6 Августа. На очереди вопрос: 1) оставаться на месте, 2) переехать под Москву (на Николину гору) или 3) через Ярославль по Волге и Каме уплыть на восток.
Первое: остаться на месте. Преимущество: экономия сил, сохранность имущества. Недостатки: возможность гибели при оккупации при дальнейшем поражении немцев. И вообще духовная тягость от перехода во власть неведомых сил.
Второе: переехать под Москву. Преимущество: наименьшая опасность при оккупации, на миру и смерть красна. Недостаток: голод при духовной отраве: будешь видеть ежедневно как прыткие наглецы будут перескакивать к пирогу через жизнь более слабых.
Третье: переезд на восток. Преимущество: безопасность. Недостаток: тягость жизни, едва ли переносимая.
Перспективы:
1) Задержка нашими продвижения немцев до открытия 2-го фронта.
2) Сепаратный мир.
Второе и третье возможно лишь при полном триумфе немцев, т. е. если они отрежут Волгу, выступит Турция, в Египте разобьют окончательно союзников.
Три возможности складываются в две:
1) В ожидании 2-го фронта наше полное вымирание.
2) Мир с Германией.
Очередные вопросы бытия: разговор с Аникиным, заготовка дров, заготовка масла (сметаны), овощей, прятание вещей. Письмо Рогову в Загорск.
Проект письма150. Посылать или не посылать? Пусть даже она <Ефросинья Павловна. - Ред.> и примет письмо к сердцу, все равно в письме она не сумеет выразиться, выйдет грубо и больно. Не знаю уж, как тут и быть. Наверно придется предоставить времени. Прошло время. Не стоит посылать, потому что письмо не от сердца. Что-то оборвалось во мне тогда и не могу найти душевной связи и вместо этого морализирую.
7 Августа. На рассвете гроза и дождь. Как же это приятно дремать под дождь, все забываешь, кажется, будто тебя разбудили от тяжкого жизненного сна. Каждый день дожди, рожь созревает, показываются белые грибы и множество сыроежек, великий урожай малины, но бабы недовольны: только 3 р. за стакан.
Солнце, дождик, теплый ветер лечат душу.
не может выйти так и в области завоевания мира? Сорвалось у Александра Македонского, сорвалось у Наполеона, сорвется у Гитлера, а может быть даже у Гитлера и не сорвется? Должен же когда-нибудь прийти конец мукам человечества, сопряженным с осуществлением мысли в едином управлении хозяйственной жизнью народов? (Не эта ли мысль сейчас движет Гитлером, Рузвельтом и Сталиным?)
А разве в религии народов, в истории церквей не то же самое происходит, что в хозяйственной жизни нардов: каждый народ стремится своим сознанием истинного Бога убедить весь мир. В наше время костер, принимающий жертвы за единство мирового сознания как будто погас, но зато с небывалой силой горит огонь борьбы власти управления борьбой человечества за существование.
Все разумное, в конце концов, цели своей достигает: разумно было стремление достигнуть Северного полюса - и достигли, разумно стремились овладеть стихией воздуха - и овладели; так точно будет достигнуто и единство управления борьбой человечества за существование.
Все разумное в движении своем приводит к достижению цели, но когда разумная цель бывает достигнута, исчезает желание чувствовать идеал, движущий к намеченной цели. Так был Северный полюс открыт и там оказалось - нет ничего, люди стали летать - и опять ничего, и еще хуже: с воздуха на мирных людей посыпались бомбы. Так точно будет и по достижении единства в управлении борьбой за средства существования с прекращением войны. Тогда люди увидят, что эти наивные войны за благополучие материальных ресурсов имеют такой же конец, как борьба за Северный полюс, где нет ничего. Исчезает нравственный смысл этой борьбы и наверно тогда с новой силой вспыхнет опять борьба за единство сознания. (Мы были благополучны в Малеевке, не жизнь, а ресторан, а возврати ту жизнь - мы ее не возьмем за эту жизнь, наполненную борьбой и заботой за средства существования.)
Иван Кузьмич. Когда в Советском Союзе пылал огонь борьбы за единство управления борьбой человечества за существование, Иван Кузьмич стоял за право отдельного человека распоряжаться своим личным хозяйством...
Константин Иванович. В оперативной борьбе с кулаками К. И. нажил нервную болезнь, его послали в Крымский санаторий. Тут он увидел хорошее птичье хозяйство и вспомнил свое детское и юношеское любимое занятие. Ему предложили заведовать птичником. И любовью к делу он спасся от душевной болезни и сделался образцовым советским птичьим хозяином. Он не один такой. В советской практике считается за правило посылать душевно больных оперативных работников на хозяйственные должности.
8 Августа. Ночью гроза и утром дождь. Люблю дождь и рад бы сидеть дома и слушать, да вот сено жалею.
Вера Павл. списала «Живые помощи» как средство от какой-то болезни. - И когда курам мор - от мора спасает. А когда она ушла, я сказал: - Ну вот, видите, великий поэт царь Давид когда-то это пел, играя на гуслях, а теперь люди используют против куриного мора. Разве это не доказательство разложения? Разве и весь этот мир тоже не остался нам в таком же бессмыслии, как «Живые помощи» остались от царского Псалма? Совершенное творческое существо возносило слова свои во славу Божию, а теперь это курам на пользу. И так все в мире, животные, растения после падения целого все соединяющего в себе существа определились в бытии своем взаимной пользой пожирания друг друга и размножения.
Но ты-то, милая ласточка, с оранжевым горлышком, в передничке с чудесными кончиками, зачем ты-то, прекрасная, сидишь на этой железной телеграфной проволоке и пытаешься даже чирикнуть во славу Божию? И отчего моя душа находит с тобою какое-то соответствие и соединяет с тобою голубое небо и зеленую землю, и горячее солнце, и прохладную воду, и всеобъемлющий воздух?
Чем хорош дождик, это, что он размывает в душе острые углы, как размывает вода удерживающие ее берега. Вот так сложилось в душе теперь что-то неизбежное, страшное. Гитлер зимует на Волге, а в Москве сотни врагов его и миллионы жертв этой вражды будут умирать... Казалось тогда, что вот немедленно надо действовать, спасаться или, поняв правду, погибнуть, приготовиться сгореть в общем костре. А теперь дождь шепчет, что не надо торопиться: еще много времени, еще все переменится...
Нравственные тупики разрешаются насилием: Россия - это огромный моральный тупик.
(Бетал и кустари. Философия большого дела).
Беседа с Иваном Кузьмичом:
- Понимаю общее дело и чту его и всею душой ищу пути к своему в нем участию. Но я только ведь через любимое дело могу в общее дело. Нет у меня в колхозе своей полосы, своей коровы и лошади, но в душе у меня есть своя полоса, и я на ней развиваю хозяйство. Я со своей полосой только могу войти в общее дело.
А другой говорит:
151. У него нет своей полосы, и он идет на захват всего. Ну, конечно, всего ему не захватить, а часть, долю своей власти захватит и будет чиновником. И он будет мною помыкать, а я подставлять ему свою шею. Если же я не захочу быть рабом - я кулак.
Продолжаю думать о большом деле (да умирится же с тобой и покоренная стихия) и о Евгении152. Как понять по-человечески поглощение малого большим (победителя не судят). Это надо понимать из обыденной жизни, когда двое спорят из-за пустяков и один из спорящих, более великодушный, опомнится. Но это относится к «большому» и «милостивому». А бывает большое необходимо беспощадное, имеющее оправдание в движении духа во времени (современность).
Мораль малого: да будет воля Твоя. Перешагнуть через себя, к признанию великого, неизбежного: прости! и да будет воля Твоя.
Так Иван Кузьмич должен отказаться от своей полосы, коровы, лошади для колхоза. Он должен признать - и он ждет, когда великое покажет ему себя, откроется в своем величии. Он смотрит, не выходя из себя. А чтобы выйти из себя, ему нужно понять в хозяйстве, что перед всем человечеством поставлена задача единого для всех народов хозяйственного плана, что за это большое дело борются между собой все народы, борются за единство понимания, и кто победит - тот установит истинный порядок.
Дело большого как будто в том и состоит, чтобы из малого выжать мысль, породить в нем сознание: это путь страдания.
Евгений оставлен Пушкиным в безумии, за него путь сознания (да умирится) продолжен Пушкиным.
Больше всего смущает Ивана Кузьмича сосед, которому выгодно приспособляться: он потому и идет в чиновники, что у него нет любви к своей полосе. Он-то и смущает и закрывает глаза на смысл большого дела.
NB! «Человеческое» сознание (христианское) исходит от женщины: ее душа - это путь, по которому «большое дело» входит в сознание. Но надо признать, что Большое в существе своем больше этого человеческого сознания: большое - это Бог, а наш путь человеческого сознания - это есть сознание Бога. Значит, Большое действует - это его сущность, а малое (человек) сознает и приводит к человеческому смыслу, и этот смысл (Слово, Логос) и есть Бог, и человек становится Богом.
«Большое» и «малое» можно понять как Мужское и Женское, борьбу между ними. Откровение Мужского - Ветхий Завет, откровение Женского - Новый Завет. Это борьба за единство разделенного человека. И движущая сила - любовь.
9 Августа. После долгих ненастий наконец-то лучезарное утро с седой росой. Какое утро! Вот сколько соберут в это утро малины, грибов!
Лето проходит прохладное и грозное. Почти ежедневно на горизонте гремит и разобрать невозможно, что гром это гремит или орудия.
Часто слышишь: люди спорят, одни, которым хочется немцев, говорят: орудия, другие - гром.
Поход в Купань за картошкой и сметаной. Телефонный разговор с Аникиным.
10 Августа. Лето проходит холодное, дождливое и грозное.
Раньше, всю жизнь, при расстройстве нервном навязчиво мерещился выход через насилие над собой. Все разрешалось благополучно потому, что перемогала joie de vie {Joie de vie (фр.) - радость жизни.}. Теперь это чувство угрозы, когда приходит, встречает мысль о Ляле, что ее так оставить одну нельзя - это раз, и потом вообще: эта угроза несовместима с верой в Бога. Из этого ясный вывод, что самоубийца никого не любит и не верит в Бога.
Вспоминается из московских впечатлений фигура Ценского возле дома писателя в ожидании машины. Он стоял одетый в новый серый костюм, до того проутюженный, что весь Ценский походил на манекен. Он умно закончил свой бунт севастопольским патриотическим выпадом.
Казалось бы, и моему другу надлежало бы последовать его примеру: ведь он наверно побольше даже Ценского любит свою Россию. Но почему-то нет: он не осуждает Ценского, но и не принимает такого выхода. Я спрашивал, почему он не стремится сделаться лауреатом. «Напротив, - ответил он, - я очень хотел бы теперь получить преимущества лауреата, но я дал направление своему таланту в сторону мира, а не войны...
Может быть, я даже готов для получения премии и сплутовать немного и показаться в обществе не тем, каким был 25 лет, но не могу сплутовать, как до сих пор не могу не покраснеть, если мне стыдно. Ведь я только потому и пишу, что написанное всегда было выходом мирным, заканчивающим мою душевную смуту. И теперь война внешняя меня смущает, теснит мою душу, путает мысль. Я не могу теперь ничего написать по всей правде: сказать о себе «я пораженец» - нет, я не пораженец, сказать - патриот, нет - не патриот. Я просто смущенный, мучимый, терзаемый состоянием войны человек, смиренно неслышимо ожидающий своего времени выхода из смуты. Мне стыдно глаза поднять на убежденного человека, а не то, что стоять как Ценский лауреатом, будто в проутюженном, будто картонном костюме».
153. Немцы режут Волгу. Вот-вот выступит Турция154.
11 Августа. Видел во сне, будто собираю себе от разных лиц пропуска. Приходит Пушкин, смотрит на них и большую часть рвет. - Оставьте, - говорит, - вот только это, с этим пропустят. После этого спокойно и долго беседую с ним, и, между прочим, рассказываю ему, что геройский выстрел его в Дантеса вначале как-то не очень обращал на себя внимание общества и только теперь стали понимать его, как пример высокого мужества.
Митраша принес свое очередное письмо с восторженным толкованием «Жень-шеня». Нашел общий язык с тещей. Удивительно, как мог Лев Толстой выносить толстовцев. И вообще -что делать с поклонниками? Ответ: то, что делает красавица -она пользуется поклонниками, чтобы создавать себе славу. Значит, средство отделаться от поклонника - это стереть его личность множеством.
Собирали грибы с Лялей в хорошем настроении под впечатлением от революции в Индии. Болтали о возрождении Востока и предстоящей нам деятельности и т. п. Интересны проходящие, мало оформленные мысли при собирании грибов, например, что взяли один гриб, а другой маленький оставили и вернулись к маленькому сорвать: а то ему одному будет скучно; или... много всего!
Joie de vie. Боровик, поднимаясь из моховой кочки возле дерева, встретил на пути своем тонкую веточку и стал поднимать ее. Но эта веточка концом своим попала в развилку другой ветки и перестала поддаваться под натиском гриба. Она врезалась в шляпу гриба. День был теплый, после дождя земля паркая. Мы смеялись от радости жизни, казалось, все в лесу с нами вместе смеялось. А тот могучий боровик, поднимаясь все больше и больше, резал себя. Мы застали его, когда он, этот глупый боровик, напором собственной силы жизни разрезал себя пополам. Уложив несчастный гриб в корзинку, мы о себе подумали: не режем ли мы себя своей радостью жизни? И оба замолчали.
12 Августа. Ездили грабить Нагорье с большим успехом. Люся пошла за родителями через мокрый луг. Маничка, младшая сестра, оставалась с нами, вырвалась и убежала за сестрой. Она скоро вернулась и, сказав, что испугалась мокрого, стала реветь. Нам хотелось наказать ее за самодовольство и каприз, но Елена Федоровна взяла ее на колени, дала пряник, уговаривала, обласкала, и девочка успокоилась. - Почему-то, - сказала Ляля, - когда я вижу это в детях, я не люблю их, а когда вижу взрослых в обиде, ужасно болезненно болею. - Нет, - ответила Ел. Фед., - нет, я много пробовала с детьми: ответить на их грубость грубостью - и ничего не выйдет. Но лаской, уговором я их всегда побеждаю. - А в Германии строгое наказание является необходимым средством воспитания, - сказал я. - Очень возможно, - сказала Ляля Ел. Фед., - вы и правы, но я о себе только говорю, что у меня этим путем ничего не получается.
Елена Федоровна - поповна и воспитана православной церковью, и метод ласкового воспитания происходит из церкви. Точно так же и методическое разумное наказание происходит из протестантской церкви.
Краснеет рябина. Спеет брусника. Шмель и пчела бросились на вереск.
У Ел. Фед. вместо букета в тоненькой вазочке на столе одна ромашинка, одна клеверинка и одна незабудка.
Первая холодная роска. Первый желтенький листик в налитом дождиком блюдечке сыроежки. Трескаются стручки акации, и падает на землю их мелкий горошек.
По рубежам полей стоят шапочками зонты ромашек душистых, захватишь горсть и нюхаешь, и радуешься.
13 Августа. Светлое утро. Седая роса. Ночи подлиннели. Начались паузы сна, в которые ясной свободной от забот голове можно навязывать вопросы, и она их разрабатывает в явь и в сон. Так навязывалось голове решить - мы выдержим напор на юге, и война будет продолжаться, или немцы разобьют начисто и с коммунистами будет покончено и это будет для нас концом бойни.
Еще виделись во сне разные писатели, скрюченные, как листья поздней осенью: даже и не желтые, а серые и с дырочками, и все треплются на тонком оголенном прутике. И среди писателей прошла Дынник. искусно по последней моде одетая, прикрыв свой скелет: улыбаясь, кивая головой на себя, и говорила умирающим писателям: «Красота есть факт!»
Еще я ставил голове вопрос о женщинах, когда от слабости они теряют силу любви и ссорятся между собою с утра до ночи. Я спрашивал, возможно ли им найти выход к любви внутри злого сплетения обыденности, или надо искать выход к добру на стороне. И мне хотелось, как мужчине, найти, выдумать какой-то разумный рычаг, чтобы, нажав его, сразу устранить бессильную женскую борьбу в мелочных сплетениях жизни. Да, именно нажать, т. е. покончить со слабостью немочи насилием.
Мне тогда представилась вся наша революция необходимостью насилия над обществом, одряхлевшим в мечте о жизни, основанной на едином законе любви, переделанном в благодушие. Так ясно тогда казалось, что стоит покрепче нажать, поскорее прогнать всех через разумно устроенную мясорубку, и выйдет настоящий человек, настоящая жизнь. Тогда массы побежали в мясорубку, а единицы, верующие в то, что Царство
будто уже это не «я» стало, а нечто живущее во мне и не мое, и что это «не-мое» существует и будет вечно быть независимо от побед и поражений.
И сколько бы ни ставилось вопросов о неразумности этого состояния - мало ли было мною пережито таких разумных вопросов самоопределения, и всегда находился во мне в молчании тайный ответ, скрываемый даже от себя самого: я не спорю с вашими разумными мясорубками и думаю, что наверно вы правы и что это все так и надо наверно. И я вам в этом не смею мешать, клянусь, никогда ни словом, ни делом, ни помыслом не мешать, только оставьте меня жить, как мне хочется, как мне нравится. Так и становится понятным, почему герои погибли, а я все живу и не теряю духа: очевидно в предшествующих мясорубках мучения своей личной жизни я тогда еще дошел до состояния смирения в ясном сознании: «Господи, прости им, не знают, что делают».
14 Августа. Светлое утро. Седая роска. Туман над рекой. Малина кончается, трясешь куст - и все ягоды как роса осыпаются.
О. Роман, неназываемый игумен неназываемого девичьего монастыря был внешне безупречный человек и даже блестящий оратор. Но именно это богатство внешними средствами с приготовленным, на кончике языка хранящимся ответом на всякий вопрос, некоторых из его послушниц приводило в смущение и сомнение. Ляля при встрече с Олегом почуяла в себе внутреннюю свободу от послушания и, не делая из этого вопроса, потихонечку отошла от общины. (Так некоторые коммунисты, оставаясь в душе верными идее коммунизма, переставали платить взносы и механически выходили из партии.) Напротив, Зина продолжала свое послушание: рано утром шла в церковь, после службы дома ее ждали ученики, до вечера; закусывая между уроками, она учила, а вечером опять шла в церковь. И так она провела десять лет. Когда община кончила свое существование, о. Романа сослали и Ляля опять сошлась с Зиной, то Зина ей открылась, что все сомнения в о. Романе, бывшие в Ляле, были и в ней, но вера ее была больше сомнений в о. Романе, больше неприязни к сестрам и даже может быть самому принципу старчества, на основе которого была построена эта община. Одним словом, Зина видела все, но вера ее была больше, и если бы явился какой-нибудь особенный случай вроде встречи Ляли с Олегом, который бы сделал общину помехой в ее продвижении в вере, то она бы тоже оставила общину. Но именно случая-то такого не было. Вот почему Ляля не осуждала Зину за пребывание в общине, а Зина - Лялю за выход из нее (с истории «лялиного бунта»). Услышав этот рассказ, я подумал о своем русском народе: сколько я претерпел от него внешне и все продолжаю верить в него, как родник моей поэзии, и никогда не перестану верить. Вот так точно верующие люди берегут в себе непорочную церковь. - До какого же предела можно выносить падение церковных нравов и политики?
15 Августа. Ляля немного больна, и я, пользуясь тем, что около нее можно сидеть и болтать, не пошел на охоту. На этом я поймал себя и вспомнил, что вся история наших отношений состояла в утрате моей чистой девственной радости от общения с природой и замене природы Богом, живущим в ее сердце. Нет никакого сомнения, что я стал бесконечно содержательней, умней, вырос в возможностях своих писательских бесконечно и все-таки былую чистую детскую радость в природе утратил.
Всматриваюсь в образ Ляли и понимаю ее, как соблазнившую меня Еву, и все грехопадение и сама Ева представляется мне вовсе не такими, как это воспринято в Библии. Рай, мне представляется, был тем «рай», что в нем времени вовсе не было, и Адам был благодаря этому существом бессмертным. Возможно, что он тоже, как и мы теперь, умирал и как мы возрождался, но он жил вне сознания времени, как живет теперь птичка и любое животное.
Быть может, в раю случалось, что во время купанья какой-нибудь райский крокодил хватал Адама за ногу и увлекал в недры райских вод, или тигр уносил его в тропики, как котенка. Быть может, рай оглашался на миг пронзительным криком. Но что из этого? Щебечет же радостно ласточка у нас на сучке в то время как другая пищит в когтях ястреба. Рай был именно тем и рай, что в нем не было страшного нам сознания времени или смерти.
Там было в раю точно так же, как было в природе у меня до встречи моей с Лялей: я жил как все в природе, не обращая на смерть никакого внимания, каждое радостное мгновение в природе принималось мною как вечность. И пусть эти мгновения обрывались криком уносимого крокодилом или тигром какого-нибудь Адама - все равно, после крика опять вечное мгновенье и плюсом соединялось с другим, и так плюс да плюс, одна вечность на другую, и это-то и было райское состояние первого человека, не имевшего сознания времени.
Я теперь очень хорошо понимаю состав яблока, поднесенного мне от древа познания добра и зла Лялей: змеиная ядовитость его состояла в том, что вкусивший этого яда начинал тяготиться покоем райского бытия, ему становилось скучно пребывать не только со своими сожителями в раю, но и с тем веществом, в которое заключен его пришедший от яда в движение Божественный Дух. В этом состоянии родилось в нем сознание времени и смерти, которую рано ли, поздно ли он должен преодолеть.
Я так понимаю праматерь нашу Еву по опыту собственного грехопадения: Ляля извлекла меня из райского пребывания основной чертой своего духовного существа: подвижностью духа и отвращением к пребыванию, к быту. Все ее столкновения с людьми именно происходят от необходимости равняться с ними в медленном движении. И всех женихов своих и мужей она не бросала, но они сами просто не поспевали за ней. Я же, вкусив яду, с такой стремительностью понесся из рая, что и не отстаю. Мы с ней понеслись с такой скоростью, что мне думается, обогнали всё то время, в котором двигался и движется родовой строй Ветхого Завета. Он и сейчас еще на наших глазах движется внизу, как бесконечный поток повозок Израиля в пустыне, но только по их медленному ходу мы чувствуем еще быстроту нашего полета, мы еще сравниваем их и себя: мы еще во времени. Но рано ли, поздно ли мы должны их обогнать, и тогда времени в нашем полете не будет, как все равно исчезает ручей, когда он придет в океан.
И когда я теперь в этом страшном и, может быть, <зачеркнуто: самом грешном> полете всматриваюсь в черты древней матери, породившей в мире движение и время, я вижу в новом свете лицо моей подруги: она давно мне мать, эта же Ева, соблазнившая меня когда-то яблоком познания добра и зла, теперь уже не жена-соблазнительница, а мать, родившая меня на борьбу со временем.
Я смотрю на нее, больную, на подушке, и знаю, физически чувствую, что она не умрет. И пусть даже ее и похоронят, я знаю, для меня это не будет та страшная смерть, перед которой трепещет все живое. Для меня эта смерть будет последней повозкой бесконечной цепи повозок Израиля, медленно движущихся в пустыне в страну обетованную. Эта смерть будет моим окончательным освобождением, - после того времени больше не будет.
Дева, чтобы не остаться старой бесплодной девой (и не быть побитой камнями), должна или потерять девство и родить, или, оставаясь девой, родить без семени в непорочном зачатии (стать творцом, родить Бога). О мужском творчестве говорят: шерше ля фам, - это значит, что божественная сущность мужского творчества исходит от женщины, что эта ля-фам в последнем выражении есть Богородица.
Углем на стене утром. Опять явилось о будущем мире и о настоящей войне такое же чувство раздельности, как с детства было внушено оно в отношении настоящей жизни и загробной. Сегодня я почувствовал упрек себе за постоянные свои высказывания, будто я работаю не для войны (настоящей жизни), а для будущего мира (загробной жизни). Вспомнив, однако, о борьбе своей с разделенностью этой жизни и той, будущей (о том, что будущая жизнь есть продолженная и очищенная жизнь настоящая), я внес поправку и в отношении равнодушия к войне: нет! это неправда, что можно пропустить настоящее войны ради будущего мира: свой прекрасный будущий мир есть дело своих собственных рук в настоящем. Друг мой, торопись, собирай все последние свои семена и сейчас же их сей: когда эта жизнь кончится, ты в той жизни соберешь свой урожай. Не бойся ничего, умирать собирайся - рожь сей.
Человек повел счет дней своих с того разу, когда вкусил от древа познания добра и зла: в тот раз и началось у человека время и смерть.
16 Августа. Опять поутру пришел дождь. И так он шел и шел по крыше, а я дремал под его шаги и я чувствовал, будто этот дождь смывает с души моей все упреки за лень мою.
Страшно думать, что холода скоро заставят меня вернуться и ночевать и писать у тещи. Все яснее становится, что старушка, душевно больная, паразитирует на Лялиной душе, на ее здоровье, и мало-помалу делает ее тоже больной. И когда поднимается гнев, то исчезает его направление: можно ли гневаться на семидесятилетнюю ненормальную старушку. Это еще бесполезнее, чем Ивану Константиновичу гневаться на большевиков, а Сергею Алексеевичу на немцев. Ясно одно, что конец войны освободит И. К. от гнева на большевиков, С. А. -на «высшую расу», а меня от тещи. Тогда я не для себя даже, а по долгу в отношении Ляли освобожу ее от этой нравственной эксплуатации.
По теще вижу и по Шуре, что душевно больные люди могут обладать особенно четкой рассудительностью. И вот именно только по этой обостренности в логике можно догадаться, что имеешь дело с душевно больной. Этой логикой именно они и обороняют от постороннего глаза свой тайный бред.
Но ведь теперь в каждой семье, в каждом тыловом человеке, над каждой душой нависла угроза безумия: над каждой головой висит острие Дамоклова меча.
«тем или другим способом», т. е. устроил бы мир, и мы бы очнулись от сна войны на земле, такой прекрасной, какую мы когда-то знали, но не отдавали себе в этом отчета, или бы разбудил нас решительно и навсегда той острой силой, которую принято называть смертью.
Последний коммунистик деревенский, выгоняя на уборку последнюю деревенскую бабу, делает общественное дело.
И последняя выгоняемая баба работает тоже не для себя, а для общества. Мы же думаем только о том, как бы чем-нибудь обеспечить себя, чтобы пережить зиму и так перешагнуть за рубеж, где начнется мирная жизнь.
Ляля даже поощряет меня на какое-нибудь общественное дело с целью маскировки им своего духовного неучастия и поправления финансов. Я просто не могу, мне противно такое писательство. Но она допускает его в самых широких размерах, как блудница какая-нибудь в ее глазах остается чистой девой, если только в то же время она в себе держит Христа. Я это допускаю и понимаю и прощаю, но сам, как подумаешь это поведение на себя, охватывает необычайная скука и лень, а Лялино поощрение меня к этому на короткое время и омрачает и раздражает.
Именно то и раздражает, что ведь - знаешь себя - когда дойдет до последнего, я непременно почувствую святое вдохновение, при котором станет даже интересно блудить. Но когда этой крайней необходимости нет - нет! я не могу.
У Ляли к этому нашему нищенству есть отговорка: - Он (М. М.) выпрашивает не для себя, а для меня и мамы, а я тоже делаю вообще все для него и для мамы. А будь я одна, я одна жила бы только для Бога.
Дело в том, что ее-то любовь ко мне в своем принципе существует не для себя, а для Бога, что только в Боге эгоизм любви находит свое оправдание. И значит, если станет на пути этой любви стыд перед блудом или «общественность», то значит долой блуд, долой общественность, потому что мы двое в любви (в Боге), и общественность, и церковь, и вселенная - мы больше всех.
Всякое искусство предполагает у художника наивное, чистое святое бесстыдство рассказывать, показывать людям другим такую интимно-личную жизнь свою, от которой в былое время даже иконы завешивались. Розанов этот секрет искусства хорошо понял155, но он был сам недостаточно чист для такого искусства, и творчеством своим не снимает, а, напротив, утверждает тот стыд, при котором люди иконы завешивают.
Да, конечно, путь художника есть путь преодоления этого стыда: художник снимает повязки с икон и через это в стыде укрываемое делает святым. Искусство это делает своими единственно ему присущими средствами. Но Ляля, не владея никаким искусством, стала делать любовь свою, как искусство. Вот почему только художник мог понять ее и только художника могла она полюбить.
17 Августа. «Если пасмурен день, если ночь несветла,
Если ветер осенний бушует...»156
Под вой ветра и свист в трубе в постели вспоминается Некрасов со своей «правдой», рассказанной мальчику при лунном сиянии, а потом и все стало разлагаться, все источники зла вскрывались и перешло в Европу, через века и тысячелетия перекинулся вопрос: - Где же, в конце концов, корень этого зла?
И чувствую начало зла в образовании сознания превосходства одного человека над другим и через это в порождении власти, как силы, организующей общество на так называемых разумных началах. Мало-помалу эти «разумные начала» порождают механизмы, подчиняющие себе душу человека. Осознание этого зла приводит к необходимости нового устройства общества, но такова сила зла, что новое общество само по себе является новой неслыханной силы машиной, порабощающей окончательно живую душу человека. И так, сила любви Божией, распределенная между людьми в форме таланта, эта любовь Бога к каждому (несть бо власти, аще не от Бога)157 стала в руках человека бичом-уравнителем всех.
В этом и есть корень зла: в подмене власти Божией властью человеческой. Так и надо теперь понимать слова Христа о власти в смысле: вне Бога нет власти и только Божия власть - есть власть, всякая же власть не от Бога - есть подмена доброго начало злом, т. е. ничем. Власть Божия есть источник [пре]-образования каждого человека в личность, которая тем самым становится Богом. (А в школе нас учили толкованию слов Христа о власти - что и не может быть на земле власти иной, как от Бога, что, значит, всякой власти «предержащей» да повинуйся, мальчик. Так врали попы, учителя, и мы чуяли, бунтовали за «правду».)
Не у нас это началось и не мы одни - русские ответим за преступление против существа Божия. Мы, как мальчики, в простоте своей лишь бунтовали за «правду», мы, дикари, соблазненные вином цивилизованных народов. Жалкая картина этого бунта и есть история России.
Вот именно потому, что «корень зла» не у нас, а в Европе, у нашего учителя, нам, понимающим в чем дело, нельзя бросить бунтующих мальчишек и стать на сторону учителя.
это по имени.
При быстром уме и других способностях Ляля не способна ни к какому навыку: она может мгновенно все схватывать, но ничему не может учиться такому, что требует повторения и упражнения. Она не может даже заставить себя регулярно принимать лекарство. И если ей приходится, тем не менее, что-то регулярно делать, как теперь готовить пищу, или, как до меня, ходить в школу на уроки, то она должна тратить на это всю себя целиком, а это значит, что она действует не навыком, по инерции раз принятого решения, а вдохновением каждый день, и каждый новый омлет у нее выходит по-новому.
В силу же этой необходимости каждый раз участвовать в деле всей душой, каждый род деятельности выталкивает всякий другой: так, если ей теперь надо ежедневно готовить пищу, то ей «некогда» больше не только писать, но должно быть и Богу молиться.
Я заметил в ней эту особенность с самого первого начала нашего знакомства, горевал, надеясь на нее повлиять, но потом не только бросил влиять, а даже начинаю понимать, что, пожалуй, в этом ее особенность и ее благо. Да и правда, разве это главное в человеке - навык? Конечно, не главное, а напротив, именно второстепенное, обычно принимаемое за главное.
