• Приглашаем посетить наш сайт
    Радищев (radischev.lit-info.ru)
  • Борисова Н. В.: Михаил Пришвин - диалоги с эпохой.
    Бердяев Николай Александрович

    БЕРДЯЕВ НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

    (1874-1948) – философ, публицист. Профессор философии Московского университета (1919); доктор теологии Кембриджского университета (1947). Автор 43 книг и почти 500 статей по самым различным проблемам философии, истории, культуры.

    В начале творческого пути увлекался марксизмом, принимая участие в социал-демократическом движении. Марксизм как методологию социального анализа пытался соединить с неокантианской этикой. Впоследствии (1903) переходит «от марксизма к идеализму».

    Сотрудничая с журналом «Новый путь», редактировал совместно с С. Булгаковым «Вопросы жизни».

    Кроме того принимал участие в сборниках «Вехи» (1909), «Из глубины» (1918). Находился под влиянием философии Вл. Соловьева, философско-религиозных взглядов Ф. Достоевского, немецкого мистика Бёме.

    В 1922 году выслан из СССР. С 1924 года жил во Франции. Как идейный противник марксизма, он проявился в знаменитой статье «Философская истина и интеллигентская правда», помещенной в сборнике «Вехи» (1909), где обвинил русскую интеллигенцию в слепом заимствовании западных философских идей.

    В 1911 году появляется его сочинение «Философия свободы», в котором он приходит к поиску христианской онтологии.

    В философском дискурсе Бердяев сознательно исходит из мистического внутреннего опыта, отвергая логически-последовательный анализ в качестве единственно возможного.

    Логика как принадлежность «царства середины» не могла помочь, в представлении Бердяева, в поисках истины.

    Идеи свободы, творчества, идея личности, лежащая в основе антропологии, а также представление об эсхатологическом смысле истории стали центральными доминантами философского мировоззрения Бердяева. Переломным моментом в его философской биографии стала книга «Смысл творчества» (1914), в которой он ставит человека в центр бытия.

    Февральскую революцию 1917 года Бердяев принял с энтузиазмом, октябрьский переворот – как крах, гибель эмпирической России. В книге «Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности» (1918), обвинив русский народ в предательстве, в измене национальной идее, тем не менее утверждал незыблемость «онтологического ядра» России, ее величия как «Божьей мысли».

    В эмиграции в Берлине публикует «Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы» (1923). Переехав в Париж, начинает издавать журнал «Путь». В 1931 году публикует книгу «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики», в которой определяющим принципом его философии становится первичность «свободы» по отношению к «бытию».

    Личность, в представлении Бердяева, не есть только эмпирическая индивидуальность, это «внутренний экзистенциальный центр», где реализуется связь человека с миром творчества и свободы.

    По мысли Бердяева, учения о человеке, которые рассматривали его в соотношении с природой и обществом, недостаточны. Человек как часть рода, как часть общества есть индивид. Человек как личность утверждает себя только в свободном волеизъявлении.

    Пришвин был лично знаком с Н. А. Бердяевым, о чем утверждает в своем дневнике. Анализ «художественной философии» Пришвина позволяет сделать вывод, что писатель разделял многие идеи Бердяева.

    Творчество Пришвина проникнуто мотивами, глубоко родственными его философским взглядам.

    Философские устремления Пришвина вдохновенно-интуитивны и символичны, что, несомненно, подтверждает его внутреннее родство со многими национальными мыслителями, ибо русская философия «представляет собой чисто внутреннее, чисто мистическое познание сущего, его скрытых глубин, которые могут быть постигнуты не посредством сведения к логическим понятиям, а только в символе, в образе посредством силы воображения и внутренней жизненной подвижности» (Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 213).

    Пришвин, вслед за Бердяевым, очень боялся, что творческие поиски могут быть сведены к логически-рациональному дискурсу. Таинственный мир, к которому стремился художник, не мог быть обнаружен логическим путём. Писатель искал свою «страну обетованную», опираясь на «непосредственный опыт», «первоначальную интуицию». В своих дневниках Пришвин неоднократно подчёркивал неприятие теоретических философских выкладок, повторяя мудрое откровение: «Бойся философии». «Это можно видеть, - пишет Пришвин, - по «Войне и миру»: автор в эпилоге взял и вытащил всем напоказ пружинку, приводившую в движение художника, и читатель дивится, как могла такая жалкая пружинка приводить в движение такую чудесную жизнь. Вот к чему и сказал мудрец: «Бойся философии», то есть бойся думать без участия сердца. И хорошо сказано, что «бойся», – это значит: думать надо, думай, но бойся» (8, 461).

    Не случайно художник отвергал язык философских понятий и держался языка, «которым мы все перешёптываемся о всём с близким другом, понимая всегда, что этим языком мы можем сказать больше, чем тысячи лет пробовали сказать что-то философы и не сказали» (8, 539).

    что «вслед за Хомяковым и Киреевским самобытная, творческая философская мысль всегда ставила у нас задачу раскрытия не отвлечённой интеллектуальной истины, а истины как пути жизни (разрядка моя. - Н. Б.)… И никакая гносеология, никакая методология не в силах, по-видимому, поколебать того дорационального убеждения русских, что постижение сущего даётся лишь цельной жизни духа, лишь полноте жизни» (Бердяев Н. А. А. С. Хомяков. М., 1991). Может быть, поэтому «понятие пути творчества было для Пришвина не только субъективным свойством его личности, но и результатом его укоренённости в культуре начала XX века» (Дворцова Н. П. Михаил Пришвин: «Жизнь как утверждение» // Михаил Пришвин и русская культура ХХ века. Тюмень, 1998. С. 137).

    В 1918 году Пришвин переживает глубокий духовный кризис. Пытаясь осознать случившееся и ответить на «проклятые вопросы» о судьбе России, он в своем дневнике стремится понять тех, кто пошел вслед за большевиками, уверовав в социализм, и не внял предупреждениям Л. Струве, С. Булгакова и Н. Бердяева.

    «Есть одно, из-за чего у меня руки отнимаются, когда я хочу вступить в бой с большевиками: если бы мне было теперь 20-25 лет, то я был бы непременно большевиком, и могу с точностью сказать, что не эсеровского, а марксистского толка. Есть прямые доказательства этому: в таком возрасте я был уверен, что вот-вот совершится мировая катастрофа, пролетариат всего мира станет у власти и жить на земле будет всем хорошо. Это чувство конца (эсхатология) в одинаковой степени развито у простого народа и у нашей интеллигенции… Но вполне я освободился от большевизма, лишь когда заговорили с другого конца…

    Существуют целые тома писаний об этом предмете таких выдающихся людей, как Струве и Булгаков, Бердяев, но именно потому что они люди исключительно образованные, вожди – и притом умственно загруженные люди, нельзя по ним судить о всем. Я же был настоящим прозелитом, рядовой овцой в этом стаде, и мои замечания должны объяснить психически широкие массы народа» (Пришвин М. М. Дневники 1918-1919. М.: Московский рабочий, 1994. С. 74).

    Лит.:

    Бердяев Н. А. Миросозерцание Достоевского. Прага, 1923.

    Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. Париж, 1955.

    Бердяев Н. А.: pro et contra. СПб., 1994.

    Бердяев Н. А. / Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М.: Наука, 1995.

    Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.

    Бердяев Н. А. А. С. Хомяков. М., 1992.

    Бердяев Н. А. Судьба России. М., 1990.

    Раздел сайта: