Пришвин М. М. Дневники. 1944-1945 /Подготовка текста Я. З. Гришиной, А. В. Киселевой, Л. А. Рязановой; статья, коммент. Я. З. Гришиной. – М.: Новый хронограф, 2013. – 944 с.
1944
1 Января. Утро на Филипповском. Вечером «Жизнь за царя». Середина дня – принимали гостей. Погода все мягкая.
Под Новый год прочитал «Лесную капель» и был очень обрадован: это книга сердечной мысли и в своем роде единственная в этом отношении. Это нужно осознать и утвердиться в этом, но никак нельзя этим ласкать свою душу.
Какой-то молодой критик объяснялся мне в любви на ходу и сказал, что в моей «Лесной капели» я дал вовсе не пейзаж, потому что пейзаж имеет в литературе не самостоятельное значение и всегда, даже у Тургенева, отделяется от сюжета. Но у Пришвина не отделяется, и это вовсе не пейзаж.
- А что же, если не пейзаж, не «природа»?
- Не знаю, что...
- Так знайте же: это сердечная мысль.
В моей душе молитва есть усилие, я собираюсь в сердечной мысли...
(На охоте преодолеваю физическое утомление путем увлечения. В церкви это делается усилием собирания себя, сосредоточения.)
Одним людям, и большинству, надо постоянно напоминать, чтобы они не мерили всех на свой аршин. А некоторым, вроде меня, надо говорить обратное: – Не мерьте себя на чужой аршин, <зачеркнуто: будьте уверены в себе> не мечите бисер свой перед свиньями.
Сердечная мысль есть величайшее богатство души, и для нее должна быть создана особая наука, вроде политической экономии, обращенной к духу: наука о том, как нужно создавать, охранять и расходовать сердечную мысль (родственное внимание).
<На полях: Потерянная мысль: что он, сбросив семя, остается пуст (нет Мадонны), она же хранит: он умирает, а в ней (Земле) семя растет...
На фронте: преодоление смерти: За друга жизнь.>
В сущности своей сердечная мысль и есть «добрый ответ на страшном судище». И вся наша человеческая культура как дело связи между людьми во временах есть собрание «добрых ответов» (Св. Писание).
NB. К рассказу «Победа»: тот «странник» должен быть носителем сердечной мысли, добытой им на войне: эта мысль как преодоление обычного (ветхого) закона любви (как у Олега с Лялей). Мысль о чистоте перед Богом.
2 Января. Не только хороший, но и плохой солдат лучше плохого генерала, потому что меньше того сделает зла.
- Сила сердечной мысли, вот единственная сила, которой строятся души, и вы, инженеры душ...
3 Января. Вчера был Попов и рассказывал очень смешно «йепопею» о происхождении гимна <приписка> Подготовили превосходно и неотразимо жалобу Александрову на редактора «Нового мира» (он сам и есть тайный редактор), т. е. на него самого. Так, наверно, и всякий цензор похож на чурбана из басни Крылова.
Когда-то жертвой был «стрелочник», а теперь некий «вредитель» вроде Зощенки.
Отечество – это как вольтова дуга между убиваемым и новорожденным, горящая в оправдание жертвы; и вот тут-то включается «Бог», потому что иначе непонятно, почему человек настоящий должен умирать за будущего: – Эко, приятность, что не я, а другой будет есть мое сало.
Вспоминается Керенский и солдат-пораженец, указавший Керенскому на свою могилу: – Не хочу и не могу перейти к ближнему через свою могилу. – Керенский нажал при всех и устыдил. Но это была магия начальника, а как же обойтись без этого? Вот почему и сказал Вольтер о Боге, что его надо выдумать, т. е. определить рабочую ценность понятия. Вот это-то «выдумать» и является причиной всех зол на земле, выдумать – это значит заменить вольную сердечную мысль государственной полезностью.
4 Января. Вода, как весной. Прилетела сорока и начала стрекотать анекдоты: 1) Нищий еврей в Берлине, на животе надпись: не принимаю милостыню от евреев и коммунистов. <Начальный, измененный вариант: Еврей, торговец пуговицами в Берлине, на животе надпись: не продаю евреям и коммунистам> Гитлер увидел, послал деньги с советом так продолжать дальше. Еврей взял деньги, усмехнулся и сказал про себя: – Нашел кого учить спекуляции. 2) В Гомеле на похоронах убитых евреев казак вгорячах поклялся: – Клянусь за этих убитых наших евреев, когда придем в Берлин, всех ихних жидов перебить. Сорока предсказывала, объясняла и т. п., что будто бы предстоит борьба у нас с последователями американской демократии. А я подумал, что это, как и бывший троцкизм, дело чисто еврейское и жаль, что они вовлекут туда последние остатки русской героической интеллигенции. Так думал старый Филин, слушая стрекотанье сороки. И еще думал Филин о генерале европейском и нашем генерале-товарище, что это величины качественно иные (см. рассказ Мамина «Бойцы». Мамин считает завоевателями Сибири не Строганова, не Ермака, а московскую волокиту и «голутвенных» людей, и вот тут-то и возникал наш нынешний «товарищ-генерал», т. е. из среды голутвенных людей, а не из рыцарства).
Сегодня отправляем жалобу Александрову на Александрова.
По тем людям, которые к нам забегают, виднеются контуры больших политических партий: одна – это национал-коммунисты, получаемые сложением Союза русского народа с большевиками; другая партия – это партия американской демократии, слагаемая из прежних троцкистов, кадетов и множества, если не всех, евреев.
N сказал: – Большевизм между прочим...
5 Января. Глупо строить все на этом («материализм»), но и без этого тоже ничего не выходит («идеализм»). Вот почему, если является мечта, спеши найти для осуществления ее материальное основание.
Поэзия и вообще искусство с гражданской точки зрения есть поток мыслей и чувств от неволи к свободе. Следовательно, искусство предполагает неволю, иначе некуда было бы потоку бежать. И мы видим, действительно, что рабство не мешает являться художникам, рабство, бедность, даже болезни (вспомнить только крепостных актеров, художников!). И диктатура не принесла бы вреда поэзии. Искусство погибает от неверия и подмены (когда нас начинают уверять, что из стекла можно делать бриллианты, Искусство погибает).
6 Января. Сочельник. – Немец ради общего дела погасил в душе своей самое главное, душу свою, может быть, и что-то еще большее, и Богом своим сделал это общее дело.
- А что это, «общее дело»?
- Это закон, для всех одинаковый, поглощающий каждого в пользе для всех. Этот закон для всех, становясь на место Бога, уничтожает каждого в пользе, и от этого личность поглощается обществом и на место личности ставится отличник но каждого больше.
Вот это особое чувство жизни всех для каждого и каждого для всех исчезало у нас вместе с технической грамотностью, заменяющей ценность каждого перед Богом их общественной полезностью.
Договор с художником госуд. учреждения на создание такой-то вещи содержит в себе убийственный для искусства утилитарный принцип, это есть <зачеркнуто: хула на Духа Святого> механизация жизни.
Но дело не в рабстве художника, Бог с ним, с этим рабством' Напротив даже, рабство как исход в борьбе отдельного человека за свободу личности может сыграть благодетельную роль: сколько в крепостное время таким образом освобождалось артистов. Дело не в факте рабства, а в том, чтобы раб не подменил Бога законом, т. е. не поверил бы, как немец, в своего повелителя (закон) как в Бога.
- Милый мой, наша победа над немцами не в том должна состоять, чтобы мы, разбив немцев их приемами, заменили бы живую душу каждого по-немецки законом. Нет, усвоив немецкие порядки (закон) для целей победы, мы должны утвердить высшую, стоящую вне закона, божественную природу каждого.
NB. Вот причина, почему у нас так много плутов: именно в том причина, что каждый не всерьез, не как немец принимает закон: принимает на время, условно, и в этом его спасение. (Значит, Россию спасут жулики.)
Еще NB. Что это за существа – наши верующие в социализм большевики, Молотов, Щербаков и др.
Вчера ночью в 1 ч. нас разбудила канонада страшнейшая, подумали: бомбежка. Но небо оказалось в разноцветных огнях, значит, салют необычайный, никогда не было, чтобы ночью будили и чтобы так цветисто и много. Думали на все, даже на конец войны, а оказалось, это взяли город Бердичев. Все говорят, что такой салют достался Бердичеву из-за евреев.
У нас устроили Рождество с елкой, сходили в церковь и так создали свое время. Вспомнились мои рождества с Е. П., наши елки и как ничего-то, ничего из этих праздников не выходило. А стоило мне войти в церковь, и был бы у меня давным-давно дом свой с праздниками. Как-то в голову не приходило, что без религии и не может быть праздников.
7 Января. Скучновата елка с Раттаем, не хватало ребеночка.
- Так, наверно, мы и остались одни.
- А «Фацелия»?
- Да, да! И «Фацелия» тоже рождалась и будет жить, и тоже найдутся и на нее повара и потребители, и, может быть, палачи. (Как это интересно вместе: палачи и повара.)
«Рождание» и производство тем отличаются одно от другого, что первое невозможно без личностиотличника. И вполне понятно, что немцы, как люди более дошлые, стремятся к тому, чтобы забрать в свои руки и сделать производством «рождение» самого человека (расовая теория). Впрочем, мы социализм принимаем лишь как временное переживание: эта претензия обойтись в деле создания жизни с одними стахановцами (отличниками) пройдет, а коммунизм – полнейшая загадка.
Христос как Производитель жизни и Пилат как Потребитель. Христу – палач, Пилату – повар.
- Ты, Михаил, только представь себе людей, как они сейчас нам показываются, и ты сразу узнаешь и Христа со своими мучителями (палачами), и Пилата с его поварами.
- Вижу, – говорит Михаил, – необъятный подбородок на лошадиной челюсти и весь шар головы, и я трепещу, как осиновый листик, боюсь, как бы он не обратил на меня внимания. И вот он обратил внимание, и палец короткий и жирный тянется к моему стебельку.
8 Января. Главное психологическое основание политической экономии: чем людям хуже, тем больше им хочется жить. И само Царство Небесное с бессмертием его обитателей есть предельное выражение жизненного устремления. Материальное благополучие маскирует это движение масс под давлением голода и создает иллюзии. За время революции и войны мы разрушили все иллюзии, а жить еще больше хочется, и вот это «больше» (чем «нормально») питает религиозное чувство. Так вот и разбудили дремавшую Россию.
Михалков – русский и Регистан – турецкий еврей написали гимн, и в нем было слово «Русь». Начальство предложило авторам заменить это слово. Михалков соглашался, Регистан протестовал, и так еврей спас слово «Русь»! Поди после этого спорь, когда евреи говорят о себе: «мы русские». Вот посмотрим, как будет дальше национализироваться коммунизм: если когда-нибудь коммунизм станет подлинно русским явлением, то как же не считать русскими тех, кто его особенно берег во время борьбы. <Зачеркнуто: Но этого, конечно, не будет, потому что...>
9 Января. Как ни старался в последние недели Фадеев показываться, говорить, действовать – час его настал наконец: его выгнали из секретарей Союза. Говорят, будто назначат кого-то из ЦК пониже Александрова и повыше Еголина и, главное, не писателя. Вот это самое важное, что не писателя. Этим самым утверждается, что писатели сами в своей среде не могут выделить своего представителя, что, значит, Союза писателей, в сущности, нет. Раньше каждый дошлый писатель находил себе руку в ЦК и тем жил, а недошлый оставался в тени. Теперь этот прежний тайный путь открывается всем. А еще хорошо, что самое худшее будет лучше, чем было в Союзе при Фадееве.
Приходил инженер Колесников, с которым я учился в Тюмени 52 года тому назад. – Изможденный старик, – сказал я Ляле, – конченый человек. – А чего же ты ждешь от человека в 70 лет и еще в наше время? – Но вот я же не чувствую себя живым трупом. – Ты чудо.
И это правда: какая-то чудесная сила держит меня.
Я помню, как шевельнулась во мне эта сила, что-то вроде «крест и тень ветвей на могиле» в душе Татьяны Лариной.
«Мурзилка» проходит через ЦК! И нет ни одного писателя, кто бы мог заступиться за твою вещь, и нет редактора, и нет никого, кроме Хозяина.
11 Января. Хватил мороз в -14 (второй такой) и к вечеру сдал. А вечером короткое замыкание и свет погас.
<Приписка: Золотые слова: – Если бы вам не было столько лет, не было бы такого положения, то вас бы вовсе не печатали^
12 Января. Долежал до света в грустных мыслях о том, что моя старушка русская литература при смерти, и я с ней тоже болею, и Ляле становится все хуже и хуже, мешки растут под глазами...
Пришел Пашкин, зажег свет электрический. Надо собраться с силой, бороться, писать и опять поднять внутренний свет. Надо начать с пересмотра своего положения как писателя: пусть я совсем даже не писатель. С этого начать.
- Позвольте! Вы говорите, г. Тургенев, что в 12 году вся Россия как один человек поднялась на врага. Россия – это да! Но человек, что вы говорите. Да какое дело в то время было до человеческой личности, перед кем вставал вопрос о том, как определяется личность человека во время войны? Только в наше время стал этот вопрос во всей силе, и вся сила страны поднялась, чтобы заглушить этот страшный вопрос...
12-13 Января. Удар ЦК по писателям был страшен (на суд Зощенки приехал почти что великий инквизитор от ЦК. Зощенко сказал: – Но ведь моя вещь не напечатана, вышло всего несколько глав, значит, вы не читали, как вы можете судить? – Мне довольно трех строк, чтобы судить. И как мне вас не осудить, если вы в голом виде выходите, становитесь к публике задом и на глазах всех начинаете копаться в своих испражнениях).
Рикошетом задело меня (отвергли рассказы о детях!). Тяжело легло на душу, бросил писать повесть, с утра до вечера мотаюсь по городу, набираюсь свежего воздуху. Даже в дневник не мог ничего написать.
Халтурин сказал золотые слова: – Если бы вы, М. М., не были в таких почтенных годах, не завоевали бы себе такое положение, да если бы еще не Горький в вашем прошлом, не ордена, так вас бы не печатали теперь.
Мне понравилось это, и я, прогуливаясь с Лялей по городу, при встрече с писателями стал повторять «золотые слова». – Для чего ты это делаешь? – сказала Ляля, – ты снижаешь свое положение. – Чем же это я снижаю? – удивился я. – А вот снижаешь. – А вот нет. – А вот... – И пошел спор без выхода. – Ладно же, – сказал я, – вот встретится кто-нибудь, и пусть он разрешит спор, снижаюсь я в золотых словах или нет. По-моему же я возвышаюсь. – Через некоторое время встречается критик Перцов. Я ему золотые слова, и они ему как откровение: – Вот правда, – говорит он, – вас ни один бы редактор не напечатал. – А если бы Пушкин явился, не напечатали бы? – Ну, конечно. – А Гоголь, а Достоевский, а Бунин, Лесков, Чехов? – Какой может быть разговор: конечно, никого бы не напечатали. – Так? Ну тогда решите наш спор: что вот эти «золотые слова» о мне, что меня бы не печатали, снижают мое положение или возвышают? – Посмеялись и кончили спор. А между тем с житейской точки зрения, т. е. если взять, напр., в масштабе карьеры Михалкова, золотые слова, несомненно, снижение, и Ляля совершенно права.
14 Января. День рождения Н. А. и одновременно с переносом 16 января на сегодня «праздник отмороженной ноги».
Был с Лялей у проф. Б. Ему 61 год (еврей). Женился на 18-летней девочке (милиционере) и сразу ее оплодотворил. Теперь очень рад: – Сразу семья у меня: и дочь, и жена, и наследник. Как номер вашей квартиры? – Номер 65, – ответила Ляля, – легко запомнить: вам 61 год, и прибавьте четыре наследника. – Он долго смеялся, очень довольный такого рода мнемоникой, и повторял: «четыре наследника!» И в заключение так пофилософствовал: – Конечно, конечно, я это имел в виду прежде всего: жизнь прожита, 61 год, и как это уйти без наследника?
