• Приглашаем посетить наш сайт
    Блок (blok.lit-info.ru)
  • Пришвин.Дневники 1905-1947 гг. (Публикации 1991-2013 гг.)
    1942. Cтраница 6

    22 Июня. Годовщина войны.

    Дождик непрерывный день и ночь, залило землю. Очень бы хорошо для огородов, но холодно, огурцы не растут, несколько дней тому назад показались грибы.

    К характеру Раттая. Однажды он надумал подарить своей возлюбленной Нат. Арк. 1000 р. и с большим трудом уговорил ее принять этот дар и на ее вопрос «с какой стати», отвечал: - В знак моей признательности. - После этого они решили отправиться на трамвае в гости. И когда у Нат. Арк. не нашлось гривенника на трамвай, Р. ей сделал сцену: ему было жалко своего гривенника. Это понятно. Тысяча руб. - это было его творчество, он делался в своем воображении героем романа, а гривенник на трамвай это повседневная принудительно-скучная дань.

    Когда мне приходит в голову что-нибудь дурное про Лялю, то потом всегда оказывается, что это я сам придумал из тончайшего чувства ревности. Так было в Москве, она не пришла ко мне с вечера и уснула в кабинете. Мне этого довольно было, чтобы с горечью подумать об ослаблении чувства с ее стороны. На самом деле этого вовсе не было, скорее напротив. Я это выдумал из тех же мотивов, как Отелло о своей Дездемоне. Ляля не пришла ко мне, потому что устала за весь день, плюхнулась в постель и уснула. А мне хотелось с нею шептаться и ласкать. Причиной моей выдумки была эгоистическая претензия. Так и у Отелло его ревность вытекала из чувства собственности на самую душу Дездемоны. То же самое было и у Е. П., когда она ответила Караваевой: «Материально у меня все есть, мне он все дал, мне нужен он сам». Так что ревность надо понимать не как усиленную любовь, а как усилие страстно любящего добраться и захватить самую душу, свободную от страсти в своем существе.

    Эта же претензия суконного рыла на царственный трон есть глубочайшая основа собственности. Всякий стяжатель, даже самый наивный, через богатство свое хочет «в люди» выйти, на этом основана и широкая благотворительность американских миллиардеров.

    Все недовольны А. Толстым, занявшим первенствующее положение в литературе: он живет сам для себя и никому не приходит на помощь, как Горький. И эти упреки в необщественности справедливы, поскольку они указывают на человеческую ограниченность художника. Наоборот, Горького упрекаешь за пренебрежение талантом из-за общественности. Толстому хочется написать хорошо, Горькому - сделать добро. В конце концов, оба писали неважно, потому что Толстой кого-то обманывал,, Горький сам обманывался.

    23 Июня. Продолжается холод и дождь. Грибы слабо растут. Ходил в Конякино и в три часа нашел три боровика.

    «Концы» все яснее показываются. Немцы, начиная войну, были уверены, что Англия помирится за счет России. Возможно, что это бы и случилось, если бы Германия без особых потерь захватила Россию. А Англия принялась всерьез воевать. Так или иначе, но русский мороз опять русским помог: после мороза немцы стали воевать вяло.

    24 Июня. Ляля говорит, что женщины вообще все друг против друга и, если встречается между двумя дружба и длительная совместная жизнь, то это объясняется неженственностью одной из них. Жить вместе не могут - это да, но сочувствия при встречах у женщин больше, чем у мужчин. Одним словом, бабье...

    Помню Мережковскому я сказал, что «Пан» Гамсуна превосходная поэма132.

    - Раза три прочел, - ответил Мережковский, - и не мог понять, чем увлекаются, если герой - дурак.

    - Я тоже читал, - ответил Блок, - там чудесная природа, а так... я тоже не пойму ничего.

    - Но это же немало, дать природу, как Гамсун?

    - Я не знаю, - сказал Мережковский, - какой интерес заниматься природой после Гете: о пантеизме все сказано, все пережито, все старо.

    Совершенная правда была в словах Мережковского, но она тогда не могла меня тронуть, потому что я сам должен был пережить пантеизм, по-своему.

    25 Июня. Е. П. прислала Дуне письмо, в котором пишет, что я увез все ценные вещи и оставил ее умирать с голоду... Я написал ей, что собирался ехать к ней, проведать и помириться, но, узнав о письме, отложил и обещаюсь, что если она такую злобу будет на меня изливать, после войны ей помощи от меня не будет.

    26 Июня. Как заяц сапоги съел133.

    «автографом»). Маруся, лаборантка, вдова в 20 с чем-то лет, как водится, сын на руках, дочь председателя сельсовета в Меринове, охотника Ивана Яковлевича - а фамилию ей-богу не знаю, вспоминал, спрашивал и тоже люди не знали: Иван Яковлевич, охотник, и как фамилия его - ни к чему.

    В Меринове рассказ Ивана Яковлевича о Кумашенском: как заяц сапоги съел. Заяц русак, Руська, под печкой жил. Додержу до Петрова дня и съем. И так год продержал. Кумашенский приехал. Хорошие сапоги, американские, с крагами, хвалился ими. Заяц ночью объел: отделил головки от голенищ. Хозяйка увидела, ахнула и к мужу: - Яковлич, заяц сапоги съел. - Не может быть! -Погляди, съел. - Федор Андр. спит. Стерегу, спрятал сапоги, жду. Глаза открыл. - Заяц сапоги съел. - Ты пьян. - Нет, воистину съел. - Русь, Русь. - Прицелился. - Нет, жалко, заяц хорош, на, убей. - А сам собрал свое и вышел. Я взял винтовку, прицелился, а он под печь, а я в печь. Вышел из дому, отдаю винтовку, спрашивает: - Убил? - Чай, - говорю, - сам слышал. - И для виду махнул рукавом по глазам и отвернулся: - Хорош был заяц.

    Вести, что немцы близко, пальба: корова, коза и заяц. Ночью заняли. Картошка зарыта и вся животина со мной. Открываю двор, смотрю: Федор Андр. одноглазый капитан. Ну, конечно, обрадовался, то ли ему, то ли что картошка есть. А он слушает и не слушает и единственного глаза не отводит от зайца, и тот будто винится: это не я, это не я. - Русь, Русь, - говорит. Он и поверни голову. - Да это он, - говорит, - как же ты сказал, что застрелил? - Нет, Федор Андр., - отвечаю ему. - Вспомни, как было. Ты спрашивал: «Убил?» А я в ответ тебя спрашиваю: «Вы слышали?» - «Слышал», ответили вы. А этого вовсе не было, я не говорил, что именно я убил зайца. - Ну, люди, люди, - смеется он. - Я рад, что ты не убил. - Вот, - обернулся он к жене. -Я ему о царапине. А он, как и вы, посмотрел и сказал: - Пустяки... - к жене: - А ты говоришь, что ружье стоит тысячу рублей. Ружью моему нет денег, а они, черти, мне его поцарапали.

    В Желникове учительница Близ. Фед. Белоярская, дочь священника в Копнине. Ее фикусы и детский сад. Ее фикус -райское дерево: на суки становятся. Общественное дело - пересадка фикуса. Зимой сугробы, а дети в саду (впервые понял, для чего фикусы). Ее кроватка под фикусами. Происхождение «детский сад» (начало: за революцию жизнь нас научила быть на страже к недобрым людям). Но мы еще, так я думаю, плохо научились оценивать наших хороших людей. Таким забытым и обойденным работником я считаю одну из старейших учительниц нашей Ярославской области Елизавету Федоровну Белоярскую. Представьте себе нашу суровую зиму, сугробы снега, пальбу. Вы входите в школу и видите перед собой не класс, а густой зимний сад и в нем детей.

    Ляля сказала: - А мне ее жалко, я знаю, какой ценой дались эти достижения. - А может быть, никакой цены не было, а просто взошло доброе семя. - Да, новое так и пришло к ней, а не сама это она добровольно и радостно взяла на себя. Вот если бы это я... - Ты бы не могла сделать, потому что это было бы, если б ты взяла на себя, гордостью о «сама». - Это невозможно, между Богом и «сама» должно быть семя: это добро является из семени. Между Словом (логос) и делом в этом случае должны были пройти поколения попов православных.

    В свете этой подвижницы школы жизнь Ляли, определенная на уход за матерью... Этот «уход» является очень похожим на возражения Толмачихи Дунечке: «Равноапостольная». Она к этому приходит через жалость, которая в свете ее назначения кажется слабостью («привязанность»). Вот почему, если я хочу сохранить нашу любовь, я должен истратить все силы, чтобы не давать ей спускаться и не превращать ее жизнь в уход за собой, как за ребенком. Она должна жить в поощрение моего мужества, но не слабости.

    В начале войны ружья у охотников отобрали, но потом возвратили.

    - Вам, Иван Яковлевич, ружье вернули?

    Иван Яковлевич принес свое ружье.

    - Вам, - сказал я, - значит вернули.

    - Вернули, - ответил он с горечью, - но поглядите, в каком виде.

    Мы осмотрели стволы на свет и не увидели ни одной раковины, кроме двух царапин. Но понял, что эти-то царапины, не имеющие никакого значения, и не волнуют охотника. Может быть, указав на эти царапины, он и хотел погордиться сказать: «Вот какое ружье и как люблю его я: царапины-то чуть не плачу».

    - Это ружье дорогое, - сказала хозяйка, - это ружье теперь стоит тысячу двести рублей.

    - Что? - с яростью воззрился на нее, помолчал, повесил ружье на прежнее место и сказал «дура» своей почтенной и наверное любимой жене: (Дура ты, баба!) Это значило, что не тысячи и не миллионы, а ружью его нет цены, и эта хозяйка тем дура, что для нее нет вещей без цены.

    Это ружье, оказалось, ему подарил сам Кумашенский Федор Андреевич как лучший охотник и теперь старший командир действующей армии.

    - Жив ли Федор Андреевич? Спросили мы?

    - В действующей армии, полковник.

    - В такие-то годы?

    - А что ему годы? Не годы человека, а сам человек красит время, сто и двести лет пройдет у нас...

    Обругав жену, он выпил чаю, пришел в себя, чему-то улыбнулся и сказал, обернувшись к подпечке:

    Из-под печи на кличку Русь-Русь вышел здоровенный заяц-русак.

    - Вот через этого зайца я ружье...

    И похвалив разными словами зайца, и рассказал нам о нем замечательную историю о том, как этот заяц у капитана съел сапоги...

    На днях он пришел к ней и оказалось - вся беда (сомненье, ревность, «вопросы») была от этого. Сразу все прошло. - Почему же ты раньше не сделал? - Я не знал. - А почему теперь? -Я тоже и теперь, когда шел, я шел за утешением, не за этим. -Как же это вышло? - Просто вышло. И это «просто» стало спасением от греха. И во всем Хрустальном дворце нет запрещенной комнаты.

    В Нагорье я сказал моей знакомой: - Маруся, найди нам молочка. - Она скоро пришла и повела нас на квартиру председателя РИКа. - Жена его, - сказала она, - пошла на полдни корову доить, а мне отдала ключ. - Ты, Маруся, - сказала она, -знаешь, где у меня молоко, есть крынка утрешняя и есть в печке топленая, дай гостям обе крынки. Маруся ввела нас в дом председателя, усадила за столом и принесла молока. Когда мы выпили, я оставил на столе записку: «Уважаемый председатель, пил у вас молоко, благодарю. Храните мой автограф, через сто лет за него деньги заплатят, и это будет вам за молоко». И подписался. После нам Маруся рассказывала, что вечером зашла к председателю, а он на полу сидит и вокруг горы бумаг, только голова из газет торчит. Оказалось, не понял мою шутку и, прочитав «автограф», стал искать на столе мою фотографическую карточку. Не увидав карточки, он подумал наверно, что я где-нибудь в газете посреди каких-нибудь орденоносцев и, достав комплект газет за год, навалил вокруг себя на полу горы бумаги, а которых искал ценный «автограф».

    27 Июня. Вышел сеятель на поле и бросил древесное семя. Только бросил, и началось для семени на поле время: семя упало на добрую почву и начался рост дерева, и так росло оно триста лет. (Близ. Федор, церковное семя и Ляля как сеятель слова.)

    Набрал в Конякине на жареное боровиков, написал рассказ: «Как заяц сапоги съел».

    28 Июня. Ветхий Завет - это история семени, которому надлежит во времени раскрыться.

    Новый Завет - победа Мысли (Логос) над временем.

    Живое чувство несет в себе мысль, как женщина дитя в утробе своей.

    29 Июня. Грозилось за день много раз, но дождя у нас не вышло, а вечером далеко на западе на открытой оранжевой заре полосы дождя, как волосы, соединяли небо с землей.

    Белые грибы нынешний год растут не как всегда у нас под елочками, а по чистым белым и бархатисто-зеленым мхам между соснами.

    Жили-были в лесу грибы мухомор и боровик, стояли оба в березках и друг друга видели.

    Совсем закончен и утвержден рассказ «Как заяц сапоги съел».

    Немцы продвигаются вперед понемногу. Одни говорят, что если так у них пойдет продвижение, то, значит, они вовсе ослабели. Так ли шли они в прошлом году. - В это время, - отвечают другие, - прошлый год только война началась... Всяко говорят, но все-таки большинство как-то не беспокоятся. Однако несомненно, что события крупнейшие на волоске134, вот-вот волосок перегорит.

    30 Июня. День начинался неохотно, дождевые тяжелые облака раздвинулись и открыли солнце только к семи утра и на открытом голубом всюду были кошачьи хвосты, верные предвестники ненастья. В лесах вывалил весь слепень.

    1 Июля. Странный предрассудок был во мне и раздвоился в отношении славы: в тайне, скрытой от ясного сознания, чувствуешь, что вся моя литературная деятельность движется славой. В то же время я сознаю, что и совершенно искренно говорю и себе и всем, что дело не в славе и славы я не добиваюсь. Вместе с приходом Ляли двойственное отношение к славе кончилось, я теперь признаю, что вся деятельность моя направлена к славе, но только слава эта не людская, не временная, не от мира сего, эта слава как самоцвет в короне божественного существа.

    Но пусть моя слава в конечном своем идеале не от мира сего, но она через мир проходит, и я здесь на земле определен на борьбу за нее. Вот почему я страдаю, когда мне что-нибудь не удастся и кто-нибудь отказывает мне в признании: потому что это создает новое препятствие и трудности на моем пути к той большой славе.

    В деревне люди изверились, что война скоро кончится. Это изверие соединяется с концом недавней уверенности, что немцы освободят Россию от большевиков. Так что «немцы» это было последним обманом: чаяли, что большевизм через три дня кончится, потом через месяц, потом НЭП их съест, потом... без конца, и наконец, пришел конец - «немцы» - такой верный и ясный конец, и вот опять - нет конца.

    Но почему вы интересуетесь мнением деревенского обывателя? Не остатки ли это народничества, или толстовства, и былой Утопии?

    2 Июля. Углем на стене135.

    Чувство природы, возмещая отсутствие или утрату любимого человека («хороши вы, когда нет ее»), поднимает душу к Богу. Но душа двух любящих, соединенных в Боге, - есть сам Бог. (На молитве углем на стене при молитве о здравии Валерии.)

    Почему-то вспомнился Герцен, как смешной петушок, и это перекинулось на себя, как тоже по старой традиции попытка сказать будто бы что-то свое собственное, независимое от общей мысли, или, напротив, пребывающее где-то за пределами этого настоящего ложного общества - в народе.

    Между тем, это истинное общественное мнение (народ) исходило от какой-нибудь небольшой кучки дельцов («Бесы»), тогда и теперь тоже от фракции, определяющей «генеральность» линии партии. Вот эта подчеркнутая рационализация личного самоопределения («разъяснение») создала в наше время не петушков, а «подхалимство».

    Быть петушком, как Герцен, упиваться самообманом теперь никто уже не может («Правда» бдительна). Потому что теперь все это разъяснено, все вывернуто до того, что сам зам. патриарха Сергий ездит в автомобиле к Чагину (еврею) в Гослитиздат и получает кремлевский паек. А Горький - разве это не трагикомический опыт выпрыгнуть личностью из предопределенного положения казенного «петушка». А Толстой Алексей Н., разве это не пример крайней упрощенности отношений личности и общества («подхалимство»).

    Остается нация, я - как русский, как преемник лучших представителей России, национальный писатель. И тут практический политик-еврей подставляет национальному представителю ножку, и тот падает в грязь. И национальный писатель не может подняться и дать в морду «жиду», потому что в лице «жида» вписаны законы великих пророков еврейского народа. Так что тут теперь никуда ни с чем своим не выйдешь в люди и всякую попытку надо бросить и ждать прихода нашего корабля в «Америку» Майн Рида. Так и плыви, писатель, помни, что вокруг тебя океан, и ты не можешь ходить по воде: сиди смирно, дожидайся, спускайся в каюту, поднимайся на палубу, питайся, покуривай, плыви, плыви в желанную Америку.

    3 Июля. Вчера на мокрых лугах поднимался туман, и мы догадывались - вёдро на завтрашний день. Но сегодня с утра все небо как матовая лампа...

    Нам рассказали, что в Усолье многие видят крылатого змея, как он, бывает, ныряет в трубу. Это навело нас на вопрос: могут ли быть бесы? - Если мы, - ответил я, - с тобой в Боге живем, то о каких бесах может быть речь: мы счастливы. Но кто в одиночку живет, тому, конечно, трудно уберечься от беса - значит, бесы являются от личного воображения - галлюцинации. Это все равно как назвать и отчего. - А вот было, - рассказала Ляля, - когда я еще не пала совсем, но пришла в состояние падения. Ночью к нам постучались, и явился Олег. Он сказал, что во время молитвы перед ним упал крест, а Даниил сказал: «Поезжай в Москву, там какое-то случилось несчастье».

