29 Августа. Ездили за груздями на Шариков пал. За всю жизнь не собрал столько, сколько собрал за одно утро. Удовлетворение такое же как от охоты: тоже тем удовлетворяешься, что в трудной работе при напряженном зрении уходишь от себя, от постоянной работы мысли и через это потом обновляешься и получаешь новые силы и радость жизни.
Упрямство вытекает из природной ограниченности, приводит к господству, к власти («язычество» тещи, С. А. Толстой). Христианство есть выход духа из ограниченности. Теща и Ляля как две натуры (язычество и христианство).
Тех, о ком я мог бы написать, уже нет на свете, а новых людей, кому надо писать о тех прошедших, я не могу видеть. Но у меня есть уверенность в том, что... (при записях в «поминальную» книжку).
Цель всякого ругательства состоит в обезличении врага. Наиболее яркие из таких ругательных образований - это «бабы» и «жид». Первое ругательство уничтожает в понятии женщины священное существо, личность и выдвигает низменное начало, присущее «всем». Точно так же и ругательство «жид» обезличивает еврея. В отношении женщины ругательство остается по существу бессильным, и хорошая женщина наравне с мужчиной пускает это ругательство в ход. Но «жид» подействовало и на понятие еврея, включающее в себя много воистину священных личностей. Так это заметно бывает русскому в еврейском обществе, когда в разговоре надо сказать слово «еврей» и в то же время боишься лишний раз сказать, и сами евреи навостряют уши при слове «еврей», как будто вот-вот из слова «еврей» выйдет «жид».
30 Августа. П. И. принес меду. Пили чай и говорили об идеализме большевиков, вернее о служебном значении идеализма в их практике, в результате чего произошло всеобщее нравственное опустошение: как будто вместо лошади запрягли Бога.
31 Августа. Была холодная ночь, только что не мороз, но говорят, будто бы как-то между днями два морозика уже тюкнули. Кононов поехал осматривать купленные дрова. Ляля с 5 утра и дотемна хозяйствует и ей еще помогает мать, обе женщины отдают себя целиком, чтобы довольно скудно нам троим прокормиться (щи пустые, картошка с грибами, молоко). У Ляли часу нет погулять, почитать. Все это в сравнении с тем, что люди делают, покажется странным, но ведь можно одной любимой собачке посвятить весь день и не хватит дня. Тут бабье зарывается в комнатную жизнь, и Ляля в этом, несомненно, подпала под влияние матери: мать тащит ее в эту бездну суеты, как тяжелый подвес.
Если бы мы с Лялей жили и работали вдвоем, у нас на все бы времени хватало, я в этом уверен. И так же уверен в том, что если к ним двум присоединится прислуга, то суеты будет еще больше. Пробовал дать отдых Ляле чтением стихотворений Тютчева, пока читали, мать раза три чтение обрывала хозяйственными высказываниями.
Ну и пусть! Мне важно самому себя сохранить: если я не уклонюсь от своего пути, то у Ляли все переделается по-моему.
Надо помнить, что тайная жизнь души протекает вне времени и там, в том состоянии женщина возвышается как солнце, а деятельный мужчина ребенком сидит у нее на коленях. Но в жизни временной и деятельной муж остается хозяином времени, а любящая жена идет вслед за ним: и пусть они солят огурцы и грибы, я должен быть на страже времени, без чувства своей со-временности невозможно оставаться писателем; писатель - это стрелочник времени...
Но, возможно, что я неверно сужу о Лялиной работе, прежде всего уж потому, что она временная: так пришлось сейчас с грибами, огурцами и пр.
Предстоит путешествие в Ярославль, в Москву, об этом тоже надо подумать, собраться. А я себе и в ус не дую.
1 Сентября. Холодное утро, седая роса. Яркое солнце и совершенная тишина. Время массового высыпанья в лесах мухоморов. На сухих сосновых и еловых ресничках рядом с бесполезными красавцами мухоморами показываются неказистые с виду, приплюснутые, темно-рыжие, будто маслом помазанные лепешки, очень вкусные хорошие грибы маслята. А под елочками на склонах [ближе] к низким местам то белый, то рыжик, то волнушка. (Бесполезный гриб красивый мухомор и полный внутреннего содержания боровик: внешняя красота и внутреннее содержание.)
Поэт не страдает, а со-страдает, и не чувствует своих героев, а со-чувствует им и не переживает, а со-переживает.
Вчера провалился в погреб, кажется, надломил ребро и потому поездка в Ярославль отложена.
Болезнью воспользовалась Ляля и перетащила меня к себе.
2 Сентября. Вечер с лимонно-оранжевой зарей, холодная ночь и на восходе сам видел опушенный на морозе забор.
Встал на знакомом месте и мне было хорошо. Так все мученья разрешаются: мученья в поисках выхода, страшит будущее, а придет этот час и так просто все разрешается в необходимость делать то, что нам надо. На этой психологической основе выросла вера в Промысел.
до того, чтобы они владели тобой, поселяя ожидание чувства приятности от удовлетворения или страх в предчувствии их неисполнения. Наше время - суровый воспитатель.
Вот Ляля всю жизнь свою утром в постели страшилась вставать и каждое утро она с трудом принуждала себя входить в жизнь, и ей даже представлялось в этом, что не она - слабый и дряхлый духом человек, а жизнь ее недостойна. Теперь она по необходимости равняться с Дуней при затопке печки, встает до восхода, в пять утра, и говорит, что никогда в жизни не была так счастлива.
Даже теща привыкла отвыкать от вековых привычек и постепенно начинает понимать нашу жизнь теперь, как переезд в новый неведомый мир. В этом содержится и утешение, пусть неизвестно, доедем ли мы туда, но и довольно того, что мы туда едем...
Бумажками и орденами можно ведь доказать то, чего в действительности нет.
Собрать материалы о роли митрополита Сергия и с этого начать свой рассказ.
Вопрос [встает]: каким образом миновать рассказов о прошлом действующих лиц в поэмах и драмах, чтобы это не было в ущерб действию. Разрешен в «Бесах», в «Онегине»164.
Мороз и огурцы. Мороз был порядочный, солнце после мороза ожгло огуречные листья, они свернулись, почернели и все скрытые ими зеленые огурчики открылись.
Сон наяву. Наяву снится. Сегодня Ляля мне сказала, что удачная заготовка грибов, огурцов, капусты наполняет душу ее радостью, но только она подозревает, что эта радость происходит не от грибов и капусты, а от тайной уверенности в том, что война скоро кончится. - На основании чего же ты так думаешь? - Без всяких оснований, чувствую в жизни сейчас, как во сне: мне так снится и я этому рада. А ты помнишь сон мой перед началом войны, ведь сбылся же сон. Тогда во сне снилась война, а теперь наяву снится мир, почему бы не поверить?
Родная могила. Сижу с перешибленным ребром, свалился в подвал, и думаю о положении Д. Н. Кордовского. Ведь ему, недвижимому, тяжелей, чем ей ходить за ним. А Ляля говорит, что это не так: и ему получать от любимого человека помощь в его положении неплохо, и ей ухаживать. - Как же иначе, - сказала Ляля, - другие даже без могилы родной не могут остаться, а тут...
Судьба... - Все твои соображения о том, что вот-де люди обменяются друг с другом всем, чем могут, поклонятся, поблагодарят и разойдутся - все это относится к тем, у кого остаются возможности дальнейшего, но я, например, я до 40 лет не могла никого найти себе по душе и наконец нашла тебя, неужели я могу рассчитывать, что после тебя я еще кого-то найду?
Смысл нашего сопротивления немцам. Коммунист это не русский человек и не еврей, потому что евреи слишком заинтересованы в коммунизме, а русские слишком много потеряли. Ближе всего к коммунизму немцы вроде Курелло. Вероятно, вот тут-то в этой возможности вскрытия революционной силы и таится смысл нашего отчаянного сопротивления и нерешительности англичан. Они хотят оба народа истрепать до потери сил к революции, но другие-то народы Европы...
Сказки можно по-разному рассказывать, и о коммунизме, и об анархизме, и о чем угодно, а все-таки смысл всех сказок сводится к одному: что какие-то сговоренные на идее своего благополучия люди играют судьбой как несознательных масс, так и высокосознательных, но не удовлетворяющихся благополучием личностей. Тут таится грозная опасность для взрыва в Европе и в этой надежде сила наших большевиков.
Мне снилось, что наша больная старушка, Наталья Аркадьевна, вынудившая нас согласовать свою жизнь с ее жизнью, и наша православная церковь, тоже насквозь больная старушка, похожи в своей судьбе: нельзя нашу старушку выбросить со счета, как пробовал сделать Раскольников у Достоевского, нельзя бросить Церковь, как сделал Толстой166.
3 Сентября. Опять тихая звездная ночь, но утром мороза не было, а когда разогрело солнце, то лето вернулось и только остались на память от мороза на огороде черные листья огурцов, похожие на крылья летучих мышей.
Торф... И так вы чувствуете, как в невозможных противоречиях сама собой откладывается в душе какая-то огненная правда, о которой никому никакими словами невозможно сказать. Эта правда похожа на солнечную энергию, скрывающую на будущее массами утопающих в болотах растения: прикрытые сверху водой, без доступа воздуха эти торфяные склады солнечной энергии могут лежать тысячи лет без движения. И я чувствую сейчас в себе, в душе своей чувствую прямо непосредственно без исследований, как на болоте, что толстый слой лжи надо мной, над моей душой хоронит навеки возможные слова мои о какой-то огненной правде.
И когда я, оглушаемый со всех сторон при солнечном свете молотками лжи, прямо по темени, спускаюсь в свой мрачный подвал и открываю свои сундуки, мне кажется тогда, что я знаю всё и могу ответить на всякий вопрос, каким мучилось человечество все прошедшие тысячелетия. Да, я знаю всё, но я жду вопроса, спросят меня, и я скажу (я спасу) мои [загадочные и редкие] слова из огня...
И я жду, жду, как тысячелетний слежавшийся торф ждет огня.
Ребро не проходит, и Ляля едет одна в Ярославль к Гогосову, как ехала у Пушкина капитанская дочка167 выручать своего жениха.
Толстой и суеверие. То, что стало для одних простой суеверной нелепостью, то для других становится источником удовлетворяющей мудрости и поэзии. Я дивился, читая Толстого о религии, будто вернулся в школу на урок Закона Божия.
4 Сентября. Теплое влажное утро, почти летнее. Ляля уезжает нищенствовать в Ярославль.
Бывает, что-то вспомнишь, и тут же воспоминание глохнет и не раскрывается с новой точки зрения твоей уносящейся жизни. Это бывает, когда воспоминание теперь когда-то однажды приходило на память, и ты уже тогда сорвал с него плоды времени и так усердно ободрал все веточки, что теперь снимать больше нечего. Так случилось с моим детством, обобранным однажды для «Кащеевой цепи». Есть Курымушка для всех168, но моего детства для меня больше нет.
Толстой хотел сделать с христианством то самое, что советское правительство сделало у нас с художественной литературой.
Раньше издательство понимало в читателе законченную образованием личность, для которой назначалась книга. И эта личность делается как бы агентом распространения понимания на других, так складывается признание книги обществом и вместе с тем расширение тиражей.
Теперь книга назначается для всех, и через это писатель, приспособляясь к несуществующему в действительности читателю с именем «все», плохо пишет, и «все» не получают книг уже потому, что для этого не хватает бумаги.
А что это «все»? В существе своем «все», называемые у нас -«пролетарии всех стран», происходят из претензии низшего, угнетенного на те блага, которыми обладает высший свободный гражданин. Это понятно, но странность заключается в том, что претензия «всех» на материальные ценности переходит и на духовное, источником которых служит личность, т. е. нечто неделимое, сама душа человека. Социализм - это состояние общества, в котором все сразу хотят напиться из одного сосуда.
Читаю Толстовское «непротивление», и всю разницу с Христовым непротивлением вижу в том, что Христос обращается к особым, отдельным лицам, могущим «вместить», а Толстой это невозможное трудное обрушивает на «всех».
Получается совершенно то же, что с вопросом безбрачия: только немногие избранные могут в себе самих найти свое назначение; массы людей должны передать это другому и для того множиться и вступать в брак. А Толстой это невозможное обрушивает на всех, встречаясь через это с упреком здоровых людей христианства в том, что хочет прекратить на земле род человеческий.
На самом же деле христианство отнюдь не против движения рода, - нет! говорит христианство, пусть родовой человек движется, множится, но сознает, что это движенье находится во времени, как поезд имеет точку назначения и что там, на точке назначения, вовсе нет времени, там не женятся и не выходят замуж. И ты женись, тебе это не воспрещается, но только помни, что смысл человеческий не заключается в одном размножении.
Точно так же и в отношении зла: конечно, вставай на врага, если ты всем данным тебе сознанием видишь в нем злодея. Но, делая так, имей в виду возможность иного выхода; если бы ты мог достигнуть такого высокого личного совершенства, ты мог бы не противиться злу и даже любить врага.
Одним словом, Христос говорит о бесконечном пути личного совершенства, а Толстой эту тайную, сокровенную в сердце личности свободу, радость, открывающую безбрачие и непротивление, делает обязательной нормой для существования всех.
Записываю тему, мелькнувшую сегодня в лесу, когда сидел под кустиком. Это, что вся тварь ждет от человека вопроса, на который она знает ответ. Вся тварь содержит в себе слово, как ответ, но ответ в слове может произнести лишь, когда будет поставлен вопрос: назначение человека и состоит в том, чтобы поставить вопрос.
Соединить это с процессом торфообразования.
Два часа собирал грибы недалеко от нашего леса, набрал маслят и белых на жареное. И во время собирания вдруг насквозь как пронзило меня и стало ясно происхождение понятия «всех», над уяснением которого я бьюсь столько времени. Дело в том, что Христос открыл для всех некие тайны, которые до него заключались в глубинах творческих личностей (мудрецов). Эти сокровенные божественные силы, преодолевающие даже время и создающие бессмертие, как божественная плоть и кровь были предоставлены всем для пользования («Пиите от нее вси, сия есть кровь моя»169). Церковь являлась посредником между божественной личностью и «всеми» и действовала через каждого в том смысле, что каждый из всех мог стать на путь бесконечного самоусовершенствования и, перешагнув через смерть, утвердить сущность человека, как сына Божия.
Таким образом, только через Христово открытие сокровенных тайн божественного творчества появилось некое существо «Все», расставленное как бы в очередь, в которой имел свое место в меру своих духовных сил. Но Христос только открыл тайну, а очередь создала церковь. Худо ли, хорошо ли, но только в этой организации «всех» (всего мира) как иерархии, проходили века и тысячелетия. Параллельно с этой церковной деятельностью происходил какой-то иной процесс усвоения Христовых открытий тайн, процесс познавательный, без сердечного участия. Деятельным фактором на этом пути стала наука (свободная), искусство (свободное), постепенно определившие конечные ценности современного человечества: могущество и наслаждение. Вот тогда-то после первого открытия Христова божественной тайны, доступной при помощи церкви каждому из всех, рушилась эта церковная иерархия всех через организованного каждого (личность во Христе). Вместе с тем, собственно говоря, исчез даже и смысл самого Христова открытия, и вместо каждого как личности стало Все, как лицо, распределяющее по своему усмотрению ордена могущества и билеты наслаждения.
Так возникает вопрос Великого инквизитора170: было ли благом для человечества открытие личных тайн Христом для всех, не это ли открытие вызвало на свет Антихриста с его силами могущества и наслаждения в лице всех?
