• Приглашаем посетить наш сайт
    Лесков (leskov.lit-info.ru)
  • Пришвин.Дневники 1905-1947 гг. (Публикации 1991-2013 гг.)
    1947. Страница 5

    12 Июня. Дунино. Приходила Клавдия из Иславского продавать козу: у нее четверо детей, муж инвалид, козу продают, чтобы хлеб купить, ездят за хлебом в Эстонию. Просили 1700 р. Поехали в Звенигород узнавать цены. Оказалось дорого. Купили рассаду брюквы.

    Первый раз в жизни понял, что торговать – это все равно, что воевать, в торговле сказывается весь характер человека и весь его опыт. И думать, что в торговле можно идти наразрез – это значит быть или очень молодым, или глупым. Торговля движется между двумя полюсами: 1) Выдержка (спокойствие). 2) Риск упустить покупателя или покупку.

    Был в Земельном отделе: Ник. Ник. Полетаев и Серг. Мих. Буров. Рекомендовали нам меры к подготовке закрепления моего участка. Идея охраны природы на местах.

    Утро жаркое. В обед гроза, и потом дождь до ночи.

    NB. Стал читать Ляле, ей не хотелось слушать, но она перемогла себя и сказала: – У тебя дурное французское произношение.

    – У тебя-то хорошее! – ответил я. – Я-то хоть в Париже бывал.

    И, прочитав «Mouche», больше не стал ей читать и ушел, получив небольшой (полезный) ожог.

    Бывает, черненькая мушка летает перед самым твоим глазом. Махнешь рукой – и не отмахивается, потому что это своя мушка, в своем глазу Mouche Volant.

    А бывает, махнешь – и она отвяжется, и это уже не своя мушка, а настоящая. Вот тогда обрадуешься: это настоящая мушка! и тогда свою мушку не видишь, потому что уверишься в настоящей и свою мушку забудешь.

    Новый квартальный столб стал в лесу, и рядом лежит старый поверженный, трухлявый, разъедаемый насекомыми.

    Новый столб в лесу утвержден в трех лицах: с тремя разными цифрами. На всех просеках все переходящие животные, пролетающие птицы столб сразу заметили, некоторые даже отпрыгнули, пока трясогузка не села на его макушку. Когда увидели трясогузку, как она трясет хвостиком и капает на лысинку нового посланника от человеческого мира, то мало-помалу привыкли: стоит столб и стоит, нам-то какое дело!

    Мой дом над рекой Москвой – это чудо! Он сделан до последнего гвоздя из денег, полученных за сказки мои или сны. Это не дом, а талант мой, возвращенный к своему источнику: дом моего таланта – это природа, талант мой вышел из природы и слово оделось в дом. Да, это чудо, мой дом!

    Для иных природа – это дрова, уголь, руда или дача, или просто пейзаж. Для меня природа – это среда, из которой, как цветы, выросли все наши человеческие таланты. Я думаю, каждый человек, способный войти в себя, в свою природу, может найти там свой талант, таящий в себе и назначение, и повеление («Надо»). И еще больше! он может там найти оправдание своей воли, своего «Хочется», отвечающее движению своего таланта. И это движение есть общее движение всех цветущих растений: вверх! к Солнцу!

    С детства на зеленый росток нашего таланта, как сухие листья в осеннем лесу, наваливаются чужие мысли, и их мы должны усвоить, чтобы наш личный зеленый росток мог выше подняться. Но как это трудно, среди тлеющих мыслей других людей находить свою собственную!

    Вот почему, наверно, когда я вхожу летом в лес, я так внимательно, так искательно смотрю вокруг себя и особенно вниз, на цветы и на травы. Нет еще ни грибов, ни ягод, а я это сам не знаю, что ищу, ищу и как будто где-то даже и знаю, чего я ищу, но только слов не нахожу, чтобы это назвать.

    Вот я вижу сейчас между огромными елями внизу, покрытую тесно стоящими самыми нежными травками, о трех листиках с формой заячьей губы, заячью капусту. На моих глазах солнечный луч пробивается узкой стрелой через темные ели и ложится в заячью капусту. И как только луч касается заячьего трехлистника, все эти три листика опускаются, и капуста стоит зонтиком. Там где-то высоко за елью движется солнце, луч переходит, и вся заячья капуста на свету обращается в заячьи зонтики.

    И я счастлив, я радуюсь: я что-то видел, что-то нашел, и даже я знаю теперь, что я искал, что я нашел: я искал свою мысль и нашел ее в участии своем личном в деле солнца, и леса, и земли. Я участник всего, и в этом находит меня и радость моя, и мысль!

    Скребет что-то возле души, и от этого душа скорбит. Или это душа скорбит, и оттого по телу скребет? По-моему, и так бывает, и так. Случалось не раз – вдруг нечаянная радость придет, какое-нибудь письмо с предложением издания собрания книг – и как только скорбь с души сошла, по телу перестало скрести. Это, конечно, верно говорили в древности, что в здоровом теле – здоровая душа. Но у меня лично чаще бывает наоборот: в здоровой душе – здоровое тело. Бывает, напишу что-нибудь, и прямо прыгать хочется. Но и то, древнее, тоже верно. И, пожалуй, если вспомнить знакомых людей, то можно их распределить по шкале, на одном конце душа, на другом тело, одни люди располагаются от души к телу, другие – от тела к душе.

    – это сон: это кто-то спит... Везде и всюду и все в лесу, на реке, на полях и на дороге, и в звездах, и на заре вечерней, и на утренней, все это – кто-то спит, и я всегда как «выхожу один я на дорогу». Но спит это существо не «тем холодным сном могилы», а как спит моя мать, спит и слышит меня. Такая вся наша мать-природа, и я – ее младенец: меня она чувствует и слышит во сне и по-своему все про меня знает. И тоже бывает, вдруг привидится ей, будто я попал в страшную беду. Тогда мать моя подымается, и в природе начинается гроза.

    13 Июня. Дунино. Весь день дождь.

    Наше с Лялей чувство природы есть чувство нерукотворного ее существа, религиозное чувство, или прямо сказать – чувство Бога.

    Культура (искусство), напротив, есть поведение человека в отношении такой природы.

    (Притча о талантах. Тот, кто вырастил свой талант и принес Господину больше – и есть человек культурный.)

    Культура как поведение.

    Искусство как борьба за первенство, т. е. за совершенное развитие природного таланта.

    Было два человека, оба героя, один западный (привез для девочки на дачу рояль), другой восточный (найти соответствие и показать вещь со стороны внешней и внутренней).

    Душа Ляли самое ясное зеркало души женщины с ее тайной борьбой за первенство и выходом в послушание.

    Не успели мы отстроить домик свой в четыре комнаты, как она уже мечтает о маленьком домике в две комнаты: ей страшно всего большого, требующего для управления от человека власти, и она, почуяв обязательства бытия, стремится убежать в маленькое, где обязательств меньше. Отсюда и все ее «странности» (теща говорила, что в сундуке своем долго хранила сшитое и ненадеванное белое подвенечное платье и тоже не употребленный черный монашеский подрясник). На мне оба устремления, к первенству и к служению, сошлись, как сходятся они в чувстве матери: я – ее ребенок, и во мне ее чувство первенства, а она – как мать, и госпожа, и слуга.

    Первое, что включается в понятие природы, – это ее нерукотворность,

    второе – ее категорический императив («Надо») с неминуемой смертью,

    третье – возрождение (воля, радость, «Хочется»).

    Таковы «Законы природы».

    Генеральному Секретарю ССП А. А. Фадееву

    Дорогой Александр Александрович!