    - Значит, вы жили с Ал. Вас. хорошо. - Да, с тех пор, как я про себя решила, что он мне не муж. - А он догадывался о твоем решении? - Нет, но он думал о чем-то своем и занимался геометрией. - Мне говорила Настя, какой он тебе муж, он слизняк какой-то, выжми из него все и брось. И я внутренне бросила, и с тех пор у нас были дружеские отличные отношения. Но с тех пор я стала всюду высматривать себе, искала, пробовала, делала опыты и ничего не выходило, пока не нашла тебя: ты счастливый, и я тебе незаменима. Ты найди себе еще такую жену, что и пятки твои грязные охотничьи щеткой в кипятке оттирала, и подхватывала на лету и навсегда запоминала и утверждала каждую твою поэтическую и философскую мысль...

    Вот это-то самое важное в ней, что она в любви своей ясно видит и знает, кем она должна быть, кто она есть и что ей надо делать. Часто думаю, что это ей пришло, когда она была царицей: тогда в ней создавался этот идеал, и она, побывав на троне, никогда с этим сознанием высоты своей не расстается.

    На очереди передать ее игру в мечту, в сказку, как наша жизнь в будущем будет по мечте-сказке складываться. - Мы тогда, знаешь, когда приедем в Америку, купим складную широкую кровать и одеяло, какого цвета, думаешь, будет у нас одеяло? Я думаю, оно должно быть небесного цвета и солнечного: голубое с желтым.

    Мы ездили на резиновой лодке, нарвали золотых лилий, въехали в такую заводь и пробовали, можно ли в путешествиях спать на воде. Оказалось, очень хорошо можно лежать. - Поплывем в Америку. - Ну, давай, мы плывем.

    по небу на облаке: совершенно как я лежу в халате, и лоб мой большой, и кудрявый затылок и нос попугайчиком, лежу, плыву в великолепном покое.

    Странно мне думается на облаке как-то надвое о всем, что приходит мне в голову: то же самое, глядя на небо, кажется добром, и что внизу - злом. Думаю о славе художника, и вот она там внизу в опрокинутом виде деревьев, цветов. Чуть заденешь воду веслом, и все смешается и все окажется обманом. Тогда на рябинках взволнованной воды видишь множество бабочек-подёнок и всякого рода мушек, обманутых прозрачностью воды и ставших добычею рыб.

    Как я боялся такой славы и как втайне чего-то подобного страстно хотел, и не смел себе признаваться в этом. Я теперь на облаке, когда стало все надвое думаться, так ясно видно, что я боялся славы именно той, которая там внизу, и втайне робко хотел, боясь нижней славы, той великой спокойной невозмутимой и бессмертной славы, которая поднимается к небу и вызывает туда к себе из земли и заставляет туда подниматься высокие сосны и ели в хвойных лесах и стебли хлебов на полях, и цветы на лугах. И все это вместе, поднимаясь, не славится собой, а славит всё, получая через это образ и подобие всеобщего добра и красоты, добро - в обилии плодов, красоту - в подобии солнцу. Так и я, когда-то смущаемый тем, что люди между собой называют славой, втайне тянулся, как все живое, к той истинной небесной славе.

    После славы я думал о любви, что и любовь тоже двойная, одна идет вниз для себя, порождая злую собственность, насилие, смерть; другая, поднимаясь вверх к небу, поднимает каждое существо, как единственное незаинтересованное временем, значит, и бессмертное.

    Даже и власть раздвоилась на ужасное насилие, зло, находящее себе лицемерное оправдание в необходимости, и на власть, как на влияние сильного духом на слабого.

    Так я плыл на облаке, и не было, не находилось ни одного имени, означавшего прямое зло, чтобы оно не нашло себе оправдания, когда из его опрокинутого в прозрачной среде состояния поднимаешь наверх и ставишь на место в направлении к солнцу.

    И чудится так, лежа на облаке, будто эти бесчисленные подёнки-бабочки одни падают вниз, обманутые прозрачной средой воды, другие поднимаются вверх в брачном полете -это мы, люди, так живем, обманываясь тем, чего нет, и втайне робко, смущенно сознавая в глубине себя, что это же самое зло где-то и как-то перевертывается и, устанавливаясь в твердой среде, становится красотой и добром.

    Когда я, сложив лодку, привесил ее себе на спину и вышел на дорогу, там люди возились с автомобилем. Выбиваясь из грязи, машина ревела всеми адскими голосами и брызгалась грязью, и воняла. После плаванья на облаках и забвенья времени, я стал свидетелем, как люди всю свою заботу вкладывали, чтобы выбраться из ямы и попасть вовремя, видел, как выбралась машина и полетела стрелой, обгоняя обозы гужевого транспорта. И вся эта машина летящая была свидетельством, что в этом и было всё в людях: чтобы догнать время недогонимое.

    Божий суд. Поэзия не есть простое воспроизведение действительности, а божий суд над ней. Вот почему требуется время, чтобы переживание или впечатление или так называемая действительность стала предметом поэзии: нужно время поэту-судье, чтобы во всем разобраться, одно осудить, другое оправдать, все рассудить и создать достоверность.

    Еще о местной политике. На Украине урожай поспевает, и теща обеспокоена неразумным поведением наших союзников - зачем они хотят отдать немцам урожай. Тревога забирается и ко всем, не очень-то многим, кто поверил заверениям Черчилля136 и телеграмме английского короля Калинину. Начинается опять неверие англичанам, как не верят большевикам, что они во имя всеобщего мира откажутся от претензии на господство над миром.

    В этом и есть основа недоверия к Англии, в убеждении, что коммунизм и капитализм несоединимы, и легче Англии соединиться с Германией, чем с нами, и что победить Германию значит отдать Европу коммунистам.

    Консерватизм. Прошлый год осенью я решил воспользоваться случаем и купить, хотя и непомерно дорого, в запас небольшую свинью. Я понимал, что при быстром падении денег «дорого» - не есть дорого, потому что пока будешь искать подешевле, это дешевое сделается более дорогим. Надо было хвататься за случай, и я купил. Тогда, истощив все аргументы против дорогой покупки, теща высказала смелую мысль: надо подумать о том, что хранить продукт трудней, чем добыть, вы достали свинью - вам это легко. - Это, - ответил я, - не так легко случай поймать, попробуйте! - И вовсе не трудно и это вовсе не труд. И я говорю твердо, что легче продукты добывать, чем их сохранять.

    Так прошла осень, зима, весна, лето настало труднее без мяса, мы хватились за свинину, а она за это время протухла.

    - Вот видите, - сказала теща, - я говорила, что хранить трудней, чем добыть. Тогда вы смеялись надо мной, а теперь нюхайте!

    Судьба. Человек шел в лесу, наклонился и срезал гриб. Ему вслед шел другой человек по грибам, и пока первый, срезав гриб, дошел до другого, на том месте, где он срезал, вырос новый гриб. И так обоим искателям с одного и того же места досталось по грибу.

    А сколько бывает, один проходит, не заметив, а другой берет. Вот почему, когда народ валит в лес за грибами, никогда не надо этим смущаться и оправдывать свою лень тем, что будто бы народ все грибы раньше тебя в лесу собрал. И конечно, против этой лени и зависти народные мудрецы пустили такую мысль, что твой гриб тебе предназначен, тебе одному и дается вроде того, что у каждого гриба есть своя судьба.

    Такое поверье, созданное словами мудреца, убедило простых немудрых и ленивых людей, убеждало не терять надежду на свое личное счастье и веру в свою судьбу. И долго так жили, надеялись, верили. Но теперь одумались бездарные ленивцы, опомнились и сказали: - Все это выдумки, - ни у людей, ни у грибов своей судьбы нет.

    - Какая это Россия без запада, центра и юга, без интеллигенции? - А я уже давно не имею этого чувства к России и интеллигенции. - И церкви? - Какая же церковь у нас? - А мы с тобой. - Мы с тобой - это верно, но нас везде примут, все народы.

    Теща, поверив в Америку, теперь побывала у Захарихи и напиталась «народностью», и малодушно стала пятиться назад: оказалось, Америка была только мечтой. В нашем бедствии мы бежали мечтою в Америку, как гимназисты в такую же Америку бежали от латинской грамматики. Слухи о разложении фронта, об измене под Севастополем и полном неверии в Америку, потому что коммунизм не соединим с капитализмом, что под личиной договора на 20 лет об устройстве Европы большевики таят революционный захват всего Запада, а может быть потом и всего мира. А наши союзники тоже неискренни и водят наших за нос вторым фронтом. Немцы же все идут: Тобрук пал, Севастополь пал137 и скоро возьмут украинский урожай, а второго фронта все нет и нет. Так возвращается упадочное настроение и встает вновь ориентация народная на немцев, как неизбежных устроителей русской земли. Пора бы уже понять, что в этой войне нельзя исходить из личного благополучия, что мы, обыватели, давно уже не при чем, что это не жульничество с той или с другой стороны, а Суд истории совершается. Тут борьба идей: Америка - благополучие личности, Германия -благополучие народа (нации), Россия - благополучие всех. Тут все правы: семена добрые, а удобрение - кровь.