5 Сентября. В Усолье явился на один день в побывку боец с фронта, напился и рассказывал о себе, что он там, на фронте, «на 99 процентов чумной и только на один процент в себе». Ему 41 год, и он жизнь свою представил как жизнь «ни про что». Теперь у него одна мысль: вернуться живым хотя бы без руки или без ноги. От рассказа поднимается чувство негодования, не имеющее выхода. И когда при невозможности найти выход, направляешь упрек на себя, на свою собственную охоту к жизни со всеми постыдными усилиями добывать «хлеб насущный», то и тут не находишь выхода: в настоящем я нищенствую, в прошлом почти нищенствовал из-за своего искусства. Нельзя же упрекать себя в том, что я не бог и не могу одолеть зло.
В ночь с 3 на 4 сентября Ляля мне сказала, что в эту ночь погиб ее отец171. - Хорошо, - сказала она, - что мама не вспомнила. Я ей не напоминаю. - Подождав немного: - Этого я им никогда не прощу. - Я спросил: - Кому им? - Она сама себе: - А может быть и прощу. - Мы замолчали.
Я думал о двух американцах, которые, по словам Л. Толстого, по 50 лет проповедовали «непротивление» и не добились никакого успеха. Подумать только: 50 лет носить неподвижную модель в голове! Какая должна быть для этого мертвечина в сердце. Вот у Ляли нет ничего неподвижного в душе, и этим объясняется ее неспособность к техническим навыкам. Потому еще, что навык и быт определяются временем, а религию можно определить, как борьбу со временем и смертью за вечное и бессмертное.
У меня достаточно воли, чтобы побороть свою неспособность к техническим навыкам. Но недостаток моих технических знаний состоит в том, что я, усвоив какой-нибудь прием, напр., нажимать правой ногой на стартер автомашины и, поездив десяток лет и пользуясь стартером, положим, 5000 раз, могу на 5001-и раз вдруг забыть, где пуговка стартера. Так и во всем, чуть ослабеет воля, и весь навык мой исчезает. 10 лет работаю фотоаппаратом, пройдет месяц, и не знаю, как его открыть.
6 Сентября. Рассвет сквозь туман, и вверху последний и яркий обрывочек месяца. Тепло, встаю при открытом окне. Весь лес молодой в эту ночь стал синим от развешенной и орошенной туманом паутины: у лесовика стирка.
Вчера в Конякине набрал белых грибов. Опушка леса непроницаема, так тесно сошлись молодые ели и крепко зажали немного осин и березок, сплошь засыпанных кровавыми кружками осин и золотыми монетками берез, я едва-едва мог раздвинуть и заглянуть внутрь. И когда заглянул, сердце мое запрыгало. Казалось, все скромные видом и внутри богатые боровички укрылись здесь, спасаясь от общества нарядных и пустых мухоморов.
Увы, мои сказки, моя любовь! Не дадут перестроиться и на слезы. Единственное дозволенное чувство это месть, но это чувство свойственно только еврейской, а не русской душе. (Немцы жмут еврея, он ненавидит немцев, русские - русских.) Но мы же знаем, что англичане десять лет вооружали немцев на русских вот именно для этой войны, которая им теперь будто бы так не нравится. И еще много знаем и понимаем, что весь мир кругом виновен и теперь достается всем сестрам по серьгам.
Трепещет на ветру и гнется клочок придорожной травы, -так трепещет и гнется моя душа, и тут одна только молитва, одно единственное желанье и смысл - это о сохранении семян, которые, чувствую, еще наполнят мой колосок.
Опять поразила мысль, что бабий мир весь такой от низу и до верху и нет из него выхода, кроме выхода замуж (сделаться рабой или самой порабощать). Только поняв окончательно безвыходный круг бабьего мира, можно понять, что Христос мог родиться только от Девы и Духа святого, что только от Девы может муж принять в себя Христа и понять его через Богородицу.
Но если кто не может сам участвовать в этом рождении, т. е. сообщить свой Дух Святой своей Деве, то ведь просто разумом, как хотел это сделать Толстой, невозможно это понять. От всей такой попытки остается только неподвижная мысль вроде непротивления и нечто хорошее и полезное, пришедшее, впрочем, тоже от церкви. Так что только избранные (монахи) предназначены принять христианское ученье непосредственно от Бога. Все же остальные принимают по церковному внушению, предполагающему соответствующее благоговейное отношение к великому Непонятному, и осторожное пережидание времени своего душевного развития, и раздумчивое отстранение от себя искушения тут же взять силой своего разума разрешение непонятного. Толстой, напротив, за чистое понимание Христа признает [свое] учение о Нем, отвергаемое церковью, и самое церковное внушение считает недостойным разумного человека.
- Не хвались, дождешься и ты своего червячка.
Боец с фронта пьяный сказал: - Нас уж нет. А когда на него вытаращили глаза, он стал по-своему подсчитывать людей...
7 Сентября. Близкий лес, сосны в светлеющем при восходе тумане, как колонны перед невидимым зданием мира, вот-вот подымется завеса и начнется мистерия... Хотя бы одним глазком поглядеть удалось!
В советское время у евреев было модой скупать мебель 18 и начала 19 веков, красного дерева: это и красиво, и добротно, и всегда в цене. Отлично квартирки отделывали. Но в свете будущей жизни, какая возникает на крови нашего столетия, как «экс ориенто люкс», как смешна будет эта мебель! И особенно смешны эти люди советского времени с такой мебелью.
Боец, здорово выпивший, возвращаясь из побывки на фронт, умолял снять его, чтобы семье память оставить. - Вы вернетесь! - сказала теща. Он сразу обрадовался и пожал ей руку. Не лучше и у нас: как если все взвесить, то расчета «вернуться» и у нас очень мало, а я только и делаю, что «снимаюсь» в своих писаниях, тоже, чтобы «память оставить». Но не надо смеяться над этим: этой «памятью» Бог пожалел человека.
Теща больна, а когда она не больна, все топорщится. Она так и в могилу уйдет барыней, хотя, несмотря на болезнь, выполняет работу кухарки. Что же, в пределах отпущенного на ее долю здоровья, способностей и развития, она, конечно, героиня, это надо признать.
Ходил полями в дальний лес в урочище «Коровий поток» за белыми грибами, туда 7 верст, назад 7 и там на грибах отмахал верст 20. Идешь за грибами, не зарекайся на одни белые - придется поклониться и сыроежке.
На громадных полях забитые женщины, дети, калеки все-таки убирают хлеб: мечут рожь в скирды, копнят овес, косят гречу. На поляне усталый человек присел на камень, уснул, его окружили тучей грачи. Один смелый грач сел на корзину, и все стало издали понятно: это сеятель вышел сеять. Я тоже сел на пень на опушке, опустил свою корзину с грибами на землю и вспомнил Некрасова: к чему привела нас теперь эта любовь к простому народу. Какой там народ, какие вообще там народы, народности. Худший как будто народ, евреи, давал в прошлом лучших людей, да и теперь всякий знает своего святого еврея. А такой прекрасный добродушный, детски наивный народ -русские, такой честный и умный народ - немцы... Да, есть и у них. И вообще интернационал заключен в личности.
Это у нас раньше называли человеком, и так часто в добродушно-болтливом обществе повторилось с пафосом «человек», что смысл его потерялся. По правде говоря, я никогда и не понимал этого «человека» и только теперь дошел до него и начинаю видеть его из себя самого. Может быть, в этом приближении к нему я вижу теперь единственный смысл своего бытия, а то бы неловко было и за грибами ходить, и как-никак наслаждаться в лесу светом и тишиной наступающей осени. И что в этом главное, это не как у Горького, мое сознание вроде вклада в гражданское сознание. Нет, не для кого, только для себя и про себя, вроде: «верую, Господи», и все, и довольно.
Да, именно вот в это-то и все, что для себя и в себе. А у Горького (да и Толстого) все свое уходило в открытие: что-то шевельнулось в себе и скорее с этим к открытию для всех и на Голгофу, понятно, потому что Голгофа-то и произошла из-за открытия личной тайны для всех. Но Христос Бог и знал, за что Он страдает, и Ему это страданье удалось. А Толстому и Горькому страданье не в открытие: страданье ушло в себя, за себя, оба страдали не на крестах, а в имениях, в автомобилях и больше всего от корреспондентов и поклонников. У Христа открытие выходило от необходимости и означало прыжок через смерть, а у них открытие ради открытия. Через этих вождей в массах «полуобразованных» (духовно не просвещенных) распространилась уверенность, что вообще все вокруг - это не жизнь, а настоящая жизнь начнется, когда совершится открытие. А когда «открылось», то... кино и вообще «культурная жизнь».
Теща болеет. Надо бы ей достать дичинку. Вчера под вечер утки спустились ночевать в тростники. Сегодня вечером я засел на то место. Они опять прилетели. Я одну взял.
8 Сентября. Именины Нат. Арк.
Проходят тихие, спокойные, лучезарные дни первой осени с паутинкой,росой.
Хотелось бы брать с собой в сумку души такой день, как берешь белый гриб в корзину. Так бы вот и жить - дни чудесные, как грибы собирать, а на плохие не обращать внимания.
в сумку грибы, а в душу дни жизни собирать, надо пройти трудную школу независимости от живота. Для этого надо не прекрасные дни брать, а в самых плохих днях учиться находить крупинку прекрасного. Если по грибы идешь, то сможешь сказать себе: - Буду собирать одни белые, а на плохие не обращать внимания. А когда по дням человеческой жизни будешь охотиться, как по грибам, то говори: -Будут белые - хорошо, не будет их - придется поклониться и сыроежкам.
На восходе туман шевелится невысоко над рекой, золотой как иконостас, и по нем голубели тени редких деревьев, падающие с той стороны, где солнце восходит. Было очень похоже на службу в золотой ризе с дымом кадильным. И божественная литургия вспоминалась как воспроизведение торжества солнечного восхода. Так в прошлом дело искусства было собирать чувство природы в человека. И если я теперь в моей пустыне (а я с тех пор как начал писать жил в пустыне) душу свою купаю в природе и утверждаю возникающую при этом радость жизни, то я делаю то самое, что делало искусство с древних времен.
В обед вернулась Ляля из Ярославля. До того много там хлопотала, что месяц ее сократился на целую неделю.
9 Сентября. Вчера солнце садилось в тучу. Утро вышло закрытое с единственным розово-кремовым просветом на востоке. Скоро и эта полоска исчезла, и все небо, закрытое облаками и обволоченное верхним туманом, стало как матовый колпак.
Но тепло. Пишу при открытом окне, вороны орут, теленок протирает морду о дерево.
Конечно, и Гоголь, отдаваясь, как художник, как личность, в православие с официальным выступлением учителя христианской морали, был увлекаем в общее дело тем же духом, который увлек Толстого, Горького, Короленко и всех таких. Они не душу свою отдавали за других, а творили себе кумира из общего дела. В этот самый грех впали и немцы, и оттого невозможна в существе своем победа тех и других. Эта мысль проникает даже в самое грубое сознание, и зажги в атмосфере этой спичку - все загорится... (Так выразился один фронтовик).
Пришел ко мне скрюченный ревматизмом рыбак, старик Кручинин, по прозвищу Грош. - Война скоро кончится, - сказал я. - Нет, - ответил старик. - Да немцы уже и Волгу режут, и Кавказ. - Немцы это не конец. Нужно же что-нибудь и вперед видеть, а что эти немцы. - Я вижу, - сказал я, - только одно, что и немцы и мы требуем от народа, чтобы он жил и умирал за общее дело, а каждый только и думает о том, чтобы жить для себя. - Вот! - воскликнул Грош. - Вот это конец, если так, то это действительно будет конец.
А как хочется жить! При этих словах мне мелькнуло из времени голодания первых лет революции, как однажды, достав кусочек черного хлеба, я обнюхал его, облизал и почувствовал в этом жалком кусочке черного хлеба благословенную творческую силу всего Солнца. Так и теперь этим кусочком солнечного хлеба стало желанье каждого жить для себя и такое страстное, что через желанье каждого, как через кусочек хлеба, Солнце виднелось, просвечивало человеческую личность, требующую удовлетворения, выхода своего из-под обломков чудовищного идола общего дела.
(Набросок для изображения кошмарного леса во время войны.)
Туман высокий перешел в мелкий дождь, и в нашем лесу стало, как на горах в облаках. Этот лес теперь как бы в облаке приподнявшийся, мне как-то особенно представился. Высокие красивые сосны, с которых начался этот лес, мне представились в прошлом: были когда-то прекрасные светолюбивые существа и проходят. А на смену им под их материнским пологом на обогащенной от времени земле везде выдвигаются, узко поджав в тесноте свои ветви, практические ели: это они сейчас пока поджались, а погоди, время пройдет - ух! как заживут. А под елками корявые бесформенные можжевельники, а там дальше уже и просто мох и на нем грибы. И я иду по грибы и смотрю все вниз и не вижу больше этих существ прекрасных, стремящихся к небу и сохраняющих в существе своем древесном солнечное тепло. Нет! я иду по грибы.
Весь день этот дождь из тумана. Ляля до того вошла через силу в хозяйственный раж, что в этом состоянии испытывает радость. Ни советы, ни уговоры не помогают. Попробовал голос повысить, упрекнуть, указать на то, что так работать нельзя, что это самоистребление, что нет такого труда, в котором нельзя бы найти 15 минут в день посидеть вместе за чаем, или 10 минут, не делая руками, выслушать чтение (раньше я ей читал). От моего упрека с высоты радости вдруг спустилась вниз и кричит мне, что если бы не больная мама, то она показала бы мне (т. е. ушла). Конечно, это все вздор, но плохо, что значит и та «радость» на высоте и все прошлое тоже может быть не настоящее, тоже истерика...
В полночь: неужели и это обман и тоже пройдет и останется, как «переживание»?
Хлеб один и тот же, дело не в хлебе, а в том, из каких рук его получаешь: это и значит, что не одним хлебом жив...
Живи они только вдвоем, наверно было бы не то, иначе непонятно бы было: две женщины, имея все готовые продукты, от раннего утра до позднего вечера сверх сил трудятся и устают до бесчувствия, чтобы только накормить себя. Очевидно, все так делается из-за меня и для меня. Но с другой стороны я знаю, что будь со мной Аксюша, то она делала бы ту же работу легко, просто, и мне не было бы перед ней совестно и я не упрекал бы себя, как теперь упрекаю и мучусь за тот же хлеб. Но вот тут-то все и расходится врозь: не в хлебе дело, а в том, из каких рук его получаешь. Аксюшкин дешевый хлеб.
10 Сентября. Утром в кровати она заметила мою перемену, и у нас был короткий разговор.
Она: - Все это происходит в тебе от твоего себялюбия.
Я: - Я это знаю, именно это и огорчает меня.
После того мы быстро объяснились и я быстро доказал ей, что вовсе не хотел вчера ей сказать что-нибудь дурное.
- Но ведь ты же кричал?
- А я это не всерьез, я подражал тебе, когда ты не всерьез кричишь на маму и она это любит.
- В том-то и дело, что я не должен был обижаться на обиду, я должен был понять, что ты, усталая от поездки и находишься в состоянии временной болезни. И моя обида произошла, конечно, от себялюбия.
И еще после вчерашнего дождя получился золотой денечек, ходил за грибами и оказалось, и белые, и маслята отлично растут.
- Сергей Иванович, вот дети у вас растут, вы их желали?
- А как же...
- Я, Валерия Дмитриевна, живу честно, не обманываю и не ворую. Только это не оттого, что я Бога боюсь, нет. Я оттого не ворую, что ворованное добро впрок не идет.
11 Сентября. Серый день, грибы растут. Мокро в лесу. Встретился на опушке старик-сеятель.
- По старинке? Руками. - А как же. Ну, скоро конец войне. - Этого никто сказать не может. Потолковали, и стало понятным, что в немецкую победу даже и такие старики теперь не верят, а другая сторона победит не скоро.