- Но как же мы-то с тобой? – сказал я Ляле по выходе, – есть ли у тебя хоть какое-нибудь сожаление о нашем наследнике? – Она помолчала, и я понял: в глубине ее материнской души это, конечно, есть, но только при условии, чтобы только от меня одного. И вот в этом у нас с попами и евреями вся разница: у них все равно, от попадьи, от милиционерши или, как у Авраама, от служанки: лишь был бы наследник. А у нас на первом месте не наследник, а избранник, единственный, т. е. личность. И то, что я раньше назвал игрой, – вот это нужно, и в этом вся культура. А у них только род. У нас первое личность, а на втором плане наследник, а у них первое наследник, а личность после когда-нибудь (доколе не придет Утешитель).
А может быть, в этом мне дается великий современный герой: в наше-то время, под бомбами, разбивающими вдребезги все достижения христианской культуры, этот профессор-еврей в 61 год, как Авраам, после перекочевки ставит палатки и ночью входит к своей служанке Сарре...
И еще надо записать что-то о грехе: я почувствовал «грех» от рассказа Леночки о техническом вырождении потомков И.: нравственно выродились, а техники (инженер и хирург) первоклассные. Грех их рода сифилис: «машина как последствие сифилиса!» А что как сифилис есть скрытая причина успеха машинной цивилизации?
Итак, «грех» был всегда (первородный) и его нельзя уничтожить никаким восстанием: это всегда бунт. Грех неминуем: вечно присущ человеку. Ничего не изменить, а только лечить или спасать от крайних последствий. Так что человек каждый в отдельности жалок и велик лишь сложенный (идеальный). <Приписка: Записаны умонастроения, раскрыть сущность>
Револьвером, шпагой, хуем или диалектикой – не все ли равно чем? Один побеждает другого и устанавливает свою власть и называет этот факт своей силы (физической или логической – не все ли равно?) властью или .
Ляля читала Удинцевым мои дневники, и я очень удивлялся сам себе: сколько написано чудесного и ничего для себя, чтобы в себе осталось для памяти в устройстве жизни. Я совсем ничего не помнил из написанного и во время чтения думал о царе Соломоне как о величайшем писателе. – Вот, – думал я, – написал он для всех нас Песнь песней, а сам остался ни с чем, и после великой своей песни в мире все стало ему суетой. – Суета сует и все суета! – А что, великий мудрец, – говорил я Соломону, – нужно ли было тебе эту Песнь отдавать людям: ты отдал в ней все свое лучшее, и после того все вокруг тебя в мире стало суетой. Если бы ты был настоящий мудрец, то, может быть, сохранил бы себе самому эту свою Песнь и под старость мир бы не стал тебе суетой. – Конечно, Михаил, – ответил мне Соломон, – ты отчасти и прав: есть вещи, о которых лучше бы помолчать, так жилось бы себе много спокойнее. Но есть вещи, о которых необходимо сказать людям, даже предвидя впереди суету для себя. Моя Песнь песней принадлежит к таким вещам, и я должен был ею спасать любовь на земле, обретая себе суету.
«Мобилизация внутренних ресурсов» – это ходячее теперь выражение означает использование всего, что собиралось в себе самом в процессе жизни бескорыстно. Вот сейчас государство пустило в ход церковь, конечно, в смысле мобилизации внутренних ресурсов. Помнится, Чагин в ответ на мое изумление отношением его к «владыке Николаю» сказал: – Чему вы удивляетесь, это дело очень полезное.
Эскалатор как водопад, как падение всего человека. И когда падаешь на эскалаторе вниз сам вместе со всеми, то прямо видишь по соседям своим, до чего этот частичный человек сам по себе мал, ничтожен. Так падает человек...
В церкви, наоборот, всматриваясь в молящихся, понимаешь, как велик человек в своей личности, поднимаемый усилием всех. Там человек в эскалаторе падает, здесь в церкви он поднимается. Так он поднимается.
- Выше, выше, смелей, смелей поднимайся вверх, Михаил, бросай вокруг себя мысли самые противоречивые и не бойся их столкновений. Помни, – неминуемо придет время замедления твоему движению, и тогда вплоть до остановки твоей, мысли эти твои мало-помалу должны будут сойтись в сердце и там соединиться. И когда все эти мысли соберутся и улягутся в сердце, тогда все движение твое остановится и между всем внутри тебя и во всем в мире будет мир. И вот об этом именно, чтобы все мысли собрались и улеглись навсегда в сердце, и думаем мы, когда молимся: христианской кончины живота моего, безболезны, непостыдны, святы, мирны и безгрешны.
Стремись споры мыслей твоих разрешить в своем сердце, а не вовлекать в их борьбу людей и природу. Те, кто так делает – это они делают мир и с миром к людям приходят и называются у людей мудрецами и миротворцами.
Наоборот, те, кто бросает незаконченную мысль свою людям, чтобы они, споря между собой, осуществляли начатую мысль, то эти начинатели, действующие так, чтобы за них другие делали, являются властолюбцами и возбудителями войн на земле.
Мудрец – это законченный («образованный») человек, властелин – это всегда недомысленник, если только не согласуется с Богом.
Каждый и самый важный деятель скрывает в себе несмысленное дитя.
Искусство властвовать, между прочим, содержит в себе умение скрывать от людей эту свою несмысленность: иной скрывает это наглостью, иной величием или пышностью, иной лукавит, словом, каждый властелин своим способом должен лгать и неминуемо, потому что ведь властелин владеет только началом движения, а конца никогда он не видит.
В этом разделении и состоит трагедия власти, но вместе с тем и жизни самой во времени, именно что сеет один, а собирает жатву другой.
Женская арифметика. Проф. Б. из двух сестер, конечно, выбрал старшую, потому что ему самому 61 год. – Если бы мне было, – ответила она, – не 30 лет, а 18, как сестре, я пошла бы. А то лет через 15 вы умрете, а мне тогда будет 45 лет, и никто меня не возьмет. – Б. женился на младшей. Теперь старшая поняла, что просчиталась, и завидует сестре своей.
Англичане всегда удивляют своей откровенностью, о чем ни спроси, о самом интимном, и он всегда охотно ответит. Это, конечно, прием очень культурных людей, особое искусство говорить о себе и тем самым еще лучше себя самого укрывать. Но бывают среди всех народов мудрецы, которые всерьез охотно вывертывают свою жизнь на рассмотрение всех желающих: для них, впрочем, вся эта жизнь для общего глаза несерьезна. Они открывают себя, хорошо зная, что самое сокровенное свое, как ни раскрывайся, не раскроешь, и то при тебе останется, а эта жизнь как у всех – пусть ее и знают все, и на это вообще наплевать. Розанова помню таким, Репина отчасти. В прежних времен простом народе все сплошь друг другу исповедовались из потребности посмотреть на себя со стороны, проверить жизнь свою в общем взгляде.
<На полях: – Они меня подвели.
- Ну, так что?
- Как что? Меня подвели, ну, вот и я.
- А я вам на это скажу так: вас подвели, а вы не подводите.>
16 Января. 4 года тому назад в этот день состоялось мое знакомство с Лялей, и в этот день страшного мороза (все сады померзли) она себе отморозила ногу. Теперь пойдет пятый год нашей общей жизни.
«Гимнюки» – так называют теперь в обществе создателей гимна Михалкова и Эль-Регистана.
Светлана – будто бы Михалков стихами о Светлане в «Известиях» начал карьеру. Ему было отказали, но он вызвал редактора и сообщил ему о дне рождения дочери Сталина.
<На полях: Светлане. Пришлось напечатать.>
Самосекция. Бородин требовал исключения из Союза Асеева. (А вчера он сам поступил в партию.) Думаю, что это действие нечто вроде самосекции, т. е. самообрезания от гуманистов и болота, как участие в расстреле. Было бы занятно, если бы не повторялось такое слишком уж много раз. Прием форсирования славы, а между тем пишет о Рублеве. Как бы тоже не попасть в гимнюки.
А впрочем, уж очень мелко дно во всем этом озере, видны спины всех плывущих. И от всех этих бомбежек настоящего страху не может быть.
Лев и Алексей. – Если бы меня кормили как Алексея (Толстого), я писал бы как Лев, – сказал один маленький писатель.
17 Января. Когда Ляля начитала Зину из моего дневника, та поглядела на меня особенно внимательно и сказала:
- Да, это любовь, хорошо!
- И в 70 лет! – ответил я, – вот что удивительно.. Она строго поглядела на меня:
- В этом я вас не понимаю: разве годы что-нибудь значат для Бога?
Так она понимала любовь: только от Бога.
Одни говорят, будто Фадеев остается, другие – что назначен Тихонов. А не все ли равно? Все это и совсем с бомбежкой из ЦК и с журналами несерьезное дело. В Союз и ходить не следует: там все несерьезно.
«Правде» пущен «слух» о возможности у англичан сепаратного мира с немцами (свидание Риббентропа в Испании с англ, руководителями: «и, по-видимому, не без результата»). Наши контры это смакуют.
В лице большевиков сохраняется память истории о последней войне; в этом смысле они единственные свидетельствуют о факте... «все понять, не забыть и не простить».
В рассказе «Победа» мало-помалу материал распределяется вокруг двух полюсов: поэта с его Милочкой и «мстителя» (Командор: шаги командора).
18 Января. На улице все раскисло: течет. Грипп у меня небольшой. Сижу дома и сочиняю «Победу». Будто бы Молотов сказал что-то по радио. Пишу «Победу».
19 Января. Крещение. Продолжается оттепель. Зима в чистоту сиротская, но снежная. Пишу «Победу».
20 Января. Тепло, течет. Кончаю вчерне «Победу».
Про человека этого несколько слов: что он, когда это ему приходило, так просто и думал, что надо этому выход найти, и когда находил, то тревога откладывалась. Наконец он попал на человека, который ему указал, какое на этом простом можно построить великое здание души человеческой и сколько таится в семени, напрасно изливаемом.
Вот современность как раз и вертится возле этого вопроса о семени, и решение в этом решает вопрос о войне (к тому, чтобы меньше было людей). Государству всегда выгодней, чтобы людей было в нем больше: больше людей, больше денег, сильней защита, больше войны. Но человеческой личности выгодней, чтобы людей было меньше.
21 Января. После 3-х дневного вылеживания гриппа вышел. Тает. Хмуро. Видел свой гараж. Кончил черновик рассказа «Победа».
22 Января (Ленинские дни).
По Ляле вижу и свой недостаток: это слепота в сторону общественности, рода, семьи, коллектива и т. п.
Через образ Христа мы имеем себе разрешение вопроса о коллективе: для этого надо умереть, т. е. путь в общество есть путь на Голгофу. Они же имеют какое-то представление о спасенном коллективе, т. е. таком устройстве людей, где жить хорошо.
С нашей точки зрения, они вовсе пропускают Голгофу в сознании и попадают на нее по необходимости, т. е. испытывают слепую Голгофу (война) по пути к идеалу благополучия (все коллективы, начиная от Родины, строятся на костях невольных мучеников
Но у христиан конкретных есть свой недостаток: они рационализируют Голгофу и даже утилизируют, обращая дело вольной сладостной смерти за идеал в принцип.
Наши недостатки вытекают именно из этого, в то время как данный жизненный вопрос разрешается чисто физическим путем (голоден человек – накорми его хлебом, а не духом, плохо двое живут – разведи, а не мучь смирением и т. п.). Христиане пользуются вымышленными духовными сублимациями, профанируя до невозможности самое Евангелие и чудеса.
Миссия культурного человека теперь должна состоять в том, чтобы тех, кто хочет быть христианами, учить материализму («правде»), а социалистов выводить на путь Голгофы (личности, творчества).
23 Января. Ночью текло с крыш. Так небывалыми морозами началась война и кончается сиротской зимой: очень крепко немцы начали и теперь растекаются в грязь.
– те забывались, а зло помнили. Наказание.)
Разделываю повесть «Победа» изнутри: очень идет хорошо.
Тихонов определился председателем Союза писателей, это ничего, – честный человек, но Бог весть, во что превратится.
Бородин остро по-азиатски начал карьеру: чтобы доказать себя как смелого воина, нужно было поймать соседнего князька, и он поймал (Асеева) и ободрал (предложил исключить из Союза). Замеченные мной в «Дмитрии Донском» черты сладострастной жестокости (напр., поджаривают старичка и т. п.) оказались присущи его личности. Дальнейшее, конечно, все зависит от таланта: как сложится, азиатчина будет при таланте или талант при азиатчине – вот весь вопрос. Следующая книга все и решит. Если выйдет «Рублев» (он это пишет), то почему бы и не пофокусничать с азиатчиной, как я фокусничаю с гуманизмом (спасал Афиногенова).
«Героический Ленинград» повторяется теперь ежедневно, а люди из Ленинграда все, кого я встречал, пассивно переживали несчастье блокады, и таких огромное большинство. Но были и такие, кто держал всю эту массу в руках и боролся за Ленинград: это прежде всего Сталин и все, у кого в руках власть, и это значило «герои», и «героический Ленинград» – это они. Значит, из этого «героического Ленинграда» надо выбросить всех, кто не действовал, а лишь претерпевал по необходимости. Еще надо выбросить и тех, кто действовал по необходимости, выполняя волю начальника и т. п. Вот бы вычислить сознательно отношение героических лиц к пассивным.
как водится в таких случаях, при возражении остался с раскрытым ртом.
И. Ф. против «невольных мучеников» партии возразил мне тем, что я беру не начало, а конец: вначале партию создавали тоже все мученики вольные. Точно так же если взять современных церковников, то и они в большинстве своем представляют собой невольников суеверия < часть текста отсутствует >.
Проповедь никого не удовлетворяет, и коррективом права на проповедь является в самом широком смысле слова. Последнее были ваши слова, но когда вас попросили определить конкретно это творчество, то мир людей распался на небольшое число козлов (творцов) и огромное стадо баранов, ведомых козлами. На этом разговор наш и кончился, потому что мы не смели дальше вам возражать. А если бы я мог говорить дальше, я сказал бы вам следующее.
Та неприятная вам насильственная проповедь морали связана была с необходимостью церкви сосредоточить человечество на единой мысли о неизбежности смерти всех людей. Эта сердечная мысль теперь объединила большую часть человечества в имени Г. Н. И. X. и, по-видимому, совершив все, что необходимо, в движении сознания объединенного человечества, переходит постепенно во времени в свою противоположность. То «творчество», о котором вы говорите, прорываясь в отдельных людях как радость, является отнюдь не нормой, а лишь некоторым сигналом дальнейшего движения человечества. Об этом явлении нам можно лишь потихоньку шептаться между собой, но никак не противопоставлять горделиво необходимости страдания и смерти.
Тихонову Ник. Семеновичу.
(Отправлено сегодня)
рад бы Вас приветствовать в положении председателя Союза писателей, если бы не знал, что для Вас, поэта и честного гражданина, это положение есть подвиг. Извините меня, одного из старейших писателей, что я позволю себе предварить Ваш подвиг дружеским советом. В настоящее время мы, писатели, чрезвычайно обязаны особенному вниманию правительства к творчеству вообще. Но никогда мы не страдали так отсутствием дружбы между нами и совершенным невниманием к творчеству друг друга. Повторяю, правительство изо всех сил стремится вознаградить нас за наши труды, при малейшей удаче нашей отличает и вообще старается сделать от-личниками. Но мы не можем требовать от правительства внимания к нашей личности. Это должны сделать сами писатели, и это дело самое важное условие творчества. Вспомните Ал. Макс. Горького и его переписку с нами: находил же он время для нее! Вот и Вам тоже так надо: отвоюйте себе время для этого на первых шагах
Как иллюстрацию тех трудностей, в которые поставлена теперь личность писателя, возьму себя самого. Около года тому назад я начал постепенно переходить от тем из природы к темам из современной человеческой жизни. Начал с рассказов о ленинградских детях и потерпел крушение. Целый месяц упрашивал А. А. Фадеева приехать ко мне, познакомиться с моими рассказами: признаюсь, я вовсе не надеялся на него как на заступника, но считал неудобным обойти его и направить рассказы т. Александрову. Кончилось тем, что, не дождавшись Фадеева, я послал рассказы т. Александрову и тоже вот уже около месяца не получаю ответа. Итак, это со мной, а что испытывали dii minores1?
Обрадованный, что Вы стали председателем С. С. П., направляю и Вам документ моего хождения по мукам: 1) Копию моего письма т. Александрову. 2) Серию рассказов своих. 3) Последнюю книгу свою «Лесная капель».
Прошу Вас, позвоните мне В. 1. 44. 30 (Михаилу Михайловичу Пришвину, Лаврушинский 17/19, кв. 65), когда получите мой пакет.
25 Января. Вода! Улицы – реки.
«Победа». Хорошо делается, уконкречивать героя личностью покойного Федора Куприяновича Чувиляева.
Вечером навестили А. Д. Чувиляеву. Ляля относится к ней слишком заносчиво, потому что судит по себе, т. е. по своему лучшему. На самом деле А. Д. принадлежит к числу достойнейших женщин, начиная от С. А. Толстой, кончая моей Ефр. Павл. С какой-то точки зрения, все такие женщины дуры, – это вот с какой. Существует ум чисто мужской, захватнический, творческий (т. е. взять для переработки, производства) и ум чисто женский, цель которого не взять, а дать. И все они дают, прежде всего детей, потом отдаются и делу мужа. И этим женским умом они умны не меньше, чем мужчины своим умом производственным или творческим. Но они глупы, когда, наторев возле своих мужей, берутся за их дело, или, вернее, как жены попадают в оценку с той точки зрения. Между прочим, все они в глубине души своей таят ненависть к тому, скажем, «творческому» уму, посредством которого мужчина (муж), собственно говоря, уходит из ведения женщины. Нужно Женщине вовсе отказаться от своей самости (самки), чтобы в духе соединиться с Мужчиной. Такие сожительства, как Толстого с Соф. Андр., Фед. Купр. с Анной Дм., мое с Е. П. и т. п. (имена их Господи веси!) порождают непременно в женщине в конце концов не любовь, а злобу. Взрыв злобы Е. П. на меня этого происхождения. И точно такой же взрыв у АН. Дм. после смерти Федора Куприяно-вича (вырвалась из плена и начала в театры ходить). Еще к таким типам жена поэта Орешина, Ольга Криницкая: вырвалась из плена супружества и сделалась скульптором-блудницей.
26 Января. Мертвое тепло сиротской зимы. Приехал Петя. Машину поставили в свой гараж. Чтение рассказов о детях в «Детгизе». Ответ Тихонова: очень сочувствует.
27 Января. Отправил Петю в Ростов за луком.
Были с Лялей у Магницких, вели светский разговор и радовались: можем и это!
«дурак» в нашем смысле надо понимать как «образованный дурак», т. е. что человек может быть большого рабочего ума (в специальности), но не обладает вовсе чутьем современности, как хочется назвать бескорыстно-мыслительную способность каждого человека, отвечающую на в широком смысле поставленный вопрос: «Как поживаете?» Или просто: «Ну, как?»
Андрей Ник. Магницкий – порядочный «дурак». Лидия Петр, немного умнее. Оба живут для себяиз себя. Так они сознательно не имели детей и через это радость своего счастья промотали. Осталась скука жизни.
Любовь двух бездетных возможна до тех пор, пока Мужчина растет и Женщина участвует в его росте по-матерински. Л. П. Магницкая, сознавая это, даже поступила в университет, чтобы потом помогать мужу своему физиологу (!). Так что обращение Мужчины в ребенка при бездетности есть физиологический закон брачной жизни.
NB. К Милочке: – Как это можно, в такое время – и влюбиться!
Личности приходит некий человече Зощенко и, памятуя формулу спасения «через грех к личному сознанию», начинает в этом смысле излагать свою собственную жизнь. Сам-то он за грех считает свою болезнь, тоску, но объективно грех его в том, что он взял на себя большое дело – хотя бы в возможности литературного дела как спасения, поднять забитую, распятую личность человека и воскресить ее и вознести...
Едва ли возможна какая-либо на земле жизнь без греха: невозможна, потому что грех есть бродило сознания. Но это вовсе не значит, что каждый из нас для продвижения на пути сознания должен непременно совершить грех. Напротив, каждый, сознавая ужасный грех человеческий в прошлом, должен строить свою личную жизнь, обходя всякий грех, по возможности даже и безгрешно. И тем более так должен поступать художник слова, и еще во время войны как всем очевидного греха всего человечества. Именно не из греха и отношения к греху должен художник являть теперь людям слово. Плохой пример литераторам дал Достоевский, выводя своего святого Алешу из рода Карамазовых. Алеша, как святой, появляется именно вопреки роду, и, возможно, оттого он и не удался Достоевскому, что сам Достоевский был лично принижен грехом и не мог оторваться от зрелища разложения рода.
«талант» и «бездарность», потому что при современных понятиях сам талант может быть более безнравственным, чем бездарность, и вот почему бездарность не определяется как преступление.
Творчество синтетическое. Творчество аналитическое.
29 Января. Над грязью и водой, стоящей на улицах Москвы, сегодня даже и солнце немного посияло.
Плотину прорвало: «старик Державин нас заметил», и со всех сторон потянулись ко мне руки журналов, и «Новый мир» берет обратно отвергнутые было «Рассказы о прекрасной маме».
Какое было чудесное метро, как мы наслаждались столько лет удобствами подземной езды. Но в нынешнем году пересадка в Охотном усложнилась открытием линии на ЗИС: стало тесновато. А после того, как открылась линия дальше за Курский вокзал и все Измайлово хлынуло, пересадка в Охотном стала просто опасной. А что будет дальше, когда хлынет люд с войны? Не ясно ли, что вся беда жизни нашей из-за растущей численности и переключения души нашей вследствие этого на технику, замену культурных способностей техническими и т. д. Ясно, что вопрос о преодолении войны сводится к преодолению нарастающей численности. Ясно, что война есть стихийное разрешение вопроса о вредной численности, и замена стихийного разрешения сознательным есть воздействие на размножение.
– это исповедь юноши лет в 20 из тех, кто домогается решения душевных вопросов знанием («хочу все знать»).
30 Января. В стороне от нищих на тропе идущих в церковь Ивана Воина стоял старик, бывший священник, стоял без шапки, молился, а идущие наклонялись к шапке его, лежавшей на снегу, и клали туда денежки. Когда шапка наполнялась, этот богатый нищий приходил к паперти, все раздавал и опять становился на тропу. (Ты что скажешь против такой бухгалтерии и экономии?)
Теща начиталась Зощенки и нашла, что она больна с ним одной болезнью.
Эта болезнь состоит в том, что личность больного предъявляет свои права на внимание и признание, не имея для этого никаких внешних данных. Вся беда в том, что Ляля не является [для] матери своей авторитетом, да и вообще теща не позволяет себе смириться ни перед кем. Если посоветовать ей старца, она станет разбираться: какого же, и ей не угодишь никаким. Точно так же и с докторами: будет искать себе доктора и не найдет.
Остается единственное средство лечить таких людей жизнью, т. е. предоставить им лично самим добывать себе пищу и устранить сострадание близких. Жизнь так их и лечит.
«Картофель», пока не получил прощения.
Вальбе говорил, что правительство, надев погоны, хочет быть Comme il faut2, а народ благодаря этому повертывает лицо свое назад и там ищет примера для своей жизни. Так вот и создается «родина». К этому еще и личность может раскрываться теперь лишь на войне, и этот исход в личное через военное действие определяет победу (то же, что сдавленный пар). И третье он сказал о младенчестве народа, столь очевидном на уличных драках, давке в трамвае, в репликах в метро и т. п.; это младенчество в свою очередь объясняет чудо нашей победы над умнейшими немцами.
Вальбе изложил мне, что такие, как Толстой или даже я – это вельможи, а масса писателей – это голодные, забитые нуждой люди, и что всех таких мучеников культуры на всю громадную страну немного больше тысячи человек.
Положительная особа
Начал читать Горбатова «Непокоренные» с большим было удовольствием и сочувствием, но, не дочитав первой страницы, сообразил, что герой ее Тарас с сыновьями есть Гоголевский Тарас и, значит, патриотизм его условно-литературный, уводящий в сказку, как у Гоголя, но не подлинный, и даже слово «Россия», как он говорит это, опять не из уст действительного современного мужика, а сочиненного, и что Гоголю на свободе тогда это можно было сочинять, а теперь в тесноте это нельзя, не верится. И несмотря на то, что повесть, наверно, очень хорошо написана, я читать ее не стал.
Понимаю так, что эти люди вроде Горбатова хотят обмануть публику, не обманув себя.