    5 Июля. Всего три недели тому назад клевал Рыбников (договор с Англией и Америкой). Теперь клюет Птицын (паденье Севастополя и Тобрука). Рыбак и два поплавка.

    6 Июля. Время около Владимирской (Светлое озеро)138, через неделю Петров день и немного меньше месяца до Ильина дня. Гроза к вечеру. Ночной дождь.

    Основная движущая сила в Ляле есть вера во Христа, соединенная с чувством целомудрия и свободы личной. Это устраняет зависимость от родового насилия.

    Я сказал Ляле:

    - До тебя это дошло теперь, но подобное подхалимство в Церкви давно было известно, из-за этого и отошли от Церкви революционеры.

    - Разве я этого не знала, - сказала Ляля, - я в этом всегда чувствую правду революции. Но это не мешает мне ходить в Церковь и слушать литургию и самой в ней участвовать.

    В этих словах Рыбников с отвращением узнал бы «интеллигентщину», как основного врага Церкви, большего, чем жидовство.

    Телесная близость (половой акт) у Ляли есть средство духовного сближения, и как только сближение произошло, необходимость в этой телесной близости и само влеченье у нее исчезает. Напротив, у Алекс. Вас. телесная близость есть источник власти (собственности) на тело жены с целью своего собственного воспроизведения в детях (продолжения рода). Вот эта претензия на господство над личностью, заключенная во всякой такой «любви», и есть причина отталкивания Ляли от ее любящих (то же и матери).

    7 Июля. Жарко. Покос.

    Влажно-жаркие дни с грозами. Начался покос трав. Сила комара сбивает.

    Письмо от Цветкова с просьбой указать место на восток от Москвы - значит, на удочку с поплавком Птицына клюнуло.

    И со всех сторон после падения Севастополя и начала жатвы на Украине началось обратное течение, и договор с Америкой стали называть «приговор». Появились пессимисты, предсказывающие выступление Турции.

    Становится ясно, как день, что живой силой Англия и Америка действовать не могут, что в такой большой войне никого не обманешь просто дипломатией и даже механизацией, что к этим двум силам войны должна присоединиться живая сила народа.

    Вчера на ночь Ляля сказала мне, что если опять будет опасно жить, то нам не надо разлучаться никогда, что ее постоянная мечта - это умереть вместе. Сегодня по дороге в Купань нам встретился свирепый бык. Я понял опасность, когда бык был от нас в пяти шагах.

    - Бежать! - крикнул я Ляле.

    Она махнула через канаву. Бык наклонил к земле голову, чтобы на меня броситься. Я пошел на него с палочкой, и он, струсив, поднял голову и прошел по дороге в своем направлении. Так вот и угадай так, чтобы пришлось умереть вместе. Бык из всех животных является наибольшим выразителем честной половой силы, животной самости.

    Неразумно выйти с крестом против быка и оскорбительно для креста.

    Мне вспомнилась молоденькая послушница в Шамордине: она пошла с молитвой в стойло, чтобы покормить свирепого быка. Не побоялся бык молитвы и всадил рога в живот бедной девушке. Значит, силы в молитве девушки не было: бык был сильнее молитвы.

    Характерно для времени, что и самые простецкие люди, какие-нибудь рыбаки, и то не стремятся теперь что-нибудь узнать о войне от людей более осведомленных. Все как будто что-то решили, что-то знают сами и никому об этом не говорят, а в себе каждый таит: один конец и конец будет. Правительство и то не знает.

    - Правительство, - ответил рыбак, - меньше всех знает, оно теперь как кошка в угаре.

    8 Июля. Жарко. Покос. Купаемся. Разбираемся в злодействе с лодкой. Полагаем, что это сделала Дуня в отместку за разорванную фотографию Ефросиньи Павловны. Решили собрать свидетелей злодейства и поблагодарить судьбу за спасение.

    9 Июля. В 3 дня пошел в Конякино за грибами. Сиреневое небо перед восходом с кончиком месяца.

    По Исааку путь к вере в Промысел по причине упадка благодати может привести к противоположным результатам, т. е. к отрицанию Промысла путем ведения. Эта недостаточность ведения для постижения Промысла у Канта выражена утверждением, что мир есть лишь наше представление139.

    Со времени нашей поездки в Семино чувствую в Ляле впервые непонимаемую мной отчужденность. А когда я ей об этом сказал, то она осердилась: - Я целый день хлопочу по хозяйству, а ты еще требуешь от меня каких-то настроений. Я просто устала.

    Читал о жизни девственника в супружестве св. Амона. После 18 лет девственного супружества они решили поработать' для мира и разошлись.

    Решаю - не зимовать в Усолье.

    Вскрылась причина отчужденности Ляли. Эти несколько дней она ходила, приговорив себя идти на площадку просить продуктов. Сегодня она пришла к директору с Богородицей, как на быка. И тот не только разрешил, но и включил меня в список ИТР { ИТР - инженерно-технический работник.}, так что больше уже теперь и не надо просить. Ляля опять стала, как всегда, веселой.

    Прочитав сегодня Сириянина, целый день раздумывал о Промысле в том направлении, что признать Промысел Божий нельзя путем «ведения», а воспитать в себе веру, и что когда станешь на этот путь, то всякие занятия художеством становятся детской забавой и охота к сказкам пропадает. На этом пути погибли как художники Гоголь, Толстой140.

    Я сказал об этом Ляле, и она подтвердила это тем, что сама на себе давно испытала.

    - Так ты советуешь мне бросить это занятие?

    К вечеру собралась постепенно гроза, и всю ночь шел дождь. На рассвете под шумок дождя в постели охватило раздумье о всем, что совершается в мире и в себе.

    Птицынское понимание: русский хочет немца (допустить: пусть владычествует). А то почему же сели на шею евреи? Потому что государство и церковь разложились до конца. Почему англичане не могут победить «зло»? Потому что не цельные люди, а торгаши: выродились, ослабели, не могут постоять за правду. У американцев же вовсе нет народности, источника завоевательной силы. Весь христианский мир завоеван еврейским капиталом. А завоевание мира - это большая война, и в ней «Gott mit uns» {Gott mit uns (нем.) - С нами Бог (на пряжке ремня солдата Вермахта была надпись: «Gott mit Uns»).}.

    Так что немцы, если будут побеждены, то «новый порядок» будут создавать те же самые силы, которые разложили его. Это возможно лишь при столетних войнах и революциях. Так неужели же людям постоянного компромисса не уступить, в конце концов, господства над Россией и помириться за счет России? По существу, этот мир будет началом победы немцев и их господства над всем миром (всё, как конец свободы).

    - А дальше, позвольте, мы сами как свидетельство внутреннего мира переживающих время личностей. Дальше, каждый (личность) будет достигать своего влияния в беспредельно расширенных общественных возможностях.

    Наша жизнь. «Она меня за муки полюбила, а я ее - за состраданье к ним»141 (Отелло).

    - А если, - сказал я, - работа над Отцами Церкви отнимает охоту заниматься художеством, то вот нам с тобой: если ты будешь и дальше умерщвлять себя исключительными заботами о существовании, то я умерщвлю себя заботами о духовных достижениях. - Что ты говоришь, Бог с тобой! Я отниму у тебя Отцов Церкви и сама скоро начну работать.

    - Почему ты не садишься писать большой роман, как мы задумали?

    - Потому что людям современным это не нужно, а будущим -я не знаю, будет ли им интересно мое писанье.

    - А другу своему?

    - Друг со мной, я с ним живу, для чего мне писать?

    - Но ведь мы с самого начала уговаривались, что мы не для себя любим друг друга. Мы хотели всем собой показать пример настоящей любви, преодолевающей страдания.

    Ночной разговор.

    - Но ты же не настаивала на твоем желании. - Нет. - А между тем оставила его. - Неправда: он меня оставил. Я бы могла быть для него всем, чего он хотел. - Девственной навек? -Готова всегда. - Невестой? - Конечно, готова. - Женой? - И женой. - Любовницей? - Я? Не знаю, но он не мог и не хотел, а может быть и не понимал: он любил царицу во мне. - Так почему же он тебя оставил? - Он забылся в неподвижном идеале, я - стремилась к движенью. И он, любя меня, оставил одну, без вниманья. - Но ведь он-то Высший, к чему шел, с Ним он соприкасался через твое сердце. - Он говорил, что всё лучшее его пришло через меня и пришло от меня. - И всё получив через тебя, оставил тебя без внимания? - Со своей высоты он был невнимателен к жизни-движенью, и я пала. - Ты говоришь, что пала из жалости к Алекс. Вас.? - Из жалости и той слепой страсти, которая в это время бывает у женщин. Да, я пала. - Но если ты пала раз, а потом опять новый опыт, и еще, и еще, как же ты могла себя сохранить такой, какая есть ты со мной? - Потому что в паденье я себя отдавала: я блуждала, но я сама этим не удовлетворялась, я получала, отдавая себя, только страданье.

