18 Мая. В Усолье отдых. Не так трудно было добывать свое счастье, как показываться с ним на людях, выдерживать сочувствие. После грозы холодно и сыро, но я в лесу: как рыбу из бочки пустили в реку.
Мы вернулись к нашим молодым соснам и удивились их быстрому росту. Все знакомые, они стоят вокруг нас в росе и ароматной смоле, неподвижные в стороны, с единственным движением вверх к небу. И мы через них думаем о себе, что люди мы и так суетно мечемся в стороны, но внутренним существом своим тоже как сосны растем вверх.
И что было раньше близким - земля, то становится в росте нашем все дальше от нас, а что было так далеко - небо, то все близится и близится.
Ляля меня утешала, когда в Москве пропускали весну.«Я так жаловался ей:
- Подумай только, ведь это в жизни моей сознательной первая весна проходит напрасно. Она меня так утешала:
- Не напрасно! Вспомни, как люди радовались весне на нашем вечере: мы им отдали нашу весну. А помнишь, как Ойстрах на скрипке играл, все вокруг себя забывая, и ты же сказал: «Мне кажется, что все наше прекрасное в природе через таких людей сюда собирается в город, страдающим людям на утешение».
- Это все верно, - ответил я, - но отдать всю нашу весну для одного вечера - ведь это опустошение.
- И это неправда: так отдавать, как мы, это значит и получать. Почему непременно надо сидеть у природы недели и месяцы, бывает одно мгновенье, взгляд, и разом все получишь.
Так и случилось. Мы уехали, когда в лесах еще белелся последний снег, а когда вернулись вечером после грозы в лесу, на Ботике пел соловей. Мы остановились, вслушались в песню и вдруг все, что было пропущено от снега до соловья, к нам вернулось.
Я сказал: - Такого соловья я никогда не слыхал.
И она: - Такого я никогда не забуду. Это... раз навсегда.
Свиданье в Загорске.
По пути в Загорск в лесу я сломил веточку цветущей яблони: десяток цветов раскрытых и сотни розовых бутонов. Сламывая веточку, подумал: поднесу [ей], может быть, она будет ей веточкой мира. С этой веточкой в руке я постучал в калитку дома, где столько лет жил. Еще раз, еще... - Потяните за узелок, - подсказал мне какой-то мальчик. И я вспомнил, что калитка у нас так устроена, что потянешь за узелок и засов с той стороны открывается... Так тридцать лет было, и в три года я успел забыть.
С цветущей веткой я вошел в калитку и увидел старую женщину, и не мог найти в ней и следа былой красоты... На веточку мою она не обратила внимания, схватилась за меня, чтобы не упасть от горя и от радости, а веточка упала. Поддерживая, я провел ее на балкон. Постепенно от разговора и молчания она стала приходить в себя, оживляться, и я начал узнавать ее, какой она была раньше. Через час, спускаясь от нее по лесенке, чтобы уйти, я обернулся к ней и сказал: - Я принес тебе веточку яблони. - Знаю, - ответила она, - помню. - Ты же ее как будто не заметила: она в траву упала. - Помню? тогда не до веточки было. Не беспокойся: я ее найду.
И когда я ушел, она, конечно, нашла веточку в траве, принесла в дом, поставила в воду и каждый день следила, как раскрывались бутоны. Так наверно все и везде: есть у людей между собой то более важное, чем расцветающие яблони и все прекрасное.
Плен жалости. Все пело вокруг - я слышал, и все цвело - я видел, и в то же время не видел и соловьев не слыхал. А когда все-таки зеленый шум перемогал мое внутреннее невольное сопротивление, мне были неприятны и соловьи, и цветущие вишни, и яблони. «Но ты же не виноват, Михаил, - говорил я себе, - почему же ты весне своей не радуешься? Она сама была причиной своих несчастий, почему же тяжесть давит тебя и весна процветает бездушно?»
19 Мая. Не могу того забыть, как нечто, мне кажется, более важное для человека, чем даже прекрасное; [это] неприязненно встало против всего зеленого шума весны, еще бы, еще прибавить - и не только весна, а и вся радость жизни отделилась от меня и стала ненужной и неприязненной своим равнодушием. Но я стал собирать в себе силы для борьбы за прекрасное и не поддаваться действию жалости и сострадания. Мне стало казаться в этой борьбе, что сострадание из всех добродетелей самая низшая: я сострадаю, потому что возможность такого состояния переношу на себя. И разве борьба и страдание за общую радость от Прекрасного не большая добродетель, чем сострадание? Так зачем же уныние?
Достоевский всю жизнь посвятил этой борьбе (Ив. Карамазов, Раскольников) и, в конце концов, стал проповедником того плена высших добродетелей низшей добродетелью - сострадания. В результате этой проповеди сильный человек делается пленником слабого и его эксплуатируют. (Семену Маслову зять выбил глаз и дочь донесла, Б., художника его домашние били, и он убежал от них, и меня сыновья с их матерью чуть-чуть на тот свет не отправили.)
Есть два способа борьбы с подавляющим всю личность человека чувством жалости (состраданья): первое - борьба с помощью разумной добродетели. Средство это, как вода в борьбе с огнем. Второе же средство - это война или революция, как у большевиков, в которой личность человека сходит со счета. Третий, настоящий выход - это в собственном смысле слова выход, т. е. уход в борьбу за высшую добродетель, т. е. личное творческое усилие с целью преображения самого мира, в котором живешь. (Житие Алексея человека Божия, жил в конуре, и любящие его не узнали.) В этом усилии сострадание не заменяется прямо жестокостью, но только низшая добродетель становится в подчинение высшей.
Ефр. Павл. любит меня для себя и не меня винит за мой поступок, а того, кто отнял у нее ее собственность. Так точно любит и Нат. Арк. свою Лялю и тайно (в культурной форме) сопротивляется мне. И так за Толстого жена его воевала с Чертковым. На этой силе и строится бессильный бабий мир. Ницше потому же рекомендует мужу, идущему к жене, не забыть плетки81.
«Мужество» истинное женщин заключается не в любви для себя, как обычно это у них, а любви для Него (Бог).
После дождя как взялись травы! Лесная малина вступила в борьбу за свет с можжевельником. Корявый и медленный, как разиня-мужик, он поддается лукавому обниманию веточек малины и мало-помалу в них скроется. И когда время придет, малина развесит на нем свои малиновые ароматные ягодки. И когда время пройдет, и малина засохнет и ягодки отпадут, тогда только Разиня поймет, что у него малина была и ушла, а он дураком так простоял.
Наше дело на земле Бога так приблизить к себе, чтобы Он стал возле нас лично, как Сын человеческий.
Когда мы начали домашнюю войну, мы ее хотели понимать, как войну священную, значит, что поставленная нами цель содержит в себе искупление причиняемых нами страданий. Но так ведь и каждая и несвященная война, и каждый зачинщик непременно имеет в виду в победе искупление с оправданием средств. Искупление включается в состав веры в победу, и если он победит, то и не судят победителя. Если же не победит, то все причиняемое им зло ложится на его голову. Значит, война - это суд. И если мы в своей домашней священной войне победили, то, значит, нашей победой все и оправдано, и на что побежденные теперь могут рассчитывать - это только на милость. И эту милость я им окажу.
20 Мая. Как я посмотрел в Загорске на маленькие комнатки с подслеповатыми окнами, где я писал «Жень-шень», на убогую мебель, я подумал, что, может быть, и все так у меня было бедно и жалко, и я сам, как дерево, посаженное в глиняный горшок, рвался к возможной своей высоте, пока не распался горшок.
И какой тут Загорск или даже Хрущеве! Возвращаешься к вчерашнему дню, к этим огородикам возле нашего лесного домика и уже чувствуешь скуку повторения и в этом году опять того же.
Но где-то в глубине себя таится еще сила искания чего-то стойкого, независимого, вечного, и кажется, будто возможно еще собраться, как-то разом взяться и начать развертывать оттуда будущие дни.
21 Мая. Ненастье и холод. Запиши, Михаил, себе на все время, на весь остаток жизни своей, что если ты веришь в Бога, то значит, ты должен именем Божьим властвовать в пределах врученного тебе царства и устраивать в нем жизнь благоговейно трудовую. Значит, преследуй ежедневно и ежечасно: 1) Крепко держи в руках руль власти. 2) Работай и живи благоговейно.
Начало этого решения таится в успехе моего юбилейного вечера, и успех был основан на моем спокойствии в отношении успеха, к чему подготовкой было примирение (равнодушие) с тем, что раньше мешало.
Выехали на Ботик (по утреннему завету сам рулил). Носился по городу, был в Райкоме, 6 часов сидел в ожидании майора, чтобы получить отказ в устройстве на Ботике. Ночью вернулся на Ботик и дальше передал руль Кононову, тот шлепнул машину в яму и разбил картер заднего моста. Вывод: не передавай руля никому.
22 Мая. Бросили машину на Ботике, услали Кононова в Переславль за частью. Сами утром пошли пешком в Усолье усталые, но довольные: все обернулось к хорошему, мы устроились на Ботике, и даже машина сломалась к лучшему, все к лучшему.
Шли кустами, со всех сторон пели нам соловьи, но нашего среди них не было. Хорошо было, однако, знать, что наш соловей есть. Потом мы шли лесом, пели иволги, показывались горлинки и черные красноголовые дятлы, и мы, любуясь ими, говорили, что самое лучшее в мире - цветы и птицы.
Еще говорили о любви для себя, от которой...
25 Мая. Завтра утром направляюсь на велосипеде на Ботик. Собираюсь. Укладываю материалы о детях в памяти82.
- О Боже! когда на вас глядит эта хорошенькая птичка, доверчиво и счастливо, вам ведь стыдно ее обмануть! Я потому их птичками зову, что лучше птички ничего нет на свете. (Достоевский, «Идиот».)83
- Бог вразумил стрекозу садиться на былинку...
3 Июня. Вознесенье. Измученные голодом покинули Ботики пешком вернулись в Усолье.
4 Июня. Мой очередной бунт против Ляли и мое очередное поражение. Разбираясь в этих своих бунтах, вижу, что в основе их находится моя художническая свобода, стесненная, может быть, не так моральным сознанием Ляли (предупреждающим художническое разрешение), как бытом войны. Какой-то вольный зверь или охотник зашевелится во мне, и тогда я всё, и, конечно, слабость свою и неуменье, валю на Лялю. Ей потом бывает нетрудно разбить меня по пунктам, и мне остается только утирать нос. После этих бунтов мне ужасно стыдно вспомнить, что в обществе меня считают большим писателем и даже мудрецом. На самом деле я бываю как маленький ребенок, орущий, когда его пеленают. И еще мне стыдно бывает после таких сцен, что каждая такая сцена есть шаг по лесенке вниз от мужчины к ребенку и у нее от жены к матери. Впрочем, каждый шаг вниз больно сознается мною и возбуждает страстное желание подняться вверх. В этот раз я, например, убедился, что никакие ссылки на тещу, на фотографию не могут оправдать моего художнического лентяйства, что если я могу написать свою поэму, то должен написать ее, несмотря ни на что, и что самое главное: если бы у меня явилось это «могу», то Ляля вдруг стала бы моим лучшим помощником. Значит, Михаил, будь здоров и весел в день твоего Ангела и благодари Бога за Лялю.
6 Июня. Когда вели меня в Ельце под расстрел84, у меня вдруг окостенела душа и нечем было бояться. Второй раз я это заметил в себе, когда в Москве сзади наехал на меня милиционер, смял зад моей машины и потом кричал на меня, представляя публике, будто это я сам наехал на его машину задом. Эта наглость привела мою душу в то костяное состояние, я был совершенно спокоен, и теща дивилась, как я, такой вспыльчивый, вел себя безукоризненно. Теперь это стало повторяться всегда, если Ляля чем-нибудь обидит меня: тут мне чудится какой-то конец всему, и я делаюсь спокоен. После, когда опять оживет душа, я начинаю понимать это мертвенное состояние души как болезненное, истерическое состояние, которое послужило Достоевскому материалом для создания демонических образов Ставрогина и всех его бесов.
Малейшее движение с нашей стороны к детям, и уже в чьих-то глазах мы читаем робкий вопрос: «Можно ли вас называть папой?» или «Можно ли вас называть мамой?» Правда, взамен мамы у них есть замечательная общая мама, которую каждый считает своей единственной, папа весь состоит в мужественном ожидании с фронта письма, но сверх этого во всякое время каждого хорошего человека [хочется] сделать папой и мамой. Так, может быть, после ужасных исторических катастроф все эти детские голоса, сливаясь, стирают бесчисленные имена своих пап и мам в одно имя «родина» и «отечество»?
Однажды приехал на своей машине военный в больших орденах и вышел к детям с кулечком конфет. Все дети получили поровну, но один только мальчик, круглый сирота, осмелился подойти и так поблагодарить за подарок:
- Разрешите мне, товарищ командир, называть вас своим папой?
Обрадованный военный взял его за ручку и направился к маме-директору. Там они долго о чем-то говорили, что-то записывали. После того военный взял мальчика в машину и увез с собой и через месяц прислал письмо: мальчик жил на Дальнем Востоке.
Вот такого-то папу, ведущего от близкого и трудного к прекрасному дальнему, к чему всегда уводит ребенка игра, и ждут дети на Ботике от каждого, кто к ним подходит с открытой душой...
Вот и вся семья в триста человек запускает змея.
Разве это не родина?
Не потому только родина, что и змей летит над озером, где плавал потешный флот Петра I, что на бойницы Горицкого, на собор XI в. сам Петр, как и мы, глядел с Ботика и тоже, может быть, детям змея запускал, а что покидаемые дети, спасаясь, создают себе родину.
III. Мы спросили одного мальчугана: - Ты кого больше любил, папу или маму? - Папу больше любил, он с нами играл. -А мама? - Мама готовила...
Это значит: папа играл, мама страдала. И еще значит: мама умерла, но это страшно, об этом не хочется говорить, а папа жив и пишет письма, значит, есть надежда - он вернется и будет играть, и это лучше - играть, это папа, это лучше - жить, это: «я больше любил и люблю»...
Голод во время блокады был для всех голод, но люди-то ведь все разные, и весь человек, каким мы понимали его в мирное время, распадался на все составные природные части: показывались люди-крокодилы, люди-черви, и тут же рядом выпархивали <приписка: взлетали> люди-ласточки, люди-бабочки, расцветали люди-цветы. В это время один мудрый старый человек сказал нашим знакомым женщинам: - Бросайте все свои дела, спасайте детей, и дети потом спасут вас.
7 Июня. Она часто поражает меня своим точным знанием законов любви: делает, мелет языком, несет Бог знает что, а вдруг, когда надо, сразу выскажет так, будто любовь для нее особое знание.
Утром после завтрака, если роса не сошла, маленьких детей выпускают на балкон дома, как зверушек из внутренних помещений в вольеры. Балкон на втором этаже, и когда возле проходишь внизу, детишки хором здороваются. Среди этих головок, глядящих вниз на меня, я люблю самую маленькую, похожую на головку парижской цветочницы с вздернутым носиком (nez retrousse). Эта девочка носит имя Мария Тереза Кармен Рыбакова. Имя это содержит историю, которую по одному имени можно бы и самому разгадать: мать ее во время испанской революции была в числе эвакуированных из Мадрида в Ленинград детей. Когда девочка подросла, то вышла замуж за комсомольца Рыбакова и потом погибла во время блокады. Рыженькая круглая головка со вздернутым носиком напоминает мне апельсинное время, когда Москва была завалена испанскими апельсинами, и еще в то время тоже ананасов было множество в Москве, и к этому на каждом перекрестке продавалось русское мороженое. Все это прошло, но девочка Мария Тереза Рыбакова пробуждает уснувшие под тяжелыми плитами переживаний воспоминания, смотришь на хорошенькую девочку, и во рту вкус апельсинов, ананасов и мороженого.
Когда роса сходит, дети группами выходят на траву, и каждую группу пасет воспитательница совершенно так же, как старая бабушка пасет своих цыплят, кажется, будто у бабушки только цыплята, а у воспитательницы только дети да книжка для отдыха.
8 Июня. Целыми днями ходят теплые тучи, даже гремит, но не сверкает, и нет дождя. Ляля весь день в огороде, я весь день снимаю и зато ем творог. Варя поехала за ярославскими вестями на Ботик, Кононов в Москву. Понемногу пишу свое «Дети», и философские чувства, бывает, молнией пронизывают мой ум. И сколько ненужно-частного приходится выбрасывать. Страшно думать, что как у меня с образами, так у социалистов с людьми. Почему же мне можно с мыслями, а им нельзя бы так с ненужными людьми при построении общества? Этот вопрос разрешает Достоевский в Раскольникове, а ты как разрешишь, Михаил?
Ляля при каждом случае уверяет меня, что ей ничего не нужно, что она хлопочет в жизни не для себя. Я, напротив, утверждаюсь в том, что живу для себя, потому что в опыте своем вижу, что если для себя, то другим достается больше, чем если бы я жил для других. Это творческое мужское самоопределение, точно так же, как у нее ее женское служебное. Она это признает, но ее восстание против ограничения личности Женщины как высшей твари на земле родом, равно как подмена творческой природы Мужчины одной борьбой за существование рода. Мужчина при встрече с Женщиной преодолевает препятствие и участвует в этом преодолении не как Раскольников одним разумом, а всей личностью: в этом и есть оправдание «преступления». В этом и должна быть христианская кончина: т. е. в творческом усилии цельной личности, обнимающей собою истинную жизнь и преодолевающей «жизть», как самец преодолевает естественную преграду самки.
9 Июня. Пришла вчера Варя с Ботика. После того как измаяли меня голодом так, что Ботика стал я бояться, после того как я с трудом перестроился опять на фотографию, к тому же теща заболела и у Ляли отнялась возможность со мной странствовать, нам теперь уже с помощью области дали два детских пайка и обещают две железных кровати. И все потому, что хочется сделать больше, чем делают все.
10 Июня. Когда мы с Лялей сошлись, перед первым нашим серьезным общим делом, она мне вечером читала, и с тех пор взялась во мне мысль об отсутствии границы между этим миром и «тем»: это была тогда не вся мысль, а только начало ее в чувстве. Я носил ее в себе три года и теперь знаю, что мысль эта ближе придвинулась к сознанию. Теперь я знаю, что мир на небе и на земле один и тот же - мир Божий, а то, что называется жизнью, есть борьба с особого рода препятствиями, предъявляемыми каждому человеку в отдельности. Истинное творчество и есть личная борьба за действительность, за Царствие Божие на земле, как на небе, и надо просить Бога больше всего о том, чтобы воля Его осуществлялась каждым, начиная с себя. И потому я иногда вместо «Да будет воля Твоя» молюсь: «исполни, Господи, Твою волю во мне».
NB. Мужской творческий акт начинается преодолением естественной преграды в жене.
«смертию смерть поправ»85). Но люди придумали в обход возмездия за убийство и необходимости жертвы организацию: соединяются два человека, один не убивает, а только приказывает убить и тем освобождает себя от физической грубости дела и от страха возмездия, потому что ведь не он сам приказал, он только передал чей-то приказ по назначению. И кто убивает физически, грубый человек, палач или раб, он тоже теперь не убийца: он выполнил приказ. Так благодаря организации человек как лично ответственное существо делается безликим, и так человеком создается вторая природа, в которой, как и в первой, становится можно убивать.
Общая (тотальная) война есть последствие личной безответственности в убийстве. (Я не я, и лошадь не моя, и сам в кусты.) Задача писателя после этой войны - довести это по мере сил до более широкого сознания.
<На полях: Ключ к пониманию современного массового безответственного убийства (мировая война).>
Когда приходят девушки за карточками и одна какая-нибудь бывает недовольна собой и говорит мне: - Я не похожа! - я обращаюсь к свидетельству ее подруг, и они всегда отвечают: -Похожа! - И она вынуждена бывает подчиниться и взять плохую с ее точки зрения карточку. На самом деле этот суд всегда ложь, потому что лучшее, что лелеет в себе лично девушка, знает в себе только она сама, и ей, уж конечно, хочется быть похожей на свое лучшее.
Философ такой же человек, как и все, и тоже должен поднять весь моральный груз на себя. Между тем в философии заключается соблазнительная лазейка удрать в иллюзорный мир и свалить с себя необходимую тягость борьбы за действительность. Потому-то вот и говорится: бойся философии. Истинная же, святая мудрость должна быть делом жизни, а не специальностью. Истинный мудрец, прежде всего, незаметен и прост, а на философа все пальцем показывают, потому что он рассеянный и о действительность спотыкается.
Евангелие от Иоанна и есть путь истинной философии, т. е. чтобы слово стало плотью, и в этом вся жизнь человека.
На чем стоит наша любовь.
Я твердо верю, что меня она не поглотит никогда совсем и меня ей заменить нельзя: родить она, конечно, может [от] другого, но изменить мне нельзя. Точно так же и она знает, что ее я никогда не исчерпаю, что сколько бы я ни погружался в нее, Дна ее никогда мне не достать.
Самолюбие (эгоизм) и собственность происходят на пути борьбы духа с препятствиями, дух терпит неудачу, и тут эгоизм, дух ищет успокоения, примирения, и тут собственность.
11 Июня. По всей вероятности, это я табаком отравился. Но сегодня табак - моя воля, а завтра придет болезнь, и не по своей воле, значит, надо считаться с состоянием духа после табачного отравления как с реальностью. Я чувствовал полное равнодушие к Ляле и ко всей жизни. При этом я знал, что это равнодушие, с точки зрения Ляли, есть недопустимое состояние, и она любить меня, пребывающего в таком состоянии, не может, и нельзя любить мертвеца. Поэзия мне казалась в таком состоянии игрой, религия, моя религия - поэзией, а настоящая религия - неведомой мне силой, способной воскрешать мертвецов. После вечернего чаю я бросил курить, ночью мне стало легче, я потянулся к Ляле, и мне вернулась жизнь и любовь. Замечательно, что, пытаясь выйти как-нибудь из состояния равнодушия, я попробовал работать и написал один из самых хороших моих рассказов о детях. Значит, мертвецы могут быть поэтами.
13 Июня. Троица. Ариево заушение86.
Плохая пришлась мне Троица: проснулся в 2 ч. ночи очень огорченный чем-то неясным, относящимся к Ляле. «Подпольные» мысли стали навертываться возле физически ощутимого центра (солнечное сплетение, пораженное полуторамесячным безумным курением и внезапным прекращением). Все это «подполье» определилось как равнодушие ко всему, и к Ляле, и даже к Богу. Мне оттуда все это вместе, поэзия, религия, любовь, даже и страдание показались как удовольствие, как формы счастья. Ляля, конечно, сразу почуяла мою перемену, и когда я ей признался в равнодушии ночью, она вдруг вскочила и начала в слезах, в рыданиях изо всей своей силенки бить меня по лицу и по чем попало своими кулачками. Это вывело меня из пучин морских темных и страшных наверх к солнечному сознанию: как будто я был утопленник и томился в пучине, а вдруг лопнул пузырь, и меня, как пробку, выбросило вверх, и наверху под солнцем на груди (тут-то и понимаешь, что это грудь женщины) я ожил и обрадовался.
Как солнечная жизнь проста и прекрасна, и какой ужас Достоевский (а я как раз его начитался) с его подпольем. Как Ляля боится водной глубины и какое отвращение чувствует к рыбам.
А что причина всему в табаке, тут ничего обидного, - и так понятно, что величественное состояние духа, демонизм тоже сопровождается и даже вызывается каким-нибудь физиологическим процессом.
И до тех пор как бросить курить, я почувствовал, что навредил себе курением, и когда бросил, то стало щемить под ложечкой (солнечное сплетение) с такой силой, что от этого рождалась в душе тоска, и эта тоска постепенно дня в три привела меня к равнодушию, так что не только Ляля вставала со стороны для меня и я ее критиковал, но Бог, и религия, и даже просто страдание казались мне просто жизненной игрой в сравнении с моим состоянием равнодушия. Ляля косилась на меня все эти дни, и наконец вечером сегодня это стало невыносимо, и я в постели на сон грядущий постарался ей передать об этом страшном чувстве равнодушия.
- Врешь, выдумываешь, - сказала она, - все это ложь или, может быть, Достоевского начитался, пожелал в подполье. Смотри просто на жизнь, как я смотрю, брось догадки.
- Я и сам не рад, я в первый раз чувствую равнодушие.
- И к тебе.
- И нашу любовь?
- И любовь.
- Но из-за чего же мы сходились с тобой, к Богу-то ты тоже равнодушен?
- Совершенно!
- Ах, негодяй, как же ты смел меня обмануть!
И раз меня кулаком по лицу.
Я вскочил, она за мной, осыпая меня ударами.
Я на другой день рассказал это теще и пояснил: - Вот вы Лялю все ревнуете ко мне, но ведь любовь ее ко мне совсем не такая, о какой вы думаете, любовь - это слово со многими значениями: значение нашей любви совсем другое, чем вашей, и я считаю, что наша любовь настоящая.
- Пусть, - ответила теща, - но все-таки формы могли бы быть более культурные.
- Если думать, напр., о жизни тигра в скалах Уссурийского края, то можно Бог знает чего надумать, а посмотрите его в Зоопарке: как проста эта жизнь, и точно так же с маленькой разницей такая же его жизнь и на воле. Так точно и человек, и жизнь его так проста, если объективно не нее посмотреть.
Юмор - это отсрочка. Раз цыгана мужики поймали и хотели убить. - Погодите, успеете, - подмигнул он убийцам, - я пока вам поиграю. - Начал играть на гармони и всю ночь проиграл... То же будет и на Страшном Суде, спросят доброго ответа, а знаешь, что нет его. - Может быть, что-нибудь придумаю, - говорит он про себя, - а пока посмешу...
<Приписка: Вот ответы на Суде: один сказал так - ему да, другой не так - ему нет, а третий замялся, ни то, ни се, и судьи, улыбнувшись, говорят ему: - Ну, иди назад, поживи там себе еще сколько-нибудь, подумай, а придет время, мы за тобой пришлем. Сколько ни смейся, а Суда не миновать.>
14 Июня. В субботу 11-го мы нашли 1-й белый гриб (под-колосник). Лялины огурцы бушуют, уже по 3-му листику. Мы достаточно питаемся, и все у нас есть, но о всем забота, и она сушит нас. Трудно становится опираться на радостное чувство жизни, приходится прибегать к помощи рассуждения на всякий случай, на всякий час, и это рассуждение - это костыль, к этому присоединяются доктора и лекарства. Помоги, Господи, прожить без костыля и лекарств.
16 Июня. Чем дальше залетает мысль, тем сильнее борьба за нее, самая сильная мысль человека - победа над смертью, и самая сильная борьба за нее - крестная смерть.
Можно быть великим творцом в области знания, но самое знание есть не цель, а только средство. Это многие забывают и забивают книгохранилища грудами скопленного знания, которые современность не может поднять (живой пример: наш бедный друг всезнающий и ничего не понимающий Разумник Иванов).
Вся современная школьная методика заключается в подмене личных естественных -поисков мысли готовым знанием.
Антирелигиозная деятельность педагога прямо и определяется так (понаблюдать детей на лугу).
Получил письмо с фронта от молодого бойца, что в разгромленном немцами местечке он нашел мою книгу и стал читать ее вечером при свете степного пожара. Но огонь уходил от него, потому что сгорала трава, и он, читая книгу, должен был двигаться под пулями, при разрывах артиллерийских снарядов и мин. И так, подвигаясь вперед, за ночь он прошел три километра и к рассвету кончил весь том. А теперь пишет просьбу прислать ему продолжение.
Конечно, такой жаждущий <зачеркнуто: духовной жизни> живой воды мог бы и с другой книгой идти за пожаром, но какая-то капля живой воды, несомненно, заключается и в моем творчестве. Вот эта капля из моего облака и есть основа моего самоутверждения, т. е. что я даже не [на] облаке туманном, а только на одной капле стою. (Cogito, ergo sura {Cogito, ergo sum (лат.) - Мыслю, следовательно существую (философское утверждение Рене Декарта).}.) И вот это-то самое cogito (мысль) и обрекает на борьбу.
«хлеба насущного» нельзя. Итак, идеальное все надо отложить и всю энергию направить на: 1) Восстановление машины. 2) Заготовка дров. 3) Июнь-Июль - заготовка масла. 4) Август-Сентябрь: заготовка меда (фотографией). 5) Сентябрь-Октябрь: заготовка свинины и баранины.
В Июле необходима поездка в Москву: подготовить переезд тещи. В Августе перевезти тещу.
Ртуть, падая, разбивается на шарики крупные и дальше на мелкие, и самые мельчайшие разбить - все будут шарики. Так и человек разбивается на человечков, и человечек тоже на маленьких, малюсеньких человечков, и даже самая пыль человечины в каждой пылинке, если под микроскоп посмотреть, все будет иметь ту же форму человечка. И вот мнения об этой человеческой пыли расходятся: одни говорят, что эта пыль, как и всякая пыль, выметается веником, другие намерены пылевых человечков соединить в человека, подобно как мельчайшие шарики ртути сливаются и наполняют сосуды и как тоже капли воды, соединяясь, образуют океаны.
Новый тип русского человека с двойным взглядом: один глаз, воспринимающий вас в лично человеческой правде, точно так же, как это было и в прежней простой, доверчивой России; второй глаз смотрит с точки современно-официальной.
Есть две свободы: в одной свободе человек стремится к себе самому, - это свобода от чужого влияния; в другой свободе, напротив, человек стремится уйти от себя и жить чужими мыслями («свободомыслящие»). Социализм так и понимается массами, как свобода от себя.
19 Июня. Бывало, когда станет от чего-нибудь тяжело, в легкомыслии мечтаешь, как мальчик: а вот уйду от всех, утоплюсь, или замерзну, или просто уйду, и так легко это! и не будет меня. А теперь представляешь остающихся и видишь смерть не физическую только, а и нравственную: подло так бросить людей. Вот только тем люди и держатся и связываются, а те, кто не связан, живут в смутном чувстве ожидания чего-то лучшего.
После обеда, проводив Лялю, сам собрался и пешком опять пустился в Усолье.
Тепло и дожди. Полный расцвет. Шиповники цветут. Поспевает земляника. Еще поют соловьи, и бьет перепел в поле, и дерет горло свое дергач на сыром лугу. Все как было, и так есть оно в действительности. А что люди в горе, то сами они виноваты...
Какое, наверно, было это с нашей точки зрения блаженное время, когда лень считалась истоком всех пороков! Сколько, значит, было ленивых людей, кому лениться было можно.
Поди-ка теперь найди хоть одного, кому бы есть не хотелось и кому из-за этого не надо было спешить. Прошло то блаженное время, и началом пороков теперь надо считать страх, и прежде всего страх опоздать, не успеть, пропустить. В этой спешке и непрерывном дергании человека времена лени сливаются с мифом о золотом веке.
<На полях: Разрыв с Кононовым. Конец ему. Сволочь!>
20 Июня. Богородица, когда поливала наши огурцы вечером, не думала о том, что завтра на восходе ее водица на листьях блеснет росою и восхитит всех, кто выглянет на свет Божий. Она делала просто добро и никак не предусматривала красоту: из ее добра сама собой красота выходила. Да и мы тоже так работаем: красота выходит сама собой, если у нас делается добро. Не красота спасет мир, а добро. А кто гонится за красотой, тому-то и открывается вид на поле, где Бог с дьяволом борется87, а ты себя чувствуешь как корреспондент газетный на поле сражения. Так что ты думай просто о добре, и если ты поэт, то Матерь Божия откроет тебе красоту в своем материнском прикосновении к тварям, потому что поэзия и есть материнское прикосновение.
21 Июня. Ночью слышался длительный гул бесчисленных самолетов, и Ляля не вернулась из Ярославля. - Посмотрите, -сказала теща, - какое красное небо! - Я встал, и ничего не было страшного: не огонь, а вставала заря88.
Все ждут событий великих после 20 июня, и так сильно, так страстно, что от этого на человеческом небе встает тоже как будто заря зловещая, но в сопровождении, как бывает и на небе, радостных огненных барашков, и смысл всего откладывается вроде радости конца: лишь бы конец!
Расцвели все медоносные летние травы, пчелы начали роиться. Маленькие дети на лугу в траве сами как цветы, одни головки видны, и кажется издали, будто и их головки тоже от ветра теплого летнего покачиваются, сходятся и расходятся вместе с травами.
малые птенчики от давления их маленьких пальчиков, едва свет увидев, навек закрывают глаза. А вот трехлетний ребенок схватил лягушонка и давит его и кричит всем: не дам вам, он мой! И под его тонкими пальцами, вытаращив глаза, погибает лягушка, и никто не знает из познающих ощупом мир, что жертвой их познания, быть может, стала лягушка-царевна.
ты делаешь? - Загораю, - сказал он коротко.
Потом набежала тучка, брызнул дождь, дети побежали под навес, присмирели все птички, и многие спрятались под густые елки и там присмирели.
- А где Рома?
Мы нашли его под особенной елкой. Ветви ее так низко лежали, что вросли и вцепились в землю. Мы спросили:
- Тише, тише, - шепнул он.
И показал нам: зяблик тоже один спрятался от дождя и на веточке пережидал.
Дождь перестал. Пришла Мать...
(Изобразить мать, как она наряжается и как тоже мучительно не знающие прикосновение материнское...)
был ответ, что об этом говорили из Ярославля по телефону: завтра приедут.
Так Ляля попала в заваруху.
22 Июня. - Пространство и время - это когда смотрят на сторону, а в себе, внутри, в душе, в самой личности человека - там нет пространства и времени: «моя птичка, говорится о мечте в киргизской загадке, в одно мгновенье долетает до рая».
23 Июня. Нам сказали по телефону из Переславля вчера вечером, что машина Бакалдина с Лялей не вернулась из Ярославля, потому что там дожидается, когда будет открыт склад с резиной. Пока что... представил себе, будто Ляли уже и нет на свете, и я остался один. И не было мне мучительно от этого, только увидел я себя самого со всеми своими недостатками, которых раньше не замечал, увидел их при свете образа Ляли, вставшего после утраты ее. Я даже не болел этими недостатками, не терзал себя теми уколами, которые делал Ляле иногда: просто увидел себя таким, какой я есть без всякого самомнения. В то же самое время со мной оставалась после Ляли вера в Бога, вера в человека и знание
Так вот из нового поведения мне показался даже пример. Молюсь же я утром усердно, вдумываясь в каждое слово: «Не остави меня во всякое время и на всяком месте» - но вступаю в жизнь, и Бог оставляет меня. А вот если бы по-новому жить, без Ляли, то я бы, кажется мне, мог бы трудиться и держать возле себя Бога, не спуская с Него ни на минуту своего внимания. Ведь Он уходит, конечно, от благополучно-добродушно расположенного духа, и не потому, что это не любит, а что хорошо человеку этому, пусть пока побудет один, пока Я к другому схожу, к страдающему.
Подвожу итог нашей любви и ясно вижу, что это Ляля делала любовь, что заслуга вся ее, а я - молодец! - навстречу ее делу любви собрал в себе все лучшее в нашем роде (Игнатовых, Пришвиных)89 «за упокой» я при каждом называемом мною лице пребываю как пчела на цветке и от каждого беру и знаю, что беру, и какой состав имеет этот мёд. Все эти люди были очень русские люди с душою детской, радостной. В жизни они все не раскрылись, и никто из них своего соловья не слыхал, и зато все знали, что на свете есть этот соловей, что и им бы запел, если бы им досталась такая хорошая жизнь. И вот самое-то главное хорошее, самый мед-то их и был в том, что никому из них, никогда и в голову не приходило, будто на такую жизнь, на такого соловья каждый из них может предъявлять свои права. И все хорошие русские (православные) люди тем, по-моему, и хороши, что о соловье этом все знают и слушают, но не только не притязают, чтобы он к ним прилетел, но даже и ждать не смеют. И вот так вышло, что соловей ко мне прилетел, хотя я тоже его не ждал.
24 Июня. Вчера вернулась Ляля, и я не узнал ее: до того она была не такая в сравнении с тем, как нарисовалась она во мне в эти дни возможного расставания. Только постепенно, к вечеру я начал входить в тепло наших обычных отношений. Ляля меня усердно натирала, и я чувствовал себя калекой и перестраивал свою душу героя на душу убогого с тем, чтобы, упав до убогого, стать выше, чем был. Мне пришли в голову слова Черчилля о причинах поражения Германии под Сталинградом и в Тунисе и победы англичан: «Потому мы победили, - говорил Черчилль, -что допустили возможность нашей катастрофы, сознали это и преодолели. А немцы не могут допустить своей катастрофы и упрямо идут до конца».
25 Июня. Урожай трав. Начало сенокоса. Цветет рожь. Очень редко услышишь кукушку.
Плата за Лялин героизм: всматриваюсь в нее, и все это как будто не та Ляля приехала из Ярославля, - что это? Напротив, мать ее очень довольна ее настроением. Значит, вероятно, Ляля во время этой поездки перестраивалась в сторону матери и не очень-то была расположена в мою сторону.
«чар» ни к чему не подходит, как художники. Но эти чары, этот наплыв мыслей и чувств приходит и отходит, как прилив и отлив. Мы, художники разного рода, на то и художники, чтобы во время этого наплыва-прилива, пользуясь волной, подойти близко к берегу желанной земли, нарвать там цветов и, вернувшись на обратной волне, показать там где-то: «вот, мол, глядите, вот свидетельство: существует желанная земля». И удивляются нам, и ценят, и заключают договоры на поездку на новой волне, и платят авансы.
Так точно и Ляля живет, точно как художники, только без их деловой стороны, без того, чтобы во время наплыва успеть нарвать цветов. Когда чары оставляют ее, она возвращается с пустыми руками. - Что цветы! - говорит она, - цветы увянут, надо создавать самую ту желанную землю повседневным трудом. - Милая моя! - говорю я, - но ведь и все так, само собой разумеется, сами вовсе того и не сознавая, все трудятся над созданием этих берегов, и разве мало создано? Вся наша жизнь на земле в своей реальности вечной создана этим незаметным благоговейным трудом. И все, что нам надо на земле - это войти своей личностью в ритм такого благоговейного дела, данного нам от века веков. С наплывом мыслей и чувств художник должен, отдаваясь ему, бороться, чтобы включить его в тот ритм повседневного общего труда, или, просто говоря, ввести красоту эту в жизнь...
Вот почему, наверно, когда Ляля соприкасается непосредственно со мной как художником, она бывает в полном смысле Ангелом-хранителем, соблюдающим и покрывающим душу мою от всякого зла. Но когда она обращается не к самой душе, а к тому Марфину делу, которое делают все, наплывающие и уплывающие чары искусства ей мешают. Вероятно, вот во время таких состояний духа она возвращается к делу возле матери своей как к единственно реальному делу и вместо цветов привозит какой-нибудь драгоценный кусок мыла, добытый чуть ли не ценою всей жизни <приписка: или хотя бы своей личности> Но тут-то вот ей и приходит ее шах-мат: все-то люди достают то же мыло обыкновенным, данным от веков Адама человеку трудом бессознательным и потому ставшим и легким, а она это мыло приносит вместо цветов. - Тебе бы цветы, дорогая, а ты мыло! - с горечью ей говорю и тем раню в самое сердце, и она, раненая, мне возражает, как весь мир с испокон веков возражает поэту, что, мол, ты - поэт, не всем же быть поэтами, да и ты не Бог знает какой гений, чтобы этим величаться, и что лучше, может быть, спасти одного-двух, чем отдавать себя всем, и т. д., и т. д., совершенно противоположное, чем [то], что она говорит прямо к душе, т. е. [что] священное дело поэта - служение не ближнему, а Дальнему.
Мои дела: сходить к Нестерову (паек и хлеб), позвонить Бакалдину (будет ли он завтра, поедет ли завтра в Ярославль, не увидимся ли сегодня вечером?). Напечатать фото для вечера пятницы следующей недели. Подготовить на завтра поездку в Переславль и отправку Вари в Загорск. Улучить бы часок просмотреть «Детей».
этом всем будет смиренное сознание воли, стоящей выше нашего сознания, той самой Воли, о которой мы молимся: да будет воля Твоя на земле, как на небе.
28 Июня. С чувством жалости надо покончить как со слабостью и не допускать до себя этого ядовитого жала. И если станешь беспомощным и друг твой вынужден будет все для тебя делать, то зорко следи, чтобы он это делал <зачеркнуто: как равному, но не из жалости> пусть ради Христа, но только не из жалости.
Ляля сильно чувствует природу, но не только ничего в ней не знает, [но] и знать не хочет, что в ней. А меня, охотника, чувство природы тянет проникнуть в нее, все потрогать своими руками, узнать. Меня! старого человека! а ребенку только и хочется, что все догнать, все схватить, сорвать, ободрать. И обдирают веточку ивы для свистульки, срывают головки цветов и бросаются ими, как бомбами - война! хватают лягушонка и душат, обрывают прозрачные крылышки у стрекозы - <приписка в авторской машинописи: все для того, чтобы знать. А Ляля так узнавать природу не хочет>.
ли ты лицом самого человека, отраженным в этих водах, и звездах, и огне, и ручьях, и цветах? Почему так ужасны и отвратительны недра природы, к которым человек не стоит лицом: представьте себе недра воды, где движутся холодные, с остановившимися, страшными для нас глазами рыбы, и раки, и гады. Или взять недра земли, куда хоронят покойников - какая страсть! И так все - с лица это наше лицо, а с черного хода зайдешь - и видишь нечеловеческое и страшное. <Зачеркнуто: Да и в самом человеке: когда японец перед своим врагом вскрывает себе живот: он открывает ему брюхо самой природы, показывает ему будущее его.> И думать так: природа - это брюхо мира, у нее своего лица нет, лицо ей дает человек.
Так надо думать и о человеке: его брюхо - это брюхо природы, а человек сам по себе - это лицо мира.
Тут важно, однако, не то, что в природе мы видим отраженное лицо человека, а что сам человек так только в зеркале природы и может увидеть истинное свое лицо. Человек, любующийся природой, не Нарцисс, а «гадкий утенок», впервые, благодаря природе, понимающий в себе лебедя.
<На полях: NB. Ветхий Завет сегодня я понял не как мораль, пережитую человечеством, вступившим в мораль Нового Завета. А понял я Старый Завет в себе самом, во всем «животе» моем, а Новый Завет во мне же самом возвышается в Мысли моей над животом. И быть христианином - это значило больше заниматься Мыслью и меньше животом.>
29 Июня. В свое время, чтобы перейти с тона рассказов царского времени в тон советский, или, проще сказать, не отстать от времени, мне нужно было удалиться в пустыню лесов, окружающих Плещееве озеро возле Переславля-Залесского и там «перестроиться». Никаких замыслов в этом отношении у меня не было, все выходило само собой, и я только теперь, вспоминая, осмысливаю свое влечение к простому существу, ребенку, живущему в Душе человека с его игрушками и затеями детскими и способностью из всего творить сказку. Я отдался жизни ребенка, живущего во мне, завел собак, стал охотиться, рыбу ловить, бродить по лесным дебрям, собирать сказки, слова и, написав об этом книгу «Родники Берендея», вдруг почувствовал себя со своими детскими и охотничьими рассказами в советской действительности вполне современным писателем. Мало того! как всякий счастливец, я распространял свое счастье на всех и был уверен в том, что если бы все советские писатели поняли человека как ребенка и призванием своим сочли бы игру с детьми и поняли бы искусство вообще не как мораль, а как игру, то и стали бы в этом «будьте как дети» настоящими строителями, инженерами душ.
и отфильтруется из великого множества тогда написанных книг, то это ценное, имея, может быть, в костюме своем для приличия общую форму «хочу все знать и быть умным», в секретных мотивах своих было «будьте как дети» и той же самой игрой с детьми, как делал это я со всей наивнейшей [натуральной] откровенностью просто любящего жизнь человека.
С тех пор теперь прошло без малого четверть века, и я опять пришел к тому же Плещееву озеру на Ботик с тем, чтобы снова определиться во времени...
Да, это не шутка, писателю провести четверть века и опять пережить катастрофу, и опять вернуться на то же место, чтобы набраться сил. Я думал о Толстом, что если бы не я, а он это встал из гроба и пришел на старое место с попыткой жить по-новому и прежде всего для этого проверить себя и определиться во времени. Я бы на его месте ничего своего написанного не признал <приписка: ко всему равнодушен>, кроме детских и народных рассказов. Толстой уже и при жизни своей понимал себя почти так. Вспомнив Толстого, я подумал о себе, почему бы и мне тоже не признать настоящим «делом» моим...
проникают в голову спящего Н. П., он вскакивает и в страшном возбуждении принимает их за сигналы каких-то великих событий. И действительно я слышу с улицы голоса: «Война кончилась!» - и потом опять, и все ближе, и ближе, и на лестнице, и даже из домов, в форточки, все, все в множестве кричат: война кончилась! Вот бы правда-то кончилась бы! Этот сон - рефлекс на всеобщую, всенародную уверенность в том, что война кончается.
30 Июня. «Суточный дождь» продолжается третьи сутки. Варя с поручением к Леве (спасать отца) не возвращается. Молитва моя «исполни волю Твою во мне» сегодня переделалась в: «на Бога надейся, а сам не плошай». В этой пословице и разрешается гармонически и просто сотрудничество в человеке личного начала (Бог) и общественного (сам не плошай), равно как веры и дел (вера без дел мертва).
«выдавал», что это кассирство доставляло мне много мучений и я не мог выйти из них, потому что Ефр. Павл. просто не понимала «счета» деньгам. Я не мог за 30 лет растолковать ей необходимость счета, и каждый раз после моей лекции [она] обижалась: - Что же я, украду, что ли, деньги для себя? - Рассчитывать жизнь по деньгам она вовсе не могла, не понимала, зачем это нужно, и рассчитывала по потребностям. Она никак не могла понять, в чем она виновата, если купила что-либо необходимое и тем вышла из бюджета, что не выходить из бюджета более необходимо, чем покупать необходимое. В этом упорном сопротивлении держаться идеи (расчета), отвлекаться от конкретных потребностей дня для будущего есть даже какая-то примитивная женская нравственность того же порядка, как у мужчин иных, старинных купцов, когда они после скаредного накопления вдруг с размаху все пропивают и разбрасывают. Я не мог справиться с первобытной натурой Ефр. Павл. и вынужден был при своей-то страннической поэтической жизни быть раздражительным скрягой. (Думается, что и у Розанова Варвара Дмитриевна была тоже такая, и что считал все сам Розанов.) Правда, миллионов у меня не было, но уход за именем моим как собирателем достатков падал на меня мучительной заботой. Когда Ляля пришла, она все хозяйство с именем и кассу взяла на себя как часть общей заботы обо мне и вся целиком погрузилась в эту заботу. И это событие сразу вывело меня из одного класса людей, у которых мужчина является держателем хозяйства, в другой, где мужчина приносит свой заработок и отдает его жене, в семью.
Рожь доцветает, изредка, может быть, раз в день услышишь «ку-ку», начинаются грибы.
Летние, восстановляющие все лучшее в прошлом запахи.
Подкрапивник, малая птичка, поет голосом всех птиц, певших весной, как будто хочет соединить все голоса природы в один, как делает это человек.
Варя приехала из Загорска и привезла от Ефр. Павл. угрозы в сторону Валерии Дмитриевны, как будто не прошло столько времени и не было у нас мира. Пишу в ответ:
<зачеркнуто: с ней о В. Д. в прежнем воинственном тоне>. Ты по-прежнему злобствуешь и треплешь языком с посторонними людьми. А мне ты написала, что хочешь помириться со мной и все мне прощаешь. Значит, злоба кипит в тебе, и меня ты обманула <зачеркнуто: если бы ты действительно меня поняла и простила, ты не могла бы пыхтеть злобой на человека мною любимого>. Пока ты не погасишь в себе свою злобу и не перестанешь меня обманывать, я к тебе не приеду. Одновременно, как обещал, высылаю тебе за Июнь половину своей пенсии 250 р. и впредь буду высылать. Желаю тебе добра.
Очень понятно, если некий муж в своей естественной жажде счастья потерпит неудачу, будет растоптан и смешан с грязью, как градобойный колос. Но вот что много страшнее и что не всякий может понять и простить: если тот же самый муж свою чечевичную похлебку, полученную за первенство, обманув самого себя и всех, будет возносить выше утраченного первенства. Так несчастный В. В. Розанов возвеличил свой обезьянник-семью. Я был тоже на этом пути, но пришла Ляля и разогнала мой обезьянник, и тут только я увидел насквозь через себя самого, насколько несчастен был В. В. Розанов, столь прославленный когда-то и действительно замечательный писатель. Понятно теперь, и откуда у него выходит злобствование на писательство и даже на Гуттенберга90. Понятно даже и происхождение этой формы обмана посредством будничных признаний: какое-то возвеличение будней жизни до праздника и унижение праздника буднями.
Когда Илья Валуйский представил мне меня самого, каким я был в гимназии, я пришел в ужас. Мне казалось, я был прекрасным существом, а учителя были дурные люди. А тут оказалось, я-то именно и был плох. Да так, может быть, и то дитя, которое я лелею в себе как пример для заповеди «будьте как дети», тоже есть моя мечта, что живой ребенок есть копилка из живой материи, куда отец и мать складывают свое лучшее.
Ребенок - это движение, свобода, возможность, готовность, доверчивость. Старики - косность, необходимость и невозможность, подозрительность, недоверие.
что от них можно что-то ждать для себя, а уж от детей ничего не дождешься, кроме того, что они еще у тебя что-нибудь стащат.
2 Июля. В народе все уверены, что война уже кончилась фактически и как-то «за наш счет». Настолько выросло в этом убеждение, что присылают из центра агитаторов против этого вредного для обороны слуха.
Будьте как дети - это значит, будьте просты, не мудрствуйте. Но это ли евангельское дитя лелеет и бережет в душе своей истинный художник, или тут есть еще что-то? (что?)
Ефр. Павл. в разговоре с Варей отмочила непостижимую глупость и просто доказала, что она - индюшка, и я, значит, мудро жил по Шопенгауэру: он рекомендует поэту и философу жить с индюшкой. Так я жил и счастье свое находил
(Что?) Надо бы сказать: «будьте просты, как дети». Но ведь, лелея дитя в себе, не мог же я думать об одной простоте. Скорее, возвращаясь к прошлому, я думаю о каком-то бесспорном счастье, мне было открывать клад, а это я знал, что клад там.
Значит, чувство детства - это во мне значит чувство сокровища, которое я должен открыть и тем и доказать кому-то (вероятно, обидчикам) и оправдать себя перед кем-то. Такое мое дитя изнутри, и когда ищу в детях, вне себя, не нахожу того: дети неприятные, и с ними быть мне тяжело и не нужно. Но я на поддержку себе беру евангельское «будьте просты, как дети».
А еще я и потому к себе прихожу как к ребенку, что ищу там непривычного мне взгляда на мир, предполагая, что когда-нибудь же взглянул я в первый раз, и то, что я тогда впервые увидел, мне теперь как сокровище, потому что теперь я уже не могу взглянуть как тогда... В сущности, чего мне надо сейчас -это первичного чистого удивления91, какое у меня бывает, и чем я теперь питаюсь и живу. Мне кажется, будто это теперь иногда приходящее мое родственное внимание к миру было когда-то постоянным моим состоянием и что тогда, в детстве, до моей памяти об этом я постоянно жил в удивлении и созерцании вещей мира, какими они в действительности существуют, а не как меня потом сбили с этого и представили не так, как оно есть.