В том-то вот и секрет искусства, что человеку нужно выйти из быта, из времени его и пространства и так, обманув в себе бытового человека, сделаться художником и тем самым получить право других обманывать.
Однако можно и не быть в таком смысле художником, чтобы отлично писать повести и успех иметь.
«Обмануть себя», т. е. освободиться от наивной уверенности в себе... как существуешь на ощупь.
1 Февраля. Были на юбилее Т. Л. Щепкиной. Пришли личные почитатели, но писателей не было, потому что можно было не быть. Приходят, лишь когда самого себя касается, а это бывает, лишь когда врывается политика: это касается себя и всех. А раньше жизнь искусства сама по себе касалась, и тогда шли из-за искусства бескорыстно. <2 строки вымарано.> Искусство, если понять его как женщину, теперь в черном платочке притаилось где-нибудь тут в уголку у Скорбящей, и никто-никто-то не знает, что вот оно где пережидает страшное время.
Ум бессердечный в кладовой всемирной культуры может выбрать себе очень много книг равноценных, но умное сердце выберет единственную безусловно прекрасную книгу – это, конечно, вы знаете, какую.
«В церковь идут люди сами» (т. е. по своей доброй воле, ничем материально не заинтересованные, чего нельзя сказать о кино и театре: туда ходят развлечься, людей посмотреть, себя показать).
В ЦК назначили председателем ССП Н. С. Тихонова. Это факт. После того были созваны некоторые члены президиума (меня не позвали), и при их одобрении Фадеев передал дела Тихонову. И тогда назначен был пленум, и со всех концов страны полетели, поплыли, поехали по железной дороге и на лошадях и на верблюдах делегаты. И все только для того, чтобы утвердить Тихонова, вернее, увериться своими глазами в назначении Тихонова.
2 Февраля. Даже если в храме у людей пошатнется любовь – это еще не конец: сила этого греха породит в ответ силу власти закона. Но если и тут в законе, охраняющем жизнь людей от разложения, появится слабость, тогда народ встает во имя правды, и этот народно-стихийный, страшный суд без участия Бога любви, во имя одной лишь правды и есть революция. Так это мы пережили – свою революцию, но она не кончена: ведь мы не одни из народов потеряли любовь и не соблюли закон, в этом весь мир виноват, и весь мир должен претерпеть революцию. Дай, Господи, все понять, ничего не забыть и ничего не простить.
Любовь содержит в себе всю свободу целиком и в большом, и в малом (к «откровению помыслов» – о водке).
3 Февраля. По дачным делам «Заветы Ильича». Вечером читал начало «Победы» Замошкину и Удинцеву. Они так очарованы «Фацелией», что новая манера моя писать в «Победе» их смущает. Уверен, что Замошкин это мое изменение приписывает влиянию Ляли. Но он не понимает, что у нас влияние возможно лишь через любовь, а в любви личность растет <: а не подавляется>. Есть, однако, какая-то тоже «любовь», скажем, поповско-толстовско-чертковская, в которой таится претензия господства бездарности над живой личностью. Этой «любви» и боится Замошкин.
Один очень крупный партиец на вопрос, кто этот Поликарпов (секретарь ССП), ответил при людях: «Жидоед!» Сообщавший мне это сказал от себя: – Партийцы теперь неузнаваемо изменились.
Карьера Бородина: использовал успех своей первой и скромной книги «Дмитрий Донской», получил лауреата, поступил в партию, сделался жидоедом в киностудии, попал в чьи-то руки. Скоро погибнет.
Я ведь единственный из писателей доказал, что писатель, если захочет, может и при сов. власти отстоять независимость авторства. Был бы рад назвать в литературе другого борца за личность, разве, говорят, Пастернак? Но я его не понимаю, а Ценский шпарит на заданные темы. Наверно, где-то таятся... Но только не надо думать, что поэты, как грибы, вырастают лишь при теплой погоде.
Утром зашли к Ивану Воину. Там был молебен Воину. Ляля дала мне две свечи, одну на жертвенник, своей матери, другую Богородице. После того пришли домой, и Л. угощала меня, как именинника.
Вечером был на пленуме. Утвердили Тихонова председателем. Начал речь он тем, что сов. правительство имеет главной идеей своей Правду. Мне это понравилось, но потом началось обычное перечисление имен тех, кто что-то делал для войны, на первом месте стал Симонов, и так по ступеням распределил всех. Меня, конечно, даже и не упомянул. Конечно, такое поминовение имеет значение погонялки для молодежи, и что не упомянули меня – ничего, но... мне показалось, что если бы я не отдался своему счастью, то мог бы что-то сделать гораздо большее. (Едва ли, однако: мое счастье ведь было тоже «производственное счастье».) Но так или иначе, а мелькнуло сомнение.
В это время ко мне подошел Эль-Регистан, и от него пахло водкой. – Мне, – сказал я, – понравился выбор Тихонова, и хорошо, что он сказал о правде. Он сам такой правдивый, такой работящий. – Разрешите, – сказал он, – анекдот восточный рассказать: ишака позвали на свадьбу, и он сидит недовольный. – Чего ты не весел? – спрашивают его. – А вот, – говорит, – не доверяю, боюсь. – Чего? – Да что заставят или воду возить или дрова тащить.
6 Февраля. Половодье в Москве.
К повести: Перед нашим человеком в захолустье как будто кто-то нарочно стену ставил, заслон, чтобы ничего они видеть не могли вперед. И так этот заслон складывался, я могу сейчас, пожалуй, даже и понять. В каком-нибудь, скажем, колхозишке появляется председатель: он и пьянчужка, он и ругатель, и кум всякому болотному зверю, а между тем распорядок его в колхозе хороший, и никто из своих в деревне так и не мог бы сделать. Из этого-то именно вот и получалась завеса будущего: смотрели на человека, что пуст он, и по человеку не допускали никак хорошего дела у него. И вот тут-то и спускалась завеса. У нас не понимали то, что не по этому нашему человеку надо понимать будущее, а по тому, как через этого нашего пьянчужку осуществляется воля, может быть, Всего человека, сходящего из всего прошлого и будущего в настоящее.
9 Февраля. Все говорят, что теплая зима – результат стрельбы на войне.
Слышал с войны: попалось 1000 немцев, их всех нужно было убить холодным оружием, и нашлись какие-то люди, не так много их и было: всех перерезали.
настоящая жизнь – вот она: мир во зле.
Сколько перемучится женщина, пока сделается спокойной старушкой: как ручей-мученик в море вольется.
Задача к 15 Марта: 1) Кончить и устроить повесть «Победа». 2) Отремонтировать машину. 3) Устроить дачу. 4) Начать работу на конкурс по детской книге.
<На полях«Детгизом».>
10 Февраля. Идеал «я лучше всех» есть самая тайная и самая глубокая причина движения вперед к лучшему человеческого общества: это есть кости и мускулы жизни. В социализме эта сила осознана, и ей пользуется государство пока еще грубо и неразумно (стахановцы и пр.).
11 Февраля. Антропософия как средство сделать церковь «» учреждением (и, конечно, полезным и государству).
Истинная церковь там, где люди лично собой не заинтересованы.
13 Февраля. Визит к Щепкиной-Куперник.
15 Февраля. Сретенье. В этот год весна с зимой так и не встретились: зима уклонялась от встречи. С утра прихватит морозик маленький, а к вечеру непременно течет.
Принципиально решен вопрос о даче и ремонте машины.
Замошкин, по-видимому, разваливается; провалил мою книгу: вышел в свет винегрет из всех моих сочинений (юбилейный сборник) без всякого пояснения, для чего нужно все написанное мной так искромсать.
И дошло до того, что вместо «Черный араб» напечатали «Черный гроб».
«» на полпути, Ляля уверяет, что это будет вещь настоящая. Читал отрывки Пете, и ему люди мои представляются нереальными. Из этого делаю вывод, что необходимо: 1) вывести их всех из «12 писателей»: первый Алексей Михайлович и потом его ученики. Пожалуй, и вся повесть пусть будет не «Победа», а «Читатели». Уконкретить их в главе «спор», т. е. сделать видимыми («такие люди бывают»).
Ездили на дачу в Пушкино, очень понравилась дача, но явился в этом романе соперник, некто Караваев, хочет идти к Пронину. И вся-то наша жизнь есть борьба!
Игра кошки с собакой (чистенькие глазки у кошечки, как чистая водица, и коварство воды и женщины, и простота, доброта, доверие собаки). Наблюдать ежедневно.
Петя по следам на снегу прочитал борьбу ястреба с зайцем (пешком в «чемодан»).
Шел следом выдры и нашел у реки 20 окуней без голов: выдра отъела головы и оставила. По следу свежему и рыба свежая. Он принес зайца и рыбу домой, и жена сказала: – Пожалуй, Петя, не поступай на службу, так больше достанешь.
куда-то и те радости и горести души, от которых то веселишься, то печалишься. Точно так же и страх перед немцами пропал, и впереди люди и ждут только одного: поскорей бы только все кончилось.
17 Февраля. Внешний мир, конечно, и на меня, как на всех, действует, я это очень чувствую по себе, но ничего не помню или очень мало. Вот каждый день хожу через Каменный мост и вижу Кремль, но помню только, что там башни, дворцы, церкви, стена, а какие это башни, как расположены между собой башни, дворцы, церкви – не знаю. Весь Кремль в совокупности входит в меня какой-то светящейся точкой и ложится на сердце, лаская или тревожа его, отчего поднимается мысль, быть может, совсем о другом. Однако сущность Кремля остается во мне, и если бы я вернул опять свое сознание и направил на Кремль и стал его изучать и записывать, зарисовывать, то унес бы с собой представление о Кремле, организованное в частях своих внутренней его сущностью.
Отдельные люди очень хвалят «Лесную капель», но журналы и газеты о ней не скажут ни слова, и я чувствую себя с ней, как будто я гражданин какого-нибудь государства, совершенно свободный с одной оговоркой, что власть распоряжаться материальными средствами' и обороной принадлежит другому государству. Так и с книжечкой моих мыслей: без права распространять эту книжечку мысли мои остаются при мне точно так же, как вера без дел (как наша церковь).
Так и во всем мире было до войны: капитал – это власть распоряжаться мыслями людей, лишенных права личной обороны.
(Вспомни записки купца Волкова: как монах делается капиталистом.)
Коммунисты, да, а коммунисты чем? Властью рабочих, т. е. создателей ценностей, производителей.
Но тут вопрос: кто же эти «рабочие», те ли, кто мыслят, или те, кто делают? Те, конечно, кто и мыслит и делает, т. е. человек, соединяющий в себе мысль и труд. Встает второй вопрос, где нам найти такого человека? В природе нет его. (У фашистов: в природе.) Значит, его найти негде, и надо создать, надо воспитать цельного человека. Возможно ли? Невозможно воспитать всех в одного. А раз так нельзя, значит, надо соединить, или организовать.
Итак, коммунисты думают найти источник богатства людей (и власти) в . А фашисты источником богатств считают природу господ.
Возражения фашистам: «господа от природы» сделают всех других рабами, т. е. достигнут благополучия уничтожением большинства людей.
Возражения коммунистам: можно объединить людей духовно (как в церкви), без принуждения, а всякая организация людей в отношении производства материальных ценностей должна сделаться принудительной, как всякая механизация, и тот идеальный человек, «пролетарий» есть человек выдуманный, механический Робот.
Итак, автор «Лесной капели» после этого разбора продолжает оставаться без обороны своей мысли со стороны, и я возвращаюсь к разбору другим путем.
«правды» моего коммуниста: правда есть священная война за истину.
Вчера Шишков нам сообщил, что сейчас только описывал, как Пугачев купался, и нам было удивительно думать о человеке, который во время Страшного суда занялся описанием купанья мужика, казненного за воровство государственной власти.
18 Февраля. После великих мук с машиной наконец исполнилась заветная цель: машину приняли на капитальный ремонт.
Вчера закончилась операция с окруженными немцами на юге.
Ветер с востока. Под вечер галки слетелись на дерево и плотно друг с другом уселись на ветках, и каждая направила носик свой вострый и черный и белые глазки на восток, чтобы ветер обтекал птицу и не шевелил перышки.
– тот ли я, кого она может любить, что я капризный, избалованный эгоист и т. п. Плохо, что я перестаю бояться ее упреков и верить в их истину. Очень правильно веду себя в отношении тещи, как мужчина, потачки не даю, а ей только это и надо. Вообще все они, женщины, ищут начала, все стремятся попасть под начало.
20 Февраля. Ветхий Завет весь в причинной связи и Евангелие так и начинается, что Авраам родил Исаака, Исаак Иакова, и так цепь причин доходит до Иосифа, когда цепь обрывается и семя как причина рождения выпадает: Христос рождается прямо от Духа. Науки развиваются, как рождение в Ветхом Завете, тоже в причинной связи и в законах. И если наука возражает чуду по причине... то что стоит это возражение, если причинная связь пересекается перпендикулярно линией связи беспричинно-любовной (крест).
22 Февраля. Только вспомни, сколько, начиная с-«Фа-целии» я создал страниц о тебе! И я не знаю, почему о вере одной сказано у апостола: вера без дел мертва. А разве не то же самое надежда и любовь?
Из разрешенных детских рассказов в «Новом мире» выбросили лучший, и когда я открыл им, что он напечатан в военной газете, решили пересмотреть.
Оказалось, это для экономии в бумаге в ЦК решили убрать все предисловия. Так и у меня из юбилейного сборника убрали, и читатель не будет знать, почему же именно и для чего сделали вермишель из моих сочинений.
«несть бо на лица зрения у Бога»). Верно ли это, что у Бога нет зрения на лица, и Бог ли это, кто не видит у человека лица? По-моему, это не бог, а закон как последствие греха. Вот именно перед законом нет лиц, и это закон в Ветхом Завете считался орудием Бога. Напротив, в Новом Завете орудием Божьим стало милосердие, через которое именно и определяется лицо человека. В Новом Завете у Бога явилось зрение на лица, открылись глаза у Бога на человека, и личность стала священной, и люди во Христе стали как боги.
Итак, древний закон, почитавшийся орудием Божьим, стал в Новом Завете орудием прокурора, а заповеди Моисея превратились в законы евгеники. Возможно, что в будущем и заповеди блаженства из области культа будут переданы исполнительным органам социализма.
И так, Бог творит мир всегда впереди человека и, сотворив нечто новое, передает его для пользования человеку. Можно всю историю культуры, все это дело связи между людьми понять как переход творчества жизни из рук Божьих в руки человеческие; и личность в истории в этом понимании является посредником между Богом и человечеством.
Не надо скакать на ЦК, помня завет Чехова не браниться на городового, и еще помнить, что если тебе голову отрубят теперь, то в этом никто не виноват, кроме тебя: делай так, чтобы тебе не отрубили голову. Вот почему все писатели забоялись и разошлись по углам, и никто друг за друга не заступается. Однако, зная, что все боятся и прячутся, что это уже заметили и назревает потребность в показателе храбрости, мне, единственному умному, можно бузить. Но, по правде говоря, я только сейчас сознаю вполне, как хитро я пользовался все 26 лет этой потребностью власти в гомеопатической дозе свободы личности. Способность к юмору помогала моему юродству, и так создавалась особая эрзац-искренность. Я счастлив тем, что не перехожу в этом меры и оттого не делаюсь, как Сейфуллина, советским шутом.
23 Февраля. Сегодня в 7 вечера приедет Щекин под предлогом устройства мне вечера. Так или иначе, но вечер в Москве непременно надо устроить, потому именно непременно, чтобы не считали за покойника.
по площадям и орать какой-нибудь площадный стих Маяковского, наверно, сестра его бы не маялась. Не оставить ли Ляле завещание с просьбой сделать ей под Пришвина Робота на «Фацелию»...
Был Щекин, рассказал об одном адмирале из бывших, что у него дочка замуж выходила за коммуниста. Адмиральша требовала церковного брака, и адмирал тоже, и за ними дочка тоже на гражданский брак не соглашалась. Коммунист пошел к секретарю (узбек), спрашивает, как быть. – Соглашайся, – ответил секретарь, – венчайся, только не крестись во время обряда. – И коммунист венчался, не крестясь.
Бабу привели в Зоопарк, она посмотрела на льва; на тигра, на слона, на бегемота и сказала: – Это глаза отводят, ничего нет. – Перекрестилась и вышла. Человек, увидев слона, обошел его кругом и сказал: – Не может быть.
24 Февраля. Машина прошла тех. осмотр и красится. Сборник «Избранное» (вермишель) в сигнальном экземпляре. Повесть «Ключ правды» кончается: остается выписать одну главу действующую и два-три эпилога. Движение вперед по технике писания: углем рисунок от начала до конца и после красками.
26 Февраля. Закончена драматическая часть повести вчера. Сегодня приступаю к началу конца (эпилог).
«На реках вавилонских».
27 Февраля. Воскресенье (Прощеное). Пишу последнюю главу повести «Ключ правды». 17 Апреля через 7 недель Пасха. По словам Пети, в народе начинает распространяться уверенность в том, что простого конца войны, как ждет его усталый человек, вероятно, не будет. Из этого само собой вытекает, что готовиться надо не к концу войны, а к кончине (и по возможности «безболезны, непостыдны»).
Пришла сестра Олега Светочка и сообщила, что в 41 году ее вызывали и допрашивали, и когда она ответила, что он мертвый, ей сказали: «А может быть, жив». Мы представили себе возможность появления Олега, и решили, что нам он не помешает. С. призналась, что у нее кроме ее законного мужа, от которого у нее мальчик, был другой, и этого второго она любила больше. «Теперь оба на фронте и оба молчат, а я жду, кто бы ни пришел». Война как испытание всей любви: столько слов наговорили о любви, что теперь уже ничего не понять, но война – это проверка словам.
Читал «Страшную месть», и Гоголь показался как мститель, стала понятна борьба его с пошлостью, с довольством людей их маленькой долей с их немудрым смирением. И это он все понял, но запросил на месть свою столько, что сам обратился в мертвого рыцаря на коне.
28 Февраля. 1-й день Великого Поста. Метель. Выписал («углем») последнюю XIX главу повести «Ключ правды».
Помню, редактор «Русских ведомостей», услыхав мой устный рассказ, сказал мне: – Напишите это нам для «Русских ведомостей». – Хорошо, – ответил я, – сегодня поеду в деревню и там напишу. – Да почему же уезжать? Садитесь вот тут и напишите. – А я и представить себе не мог, чтобы взяться и вот здесь написать. И так вся моя литературная деятельность проходит где-то там, в углу, в одиночестве, а Толстой А. Н. всегда здесь, на людях, и у меня так трудно, а у него так легко. Крандиевская вполне ему пара, тоже и она талантливая, легкая, светская.
Великое повечерие. Канон Андрея Критского. Господи, Владыко живота [моего]... То среднее существо (в начале революции «беднейший из крестьян», потом «пролетарий», и самое главное, это я сам, взятый как среднее арифметическое) в церкви не пугает, не отталкивает, напротив даже: тут «средний» (христианин) по существу обладает тем же самым, чем и мудрейший. Возможно даже, что «пролетарий» в своем культе именно и есть рационализированный христианин.
Встретилась Ольга Криницкая.
Плетнев, директор дачетреста, опять виляет. Сходили к Преферансову, пожаловались, тот по телефону изругал его, но ордер все-таки будет только в четверг.
«Ключ правды» в отделке, полируется.
2 Марта. Узловой день, все пути достижений сошлись в одну точку: 1) Ляля легла на операцию. 2) Получен ордер на дачу. 3) Готова машина. 4) Повесть кончена (мелкая отделка остается). Начиная с устройства Ляли в больницу, все давалось так трудно, что достижение получается как вывод, но не радость.
3 Марта. 1-е утро без Ляли. Вечером майор Леонид Соловьев и с ним еще какой-то писатель молодой завели меня в кабак (ресторан). «Трудно деньги получить и еще труднее пропить». Перед кабаком была толпа инвалидов в очереди. Когда наш майор и за ним мы шли без очереди, вся толпа нас ругала. Стоя дожидались столика. Какая грязь! Табак, жара, удушье. Четверо выпили по две рюмки водки, закуска винегрет, кета, и все это Соловьеву стоило 800 р. Из этого вечера я узнал, что будто бы Жданов является моим приверженцем, и еще понял, что среди молодых писателей у меня много не только читателей, а страстных почитателей.
- Вы у нас много выше Гамсуна, – сказали мне. – В мировом пространстве, – ответил я, – нет ни верху, ни низу, так и в искусстве у каждого художника свой путь. Мне же самому кажется, что у Гамсуна любовь изображается слаще, завлекательней, но всегда как борьба слепая и безысходная. А моя любовь направлена к достижению единства человека: двое борются, чтобы стать одним существом, каким был сотворен первый человек.
Из кабака думал о Ляле, что какое это расстояние от богемы до нашей пустыньки! И как нужно остерегаться шума возле своего имени, чтобы не возмутить ту пустыню.
4 Марта. Договорился с Иноземцевым на 8 ½ утра Вторник 7-го Марта о поездке на Клязьму и в Пушкино для договора о даче. Завтра на свидание с Лялей. В понедельник у нее операция.
Только любовь, одна только любовь может заставить человека сделаться христианином.
Мать привила во мне уважение к труду, и все это наше народничество происходит из этого уважения, и социализм. Все это пришло к русскому человеку через церковь.
этом не думает, как человек не думает, когда идет, о всей системе двигательных нервов, мускулов и костей: ноги сами идут. Мы же потому о всем этом говорим и думаем, что мы в этом еще дети.
5 Марта. Самая подходящая мне молитва: Научи мя творити волю Твою.
Прочитал конец «Ключа» (вот бы назвать «Иван Воин») и уверился: создана вещь настоящая, только начинаю это сознавать, да, кажется, хорошо.
Есть рядом со сладострастием страстишка предвкушать достижение цели <приписка> эта страстишка, во-первых, ослабляет действие, во-вторых, при неудаче обеспечивает отчаяние. Поэтому, начиная и делая что-нибудь, будь строг и холоден к достигаемой цели, как будто не для себя достигаешь, гляди строго вперед, как моряк за рулем, ведущий корабль, за который он отвечает.
Бывало, я радовался, думая о Ляле как о каком-то добре, лежащем вне меня. Теперь Ляля вошла в меня и стала мной самим, отчего в своих собственных глазах я повысился, посмелел и очень поумнел.
<Приписка: На самом деле это свинство – думать, что она вся во мне: вот именно не вся, и только пока не вся, будет движение, вся – это конец, что-то вроде старосветских помещиков.>
Был в Кремлевке у Ляли (завтра операция). С ней лежат две старухи-безбожницы, одна из них Менжинская. Ляля находит в себе к ним чувство жалости. В общем, дух бывшего дома Ильича: во времени они были деятелями правды и, достигнув какой-то ступени, остановились где-то там глубоко внизу, окаменели и стоят, как львы сторожевые. Противно, что все они пользуются высокими преимуществами в своем материальном обеспечении и до последней степени уверены в своем достоинстве. Вот острота одного из таких сторожевых львов коммунизма.
«Лесную капель» (Николаев – еврей).
Изнасиловал меня П. Барто, вынудив рекомендацию в Союз писателей (членом). Как устоять против того, что у несчастного писателя трое детей.
Приходил страдающий учитель из Усолья И. И. Фокин (больной желудок, черного хлеба съедает 200 гр., а 400 относит дочери). Про себя говорит, что жизнь невыносима, но что, как глянет на сына, на той же военной службе и о тех же вещах сын говорит весело и переносит легко. «Значит, мое мнение зависит от больного желудка и не совсем отвечает действительности».
Еще заметка на пост: очень остерегаться радости, возникающей в ответ на восторг читателей, нет ничего обманчивей этого.
Последние дни, наверно, под влиянием окончания повести и предвкушения (см. выше) успеха, начал задирать нос и обличать писателей в трусости: это надо бросить, скорее надо удивляться, что вовсе не бросают писать.
В 4 ч. спрашивали: благополучна.
Совсем закончил «Ключ правды» (только мелкие исправления и переписка).
Вечером прибыл Петя, говорит, что, по слухам, прилетели грачи (значит, на 2 недели раньше). Снег будто бы уже зернистый.
Примечания
1 – младшие боги.
2Comme il faut (франц.) – как следует, соответственно, как нужно.