    Через полгода (5 Фев. 1948 г.) исполнится мне 75 лет от рождения и 50 лет моей литературной деятельности. Вы знаете, что я не инвалид и если пишу маловато, то это только потому, что хочется покрепче писать. Первое, что мне надо сделать к моему юбилею – это, конечно, сколько-нибудь удовлетворить моих читателей изданием хотя бы пяти книг по 20 листов собрания моих сочинений. Я напомню, что обращался с такой же просьбой и тоже к Вам лет 15 тому назад к моему 60-летнему юбилею. За эти годы из 5 книг издано четыре, а пятый том, где собраны мои лучшие вещи, вполне подготовленный к печати (и оплаченный), до сих пор консервируется «Гослитиздатом».

    Итак, я очень прошу Вашего содействия в решении ко дню моего 75-летия издать в «Советском писателе» новое (сокращенное) издание моих книг, 100 листов в 5 томах, а также продвинуть издание 5-го тома в «Гослитиздате». К этому я хочу Вас уверить, что неустанно, изо дня в день мне нужно спешно работать над своими архивами, чтобы облегчить работу литературоведов после меня. Издание «собрания» создало бы материальную базу такой необходимой работы. Решаюсь напомнить Вам, что мою просьбу к Вам об издании книг к прежнему моему юбилею A. M. Горький, дело которого Вы теперь продолжаете, поддержал известным Вам предисловием. С тех пор я довольно написал новых вещей и знаю, что будь бы жив А. М., он бы наверно так же горячо поддержал настоящее мое ходатайство.

    14 Июня. – моросит.

    Вчера ночью вернулась Аня, и сегодня Ляля уедет к матери, и я поеду за ней, когда дожди перестанут и обдует дорогу.

    Это разные вещи – как Бог утверждается в личности или как именем Его связывают людей и пользуются «для общего блага». Нам это показала история, мы это видим сейчас. Большевики борются с именем Бога, которым пользуются для политических целей. Что же касается веры личной, то скажет большевик: «Веруй, нам нет до этого дела, потому что вообще тут дела нет, а только мечта. Дело начинается, когда "собрались два-три во имя Мое", тут мы вынуждены послать информатора, и если окажется от этой веры нам польза, окажется, что за нас молятся, то мы не мешаем: пусть молятся».

    Итак, и если кто-нибудь лично верует – пусть! и если «два-три соберутся» – пусть! Нам вредно и мы преследуем личное влияние на людей, мы убиваем мечту в момент ее воплощения, превращения в общественную силу.

    Слово, переходящее в дело, сопровождается у человека особым чувством, похожим на свет: «Верую!». И как только такой человек произнес это «верую» – тогда кончается его воля, и его «Хочется» превращается в «Надо». Тогда все равно, какая будет среда, природа или общество – если природа, то на пути к свободе надо вынести борьбу на своих плечах, все, что выносил до сих пор человек в природе; если общество – то взять на себя бремя борьбы за достойное поведение в отношении самого человека.

    Философский рисунок «Царя природы»: человек в отношении природы – это «я сам», т. е. мой талант как некое Данное, как планета в отношении всего человека: тут что ни человек, то царь, их много, таких царей, как много на дереве разных листиков.

    Так борьбой Зуйка за себя как царя обрисуется Природа. Параллельно с этим Общество – как борьба за единство всего человека, как в дереве борьба каких-то сил за единство движения всего дерева вверх к солнцу (ствол).

    Человек в обществе должен расти, согласно своей природе, быть самим собой и единственным, как на дереве каждый лист отличается от другого листа. Но в каждом листе есть нечто общее с другими, и эта общность или общественность перебегает как-то по сучкам, сосудам и образует мощь ствола и единство всего дерева.

    Противоречие: по начальной мысли природа есть родник талантов, по следующей – источник общественности.

    Выходит, что природа есть все, но чем же отличается от нее человек, «царь»?

    ' Человек как царь природы, весь человек – ствол дерева.

    Человек задан в природе как держава единая, его движение, его рост, его борьба за единство.

    Оправдание государства как ствола дерева и служащих его как сосудов...

    Чувствую, что и сейчас уже здесь душа очищается от Москвы.

    Муза Пришвина от хулигана мальчишки получила удар кирпичом. Раиса, прижав к груди собачку, прошла по всей деревне с истерическим криком обезумевшей матери, с резкими криками в сторону «мужиков» и хваленого русского народа: «Хваленый русский народ, скоты!» и т. п. Последняя борьба интеллигенции с мужиками в Дунине.

    Разговор с Мартыновым о политике и на тему о том, что делать тому, кто приготовился отдать жизнь за общество и теперь, когда война взяла столько этих жизней, вынуждается фактом мирного строительства предстать перед этим обществом как личность, как фактор творчества.

    <Приписка: >

    15 Июня. Очень тепло, жарко и влажно от недавних дождей. Поднимаются травы, на днях, вчера или третьего дня, желтые цветы начали переделываться в одуванчики.

    Мартынов дал мне понять, что мы имеем в обществе перед собой грубый человеческий материал. За границей к обработке этого материала применяются грубейшие средства. Мы хотим быть в отношении их другими. Но ведь растет интеллигенция, для которой эта политграмота («Закон Божий») становится все более невыносимой. Эта двойная бухгалтерия невыносима. Что же делать? Приходится выносить.

    NB. Канал как путь к единству природы и человека, и Бога (образ дерева: листья как творческие личности, ствол как единство всех, рост как движение к Богу).

    Мой путь был, как у нас было теперь до войны, путь жертвы: идеалом было отдать себя для общества. Смущенным я жил в Германии после тюрьмы, до Парижа. И тут эту мечту – отдаться – перенес на Ину1.

    Оказалось, что женщина сама ищет, чтобы кто-нибудь взял ее «в жертву», и так вышло, что две жертвы друг у друга просили своего поглощения: костер просил у Авраама огня, как Авраам просил [огня] у Бога, и Он ему ответил зарей.

    Так вот теперь это состояние жертвы, просящей огня, стало не удовлетворяющим всех; как будто Авраам, увидав эти сырые поленья, не захотел для них просить у Бога огня – не захотел и отвернулся. И каждое сырое полено задумалось, как быть ему теперь, чтобы стать достойным костра для жертвы Авраамовой.

    Вот именно это чувство своей личной недостойности костра Авраамова заставило меня взяться за личное дело...

    Самое главное, самое необыкновенное в моей жизни было, что я, рядовой, необразованный, претенциозный русский парень, мог выйти из состояния жертвы для общего дела и подготовиться к той заре, которая зажигает костер Авраамовой жертвы.

    Если не забылось, то в Евангелии выражена любовь так: «нет большей любви, как отдать душу свою за други своя». Но мы все сейчас чувствуем, что это не вся мораль, что этого теперь мало.

    И вот пришло время – хочу жертвовать собой, но сырые поленья моего костра такие сырые, что явись сам Авраам и помолись, так и то не взошла бы заря, от которой когда-то загорались жертвенные костры.

    Друг мой! просуши сначала свои поленья, а потом подходи к жертвеннику.

    16 Июня. Дунино. Ляля уехала в Москву со случайной машиной.

    В одиночестве хорошо читалась работа.

    Вечером ужасно болтал у Мартынова.

    Ночью шел дождь и гремела гроза.

    Дунино. «Миссия писателя сливается с миссией журналиста, который стал теперь – особенно во Франции – отбросом интеллигенции» (Повель).

    Диалектика преломляется в голове простого человека в том смысле, что вечного ничего нет, вечно только мгновение своей личной жизни, и его надо ловить.

    <На полях: Партчеловек Мартынов на мой отказ идти на пленум сказал мне в утешение:

    – Трудно учесть значение такого поступка: сейчас кажется нехорошо, завтра об этом не вспомнят, а послезавтра окажется – очень хорошо, что не пошел. (Диалектика.)>

    Ходил пешком на лесопилку (с 9 утра до 1 1/2).

    После ночной грозы в лесу как в теплице. Влажный ветер играет с одуванчиками. Ландыши и земляника цветут. Пахнет рожью: она зацветает, и показались васильки. Облетает акация.

