О. И. Акатова
СНОВИДЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
В РОМАНЕ М. ПРИШВИНА "КАЩЕЕВА ЦЕПЬ"
Мотив творчества, в том числе и художественного, пронизывает всё литературное наследие М. Пришвина, особенно его автобиографический роман, показывающий формирование и дальнейшее развитие человека, который с рождения обладает творческим воображением. Писатель, по сути, раскрывает перед нами внутренний мир человека, путь духовных поисков будущего художника к осознанию себя в мире, своего божественного предназначения. Поэтому использование онирического элемента в романе "Кащеева цепь", с одной стороны, традиционно для русской литературы (наиболее яркий пример – это характерологическая функция сновидений в произведениях Л. Н. Толстого (1) ), а с другой стороны, основывается на близости имманентных особенностей сновидения и творческого воображения, что является одним из базовых принципов эстетической системы пришвинского мифотворчества.
"Сновидение является одним из важнейших подступов к действительности и к душевному состоянию по ту сторону сознания" (2, с. 79). Поэтому интерес к этому явлению связан со стремлением в большей или меньшей степени раскрыть психику человека во всех её проявлениях. Писатель, используя литературный приём сна, моделирует его для изображения внутренних психических состояний, происходящих в подсознании героя. При этом из взаимодействия сознания и подсознания автора рождается "вторая реальность", то есть осознанная иллюзия искусства, где сфера бессознательного в психологии героя сознательно воссоздаётся писателем на основе научных знаний, наблюдений, собственного жизненного и душевного, психического опыта, и не последнюю роль здесь играет интуиция, которая помогает художнику понять, какое сновидение и в какой момент могло бы присниться его персонажу. Получается, что бессознательное литературного героя формируется его творцом более или менее рационально.
В романе Пришвина "Кащеева цепь" имеют место сновидения с традиционно выделяемой характерологической функцией, когда сон является важнейшим средством погружения в сознание героя, высвечивая эмоциональные, психологические и идеологические изменения. Следует отметить, что чисто эмоциональных или психологических сновидений в романе немного. Таковы описание "сна" о наклоняющемся стеклянном поле, выражающего эмоциональное потрясение от произошедшего после неуклюжего с точки зрения взрослых вопроса ребенка, и сновидения героя во время путешествия в "Азию", навеянные физическим и психологическим напряжением минувшего дня. Эти сновидения содержат дополнительную характеристику героя, его душевного состояния.
Но гораздо чаще сновидения у Пришвина имеют некое идеологическое содержание. Они показывают рождение, развитие, преломление размышлений героя, образно выражают события его внутренней жизни. Это детское видение березки с золотыми лепесточками, сновидение о "расстреле голубых васильков", сон о Зеленой Двери, а также "ступенчатый" сон. Все эти сновидения имеют символическое, вещее, пророческое значение. Это разного рода "божественные откровения" демиурга, творца реальности романа (писателя), который знает судьбу и путь своего героя и посылает ему своё образно выраженное "знание" в виде сновидений, способствуя тем самым решению важных вопросов, волнующих Алпатова.
Рассмотрим с этой точки зрения "ступенчатый" сон. Первая часть "сна" на языке символов сообщает о желании и возможности прикоснуться к чуду, о внутренней устремленности героя к познанию тайны бытия (т. к. дерево – архетипический образ жизни в творчестве Пришвина), которое пока недостижимо. Вторая часть является неким совмещением сна о березке со сном о Зеленой Двери, и здесь автор-подсознание героя показывает ему путь и нравственную готовность Алпатова к нему.
Подобное значение имеет сновидение героя после свидания в тюрьме с Инной. Оно содержит авторское знание окончания их отношений, которое проявляется в неуловимом сновидческом образе невесты, кроме того, носит пророческое значение о поисках смыла жизни в соотнесении с мировой катастрофой (что-то "Начнется в воскресенье в Германии", "раздаются ужасные взрывы" (3, с. 263), движение рабочих, внезапное, но вполне логичное появление образа Бебеля, его пророческие слова). Это пророчество повлияло на внутреннее состояние Алпатова: он узнал "музыкальную сказку…из его собственной жизни" (3, с. 264), но это было все-таки не знание, к которому он пришел рационально, а интуитивное знание, данное свыше – через сновидение, используя самое древнее его пророческое значение.
т. к. нравственно-философские поиски героя составляют основу автобиографического произведения.
Итак, сновидения, выполняющие характерологическую (эмоциональную, психологическую, идеологическую) функцию в романе немногочисленны. Гораздо более значительное место в романе, да и в эстетике писателя, занимают описания состояний на границе: между явью и сном, воображением и сновидением, рациональным мышлением, творческой фантазией и сновидением. Исследуя особенности сновидений, ученые ХХ века (4) пришли к выводу о родстве сновидения и художественного сознания. Они оба оперируют образами, производят, сопоставляют их и компонуют по монтажному принципу. Кроме того, они имеют сходную природу возникновения.
"есть знаменование перехода от одной сферы в другую и символ… Из горнего – символ дольнего, и из - дольнего – символ горнего". Он обозначал при этом природу сходства сновидения и творчества: "… в художественном творчестве душа…всходит в мир горний", где созерцает его сущности, питаясь видением, а при нисхождении "ее духовное стяжание облекается в символические образы", философ делал вывод о том, что "художество есть оплотневшее сновидение" (5, с. 20-21).
Пришвин, интуитивно (т. к. подтверждений того, что он обладал особыми знаниями по этому вопросу, не найдено) осознавая родство сновидений и творческой фантазии, стирает границу между их проявлениями. Его описания размышлений героя сопровождаются возникновением образных картин, а образы, являющиеся во снах, несут на себе отпечаток "дневных" раздумий, нередко сохраняя их отдельные семантические черты. "Существование" на границе воображения и сновидения наполнено художественными образами и сновидческой техникой их выражения, а их сцепление может происходить как по логике "дневного" сознания, так и алогично, т. е. по сновидческим законам. Таков эпизод о корабле Одиссея. Размышления героя о бытии ("он…думает" (3, с. 182)) постепенно начинают описываться по логике сновидения: не логично с точки зрения "дневного" сознания распределяются причинно-следственные отношения между явлениями ("Одиссей плывёт, а Гомер в доказательство"), а также используется сновидческая техника (странное с точки зрения сознания определение цвета "плотно-белый", употребление неопределенных местоимений "что-то", "кому-то" и наречия "будто", "сновидческое" появление образа корабля: "…начинает показываться оттуда, выдвигаться мало-помалу…" (3, с. 182)).
Еще одним наиболее ярким примером такого рода "картин" является видение "лежащего в кусту можжевельника", хотя последняя его часть представляет собой "божественное откровение". Здесь автор не дает нам точного знания о том, спит или фантазирует герой ("кажется" (3, с. 474)), но мы знаем об усталости героя. Получается, что образная картина возникает в воображении Алпатова под влиянием, во-первых, внешних событий окружающего мира (наблюдение за зайцами, голос кукушки), во-вторых, под влиянием произошедших нравственных перемен (изменение отношения к Инне, предчувствие своего предназначения), но это "видение" включает и онирический элемент: говорящие зайцы, смещение свойств человеческого мира на мир природы. Таким образом, подобное "существование" на грани воображения и сновидения характеризуется следующими общими чертами. Такие эпизоды начинаются со слов "думает" (в значении воображает, представляет), "кажется", "чудится", "видит", которые не несут определенной смысловой нагрузки в интересующем нас плане. Их языковое оформление соответствует "сновидческой" логике, используется онирическая лексика, синтаксис, словоупотребление.
"существования" в пограничном состоянии между рациональным сознанием, творческим воображением и бессознательным. Особенно показательно в этом смысле "видение" буквы "И". Автор сначала описывает мыслительный процесс героя ("он думает, будто", "ему кажется", "он мечется в бессильных придумках", "ему приходит в голову" (3, с. 251)), постепенно соединяя его с творческим актом ("мысленно стал сочинять"), а далее воображение представляет картины по логике сновидений: метаморфоза буквы "И" в словосочетании "высочайшее имя". Кроме того, образ лилипутов, "тыкающих булавками", является олицетворенным проявлением бессознательного героя. Эта картина представляет собой синтез рациональных и нерациональных проявлений человеческой личности, одаренной художественным видением мира.
"ненормальных" состояний, когда человек находится на грани реальности и сна, бреда (воспоминания и размышления порождают безумие, по изображению похожее на сновидение: слышатся голоса, предложения строятся по логике сновидений). А также когда подсознание героя принимает более активное участи в его жизни (ситуация "видения" образа Инны и Инны Петровны, где герой проснулся "как от земного толчка" (3, с. 402), это его подсознание вытолкнуло ему решение мучающей его загадки).
Таким образом, из множества функций и значений снов писатель применяет в романе "Кащеева цепь" только характерологическую с пророческим смыслом, что связано с автобиографизмом и реалистической направленностью произведения. Он сближает, синтезирует на уровне текста некоторые особенности творческого сознания и сновидения, основываясь на родстве их внутренней природы и используя онирическую технику оформления смыслов. Пришвин описывает в романе рождение и осознание героем себя творческой личностью, то есть зарождение и формирование акта творчества. При этом значительное место в этом процессе занимает онирический элемент.
Общепринято в литературоведении, что исходной точкой литературы был миф. Существует концепция (6), согласно которой "сно-творчество" лежит в основе формирования некоторых особенностей мифов. Мы видели, что сновидения в романе представляют собой образное осмысление жизни героя. В этом плане онирический элемент является в романе одним из способов проявления мифичности писателя, одним из художественных средств его мифотворчества.
ПРИМЕЧАНИЯ
2. Лаут Р. Философия Достоевского в систематическом изложении. М., 1996.
3. Пришвин М. М. Кащеева цепь. М., 1960.
4. Фрейд З. Психология бессознательного. М., 1990; Юнг К. Г., фон Франц М. -Л., Хендерсон Дж. Л., Якоби И., Яффе А. Человек и его символы / Под общ. ред. С. Н. Сиренко. М., 1997. и др.
7. Воропанова М. И. Идейно-художественная структура и функция сюжетных сновидений в реалистическом романе эпопейного типа // Типология и взаимосвязи в русской и зарубежной литературах. Красноярск, 1979. Вып. 4.