И в революцию европейскую не верят. (Революция питается слабостью власти, тиранов не свергают, они падают силою вещей: переживанием их.)
Революция - это сила, которая выпадает из рук властелина, революция - это ревность о власти, скрываемая под разными именами: раб, теряющий власть над собой, взывает: «свобода, равенство, братство!»
Занимала меня мысль о том, что будущее, хотя бы этот желанный будущий мир, рождается в настоящем, и его создают не одни слепцы с винтовкой в руке, жулики, дипломаты, политики и т. п.
В сердцах людей во время войны складывается будущий мир.
И назначение писателя во время войны именно такое, чтобы творить будущий мир.
И я теперь думаю, что Зуек из моей поэмы «Падун»172 как раз и должен сделаться таким деятелем мира: это будет изображение Духа Святого, носящегося над бездной христианского страданья.
Дегтерев (Олег) живет у Зеленого озера. Клавдия (Ляля) ведет роман с Сутулым.
Ревность - это любовь, иногда переходящая в ненависть к любимому в такой степени, что хочется его уничтожить. В конце же концов такой ревнивец открывает, что он любит только себя. Но бывает, ревность приводит к страданью за любимого и, перестрадав, человек сохраняет и очищает свою любовь. Значит, ревность достойное испытание любви.
Нет никакого сомнения в том, что утрата хотя бы на полдня чувства к Ляле от действия ее обиды происходила от ревности беспредметной: я создал себе идеал и всего себя в него вложил, и вот нет его! Значит, я обманут. Кто был причиной обмана? Я сам... Я себя обманул: я не ее любил, а создание своего воображения, или себя самого. Не любовь это, а себялюбие (это относится не ко мне, а к Мих. Серг.; напротив, Алекс. Вас. выдержал испытание ревностью).
12 Сентября. Пасмурно, дождь. Белые грибы пропадают. Хорошо растут маслята. В школе одна девочка Люсе сказала: - Мать твоя коммунистка, придут немцы - убьют вас, а я возьму все твои игрушки и велосипед.
Читал Белого о Гоголе, Блоке, Сологубе173 - Христианин? Так просто? - Нет, это не просто.
13 Сентября. Грибы. Солнце всходило чистое. Окна в морозной росе. Ходил на Красный луг искать дупелей и ничего не нашел. Грибы заметно кончаются, белых редко найдешь и очень им радуешься, и остаются одни поганки, мухоморы и свинухи и на полянах маслята. Зато бывает, в это время на зеленом мху виднеется красная сыроежка величиной с чайное блюдечко174 и с водой. А в воде, как детский кораблик, плавает желтый скрюченный листик. Я эту воду не пропускаю и с грибной холодной губы переливаю в теплую, и когда пью, бывает со мной в лесной тишине, будто от этой лесной воды и холода губ люди меня забывают и не узнают. И я, оставленный, сажусь на пень, замираю в себе, и через это в лесу мне становится все близким и понятным. Эти сосны, высокие деревья, были тоже люди, как я, и тоже напились лесной воды и остались. Я знаю, это были прекрасные люди, начавшие жизнь этого леса на тощей, но чистой песчаной земле этого холма. После между ними...
(Ввести диалоги и больше «чудес», напр., Старый гриб и слова: - Погоди, молодой гриб, дождешься и ты своего червячка.)
(Нет на свете такого человека, кто мог бы сказать с чистой совестью, что после него не останется грибов. Если бы и нашелся такой, так у него бы глаза вывалились от натуги. Вот отчего и сложилось поверье, будто твой гриб тебя в лесу ждет и не дается никому кроме тебя. Много мы набрали грибов в это лето для жаренья, для соленья и сушки.)
Удивительно! Вы знаете, как это удивительно и чудесно бывает в лесу, когда через такое раздумье станешь понимать себя самого, как дерево, а вокруг все, будто люди. И знаешь тогда, в каком-то другом себе держишь, твердо, что все это - деревья, мох, грибы, как люди - это сказка, но почему же тогда, если выглянешь из себя, то показывается такое, чего никак не заметишь, когда себя считаешь человеком, а лес - просто дровами. (Сюда - «Старый гриб», зачем мне рвать их сейчас, пусть они поговорят. Старый гриб грозился: дождешься и ты своего червячка.)
Прилетела птичка-зарянка, с грудкой цветной, какой бывает на заре кора сосен, села возле меня на сучок с большой стрекозой в клюве. И тут я заметил, будто чуть-чуть что-то шевельнулось передо мной на зеленом плюшевом мху. Я увидал своими глазами, как, бывает, видишь прыжок стрелки на башенных часах. Вдруг, как вырезанный, оторвался квадратик зеленого мха и вверх поднялся на малых белых ножках зеленый столик. Я после сосчитал: шестнадцать грибов, называемых поганками, тесно, почти вплотную стоящие, уперлись шестнадцатью головками в мох и нажимали наверх долго, пока, наконец, не вырвались из цельного мха и не подняли на шестнадцати белых ножках этот столик, покрытый зеленой плюшевой скатертью.
Я смотрел восхищенный внутри себя и неподвижный и непонятный для всех. Все «люди» вокруг меня не боялись больше меня. Зарянка сидела на сучке и не знала, как ей расправиться со своей большой стрекозой на сучке, не упустить бы... А когда столик выпрыгнул из-под мха, она тоже, как и я, обратила на это внимание, слетела, села на столик и начала клевать свою стрекозу. Острым ножичком я подрезал белые молодые грибы и не было в них ни одного червячка. Старого я и трогать не стал, и он остался один одинешенек, и некому и незачем было ему говорить: дождетесь своего червячка. Не вышла по-старому жизнь: кто из молодых не дождался своего червячка, все попали на жареное.
14 Сентября. Ветер, то ясно, то дождь.
Над обреченными домами будто бы летает огненный змей и скрывается в трубе, куда залетает - там смерть.
- Вот, скажут, «над таким-то домом». И потом непременно: «это все видели». Заведующий пекарней, единственный молодой человек на площадке, нам это подтвердил: видел сам. До того убедительно, что докторша наполовину поверила, а ее сестра совершенно (у обеих сестер мужья на войне). Дезинфектор А. М., когда его спросили о змее, усмехнулся: - Не верите? -спросили мы. - Нет, зачем: я сам не видал и сказать ничего не могу. Только знаю, много женщин осталось без мужей и видят змея одинокие женщины. - А как же пекарь? - Ну, пекарь... молодой человек, на все село один, он со змеем в доле, он сам змей.
Ничего, ничего-то и ничего не остается себе: все вложено в Лялю. И если там ничего не выйдет, то что останется? Но пройдут облачка, и опять кажется, будто все в своих руках, что если я - есмь, то там не может быть ничего.
15 Сентября. Мороз. Токует тетерев. - Я счастлива. И она была действительно счастлива. А дальше из «счастья» возникает дело и продолжается, и на место живого состояния любви становится дом, как дело любви. И ты, Михаил, понимай о том, что прошлое необходимость жизни: все проходит, и пусть прошедшее тебе будет не поводом к вздохам и плачу, а к действию.
Но в этом все крупные писатели похожи друг на друга. Розанов это единственная дева, которая паденьем своим всех дразнила, а сама в душе не падала. Вспоминаю в себе «Ангела-хранителя», который всегда около меня был и удерживал: бывало, мне просто стыдно было оставаться девой, хотелось пасть, а он удерживал и до того мне ясно, это он, а не я, что заслуги своей личной в чистоте своей вовсе не чувствую.
16 Сентября. Положительная сторона Ляли, что она для какой-нибудь работы может вся собраться и всей личностью своей как бы утонуть в ней. Так, например, если она убирает картошку, то, работая, она вдохновляется тем, что она обеспечивает жизнь нашу и, вспоминая наших голодающих друзей, потом вспомнить, что навык убирать картошку пригодится для будущей жизни в пустыне и т. п.
Таким способом утопления своей личности я, бывало, собирал материал на Севере, на Дальнем Востоке и всех удивлял своей способностью в такое короткое время вобрать в себя такое количество материала.