    10 Июля. - Что по радио сегодня? - Очень плохо, совсем плохо. Россошь отдали142. - Только чем же плохо? - Всеобщее настроение. Вот сейчас женщина шла из Переславля. Спрашиваю - что слышали в городе? - Плохо, говорят, очень плохо: наши бегут на всех фронтах.

    - Ах, я бы желал родиться лучше жабой. И в сырости темницы пресмыкаться, чем из того, что я люблю, другому малейшую частицу отдавать143. (Отелло.)

    12 Июля. Петров день. Поход в Хмельники. Очень парило. Вечером гроза. Массовый сбор земляники и черники. Ходили через Купань в Хмельники. «Подарок» Е. И. Тартушкиной и провал Лялиной «душевной» политики. - Сколько вам сметаны? - Сколько дадите щедрой рукой. А надо было сказать: столько-то.

    Девчонка Клавдия Коршунова назвала василек «синей шапочкой ресниц».

    Ведь ревность чудовище, которое само себя зачнет, само и порождает.

    - Любовь? - Это я. - Да, для себя. Но есть любовь другая: для нее.

    - Все для меня.

    - Но здесь где-то, в чем заключается душа. Где жизнь моя и без чего мне смерть.

    - Убеждена однако я в одном, что ежели и согрешают жены, то в том всегда вина одних мужей144.

    Нужна особая благодать, чтобы обрести себе право высказываться в области религии; человек, не обретший такой благодати, высказываясь, производит впечатление нудного карлика, стремящегося перепрыгнуть через себя (такие все сектанты, и Митраша, и Толстой). В этом состоит лаборатория рационализма.

    Слепая сила размножения (огонь жизни) порождает технику (забота о добывании средств, продовольствия) и войну (спор за кусок и самку) - кто сильней. Какой же разумный выход из неразумной жажды жизни? - Насильственное сокращение деторождения. - А неразумный? - Сгореть. И наконец еще свободный личный выход для каждого - признать Христа, рожденного от Девы и Святого Духа. - О, милый друг, огонь, вода и воздух ветра, и камни, и вода, и свет, и неразумные живые существа, растения, животные и вся земля-планета, и все планеты мира, звезды, солнце - всё, всё и даже самый разум человека есть остающийся на время в пространстве след божественной попытки созидания... - И это наше «всё» - последствие какой-то личной жизни («Сфинкс»), сознаваемой нами в подобии и образе и мысли. - Не нужно много говорить: лицо и задница!

    Весь мир и все на свете понятно в человеке, как следствие его борьбы за выход на свободу из плена. И если выйти из себя и оглянуться вслед себе во всем: везде во всем увидишь ту самую борьбу, - за жизнь-свободу, которую видишь в себе самом. Тут нечего раздумывать, считать и мерить. Взгляни на все и сразу во всем увидишь себя и может быть гораздо больше, чем себя, увидишь Бога, ведущего тебя через страданье к блаженству и бессмертию.

    Мне вспомнилась моя вековечная раздвоенность: позор обыкновенной любви и страх перед большой любовью. Еще мальчишкой в 20 лет я в этом сознался Маше, а она мне на это лукаво, как Джиоконда, улыбаясь, ответила: - А ты соедини.

    Любовь или то, что мужчина называет любовью и чем он гордится и удовлетворяется, с точки зрения любящей женщины, до крайности ничтожно и даже просто смешно. Тут все похоже на мышеловку. Но в настоящей большой любви женщина смотрит на эту любовь с улыбкой и отвечает мужчине так же охотно, как ребенку, когда тот просит молочка, или скорее на решето: сквозь него проваливается все в поток родовой необходимости, а на решете остаются немногие те, кто, преодолевая необходимость, устремляется к свободе и личному бессмертию.

    А впрочем, те и другие стремятся к бессмертию: одни выходят из себя (умирают), полагаясь в этом на своего потомка (Ветхий Завет), другие стремятся выйти из себя непосредственно к Богу. Существенной же разницы нет: там и тут люди выходят из себя и вся разница в отношении ко времени: там выходят как все - в природу, в условиях времени, здесь всей временной природе объявлена борьба на уничтожение: времени больше не будет.

    А если те и другие движутся к одной цели, то более сознательные духовные люди не только не должны насиловать своим сознанием природных людей, а проникать в природу их и открывать в ней с радостью то же самое движение к освобождению от времени: такое открывание единства всего мира и стремления выйти из себя и есть та творческая сила, которая называется любовью.

    13 Июля. Установилась поездка Кононова в Москву с Макеевым на вторник.

    Карьера Макеева: вышел из-под Ноды: тот спасся от суда войной, этот дрожит о том, что сегодня-завтра будет взят. И уже объявлено о пересмотре брони.

    «Писатель Юшков» (Ленин) 50-ти лет пошел на фронт и спасся от суда (украл 10 буханок хлеба, а сам осаждал Сталина письмами о воровстве граждан и собственной честности. Принимали за сумасшедшего, а оказался плутом).

    Вода живая и мертвая.

    Наличие искусства есть свидетельство внимания к движению (началу жизни), а философия интересуется концом.

    Все, что мы, люди, вложили в слово «свобода», до нас в природе существует как стихия воды. А то, что у нас признается как «необходимость», в природе - косная материя, земля. Значит:

    Необходимость = Земля.

    Наступило время, когда правильные известия о фактах мировой войны скорее затемняют сознание, чем освещают. Те-перь каждый в ночные часы чувствует ход событий, пусть и неверно, а как непринужденный, готовый выход вероятности на долгий срок (если чего-нибудь не случится «вдруг», хотя тоже на каждый день ждут этого «вдруг»). Вот вчера мне с улицы поступали сведения о «плохо, очень плохо», а сам я ночью почувствовал, что может быть наше отступление и предусмотрено и что конца как «вдруг» возможно и не будет, и постепенно, длительно все будет сходить на нет.

    Наконец пришел час и выхватило на фронт нашего хозяина. Сколько ни хитрил - нет! От этого никуда не уйдешь. И жутко подумать, к чему привела «весь» многомиллионный народ проповедь «свободы». Это все равно было, как если бы маленьким детям раздать заряженное оружие, пулеметы, минометы и пустить. Вспомнился Победоносцев.

    14 Июля. Отправили в Москву Кононова.

    15 Июля. Летний утренний окладной дождик. Прекрасный день! Так ему радуешься и в то же время тревожишься, как будто такой день тебе дается в долг: получаешь и боишься, что долг не отдашь. Но сегодня летний утренний дождь.

    Просыпаюсь с открытыми окнами и слушаю миротворную музыку капель, падающих на траву. Все зазубринки души, острые уголки с приставшим навозом, пылью размываются и смываются, остается ровное спокойствие и любовно умное внимание ко всем существам, которые тут вспоминаются.

    Мне вспомнилось из последней нашей прогулки нежное как зеленый дым поле льна, зацветающего маленькими голубыми цветочками. Когда мы вечером проходили обратно этим полем, убегая от тучи, настигающей нас, цветочки голубые все до одного исчезли: они спрятались в себя перед дождем.

    Так и мы сейчас в дождь в себя прячемся и там сидим под своими зелеными листиками детства, голубыми лепестками юности, и так бывает уютно, и так по-детски веришь, что это хорошее теперь пришло навсегда.

    Догорала заря, и небо светилось всеми цветами, а на земле зеленела омытая теплым дождем трава. Женщины у колодца стояли на зеленой траве, и до меня долетели слова:

    - А лицо у него перед смертью стало страшное.

    - Какое же?

    - А зеленое.

    Тогда, услыхав «зеленое», посмотрел я на зеленую траву -как прекрасна зеленая земля и, правда, как ужасно зеленое лицо человека. 

    - Так и помер, - продолжала женщина, - болел от голода, помер с желтым лицом, полежал немного, и лицо стало синее.

    - Синее лицо.

    Я посмотрел на небо - как оно было прекрасно, и как ужасно показывалось в этом свете синее лицо умершего от голода человека.

    Больно мне стало бродить глазами в небесных цветах, пока наконец-то я не нашел прелестное личико в облаке телесного цвета с румяным отсветом зари.

    16 Июля. Дожди все залили, картошка в поле сплывается.