Почему непременно всех надо учить с наказанием (как у немцев), а не влиять непосредственно на самое существо человека (любить)? С этой точки зрения в навыках и привычках, отнесенных к личности, таится отрицательное начало, и самое слово «человек» в этом смысле, т. е. как совокупность привычек и навыков, скорее следовало бы произносить как человек, похожий на жвачное...
Между тем Ляля может великолепно нести свой крест (в поте лица) и может любить без привычек и навыков.
Да разве и каждый из нас, кто сказал или сделал что-нибудь совершенно свое и значит совершенно новое в этом процессе создания, не разбивал все свои прежние привычки или навыки?
И почему общепризнанная для творчества необходимость борьбы с рутиной не может найти своего выразителя при полной его неспособности к привычке и навыку?
Я и сам человек этой породы: особыми усилиями воли я могу и отучить себя и приучить почти ко всему. Но все мои привычки могут правильно действовать, лишь когда они находятся у меня в атмосфере принятого волевого решения. Как только почему-либо ослабевает руководящая воля, так у меня мгновенно распадаются все многолетние привычки и навыки.
За границей я был примерно одетым и приличнейшим юношей, но стоило мне переехать в Россию, как я забросил все привычки свои украшаться.
18 Августа. Да разве можем мы знать человека, с которым живем? Мы узнаем человека, если только пожив с ним, съев пуд соли, навсегда расстанемся. Да и то не сразу бывает, - он ушел, и я узнал. Нет, бывает как-нибудь нечаянно, когда не спится, придет он на память, и тут вдруг его как будто впервые только увидишь и впервые сразу всего поймешь. Вспомнился сегодня Горбачев Василий Алексеевич. Горбачев очаровывал нас тем, что, находясь среди нас, как будто отсутствовал: может быть, занят был своими мыслями тайными. Но каждый из нас это испытал на себе, что как-нибудь при случае он встретится с тобой глазами, и ты поймешь, что вовсе он не отсутствует, а тут же с тобой вместе живет, сочувствует, понимает. Он бросит два-три слова тебе, юноша, и ты уже весь с ним. (Страдал падучей, в ссылке женился на дочери лесника и застрелился.)
Это был простой человек, и ни он сам, и ни люди, никто не ставил вопроса об его уме, до того человек этот был прост и ясен и всем существом своим показывал, что самый вопрос об уме возникает у людей, когда нужно бывает или исправить ошибки, или же сплутовать. Рано или поздно, однако, бывает с таким хорошим человеком, что ему приходится браться за ум и тут он делается как все, а то и похуже. Но бывают редкие счастливые случаи, когда «ум» не приходит внезапно, а постепенно, как яд, маленькими дозами опыта жизни всасывается и не отравляет организм и под конец он делается не умным просто, как все, а мудрым.
Философия наверно есть свойство чисто мужского ума, стремящегося вверх по прямой. Мне кажется, что Христа этим умом невозможно постигнув, принять. Это Ницше, Джефферис и др. философы. Христос может родиться только в женском сердце. Философия сама по себе бесплодна и не может стать действенной, если только не присоединится к тому, что рождается от Девы. Это соединение Духа Святого... Ляля говорила мне сегодня, что с Христом в сердце она почти что и родилась, но когда занималась философией, в Христе не нуждалась. Он отсутствовал. Исток религии: дева (Богородица), исток философии: чисто мужской ум.
19 Августа. Спас Преображение.
2 часа ночи. Ляля вчера вечером сияла счастьем оттого, что в первый раз в жизни вымыла пол (с песком и голиком) сама. И вообще в силу внутренней логики своей личности она к моему изумлению превращается в Пульхерию Ивановну158. Сила устремления ее в эту сторону так велика, что никакие намеки мои, насмешки и раздраженье не могут ее остановить на этом пути. В письмах своих к Ал. Вас. или Удинцеву она еще, случается, обмолвится о своих высоких литературных замыслах, но это выходит у нее похоже на Афанасия Ивановича, когда он грозится, что уйдет на войну. Если не изменятся общественные условия и еще одну зиму придется прокоротать у Назаровых, то вслед за превращением Ляли в Пульхерию Ивановну мне грозит превращение и может быть еще более яркое в Афанасия Ивановича. Мне думается, Ляля даже и сознает такой исход нашего союза.
На днях она собирала бруснику, а я сидел на пне.
- Собирание ягоды, - сказал я ей, - принижает человека, превращает его в какое-то четвероногое.
- Совершенно верно, - сказала она, не отрываясь даже от ягоды, - эти ягоды, грибы созданы на мученье, никогда даже вверх, на небо не посмотришь.
Я обрадовался ее сознанию и подхватил:
Она смотрит вверх, потом смотрит на меня и говорит:
- Мне кажется, ты должен быть доволен жизнью: ты сейчас живешь совсем как ребенок.
У нее при этом в глазах, в голосе выражение такой доброты, что я, подумав о старосветских помещиках, впервые понял Афанасия Ивановича и весь смысл знаменитой повести. Трогательность этой поэмы заключается в том, что Пульхерия Ивановна в любви своей возвращается к материнству, а ее «воин» Афанасий Иванович - в ее ребеночка. Раньше мне всегда казалось в этой повести немного досадным, что П. И. вечно хлопочет, работает, а ее А. И. совсем ничего не делает и только кушает. Теперь же, когда я сижу на пне и любуюсь устремлением всего живого к небу, к солнцу, а подруга моя, как четвероногое, ползает по кочкам с брусникой, - разве не то же самое происходит? Она радуется, что ее ребеночек сидит на пне сытый, побритый, чистый и забавляется разными хорошими мыслями и образами. А что А. И. как ребенок играет своими образами, то это так и нужно: он же ребенок, так и нужно, чтобы он только кушал, забавлялся и ничего не делал. Обе фигуры - он и она -взаимно уравновешиваются.
Иван Кузьмич говорил: - Как уменьшился орден Ленина с тех пор, как явились ордена Александра Невского, Суворова и Кутузова, вы заметили? Просто удивительно: драли нас, драли нас, четверть века гнали нас, строили, строили, и все разрушено. А что раньше наживали, и что к этому за четверть века прибавили - все до основания, и остаются только ордена царских генералов...
отечество, герои, царь, Бог и все это разное. А как нынче всмотришься, все это был обман: ничего не было, и Кутузов, и Суворов - ничего особенного, просто высшие чиновники: выбор счастья пал на них. Только тогда были вовсе глупые люди и все верили в обман, а теперь все стали умные, никто не верит, но по необходимости веры выдумывают в оправдание мудреца, который сказал: если бы не было Бога, то его надо было бы выдумать159. Вот и выдумываем теперь Суворова, Кутузова, родину, отечество.
7 утра. Тихое, роскошное солнечное утро. На лужайке, изрезанной дорожками, по низенькой кудрявой мураве трясогузка учит жизни своих молодых. У них эта школа проходит с весельем и радостью. Впереди по лугу бегут родители с черными фартучками на груди, с длинными хвостиками. Их движения нервные, быстрые, неправильные и разные, то надо клюнуть, то догнать, то подскокнуть, то подлететь, то схватить. За родителями на значительном расстоянии, чтобы дать время подлететь новым насекомым, подползти новым червям, бегут молодые трясогузки, птички тоже с покачиванием, на тонких ногах, точно такие же, но только еще без черных фартучков. Они тоже клюют, тоже подскакивают, тоже подлетывают, но в то же время следят внимательно за родителями: если у тех что-нибудь поймается особенное, они быстро подбегают к ним, те повертываются и дают что-нибудь от своей добычи. Или бывает, молодым не удается - раз, два, три, тогда опять они подбегают и просят.
В колонии детей160. Трясогузки, такие незаметные и никому не нужные птички, что дети даже не обращают на них внимания, и они совсем не боятся детей.
и спит его друг, и сильным толчком задницы открывает тяжелую дверь... Собираются боги. Их движенья, прыжки... Их игры, их полная свобода, уверенность и т. п. - продолжите: и будет искусство, будет Эллада. Но продолжение идет не в ту сторону, а в другую, где всем им назначены голод, слезы и смерть. Вот постарше - 7 и 8 лет: отец на войне, мать в колхозе, они пилят бревно161, пилу зажало: девочка садится, он пилит один...
9 утра. Ляля, не подумав, сгоряча, наговорила мне обидных слов. (Началось: - Сходил ли ты вчера к лесничему?) При ее резком вопросе у меня будто бы явилась ненавистная ей смущенность, растерянность, принятые ею как результат моей виновности. Тут она и набросилась, и наговорила мне, что она работает, а... Нападение было чисто истерическое, надо было сделать огорченный вид и сказать: - Денечек, за что ты меня обижаешь? И все бы кончилось. Но я применил гнев с целью, чтобы в другой раз было неповадно. У меня ничего и в этот раз не вышло, и при ее несомненной вине, я оказался виноватым больше: я должен был как старший явить силу, большую чем гнев: сдержанность, то, чему учит Толстой: непротивление (а у Христа: люби врагов своих).
На заметку. В Библии гнев Божий и наказание как орудие воспитания. В Новом Завете: человек воспитывается непротивлением злу.
Постановляю: открыть борьбу с гневом и ввести борьбу за сдержанность в ежедневную практику. (Опыт показал, что при ссорах с Лялей гневаться просто бессмысленно.) В природе этому гневу соответствует гроза, очищающая воздух (гнев очищает душу). Однако при борьбе с гневом надо иметь в виду возможность превращения гнева в длительное насмешливое и презрительное отношение к другому, или в робость и страх к самому себе. Вот для чего гнев не должен затаиваться, а как можно скорее должен быть превращен в иное состояние, не унижающее, а возвышающее душу.
злости, плюнул и сам поставил самовар. Она пришла с картошкой и стала помогать мне ставить самовар: она не по злости, а просто шальная. Все хорошо кончилось, но у меня в душе пробежала... Ну, словом, открываю методическую борьбу с «выходом из себя» и с самоотравлением злобой.
Каждое утро любуюсь детьми на лугу, их играми, их прекрасной свободой, независимой от истории общественной жизни. Впервые понимаю слова Христа: «Будьте как дети»162. Раньше я смотрел на детей с неприязнью: меня, во-первых, отталкивал грех родителей, который я умел открывать своими глазами в лице почти каждого ребенка; во-вторых, неприятно всегда было их самовольство. Теперь же, когда я начинаю отчаиваться во всем человеке, дети начинают привлекать меня сторонами своего существа, которых я раньше не замечал. И теперь думаю: до какого же отчаяния в человеческой лживости мог дойти Христос, если мог сказать современным ученейшим и мудрейшим людям: будьте как дети. Нужна была долгая жизнь и мировая катастрофа, чтобы я мог понять эти простые слова.
Ляля очень поняла меня, когда я ей об этом рассказал и прибавила: - Так, может быть, доживем и до того, что будем понимать другие трудно понимаемые слова Христа: «любите врагов своих»163.
Мысли и настроения Афанасия Кузьмича:
2) Сами знаете, у каждого теперь есть тайное желание, о котором близкому другу сказать невозможно. Не всякий может это вытерпеть, и вот теперь выдумано особое радио, на которое и ссылаются: - Говорят, будто кто-то слышал, по радио передавали. - Да нет же, - отвечают, - у меня есть радио: об этом не передавали. - По вашему радио этого, конечно, не передавали, и т. д.
Вот это «радио» есть истинное сокровенное желание.
21 Августа. Собрались рано за грибами, по пути сломалась машина. Кононов глупый, вместо «прости» сам орет на меня, как на виноватого. Во исполнение обета о гневе, а также ввиду грозного положения остаться без машины (одно другому хорошо помогает) я сам добровольно принял на себя положение виновного: и действительно чувствовал, что во всех случаях вина обратима.
Я был виновен в свое время, что доверил машину Ноде, здесь виноват, что бросил руль и уход за машиной предоставил всецело этому неумному парню.
«прости» содержится все христианство. Непростима только хула на Духа Святого, и вот тут-то на этом камне, надо думать, происходит испытание веры, когда сильный мыслью в вере своей человек говорит: -Нет, не прощаю!
Но, вероятно, миллионы миллионов «прости» надо сказать, чтобы заслужить свое «не прощаю». И так может быть людей следует разделить на три класса: 1) основная масса людей (и особенно в наше время), это те, кто, будучи явно виновны, стараются освободиться от ответа и сделать виновником другого, не виновного. 2) Люди, способные сказать «прости», христиане. 3) Немногие, избранные, кто может сказать «не прощаю».
По существу дети совершенные эгоисты и хорошего нет в них ничего, но они содержат в себе все возможности лучшего в своем развитии. Наоборот, взрослые в жизни своей так обыкновенно удаляются от всяких возможностей к совершенству, что им можно детей поставить в пример и сказать: «будьте как дети».
В основе всех искусств лежат детские игры (а не там ли лежит игра, сказка и колыбельная песнь).
22 Августа. Есть в нашей душе одно «я», которое отвечает за «я» всех нас и в сущности значит «мы». Приходится, однако, вместо «мы» говорить «я», чтобы тем самым сказать: «я тоже с вами, я - не исключение», попробуйте сделать как я, и вам придется испытать то же самое.
«я» небывалое ни в ком никогда, это собственно моя душа, моя мысль, назначение которой выйти из меня, стать понятной, быть принятой во всеобщее пользование. Это та мысль, которая делается нашим общим достоянием и которую каждый из нас присоединяет к себе в том смысле, что, мол, и я тоже с вами - и я не исключение.
23 Августа, Дождь с утра. Ездили по грибы. Вымокли. Привезли пять ведер волнушек и груздей. Скворцы в стаи сбиваются.
На закате облеты делают свои и все опускаются ночевать на одно дерево.
Пчела еще берет взяток с вереска и гречихи.
Рожь сжата.
Бог весть, а другие говорят -кончится в сентябре. Но самое верное будет, если считаешь, что не кончится при нашей жизни и надо устраиваться жить при войне. - Друзья, подумайте, велика ли вся-то наша жизнь? Поживет мало-мало человек и умирает и всякий умирает, так что и до нашей войны у нас всегда война была, и люди рождались только чтобы помереть. Знали это, и жили и привыкали к неизбежности смерти. Так и опять нужно привыкнуть к войне и устраиваться, как будто нет ничего.
Самое похожее у нас с Лялей, что и у нее и у меня ум от сердца, но она больше терпела и нажила себе немного и другого, обыкновенного ума, и в этом несколько сильнее меня, потому что я в жизни был более счастлив и на это ленив.
Сердечная мысль создала Евангелие (сердце женщины -Богородица) и мужской ум (творческий дух).
24 Августа. Солнце. Седая роса. Туман над рекой и за туманом голубая полоса лесов.
В растущем недоверии к людям не терять бы, а укреплять веру в Бога.
Хотел бы так же чувствовать Бога и знаю, что это возможно.
Грехи нужно не выдумывать и не натаскивать на себя, а знать их.
Мои грехи: 1) гневная вспыльчивость, 2) тревога (почти страх) как следствие приступов неограниченной радости жизни.
Первый грех будет побежден силой моей любви к Ляле. Это достигается тем, что я отделяю непогрешимое существо в Ляле и научаюсь не распространять мою неприязнь, вызываемую отдельными ее поступками и словами на то существо. Гнев во мне возникает всегда через это распространение частного зла в человеке на все его существо, гневом восполняешь себя при утрате доверия. Если же человек своим поступком заслуживает такого распространения неприязни на всю свою личность, то это равняется смерти его, и, значит, гнев тут не у места. Гнев -явление слабости в человеке.
Обыкновенная утрата доверия вызывает на время утрату веры, и такая утрата сопровождается выражением гнева. Человек скрежещет зубами, потому что жить без веры не может.
Ездили на хутор Серове и весь день на Медвежьей горе собирали грибы, волнушки, грузди и белые. При сборе грибов работают только глаза, как при управлении автомобилем, но там хорошая дорога дозволяет иногда о чем-нибудь думать. Здесь ни о чем другом, кроме гриба, думать нельзя. Ели костянику, бруснику, чернику, а под вечер набросились на остатки малины и ели с наслаждением.
Двойная волнушка. Ляля нашла волнушку, в которой только по двум ножкам можно было понять, что это одна слилась из двух.
Я подумал про себя, чем же это похоже на нас и догадался: волнушки сверху головками своими слились и у нас тоже происходило вначале все сверху, с духа-души постепенно распространялось на тело, теперь же действительно дошло до того, что двух в одном узнать разве только по ножкам. Это и удивительно, потому что у большинства людей в любви их бывает наоборот: у них с самого начала только ножки сливаются, а все другое остается по-разному.
В дебрях приболотицы Медвежьей горы дико переаукивались бабы. Среди этого волчьего воя я едва расслышал несчастный голосок потерявшейся Ляли.
- Почему, Ляля, - спросил я, - у тебя такой милый голосок, когда ты напеваешь, а когда в лесу аукаешься, голос у тебя визжит, как в немазаной телеге.
- Потому,- сказала она, - что наверно у меня горло больное.
- И ничего бы не делал?
- И ничего бы не делал.
- Нет, - раздумчиво сказала она, - тогда мы едва ли бы нашли друг друга: у меня наверно был бы какой-нибудь покровитель, от которого трудно бы мне было отделаться, а главное, любимое дело: я бы любила пение, а не тебя.
Мы говорили это в глухом лесу на Медвежьей горе. Я представил себя медведем, как в сказке о девушке, которая попала к медведю, и он ее полюбил, и она столько-то времени с ним жила. Жила, любила его, и он ей казался лучше человека только потому, что от человека узнавала только горе и вовсе не знала любви.
Огромный белый гриб, величиной в хорошую миску, почернел, раздрых, весь изъеденный червями, провонял, но все стоял.
- Нечего и смотреть, - сказала Ляля, - никуда не годится. Но вот смотри, вот другой молодой.
- А вот еще, - крикнул я, - И еще там!
- И там. Гляди, гляди, и еще.
Мы собрали много молодых белых прекрасных грибов и на жаренье, и на соленье, и на маринады. И всех уложили в свои кузовки, а старик у старого пня в папоротниках остался на семена.
Сегодня ночью Мишку берут на военную службу. Он пришел попросить у меня для писем матери бумаги и проститься.
- Не горюй, - сказал я, - скоро может быть и вернешься.
- Конечно, - ответил он, - скоро вернусь, война скоро кончится.
- Совершенно уверен: Кавказ скоро отрежут, воевать будет невозможно, правительство уйдет и все кончится.
Через несколько месяцев его, мягкого, обтяпают молотком, обточат напильником, вгонят в какую-нибудь дырочку войны в форме какой-нибудь «шпонки», и он заговорит по-другому.
Наш лес тянется на север из-под Москвы и весь он такой, что по холмам сухо, хоть в туфлях, как на даче, ходи, а внизу черная пропасть зарастает частым ельником, смолоду сухим -глаза колет и держит не только человека, а бывает, и заяц тут не решится прыгнуть.
Случится попасть в это чертово логово, так намучишься в нем, что когда наверх выберешься, то невесть как хорошо покажется. И когда случается северный человек начнет страстно хвалить свои леса, то надо знать, что он достаточно на своем веку помучился в чертовых ельниках и за то и хвалит суходол на холмах, что очень уж в болотах помучился.
радости, для которой столько истрачено горя.
Темная переспелая малина, сладкая как мед, еле держится на веточках. Мы сначала снизу подставляли ладонь, трогали другой рукой веточку, и малина сама падала в руку.
Груздь как будто нарочно сам это придумал так прятаться: лезет из-под колодины, во впадинке у него темная листва и только по белому ободку бывает заподозришь, наклонишься и вытащишь, да такой белый, такой сочный, такой хрусткий, что будь сметана, окунул бы и прямо сырым закусил.
На старые сосны смотришь, как они медленно растут, а молоденьких два-три года не видал и ахаешь, когда свидишься: растут как грибы.
Земляника еще не кончилась, началась черника и за ней малина, и не кончилась малина - поспела брусника и начала краснеть клюква. В этом году малину и бруснику не добрали и бросились все на еще зеленую клюкву. Не до малины и брусники в этот год: клюква ягода - на нее больше спроса, ягода годовая, прочная и на все годится в хозяйстве: здоровому с ней и без сахару можно чай пить, а больному клюквенный морс -первое лекарство, полезная ягода. А что зеленую рвут - ничего, на печке дойдет, будет красная.
«Депы» и начальника Кошкина. Диктатор пожарный на деревянной ноге, кричит, поворачивается на месте, а никто не слушает: «рукава не хватает».
26 Августа. Всю жизнь слышал слово «душа» и сам произносил это слово, вовсе не понимая, что оно значит. Мне кажется, если бы меня спросили, что такое «душа», я бы довольно верно ответил на этот вопрос. Я сказал бы, что душа - это внутренний мир человека, это что он сам знает о себе. Во-вторых, я бы о душе сказал с точки зрения философа, что душа есть совокупность знаний человека о себе и т. п., как сказано в учебниках психологии. В-третьих, я бы вспомнил о представлении души примитивным человеком, как некой сущности, обитающей в теле.
И все это понимание души было бы не о себе, не своей души, а как говорят и думают о ней все люди.
Между тем у меня была душа своя, и я знал о ней с очень далекого времени, почти с детства, когда потихоньку проливал слезы о том, что я вышел на свет не такой как все.
Мало-помалу с годами, с десятками проходящих лет я через это страдание узнавал свое назначение: мало-помалу оказывалось, что быть не как все, а как сам, и есть то самое необходимое, без чего мое существование было бы бессмысленным. И мое страстное желание присоединиться ко всем, быть как все, не может произойти иначе, как через раскрытие в глазах всех себя самого.
всеми раскрыться нельзя, и «все» - это ничего не значит и может быть «всех» даже вовсе и нет. И что если мне хотелось быть как все, то «все» в этом желании были близкие любящие люди, избранные, которых бы я любил и меня бы тоже любили.
И еще прошло много времени, пока я понял, что желание быть, как все, во мне было желанием любви.
И еще совсем недавно я наконец-то понял, что это стремление любить и было действием души моей и что душа - это и значит любовь.
Точно так же все говорят, как я о душе, о Боге, не подозревая, что Бог тоже в себе и представляет собой самое достоверное из всего, что мы узнаем.
этом повторении имени пустоту и бессмыслицу просто бессвязного звука, решается сказать: «Бога нет!» и рассекает бесконечный клубок суеверия и обмана, намотанного на имя Божие, как на катушку.
Нет Бога! и предоставленный сам себе человек, бессонными ночами разбирая свою психику, ищет какой-нибудь достоверности проходящей жизни и не находит, и мечется в страданиях души, теряющей в других людях опору и пример для себя.
Такими ночами я перебирал в памяти знакомых людей, маленьких хороших и великих в своих именах и не находил среди них ни одного достойного, кому бы я мог вручить свою душу на исправление, на восстановление.
Только теперь издали я вижу в этих исканиях себя самого со стороны, как я поднимался, садился к столу, брал перо. В этот момент на лице моем происходило дрожанье ли ресниц, или легкая перемена цвета лица, или мускульное движение, еле уловимое глазом, как бывает, когда один плут перемигивается с другим умным плутом.
Так и я, в этот миг, перебрав за ночь всех известных мне близких и дальних людей и не найдя среди них ни одного такого друга, кому бы мог доверить свою душу, писал:
Его не было у меня среди всех людей на земле, но я в то же время знал, что он где-то есть и должен быть непременно.
Да, я чувствовал тогда, что плутовал, что никакого друга среди людей у меня не было, и я делал вид, будто он есть у меня, и я могу ему совершенно открыться в любви своей.
Только теперь я стал понимать, что никакого плутовства у меня не было, а это я, низший, такой же человек, как и все плуты-человеки мерил на свою мерку Высшего Духа во мне, укрывавшего непонятное больше людям имя Божье в словах: «Друг мой!» Не другу-человеку вручал я тогда душу свою, а другу-Богу. И это Он есть, и я Его знаю теперь, как самую достоверную действительность, точно так же, как знаю и душу свою. Теперь мне больше не страшен клубок паутины, обмана и суеверий, извертевшийся на имена Божьи. Напротив, я с благоговением вхожу внутрь всего пережитого людьми, все обманы для меня исчезают и в обыкновенной церкви, где-нибудь в переулке Арбата среди живых и мертвых людей мне воздвигается храм Любви.
- Разве можно чувствовать себя хорошо, - говорит теща, -если происходит такая ужасная война.
И начинается их обычный спор: теща в природе, как человек в аду, и все ее мечты устремлены к удобствам городской жизни. Ляля ненавидит эти удобства и счастлива в деревне. И так ежедневно спор на этой почве. Ляля за раннее вставанье: -Как это здорово, как хорошо! - Но ведь при раннем вставаньи надо рано ложиться. - Хорошо и рано ложиться. - Но все же удовольствия бывают ночами. - В городе? - Конечно, в городе, не будем же мы жить в болотах после войны. - Ты все мечтаешь о после войны. Возможно, что для нас этого состояния не будет: война может продлиться больше нашей жизни и мечта о времени после войны это все равно, что мечта наивных людей о райской жизни за гробом.
Христос учил молитвой своей добиваться, чтобы Отец послал на помощь Духа Святого...
Это можно, это бывает: Дух приходит и сила является. Я помню очень давно, кажется, еще до Ницше, была во мне уверенность, что главная сила человека в душе, а не в электричестве, что новый неведомый мир откроется людям, когда они обратят внимание туда.
27 Августа. 42 года теща прожила с дочерью и ничего в ней не поняла, и ничего с ней не разделила. Так точно около Толстого жила его жена. Каким раем представляется теперь в сравнении с ними жизнь моя с Ефр. Павл., которая была настолько умна и необразованна, что вовсе и не касалась моего духовного мира.
«стерпится-слюбится», что духовное неравенство можно преодолеть влиянием одного на другого.
Начинаю ненавидеть жалость, этот гнилой суррогат милосердия. Вот где зарождаются ницшеанцы, большевики, фашисты - из решимости силой разрубить этот кокон паутины за тысячи лет напряденный червем жалости.
Пример мухи, пытаемой пауком жалости, - это Бострем. Он и рад бы вырваться и убежать, но не может решиться, потому что не знает во имя чего ему оставить своих. Силенок не хватает сделать это во имя искусства: не верит в талант (для веры необходим успех, а он уже попробовал: успеха нет). Если во имя Христа принять страннический образ жизни? С какой радостью он об этом говорит и мечтает, но опять силенок не хватает. (Тоже и Ницше рванул и не хватает силенки.)
Боже мой! сколько лжи собралось в человечестве под знаком креста. Как понятен человек, пришедший уничтожить всю эту дрянь. Но как велик будет тот человек, кто не побоится поднять этот крест из болота и вновь поставить его на холме с плодородной землею.
Жалость - это род женской болезни.
Они были так обязаны друг другу, так обрадовались своей встрече, что старались отдать все хранимое в душе богатство свое как бы в каком-то соревновании: ты дал, а я больше, и опять то же с другой стороны, и до тех пор, пока ни у того, ни у другого из своих запасов ничего не осталось. В таких случаях люди, отдавшие все свое другому, считают этого другого своей собственностью и этим друг друга мучат всю жизнь. Но эти двое, прекрасные и свободные люди, узнав однажды, что отдали друг другу все, и больше меняться им нечем и выше расти в этом обмене некуда, обнялись, крепко расцеловались и без слез и без слов разошлись. Будьте же благословенны прекрасные люди!
Ездили в Переславль, были у Аникина, утерли нос Ветюкову, заглянули к Кордовским, в Городке были у майора и комиссара Копытина Алекс. Ив. и масло достали, и соль, и керосин, и сметана наклюнулась.
Ветер нес пожар по селу. Услыхав набат, прибежали женщины с поля, становились перед своим пылающим домом, валились наземь, впивались пальцами в землю, корчились, кричали что-то в огонь. Но огонь безжалостно все разрушил, в окна было видно, как горела кровать, одеяло, подушки, кадушка с мукой, грибами. Попробуй-ка, бывало, возьми сам грибок, -из-за этого гриба, что бы тут было. Даже и попроси, попробовать не дадут. А огонь не спрашивает - все пожирает и не смотрит на баб.
После всех шла с поля на пожар старушка: была очень стара и не могла быстро идти. У села ее встретили люди:
- Нет, бабушка, твоя хата сгорела дотла.
- Ничего и не вынесли?
- Ничего.
Старушка перекрестилась и молвила:
Видно, так и надо! Люди поняли старушку, что она из ума выжила, и со смехом рассказали нам. А мы собрали кое-что у себя, нашли эту старушку, пожалели ее. И ее надо было пожалеть. Это была достойная жалость.
Если бы эти две женщины - мать и дочь, забыли бы вдруг свое прошлое и встретились бы где-нибудь в обществе как будто впервые, - как бы они друг другу не понравились! И как женщины, разобрав друг друга до ниточки, с каким бы презрением перекинулись может быть колкими словечками и разошлись бы, чтобы больше никогда не встретиться.
Так бывает в сознании «любящих» на одно мгновенье мелькает, как ножом пронзит насквозь, и опять вернется все прошлое в переживаниях и обовьет как железными веревками обе души для вечного и мучительного плена, именуемого любовью.
Придет время душевных хирургов, которые особыми душевными инструментами, клещами, ножами и пинцетами будут разрезать паразитирующие щупальцы одной души, вызывающие жалость в другой.
лес, а теща умоляет не ехать. Зачем грибы, если нет посуды для их хранения. - Да мы не солить, мы сушить будем. - А где будете сушить, если печка развалилась. - На солнце. - Разве на солнце. Ну, а если насушите, а придут немцы и все отберут?
Мы, конечно, живем не обращая внимания на старушку, но она очень упряма и ужасно мешает.
Я думаю, это окостенение души началось у нее с тех пор, как перед ее сознанием встал страх от жизни, и в поисках самозащиты она схватилась за порядок, унаследованный ею от предков - немцев. Порядок, начиная от распределения рабочего дня, расстановки вещей, всякого рода уборки вплоть до коллекционирования и раскладывания пасьянсов, обладает успокоительной силой. В руках женщины, имеющей честного, занятого службой мужа, этот порядок может сделаться господствующей силой, орудием господства женщины над мужем. Так было с тещей, благодаря силе порядка домашнего она царствовала в своем доме, отдавая, конечно, должное мужу, добывавшему для этого средства. Но ведь это каждый мужчина добывает, - какой же он мужчина, если не добытчик? Вот отчего и сложилась у тещи такая политическая экономия с преимущественной оценкой труда по сбережению товаров перед трудом их добывания. Это, впрочем, распространяется глубоко в жизнь бабья политическая экономия. На этом возникла Софья Андреевна Толстая, и, может быть, к тому же самому началу господства материи относится и упрек Христа Марфе.
Кто знает? а может быть, и вся сила родовой женщины заключается в культуре этого первенства охраны добытого мужем, начиная от первенства охраны грибов перед их сбором, кончая охраной семени, оставленного мужем в утробе матери.
Может быть, утверждение первенства охраны перед добыванием есть утверждение материи, времени, всякой длительности и необходимости плодиться и множиться. И может быть вечный спор Ляли с матерью есть раскрытие вечного спора за первенство Марфы с Марией, ветхого, заключенного во времени, Завета с новым Заветом, освобождающим человека от Кащеевой цепи времени?
из виду обстановку, в присутствии военного комиссара ответила: - 45 тысяч, какой ужас! И когда только эта война кончится.
Кононов, услыхав о победе, сказал: - А все-таки я думаю, после всего, всего, наши, в конце концов, победят. - И, подумав, прибавил: - Ведь в деревне, кто обижен, тот ждет немцев, их наверно не Сталин обидел, а Сталин им добра хотел, и даже не знает, что они обижены. Вы как думаете?
Я думал, что клюнуло на поплавок Рыбникова, и что, конечно, прежде всего, всем хочется какого-нибудь конца, что в нашу победу не верят, но если бы победа, то схватились бы все за победу, и что тут все на чуть-чуть, на волоске...