Отрицательная сторона Ляли (а может быть и очень даже положительная) это - что она не способна ни к каким навыкам. Схватить она может все мгновенно, но чему-нибудь научиться не может. Так что все способности ее - это способности художника, no-необходимости применяемые к жизни.
Навыки ей не даются, потому что для этого требуется повторение, репетиция, а всякое повторение для нее тошнотворно. Это отвращение к повторению является психологической причиной ее отталкивания от родовой и бытовой жизни. Имя муж от этого звучит ей почти что, как чурбан. Возможно, что способность более схватывать, чем повторять, запоминать еще в школе повлияла на нее в отвращении к навыкам.
Вечером ходил за клюквой. Ляля в первый раз увидала, как она растет, и сначала подумала, что это бабы ее рассыпали. На обратном пути, вспоминая прошлое, оба пришли к тому, что со стороны людской пересуд кажется страшнее, чем когда сам действуешь, о тебе говорят. Значит, когда человек целиком в себе, ему дела нет до общественного мнения, до того, что о нем думают.
Язычество. «язычестве», как о неиспорченном состоянии общества и все хорошее в человеке простом, неученом относит именно к тому времени: сохранилось, мол, от времени язычества. И Горький об этом же язычестве думал и верил, что победа над капиталистами освободит тот неиспорченный народ.
На самом же деле это представление о неиспорченных людях природы есть именно результат христианского воспитания. Понимание же этого состояния неиспорченности человеческой через «язычество» было навязано нам с Запада175.
Почему-то вспоминалось на ходу, между прочим, что жил-был на свете охотник на медведей Борис Мих. Новиков, с которым я раз ездил на охоту и чуть не погиб от медведя176. Так вот он жил-был, семья у него была, и он поддерживал существование семьи службой в охотхозяйстве НКВД. Лет пять тому назад он умер, и я его вспоминал добром, как примерного охотника. Теперь же, вспомнив, я дивился про себя - для чего он жил вообще, неужели для убивания медведей?
Раньше, когда была Россия, не приходило в голову сомневаться в нужности существования медвежьей охоты. Теперь, когда и Петр I, и сам 12-й год с Александром Благословенным и Кутузовым стоят под вопросом в своей полезности и нужности, Борис Мих. с его медведями кажется призраком или героем странного сна. Да и так вот вспомнишь Бор. Михайловича и начнешь перебирать всех - и все превращается в призраки и останешься только сам, и уверенность останется, что со мной жива и Россия. Это очень похоже на сон, который давно мне снился не раз, будто все у нас взорвано, превратилось в дымящиеся развалины, а я остался один жив, и хожу по развалинам в поисках какой-нибудь души человеческой. Значит, если так снилось, значит и тогда в воздухе нашей страны реяли духи, навевавшие пророческие сны. Мало того, были и люди, предвидевшие будущее, нас предупреждавшие. И мы им верили... но не могли сами отдаться вере их в легкомысленном успокоении себя тем, что или Бог милостив, не допустит, или что я-то как-нибудь сам проскочу...
- А впрочем, вот взять хотя бы Донбасс, построенный Сталиным: это Донбасс помог, конечно, на некоторое время задержать немцев: и в течение того времени в Америке построили сколько-то самолетов для победы над немцами. И так вся Россия для того существовала, чтобы дать победу кого-то над кем-то и на такое-то время. Одним словом, мы допускаем, что все совершается к лучшему для человека, что век машины был дан не напрасно и разрушение машинной цивилизации правильно, и что уже открывается перспектива победы будущего человека над машиной и т. д. Но все это, все эти догадки и допущения бездушны, потому что меня в этом нет и мой друг в том творчестве будущего не участвует, а те великие люди, создающие историю, нам не пример: они не сами делают историю, а вовлечены в это дело, как я, например, вовлечен в фотографирование крестьян для добывания куска хлеба.
17 Сентября. Вести о Сталинграде177.
Вчера был белый мороз. Выбрали последние огурчики маленькие, если бы уксус был, то вышли бы пикули. Сегодня тепло. Иван Кузьмич встретился (я по утрам на велосипеде езжу за молоком) и крикнул: - Бои в окрестностях Сталинграда. - Так и сказали, в окрестностях? - Так и сказали.
Если не случится чего-нибудь неожиданного, то, по-видимому, Гитлер будет зимовать на Волге, мы в Москве в положении осажденных. Весною же начнется эвакуация в Сибирь, и мы тоже будем готовиться к путешествию на Алтай... А впрочем, там будет видно.
18 Сентября. Ветер с юга. Дождь. Тепло. Ходили в торфяной комитет, там сказали: бои на улицах Сталинграда. И шепотом: а когда говорят, на улицах, это значит, завтра скажут: город сдан.
Дома читали «Монархист» Горького178, где наше нынешнее положение предсказано.
Кто всегда при себе. Есть люди, как Горький, как Розанов и, вероятно, в какой-то мере и я - это люди озарений, вспышек в момент соприкосновения всей своей личности с каким-то родственным материалом179. В результате вспышки, похожей на короткое замыкание, личность человека отдает себя материалу, и эта глина со вдунутой в нее душой получает самостоятельное независимое от ее творца существование и убеждаемость. Происходит в момент такого озарения нечто вроде деторождения: родиться может такое, чего в обычном состоянии родителя вовсе и нет. Смотришь так на Розанова и особенно на Горького и думаешь, как думали о Мессии: может ли выйти что-нибудь путное из такого Назарета? И глянешь - и вышло. Так, на что уже досадная фигура Горького, а почитаешь некоторые вещи и подивишься: откуда взялось? Есть такие люди... А я мечтаю всегда о человеке, который всегда при себе
19 Сентября. Начало и конец. Дождь теплый со вчерашнего полдня перешел всю ночь на утро. В отношении мировых событий - полная апатия. Какие-никакие большевики, но этот пережиток сознания, именуемый «Россия», держится, ими и еще как-то жутко и страшно принять в свое сознание историческую пустоту в четверть века, и мало того, если целых 25 лет невероятных мук уходят в ничто - за этими и все прошлые тоже уходят в ничто и дальше возникает вопрос и о себе в смысле: «Россия - это я». Страшно. Чувствую, что я в этом смысле не только не пережил, или отжил, а еще как следует и не начинал жить. Извне - всё никуда, всё - конец, в себе - только начало.
... при обычных маленьких пороках гимназического характера в половом отношении я пребывал в полной и здоровой невинности и после встречи с Лялей не только не истратился, но вернее осознал свою естественную чистоту в этом отношении.
У меня даже было всегда какое-то брезгливое чувство к разного рода импотентам, педерастам, которыми я был окружен в литературной среде до революции. Помню, Кузмин плакал, когда «жена» его худ. Лукомский женился, [лежа] на плече С. П. Ремизовой. А мне было противно.
20 Сентября. Волшебная тропа. Был прекрасный чистый восход. Мы пошли на охоту и только вошли в лес, пошел дождь и на весь день. Хорошее было только одно, что узнал ведущую через Конякино к Коровьему потоку и в Темный лес (10-й квартал) в стороне Игибла, Марьин бор и Медвежья гора.
Письмо180.
21 Сентября. Весь день прошел на отдых от семейных событий, развернувшихся с приездом Левы. По обыкновению все мои ночные домыслы о Ляле оказались химерой. Нет двух людей в человеке, человек один и если он разделяется, то с этим нужно бороться и их соединять. Эта сила, соединяющая в единство множество живущих в нас существ, и есть человек сам по себе, личность.
Личность человека есть самоорганизующая сила. Монархия - это общественная организация по образу организации личной. А коммунист на личность смотрит, как ребенок на игрушку, он ломает игрушку, чтобы достать из нее и воспользоваться внутренней силой организации. От этого тайна организации делается еще более таинственной.
зимы. Весною на токах определяется особь, осенью - стая.
Мы сегодня утром уговорились при встречах с людьми больше не улыбаться.