    Давно это было, не могу теперь найти в себе начала раздвоения в понимании любви: этот стыд того, что все мальчишки называют «любовью» и страх перед любовью большой. < Приписка: стыд жить с женщиной или с которой сошелся на час; и этот страх при встрече с женщиной одухотворенной, страх перед лицом ее обнаружить свой стыд> В юности я признался в этом раздвоении своей двоюродной сестре Маше, и она мне на это, лукаво улыбаясь, ответила:

    - Как же это соединить? - спросил я. Она, еще загадочней улыбаясь, ответила:

    - Это ты сделаешь сам, в этом будет твое личное дело: соедини и создашь любовь настоящую без страха и стыда.

    Прекрасная Маша вскоре после того умерла и стала для меня Марьей Моревной. Теперь прошло лет сорок после нашего с ней разговора, я ежедневно поминаю ее на молитве и, когда бываю в духе, пытаюсь сказать ей что-нибудь хорошее. Сегодня, вспомнив «соедини!», я сказал:

    - Милая Маша, только теперь, через сорок лет, я выполнил твое поручение и совесть моя стала спокойна, благодарю тебя, я соединил то и другое и больше не чувствую в любви к женщине ни страха, ни стыда.

    Любовь, или то, что мужчина называет любовью, и чем он легко удовлетворяется и, что всего смешней, этим гордится, с точки зрения любящей женщины только забавно. Тут все немножко похоже на мышеловку: ароматный для мышки кусочек поджаренного сала, вкусил - щелк! и все кончено. Чем же тут гордиться и петушиться? Очень смешно, конечно, было бы все это, но в настоящей большой любви смотрит на эту любовь с улыбкой и отвечает мужчине так же охотно, как голодному ребенку, когда он со слезами просит, а то и кричит, орет, требует у нее молочка.

    Лен цветет. Утром мы залюбовались нежно зеленым дымком льняного поля, покрытого маленькими цветочками, похожими на голубых бабочек.

    Мы были вдвоем и взяли себе на память по одному цветочку и спрятали.

    К вечеру, убегая от тучи, мы возвращались этим полем, оно было такое же, но голубенькие цветочки исчезли, они все спрятались в себя перед дождем.

    Мы не успели убежать от тучи и нашли себе убежище под густой елкой, свесившей ветви свои непроницаемым шатром до земли. Тут мы, взрослые люди, под шум дождя съежились, сжались и мало-помалу в молчании ушли в себя, в свое детство и скрылись там, как на зеленом поле льна перед тучей ушли внутрь себя голубые цветы.

    Так и мы сейчас, в дождь, в себя прячемся, и там сидим смирно под своими зелеными листиками детства, голубыми лепесточками юности, и так по-детски веришь, что нашел опять и вернул назад свое детство, и что теперь оно никогда не пройдет.

    Лес и парк. Из леса на опушку вышли молодые березки, тесно с маленькими елками, соснами стали на ярко зеленом мошку и все вместе дивились цветущему лугу и речке, стыдливо укрываемой ольховой порослью. На эту опушку по тропинке из лесу вышли не первой молодости люди. Он ей говорит:

    - Люблю я лес, пусть и плохенький, но девственный, чтобы рос и вырос сам, без прочистки и оставался вместе со своими нелепо корявыми можжевельниками, пнями, обрастающими брусникой, и папоротниками и всяким невозможным хламом, даже и так, чтобы можно было пролезать в чащу лишь с топором.

    - Не понимаю вас, - отвечала нарядная молодая женщина, - вы лесничий и ваше назначение помогать деревьям свободней расти, ваш идеал это парк, а не дикий лес.

    - Я это знаю, - ответил лесничий. - Когда я вхожу в девственный лес, то начинаю всегда с того, что представляю себе, будто бы он мой собственный, и я могу делать с ним, что только мне захочется. Вот тогда-то я начинаю каждое дерево понимать по себе и желать ему как себе лучшего: больше света кроне, больше свободы корням. И мало-помалу мой девственный лес превращается в парк.

    - Так мы с вами говорим об одном и том же, что культурный парк лучше дикого леса.

    - Нет, - ответил лесничий. - Я люблю всей душой девственный лес.

    - Но почему же не парк всей душой? Почему же, почему? -настаивала нарядная женщина. Лесничий сказал:

    145.

    - Меня, мама, ту меня, какой ты не знаешь, никто не взял и никогда не возьмет, и взять нельзя: я там царица. - Но, как же привязанности? - Там я не знаю, не хочу знать никаких привязанностей: я там совершенно свободна, живу как ветер, который веет, где хочет. Зачеркнуто: Ту меня никто ничем не привяжет: там у меня только подданные и там я царицах - А любовь? - Там любят иначе и ничем друг друга не связывают, там любят друг друга только равные, только цари.

    Прекрасный день. Так ему радуешься, и в то же время тревожно бывает, как будто такой день тебе дали в долг: получаешь в долг и боишься того дня вперед, что когда-нибудь он придет, и надо будет расплачиваться.

    Но сегодня летний утренний дождь. Просыпаюсь с открытыми окнами рано и слушаю миротворную музыку капель, падающих на зеленую траву-мураву. Все те зазубринки души, острые уголки и ямки с навозом и пылью - все размывается, все смывается, остается спокойствие и умное внимание ко всем существам, которые теперь напоминаются.

    Как цветок вверяет слабый венчик жаркому лучу, птица - ветру тонкое крыло, малая букашка, ползущая в свой дом, вверяется согнутой былинке, так я смиренно сжег бы перед тобою все свои думы и сомненья, - перед твоими путями, животворящими мир.

    Догорала заря, небо светилось всеми цветами...

    Я стоял на подмытом берегу, у сосны, свесившей обнаженные корни до самой воды, и легкий ветерок откуда-то доносил журчание воды, размывающей берег:

    - Рано ли, поздно ли, мы с тобою, берег, придем в океан.

    - Рано ли, поздно ли, - думал я о своем, - она оставит меня тоже, как уже оставила другого. А если когда-нибудь это совершится, она тоже и меня оставит, как же я выйду тогда из невыносимого состояния оставленного? - Я так не останусь, -ответил я себе, - как он, и что-нибудь с собой сделаю и умру.

    Но что это значило «умереть»? Не могу же я теперь, как юноша, броситься в воду или повеситься на этой сосне. Что же делать?

    И вот мне представилось ясно, что я уже и остался один, как тот другой, и стою неподвижно брошенный в одиночество, как этот пустынный берег с одинокой пустынной сосной.

    Вода оставила этот берег и, намывая новый, журчала:

    - Рано ли, поздно ли...

    А оставленный, перешедший в меня, вслед за водой повторял:

    - Рано ли, поздно ли, она вернется ко мне.

    Невыносимо тягостно, невозможно мне стало быть в положении оставленного, и я понял, почему люди не очень жалеют оставляемых с вечной мыслью о том, что рано ли, поздно ли она вернется к нему.

    - Не вернется никогда, - сказал я себе, - и это значит, что я умру - я скажу «никогда» и так выйду из себя самого, а не брошусь в воду, как юноша.

    И вот я умер, я больше не я, а этот берег, и она стала водой. И она меня размывает и понемножку уносит вон туда, где намывается новый молодой берег, и вот уже почти на глазах обрастает молодыми березками. Радостный, освобожденный от какой-то унизительной жизненной необходимости обладания, стою теперь на пустынном берегу, обнимая пустынное дерево. Надо мной горит солнце - старый кузнец земли, подо мной животворящая вода и ветерок мне доносит песню воды.

    Влюбленный смотрю я на молодую березовую рощицу на молодом берегу и, слушая ветерок, повторяю:

    - Рано ли, поздно ли мы придем в океан.

    Неизвестно для чего записано.

    Хозяйка сама рассказала о себе, что она страдала тоской и уже травилась и даже сама сидела в сумасшедшем доме.

    - А теперь вы здоровы? - спросил я.

    - Вполне, - ответила она. И мы сговорились, что я плачу ей 25 р. в месяц и кроме того уговорюсь с плотниками сделать ей ставни к четырем окнам.

    поселился. Мы жили прекрасно, и она ставила мне самовары. Но плотник отказался делать ставни. - Не буду, - ответил он, - у нас с ней свои счеты. - Ничего, - утешил я хозяйку, - я схожу на строительство, может быть, уговорю директора сделать мне ставни. После того жизнь наша пошла по-прежнему. Но вот однажды утром она не принесла самовара. - Вы обещались мне ставни сделать - не сделали: не будет вам самовара. - Я не обещался вам сделать ставни, я должен был только попросить плотника. - Это все равно, - ответила она, - вам ничего не стоит попросить директора. - Я просил, мне отказали. - Вы должны были еще раз попросить, вам это ничего не стоит, а я волнуюсь, я горячая: нет вам самовара, - и ушла к себе. Несколько раз пытался я поправить логику нашего диалога и повторял: - ставить самовар входит в наш договор, а ставни я не делать должен был, а просить - я просил. И она неизменно мне отвечала на это: - а попросить вам ничего не стоит. Я не хочу ставить вам самовара. В ее логике произошел подмен «хочу» вместо «должна», подмен, значит, ложь. - Ложь -мать всех пороков, - подумал я, - не в этом ли пункте ее сумасшествие. Я еще последний раз повторил, и она опять точно так же подменила вместо должна - хочу.

    - Сумасшедшая, - решил я и не стал больше ее волновать. Я отправился к директору, выпросил мастера, который пришел, обмерил. Хозяйка опять стала хорошо мне служить, ставить самовар, чистить комнату. И я опять не думал, что она сумасшедшая, она только своими средствами добилась своего, и оружие ее было разбить логику долга своим «хочу». И в этой логике воли в борьбе с логикой мысли и есть «женская» логика.

    17 Июля. В Конякино за черникой. Под елкой от дождя. Дождь теплый с радугой из-под ели против солнца: по всем деревьям льется: фонтаны необычайные. «Идеальное достижение» (этого никогда еще не было).

    18 Июля. Солнечный день с прохладой. Мало-помалу туман военный рассеивается: все усилия немцев - взять Кавказ146.

    Смотрел на огурцы и мне противно стало, и я спросил себя: чем виноваты огурцы в упадке моего духа? Рассудив, я понял, -огурцы виноваты тем, что долго не цветут и не дают плодов, когда мне хочется, и напротив, своим определенным не мною временем роста принуждают меня ждать, и мой свободный дух становится в зависимость от совершенно глупого состояния своего огурцового роста. Этому вполне соответствует чувство угнетенности при виде так нагло теперь обнаженного живота беременной женщины.

    1 этом именно и есть смысл Ветхого завета, что в нем пророки учат терпению в ожидании срока освобождения духа. В Новом завете, напротив, преподается вольное преодоление времени путем готовности отдаться (умереть) в любви. Отчий, огненный закон учит мужа брать жизнь такой, как она есть. Закон крещеных водою и Духом дает образ жены, облеченной в солнце147, в мире, где времени больше уже и нет.

    Если надежду на случай ввести, как одно из средств при достижении цели, то случай этот потеряет смысл случая и сделается элементом веры. Так и случайная смерть перестает быть делом случая, когда ее делают необходимостью при достижении бессмертия.

    19 Июля. Утром жарко, днем дождик, к вечеру холодно, как в сентябре. И так все лето проходит в прохладе и дождях.

    «Assez, ils ecoutent» {Assez, ils ecoutent (фр.) - Тише, они слушают.,}.

    - А что если мы устраним это основание, - спросил я однажды, подавленный этими «Assez», «ils ecoutent».

    - Тогда, - ответила она, - будет сделано все.

    Я устранил основание того страха, но все равно страх перешел на то, что наш разговор услышит хозяйка или кто-нибудь сзади идущий, или что я проговорюсь в беседе с кем-нибудь. Теперь к «assez» прибавились толчки ногой под столом во время разговора. От всего этого я страдаю совершенно невинно, потому что тот испуг, привитый когда-то в меня, как всякому старому интеллигенту, вошедшему в советский строй, я преодолел своим искренним отвращением ко всякой политике. Я даже выработал себе манеру смелости в игре с этим интеллигентским испугом, владеющим моим собеседником, что я или уж очень прост, или невинен, или счастливец, находящийся в положении свободного художника, с которого спросу нет. Умные люди - Шкловский, Перцов - мне говорили, что особенный интерес мои речи публичные приобретают тем, что слушатель все время за меня боится: вот-вот провалится и каждый раз опять выбирается, и, наконец, становится понятно, что вся эта игра с огнем происходит или от необычайной хитрости, или от невинности и полного равнодушия к политике. И вот теперь я, столь искушенный человек, сумевший за 25 лет ни во что не попасть, теперь вечно слушаю: «assez, ils ecoutent». Но друг мой умный человек, и я надеюсь спасти его от испуга после войны за границей.

    Ляля, как женщина, в своей готовности обнять тебя всего с твоей душой и телом, она похожа на воду, все на земле обнимающую и животворящую. Она равно готова всегда поддержать и развить новую мысль и новый образ, готова на девственную любовь, и семя готова принять в себя и даже родить, если только семя исходит не от похоти, а от огня и духа любви.

    мужчины.

    Она не блудница, и не самка, но в поисках истинной любви могла быть всем, чтоб сбросить с себя не-свое, как ветхую одежду.

    Другу твоему не надо страшиться твоего башмачка: тебе-то самой не нужно ни на что наступать и ничего взять себе ты не хочешь. Ни у кого ничего ты не отнимешь, а только царствуешь и принимаешь себе дары, как царица.

    Ты женщина, ты похожа на стихию воды, которая падает с неба, все на земле в своем падении обнимает, все животворит, и после срока своих земных страданий радостным облаком поднимается вверх.

    20 Июля. Тяжино. Законное брюзжание.

    - Чем же кончится это твое ежедневное писание штучек? Мне кажется, ты кончишь тем, что будешь в цирке играть шариками.

    Этим она хочет сказать, что я растворяюсь в мелочах, в то время как «на твоем месте я бы писала роман». Трудно писать роман, если не знаешь, куда попадешь через месяц, но и это можно преодолеть. Трудно также писать роман, если неустанно мысль вертится на добывании продовольствия, но и с этим можно справиться. Единственное же и необоримое препятствие -отрыв духовный от участия в современности. До сих пор чувство родины, как связь с хорошими людьми в прошлом, было цементом, связывающим меня с советской властью: авось, мол, выведут и сами рассосутся народным организмом, авось выздоровеем. Но это чувство теперь, как в темноте задний лиловый огонек все удаляющегося автомобиля... Современные русские люди живут без этого чувства, им досталась горькая участь рабов цивилизации, прикованных к идеалу будущего благополучия. Значит, к чему же направить свой голос?

    21 Июля. Гроза весь день и с медленным отдалением своего приближения, долго казалось, что это война, и об этом долго спорили кругом: теща утверждала - война! Ляля - гроза!

    Теперь это все прошло и обратилось в ничто, но ведь тогда-то все это было в моем «я», всему этому я придавал большое значение. А теперь прожилось и ни следа. Прожилось, потому что я тогда удовлетворялся. А там, где не удалось - осталось навсегда. Отсюда ясно, что неудовлетворенность в жизни есть источник бессмертия (неудачник - это слабый человек, неспособный перепрыгнуть через ров своего несчастия).

    Ясно почувствовал, что все мои игрушки мною пережиты, остается только изредка приходящий, как неясное воспоминание при вдыхании ароматов цветов: пахнёт охотничьей волей -и кончено! Теперь нити всех моих желаний и мыслей, большим единым потоком, как рой пчел, бегут к ней и от нее со взятком возвращаются в тот мой улей, где складываются запасы меда. Деятельность моя осталась той же самой, как трудолюбивая пчела собирает мед. Но раньше я собирал с полей и лесов, а теперь с одной женщины. И, конечно, теперь меда много больше и мед, конечно, другой: много гуще.

    22 Июля. Гроза. Приехал А. С. Новиков-Прибой.

    23 Июля. С Силычем ездили на Семино. Смотрел на него, вспоминая свое охотничье прошлое, и дивился и себе прежнему и ему: какое-то консервированное детство. Когда утки стали вылетать, он сказал: «Я весь дрожу». Когда уток не стало почему-то, он загрустил. Но когда сварили уху и он хватил перед рыбой и наелся, то стал радостным, вполне счастливым, близким всем, равно как рыбаку (Кручинин и Кошкин), рад и мне, и всем, всем:

    - Хорошо, хорошо! - повторял он. Потом улегся под наклоненной лодкой и в один миг захрапел. Тут на глазах происходило в слиянии сердца и желудка варево детского охотничьего счастья. А там, где бы войти в это счастье мысли творческой, голубея на зорьке, застилающим туманом поднималась грусть.

    «Севастополя» пишет необъятный «12-й год»148.

    Писал интимные страницы о женщине, в них чего-то не хватало: моя женщина изрекала мысли, как профессор. Ляля чуть-чуть поправила, только прикоснулась, и эти же страницы стали прекрасными. Вот этого-то мне и не хватало всю жизнь, чтобы моей поэзии коснулась женщина. Наконец-то я не по чужим мыслям, а сам по себе увидел и понял, что вся поэзия исходит от соприкосновения души художника с женской душой (Chercher la femme). И со мной произошло то, что непременно должно было произойти для выхода творческого ручейка моей жизни к большой воде, иначе бы жизнь моя заболотилась,

    И так видно стало, почему тот или другой поэт двигался, почему останавливался и падал. Везде в творчестве женщина, и как поэзия, и как любовь, и как религия, и даже как источник мысли: да, и сама мысль рождается девочкой! Весь мужчина не больше, но и не меньше, как сила все поднимающая вверх по прямой, но если бы не было женщины, нечего было бы ему и поднимать.

    Силыч рассказал о Ценском, что тот гордится теперь числом выходящих из-под его пера листов. У Силыча выходило понятным, что сам-то он грустит о своей невозможности писать, что лавры Ценского несколько подавляют его. - Эх, Силыч, - сказал я, - нет ничего прекрасней на свете одной совсем маленькой книги-тетрадки: она превосходит все написанное человеком. Эта книга-тетрадка - Евангелие от Иоанна. А вы догадываетесь, почему так удалась эта книга Иоанну? Силыч молча ждал от меня ответа. - Потому удалась, - ответил я, -что... эх, Силыч, вы же сами должны это понимать: Иоанн верил, что Иисус был Христос, сын Бога живого, книга написана в подтверждение его веры в Бога - и потому она удалась.

    26 Июля. Разрешение охоты. Попугали с Норкой тетеревей, а хорошо!

    большое дело!

    Когда Гитлера стали обвинять в том, что он зачинщик войны, он ответил: - Это большая

    И когда я набросился на Лялю за оскорбление и умаление нашей любви, она ответила: - Я могу оскорблять тебя, и ты не смеешь на меня набрасываться, потому что я люблю тебя - это большая любовь.

    Так вот выходит, что даже просто «большой» (не всемогущий, всеведущий) и то перекрашивает в совершенно иной моральный цвет наши понятия. Точно так же маленький (малая война, малая любовь) наоборот все обесцвечивает.

    «ты - маленький» как грех: ты не можешь стать в ряд с большими, а между тем это надо.

    В таких случаях, по Толстому, [надо] уменьшить до крайности самомнение (по св. Отцам - смириться).

    А самомнение (гордость) происходит от замены целого частным.

    Значит, смириться - это значит возвратить часть на свое место в целом или найти себя самого.

    Всякая брань происходит от замены Целого частным (большого - маленьким).

    Я был оскорблен, потому что я и внимательный, и нежный, и смиренный. Так началась война из-за того, что случайное и маленькое частное мы стремились навязать как большое, постоянное целое.

    И всякая война, какая бы большая она ни была, это спор за Бога, спор в утверждение сторон, что мой бог больше твоего.

    Народы спорят за Бога, между тем как Бог един для всех.

    Значит, вступая в брань, они подменяют Целое частным. Вот почему всякая брань есть расстройство, зло и потому не надо браниться, а напротив, стать на свое место, надлежащее мне в Целом, смириться и через чувство своего значения в целом перейти в любовь.

    Война (брань) есть утверждение частного вместо Целого.

    А мир, любовь - это правильное распределение частей в Целом.

    Статья Крипса в «Известиях» не только нашла обывательские догадки о плохой англо-американской помощи и неясным будущим после войны в наших отношениях с союзниками, но еще что наши обывательские догадки совпадают с догадками самого Сталина. И вообще, что не в словах правительства дело, а в действиях, и что эти действия против нас: немцы жмут, союзники медлят.

    27 Июля. На морозе не летают ни жуки, ни бабочки. (По поводу стихотворения о ненависти в номере 171 Известий.)

    И мы уверены в том, и знаем, что наше время придет, как все знают, что рано ли, поздно ли война кончится.

    28 Июля. Завтра 29 едем в Москву из-за продовольственных карточек.

    Основные дела: 1) карточки, 2) Быково, 3) Уфлянд, 4) Map. Алекс., 5) бензин, 6) Чхеидзе.

    Рассказ о зажигалке или о том, как я прописался в Москве.

    Сдан Ростов, а все живут хоть бы что! Потому что ничего знать нельзя, и на все плюнули и ждут конца хоть какого-нибудь.

    29 Июля. В 7 часов утра перед отъездом в Москву.

    Женщина нашла в лесу на покосе «Колокол» - газету Белоруссии, где сказано, что там теперь каждый крестьянин пашет на своей полосе и что близко время, когда германская армия освободит всех русских крестьян от колхозов.

    Трудно представить себе более соблазнительную, чем эта утопия своей собственной полосы. И в этом свете сегодняшней утопии, каким злодейством является действие советской власти. И понятно теперь, какую силу злобы питает утопия своей полосы на той стороне фронта. У нас же, конечно, своя созданная утопия городского пролетария-господина. На этих утопиях зиждется вся война между Россией и Германией, причем Германия вывезла этот идеал своей полосы из России, а Россия идеи городского пролетария вывезла из Германии. В свете этих идеалов все вещи само собой становятся на свои места, понятно, почему газета в Белоруссии называется «Колокол».

    жизнь с немцами и «Колоколом».

    И то это лучше, чем где-то в большом городе, на месте развалин зарастают буйные травы, цветы.

    5 Августа. Ну вот, и побывали в Москве (с 29 июля по 4 августа: приехали вчера вечером). Никогда не была советская власть в таком трудном положении (общее мнение).

    О народе: народ ни хорош, ни плох, и наоборот, может быть и хорош, и плох, как ребенок, как природа. Не в народе же дело.

    Выступление парикмахера: Москва - не Ленинград! Федин сказал, что то, известное ему чувство злобы на кого-то за все наши бедствия,

    Курелло сказал, что германское выступление в этой войне является лишь эпизодом, что на самом деле воюет Америка с Англией.

    Анализ «Pflicht»: немец лучше других может делать и естественно, что, с одной стороны, он для другого приятен: расположен помочь (не может видеть плохо сделанного, чтобы не вмешаться). С другой - это же хорошее развивается в тупое, нехорошее: я лучше всех, я господин, Deutschland uber alles {Deutschland uber alles (нем.) - Германия превыше всего.}.

    кто помещиком, кто управляющим, кто фабрикантом.

    6 миллионов безработных после той войны составили фонд немецкой «движимости», пролетариата, готового на завоевание бездомника. Во Франции городской рабочий связан с земледельческой родиной. Земля гарантирует его. А у немца безработного, выросшего в городе, нет такого дома, и потому мечта о доме, устроиться гонит его на войну: завоевать дом.

    Еврей Вальбе, бездомно живущий в Союзе писателей, бродит, мечтая, по коридорам. И немец коммунист Курелло в чужом широком костюме.

    Убогое современное поколение немцев (пленные).

    - Но есть же среди них люди с высшим образованием.

    Экономические причины воинственного выступления Германии: после всех.

    Елена Уфлянд (не хлеб, а пух!).

    Долина Псху149

    Человек с карандашом {Тайно руководящий войной.}. (В изображении Федина).

    И о нем же Курелло: - Нервы у него не такие, как у нас с вами, война - это прежде всего расчет, а внутреннее состояние человека не принимается во внимание.

    Вот трясогузка, вот ласточка на телеграфной проволоке, -глядишь на все в раздумье, и представляется, что не все же на дрянь рассыплется человек, вот и эта птичка была в нем. Так и вся природа во всей прелести и во всем ужасе является от распада великого существа.

    А наше творчество, наша культура - попытка восстановления.

    Теперь война разделилась с человеком внутренним на два разных мира.

    Человек на войне и человек у себя - это стало теперь двумя противоположными состояниями, одно - война, как жизнь в принуждении, другое - жизнь по собственной воле, как мир.

    Между тем и другим человеком на войне и у себя потерялась всякая связь, и оттого погасла поэзия.

    И стало нам теперь чудиться, будто жизнь, которую мы раньше признавали за действительность, есть кошмарный сон, а та внутренняя личная жизнь, обращенная к небу, стала истинной жизнью.

    Стало так, будто земля и небо, жизнь настоящая и загробная поменялись местами - что земля загорелась, и земледелец стал бросать свои семена в облака.

    Вот и не знаю даже, спал я или не спал в эту ночь. По старому земному счету было так, что я не спал, а по новому, небесному, был в глубоком сне. И я молился Богу, чтобы он разбудил меня и я бы проснулся в том самом желанном и действительном мире прекрасном, к которому всю жизнь стремился, искал и по мере сил своих создавал.

    - Нет, милая, - ответил я, - несчастье наше именно в том, что мы спим.

    И рассказал ей, как мне теперь жизнь представляется в обратном порядке и что земля загорелась и земледелец должен бросать семена в облака...

    - Это здесь, в Москве так, - ответила она, - а вот приедем домой, там поспела малина, грибы, там река, и лес и небо, и я, ведь я-то с тобой - какой же это сон?

    - Так я же про то и говорю, что я и ты - это не сон, и река наша, и лес наш, и небо наше, все это есть и останется с нами навсегда, а Москва, и война, и Союз писателей - все это нам снится, и странность непонятная только в том, что такое множество людей видят один и тот же кошмарный сон. И самое страшное, самое непонятное, это в том, что если эти разные люди видят один и тот же сон, это значит, этот сон есть действительность.

    своим видением другого, третьего, множество и тем самым расширяет горизонт существующего и людям открывает глаза (личность, творчество). Бывает наоборот, совершенный творческий человек распадается на элементы (война) и дело жизни разрушается.

    Современный «сильный» человек (Ubermench) и есть разрушитель.

    Раздел сайта: