную заботу на зиму.

    Начинаю выходить из этой атмосферы трагического легкомыслия всеобщенародного, что война должна кончиться в мае: «или мы, или они». Начинаешь понимать перспективу будущего в длительном изморе: если немцы возьмут нас, то вынуждены будут нас морить, пока сами не изомрут. Если же мы устоим, то будем сами себя морить.

    Ляля взялась из моих записок строить книгу «Михаил Пришвин в записях и высказываниях, собранных Валерией Лиорко». Необходимо выработать форму для интимных высказываний.

    Мне дано понимать мораль только через красоту, прямо я ничего не понимаю. Форма или практическое дело мне кажутся необходимыми коррективами нравственности. Форма для меня определяет и оправдывает.

    Митраша - идеалист и И. И. Фокин - материалист, и их движение вперед под воздействием наших событий.

    Начал писать историю моего романа.

    9 Мая. Еще вчера вечером почуялось потепление. Послышалось в лесу кукование. Сегодня утро солнечное, тихое, но, кажется, легкий мороз... На восходе мороз разросся и остался. Солнце скрылось, подул ветер и опять снег.

    Плохо и хорошо, что память у меня хорошая, исключительно есть только на самое главное, а подробности, годы, всякие цифры выпадают, и когда пишешь, то о подробностях надо выспрашивать, как говорят: собирать материал.

    Вот сегодня мне пришла мысль о том, что в Ельце старые купеческие фамилии были двойные, наша фамилия Пришвиных на улице превращалась в Алпатовых. Хорошо знаю, что Лавровы и Горшковы, и Ростовцевы, и Хренниковы - все были в двойных именах, но вспомнить их не мог и рыться негде: все архивы мои Елецкие погибли во время нашествия Мамонтова. Но это неважно: мне ясен смысл этой двойственности: первое имя - это имя тому, каким ты родился, а второе имя - это уличное, это каким ты представляешься людям. Имена всех наших героев романов - это все имена уличные.

    Значит, двойные имена: это род (первое имя) и второе - легенда (слово). Пришвины - род. Алпатовы - это люди говорят о Пришвиных. Так что если Пришвин - в Ветхом Завете, Алпатов - в Новом, то Михаил мой находится уже в третьем этаже; и если сличить его жизнь с тем, что говорят об Алпатове и что есть Пришвин, может совсем не сойтись, и профану показаться совершенным враньем.

    Переработать отношения между людьми в отношении к Богу - вот дело христианское и вот это все.

    10 Мая. Потеплело чуть-чуть. После холодов и этому очень обрадовались. Когда же будет тепло? Разработал вступление к роману, как борьбу за имя.

    Кончил «Бесы».

    Вся жизнь русского народа выразилась в двух ее пророках:Достоевском и Толстом.

    В «Бесах» «общее дело» вскрыто как личное дело властолюбцев. Властолюбие как сила греха. Истоки властолюбия самообман. Результат самообмана «общее дело».

    Раздумывая о «порядочном обществе» тещи, об утрате которого она вздыхает и ненавидит «болото». Это общество состоит из нескольких лиц, посещение которых там, в городе, вызывало обыкновенно домашние секретные восклицания: - Ах, вот опять Ел. Конст., опять принесло Раттая. Нечего уж говорить о людях соседних квартир, улицы. Всему этому я противопоставляю «Болото», т. е. любое место земного шара, на котором в равном количестве живет истинно достойный человек. Я вовсе не чувствую утраты той или иной среды, потому что знаю: во всякой среде, во всяком месте найдется мой друг. Мне представляется досадным это определение места лучшим, где живет мой старый друг, напр., Александр Мих. Ну, и пусть он там себе живет, я же найду себе в любой среде, в любом месте хорошего человека, того же Александра Михайловича в другой форме.

    Я раздумывал об этой моей исключительной способности вызывать из «болота» на каждом месте хороших людей, об этом чувстве всеобщего скрытого и всюдного человека - есть ли это качество положительное или отрицательное. Оно отрицательное, потому что сопровождается вниманием к среднему человеку, отклонением привязанностей, привычек и готовностью к замене одного другим. Оно отрицательное, потому что сопровождается равнодушием к распространенному человеку. Только благодаря такому равнодушию мог я 30 лет прожить с женщиной без всяких попыток уйти от нее. («В среднем» все такие.) Но только благодаря такому равнодушию к среднему человеку, душа моя превращается в сито, через которое вся мелочь проваливается и остаются немногие, независимые от среды, времени и места хорошие люди. Только благодаря этому ситу, этой глубоко скрытой жажде хорошего человека, настоящего, я мог дождаться моего настоящего друга и вызывать из хаоса жизни человеческой друзей-читателей. Эта способность отбора вполне соответствует моей памяти: память плохая «на все» и очень хорошая на то, что надо.

    Мое внимание к человеку возбуждается не внешним обликом; напротив, внешний облик складывается во мне по внутреннему восприятию, вследствие чего бывает брюнетка для всех у меня, в моем представлении становится блондинкой. Так вот Клавдия Бор., в которую я короткое время был влюблен, остается во мне как северная женщина с глазами бледной звездочки, белокурая и грациозная фигурка, выходящая из облаков или тумана. На самом же деле у нее глаза карие, лицо смуглое, с монгольскими скулами, с цыганскими заплетьями на руках.

    Есть люди наивные, у которых их «простота» приводит к открытым Америкам. И есть люди действительно простые сердцем, как дети: и, встречая всем известные Америки, выражают свое удивление или восхищение, или, может быть, негодование совершенно по-своему, как будто до них мы ничего не слыхали об Америке. Через них-то Америка действительно вновь открывается и больше того, через них-то нам и раскрывается путь бесконечных открытий бесконечного Нового Света. Это люди, которые следуют завету: будьте как дети.

    11 Мая. Понемногу теплеет, но день прошел «ни холоден, ни горяч» и кончился дождем. Кукушка поет в неодетом лесу особенно грустно. Мартовско-апрельская всенародная уверенность в скором конце войны после 1 мая постепенно ослабела, но не к разочарованию и безнадежности привела, а к тому, что выражается народной мудростью: «Помирать собирайся -рожь сей». Как-то незаметно мы взялись за лопаты и стали разделывать перед домиком целину лесной почвы и рубить жерди для огорода. Сам собой без зова пришел человек, которому я продал кожаное пальто свое за 2 1/2 пуда муки, 2 кило масла и 1 кило сахару. Это все в фонд будущей зимовки. Между тем всего какой-то месяц назад казалось невозможным представить себе еще одну зимовку в Усолье.

    и силу солнечных лучей переделать в силу человеческого слова. Но каждый раз, как я начинаю ставить свой рычаг для применения силы, я не нахожу точки опоры, отступаю не разуверенный в силе своего богатства, а несколько сбитый на время в тайном упрямом знании, что мое время придет. Вот именно, как мне представляется, дело не в том, чем я обладаю, а в несущественном, во времени, которое надо переждать в надежде такой же, как у земледельца, что с посеянным делать больше нечего, руки человеческие отступают и предоставляют дальнейшую работу солнцу, ветру и дождю. В духовной области это отступление выражается словами: да будет воля Твоя.

    Есть нравственный предел хитрости, применяемой для избегания фронта. Уловки бесчисленны, но есть для того человека, о котором я думаю, предел избегания: для спасения своего нравственного образа ему надо решиться и пойти на войну и наряду со всеми сражаться. Есть и предел уступок этому необходимому устремлению быть со всеми в радостном сознании, что на людях и смерть красна. Есть другой человек, о котором я думаю, он в последний момент должен воткнуть свой штык в землю и, обнажив грудь свою, умереть, сказав врагу своему: «не убий».

    12 Мая. Какой-то ступенью потеплело, но не тепло. Вечером на токованье тетерева залез в Блудово болото. Какая чертовщина! И я находил удовольствие таскаться по таким болотам всю жизнь. Но когда вышел к реке в голубом и малиновом свете в дымке догорающей зари с церковью вдали, я вошел опять в красоту, и мне было хорошо на душе. А Ляля оказалась совсем слабенькой, ей нужен юг. Ну и что ж, юг так юг, и так хорошо будет выйти из болотного сумрака на свет.

    13 Мая. Серый, все еще прохладный и ветреный день. По радио будто бы сказали, что на всех фронтах начались усиленные бои. Пора.

    Приехал из Москвы Кононов, говорит, что в Москве оптимизм. Как удалось выяснить из расспросов, этот оптимизм, во-первых, основан на заявлениях и пропаганде правительства, во-вторых, на том, что если сейчас ударим, то дальше воевать нечем и отсюда радостное заключение «к одному концу». Вот это-то последнее - корень народного оптимизма, а первое -партийного. И последний, третий родник уверенности в близком конце германского нашествия - это личное сознание, что этим немецким способом прямым и насильственным нельзя удержать в руках весь мир и привести к одному знаменателю. И еще целый ряд немецких ошибок военных - в свое время проморгали Англию, могли бы голыми руками взять Москву, применили «зверства» и еще много всего. - Одним словом, -сказал N.. - жиды победят, и нам будет лучше, и хорошо! но сама затея немецкая мне нравится.

    14 Мая. Вчера с вечера на ночь пошел теплый дождик, сегодня с утра дождик, как теплое молоко, и вместе с тем солнце постепенно освобождается из-под облачков серых, зеленеет трава, начинается май настоящий. Береза развертывается. Запел соловей. Аромат самой земли.

    И несмотря ни на что, умно [вникая] в жизни людей, чувствуешь впереди какое-то решенье, о котором сейчас нельзя и сказать. И вот тут-то и таится великое разделение на тех, кто не решается сам и ждет, чтобы оно само собой разрешилось. И на тех, кто, сделав какое-то обобщение, выводит решение и немедленно действует, уверенный по коротенькой правде человеческой, что действует во имя общего блага.

    И вот, в конце концов, выходит, что первые царствуют, вторые просто работают, сами себя считая в себе царями. Сила и мудрость истинно царствующих и состоит в тайне этого глубокого сознания, когда человек с человеком понимают друг друга в слезах и улыбках, но не на словах. Вот тут и происходит основное разделение на тех, кто пользуется словами для дела, и на тех, кто служит Слову и участвует в создании имен. В конце концов, дела и действующих проходят, и остаются имена, составляющие единое имя единого Бога. Так наступает время свободного и непроизносимого разделения - на молчащих царей и говорящих рабов.

    Искусство слова состоит в знании того, что следует сказать немногим и что можно сказать всем. Бог - это слово для избранных. Есть слова для всех. Есть ли слова для всех? Есть! Это первое слово «хлеб».

    Ароматный пар от земли поднялся в бору, и в этой сизой дымке вставали оранжевые сосны и поднимались, как свечи и сходились кронами, укрывая, как свод храма, этот животворящий ароматный, не выходящий из этой лесной скинии пар земли. В этом бору от тени стволов светолюбивых хвойных деревьев, как бы отдающих всецело жизнь свою на служение свету, все было строго, скупо и скудно: только мох зеленый, ни травы с цветами, ни веточки с каплями сока и росы, ни певчих птичек.

    Моя душа томилась по лиственному лесу, я искал хотя бы одного деревца и после долгих поисков в южной опушке у поля нашел среди елей и сосен несколько десятков молодых берез с зелеными почками, осинок и раннюю иву, покрытую своими бледно-желтыми цветами.

    Казалось, эти милые, родные моему сердцу существа собрались сюда как люди в храм и я между ними пришел1 к своему месту, к большому пню, где присел и притих, и подумав, записал к себе в книжечку: есть слово для всех - это хлеб.

    И есть иное слово, предназначенное для каждого из всех. Первое слово «хлеб» в сущности своей не есть слово, а только лишь сигнал необходимости между людьми, равнозначащий смерти.

    Истинное слово требует от каждого творческого участия, в котором создается личность, и каждый из всех может сделаться личностью, создающей Божественное имя, единственное Слово, от которого рождаются все имена.

    Советский хозяйственник от Богданова до Кононова - это кулак, включаемый в советский аппарат, как необходимое звено распределения продуктов. Задача его устранить неудобства, вроде «обезлички», уравниловки, возникшие из отвлеченной идеи коммунизма, примененной к живому современному человеку. У хозяйственника всегда есть «личный фонд», которым он может располагать по своему усмотрению. По-видимому, этот фонд и есть то основание, из которого возникает могущество этих маленьких и повсеместных королей (собирать материалы для изображения этого «типа», весьма распространенного).

    15 Мая. Перемежался весь день, поднимался, насыщая воздух березовыми почками, пар, к вечеру на реку лег черный туман. Пропал в Желтикове Кононов. Пробовал на велосипеде проехать в Желтиково по грязи и не мог. К вечеру определилось, что наш городской шофер по своему обыкновению на деревенской дороге застрял.

    16 Мая. На днях (может быть вчера) то ли сквозь сон, то ли сквозь суету был слышен первый гром. Сегодня так парит, что можно в одной рубашке ходить.

    17 Мая. Живая ночь: все растет, все поет. Вчера вечером Ляля сделала любимый свой картофельный салат с луком и полила его постным маслом. Когда мы попробовали, то сразу поняли, что масло не подсолнечное, а какое-то вроде минеральное, отвратительное на вкус. Ляля ничего не отвечала и ела, тем подавая пример, чтобы и мы ели. И мы ели из любви к ней, ели это отвратительное блюдо. - Неужели же ты, Ляля, не чувствуешь, какая это гадость? - Я въелась, - ответила она, -въедайтесь, въедайтесь. Что же делать, мы ели: больше ничего не было к ужину. - Хочешь, - сказала она, - я тебе кашки поджарю? - Пожалуйста, - ответил я. И в этот момент понял: это масло лампадное. И все поняли, вспомнив, что масло это доставлено Марьей Вас., и признали, что это масло деревянное. Бедная Ляля! она жизнь свою земную ест, как это деревянное масло, лишь ценой бунтов своих выражая право свое на хорошее масло. И вот теперь май, земля покрывается зеленью, все поет, все растет, а она часу в день не найдет, чтобы насладиться праздником земли.

    сгущал на мне внимание, словно приближался, и наконец спросил: - Скажите, Пришвин, как ты это понимаешь, почему мы, социалисты, ненавидим обряд. -Так понимаю, И. В., - ответил я, - что обряд снимает с рядового человека обязательство самого себя держать в состоянии творческого напряжения и все переносить на внешнюю форму. -Но если так, - сказал Сталин, - то значит мы, социалисты, разрушая обряд, способствуем созданию истинной невидимой церкви. - И тайны, - ответил я, - тайны невидимого града каждой личности. - Тогда чем же мы, большевики, не хороши? -Ну, это другое дело, хороши или плохи, - ответил я, - а вот Мефистофель, такое злое существо, столько зла хотел, а выходило только добро.

    18 Мая. Жара летняя. В лесу начинаются комары. На реке желтые цветы. Полный нерест плотвы.

    Красные кулаки («короли») - гнездо контрреволюции (с этим уже и не борются). Из «гнезд» скверные слухи о войне начались. Сегодня переезжаю в свою «мастерскую».

    Весна запоздала и вдруг принялась догонять, и только развернулись березы и заблестели клейкие листики, птицы сели на яйца и смолкла брачная песня самцов. Странный был вечер сегодня, после знойного дня не прохладный, а только не жарко. И такая тишина! Я никогда не слышал такой тишины, ни птички, ни мотора, и только изредка жук прожужжит. А какая прошла борьба Солнца с ужасным Морозом, как после победы бросилась вся тварь на свою «любовь»! Теперь вечером в молчанье было так, будто их бог, вполне удовлетворенный, сел у реки покурить, и дым его туманом встал над рекой. А самки его, вся самка, вся женская тварь села на яйца.

    Мы вечером вечеряли, сидя на изгороди, как на шестке куры. Вместе с природой я чувствовал в себе это удовлетворение и тоже курил.

    Так ясно было, почему у животных их акт размножения совершается целомудренно, а «животное» чувство бывает только у человека. Это потому, что вся тварь совершает свой акт в бессознании, у человека же есть еще свет, в луче которого происходит разделение плоти и духа. Человеку мало этого удовлетворения, и он, совершив «животный акт», хочет чего-то еще.

    Но есть человек, у которого его настоящая человеческая любовь сгущается, и соединение с подругой происходит без отрыва от Целого.

    Вот этого Ляля искала всю жизнь и не могла найти, потому что ее девственные груди, почти сосочки одни, были скрыты, а показаны только большие дразнящие бедра. На эту приманку шли самцы, не замечая целомудренной Психеи.

    Самое удивительное и особенное в наших отношениях было в полнейшем отсутствии у меня того дразнящего изображения женщины, которое впечатляется при первой встрече. Меня впечатлила ее душа и ее понимание моей души. Тут было соприкосновение души с душой, и только очень медленно, очень постепенно переходящее в тело и без малейшего разрыва на душу и плоть, без малейшего стыда и упрека. Это было не совокупление, как у всех, а воплощение. Я почти могу припомнить, как у моей Психеи создавались ее прекрасные глаза, расцветала улыбка, первые животворящие слезы радости, и поцелуй, и огненное соприкосновение, в котором сплавлялась в единство наша разная плоть. Мне казалось тогда, будто древний бог, наказавший человека изгнанием, возвращал ему свое благоволение и передавал в мои руки продолжение древнего творчества мира.

    Когда же мы стали в единстве, то всякая тварь на земле стала на свое место и даже какой-нибудь крокодил, стоящий подальше от человека, стал через это понятен и получил свое оправдание где-то на берегах Нила.

    19 Мая. Хотя это не первый гром, но первая настоящая великая гроза.

    20 Мая. По дорожкам травка больше зеленеет. Воздух насыщен водяным паром, а под ногами опавшие створочки почек тополей, возьмешь - и на весь день носишь с собой аромат свежий, бодрый. Прилетела иволга и весь день свистит в свою флейточку. Ляля ночевала у меня, и сколько было у нас радости, что вырвались... На свободе, лежа вдвоем в обнимку на хозяйском сундуке, мы вспоминали начало нашей любви, как открытие страны большей и лучшей, чем когда-то Америка с ее золотыми богатствами. - Скажи, сумей сказать это людям! -просила моя подруга.

    21 Мая. Какой праздник!

    Шел возле поля краем лесного питомника. На столбике изгороди впереди меня куковала кукушка и такая смелая! - когда я приближался, она перелетала на следующий столбик и опять куковала. И так я шел, и она перелетала от столбика к столбику. По тропинке же передо мной бежала трясогузка и тоже перелетала подальше, когда я ее догонял: эта умней оказалась кукушки, через три перелета поняла и, облетев меня сбоку, вернулась назад.

    Из питомника вышел русак, в мае изменяющий своему ночному образу жизни. Он долго ковылял по полю, там и тут подправляя себя какой-нибудь травкой. На середине поля он встретился с другим зайцем, и они стали прыгать друг за другом и возиться.

    В душе моей был праздник, и все, на что я обращал свое внимание, отвечало этому празднику: белая березка со светящимися зелеными листиками, цветущие ивы, молодые сосны с перстами своих новых побегов, склеенных ароматной смолой.

    Когда же я вышел из лесу, то само собою случилось, что поднял глаза на небо, собиравшее в себя праздник земли. Я знал в это время, что праздник такой, обнимающий светящимся голубым небом всю зеленую землю, и есть та желанная свобода, к которой стремится человек, что всякая работа, всякое страданье направлено к творчеству такого праздника, и единственный долг человека - это во всякой работе, в страданье сохранять присутствие духа, и что в этом «присутствии» заключается весь смысл жизни и победа человека над временем и смертью.

    И главное, отчего происходила вся полнота моего праздника, состояло в том, что всего этого можно достигнуть и еще больше, что где-то в душе моей таится направляющая сила, посредством которой можно все сделать. Я знал в это же время, что это «все можно» таит в себе и опасную силу, посредством которой можно «выйти из себя» и пользоваться ею против праздника в Духе - в обманчивом благе для всех.

    Очень ясно видел я многих людей, которые, обманывая себя, укрывали свое честолюбие формой работы на общее благо.

    Вечером посадили мешок картошки. Плотва кончила нерест.

    22 Мая. Еще праздник. Ликующий майский день.

    Оно исходит, во-первых, из моего мужского отвращения к женской работе обслуживания и ухода за человеком - это раз. И второе, что Ляля в такой недоступной мне женской работе стремится сохранить присутствие Духа, образующего праздник жизни.

    Возможно и наверно даже, что она тоже знает и мое превосходство мужчины, своим талантом или любовью (как она это называет) преодолевающее в себе обще-мужскую самость.

    Диву даешься, читая мировую критику Гамлета, что почти все дивятся и не могут единодушно решить вопрос о причине колебаний и медлительности Гамлета в такой простой задаче осуществления кровавой мести. Странно, почему Гамлета и Шекспира и даже все Возрождение не хотят понять во Христе, что Гамлет как личность состоит в прямом родстве со Христом, и это поручение мести он должен неминуемо переносить как Голгофу и в конце концов, поразив врага, должен сам умереть от меча, как сам взявший меч. Впрочем, сам же Гамлет высказывается о таком христианском состоянии его души в словах о возможности мести своей не кровью, а слезами118.

    Если раздумывать о Гамлете, то от Фауста до Печорина и Ставрогина119 собираются герои литературы, как разные формы одной и той же личности человека. И даже противоположные, чисто волевые личности как Дон Кихот, показываются в связи с ними, напр., как попытка выйти из гамлетовского состояния жертвенной обреченности. А сверхчеловек? А Ленин с его верой в правду «общего дела»?

    Сверхчеловек - у фашистов. Общечеловек - у большевиков.

    Между прочим, чего были свидетелями, как бог общего дела порождал неутомимую жажду собственности и отчуждение не только от общечеловека, а даже и от соседа.

    Лесничий сказал:

    - Нужно себя обеспечить, а потом уже думать о личной свободе: в деревне весь человек уходит в добывание средств существования и больше нельзя от него и требовать.

    - А если, - сказала Ляля, - вдруг потребуется большее, а он не может?

    - И не может, и ничего не поделаешь.

    - Это плохо.

    - Как хотите, так выходит: ничего не сделаешь.

    - В таком случае вам приходится примкнуть к тем, что соединяет всех для общего дела на борьбу за счастье всех.

    - Это не выход: в этой борьбе я принимаю на себя такие обязанности, которые делают меня полнейшим рабом общего дела и даже не рабом, а бессловесной шестерней механизма, работающего на будущее. Мне же необходимо настоящее.

    - Какой же выход?

    - Я уже сказал: надо себя обеспечить, надо создать материальную базу.

    - Но какая же гарантия в том, что вы не сделаетесь рабом этой базы и, начав жизнь свою комсомольцем, не кончите ее капиталистом?

    Этот лесничий бросил свое комсомольство под влиянием своего тестя, бывшего кондитера, преданного по-своему тоже целиком какому-то общему делу.

    Вот это по-своему и есть та черта, которая отделяет коммунизм от фашизма. Если придется выбирать между общим делом и своей кондитерской, то этот кондитер, конечно, предпочтет свою кондитерскую.

    имя, которое создает себе сам человек своими делами, имя неизрекаемое, состоящее в отношении к Богу всей жизни его, образующей личность.

    23 Мая. Вошел утром в лес и удивился и обрадовался: сколько чудес совершилось в одну майскую ночь без меня: как позеленились дорожки, как подросли свечи побегов на молодых соснах, как возмужали березки, сколько лужиц закрылось вырастающей из-под них ярко-зеленой травой. И так много, много всего и все без меня, все делалось само собой на радость и удивление. И я радовался и удивлялся этому миру, где могут создаваться прекрасные вещи без всякого личного моего участия.

    Но в том же мире есть другие вещи, растущие только во мне и вырастающие только из меня и непременно в моем присутствии. Я знаю их хорошо в моем томлении духа, в страданьях, в ожидании лучшего, но никто бы не знал об этих страданиях -для чего они? если бы они, вырастая, не встретились бы через меня с тем прекрасным в природе, что создалось без меня.

    В этом и есть смысл нераздельной и неслиянной Троицы: Отец - это все, что создается в мире без меня, Сын - это все, что томится и страдает во мне в поисках встречи с Отцом, и Дух -это совершенно новое, небывалое в мире, что происходит от встречи Сына с Отцом.

    Не забыть ту ель и сосну, которые сплелись корнями и сучьями между собой и всю зиму скрипели: надо сплести корнями тещу с Лялей, как натуры диаметрально противоположные.

    Убежать от долга это все равно, что сжечь свой собственный дом: жить, конечно, можно, дома есть какие-нибудь, но идти в чужой дом от своего, это последнее дело. Нет, если есть свой дом, и живи в нем, если есть долг - плати. Ну, и будем платить, чего тут много еще разговаривать. Но никто не мешает мне про себя шептать молитву об отпущении долгов.

    Иному человеку страшно перейти через площадь, а другому страшно заговорить с малознакомым человеком. Ляля больна этой болезнью, и я часто ее выручаю.

    24 Мая. Троица. Пасмурно, дождь, прохладно, ветер.

    Поминать о здравии и [за] упокой - это значит, раздумывая о близких людях, пытаться найти их имена, т. е. их личности, отнесенные к Богу. Поминая о здравии, т. е. представляя себе живых в отношении к Богу, конечно, невозможно бывает представить себе их законченные цельные личности. Но это в поминании поправляется, восполняется желанием им чем-нибудь помочь.

    Cogito, ergo sum { Cogito, ergosum (лат.)- «Ямыслю,следовательно, есть (существую)» - слова французского философа Рене Декарта из его сочинений «Рассуждение о методе» (1637) и «Начала философии» (1644).} – «оно» само собой делается. Из этого следует, что надо в себе найти такое Cogito, чтобы жизнь практическая складывалась сама собой. Однако, такое «Cogito» у наших евреев («жидов») уже нашло широчайшее применение, требующее над этим машинальным «Cogito» нового, очищенного от практики. Нужно, чтобы сам-то мыслящий не был заинтересован плодами мысли, чтобы для мыслителя новая мысль была единственной целью, как для художника его стиль (красота).

    25 Мая. Духов день.

    С утра ветрено, холодно. Все небо в тучах.

    К вечеру приехал Кононов с семьей и устроился в лесничестве.

    У нас так хорошо, мы живем в лесу, - птицы поют весь день. И мы довольны друг другом с Лялей, счастливы. И у нас все есть, мы хорошо питаемся. Но почему мы оба, счастливцы из счастливцев, быстро худеем? Не оттого ли, что в такое время, когда все на свете так худо, нельзя не худеть и быть счастливым?

    26 Мая. Пасмурно, прохладно, сеет дождь.

    Брут у Шекспира120 - намеченная, но не раскрытая фигура будущего социалиста вроде Ленина. Шекспир предвидел тупость такого рода людей в отношении искусства, а то зачем бы вводить ему во время битвы ни к селу, ни к городу поэта! «Пошел вон, дурак и шут», - говорит ему Брут, и так непременно должен сказать рачитель общего дела. Напротив, Антоний, борец за личность (Цезаря) сам весь насквозь пронизан лучами поэзии.

    А впрочем, Шекспир, как облако, и все мы глядим на эти облака, находим свои фигуры.

    Читая Гамлета, я вспоминаю, как говорил Христос с фарисеями: тот же самый тон и у Гамлета. А дальше мы встретим то же кушанье, только в другом соусе в XVIII веке у Вольтера, в эпоху французской революции. В XIX в. бичеванье торгующих121 переходит к русским нигилистам в «Горе от ума», а в XX в. прямая научно обоснованная борьба с капиталом торгующих становится делом большевиков, которые должны же, по-видимому, наконец, кончиться, как отрицание отрицания утверждения жизни.

    Точка, от которой начинается моя поэзия, именно и есть отрицание отвлеченности русского нигилизма и установление небывалого и единственного в своем роде мгновенья добра в красоте (любви).

    когда он кончит свое необходимое разрушение, как бывает ранней весной под холодными лучами таится трава, и когда наступает тепло, вырастает из лужи, а вода уходит под землю и служит для растворения веществ, питающих зеленые растения с золотыми цветами.

    Может быть, это заблуждение отцов церкви наделало, что бич Христов, направленный на торгующих в храме, попал в руки Брута и последующих нигилистов, социалистов и коммунистов. Но ведь ради же установления любви небывалого и единственного в своем роде мгновения добра в Красоте (любви) выгонял Христос торгующих из храма? А когда торгующие изгнаны и лик Христов изменится, то как мы представим себе этот новый и, скажу, естественный Лик богочеловека? Только простое чистое сердце видит Его везде во всем и всюду в природе.

    Время недаром приходит и недаром проходит. До сих пор ни один величайший поэт и художник не мог дать лик Христа, не искаженный страданьем или гневом. В прошедшие времена люди не могли видеть Христа с улыбкой, и все попытки изобразить Бога на браке в Канне Галилейской или благословляющим детей приводили к изображению благополучного, улыбающегося священнослужителя. Это потому так было, что время тогда еще не пришло, но кончится срок неминуемого страданья и может быть тогда, наконец-то, мы узнаем, как истинный Бог, а не поп улыбается людям.

    27 Мая. С утра пасмурно и прохладно.

    Мы собираемся ехать в Переславль. Вернулись из Пере-славля вечером, достали 700 гр. масла, 400 гр. сахару и 2,5 кило овсянки. У С. В. Майорова достал нечто для обмена («головицу» для кур). Заехали к Кордовским. Комсомолка Зина уверяет, что в июне война кончится. А народные вести, что Севастополь пал, Черное море взято немцами. - Мое вернее, - говорит Зина, -людям сейчас бодрость нужна, будем бодры - и все в порядке: в июне война кончится.

    Вечер был хороший возле Кривяка: цветет черемуха, токуют тетерева и полная тишина, ни рябинки на всем озере.

    28 Мая. Вчера весь день с утра до ночи прошел на то, чтобы добыть себе 400 гр. сахару и 700 гр. масла на месяц. И вспомнилось время... - Помнишь, - сказал я, - когда мы посылали прислугу в магазин в нижнем этаже нашего дома, и через несколько минут она приносила: масло, сыр, яйца, мясо, вино. Какая жизнь была чудесная, и мы никакого чуда в том не видали. - И сейчас, как только война кончится, будет то же и, вкусив «чуда», мы о нем забудем. - Значит, по-твоему, не нужно вкушать? - Отчего же не вкусить, можно и вкусить, только не надо ставить себя в зависимость от этого «чуда», как социалисты.

    Против моего окна на днях на той стороне улицы девушка или молодая женщина заделывала крышу соломой, она изгибалась, наклонялась, ложилась, поднималась, - приятно было смотреть на гибкую женскую фигуру и догадываться о красивом лице, какого вообще и нет вовсе в нашей деревне.

    Сегодня утром на лесной прогулке Норка, собачка моя, вдруг на опушке леса залаяла и между стволами сосен там подальше под цветущей черемухой я увидел в белом платье, наклоняясь к земле, изгибалась та же самая женская фигура, как тогда на крыше: молодая женщина собирала сморчки. Знакомое приятное чувство сладким током пробежало во мне. (Дальше я сочиняю.) Девушка в белом платье узнала меня, издали улыбнулась, поманила рукой меня к себе и начала, оглядываясь и улыбаясь, удаляться между кустами цветущей черемухи. Я пошел в ее сторону, между кустами, и сколько ни прибавлял шагу, не мог к ней приблизиться долго. Из чащи я выходил на поляну, чтобы увидеть, как она, оглядываясь и улыбаясь на этой стороне поляны, входила в новую чащу. И я опять лез в чащу до новой поляны, пока когда, наконец, под вечер большой лес начал переходить в болото с единственным забытым стогом прошлогоднего сена. Я видел с большой радостью, что она там остановилась у стога и начала делать себе норку для ночевки, как это делают всегда охотники, и потом скользнула в эту норку и там скрылась. Тогда я все на свете забыл от радости и близкого счастья, и весь мир наполнился мне чудесами и звуками необыкновенными. Теперь я знаю, что она никуда не уйдет от меня и ждет меня, обогревая собой прошлогоднее сено. Дальше я сочиняю: что норка в стоге, хотя была и теплая, но глубокая, и я стал спускаться в глубину и конца глубине этой вовсе не было... Тут я останавливаю сказку и вспоминаю, что все это я уже переживал и даже написал в «Кащеевой цепи», как о побеге своем за какой-то Инной Ростовцевой и как потом всю жизнь шел за уходящей фигурой лесами, лугами, болотами, городами и огородами, по крышам и по изгородям, и наконец пришел к стогу последнему на цветущем лугу и на этот последний раз обману не было: в норке была моя женщина и мечта моя воплотилась, и это было действительное чудо... Прочитав это Ляле, я ее спросил: - Скажи, как ты об этом думаешь, он нашел ее, и что это - конец, это смерть? - Нет, почему. - А если нет, то как же мне продолжать? Полет кончился, он нашел, что дальше? - Как что: они проснулись, и пошли собирать землянику. - Значит, все кончилось свадьбой? - Если ты хочешь так назвать - пусть. Но там-то и надо показать, какая это свадьба. -Какая же? - А как у нас.

    Так что сказка или роман, или, все равно, поэма, у него возникает для необходимой замены прямого действия пола и состоит в движении и борьбе (в природе это борьба самцов между собой, предшествующая совокуплению, и тоже песня и полет).

    Сегодня видел в лесу: на одном сучке сидела ворона и грач, оба глядели вниз и оба по-разному орали. Можно понять, что и у вороны и у грача вывелись и выросли дети и вышли из гнезда, или свалились в траву и еще глупые, беспомощные бродили вместе, и родители, грач и ворона, тоже в защите своей сошлись на одном сучке. Что-то случилось внизу, может быть грачонок сошелся с вороненком и один тюкнул другого. А у родителей эта неприятность перешла в неприятность от соседства. Тогда ворона и грач впервые обратили друг на друга вниманье, и ворона сочла грача причиной той неприятности внизу в ее вороньем роду, а грач тоже почувствовал зло к вороньему роду, и внезапно они стали врагами и бросились друг на друга клевать, и неизвестно до чего бы это у них дошло, если бы Нора не нашла маленького грачонка и вороненка. Напуганные собакой птицы собрали все силы и поднялись на ближайший сук и сели рядом. Тогда родители, узнав в собаке настоящую причину зла, забыли войну и, сидя рядом на одном суку, принялись орать на собаку, почти выговаривая по-человечески: - Пр-рочь, - кричал грач. - Бр-рось! - орала ворона.

    Воздух стал серым от комаров. Коровам и то чувствительно, и они пустили в действие специально для этого сделанные и навсегда прикрепленные к их задницам хвосты. Мы же вместо хвостов сломили себе по березовой ветке, и когда миновала нужда, бросили их, с благодарностью сознавая свою освобожденную от вечного нашего хвоста человеческую природу.

    - Нечего особенно радоваться, ну а это все, - указала на свое тело Ляля, - разве это все не хвосты и сколько их?

    - Конечно, хвосты.

    - А эта беготня с утра до ночи за продовольствием, - это не хвосты?

    - Хвосты!

    - А эта мечта о будущих полных магазинах, и ресторанах, и домах отдыха - это разве не хвосты?

    - Конечно, конечно, даже все прошлое наше, каким в сущности своей являются все потребности нашего тела, весь этот Ветхий Завет, - все это у нас коровьи хвосты.

    - Прошлое! а это будущее, посвященное счастью удовлетворения хвостов всего человечества, - разве это не те же хвосты?

    - Но если в прошлом у человека хвосты и будущее - забота об удовлетворении хвостов, то скажи, где же люди, в чем же заключается лицо человека в настоящем, в текущем мгновении? - Есть мгновения священные, от них рождаются ангелы и разлетаются солнечными лучами повсюду, и лучи солнечные вызывают цветы из земли и поющих птиц; и есть мгновенья темные, от них рождаются крокодилы, мыши, жабы и всякая нечистая тварь. Каждое мгновенье наше настоящее населяет природу формами тварей, настоящее мгновенье жизни человеческой - это сеятель зла и добра в прошлое и в будущее. Но даже и это творческое мировое настоящее еще не лицо человека. Мы же с вами хотим отличаться от всех и стать личностями, творцами своего бессмертного настоящего. Мы с тобой в нашем творчестве единого священного бессмертного мгновенья - вот лицо человека: мы с тобой. А все, все эти массы в их прошлом и в будущем - все это хвосты. И ты не радуйся очень на то, что мы со своими веточками березы очень далеко ушли от коров: по пути совершенства «Homo» в его борьбе за существование и в естественном отборе столько наросло необходимых хвостов, что если бы коровы их видеть... могли, они бы запрыгали от радости.

    29 Мая. Туман и большая роса. В белом тумане по орошенной матовой зелени ходят по лугу черные скворцы, кажутся сквозь туман большими. Утренняя бодрость проникает сквозь поры тела в самую душу, и я так чувствую «все во мне», но когда хочу произнести весь стих Тютчева «Все во мне и я во всем»122 «все» с выбором: и <позднейшая приписка: хотя не чувствую себя сверхчеловеком>, стих переделываю по-своему: Я во всем и я над всем.

    Какие-то неведомые мне весенние паучки в тумане одевали каждую сосенку и каждая паутинка убиралась росой. Когда лучи солнечные рассеяли туман, то каждая сосенка, перевитая сверху донизу жемчужными нитями, с каждой веточки вверх поднимала молитвенно сложенные вместе смолистые пальчики новых побегов. В большом темном лесу в стороне неустанно орали вороны, занятые теперь охраной своих молодых.

    Редко я чувствовал в себе такую уверенность в том, что жизнь находится в своих собственных руках и что если придет некто или нечто и сделает по-своему и против тебя, то за это с тебя не спросится. Это даже вовсе не ты, а судьба. Ты же, мой друг, Михаил, иди своим путем и спеши со своей Валерией успеть до прихода Судьбы взлететь на высоту, под которой судьбы человеческие видятся ниже проходящими туманами, облаками и тучами.

    Так каждый из нас может жить царем по собственной воле, выключая из воли своей - судьбу, которая и с царями тоже не церемонится.

    «Все во мне и я во всем» - верно только в первой части, и это я чувствую очень часто и всегда, если я в духе. Но «я во всем» -это не по мне, именно вот этим-то и возвышается мое «я», что оно не соглашается быть во всем и обладает силой выбора. По-своему я бы так переделал этот стих: Все во мне, и я над всем.

    30 Мая. Солнечный день роскошный, к вечеру гроза и дождь.

    Ездил на велосипеде в Купань за творогом, и хорошо вышло: чудесный творог!

    Всенародное чувство какого-то одного конца: один конец. Причем полное равнодушие к тому, какой конец. Важно лишь, что он один.

    Теперь после Керчи ясно становится123, что без второго фронта мы ничего не сделаем и если теперь же, в самое ближайшее время не явится 2-й фронт, немцы нас заберут.

    Русский народ, скажи, кого ты выберешь себе - немцев или коммунистов?

    - Что это за безобразие, столько сплю!

    - Слава Богу, что спишь, это у тебя самое лучшее: крепко спишь и в Бога веруешь. Крепкий сон на земле и вера на небе -это сила, мой друг.

    Прошла неделя, как я бросил курить. Первые дни в этой борьбе меня удовлетворяли и давали отчасти наслаждение чувства гордости: - Могу и будет по-моему. Теперь же это кончено, табак признал себя побежденным, и когда мне захочется покурить, он шепчет: - Ну, и покури, раз ты такой сильный, что тебе стоит и что тебе значит какая-то одна папироска. Раз покури и брось124.

    31 Мая. Роскошно солнечный день после грозы. Все еще токуют понемногу тетерева.

    Вопрос оправдания государства, как системы воспитания народа: система воспитания в гражданине обязанности... это к тому, что наша система воспитала в стране жуликов государственных и общественных в таком числе, что жить стало невозможно. Вот и встает вопрос о происхождении жульничества. Возможно, оно начинается наверху расхождением идеала антигосударственной жизни народа и фактического деспотизма, идеала общего блага и фактического порабощения личности.

    (Это надо обдумать в целях понимания.)

    У Кононова автомобиль личный, это его высшая идея и по этой идее сложилась вся его жизнь: всему его научил автомобиль, и жена пришла, потому что полюбила машину.

    1 Июня. А тетерев все еще токует...

    Занялся работой над «голодным поваром»125. Ляля пишет о себе, детстве126.

    С юга к ней придвигалась густая темная плотная туча, с запада она отсвечивалась полосой догоравшей зари. Тут было с грозой все около церкви, но небывалого с церковью в грозе тут ничего не было: это все было.

    Сумрак надвинулся на душу мою и будто завернул ее в шубу. Я присел на постель и под гром и молнии, перед тем как уснуть, вспомнил бомбежку Москвы, это было куда страшнее, куда живее и так странно...

    Что-то живое хорошее шевельнулось во мне, и с этим хорошим я спокойно уснул под свист, вой, громовые удары и молнии.

    «Ты должен знать, что время делает людей». (Король Лир.)127

    Так понимаю себя, что кончается время жизни моей, когда я верой питался в природе: все во мне и я во всем. Этим ключом я открывал соответствие того, что во мне, с тем, что во всем. Этим открытием я потом и жил. Теперь же я знаю - все во мне! Но я знаю также, что там во всем чего-то и нет моего и на это небывалое во всем мире устремлен мой интерес.

    Ляля сказала, что женщины могут жить друг с другом, если они только святые и встречаются в церкви, чтобы потом разойтись после службы по домам. Или еще могут жить, если одна из них подменяет мужчину. А так женщины по своему существу жить вместе не могут.

    2 Июня. К вечеру, как и вчера, собралась гроза. Провел день в постели, опасаясь малярии.

    Конюхов по секрету сказал, что есть распоряжение заготовить теплые вещи для армии, следовательно, как он думает, придется еще зиму в Усолье сидеть.

    «Итак, мы станем жить вдвоем и петь,

    Молиться, сказку сказывать друг другу,

    Смеяться над придворными и слушать

    От них рассказы о мирских делах,

    О том, кто силен, слаб, кто плох, кто счастлив,

    И наблюдать мы будем сущность дел,

    Как от богов посланники - и вместе

    Мы проживем весь век в стенах темницы,

    Не ведая тревоги и тоски».

    (Король Лир)128

    Когда я впервые полюбил женщину, то сыновья и все, кто хотел обвинить меня, ставили мне в вину увлеченье. Что же это значит «увлеченье»? А ничего не значит. Без увлеченья работает только машина. Увлеченье дается человеку как право на вход в рай, или как возможность стать богом. Но для этого нужно право свое оправдать жизнью. И до того редко бывает, чтобы кто-нибудь оправдался, что в небесное происхождение увлечения перестали верить и с именем богини Венеры стали связывать гнуснейшие вещи.

    3 Июня. Понемногу весь день погромыхивало.

    Заметили наши, что жена Кононова умнее его. Но он очень дельный и любящий семью парень. И может быть жена должна быть «умнее» (Толмачева и многие прочие многолетние браки). У Кононова большой «ум» на технику. Автомобиль, сделанный его собственными руками, стал основой семейного благополучия. Как техник он умен на все руки. Она же умна, способна, чтоб держать его в руках, советы давать в общем направлении жизни. Это, конечно, важнее, чем делать технику, и потому и говорим мы, что она «умнее». В этом смысле может быть и Ляля умнее меня, потому что в ней есть нечто высшее, чем мое искусство слова.

    «На кого я похож?» И когда она затруднилась, он показал на свой лоб. Она догадалась и ответила: - На Ленина.

    Теперь она начала понимать, что это и правда, вроде как бы Ленин воскрес или дожил, скрываясь, до нашего времени и увидел, к чему привело начатое им дело освобождения человека от капиталистического рабства.

    Картина разложения «Ленина» в пекаре Семене: мания величия: 1) он знает такой учет при печении хлеба, который бы спас все человечество. 2) Считает всех ворами и об этом вечно шлет телеграммы Сталину и всем грозит Сталиным. В противоречие с этим, когда ему дают дело, начинает себе подворовывать, считая, что себе это можно. Его отовсюду гонят. 3) Деспот в семье: поработил лесничего, который каждый день должен писать о хлебопечении, начиная с эпохи каменного века. Лесничий сам необразованный, ему трудно. Все приемы великого русского человека из кустарей. Мне однажды при встрече сказал: - Погодите, вот разовью свое дело, и вам найдется занятие (писателю).

    4 Июня. Любовь сопровождается перемещением мысли о себе и всем своем на другого и с той стороны при взаимности на тебя. Происходит как бы обмен своих «я»: она переходит в него и он в нее. Простейший путь для этого...

    Новобрачные меняются между собой не одними лишь кольцами, с кольцами переходит, если они только вправду любят друг друга, и все свое: что у него было - к ней, что у нее - к нему. С этого времени он думает о ней, как раньше думал о себе, и она свою мысль и всю заботу переносит на него. Вот наверно отчего, если хочешь скоро понять его, то посмотри на нее и сразу поймешь, кто он такой, а если нужно ее понять - посмотри, с кем она живет. (В виде опыта я взял Ценского, Алексея Толстого и себя.) И так с этим глядишь на множество встречных и знакомых людей: хочешь быстро понять его - смотришь на нее, хочешь ее - смотри на него. Но, конечно, все с небольшой поправкой: если это не глубокий союз, а только он при ней или она при нем, то тут, конечно, ничего не поймешь.

    5 Июня. Коровий рев. Каждое утро просыпаюсь, когда гонят мимо открытых окон коров и они мычат и ревут. Прежде меня просто радовал этот коровий рев, сопровождающийся хлопаньем кнута и окриками пастухов. Теперь при этом тупом бессмысленно-беспомощном реве отдельных коров я содрогаюсь, мне слышится в этом реве, в глубине его где-то заключенный человек, не имеющий возможности дать знать о себе своим голосом.

    А когда после этого встаю и выхожу на росу, то даже и все величие солнца не удовлетворяет меня, и в лучах его, и в цветах, и в траве, и в росе, и уже в том, что солнце круглое мне чудится какой-то недочет, чего-то не хватает во всем этом, что пропущено или где-то заключено и скрыто, как в этом реве коровьем, слышном теперь уже издали, продолжает чудиться заключенный в темницу родной человек.

    Хорошо, что я хотя и поздно, а все-таки это чувствую, но это не новое чувство, на этом чувстве создалась вера в переселение душ и множество чудесных сказок о животных в душевной связи с человеком.

    После некоторого времени она в одном отношении стала для себя почти равнодушной к этому и, подозревая мои молчаливые упреки, говорила: - В этом когда-то был смысл и необходимость, без этого невозможно было узнать друг друга, но мы узнали, и я не знаю, зачем теперь это. Но ты не горюй, как только в чем-нибудь ты мне покажешься героем - это вернется ко мне. - А до тех пор? - Опять не горюй: я делаю это, как мать дает молочко своему ребенку. После этого я ей напомнил о нашей близости телесной, как будто даже постоянно растущей. -Что это? - Это... Она сказала неуверенно, почти с вопросом ко мне, как я об этом думаю: - Это, мне кажется, исходит из другого источника.

    Получилось письмо от А. В. с благодарностью за картошку от неизвестного. В этом письме он пишет Ляле: «Я становлюсь теперь к твоему новому браку в лояльное отношение». Ляля была чрезвычайно обрадована, теща тоже сказала: «Будто камень отвалился от сердца».

    Мудрость, диалектика, лукавство, хитрость, ложь, обман -где между всем этим границы?

    я вам покажу, - говорит теща. Ведет меня и показывает на Марусином раннюю картошку. - Ну и что? - спрашивает Ляля. - Марусина взошла, - отвечаю я. -Вот, - говорит Ляля. - Вот, - отвечает теща, - я ведь же говорила, что картошка взошла, и она взошла. - Нет, ты говорила, наша картошка.

    И так у тещи постоянно: от какого-то врожденного страха перед правдой прямой линии она спасается в рассуждении, очень холодном, очень рассчитанном и внешне спокойном. За то я и зову ее рассудительной тещей. При одаренности натуры Лялиной эта тещина рассудительность превратилась в душе ее в так называемую диалектику.

    А разве игра, даже детская, кокетство, привлекательность, всякого рода женская прелесть не содержит в себе обязательно диалектику?

    А воспитание детей, а искусство?..

    Но истинный герой действует по прямой и не нуждается в диалектике.

    129. Ей возражали, что царственное достоинство высшей женщины не дозволит ей взять на себя роль жертвы...

    После длительного раздумья пришел же к выводу, что пятна не мешают солнцу светиться, а линия моя мужская никогда не обрывается в наших отношениях: я все время веду такое дело, с которым никакая баба не справится (говорю об этом не потому, что стыжусь башмака, но потому, что знаю: целый ряд мужчин под влиянием жен-христианок превращались в баб и самых жалких). Это документ моих периодических бунтов, которые самому же при объяснении казались детскими.

    6 Июня. Дождь, и весь день болит голова. На ночь объяснение «детского бунта». («Ты запутался»).

    7 Июня. Дождь окладной на весь день. Внезапно раскрылась запутанность этого клубка романа моего, и стало радостно.

    19 Июня. На первых порах как приехали, мы заметили в обществе некоторую удовлетворенность бытием сравнительно с временем последнего приезда: всем стало лучше. Некоторое улучшение в пайках совпало с наступлением лета: сытнее и теплее, - это во-первых.

    А потом продолжительное прекращение налетов у многих поселило надежду на то, что немцы вообще бросили заниматься Москвой и все свое внимание сосредоточили на юге. Благодаря этому - создание атмосферы политического равнодушия, какого-то «не знаю и не хочу знать будущего». Неважно стало решение войти в ту или другую сторону. И пусть хотя бы победит Америка, германская идея не пропадет: все лучшее, за что борются немцы, осуществят победители. А если немцы победят, то осуществят какую-то правду, за которую стояла Америка. <Позднейшая приписка: Эта правда состоит в необходимости для всего мира единого плана хозяйства>

    Договор о втором фронте рассеял равнодушную покорность длительной войны (исповедь Рыбникова, поместившего статью в сергиянском сборнике, снимающем обвинение сов. власти в религиозных преследованиях, и его восторг: «конец показался»). Возрожденный черносотенец и новая ориентация: не жид виноват («жид всегда и везде просто жид»), а виновата антигосударственная интеллигенция. Напротив, Яковлев (средний русский человек) государством вообще возмущается и хочет равных прав для всех национальностей («стремлюсь даже победить в себе антисемитизм») под покровительством Бога. Одним словом, из русского мужика и эсера вдруг выпрыгнул Рузвельт. Мало того, что через Яковлева провидился будущий русский американец, но даже ненавистный русскому московский политический жид в перспективе будущей Америки показался не противным (Елена Ис. Уфлянд). - Кому жить хочется, тому единственная опора - это еврей. - Еврей, как подвижная вода размывает неподвижный Берег, претворяет неподвижные принципы в удобрение бытовой жизни людей (компромисс).

    (NB! В высокой сфере духа мы видели это размывание берега неподвижного образа в отношениях Ляли с Олегом: там свято - здесь пошло и пошло).

    страх площадей.

    Происхождение собственности: Мужская линия борьбы всех видов за достижение благ (все вообще, как производство ценностей) является основой собственности. Самая выразительная в этом смысле борьба есть воровство. Женский страх за жизнь своей семьи (сохранение благ) закрепляет собственность.

    20 Июня. Именины Ляли.

    Смерть Сергея Владимировича Майорова.

    В четверг утром в 5 умер от перитонита Сергей Владимирович Майоров. Последние слова его жене были: - Я не вижу тебя, Валя. И вслед за тем крик: - Умираю. Около 3-х дня, возвращаясь из Москвы, мы заехали к ним и были поражены жестокостью образа смерти. Казалось бы, милосердный Бог должен бы создать смерть, растворяющей в воздухе жизнь человека, сделать, чтобы образ видимый человека исчезал как мираж. А теперь для чего этот труп с неумелой возней возле него чужих и близких людей?

    Какие-то тетки говорили, что отпевать будет священник, а похороны будут в субботу. Когда же мы приехали домой, то нашли у себя письмо от еще живого Майорова, который трогательно благодарил меня за присланные ему книги и звал к себе.

    Неприятно вспомнить, как я у Яковлева, вероятно, вызванный признанием себя последователем демократической Америки с рузвельтовским Богом, я назвал себя православным христианином, и Ляля в ответ на это подала реплику: - А в церковь не ходит.

    Крученых. Прохвост из прохвостов теперь, а когда-то соратник Маяковского и Хлебникова подошел к нашему обеденному столику и сказал: - Вот вы образованные писатели и художники хорошо знаете Герострата, который сжег Эфесский храм130, но вы наверно не знаете, кто этот храм построил. Отсюда вывод: люди помнят больше разрушение, чем созидание. -Неверно! - возразила Ляля, - вывод истинный это, что люди не любили и не ценили этого храма.

    людей, перестающих почему-то верить просто, без доказательств. Так хотел сделать Лев Толстой у нас реформацию, но она ему не удалась.

    - Потому не удалась, - сказал я, - что всякая рационализация, в конце концов, предпринимается с целью эксплуатации, т. е. использования. У русского же народа нет меры для того, чтобы рационализация стала реформацией, у него в душе или бесполезная святость, или грабеж душ.

    В это время меня перебил голос по радио, обращенный к фронту:

    - Ты умри так, чтобы от смерти твоей была польза.

    Св. Пантелеймон. В воскресенье 14-го мы зашли к Ивану Воину. Везде у икон горели свечи, только св. Пантелеймон остался в темноте. Я поставил свою свечку, потом за мной еще кто-то, еще, еще, и многие стали прикладываться с умилением и страстью. И я чувствовал, что мое простейшее движение души поставить свечку сиротеющей во тьме иконе и было тем истинным и достаточным делом в церкви, которого напрасно добиваются иногда всю жизнь мудрецы.

    Олег был теперь здесь, и все были здесь святые, люди, изжившие себя для других, и с ними мы тут в соборе живые, кто должен жить для себя и обращаться к святым за помощью. А святые с икон смотрят на них, кто с печалью, кто с радостью, и кто со строгостью, уверяя живых, что им это кажется только, будто они живут для себя: придет время - и они все соберутся в невидимый град и там узнают, для чего каждый жил.

    После поездки Молотова, в Москве повеяло Америкой, стали говорить, что сахар, сало и на фронте даже и мясо -американские. Многие стали мечтать, что после войны уедут в Америку, как мы, гимназисты, когда-то бежали от латыни в Америку. И с мыслью об Америке все русское стало округляться, начиная даже с исторической географии (Россия без вредных соседей, Германии и Японии), кончая жидом: жид не дьявол, а такой же, как мы, человек, есть, пить хочет. И Бог так весь округляется в добро, и даже сам Бог в словах Рузвельта становится похожим на энергичного деятеля, удовлетворяемого постоянной борьбой за добро.

    Рыбников спросил митр. Сергия: - Рузвельт - это Розен-фельд?

    Сергий, улыбаясь, замотал головой: - Ну, ну, не надо. Ну, ну, нет.

    и жид, ну, что это значит?

    Яковлев прямо сказал, что все нации имеют равное право на существование. - И даже евреи, - сказал он, - как это ни трудно нам русским после всего признать, но надо: я сейчас работаю над преодолением в себе антисемитизма. - Словом, время повертывается в пользу жида во всех отношениях.

    21 Июня. Накануне годовщины войны.

    Весь июнь проходит холодно-дождливый. Вчера мы ходили в Купань за творогом. Ляля вернулась к своей христианской любви к матери. - И знаешь, - сказал я, - и лицо твое стало каким-то христианским, что-то от Магдалины. - Но, - ответила она, - мама этого не понимает и не справляется, из какого источника происходит: ей нужно лишь отношение. Подумай, милый, как это просто: она же наивное существо, ее стоит обласкать, погладить, и она делается кроткой, как овечка.

    Одним словом, Ляля, сотворив всю беду, вовлекши в беду и меня, теперь она очищалась от наваждения и становилась доброй Магдалиной.

    в состоянии цветущего язычества.

    - Понимаю, - ответила она, - без этого язычества или просто предметности в человеке все христианство становится безликим туманом духовности. С другой стороны, одна эта предметность, как у мамы, ведь это тоже «как у всех», тоже безликая родовая страсть, называемая «любовью». Такие святые, как я думаю, Зина, соединяют в себе и то и другое в состоянии горячего чувства победы одного над другим. Вот, скажем, маме она напишет утешительное письмо: она, конечно, знает недостатки мамы и напишет утешение, учитывая недостатки про себя, но мама этого претворения пороков другой душой не заметит и наивно сочтет себя за хорошую и утешится.

    - Значит, для этого утешения нужно смотреть на другого человека не как на равного, а как на ребенка.

    - Да, надо чувствовать себя старшим.

    - Так почему же ты-то все знаешь и вдруг почему-то срываешься и выходишь из себя?

    умирать ее в злобе, или сделаться старшей, утешить ее любовью из христианского источника (она все равно ведь не поймет, откуда это берется) и так создать перед смертью ей радость.

    - Значит, при неравенстве мы должны пользоваться обманом?

    - Почему же обманом, если это есть истинная любовь, только они ее не понимают, как дети смерть не понимают. Мы же не хотим обмана и смерти, и действительность есть то, что мы хотим, т. е. любовь, а не смерть и обман.

    - Чего же тут думать: мы с тобой живем как равные, мы знаем и ту нашу первичную любовь и эту, и боремся, и достигаем, и видим в себе, как то постепенно переходит в нечто другое.

    следует в обществе перестать улыбаться, стать как жена философа Лосева, строгой и замкнутой?

    - О нет, - ответил я, - улыбайся, ради Бога, улыбайся, моя милая. Делайся строгой, постной, безулыбочной перед Богом, но близкому любящему хочется видеть друга скорее в состоянии цветущего язычества, чем тощей постницей с рыбьим длинным лицом.

    - Вполне понимаю и сочувствую, - ответила она.

    «концы показались», есть историческая характеристика дня, после чего начнется деятельность в смысле «концы с концами сводить», т. е. приспособляться и создавать так называемый «мир».

    Бог есть вселенское «Да» (утверждение), и если сказать «нет Бога», это значит отрицать утверждение и вместо «Да» сказать «Нет», т. е. утвердить Ничто (Черта).

    Зина - это святая, и если только она вправду святая, должен об этом сказать так (словесный оборот Ляли, открывающий склад ее мышления): допуская Нечто, она ставит его перед воз-можностью отрицания, т. е. обращения в Ничто, чтобы перейти к утверждению (стилистическая диалектика).

    Карнеджи в кругосветном путешествии наткнулся на мысль о том, что Царство Божие внутри нас и понял ее в том смысле, что Царство это не где-то в будущем, за гробом, а здесь на земле в настоящем, и все обязанности наши относятся к настоящему131. Это понимание неоспоримо в отношении человека, выходящего из ребяческого религиозного сознания. Но если бы этот американец заглянул сквозь «настоящее», то понял бы, Царство Божие в этом настоящем времени только рисуется, как на матовом стекле фотоаппарата, и что в истинном Царстве Божьем нет ни настоящего, ни прошлого, ни будущего. Там вовсе нет времени.