20 Мая. С 15-го мая идут дни один краше другого, и чем лучше, тем сильнее льет из души моей тоска. И я чувствую, что так это и быть должно, и такая сущность поэзии (белеет парус) – достижение покоя сопровождается вихрями. И тут как-то все сводится к близкой душе: есть такая – в такой день она должна быть здесь, нет – надо ехать куда-то или лететь...
Вчера вечером – осада деревенскими мальчишками (все орут, и все курят и дерутся) дома отдыха: стремятся проникнуть в кино и стучат в дверь. Время от времени дверь открывается и комендант Коля хлещет палкой. Весь интерес мальчишек – увернуться от палки и произвести шум. Тип мальчишки-хулигана (то же, что и у меня в гараже). Два выхода: 1) поймать, исколотить; 2) вынести кино на воздух и давать картины всем на стене (так уже было)... Третий - пример Макаренко.
Неправильно делать, рассчитывая на или так, или сяк, нужно собирать все на пользу своего дела: и так – и сяк, все дай сюда.
21 Мая. Вчера добрался до Лаврушинского, все были дома. Ляля видимо очень смущена тем, что должна сидеть возле матери и оставлять меня одного. Надо всячески успокоить ее тем, что мне хорошо, интересно и все будет отлично. И пока такое положение, мне нужно подтянуться самому и строить свою поэму как твердую вещь, как дачу, и дачу строить, как поэму. Весь участок я засею медоносными травами и зимой достану пчел. К зиме дача будет готова, весной, е. б. ж.1, выпущу на свои липы своих пчел.
22 Мая. Сухой плеврит.
Сегодня утром рано, наконец, свиделся со своей машиной, заправился в колонке и благополучно по новой неведомой дороге через Успенское добрался до Поречья.
23 Мая. Среди дня температура спала до 35, потом медленно стала повышаться до нормальной. Очень надеюсь, что все тем и кончится. Заказал Вас. Ивановичу на завтра Таллинга. Теперь с машиной и документами дело в моих руках.
Маруся (фельдшер) рассказала мне о своей жизни и просила совета, что ей читать, чем заниматься, чтобы сложить свою жизнь хорошо: медицину взять, педагогику или что.
– Медицину? хорошо. Педагогику? очень хорошо, но любовь дороже всего. Постарайтесь с этим устроиться.
Потом пришел неглупый человек Якубович. Я ему рассказал о Марусе и моем совете. Да, сказал он, это человека занимает на семьдесят пять процентов. Думая о том, что любовь – это все, я сказал, нет, я думаю все 100. Уступаю вам, сказал он, но один процент придется удержать: на 99%. Мне это показалось неглупо, и я рассказал о «нафталиновом» профессоре, который всем занятно рассказывал о своей чудесной жене и все им восхищались, но садиться рядом с ним, зная, что он будет говорить о жене, избегали. Может быть, сказал я ему, для полноты не хватало вашего одного процента.
После Якубовича пришел Венгров, я ему тоже рассказал о Марусе.
– Любовь! – Ответил он, – что под этим понимать, какая любовь? – Вся любовь. – Ну тогда, конечно, в ней все сто процентов.
24 Мая. Оделся, умылся, встал, хочу жить здоровым, а там как выйдет. «Ох, ох!» – покряхтываешь и кажется это самому не всерьез. С другой стороны, подумываешь: может быть и все, кто кряхтит, тоже не всерьез. А это мы, здоровые, глядя на них, боимся страдания, и наше сострадание больше всерьез, чем самое страдание.
Дорогая Ефросиния Павловна, рад бы приехать, но не выйдут у нас с тобой именины, которые как-то ведь нужно «справлять». Лучше я просто в один прекрасный день заберу Леву с внуками в машину и прикачу по хорошей погодке. А насчет одиночества, то подумай, сколько у нас теперь одиноких женщин, одиноких по-настоящему. У тебя же сыновья и внуки и, Бог знает, сколько разных смоленских родных.
25 Мая. Вчера вечером приходил Якубович с книгой своей «Занимательная география», Алик с рассказом о рыбе, которая у него сорвалась с крючка, юноша с темой человек в природе (сам-человек), Вас. Ив. от Таллинга с тем, что завтра утром ехать в исполком за лесом.
Таллинг превратил меня в прораба. Но я не тужу: сделаю себе жилье в доме, сделаю гараж, забор и все остальное на будущий год.
Мы не знали, что эта береза сухая, даже когда соседние деревья начали чуть-чуть зеленеть. Но раз утром, когда солнце было позади нас, на востоке, мы услышали шум пропеллера и тень самолета, как тень от облака, пробежала по всему зеленеющему парку. Тогда представилось, будто одно дерево, одна большая береза не вышла из тени, но тень обожгла ее. Тут только мы и поняли, что береза была сухая.
Юноша пришел с вопросом о девственной природе: я люблю природу, сказал он, но не все ее любят и оттого девственная природа разрушается. А некоторые говорят: и пусть, мы закуем землю в асфальт.
– Мало ли глупостей говорят, – ответил я, – и пусть уничтожают девственную природу. Пока человек будет чувствовать в глубине самого себя как нечто «настоящее», как сокровенную реальность жизни «познай самого себя», до тех пор сохраняется девственная природа, потому что сама-то природа есть сам человек.
Узнал, что у меня сухой плеврит. Зам. председателя райсовета Полетаев Ник. Ник., вид простецкий, но узнав, что я покупаю и ремонтирую дачу, спросил: – Бы хотите на ней оленей разводить пятнистых? – Вроде этого, – ответил я. – Постараюсь вам помочь всеми силами.
И в одну минуту я получил 25 м3 леса, о которых хлопотал уже с месяц напрасно. Так нашелся метод моей дальнейшей работы: все делать самому, ничего через председателей.
Маруся рассказывала, сколько всего она вынесла на войне: и холод и голод, и страшную контузию, и раны. – И чувствую, сказала она, что еще и еще больше могла бы вынести, но одного не могу: обиды. И как сказала «обиды», глаза ее наполнились слезами. После того рассказывала, какой хороший человек ночной сторож дядя Вася. – Чем хорош? – Тоже обиды боится: не обидеть бы кого.
26 Мая. С утра доклад Вас. Ив.: завтра начнут делать рамы. Доронин будет готовить лес к дороге...
27 Мая. Болезнь ухудшается (заболел в среду). Доктор Фрида (порочное существо) утверждает, что сухой плеврит – это три дня. Люди же, у кого он был – три недели. Никогда не видал врача столь утонченного в цинизме, как Фрида – сам порок.
Встав поутру, напился кофею, и уже это самое последнее, если дошло до того: стал раскладывать пасьянс, а Жулька ушла на балкон. Глядела, глядела Жулька через балюстраду и, наверно, ей стало так же скучно, как мне. Она высунула голову ко мне в комнату, долго глядела и, поняв, что у меня еще хуже, чем там на балконе, вернулась на балкон. (Не забыть старинное намерение описать отношение собаки к человеку, как к богу.)
После вчерашней моей выходки (разнес Фриду при людях в пух и прах) начался за мною великолепный уход и сразу как будто полегчало.
Большое и маленькое в стихии воды не как в стихии человеческой: большое, мол, оно тем хорошо, что большое, а как ты маленький, то и отходи прочь, жалкое создание. В стихии воды – у своего места велик океан, а у иного – в лесу или в пустынном оазисе – маленький ручеек совершает не менее великое дело. И маленький ручеек, подбегая к океану, не ежится, не останавливается как торопеющий перед большим человек, а как равный, как брат весело сливается: сейчас он был ручеек, а вот уже он и сам океан.
28 Мая. Вернулись майские холода. Болезнь – не лучшеет, по ночам спать нельзя, рвет кашель. День хожу сонный, вялый. Ляля приехала. Зубов не дал курсовку на лето. На Панферова мои надежды.
29 Мая.
30 Мая. Холодный (+10) серый день с дождичком. Подозреваю, что плеврита и не было, а кашель горловой. Вчера подписали договор с Василием Ивановичем (плотником). Приходил Таллинг. Сегодня гонец направлен в Голицыне по лесным делам. Рамы делаются. Надеемся на следующей неделе поднять лес.
Две старушки – два тупика. Анна Дмитриевна и Наталья Аркадьевна. Нат. Арк. – верующая «для себя», т. е. что причаститься полагается и т. п. Анна Дм. – не смеющая верить («раньше не верила, а теперь откуда возьму?»).
Лева ворвался. Отдал ему письмо к матери. Заказал на завтра Таллинга, едем в Голицыне за лесом и за кирпичом. Заплатил 700 р. за доски (10 для рам и дверей).
Вдруг почувствовал улучшение в здоровье.
31 Мая. Стоят прохладные солнечные дни. Цветет сирень. Ландыши еще не открылись. Чудо делается силой Божьей, а правда – рукой человеческой.
Впервые сел за руль. Ездили с Т[аллингом] и Лялей в Голицыне. Бился с бабой-законницей за лес. Лесничий Борис Леонидович Антонов. В обход закона по примеру короеда. Липа растет на глубоких почвах.
Трудно было в душной кабинке, все думалось – дунет ветерок и все вновь начнется. Но все обошлось хорошо. Вечер был роскошный. Пел соловей.
Мне потому вспоминается Хрущеве, что с тех пор я и не жил в здоровой природе и мало-помалу забыл, что она существует. Я жил в болотах, в комарах, понимая такую природу как девственную, как самую лучшую. И с Ефр. Павл. жил с вечной благодарностью Богу за хорошую, верную мне бабу. А разве мать моя жила не тем же чувством благодарности за жизнь, какая она ей пришлась, не имея никакой претензии на лучшее?
И вот почему, когда я вышел из болот и стал здесь на глубокую почву, где липы растут и нет комаров, мне кажется, будто я вернулся в Хрущеве – лучшее, прекрасное, какого и не бывало на свете.
В таком чувстве и заключается секрет долголетия (своего рода «чти отца и мать»), т. е. будь доволен тем, что дано тебе. Очень возможно, что в этом чувстве таится и вся сила русского народа: край родной долготерпенья.
1 Июня. Роскошный жаркий день. Ландыши в бутонах. Все цветет и поет.
Первая ночь прошла без изнурительного кашля. Теперь до двух недель болезни остается дня 3-4, набраться сил и плеврит окончен (две недели). Но силенок мало после болезни. Ляля это подметила и ну мучить меня! Из Москвы дошло, что и теща там тоже мучится моей болезнью: чистейшая культура эгоизма (бабье начало). А впрочем, пусть! Мужество и великодушие...
Собака между природой и человеком (наблюдение). Мы сидели на своей верхней одежде на лужайке, окруженной липовым подлеском. Среди высоких лип и еще выше их стояла могучая береза и тихонько шевелила там, в высоте на ветру, своими зелеными прядями. Жулька там что-то заметила и стала наблюдать, как на стойке, не шевеля своими белыми ресницами. Мы были счастливы, в нас только чуть-чуть скребло, что, может быть, уже и нет больше сил ответить этому празднику природы. Но это чувство было далеко в глубине. Мы были счастливы, ничего не думали и тоже вместе с Жулькой следили за движением ветвей в куще березы. Вдруг там раздался резкий крик дрозда-рябинника и, вместе с тем, появилась смущенная испуганная ворона. Маленькая сравнительно с ней птичка дрозд взлетела ввысь и падала на ворону, и та виляла во все стороны, носясь между деревьями, удирая в ужасном испуге. Жулька бросилась...
Ольга Ильинична относительно мучительства жалостью сказала, что это у Ляли общебабье чувство: без этого нет бабы на свете. Тогда мне стало понятно и мое раздражение, мой протест: это мужское чувство жизни безличное. И тоже понятна та суровость, с которой относится умирающий мужчина к близким, напр., кн. Андрей у Толстого (естественное отстранение своего личного, случайного человеком, стоящим у порога вечного). Такой возведенный к идеалу муж является победителем самой смерти: он может перешагнуть через смерть. Напротив, женщина, возведенная к идеалу, является заступницей, хранительницей всего личного: она не переступает через смерть, оставляя мертвым хоронить своих мертвецов, а, напротив, рождает бога, который будет победителем смерти, рождает личности (т. е. момент жизни человеческой (бессмертной) рождает бессмертное мгновенье).
У древних то, что мы называем теперь «индивидуальностью», называлось «смертными», а богами – то, что мы теперь называем в человеке «личностью». Но надо помнить, что в широкой массе и даже среди философствующих людей индивидуальность и личность есть одно и то же (напр., у Волынского: «Что такое идеализм?»).
2 Июня.
3 Июня. Ночью дождь, днем парит.
Рано утром приходил Доронин. Я настроил его на короедные деревья.
Часть рам сделана. Дело за кирпичом.
Утром неожиданный автобус в Москву и Ляля моя в один миг собралась, и я «опять один». Лег на кровать читать г-жу Бовари, увлекся, пролежал бог знает сколько и, встав, почувствовал себя здоровым. Это чувство здоровья раскрывается, прежде всего, в пробуждении интереса во всем: вся жизнь интересна, за что ни возьмись. И все дорогое тебе становится дороже.
Реализм в искусстве – это есть, иначе говоря, путь к правде: искусство на пути к правде. Реализм – это, вернее всего, русская школа, тождественная с общим устремлением истории нашей морали в ее движении к правде. Может быть, и ложь-то наша особенно так велика из-за общего направления к правде. Может быть, и реализм Гоголя является обманом самой правды. Недаром же о Гоголе некоторые говорят, будто всех людей своих он выдумал и заставил всех нас в них поверить.
Но есть и какая-то истина в этом движении русского искусства к осуществлению правды, что-то вроде решения богов: сотворим человека. И человек был сотворен...
Вечером сказали: умер Михаил Иванович Калинин. И я ответил: – Царство ему небесное.
4 Июня. Вчера вечером на своем берегу проводили солнце под тучку. Утро вышло дождливое и теплое.
И человек был сотворен на величайшие страдания, какие только мог испытывать человек во все времена. В советское же время мы корчились, глядя именно на этого сотворенного нами человека! Как будто все время секли по заду и приговаривали, показывая на русскую литературу: «гляди, гляди, чего захотели! На, вот тебе еще, и еще, и еще!»
(Краснодарский пчеловод Шалыгин рассказывал, как он портрет Пушкина распространял по таежным деревням.)
Впрочем, еще нельзя разобрать, за что именно секли, то ли за то, что принимали участие в творчестве человека, то ли за то, что, сотворив идеал, сами живем как скоты.
Каждый простой русский человек в глубине души своей чувствует какую-то общую всему народу мерзость, какой вообще нет ни у какого народа другого.
Как он, какой-нибудь американец, скажет русский человек, может это знать, если ему даже встречаться с этим никогда не приходилось. Живет американец хорошо, и если выйдет плохо – то всегда виден путь спасения: переможет и опять хорошо. Болезнь русского есть и его здоровье, эта болезнь есть идеализм. Его легковерие и неопытность состоит в том, что никогда он не был богат.
Теперь, поглядев как немец живет, он больше не будет шалить. Если только жизнь не кончится в новой войне, русский народ скоро оправится...
Когда я думаю о полюсе, которого достигали герои, питая иллюзии, и кончилось против иллюзии тем, что полюс есть математическая точка, то я всегда прихожу к мысли о правде: «Неужели же и правда, которой мы все по мере сил достигаем, есть тоже какая-нибудь математическая величина на глобусе человеческой морали?» И думаю, что это да и что это правду не уменьшает, а возвеличивает.
«Идеал недостижим», т. е. несъедобен, неудобоварим, не может быть использован для чувственного потребления, а представляет собой величину математическую как полюс, как правда – величину априорную.
Лес на холмах – деревья на небе, и там между ними коршун вьется. Милый мой! рай, чистый рай и по лугу тропиночка белая только одна, и только сюда, а отсюда уже нет обратной тропы. Пришел человек – и тропинка пропала. Покажется другой – и опять видишь, что по белой хорошей тропинке идет.
Премировали доярку путевкой в дом отдыха Академии наук. Деревенская пожилая старушка сидит с другими отдыхающими за круглым столом, прислушивается, вдруг засмеется – все делают вид, что не замечают. Хлеб из рук при еде не оставляет на столе, а вместе с рукой опускает на колени, и с ним опять поднимает ко рту. Кошку увидала и обратила внимание на нее, как будто увидала существо из своего мира... Встретит человека на лестнице, остановится, растерянно глядит на него, а кошку встретила – обрадовалась, кошка – знакомая тварь. Спереди гладко, тонким каштановым слоем, будто кожей обтянутая голова, а назади кулачок. Платья разные надевает из сатина. Но почему-то все одинаковыми кажутся. Потому что, наверно, что без всякой претензии и фасонов, все на один старушечий фасон, и только цветочки разные.
5 Июня. (23 мая по-старому: Михаил.)
Прошло ровно две недели после начала болезни, но силенок мало, t = 35,5, чуть полежал – и вспотел, и вместе с тем явился страх перед новой простудой.
Заклеймен лес 9 куб. (всего 25). Ездил к Таллингу, смехотворному шефу, за людьми. По обыкновению он показал шиш. Бросаю его. Все на Вас. Ивановича. Завтра он возьмет людей, лошадь и привезет круглый лес к дому.
По строгой прямой, часто махая крылышками, прилетел по своим семейным делам скворец.
Было все [зеленое], но вчера на лугу сразу везде брызнули одуванчики (Июнь).
Рыбаки.
– Так это разве крючок? – Мал? – Велик! Большой крючок на большую рыбу, а если подойдет малая и нет больших? – А если большая подойдет? – Большая и на маленький крючок попадется, а маленькая на большой никогда. Вот почему я ловлю всегда на маленький крючок. И подумав немного, Галкин продолжал: – Не то же ли самое с людьми: как раз самые-то большие попадаются на маленький крючок. И нам это видно, вот как видно! – Кому это вам?
Милиционер ответил: – Нам, рыбакам.
Правда-да! Правда-да! Правда-да участвует в творчестве, как замазка на зимних рамах, она скрепляет, чтобы не продувало...
Хорошие манеры – хорошая вещь! Но, бывает, скажут: манерно. Так вот и дипломатия – это как система государственных манер – тоже хорошая вещь. Но, бывает, скажут: говорите прямо, к черту дипломатию.
То же и с политикой: к черту политику, дипломатию, манеры. И начинается революция.
А когда пройдет революция, то опять берутся за манеры.
6 Июня. Забрав все вещи в машину, в 6 утра выехал в Москву с тем, чтобы устроить переезд в Пушкино, а самому время от времени наезжать в Поречье. По пути заехал в Дунино, познакомился с председателем колхоза Фед. Ив. Панфиловым. Заехал на минутку к Доронину, узнал от него, что вчера по случаю бури лес на дачу не возили, что упало от ветра два дерева для меня.
Приехав в Москву, думал, попаду на свои именины, а оказалось, они были вчера (5-го) и я весь день святого ангела провел за чтением «Мадам Бовари» Флобера. Только благодаря опыту с Лялей понял сокровенную мысль Флобера: изобразить Магдалину, маскируясь насмешками над церковной практикой. Дивиться надо, как могла эта книга иметь успех в Сов. России.
Человеки все веруют в богочеловека, Христа, а если кто отказывается, то это, друг, твоя вина, ты должен был их в этом убедить. Но не тужи, времени еще много, потрудись, успеешь сколько-нибудь, а после тебя найдутся другие, потрудятся и, когда настанет время, – вся власть на земле сменится милостью – тут придет снова к нам Господь Иисус Христос.
«Наша страна» (или «Моя страна»?). 4) Достать для Жульки шпагатину. 5) Ул. Белинского. 7) Вечер Горького.
Хороший человек.
Проводили на тот свет М. И. Калинина. Это один из тех известных русских людей, о которых все говорят в один голос: хороший человек. Так точно вот сейчас говорят о ночном стороже в Поречье, все в один голос: дядя Вася – хороший человек. Над гробом Дунечки кто-то сказал: хороший человек.
Хороший человек должен при своих добродетелях обладать умом достаточным, но, м. б., не исключительным. Скорее он должен быть человеком умным в смысле ума общего, мыслить всегда, имея в виду ближнего. Бывает, кто-нибудь скажет: хороший человек, но... Тогда все вскинутся: без всяких «но»! просто хороший человек, и дай Бог, чтобы все были такими, – на земле бы тогда рай был! И это лишнее: просто хороший человек – и тут все.
И все-таки я утверждаю, что это какое-то «но» существует молчаливо при хорошем человеке. Так скрипучее колесо останавливается всегда с таким предупреждением: я остановилось, я молчу, но вот погодите, как двинется телега... Так точно и хороший человек – это что-то вроде остановки движения, роздыха в молчанье. Калинин – вот да, но... Сталин... И колесо опять заскрипело.
7 Июня. В Москве. Сотворив дела, хотим в воскресенье съездить с первым возом в Пушкино (на Троицу).
Первый раз у меня темпер, нормальная и чувствую себя лучше. Вот бы выздороветь! Пожить еще хочется на «Фацелии».
Из головы не выходит «Бовари» Флобера. В этом романе поставлена тема «преступная любовь», а сам, читая, думаешь: настоящая любовь всегда преступна. И многое из пережитого становится понятным: напр., почему Ляля, болезненно жалостливая, и правдивая по природе, когда дело доходит до «священной жертвы», становится такой жестокой, такой лукавой и коварной... И все глубже и глубже понимаешь сокровенный смысл притчи о грешнице, когда Христос что-то тростью писал на песке и говорил: кто не чувствует себя грешным, пусть первый бросит камень.
Настоящее искусство действует как мина, взрывающая обстановку привычных положений, и ты, кормчий, хороший человек, ведущий корабль к благополучию всех, бойся подводных мин пуще всего.
Вычитал из статьи Шолохова о Калинине, что ему Калинин хвалился тем, что к нему приходил старый умный писатель и он, Калинин, не струсил и прямо сказал: «Плохая и холодная вещь». Ясно, что писатель – это я, а плохая вещь – «Мирская чаша». Что же касается «холодная», то это, наверное, перепуталось у Шолохова. Теперь становится понятным все поведение Калинина... Этот бедный слесарь хорохорился на президентском кресле, понятно и все лишнее, о чем он говорил. Это он старался выпрыгнуть из своего президентского положения. Бедный хороший Михаил Иванович! Не знал, какого змия ласкал ты на груди своей.
История с автомоб. номером. Весь день в кабине душной из-за номера и перевода стоянки на Казачий.
И все сделали, и все на пользу. Вечером были Игнатовы. Рассказывали о Вавилове («физикан»). «Гордость» Наташи и «смирение» Евст. Вас. (представь себе оба лица!).
8 Июня. Изо дня в день жара. В ЦК комсомола у Моршакова. Достал три ящика стекла. Часть печных, оконных, дверных приборов. Достал письмо на кирпич, на штукатурку. Сильно продвинул дело строительства.
Когда он взялся за поэзию – пришлось признать даже облака за реальность, и когда жизнь заставила уважать государство, то реальностью истории оказались парады! Облака и парады! Еще немного, придет длительный мир, и наши «материалисты» поймут, наконец, реальность личности в человеческой жизни и вместе с личностью реальность Бога.
Преступная любовь: 1) Мадам Бовари. 2) Кармен. 3) Анна Каренина. 4) «Грешница» в Евангелии. Когда Христос тростью писал на песке. 5) Св. Магдалина.
9 Июня. Троица.
малым, ее детки. И герой романа, возлюбленный Валентины Мих., инженер «Cher amie» (Шерами). Старики разбежались, младшая сестра с детьми ушла, осталась Валентина и Шерами привел свою мать. Валентину душит астма. Если не задушит вовремя, Шерами ее посадит и завладеет домом).
Рекс разлопался и стал похож на Геринга (а весь развал-то и начался из-за Рекса).
Валентина рассказывала о местных администр. нравах, о положении врачей и больных. Мороз пробегает по коже.
Меня остановило на улице блестящее общество, в нем был директор театра Вахтангова, какой-то член Верховного Совета, какой-то знаменитый актер и др. Все подвыпившие, начали восхищаться моими рассказами. – По радио слушаем, восхищаемся. – Ну, как же, – ответил я, – мне золотые часы подарили. Никто не понял моей иронии. Кто-то сказал: – Часы! – это очень наивно придавать значение часам. – Вы не понимаете, – ответил я, – в наше время, помню, в день коронации в Ельце на Сенной площади был воздвигнут высокий гладкий столб, кажется, даже намыленный, и наверху столба лежали серебряные часы. Вот все и бросились по мылу наверх. Только один самый умный не бросился в очередь, а дождался конца. И когда мыло все стерлось, он полез, и дополз, и взял часы. Вот я и хотел вам сказать, что и я дополз, и взял часы, да еще не серебряные, как тогда, а золотые. Дай Бог и вам доползти. Тогда все меня поняли и завопили: – Доползти, доползти!
Благодаря слухам о моей болезни, слава Богу, меня не тащат на 10-летие Горького. «Встреча с Горьким!» Видел я Горького, но вот именно встречи-то не было. Все кругом около. Но «Бабушка» его – это драгоценность. В ней моя встреча, и есть нечто в моих писаниях, удивившее Горького, – тут тоже встреча.
10 Июня. Накладная на стекло и печные приборы.
11 Июня. Звонили в Поречье: дом строится.
12 Июня. Еду с утра на профилакт. станцию.
Думаю о наследстве, какое мы оставляем своим детям... Вот уж наследство! Атомная энергия и «весьчеловек», т. е. что весь-то человек вне времени яснее показывается...
На Якиманке у забора на камне сидел, опустив глаза, старый человек, очень красивый и весь насквозь осмысленный. Что, он устал или только очень задумался?
Я взглянул на него и в душе встрепенулась знакомая радость. Не знаю, с каких пор, даже в детстве она посещала меня, эта радость конца. Мне всегда казалось, что в руках человека находится средство радостной кончины «живота». Сейчас понимаю, что именно этим чувством жили аскеты. Теперь, в наше время суровых условий жизни, стоит только их принять, как принимали аскеты: принять, признать – и будешь свободным. Только непривычно как-то думать: признать жизнь как неизбежное страдание и через это стать свободным и радостным.
Вчера был у нас гомеопат Грузинов, не очень образованный, но правильный человек: верующий православный врач.
Ночью звонили из Поречья, что дом строится, что надо достать провода и арматуру.
13 Июня. Даже самое легкое дыхание ритма в душе поэта исходит от вечности, куда мы все друг за другом уходим. И врожденное всем нам чувство природы, культуры, связи – все это долетает до нас живых с той стороны, где собирается наша общая могила от начала веков. Но это большая тайна, постигнуть которую можно только любовным и милостивым вниманием к жизни.
Пермитин читал рассказ о медвежьей свадьбе, чудесный алтайский ландшафт, но той чуточки, в которой собирается человеческий смысл ландшафта, нет. Вместо него какая-то чепуха, выводы ума, грубые догадки. Вот почему и трудно так писать о природе – из-за этой чуточки. Левитан только этим и взял, Тургенев, но и то теперь даже у них грубовато.
Дела наши на ближайшее время.
«Канал»). Машинка + дневник звенигородский. Резинов. сапоги + чулки.
14 Июня. Переезд в Пушкино.
Перовская рассказывала, что однажды мать ее разговорилась на улице с «крымчаком» туберкулезным, пожалела его и привела к себе на квартиру. Оказалось, что чекист. Он высмотрел, что полквартиры не занято и явился с ордером. Отец бросился. Но мать удержала его, отправилась по начальству, ее там оскорбили, и она скоро умерла. Этот рассказ в коллекцию. Важно в нем то, что отец бросился, а мать вступила в переговоры. Так вот эти две души: броситься или удержаться.
Это самое у Маруси: героизм и обида, т. е. что героизм мужской для нее, женщины, привыкшей сносить обиду, пустяки («а боюсь одного: обиды»). На фоне героизма обида.
Это в «Канал» к Анне: «обида» ее в обмане, а мужчины-герои и их дело – это детское дело в сравнении с обидой.
NB. К воде: падение воды с неба сопровождается слиянием ее капель и работой на земле. Напротив, ее «вознесение» на небо сопровождается освобождением от работы, образованием капли – отдельности и соединением их в нераздельно-неслиянное сообщество, называемое облаками.
Весь день в сборах. Вечером перекатились в Пушкино. Семья Николаевых (Скороходовых). Насиженное место, и как хорошо.
Вот чем и дорога человеку жизнь на земле: все дорогое сердцу и земле дорого, и она это свято хранит, и когда нужно бывает человеку, все возвращает, и человек возрождается.
Вот откуда и консерватизм: корни его в земле, в добре, в навозе. И если бы человеку стоять и расти вверх - какое бы могучее дерево выросло между землей и небом. Но человек движется в сторону, в ширину, его может прельстить неизвестное, прельстить скитание.
15 Июня. Июнь проходит сухой и знойный, вопреки всем метеорологическим предсказаниям.
Люди между собой.
Мысль богословского доклада С. С. Толстого была такая, что искупление достигается прощением.
– А если чувствуешь всей душой, что простить нельзя, и просишь силы только, чтобы удержаться и не простить?
– Ну, это люди, – ответил Цветков, – люди между собой.
И все построение искупления стало понятным, и так во всем и везде: стоит выключить счеты людей между собой, и систему гармонического мироздания может построить каждый гимназист.
И почему так неприятно, каким-то баптизмом веет от доклада: потому что люди сейчас находятся в аду, который сложился из счетов их между собою, и вести извне представляются какой-то раздражающей агитацией и пропагандой.
Нужно наличие некоторого благополучия между людьми, чтобы явилась возможность строить систему гармонической морали. Нужно время, чтобы зализать душевную рану, обиду.
16 Июня. – это, прежде всего, отказ от служения своим желаниям и готовность принести все свое индивидуальное в жертву Богу. При таком отказе от индивидуальности желаний утверждается личность в Боге (монах), как единичное звено в составе всего богочеловека, распределенного в пространстве и времени.
Коммунизм – это тоже аскетизм как отказ от служения своим желаниям и готовность принести все свое индивидуальное в жертву всему человеку, распределенному в пространстве и времени.
Коммунизм есть аскетизм во имя самого человека.
Коммунизм есть религия человечества, есть разрешение счетов людей между собой.
В христианском аскетизме отказ от личных желаний есть личное дело: сам человек отказывается, и вот именно тем, что он остается сам (в Боге), он тем самым сохраняет свою личность. Таким образом «свобода» есть рабочая ценность понятия «Бог».
В коммунизме то начало, которое у христиан есть Бог, – у них это общее материальное благо, питающее всего человека, распределенного в пространстве и времени. В этом общем благе заключается все естественное богатство, все орудия производства.
Двойственность в коммунизме: принципиально индивидуум заинтересован в коммунизме материально: так жить ему легче, лучше. Но это идеал, а путь к нему – отказ от всего своего во имя общего дела создания хороших условий жизни для всего человека.
Выходит так, что коммунист, имеющий идеал благополучия земного человека, для себя должен отказываться от всего материального и отдавать жизнь свою на благо будущему неизвестному человеку (предполагается, что этот будущий человек достоин принесенной ему жертвы).
Двойственность в том, что материальное благо будущего человека достигается идеальными средствами, т. е. жертвой личными желаниями во имя общего материального блага. На этом пути личность человека, этот идеальный мир должен оскудеть (он идет в жертву).
Спасением на этом гибельном пути является то, что люди не знают, что делают, что выходит совсем не то, о чем говорят.
И наш коммунизм, может быть, является лишь какой-нибудь парадоксальной формой борьбы человека за идею единства человека в пространстве и времени. Тем более, какой разговор может быть о принципе коммунизма, когда изображаться будет самое переживание.
Анна определяется в удивлении перед легкостью того, что называется героизмом, и подавленной, и растерянной перед сущностью обиды (ее чекист).
17 Июня. Жара непрерывная и угрожающая. Предстоящая отмена хлебных карточек вызывает мысль о голоде. В течение двух недель решится этот страшный вопрос в ту или другую сторону. Гроза без дождя.
Впал в последнюю лень (через болезнь) и теперь уже начинаю лечиться не от болезни, а от лени. Еле доплелся до леса, но там ожил и успешно учил Жульку.
Созревает план взять себе всю семью Николаевых, но, конечно, после испытания. На днях заберем В. С., покажем ему строительство в Поречье и там оставим. Через какой-нибудь месяц определится его работоспособность, и если все хорошо, то предложим взять к себе на зиму в Москву или же определить внизу в Дунине, купить им корову, поросенка и кур. Они будут стеречь дачу, машину, ходить за животными. Потом выясним – сколько нам, сколько им.
Вчера гремело из пустых облаков, сегодня заметно стало прохладнее. Орут молодые грачи, надулись везде одуванчики. Было очень хорошо здесь, когда мы приехали из Москвы и сравнивали дачу с Москвой. Но прошло три дня, и мы воткнулись в огород: сидим в огороде, а пройтись некогда.
Озеро-слезы.
Акуловское искусственное озеро в народе называют «озеро-слезы» за то, что на дне его осталось три села и что работали над ним заключенные. Но сегодня озеро сияло нам совершенно, как естественное, и как будто не было тут никогда пролито слез.
Так везде и всюду природа в существе своем не «равнодушная», а скорее «сама по себе», но, конечно, бывают и совпадения: хорошо нам – и мы там видим хорошее, плохо нам – и видим слезы, даже в озере.
Заругали мы Пушкино, а вот как хорошо в жаркий день сияет Акуловское озеро! Ищут лучшее место в юности, когда верят, что на хорошем месте и сам станешь хорош. Когда же юность проходит, то и вера в лучшее место проходит, и каждое место кажется прекрасным, если самим хорошо. Так вот и бедная Ляля, считавшая лучшим местом на свете Кавказ, сегодня признала лучшим местом на свете Московскую область и в Московской области Дунино.
Но есть тяга в природу, исходящая из совсем другого источника, чем юношеская вера в лучшее место.
Нас манит в природу какая-то гармония всего существа, которая при нашем приближении, однако, исчезает, если только мы сами не забываемся в действии (бесполезная пахота Льва Толстого и полезное Мичуринское садоводство).
А что же это нас манит, откуда гармония? Думаю, что манит нас со-творчество, в котором находятся все живые и неживые существа мироздания. Тем или другим способом мы стремимся примкнуть к нему.
Другой вопрос, почему Байрон, Толстой, Лермонтов, Пушкин – все эти наши учителя изображали распад высшего существа (человека) при соприкосновении с гармоническим естественным порядком. Почему разрушитель, осквернитель, но не богочеловек, пребывающий в сотворчестве с Богом.
Засуха, жарко. Картошка еле-еле показывается. Поле сухое белеется. Прилетал грач и, видимо, вдруг наткнулся на массу червей. Не для себя прилетела эта грачиха: слышно и здесь, как орут молодые грачата в ожидании матери. Но что делать? Она не может взять сразу и унести всю россыпь червей. Нечего делать, ей приходится клевать червей самой. И она клюет, слегка издавая тот самый звук, какой издают грачата в ожидании червя. Клюнет и крикнет, клюнет и крикнет. И отчего-то становится жалко грачей.
Читал повесть Чертовой «Цветник над бомбоубежищем». В повести рассказано, как одна 40-летняя мать потеряла на войне сына и как она утешилась тем, что родила другого. Рассказано все толково, но без озарения. Думаю сам, что мать рождает вообще одного ребенка, вернее каждого, любви дожила до 35 лет. Затеяла переписку с фронтом. Он приехал, она забеременела. Его убили. Она его не очень жалела, но безумной радостью встретила ребенка. Ей казалось, что нашелся ключ от вечной радости жизни: такие пустяки, только маленький роман, и явится такое чудо – ребенок! Случилось, ребенка заразили в больнице и он умер. Тогда-то вдруг оказалось, что [не] так-то просто найти отца новому ребенку: именно вот потому-то и трудно, что в голове ребенок, а не жених или муж.
19 Июня. После той пустой грозы стало прохладно, хотя солнце по-прежнему открытое. Вместе с этим стало много лучше. Со времени начала плеврита, а этому, наверно, уж месяц, мне кажется, я сидел где-то под раковиной, и вот только сейчас выползаю...
Ездил в Новую Деревню на Болото с Жулькой, и она выдержала свое крещение в болоте водою и плеткой. Бекасы рвались из-под носа молодые и вялые, но она их не чуяла, а глядела на пикающих в кустиках болотных овсянок. Это пиканье маленьких птичек, знак тревоги, созвало их множество, Жулька дрожала под плетью, порываясь ринуться за ними, и не раз даже бросилась, но крепкий шнур возвращал ее под плеть. В этот раз она поняла только, что она возле какого-то дела, что дело это серьезно и страшно.
Кустики на болоте были очень редкие и маленькие, и на каждом во всех сторонах сидели тоненькие желтые птички и пикали. И вспомнил я то время, когда сам был как Жулька, и тоже сидели вокруг меня во всех сторонах птички, и хотелось броситься на каждую, и тоже невидимый шнур был вокруг моей шеи и чья-то рука держала его.
что скажет испытание Валька, пусть он строит мне дом.
Ленин был всего на 3 года старше меня, и какие дела он творил, когда я в сравнении с ним был почти как Жулька. Вот надо и это принять во внимание, имея в виду изобразить душу собаки в отношении к человеку, как человека в отношении к Богу.
Написать Чертовой. Ваша вещь написана хорошо, но тема такая большая, что ждешь озарения, между тем как по прочтении остаешься в пределах нашего ratio. Умная Вы, все у вас правильно, но почему-то хочется, чтобы Вы запутались (не хочу сказать: заблудились). Вы желаете, напр., утешить женщину, потерявшую сына, рождением другого, а мне хочется ей сказать серьезно и властно: – Нет утешенья! Так мне сказал один человек, когда потерял я друга, и безумные эти слова остались мне на всю жизнь вехой жизненного утешения.
Но, м. б., я ошибаюсь, потому что имею панический страх к тому, что называется «современная тема». Я чувствую, что Вас критики должны будут хвалить за «мать-героиню», и вот уже у меня, как у ежа, поднимаются против них иглы, а Ваше сокровенное для меня из-за этого не раскрывается, и я сужу вещь мимо Вас. Когда появится повесть в печати, я еще прочту и, если пойму иначе, напишу Вам. Будьте здоровы, привет Вам и большое спасибо за «Милочку», Валерия Дмитриевна, конечно, тоже искренно желает Вам всего лучшего.
Ночью видел Толстого за сохой и Горького, диктующего какой-то барыне: – Милюков – это неумный человек. И у Толстого притом, и у Горького в лице была одна и та же глупинка...
Лялины именины.
Люди думают о тебе много меньше, чем ты сам о себе думаешь, а потому, когда вспоминают тебя и говорят о тебе, дорожи этим чрезвычайно и благодари как только можешь. (Мое новое отношение к юбилеям. Сказать на юбилее в 1948 году е. б. ж.)
Валек рассказывал о своей жизни, представляя ее, как дом во всякое время и во всяком месте (творчество добра). Не мог сказать, что есть любовь («не испытал»). Какой-то добряк без всякого воображения. Отношения с Олегом: «не мог идти его путем».
Брат Насти Сергей погиб вместе с Олегом. Он был вместе с Олегом влюблен в Лялю, но выбрал себе невесту другую, красивую девушку. После его смерти [она] постриглась и жила десять лет монахиней Ангелиной. И вдруг забеременела от механика и родила. А механик ушел на войну. О дальнейшем неизвестно.
На сосне высоко была засохшая веточка, от веточки отходил тончайший невидимый сучок, на невидимом сучке сидела и давала сигналы вниз маленькая тоненькая птичка, болотная овсянка.
– Пи-пи! – пищала желтая болотная канарейка. И со всего болота слетались такие же и отвечали:
– Пи-пи! – И рассаживались на мельчайших кустиках, болотных деревцах, стараясь сесть как можно ближе к Жульке.
Это была настоящая атака болотных овсянок и всего животного мира.
«Чьи вы?» Бекас, вопреки всем привычкам, загромоздился на верхушку ели и оттуда на Жульку кричал: «Ка-чу-ка-чу!»
Все это расстраивало Жульку, и она через это не пускала в ход свой нос. Но я терпеливо после каждого взлета бекаса заставлял ее нюхать теплое место. И мало-помалу она увлеклась, стала прихватывать носом и один раз на одно мгновенье даже сделала стойку.
И так мой нынешний день слился со многими десятками лет моей охоты. Я вспомнил Яловецкого и старика, убившего лося, как он из последних сил поднялся и вдруг ему счастье: убил! Как он был счастлив! И в этом религия охотника: радостью жизни преодолеть свои немощи.
Жулька вдруг поняла [меня] как охотника, и теперь не отходит от меня и глаз не спускает.
Да, это, конечно, религия мужчины – преодолеть немощи усилием, занятым в чувстве радости жизни: только этим усилием испытывается мужская любовь. У женщин, напротив, любовь испытывается жалостью, готовностью не преодолеть страдание, а взять его на себя с ближнего.
Усиливается, чувствую, и радостное упование на неведомый источник бессмертных жизненных сил. Эти силы творческой любви я стремлюсь видеть в том же Христе, питающем в то же время и женскую жалость. Может быть, в этом и есть особенность нашего человеческого Бога, что Он соединяет в себе оба пола.
Я недолюбливаю тещу за то, что ничего она в жизни своей не нашла, кроме того, чтобы питаться жалостью дочери. Самое же неприятное – это когда она, бывает, поправится, т. е. станет такой, какая она есть без болезни, тогда не вызывает сочувствия к себе даже у Ляли. Тогда Ляля с ней начинает спорить, вздорить и даже ругаться. Вроде того бывает, как если бы Ляля в сокровенной глубине своей думала: «Из-за того ли я боюсь и отдаю свою жизнь, свое лучшее». И вот об этой-то матери, здоровой, глупой, с претензией на власть, кругло определяющейся в границах мещанства, Ляля мне говорит семь лет, уверяя меня, что она во всякое время готова [ее] оставить и уехать со мной на Кавказ. Иногда мелькает у меня противное подозрение, что теща это в Ляле понимает и сознательно поддерживает (отчасти, конечно) режим сострадания.
1-й рассказ шофера.
Валек рассказал мне, как он за бензин достал себе у одного шофера лампочку. И оба разъехались, имея в машинах по одной светящейся фаре. Через некоторое время В. был остановлен милицией и посажен в каталажку. Ему приписали какую-то страшную аварию, в которой погибла одна женщина и четверо были искалечены. В. сказал, что он вез с собой двух пассажиров, которые могут засвидетельствовать о его нормальной езде. Три дня искали их и когда нашли, В. был выпущен.
– Почему же вы, – спросил я, – не сказали о том, что с одной фарой в эту ночь вы были не один.
– А не спрашивали, – ответил В., – на допросах я всегда отвечаю только на то, о чем спрашивают. Но вот именно в этом двойнике моем и было все дело. Я бы никогда не выдал его по своим нравственным правилам: какой бы ни был шофер, но он мне товарищ, а те легавые, и я товарища своего не могу предать легавым. Но мне на допросе там сказали: «Вы говорите, что не пьете вина. Хорошо! Ну так представьте себе, что ваш товарищ напился и пьяный задавил на ваших глазах вашу жену, брата, сына. Как бы вы на это реагировали?» Вот этот вопрос стал мучить меня и через неделю я принял решение, которое не считаю правильным. – Какое решение? – Я пришел в милицию и рассказал о лампочке. – Меня сейчас же спросили, не знаю ли я учреждение, в котором работал шофер. Я сказал, что в Плодоовоще. Конечно, там виновника сразу нашли. Но я не считаю, что поступил вполне правильно. Я не могу быть заодно с теми судьями, которые...
На этот рассказ я сказал, что интересного и специфического русского в нем только то, что русский человек может поколебаться в подобных случаях.
2-й рассказ шофера.
Еще он рассказал, как однажды со своим грузчиком обратил внимание на сено на полигоне. – Чем ехать пустыми, – сказал грузчик, – погрузим сено: от нас его мало убавится. Хватит и им и нам. Я согласился. Мы погрузили и поехали. Вдруг едет навстречу человек на дрожках и в форме. Стоп! Начинает осматривать машину, передок, рессоры и постепенно обходит кругом. А грузчик идет за ним и в руке у него огромная железная ручка. Неизвестный человек обошел машину, сел на дрожки и уехал. – Что же нам теперь делать? – спросил я. – А мы сейчас свернем и поедем по другой дороге. – А если он номер заметил? – Нет, не заметил и не посмотрел, – ответил грузчик, – я за ним шел и ручка была у меня в руке, если бы глянул, то не встал бы. И я уже в уме держал один добрый выворотень тут близко в лесу: опрокинул бы выворотень и никто бы никогда не нашел. Мы благополучно проехали, но «от сумы и от тюрьмы не отказывайся» никогда не было мне так ясно в своей правде. Мне ведь даже и в голову не приходило, зачем он, обходя машину с автоинспектором, в руке ручку держал.
День в день жаркие дни без дождей.
Лень моя рано ли, поздно ли разрешится новой попыткой написать «Канал». Сейчас уже наплывает готовность писать. Очень чувствую старуху, Зуйка, животных, плавину, даже стройку. Плохо складывается роман Сутулова с Анной.
После нескольких месяцев перерыва со мной произошло то удивительное, испытанное только с Лялей, чувство связи без разврата, которое можно назвать «на земле, как на небе».
Весь же простой люд, все мальчишки и «мужчины» в этом случае поступают наоборот: «на небе (ах, дурак, дурак, в кои-то веки пришлось тебе на небо попасть!), как на земле».
22 Июня. Серыми тучами с утра грозился дождь, и только после обеда стал моросить мелкий и теплый.
Третий урок давал на болоте Жульке. В этот раз птички своим пиканьем – чибисы и особенно кулик на дереве (бывает же так!) – так развлекали ее, что она нос свой вовсе не обращала на внимание, нос не чуял, все внимание было из глаз и на слух. Я начал терять терпенье, как вдруг произошла катастрофа.
Наверно, мы близко подошли к гнезду кулика, потому что черный кулик вдруг бросился к самому носу Жульки и сделал на мгновенье как-то так, будто лететь не может и падает.
Тот не спешил, а, равняясь в полете с бегом собаки, стал уводить ее от гнезда в глубь болота. Птички болотные, овсянки присоединились к кулику, бекасы вырывались и все манили мою Жизель вдаль.
Поняв, что гнездо его в безопасности, кулик вернулся на свое сторожевое место наверху ели и передал вести обман какому-то бекасу. Вскоре тот передал другому, этот третьему, четвертому, пятому. Вылетела из-под самой лапы вялая водяная курочка, тряпкой пролетела несколько и вдруг упала в болото. Мало-мальски опытная собака тут пустила бы в дело нос и стала бы искать водяную курочку по следам. Но Жулька не могла перейти с глаз на чутье.
В это время единственная близкая птичка, совсем маленькая, тоненькая, как шильце, увидев близко ворону, сочла ее более опасной и бросилась на нее. Ворона от маленькой птички в панике бросилась вверх, птичка за ней. Жулька проводила их и вдруг опомнилась: где же хозяин? Я успел скрыться за куст можжевельника. Жулька бросилась на мой старый след. Долго в безумном страхе от потери хозяина носилось бедное животное по болоту с раскрытой от утомления и жары пастью, с розовым длинным языком, пока, наконец, не приблизилось к кусту можжевельника и оттуда грянуло страшнее выстрела: – Лежать! Она упала как застреленная, и я тихим коварным голосом сказал: – Поди сюда! – И она поползла. – Ты где была? – спросил я, поднимая плеть. – Молчит. – В раю была? – Молчит. – А я за нее отвечаю: – Конечно, в раю, – и спрашиваю: – Сколько там птиц-то, в раю, а? Так зачем же ты вернулась под плеть? Молчит. – Значит, – говорю , – рай-то пуст без хозяина, пуст? И отвечаю за нее: – Пуст! После того я опустил плеть и не стал бить несчастную собаку, обманутую, измученную, униженную райскими птицами.
Как мы в социализме похожи на собаку в болотном раю, на собаку, потерявшую хозяина. И как страшен и пуст этот рай без достойных его, без хозяина. Согрешил человек – и рай опустел.
в человекобожескую секту («религию человекобога»).
Это потому, что человек во времени не может быть собран, по тому одному, что времени конца нет и всего человека не можем мы взять из будущего. Да, невозможно втиснуть всего человека во время, которое есть всегда наше время, и объявить этого, нашего, конечно, человека богом.
Приехал Петя, довольно измученный. Жалуется на падеж в Зверосовхозе, на политику после победы, на заседание 4-х в Париже и путч де Голля и на все вообще. И все это «плохо» на стороне есть самооправдание тому личному плохо, которое зависит от себя самого. В ближайшее время ему надо прямо в глаза сказать.
, У Ляли, наконец-то, выкопали ее основную болезнь, миокардит, как последствие ее ангин и дифтеритов. Это, конечно, лучше, чем видеть болезнь и не знать, в чем дело. И хорошо, что она больше не будет рваться к физическому труду, к которому неспособна.
Вечером ходили к Носилову (Влад. Мих. и Нина Дмитр.). Он удивился тому, что я так чувствую текущее время.
– Вы дивитесь, – сказал я, – что я, понимая время, могу сочинять сказки. Но я не могу их не сочинять: это есть дело жизни. И почему если всем плохо, то и мне, как вывод из этого, должно быть плохо? Напротив, я думаю – пусть всем! а я как-нибудь вырвусь или дождусь лучшего (хорош пример в 17 году, когда я строил дом в Хрущеве, а надо было удирать). Второй пример: строил в Старой Рузе перед немцами. И пусть! и вот теперь, может быть, и выстрою.
23 Июня. Начинает на грядках глубинка краснеть и, говорят, в лесу видели первые ягоды земляники. Это значит, что тетерева начали выводить и скоро выйдут на ягоду.
Сегодня мы с Лялей и Вальком поедем в Москву. В понедельник введем Валька в московские дела, во вторник поедем в Дунино, введем в те дела.
24 Июня. Шефствовал, а Ляля орудовала. Добыли электропроводку, стекло, печные, оконные приборы. Сближение с Вальком.
Некий человек ссорился постоянно с женой из-за ее, казалось ему, личных недостатков, а потом через друзей узнал, что все эти недостатки не жены его, и что это вовсе не недостатки, а существо женщины (материал для психологического рассказа о женщине).
25 Июня.
Погорелые: Валек и Настя.
Носилов Влад. Мих. присоединяется к людям типа моего Кащея (Александр Романыч, Иван Николаевич, сосед в Пушкине, Кукарин).
В Голицыне заехали на кирпичный завод. В Дунине принял работу. Стройка затягивается, но идет. Ввел в дело Валентина. Наверно, хорошо поможет.
26 Июня. моя при стройке делает стройку более невыносимой, чем теща.
28 Июня. Сегодня едем обратно через Рублево. Взять обратно договор на покупку дачи.
В. едет с нами, чтобы уплатить в Москве за распиловку леса, устроить стекло, выправить бумагу на кирпич, на толь и т. п. В общем, строительство идет удовлетворительно, дача будет чудесная и стоить будет очень дорого. Однако немедленно надо проверить наличие средств и браться за дело.
Липа и дуб здесь в лесах северных как будто нашли себе место встречи и в некоторых кварталах, соединившись с осиной и березой, вытеснили ель и сосну.
«Мечтать» – это значит в настоящем, вместо дела мысленно потреблять будущее. Наоборот, дело – это производство будущего. Вот почему смеются над бабами, которые, не купив корову, заботятся о подойнике. Итак, мечтатели – это потенциальные потребители.
Вот и сейчас я озабочен мыслью о самой возможности при моих средствах и составе семьи пользоваться дачей, а Ляля расспрашивает, где бы ей поближе достать для дачи цветов. Нельзя никак сказать о ней, что она ничего не делает, а только мечтает. Напротив! Она вечно в деле. Но , горе ее в том, что дело у нее делом, а мечта мечтой, и она от этого как всякая женщина или раба, или потенциальная царица.
Но может быть, в том-то и есть дело мужа, чтобы сделать жену свою настоящей царицей, как пытался бедный Олег (и все, как глубже подумаешь, все в этом маленьком боге, ребенке).
Ехали той дорогой, где расположены Горки, Барвиха и все так хорошо!
В Рублеве искали и не нашли договор на дачу. Помощник заведующ. рассказал о их «борьбе с человеком». Дело в том, что охрана воды сводится к охране леса, а охрана леса – к охране его от человека.
– все равно лес гибнет при соприкосновении со всяким человеком.
По возвращении в Москву увидели газеты, в которых объявлены новые лауреаты. – Не смотри, – сказала Ляля, – тебя там нет. После того звонила она Перцову и тот спросил: – А разве выставляли? Я не слыхал. И так все пояснил: – Вот только один Фадеев получил премию по правде: написал роман «Молодая гвардия» бесспорный. Остальные все организуют свое получение. Вера Инбер над этим билась три года. А о Пришвине и пишут мало, и нигде его не видно. Следует на это дело поднять трех людей: Тихонова, Еголина и Шолохова.
Ну, конечно, откуда же взяться премии! Но так это противно и скучно. Лучше возьмусь за «Канал» и вложу себя в работу: может быть, так, верхним чутьем, и добьюсь, и выйдет вроде как с «Кладовой солнца»: только за два печатных листа собрал денег не менее ста тысяч, и вещь вышла не на премию, а на славу. Так, поболев часа два, как тогда за детей (ленинградских), собираюсь с духом и неудачу с премией принимаю как хлесткий удар по ленивой жопе своей.
Валек прочитал в свои 50 лет «Войну и мир» и сказал, что хороших женщин он в романе не нашел и Толстой прошел мимо них. Больше он ничего не мог сказать о романе.
29 Июня.
Зной продолжается, и вести с юга все хуже и хуже. И так не у одних только нас. После войны началась война с голодом, и эта война тоже мировая.
30 Июня. Жара. Со всех сторон слухи о засухе. Видимо, вступаем в новую войну и самую страшную: войну с голодом. Характерно для нашей этой войны, что слухи рождаются об изоляции Москвы и т. п.
У какого-то русского человека душа проколота насквозь и для такого во всякой обиде виновата советская власть. Мне думается, что есть и не раненые вроде Фадеева, Шолохова. И эти не раненые яснее видят души проколотых: их не обманешь.
«Медный всадник») и «да умирится» в моральном плане должно воскресить душу Евгения.
При очистке стен моей дачи от обоев были обнаружены газеты 1899 года (год рождения Ляли). В газетных объявлениях – с прежними ценами. (Пропасть между тем временем и нашим, а я все живу!)
Я сказал директору ВАРЗа: – В советских условиях гораздо легче построить завод, чем лично для себя дачу. – Это совершенно верно, – ответил Семен Лазаревич.
Первый дом я построил в Хрущеве, он погиб в огне революции, второй в Загорске: взбунтовавшаяся Ефр. Павл. отобрала. Третий в Старой Рузе. Он попал под немцев и уцелел частично, так что я продал его и жил на эти деньги целый год. Четвертый дом, надеюсь, будет на счастье.
«Трудящиеся г. Ельца в лице председателя Елецкого радиокомитета Гинзбурга по случаю 800-летия г. Ельца» приглашают меня выступить со своими воспоминаниями. Вспомнить о том, что меня выгнали из Елецкой гимназии, выгнали из родного угла, замучили брата, сестру. Но что я! уверен, что творчество «родины» среди ельчан интересует единственно еврея Гинзбурга, и то исключительно как политическое задание.
– встану разбитый, а полежу, подремлю часа два – ничего. И теперь я больше не верю, что всех людей можно убедить рано вставать и что они от этого будут счастливы. Боюсь, как бы этот упадок не перешел на мое писательство. Все как-то идет к тому, и остается только одна надежда: что если я падаю оттого, что все вокруг меня падает, то может быть там, на стороне отчего-нибудь будет лучше.
Живая вода и мертвая.
«Вода живая» – эта вода поднимается на небо и, собираясь пузырек к пузырьку, образует облака. «Вода мертвая» – вода падающая или просто рабочая вода. И то же в стихии человеческой (sic): наука – «мертвая вода» – все разбирает на составные части, искусство – составляет и оживляет.
1 Июля. Вчера было очень душно днем и жарко. К вечеру собралась гроза, брызнул дождь, стало прохладно. И на ночь небо осталось закрытым сплошными облаками. Был и ночью небольшой дождик. Утро первого июля пришло серое, и небо все как матовая лампа.
«жопу» старому князю. И вот тут разница двух полюсов: хороший человек, старый Ростов, смиряется перед егерем, вполне понимая, что он действительно «жопа». А вот хороший ли Валентин? Посмотрим, как он будет себя вести. Если же Ляля права, и я обидел его, то Бог мне просит: Он один знает, как я страдал за Жульку, попавшую в руки самолюбивого глупца.
Обида, в конце концов, неминуема. Она как речная вода обтачивает камешки, делает нас кругленькими, чтобы могли мы вместе катиться в море по назначенному пути. Когда Маруся рассказывала о своих геройских подвигах на войне (ходила даже в атаку), я удивился ее бесстрашию и спросил: – Значит, вы ничего не боитесь? – Это ничего, – ответила она, – но одного боюсь.– Чего вы боитесь одного? – Обиды, М. М., обиды, одной только обиды боюсь.
Так говорила женщина, попавшая в мужское геройское дело: все это для нее пустяки. Но вот именно с горной высоты этого дела особенно ясно видна та долина женской обиды, откуда поднимаются вверх руки к небу за помощью и уста шепчут молитву. С каждым мигом герой, поднимаясь вверх, раскрывает себе новые горизонты, и все дальше и дальше от него в тумане скрываются долины обиды и слез, все дальше, все глубже, и там, на снежной вершине, он уже не видит этой долины, а только чувствует ее сердечной своей глубиной и каждую новую горнюю мысль этой глубиной проверяет.
Василий Иванович.
Вас. Ив. (столяр), весьма достойный человек, у него прекрасная семья (все девочки), но семья большая, и он должен много работать, чтобы доставать для нее содержание. Но как он может на 350 р. жалованья содержать такую семью. Он должен изворачиваться, плутовать, в глазах начальства он плут. И такие мы все до одного человека (не считая очень немногих, устроенных благополучно). Мирное положение тем и характерно, что сочувствие наше постепенно переходит к таким «плутам» и государству тоже хорошо: растет 'семья – растет народ, растет народ – цветет государство. Так вот, честностью каких-нибудь декабристов, началось разрушение нашего государства и советским плутовством всех его граждан оно опять устраивается.
«Я» есть начало и конец мира. Я в мире не один:
1-й путь: я – это творческий атом человеческой личности (христианство).
2-й путь: я – одна из единиц всего человека (социализм).
Сегодня в четыре дня выезжаю на машине к Пете с тем, чтобы поучить Жульку стрельбой бекасов в Новодеревенском болоте.
Под вечер ездил в Новую Деревню по делам Жульки. Убил бекаса, показал. Продолжает до упаду носиться за птичками. Встал тяжелый вопрос о чутье.
День начался хорошим длительным дождем. Получено стекло и разрешение на распиловку. Требуют ремонта гаража. Массовое поспевание садовой клубники.
Жулька засыпает на голом полу под кроватью. Ночью ей становится неудобно на жесткой постели. Тогда она встает и начинает драть пол когтями, и так сильно, так звучно, что все просыпаются. Дерет же она пол, как драли ее древние предки землю, чтобы поудобней устроить спанье. Наверно, во многом и мы тоже, как собаки, по-древнему ведем себя в культурных условиях.
Стали говорить о том, что вот человек подходит к старости и ни с чем. – А сколько он делал добра на всяком месте и во всякое время. – Ну, это и мы делаем, сами даже не замечая того. Дело не в этом случайном добре, а в устройстве личной жизни так, чтобы вся жизнь сознательно была направлена на добро. – Да ты, мама, – сказала Ляля, – посмотри на Михаила, он делает как будто все для себя, а выходит для других. Валентин же весь для других, а в конце концов, все для себя.
Читал сегодня дневник и мелькнула мысль о том, что выбрать из всех дневников записи и сделать книгу «Михаил Пришвин. Дневник».
Директор санитарной охраны сказал нам, что это закон: лес гибнет в соприкосновении с человеком. Я же подумал и о поэзии: тоже и поэзия гибнет при соприкосновении с цивилизованным человеком.
3 Июля. Холодно, как в сентябре веет, ровно-матовое закрытое небо, вот-вот пойдет дождь. На проволоке висят капельки дождя ночного и между каплями птичка маленькая – дождевичок Пикалка.
Трепач Ник. Ив. Таллинг: воровать нельзя в положении коммуниста (генеральское положение), да и дело такое, что незаметно по-директорски украсть нечего. И вся драма видна по семье: сидят босые на щавеле. Вот и остается только «трепать». А жена грустная... вот от чего.
Целые два месяца не перечитывал «Былину» и сегодня решился, прочитал и обрадовался: весной я очень продвинул работу и можно надеяться, что осенью кончу.
Анна тем покоряет старуху, что вводит ее в новое «Надо», отвечающее древнему аскетизму, что все строительство против «слабости» веника, и в этом возрождении является новый человек, представитель стихии человеческой, подчиняющий стихию природы.
У Валентина воспаление тройничного нерва. Ему предложили пирамидон, он отказался от этих «нежностей». И вообще он мужественный и мрачный, родной брат моему Пете. Но это печоринское мужество скрывает у каждого представителя свою ахиллесову пяту. Стоит дотронуться до этой пяты – и герой заревет как ребенок. Такой «демон» только и думает о своей пятке – вот откуда и собирается в нем сила, мужество. Взяться бы вот так себе и каждому, чтобы не растерять свою душевную силу даром на каждом шагу по-обывательски, а все думать и думать, собирать, сосредоточивать в себе одну мысль об одной какой-нибудь своей пятке, и какая сила соберется у каждого! Вот этой силой скряги собирали себе богатство (махорочный король Романов в Ельце. У него была молельная, за аналойчиком Богу молился, а внутри аналойчика сыновья прятали бутылки). Сила Кащея.
Вечером после дождя (в июле дожди каждый день) удалось подбить бекасу крылышко. Десятки раз Жулька находила его, но только работала не верхним чутьем, а шла больше следами. Стойки не делает по чутью (только по глазу). Вообще, она еще не развилась достаточно для стойки по бекасу. Надо попробовать по тетеревам.
Солнечное утро, но не стойкое: наверно, опять будет дождь. Петя заезжал по пути к матери в Загорск. Собирается, если утвердят, ехать на год в Германию в огромный лисий питомник.
Некоторые говорят, что нужно жить для себя, другие учат жить для ближних, а я думаю, каждому следует найти такую точку применения сил, чтобы жизнь для себя сама собой выходила жизнью для ближних, для дальних, для всех.
Да, наверно, так огромное большинство людей и живет для всех под предлогом личного удовлетворения. Особенно это выразительно ясно в отношениях пола, вначале эгоистических до драки с противником, а потом приводящих к жизни для семьи, для общества и государства.
Большое искусство – это одна из форм аскетизма. Художник – это монах, девственник, часто имеющий облик распутника, это монах «в душе». И вот именно поэтому, как все признают, семейная жизнь художника находится в противоречии с его призванием. Яркий пример этому – жизнь Олега.
День холодный простоял без дождя. Вечером по пути из Москвы заезжал Петя. Сговорились встретиться и поехать на Царево озеро в понедельник в 3 д.
Приехала Зина. Узнал, что в Загорске восстанавливается «Троица», что нашлось уже 50 монахов во главе с Гурием (маленький монашек, худой, глаза горят), что восстановлены мощи пр. Сергия и в соборе два раза в день совершается служба.
Холодно. Ветрено. А все-таки летние птички поют.
Примечание
1 – аббревиатура, придуманная Л. Н. Толстым (означает «если буду жив»), которой он обычно заканчивал свои письма.