    18 Июня. День встал из речного тумана, сияет теперь и жаркий и влажный. На акации показались стручки.

    Вечность и диалектика сигнализируют простому народу противоположно разное поведение. Напр., вечник смотрит на своего начальника в смысле «несть власти, аще не от Бога», а диалектик смотрит разве только на дела: от начальника он зависим в деле, сам же по себе начальник как человек – что-то вроде «легавого».

    Две таких «философии», впрочем, были от начала веков, Платон – вечник, Аристотель – диалектик.

    Необходимость держать машину в порядке и в то же время самому не работать заставила меня наконец-то понять современного администратора, способного на всякое дело: администратор действует главным образом силой внимания своего. У него внимание, собранное на частности, напр., кожа, так одна только кожа. Этой силой наживали капиталисты свои миллионы. (Рассказ Волкова.)

    Итак, для порядка в машине нужно не доверять ее шоферу и не самому работать: нужно знать состояние ее механизма, т. е. быть внимательным (знание есть накопленное внимание), и направлять рабочую силу на слабые места. Организация производства есть организация внимания всех. (Производственное внимание.)

    Начинается все с того, чтобы самому физически не работать (работает мотор), а управлять работой силой сосредоточенного производственного (рабочего) внимания.

    Раскрылась тайна гонений на мою «Фацелию». Какая-то гнусная баба работала у Ставского в редакции «Нового мира». Мой очерк «Пауки» она поняла в подтексте как апологию кулаков, написала доклад в ЦК и отсюда все пошло. Мартынов, зная об этой гнусности, не имел права, как партийный, сказать мне о ней, а посоветовал написать Сталину.

    – Чем это лучше, – сказал я, – чем удар кирпичом деревенского мальчишки по чудесной собачке?

    – Хуже, много хуже! – ответила Анна Ивановна, жена Мартынова.

    – Тогда почему же вы так смотрите на строительство Беломорского канала, будто зло собралось только туда: везде кругом нас зло, и радость наша состоит в борьбе по расчистке жизни от мусора зла: расчистил немного, и является радость жизни... И чем труднее дается в борьбе этой победа, тем она слаще.

    «прекрасном мгновенье» (как вышло это у Фауста). Итак, друзья мои, не бойтесь страданий за веру свою: верьте! и страдания ваши станут пылающими дровами огня вашей любви.

    Весь народ наш стал мучеником на пути к добродетели (добрыми намерениями устлана дорога в ад). Пророков нет, ведут экономисты. Дорога сама выходит из тумана.

    <Вымарано. Раньше праведника мучили, и он умирал в блаженстве, и народ чтил свою жертву. Правда нашего времени в том, что не личность делается жертвой, а весь народ.>

    Двойная бухгалтерия.

    Не забыть, что из разговора с Мартыновым выяснилось – наша несвобода людей культурных выходит из государственной необходимости регулировать влияние культуры на массы <вымарано: напр., вся наша молодежь, если ей окажешь свободный доступ к культуре, не станет заниматься политграмотой (соврем. «Закон Божий»)>.

    Где-то в лесу невидимые существа ожидают от меня большого добра, и я иду для них, как богатый дядя. Слава Богу, желудок у меня хороший, я оставляю им хороший подарок, и они все начинают слетаться, сбегаться, сползаться. Тогда начинается великий пир и наслаждение ароматом моего подарка.

    А ведь это верно. И как это ужасно, что все на свете живет и ценит жизнь «со своей точки зрения», между тем как человек – на то он и человек, чтобы заставить всех и на все смотреть с единой его человеческой точки зрения, чтобы для всех говно пахло говном, а роза пахла розой. Тут, конечно, бессмысленно действовать прямо, а [надо] хитрить, облекаясь в мудрость или в диалектику (мудрость – это мир с точки зрения вечности, диалектика – тот же мир с точки зрения его становления).

    19 Июня. Вчера после жаркого дня, вечером, Раиса попросила меня проводить ее «до ржи». Дошли, убедились, что она зацветает. Стало прохладно, мы повернули назад. Она мне рассказывала о своих снах: как она ехала на коне и с ним разговаривала и сладко засыпала в меру движений коня. Вдруг ее обступили нечистые духи, она подняла руку и стала их заклинать, и они стали опадать вниз, а добрые духи пришли и навеяли на нее сладкое забытье.

    Восхищаюсь личностью Савонаролы, понимаю его как Христа из «Великого Инквизитора» и ничего подобного не могу найти в русской истории, и так эта наша история мне кажется бедна. Но при свете итальянского Возрождения ярко встает время конца нашего царизма с расцветом искусства. Такая яркая вспышка и потом «голые годы», и как их одевали и создавали текущие годы принудительной добродетели.

    В «голые годы», помню, бульвары были усыпаны презервативами, и маленькие дети их находили и надували. А теперь художникам даже запрещено выставлять голое тело, и при похоронах какого-нибудь писателя статуя Венеры Милосской на лестнице завешивается простыней.

    Много скромной и трогательной добродетели в нашей истории, много вмешанных в нее «мертвых душ», но нет ничего яркого, и все выдающееся не выдается из высокой травы поповской и революционной добродетели.

    Смотрите на одуванчики: каждая шапочка круглая и каждый зонтик в шапочке ждут своего ветерка, но когда дунул ветер и взял с собой зонтики, тут уже воля ветра, куда ему нести одуванчик.

    Начинается все на свете с того, что самому хочется. На горе навис снег, и ему, конечно, хочется упасть... Одуванчик ждет ветра, и ему хочется разлететься в зонтики. Мальчику хочется...

    Так все на свете у всех начинается с того, что «хочется». Но только свалился снег с вершины горы – прощай «хочется»: снег собрался в огромную массу, и лавина летит, как ей надо лететь, и одуванчики по ветру летят, куда им надо лететь, и мальчику захотелось уйти – пошел, и теперь больше нет ему своей воли: ему надо идти.

    «Царю»: если человек поднимается – ему это Хочется, но ему Надо поднять за собой и то, что называется природой (землей): ему надо быть внимательным для этого и милостивым. Такое самое широкое понимание отношения Хочется и Надо.

    20 Июня. Днем жарко, к вечеру немного прохладно. Люди купаются. Подготовляю распиловку леса. Впускаю силу внимания, как жало, в «Царя», и мед во мне собирается. Так пусть и установится: пусть цветет, наливает и спеет рожь, во мне будет вырастать своя собственная рожь, и не уеду, пока не выращу.

    Природа показывается в своем волшебном виде, когда сам чем-нибудь стиснут – книгу ли читаешь трудную – голова ломается, в машине скрюченный что-нибудь подвязываешь, или в постели, замученный кошмарным сном, – выглянешь из себя и страшно обрадуешься: какая там, в природе, волшебная жизнь! Хочется все бросить и бежать туда. И что же? Брось, иди, но только помни: бремя твое с тобою пойдет, и чем лучше, чем волшебней впереди там будет твое Хочется, тем труднее тебе будет нести свое Надо.

    Калинин, слесарь – президент; Мартынов, научный сотрудник – монтер, и вообще «добрый коммунист» из рабочей среды является. Еще вот Полетаев, и много, много их! Это все «тело» нашего коммунизма, то, что выстаивает (Сутулов), выдерживает: это средний необходимый человек. Это естественное Надо, это «само собой» является в народе в решающий момент войны или строительства, это чувство всего человека: это весь человек в совесть приходит, а что «я» – «это не важно».

    (Такой был Киров и мой рабочий в Хибинах.) Тут и вера в науку (как мой дядя учил энциклопедический словарь).

    Оргия у Коненкова: все стараемся проиграть хозяину на вино, а Горский ведет в игре тонкий расчет (образ глупого кулака). Детская наивность и жестокость детская.

    Лариса Леонидовна Мутли рассказывала с горечью о своей женской доле: муж ее Андрей Федорович на одном конце сочиняет учебник музыки, на другом конце она чистит картошку. Она ведь тоже преподаватель музыки, она бы тоже могла вести молодых людей вперед, но она женщина, она прибита гвоздями к земле и должна чистить картошку – «вот откуда истерика».

    - Но ведь картошку-то вы покупаете на средства, выручаемые за учебники?

    – Вот тут-то еще больше, тут-то вся истерика: ему нельзя мешать сочинять, и так я должна сидеть на одном конце стола, молча чистить картошку, молчать и молчать, потому что на другом конце он сочиняет.

    На этой же почве у Ефр. Павл. вырастало недоброе чувство ко мне как к сочинителю, к самому моему делу. На той же почве у Ляли бывают минуты холода в отношении моих писаний и некоторая претензия на мое признание ее женского героизма (истерику она признает распущенностью).

    Вот пример. Она заметила, что скрещивание колючей проволоки на заборе надо закрепить узелками из проволоки. – Поговори с Ваней, – сказала она. И потом после: – Поговорил? – Да, – ответил я, – он согласился. – Сделает? – Закончит скрещивание и сделает. – Бесплатно? – Думаю, что бесплатно. – Ты поговори с ним, чтобы бесплатно. Через некоторое время: – Ты поговорил? – Я соврал: – Поговорил. – Бесплатно? – Какие это пустяки, наверно, он не возьмет. Разговор замялся в неудовольствии. Вскоре приходит Ваня: – Я кончил. – И узелки сделал? – Нет, об узелках мы не договаривались. Вот тогда и началась истерика, т. е. Ляля вся красная, взволнованная в течение долгого времени жаловалась мужику на жадность мужика и на непонимание интеллигентного труда и т. д. После того она ночью сама с собой каялась, мучилась. Все понятно! Но вот что плохо: я принял истерику всерьез и повел свое раздумье о нашей жизни, о даче, о теще и т. п. Между тем мужчине никогда нельзя всерьез считаться с истерикой, всегда стоять выше. В сущности истерика и есть искушение мужества, есть требование женщины от мужчины силы. Мужчине нужно успокоить ее, в этом все. И конечно, еще и профилактика: не довести до истерики, имея в виду не очень-то и баловать и потакать, и главное, понимать, что есть на свете прекрасные женщины, которые отлично справляются и с семьей, и с профессией, и что, конечно, истерика в существе своем есть лукавая распущенность.

    21 Июня. Дунино. Царственное утро после грозы и дождя. В лесной тени нашел последние пышно расцветшие ландыши.

    Приехал Ваня проститься со мной (получил место шофера на родине). Я сейчас же его простил, дал ему всякие рекомендации и послал на машине за Лялей. Завтра рано он их привезет. Пишет Ляля, что теща слаба. И вот все-таки она ее везет! Причина сложная, и думаю, что Ляля в конце концов делает правильно: верю ей, радуюсь и горжусь в себе тому, что верю...

    – Вы почему же сами не поехали за тещей? – спросил Василий Ив. (столяр).

    – Слаба она очень, – ответил я, – мало ли что в дороге бывает, в ямку попадешь, встряхнешь, а с ней что-нибудь случится плохое.

    – И скажут: нарочно! – заметил Вас. Ив.

    Я ничего не мог возразить, потому что теща в народе существо недоброе, а лично Нат. Арк. он никогда не видал и отношений наших не знает.

    Раиса дописывала мой портрет одна, без модели. Я подвинул стол под лампу, постелил чистую скатерть, поставил букетик ландышей, принес из других комнат стулья, симметрично расставил. Стало очень хорошо, и гостей своих я мог теперь встречать спокойно. Раиса сделала последний мазок, села к столу и зарыдала.

    С ней было почти то же, когда она заканчивала Лялин портрет. Тогда она говорила, что чувствует себя опозоренной, брошенной на проезжей дороге.

    Теперь я спросил: – Почему? – Она сквозь рыдания ответила: – Из-за скатерти, что вы стелете, ждете, что вы уютный человек...

    Вероятно, она по отцу тоскует, и что ее личная семья не вполне соответствует тому чувству гармонии, какая у нее была когда-то, у единственной дочери, с отцом и матерью... В том и другом случае при конце работы, при последнем мазке является чувство невозвратимой утраты или позора бытия.

    Вот как движутся женщины в творчестве.

    <вымарано: свои сомнения> Но само его симпатичное внимание при выслушивании сомнений моих в области литературы показывает, что сомнения в нем существуют. Я их хорошо понимаю, этих коммунистов, привлеченных к литературной работе: они в литературе как телята, привязанные на колах экономики («usher liegt schone grime Weide»2 – вспомнилось из «Фауста»).

    Мартынов спросил меня, кого из писателей я теперь считаю ведущим...

    – Я сейчас, – ответил я, – делаю последние усилия сказать свое слово погромче, чтобы меня и глухие услышали. Мне некогда смотреть по сторонам, разбираться в том, кто ведет, кого ведут. На вопрос ваш, кого я считаю ведущим, отвечаю: себя.

    А надо бы так ответить:

    – Видите ли, Иван Андреевич, я еще юношей, комсомольцем XIX века, переживал этот детский вопрос, переходил этот первый овраг сознания, имя которому «почему?». На вопросы юношеской души о любви, о семье, героизме, романтизме, поэзии мне был дан ответ:

    – Все это надстройки экономического базиса, ищи во всем экономику.

    Смысл этого требования только теперь делается ясным: всем «экономическому материализму», и весь люд, если захватишь в свои руки весь его хлеб, может быть обращен в материал на перековку разрозненных индивидуумов, сословий, каст, классов в единого всего человека, в общество, где каждый будет за всех и все за каждого. Создание идеи «экономического базиса» произошло, вероятно, на почве подмены законов духовных личности (веры) законами знания (как делал Базаров: человек умрет, лопух вырастет). Произошло в человечестве то самое, что в искушении Христа – обращение камней в хлеб.

    И вот теперь во всем мире стал вопрос: как и чем связать всего «простого» человека. У нас решили его хлебом связать, у них, на другой половине мира – на словах Христом, на деле же грубыми средствами, обманом, подкупом, страхом и т. д. (чего стоит газетная молитва Рузвельта!).

    Там говорят: – Не о едином хлебе жив человек!

    Тут говорят: – Будет хлеб – будет все. Покажите нам человека вне зависимости его от хлеба.

    И вот этого не могут показать там.

    «экономический базис», вот уже 30 лет не можем создать даже мысленную «надстройку» над «экономическим базисом» и не создадим никогда, пока не забудемся от этой зависимости, не преодолеем непосредственное влияние на свой дух извне чувства голода, грубого страха за жизнь.

    <Приписка: Нужно забыться, чтобы запеть.>

    «забыться» нельзя, может забыться личность и как таковая влиять. Вот это влияние личности и является, с точки зрения «экономического базиса» («правды»), иллюзией, вредным обманом, и эти личности у нас систематически уничтожаются, и с ними уничтожается творчество, и через это самый-то и хлеб плохо рождается.

    (К этому: удивительно серая история нашего социализма, и как жалки эти фигурки Ленина на площадях, как совсем ничего мы не знаем о Сталине: его нет среди нас как личности: он – это мы все. Страшно!)

    Но я утверждаю, что каждый из нас, сделавший хоть что-нибудь от себя для Советского Союза, непременно от влияния «экономического базиса» и сознательно или бессознательно действовал в духе, как искушаемый Христос: «Отойди от меня, сатана!». И так, создавая, делался «царем природы».

    Итак, мы не отвергаем существа «экономического базиса» (природы, хлеба), но мы утверждаем, что это не все в человеке, что, утверждая базис хлеба, мы сосредотачиваем мысль свою на частном существе человека, хлебе, мы ограничиваем всего человека до того, что для творчества своего он должен забываться от «базиса». Нет, он не забывается, он только в свой дом Царя природы, Христа.

    Мы разделяем всего человека и властвуем, но мы здесь со своей «правдой» противопоставлены обману там. Шестерня наша здоровая, целая, но ведущая там шестерня истерлась, мы взываем ко всему миру: дайте нам ведущую часть здоровую, крепкую на место истертой. Делайтесь там, а мы вас здесь подождем!

    «экономического базиса».

    Конечно, Шаляпин для того, чтобы жить и петь на весь мир, должен был хорошо кушать, но соберите тысячу людей, кормите, учите их с утра до ночи, и Шаляпина этим не выходите, потому что талант Шаляпина от природы и нерукотворный: он дан, и нельзя его сделать.

    И все так на свете нам основное дано, наш талант нам дан от природы, и наше дело человеческое – вознести наш талант к Богу умноженным. У нас же безбожники стремятся, напротив, узнав законы природы, взять их в свои руки с тем, чтобы заменить творчество Божие творчеством человека.

    По одному пониманию Царь природы является представителем Бога, рабом Его, занятым умножением божественного Добра. По другому пониманию Царь природы есть человек, умножающий и потребляющий природное Данное для себя самого, для такого же человека, как сам, эфемерного существа, похожего на искру в прерывателе электротока.

    «Весь человек», как я о нем думаю, и есть Бог. И вот тоже то самое, о чем марксисты (рядовые) думают как о «надстройке», есть Бог. Возможно, что «хлеб» («экономический базис») соответствует движению существа Божия, как соответствует облаку тень его на земле.

    солнце «всходит и заходит». Итак, знание законов движения планеты не исчерпывает всего факта бытия человека. Так точно и знание закона «экономического базиса» (хлеба) не исчерпывает и не заменяет нам самой «надстройки» и, главное, вовсе не дает нам в руки ключа к управлению человеческой этикой, как не дает ее открытие атомной энергии: знание это не дает нам уверенности в том, что пойдет эта новая сила в сторону добра или зла.

    22 Июня. (Кажется, что в этот день солнце повертывает на зиму.)

    День «божественный». Ваня привез тещу с Лялей и Катериной Николаевной. Нашу радостную встречу (7 лет борьбы за счастье!) начинает поглощать умирание тещи, и от этого очень тяжело. Но не надо смотреть туда, в сторону умирания, надо создавать, надо рождать царя природы, не подчиненного законам умирания: он существует в нашей душе, и рождать его, воплощать – значит творить.

    – не человек, а какая-то центральная сила нашего времени. Он и Ленин-то к этому шел (как, может быть, и вся наша довоенная революция, а может быть, история вся), но Сталин все собой завершил и, как грузин, в своем усердии идейном, воздвиг на пьедестал безликое имя в мраморной шинели.

    Небо безоблачное, травы достигли всей высоты, дошли до своего предела и все зацвели. Кипит жизнь пчел, шмелей. Шиповник цветет. Но я, все зная, не смотрю на меру. Я царь природы и делаю больше, чем все они.

    23 Июня. Какие дни! Вот бы сюда Троицу. И все еще кукушка кукует.

    Горе мое, горе мое, Ляля больна. Стала такая нервная, глаза в темных кругах. Восьмой год все мечтаю убежать от умирающей тещи. И куда ни побегу – теща за мной. Но все-таки я не оставляю мечты освободить когда-нибудь Лялю от тещи. <3ачеркнуто: Но если расстроится Ляля, то даже и мечта не придет от нее убежать. Тогда останется только самому стать на путь умирающего. Тяжело думать об этом, скорей писать «Царя»!>

    Весь день перечитывал «Царя» и напитался радостью, чувствую, что сделаю «Царь природы» – это выражение ее движения к единству, это ствол и держава, это кто душу свою отдаст за други своя, это личность человека, растворенная в деле собирания всей природы и всего человека в единство. (Вспомнить последовательно в своей удивительной внешней скромности деятелей нашей революции начиная от декабристов и кончая Сталиным, о котором как личности никто ничего не знает.)

    Надо Сутулова изобразить как Сталина и Сталина понимать как предел ухода личности в дело (общество). В конце через портрет на воде намек на Сталина и в самом конце через появление Зуйка, ребенка-наследника, намек на разрешение русской революции: является радостный дух, рожденное дитя, завершающее радостно муки родов.

    24 Июня. – а какая страшная рожа! – и восклицает: какая природа, какой край! и т. п.)

    Был лесничий Антонов и напомнил о необходимых хлопотах по закреплению участка.

    Ляля хворает почками и все дергается: то косить траву возьмется – и скондрится, то вдруг заленится сходить за молоком.

    25 Июня. Встречал на лавочке зарю наступающего дня, и «равнодушная» природа охватывала наш человеческий мир. Это не равнодушие, а большая жизнь, большой великий путь, предоставленный и муравью: иди этим путем, и ты, муравей, станешь тем же самым царем природы, каким показал себя человек.

    «промеж себя». Это не равнодушие, а большой широкий путь человека.

    И вот это «большое» мне и нужно изобразить в последнем плавании Зуйка на плавине со зверями. Канал показать как разрешение борьбы между «Надо» и «Хочется» на большом пути всего человека.

    NB. Моя молитва ежедневная будет о том, чтобы на этом пути моем (работа моя) я преодолел то жалкое мелкое чувство, исходящее от неумирающей тещи.

    Что делать, если Ляля не хочет помогать мне или не может: все мы с какой-нибудь стороны ограничены. И может быть, сама Ляля потому и не помогает мне, что верит в меня: Михаил выбьется сам.

    Мартынов, коммунист, электромонтер, достиг положения научного сотрудника в музее Горького, и уже, конечно, у него, как и у Калинина, и у всех таких людей, танцующая балерина есть категория нравственная и к ней надо относиться с благоговением.

    Какая-то птичка, бывает, откуда-то со стороны явится перед окном, подержится в воздухе трепетанием крыльев на одном месте против окна, как будто только за тем, чтобы заглянуть в комнату и улететь.

    Помню, мать моя была иногда с большими мрачными, черными глазами как потерянная, и нам было тогда страшно. Такие дни внутреннего расстройства и у меня бывают, и их Ляля знает. В эти дни обычная любовь к ней и чувство гордости покидают меня, и как злая сила, отнявшая у меня Лялю, выступает теща. Когда это настроение проходит, мне за него бывает стыдно. Сейчас оно проходит, и мне за себя уже стыдно. Хорошо, что Ляля не читает моих дневников.

    25 Июня. И еще такой жаркий тихий день. Кукушка напела мне 50 лет жизни. Увидел первую землянику и поднес ее теще. Работа по «Царю» все еще сводится к усвоению написанного, собиранию в себе единства всей вещи. Теперь остается написать, имея в виду свободу в письме, легкость в чтении, доступность всем, как в «Кладовой солнца».

    Утро, как и вчера, золотое. Болезнь маленького человека, слава Богу, прошла; проснувшись, почувствовал прежнюю любовь к Ляле, обнял ее сонную и со стыдом отказался от своего маленького человека, ведущего смешную войну с тещей. Это «маленький человек» дается в наказание всем, кто способен шириться душой. Ясно вижу его в моей матери, в брате Саше, в Сереже. Вероятно, в том или ином значении он живет в душе каждого человека и вполне отвечает тому, что называется «самолюбием», с той разницей, что какая-то доля самолюбия признается необходимой («никуда человечек: у него совсем нет самолюбия»), а «маленький человек» в лучшем случае признается как необходимость, как факт: «все мы люди, все мы человеки, ничего не поделаешь!».

    Ездил по жаре в Звенигород, привез землеустроителей и, кажется, обошел истинного «маленького человека», представителя Академии наук Шахновского (самолюбивый трус).