На восходе в тишине под песню тетеревей шевельнулось то знакомое чувство радости жизни, в котором уверенно хочешь всем добра. Я вспомнил постоянную свою думу о том, как бы найти способ это проходящее чувство удерживать, копить в себе как электричество в аккумуляторе и пользоваться по желанию, когда захочется и будет необходимость. Раздумывая теперь об этом, я вспомнил наше утреннее решение не улыбаться, и мне стало понятно это решение во всей его глубине. Да, в наше время нельзя улыбаться, и эта сила, удерживающая расход своего личного запаса радости жизни, и есть тот аккумулятор, о котором я думал, когда чему-нибудь радуюсь. А сколько вспоминается прекрасных людей, которые удерживаются от улыбки, и через это из глаз у них лучится добро. Да и смысл всего аскетизма в этом и состоит - не улыбаться, а излучать радость жизни добром.
23 Сентября. Небо открылось только к полудню, и потому на рассвете тетерева не пели. Мы ходили на поле за большим камнем на капусту. По пути набрали маслят на жареное. Собираемся в Москву.
У Ляли хозяйство есть дело любви и потому она крысилась, когда А. В. отзывал ее в литературу. Но мне в глубине души ее Марфино дело обидно, потому что намекает на то, что я не достоин Марии (содержащейся в ней).
душевный мир самого человека: тот же самый разум кажется глупостью с той или другой точки зрения.
За день ветер переменился на южный, потеплело очень быстро. Заря вышла смущенная, тетерева не пели, летали жуки.
Истинное слово включает в себя дело: ты скажи только это Слово и все без тебя сделается. В Евангелии это выражено сопоставлением Марии (Слово) и Марфы (Дело). (Прагматизм -это Марфино дело.)
В воздухе запахло концом войны, потому что наше поражение дало смелость смотреть куда следует и называть вещи своими именами.
24 Сентября. Смущенная вечерняя заря из-под южного ветра принесла на утро теплый дождик, и после зимних угроз до того в лесу стало похоже на весну, что тетерева заиграли, как на весенних токах.
«Правде» пьесы Корнейчука181 (критика действий генерала). Эта свобода слова того же значения, как пасхальная заутреня с фотографированием. Игра политическая, весьма удивительная, если подумаешь о том, что происходит теперь в истории человечества.
- Скажи мне, если мы останемся целы в этих испытаниях и сохраним свои души, не стыдно нам будет.
- Перед кем?
- А хотя бы перед мертвыми, теми, кто положил души свои за други.
«за други», взять хотя бы героев: ведь это они герои перед людьми, у Бога же нет героев, у Бога Его герои - это Святые.
Белый сделал с Гоголем то же самое, что он делал с Р. Штейнером и его антропософией, с Отцами церкви и, наверное, во всех своих отношениях: он ко всему на свете относился, как к своим материалам. Но разница творений Гоголя с творениями Белого та, что Гоголь работает чрезвычайно сознательно над неисчерпаемыми сознанием материалами: он как бы черпает ведром своего сознания воду из неисчерпаемого колодца. Для Белого нет бездонных колодцев, и он делает свои вещи в пределах своего сознания. Он рационалист, Гоголь - мистик.
Я «мистикой» называю чувство зависимости своей от непознаваемого мира: ни один большой художник не выходил из человека без этого чувства. Белый свою пустоту на этом месте маскирует игрой в словечки.
25 Сентября. Как вчера с утра теплый дождь при южном ветре. Возник тяжкий вопрос о дровах. Невозможно обстоятельные и бесплодные совещания с тещей по всем пустякам создают из пустяков непреодолимые трудности. Лялю заела кухня и эти споры. Решаю кончить совет треугольника и взять всю власть на себя. Так происходит диктатура. Начинаю с поездки на велосипеде в Переславль. В 8 утра выехал в Переславль на велосипеде и в 10 был там. Все наладил, в субботу завершил и вернулся героем около 5 вечера.
26 Сентября. После ночного теплого дождя, после обеда пришло солнце. Я ехал по грязи, но видел голубое озеро и золотые деревья.
там женщина крутила веревки и ничем не могла мне помочь, а потом я попал в Райторг, куда-то звонил и дожидался у телефона. И тут я почувствовал, что душа моя куда-то прячется.
Ночью в постели я сказал Ляле:
- Бывает ли так с тобой, что от всех этих забот душа куда-то прячется, а оставленное мыслью лицо, ты сам чувствуешь, переделывается на общее лицо всех рабов повседневных забот о существовании. Я просто чувствую, как губы мои пухнут, скулы выпячиваются, глаза бегают, щеки непроизвольно виновато улыбаются, и я становлюсь как все идущие по улице.
- Я ли этого не знаю! - ответила она, - я это теперь постоянно чувствую: у меня нет ничего в голове, кроме как по хозяйственным делам, мысль никогда не приходит.
И в то же время я хорошо знаю, что моя мысль существует, где-то таится, где-то живет, накопляясь, развиваясь, совершенствуясь. Знаю, что она может вдруг как-нибудь выйти наружу. Так вот меня сейчас занимает, где же эта мысль таится до времени.
- А где душа?
27 Сентября. Мы проснулись, когда уже солнце взошло. День начался тем, чем кончился вчера: тишиной и солнечным светом.
- Вчера мы спрашивали друг друга, куда прячется душа, когда мы рассеиваемся в мелочах. А ночью я опять видела Олега и опять он от меня отказывался. Почему он всегда неизменно от меня отказывается?
Подумав, она сказала сама: - Я понимаю это так, что в отношениях к маме я каждый день теряю себя. Вот с тобой у меня никогда этого не бывает, а с ней всегда. Раньше до тебя она была хозяйкой, я только иногда ей помогала, а теперь, когда я хозяйка, она невыносима мне. Я ее довожу до болезни, она делается тогда хорошей, и тогда я жалею ее и ухаживаю, и люблю. Но я должна же это побороть в себе, и прислуга, по-моему, тут не выход: какой это выход, если я освобожусь от долга, перекладывая все на прислугу, а сама занимаюсь приятным занятием литературой.
она и права в отношении Ляли, (да и то!), но из упрямства она вообще ударяет на бром.
28 Сентября. Хмуро и тепло, но ветер как будто начинает повертывать к северу, и вот птички перелетные, ныряющими в воздухе стайками летят по ветру на юг. Где-то в нашем темном бору березы и осины стоят, и оттуда вместе с птицами летят листики. Туда глядеть - не поймешь, кто? - птичка ли, кто? - листик ли, а как сравняются с темным бором - птичек не видно, а золотые и красные листики оказываются на темном и многие виснут на соснах и елях.
Между высокими соснами по тропе с туго насыпанными хвоями я неслышно шел и раздумывал о несчастном Николае Васильевиче и многих таких хороших людях, забитых тяжестью своего долга перед ближними. Знают и они, конечно, что есть в душе нашей долг более высокий, чем наш долг перед ближними, что есть у Бога большой запас оправданий тех, кто, устроив свои долги ближним, а если придется, то и не устроив долги, отдается тому высшему долгу. Но эти люди, как Н. В., они просто не в силах отдаться выполнению того высшего долга, они не верят в свои силы для этого: у них нет сил. Но тут в таких положениях силы должны быть у человека, и вся нравственность человека в этих случаях сводится к силе: есть эта сила - бросай ближних своих ради Бога, нет - пусть ближние изгрызут себя в обыкновенном нашем житейском аду, как дети грызут кочерыжки.
Милые люди - вся старая хорошая Россия - сколько я вас знаю на свете, и мне кажется, теперь осенью это не листики летят вместе с птичками, а души этих милых и слабых людей наконец-то оторвались от своих ближних, пробуют лететь вместе с птичками в теплые края и не могут и остаются желтыми и красными пятнами на острых темных хвоях могучих деревьев, способных выстаивать сильнейшие морозы и зеленеть на снегу.
<Позднейшая приписка: Тут надо выписать образы милых людей, виноватых жалостливой слабостью, сам царь Николай был такой.>
Собираемся в Москву 30-го в сент. в среду. Основные дела: 1) Части для машины, 2) Выручка пайков у Елены У., 3) Чхеидзе.
29 Сентября. За день вчера ветер с юга перешел на восток и на север. К вечеру стало холодно, и утром на чистом восходе солнца пришел легкий мороз. Налаживаю удачно свою фотопромышленность, и бабы моими снимками довольны.
После длительного и бестолкового объяснения матери с дочерью, стало мне ясно: Ляля в своей матери видит два существа, из которых одно она нежно любит, а другое ненавидит. Я сказал ей сегодня утром: - Та, кого ты в ней любишь, - это твоя настоящая желанная мать, а та, кого ненавидишь, та недолюбившая своего мужа женщина: она в лице твоем видит отца, и вот эта страстная собственническая любовь и есть для тебя ненавистное. - Понимаю, - ответила она, - я сама так думаю, но в этом мне одно непонятно. Ведь она жила с ним 15 лет. Представь себе, что мы бы с тобой прожили 15 лет и кто-нибудь из нас после того умер бы: какая же тогда у оставшегося в живых могла сохраниться претензия к жизни? - Нас нельзя сравнивать, - сказал я, - мы сгораем, а у них в благополучии жизнь едва теплилась.
Два камня. Морена. Ландшафт. Два валуна на пашне. Месяц. Пахарь. Забытые полосы. Внизу леса. Прошли два человека - эвакуированные. Неумело взяли валун, как увязывали, как несли. И их любовь, их связь. Человеческая связь. Валун на капусту (капуста - заготовка, вся жизнь, борьба за жизнь. Конец: я пришел на то место: весь ландшафт расстроился - валун остался один).
5 Октября. Злой ветер и тучи, и дождь хлещет. И вся природа вокруг, будто злодей, захватив землю, подбирается к небу. А то вдруг сквозь тучи выбьется на короткое время солнечный свет, но и тому не обрадуешься: это злодей, овладев на небе божественной силой, вздумал по-божьему улыбнуться земле. Помнишь, друг, эти желтые улыбки в 1942 году?
Москва накануне Ленинграда. У многих есть семьи, умирающие от голода. Наступление голода страшно своим разделением людей на более сильных и слабых, причем это разделение поддерживается и политикой и особой советской моралью, проникающей во все поры жизни (столовые, распределители) и т. п. Увидав это начало Ленинграда, ясно представляешь себе время, когда будут умирать по 35 тыс. в день и в то же время какие-то существа будут за 200 гр. хлеба скупать каракулевые саки.
Большинство не хочет уехать и потерять свой угол, который потом сделается гробом ему. Но есть немногие, кто остается в своем углу, презирая смерть. Я знаю таких.
Вышла еврейка, небольшая, черненькая, самоуверенная, рассудительная, редактор ж. «Октябрь». Она мне доказывала и не глупо, что писать о войне в упор тоже возможно и есть примеры: раньше писали так. Почему же теперь нельзя? Из этого разговора я понял, что только евреи, одни евреи в полном сознании во всем своем интересе ведут войну, что это их чистое дело и что они одни теперь счастливы, они одни знают, что делают.
Л. Соловьев с войны и еврейка наивная.
Гаврила умирающий: 1) верность обряду переходит в плюшкинство, 2) старость показывает скелет человека.
Мария Алексеевна и ее мать, М. А. благодарит Бога, что ей не приходит на сердце желание смерти матери. А та не сознает и не хочет сознавать своего эгоизма и порабощения дочери.
Зина - вся ушла в молитву, преодолела страх за свой угол, за жизнь: святая.
Рыбников - жена его слишком положительная и достойная женщина, и в поправку, в восполнение всего человека ей дан легкомысленнейший муж (по этому типу множество знакомых).
Ленинград: после этой пережитой зимы - впервые имя Ленинград оправдалось: Ленинград только теперь закрыл собой Петроград.
Самое главное: тот же самый батюшка сказал мне на мои слова: «Я - Михаил. - Михаил, как хорошо: смотри, чтобы он к тебе еще раз пришел».
9-го (пятницу) приехали, в 5 веч. 10 суббота - раскладывались, 11-го - воскресение.
После первых морозов вымерзли червивые грибы и, когда настало последнее тепло, показались хорошие не червивые грибы. Я сам после московских моих морозов вышел в лес чистеньким и теперь даже почти в середине октября набрал целую корзину маслят.
Мало-помалу пришел в себя и понял, как неразумно я вел себя в Москве, впитывая злобу времени. Пора с этой ориентировкой в политике совершенно покончить. Существует целый великий мир независимых ценностей, которых мой долг открывать людям всеми доступными мне средствами. Не нужно для этого куда-то ездить, надо их принимать к сердцу, жить ими и действовать. Надо расстаться с червивой средой и дальше расти. Пусть зима скоро наступит, около зимы, как теперь глубокой осенью, бывает чистое время.
остались вдвоем среди неоткрытых, неведомых миру современных людей сокровищ.
Мне открылся ясный путь освобождения: не в теще дело, а в себе. Надо перейти к делу, надо писать так, будто не существует на свете никаких препятствий, немцев, славян, евреев, тещи, надо этим глубоко проникнуться, войти в дело, и тогда, я уверен в этом, что будет просто смешно то, что раньше казалось непреодолимым препятствием.
Для начала я отправлюсь на Ботик в колонию детей Ленинграда, проникнусь этими материалами и напишу «Дети Ленинграда»182.
глаза узнают светлеющие во мраке опавшие листья.
Такая милостивая осень стоит, такой живет со мной верный друг, ожидающий от меня подвигов, и терпеливо, искусно скрывающий это, если подвигов нет. - Милый мой, - шепчет она, -ты довольно в жизни потрудился, - можно и отдохнуть...
Ляля ждала от Зины ответа на выступление сергиян (в связи с выходом сборника) {Церковного, в оправдание церк. политики Сергея. – Примеч. В. Д. Пришвиной.}, но Зина ответила:
- У меня хватает сил только на молитву, а думать об этом я не могу.
Узнав от Ляли об этом разговоре, я сказал:
- Но раз она молится, значит, она и мыслит: молитва всегда рождает мысль.
- Мысль про себя и для себя - это верно, без мысли молиться нельзя. Но эта мысль проходящая, я же думаю о мысли любовной, чтобы от молитвы осталась мысль и для других.
- Какая же это мысль для других?
- Та мысль, которая выходит из любви и непременно приводит к действию.
- Если сергиянство кончится церковным благополучием: тогда ведь окажется, что жизнь мучеников советских была напрасна183.
- Почему, напр., чтут память преп. Сергия и не считают себя ответственными перед подвигом современных мучеников? Почему делать из мучений страх какой-то, паноптикум и не вводить современность, движенье, жизнь...
- Да если ты говоришь, что молитва рождает мысль, то для этого нужно движенье, жизнь, а у них нет движенья - значит они мертвы.
На ночь читали Фета и Блока: Блок сильнее Фета, но у Фета поэзия, питающая душу, а у Блока - раздражающая какая-то, страшно сказать, поэзия тоски и что всего удивительнее - поэзия скуки (Аптека, Крендель булочной и т. п.)184.
- это ужасный пример неизбежности старческого эгоизма. Страшась этого, мы обыкновенно видим стариков, которые лишены сознания вредности для счастья ближних. Обыкновенно так бывает, что, старея, человек лишается страха перед своей моральной тупостью, мы же, страшась наперед этого состояния, мы тем самым просто еще молоды, как молод бывает еще тот, кто смерти боится. Но теща наша тем страшна, что не покоряется неизбежному, не сдается на волю победителя, а пытается всеми своими негодными средствами бороться против своих болезней и старости. Из этих попыток выходит та помеха, что мысль наша сбивается и заменяется разговорами во время работы о пустяках, о преимуществе алюминиевых кастрюль перед лужеными, о всяких мелочах с бесконечным расщеплением и распинанием, при невозможности сопротивления и возражения: каждая мелочь имеет важное значение в составе Целого.