    власти. С двух сторон я подошел к этому. Началось с землеустроителя Сергея Александровича Бурова: у него 12 лет тому назад умерла жена, и сколько-то лет до ее смерти он уже должен был делать всю женскую работу, стирать белье и т. д. Дочь 12-ти лет умерла от менингита. Во время войны Буров пошел добровольцем, партизаном и после войны остался стариком без дома с сердечной астмой и отдался службе всей душой.

    Так, утратив свой личный дом, он полезно для общества превратился в землеустроителя, стал орудием власти, и можно сказать, что личность его, душа его стала властью, он стал жить не как ему Хочется, а как ему Надо.

    Взять моего любимого физика Реомюра, который, утратив себя, свою живую душу, превратился в полезный обществу термометр, орудие власти человека над здоровьем, отчасти погодой и т. п. Такого рода переход от личного человека к общему выражается евангельским «нет большей любви, как отдать душу за други своя». Таким образом, личная душа человека, накопляясь, обращается в общественное богатство, называемое властью.

    объявился Каменный мост.

    <Вымарано: И миллионы людей умирали, чтобы создать Сталина («за Сталина!»), представителя всей власти СССР.>

    Таков и естественный, и божественный порядок образования власти. Но есть и какой-то другой порядок, назовем его порядком демоническим. Это порядок не образования или производства, а потребления власти, не жертва личностью, душой, а напротив, захват власти для себя лично, для своего индивидуального пользования. «Нет власти, аще не от Бога» есть боевой клич истинной власти с демонами-похитителями... И вот рабочие дома отдыха Академии не потому ненавидят Шахновского, хитрого еврея, что он им каждому естественно неприятен, как представитель власти, т. е. общего начала, общего Надо, в которое, умирая, должно войти каждое Хочется, каждая личность; они, учитывая это естественное обстоятельство, судят его как похитителя власти, чувствуя в существе своем, что при другом, настоящем представителе власти их работа была бы полезнее.

    (NB. Бодров сегодня сказал: – Если какие рабочие моют руку директора, то значит, они идут против товарищей.)

    – Сталина есть сплошь путь жертвы личной для общего дела.

    Вспомнить: начало этой религии марксизма было в проповеди Плеханова о коренном превосходстве «экономического фактора» и второстепенной роли личности в истории. И в конце концов практическая демонстрация этого в поведении Сталина, увенчавшего аскетическое направление всей революционной интеллигенции. Между прочим, характер этого поведения революционной интеллигенции почти сливается с характером православного духовенства, если сравнивать его с католичеством.

    Надо еще вспомнить, как сурово все эти 30 лет революции пресекалось всякое личное выступление, как поощрялось выступление от лица коллектива, Стаханов, Островский и подобные – сплошной Максим Максимыч, капитан Тушин, толстовский Кутузов. И все революционеры (Савинков резко выскакивает из этой цепи, как авантюрист), народовольцы, народники, марксисты выступают с жертвой своей личностью в пользу копилки власти.

    27 Июня. Продолжается жара. Днем подходили тучи с громом и разошлись. Природа показывается... Так много всего сейчас стало на лугах, на воде, на коре старого дерева, так это больше всего, что можешь увидеть, глядя в упор, что в общем только чувствуешь – хорошо! а... вот когда книжку читает человек или сам сочиняет книжку и вдруг выглянет из себя, он может застать, захватить врасплох... Вот коршун взмыл и парит над лугом, а над письменным столом паучинки спустились и, пользуясь легким сквозняком, парят над моим письменным столом. (Тема.)

    Начинает хотеться дождя.

    Визит Фриды и разговор о климаксе директора, мужчины в 48 лет, что он больной, до того нервный, что боится часто выходить к людям, приходится управлять людьми из-за угла. Притом же он еврей, и так вот выросла эта угрюмая, надменная фигура, похожая на дьявола, взятого рабочими в плен. И только я сказал Вас. Ив-чу, что он «больной», тот сразу же начал крыть его и выкладывать по пальцам преимущества его жизни перед нами всеми. Вас. Ив., многосемейный, какой-то неутихающий червь труда, ненавидит директора не за то, что он директор, а что чужой трудовому человеку и живет не для дела, а для себя. С этим прицелом на ведущих людей, взявших на себя «Надо» и живущих для своего «Хочется» (для себя), и выступает русский коммунист против всего мира. Варварская сила, очищающая мир от клопов, убивает и те невидимые существа, без которых невозможно устроить хорошую жизнь.

    – Я вспомнил, как мать моя, сама работая с утра до ночи, стыдилась чай пить на виду у рабочих и нас, детей, учила такому стыду. – Неверно! – сказала Раиса, – надо было учить не стыдиться.

    Раиса родилась в университете, и ей дороги не преимущества богатых, а неприкосновенность идей.

    Таким образом, у нас и во всем мире теперь борются не два класса, капиталистов и рабочих, а и третий класс, промежуточный, класс людей, оберегающих свободу идейного творчества.

    Итак, значит, такому писателю и человеку, как мне, требуется провести личную линию в неприкосновенности от нападений, упреков, подкупов и ударов с той и другой стороны.

    В лесу. «породе».

    Если сделать рукой козырек от солнца и смотреть на лесную полянку, то нити паука бывают от солнца радужными, а колечки паутинной сети, подвешенные над поляной, колышутся с перемещением радужного сектора.

    Пришло время голубых колокольчиков.

    Чудо происходит из личной веры, и его происхождение должно быть окружено такой же совестливой тайной, , как и все наши лично-интимные отношения. Но если чудо явилось как факт, то на него, как мухи по запаху, летят все и потребляют, не задумываясь о его происхождении, как будто само собой понятно, что Бог до ветру ходит чудесами и надо спешить за Ним подбирать. Таким чудом является вся природа нерукотворная и то, что создает человек: его мосты, города, каналы, книги, картины, музыка. Так на свете творятся чудеса, неустанно мы их порождаем и неустанно их потребляем.

    Надо оставить дома заботы, исполниться внутренним желанием радости, не торопясь идти, размышляя, внимать. Тогда все отвечает твоему вниманию, какой-то голубой колокольчик кивает, какая-то моховая подушка под сосной приглашает присесть, и белка, заигрывая, пустит сверху прямо в тебя еловую шишку.

    возвращают тебя на верный путь.

    Я этому верю, я это знаю наверно, что так бывает, и потому позволяю себе думать о всем, что только захочется, и даже о всем недозволенном. Я мыслю, как мне только Хочется, уверенный в том, что природа поправит меня и покажет, как Надо мыслить всему человеку.

    Есть такие травки – метелочки, их как увидишь, так сама рука, приученная к этому в детстве, сдергивает метелочку с загадом: курочка выйдет или петушок? Совсем маленький мальчик удивляется, а тот, кто постарше, кто учит и лукавит уже, тот знает секрет: если, сдергивая метелочку, прищипнуть кончик, выйдет хвостик – и это петушок, а если сдернуть до конца – курочка.

    Композитор слышит какие-то звуки, расстанавливает их в порядке на бумаге, обозначая крючками, и с трепетом передает исполнителю. И вот эту музыку мы слышим, с волнением узнавая в своей собственной душе друга своего, композитора.

    Так, наверно, религиозные люди, вникая в нерукотворную природу, узнают в душе своей друга своего, Бога> Творца видимого. Так и книги пишутся, и картины, и дворцы строятся, и возникают богоподобные фигуры. Все такое начинается тем, что одинокая душа ищет своего места в Целом, переполняется желанием, как грудь женщины молоком, и на желание приходят...

    29 Июня. Рожь цветет. Бывает, ляжет вода – ни рябинки! И облака тоже не изменяются, и что так редко-редко бывает: сама душа человека спокойна, праздник и мысли, и сердцу.

    Есть в природе борьба за существование, где каждый борется за свою собственную жизнь, а у человека сверх этой общей со всей природой борьбы есть еще борьба за первенство. У нас мало того, чтобы самому выжить, нам хочется и людям помочь. Мы это делаем невольно, как мучится невольно женщина, рождая нового человека, и ей кажется, будто этот новый человек у нее будет лучше всех. Так и мы в борьбе за первенство, за свое представительство в лучшем получаем власть вести за собою людей и спасать их. Конечно, и маленький Зуек, как только явились намеки на победу в борьбе за существование, тоже почувствовал приближение желания кому-то помочь, кого-то спасти. Но вокруг людей не было, и ему оставалось лишь первенство среди зверей. В борьбе за первенство рождается власть, и он чувствовал в себе эту власть-Один из планов «Царя» – это представление власти в своем происхождении как борьбы человека за первенство. «Имеющий власть» есть представитель борьбы человека за свое первенство. NB. Указать где-нибудь в «Сказании о венике», что не в одиночестве сила прежних пустынников, а в наличии такой крепкой связи между людьми, что можно было и в одиночестве жить, как будто с людьми. И что «слабость» пришла не оттого, что люди вместе сошлись, а что подчинились. Мы спрашивали бабушку: – Выходит, что парить веником грех? – Глупенькие вы, – отвечала Мироновна, – париться своим веником нет никакого греха, а из рук нечистого веник – это соблазн. Я же вам сказала, что веник был у отцов искушением: они пошли на него и обрели слабость.

    – это совершенно как две куклы, одна (теща) кукла – царица без подданных, другая – просто курочка.

    30 Июня. Роскошно знойный весь июнь кончается, на небе беспокойно, ветерок, к вечеру похолоднело.

    Ходил пешком на лесопилку и думал о своей работе «Царь».

    Ясно складывается, что будут три части: 1) От начала начал до ухода старухи. 2) От приезда рабочих до прихода воды последней весны. Посвящено раскрытию сущности власти как необходимости (Надо) и образованию личности, преодолевающей необходимость (свободы). 3) Царь природы: показать это самое в приключениях Зуйка. Запевка.

    за свободу взять на себя. Ничего тебе не сделать, ты пропадешь, если только особенное счастье не пригонит и не поставит твою лодочку на волну великого движения и твое личное «Хочется» не определится в океане «Надо» всего человека.

    Так ли я думаю?

    Вокруг меня лес и могучие стволы столетних деревьев, и цветы внизу, и папоротник, и мох, и ручей, и птицы сверху глядят на меня, и белка играет еловыми шишками. Все там правильно, все понятно, все подтверждает и выговаривает: ты правильно мыслишь.

    Прихожу и становлюсь на работу среди людей и смотрю на их дело и на свое: все правильно!

    Нам остается только положиться на случай или на счастье в судьбе нашего маленького, обреченного на гибель героя.

    «Кладовой солнца», всем понятной, пусть у тебя будет разговор со всем народом, с людьми образованными и необразованными, старыми и малыми, русскими и нерусскими.

    1 Июля. У Норы течка.

    Прохладно. Еще изредка слышишь кукушку. Рожь налила до половины. И вот как бывает в Январе, вскоре после солнцеворота выпадет такой денек, с такой зорькой, что напомнит о том, что впереди весна. Так и теперь перед самым жарким временем вспоминается осень.

    Мы с Лялей ходили на базар (за 5 километров) в Звенигород, купили 1/2

    Ляля быстро начинает врастать в нашу дачу и почти каждый день говорит, что это лучше Кавказа, Крыма и всего на свете. – Ляля, – спросил я, – а не тревожит тебя мысль о нашем благополучии? – Вот еще! мало ли мы мучились: мы заслужили.

    Правда, ее жизнь как музыка с бегущими звуками без пауз: в нее надо внедрить паузы. И мне кажется, я мог бы это сделать для нее, если бы мы жили вдвоем.

    2 Июля. То ясно, то пасмурно. Холодно.

    «Царя», свинчиваю совершенно как машину. Топить Марию Уланову раздумал, а то непременно наши хитрецы поймут ее как искусство, которое при нашем добродетельном правительстве теперь погибает. Ударение будет сделано на том, что она бросается в воду и увлекает за собою Рудольфа с урками.

    Общественный деятель, перед которым непрерывно проходит человек массовый, в конце концов должен обрести полное презрение к человеческой особи и становиться к ней в деловое отношение ведущего, ведомого или промежуточного вала.

    Приехал Мартынов из Москвы, и мы узнали, что он ждал прихода Марьи Васильевны с продовольствием 5 часов и не дождался. Мы остались без продовольствия. Ляля уехала с Мартыновской машиной и за продовольствием, и на завод за коробкой скоростей.

    3 Июля.

    Нас, стариков, разделяет от молодых коммунистов завеса прошлого, которая так висит, как, бывает, кисейная занавеска в комнате: от нас изнутри к ним наружу видно, а от них к нам в комнату ничего видеть нельзя. Так они начинают мысль свою пока с Ленина и все реже и реже с Маркса. Необразованные даже думают, что и радио, и кино, и самолет, и даже самое электричество выдумал Ленин. У образованных же сохраняется в голове особая притупинка, через которую они не позволяют себе свободно переходить мыслью в прошлое. Черчилль думает, что занавесь эта железная, но мы нет: это кисейная занавеска, для разделения мысли совершенно достаточная.

    Начал вырабатывать вторую часть «Царя».

    Коробка скоростей вскрыта: вся не годится, Ванька подлец.

    4 Июля.

    К вечеру приехала из Москвы Ляля, привезла шестерни.

    Читал доклад Фадеева, и по обыкновению ущемило меня, когда я не нашел свое имя в числе писателей, представляющих советскую литературу. По всему вижу, что Фадеев не принимает меня, как и многие, конечно. Эта ущемленность с одной стороны, с другой стороны имеет какую-то лысинку свободы от стыда. Фадеев в конце доклада процитировал из иностранной прессы оценку Пастернака как героя – борца за индивидуальность.

    В сущности, я тоже борец за индивидуальность, сохраняемую в личности, и за личность, включающуюся в общество. «Кладовая солнца» была таким моим достижением, доказательством того, что и в наших трудных условиях художник может сохранить свою независимость, и, значит, моя борьба больше Пастернаковской и означает борьбу не за индивидуальность, а за первенство.

    В «Царе» предстоит мне сделать следующий шаг, т. е. как делали такие шаги борцы в церковной истории: при отстаивании единства церковного (у нас государственного) отстоять себя как личность, имея перед собой в виду не кардинальскую шапку, а крест. Вот теперь только начинаю понимать, как могли совмещать в себе, в своем текущем дне церковные борцы одновременно и сохранить в себе чувство всеобщего стремления к «быть» и необходимость креста: в синтезе этих двух тезисов «быть» и «не быть» и получается христианская радость жизни и мудрость.

    «Работа Шолохова, Эренбурга и т. д. в лучшем случае является образцом хорошей журналистики... Поэтому все написанное Шолоховым национально ограничено масштабом и целью... Только Пастернак пережил все бури и овладел всеми событиями. Он подлинный герой борьбы индивидуализма с коллективизмом, романтизма с реализмом, духа с техникой, искусства с пропагандой».

    Все так, но... есть еще герой, Михаил Пришвин, которого ни национальность, ни масштабы, ни цели, ни самый индивидуум не ограничивают.

    Борьба за первенство. Самое трудное место в борьбе за первенство приходит в борьбе со своей индивидуальностью: ее надо побороть так, чтобы люди на нее не обращали никакого внимания и видели одно только дело. Такую борьбу за первенство в древние времена называли смирением: святые отцы, смиряясь, величали церковь. Так и <зачеркнуто: > наши большие революционеры, как бы даже стыдясь своей индивидуальности, показывались только в делах. <Вымарано: И даже в победе над немцами Сталин, надев маршальскую форму, совсем ею закрылся, как победитель, Сталин.>

    5 Июля. Идет новая серия, июльская, жарких дней. Превосходная уборка сена. Купаемся всласть.

    «Царем» перешла в стадию уверенности: я уверен, что выйдет вещь, только не уверен, что попадет в цель, т. е. [что] «Царь природы» будет признан».

    Каждый человек по природе своей мученик, потому что каждый в конце концов так или иначе должен умереть, и большей частью в мучениях. К этому еще надо прибавить мучительную борьбу за существование и борьбу за первенство.

    Начало главы: о первенстве. Разве у каждого человека нет своего особенного места, и не борется ли он за него, как борются животные только за одно свое существование? Это место есть свое собственное, где человек не может быть заменим другим, как заменяется одна изношенная шестерня другою. И так мы боремся в этом за свое место, за свое человеческое первенство, как борются животные за свое обыкновенное существование.

    Привез пиломатериалы. Завтра посылаю Map. Вас. в Москву на завод за коробкой.

    Очень жарко. Вечером подходила туча, но дождь не вышел. Приходил К. С. Родионов, ворошил сено. Договорились с Макридой о карауле дачи. Ляля училась спиннингу. Я два раза купался. Вечером со стороны Козина, как всегда по воскресеньям, заревел Утесов по радио. Бедный Утесов! он пел на маленькую московскую известную аудиторию обыкновенных и ему понятных людей. А тут слушают и поля, и луга, и река, и особенно над рекою высокие деревья, такие высокие, будто хватает до неба. Всем этим существам природы вместо слов дана форма, и между ними посредством этой формы бывает такой же разговор, как у нас на словах. Все эти формы внимали Утесову, этому маленькому человечку, как бы ему было бы стыдно, если бы он знал, что он поет тут на всех, на эти формы неба и месяца, и полей, наполненных пахучей рожью, и цветистых лугов, и главное, этих величественных деревьев на высоком берегу реки с отблеском месяца. Бедный маленький Утесов!

    7 Июля. Где-то идут дожди, и у нас при солнце прохладно стало. К вечеру, как и вчера, опять пронеслась туча, видно, как лился недалеко дождь, а нас туча и не задела.

    Ходили к Перцову поглядеть, как он устроился в Салькове. Говорили о Хлебникове, Ремизове (он пишет о Маяковском «монументальную» работу). Перцов сказал, что в доме отдыха живет теперь академик физиолог Каштаньян, будто бы величайший приверженец моих писаний. Мы пошли с ним познакомиться. На пороге дома отдыха мне бросилась в объятия молодая красивая еврейка, моя читательница, успела мне сказать, что она была очень больна, ей попалось в руки мое «Избранное», она прочла и выздоровела. Каштаньян, маленький, серьезный, изящный армянин, мало улыбается, правдиво и сердечно сосредоточен, чрезвычайно просто и хорошо расположен. Пригласил в Армению, обещает рай. Я отвечал, что как только закончу работу, охотно приеду. Ляля в восторге.

    Дожди где-то недалеко охлаждают воздух, и купаться не хочется. С каждым днем обретаю уверенность в том, что «Царь» у меня выйдет.

    9 Июля. Наконец дождь к нам пришел и ночью побрызгал, а утром обложило все небо и моросит туманом.

    Известно, что стручки акации, как только определятся в конце весны, так висят и висят зелененькие, полные семян все лето, пока не потемнеют и не растрескаются, напрасно выбрасывая свои бесчисленные семена. Да и вся растительная природа и низшие животные отличаются обильной и напрасной тратой семян, жизненной силы, образуя со всей жизнью основание пирамиды, на вершине которой – монах проповедует бессеменное зачатие и новую жизнь в свете незримом.

    <Приписка: «Да умирится же с тобой»: Природа мирилась и начинала думать, как ей дальше жить, и Мария Мироновна зарыдала.> Надо бы показать примерами, как, когда, при каких условиях борьба за существование, присущая и водяной крысе, и мальчику, переходит в борьбу за первенство. (Разве что крысиный разум спасает себя, а Зуек спасает зверей, и он делается царем природы в тот момент, когда занимает первое место на острове, как вождь и спаситель.)

    У Норки, моего спаниеля, течка. Мы ее поместили на балконе, и наша испанка там залезла на балюстраду, сидит там и ноет, если завидит, что внизу в траве сидит, мучится какой-нибудь ее кавалер. Сегодня пришел к ней Бобик из дома отдыха Академии, маленький подхалим, провожающий в лес за корочку всех отдыхающих. Увидев нас, подхалим прилег в траву, а Недоступная сильнее заныла.

    – Мне жаль маленького подхалима, – сказала Ляля, – какая жизнь! там любовь ко всем за корочку, тут же любовь для себя – и еще хуже! Недоступная не дает ему даже корочки хлеба.

    – Милая, – ответил я, – ты жалеешь собаку, а мой друг, хороший человек, большой поэт, всю жизнь свою был в таком положении: 20 лет писал стихи за корочку славы, и Недоступная не дала ему даже корочки хлеба.

    – Что же он, умер от голода?

    – Да, конечно, в конце концов от этого голода, от Недоступной он и застрелился.

    Если бы знать в то время, что Недоступная мучится желанием сама не меньше подхалима и что не от нее самой зависит все, а от балкона высокого. И еще бы, и еще больше бы надо было знать, что и балкон разделения создан самим поэтом, что если бы не было балкона, поэт бы его выдумал: недоступность.

    Перцов – это осколок дьявольской компании вокруг Маяковского, какой-то вид окаменевшего черта.

    10 Июля.

    Вчера приехала Зинаида Николаевна. Обещают в субботу привезти коробку скоростей. В работе подошел к необходимости дать картину аврала.

    Бывает момент у художника-портретиста, когда свое собственное представление, окрепнув, успешно борется с тем, что дает от себя натура, и художник уже не может сам сказать, похоже ли его изображение на модель. Ставлю вопрос, всегда ли такое расхождение правды и выдумки есть признак неудачи. Сейчас я думаю, что это да, что раз художник ищет, как опоры, суда со стороны, он сбился с пути. При полной удаче художник сам лучше всех знает о своем произведении.

    11 Июля. Проходят жаркие и парные дни. Во второй половине дня собираются тучи, брызнет чуть-чуть дождик. Вчера даже гремела гроза, но дождь вышел опять слабый.

    С Ляли нечего и взыскивать литературу, ее надо понимать женой великолепной, каких бывает на свете очень немного.

    Липы цветут. Липы цветут, и пахнет липовым медом. Между липами в луче солнца стоит в воздухе на своих крылышках та знакомая с детства золотистая мушка. Найдешь на нее, – посторонится; пройдешь, оглянешься – стоит в воздухе на прежнем месте; и, бывало, спросишь себя: – Зачем она, имея крылья, стоит на одном месте? Так этот вопрос и остался без ответа, и мушка забылась. А вот теперь опять вспомнилась, и ответ пришел в голову такой, что всем бескрылым лететь хочется, а у кого есть крылья и он всегда может летать, то, наверно, в праздник, когда липы цветут, хорошо и постоять.

    Кончаю «Царя», остается немного, и 14-летний труд оправдается, нет – так пропадет, никто не разберет, о чем я писал и чего я хотел. Так вот и сходится жизнь к кончику, будто я рыба и вхожу в узкую мотню. А раньше, бывало, не только людям дивился, но и собакам, кончающим жизнь на гону. Это самая славная смерть, на гону, только лучше, конечно, чтобы успеть зайца нагнать на охотника.

    1 Ина - имя главной героини автобиографического романа Пришвина «Кащеева цепь», прототипом которой стала Варя Измалкова.

    2«Usher liegt schone grune Weide» - зеленый лес разросся и шумит.

    Раздел сайта: