• Приглашаем посетить наш сайт
    Анненский (annenskiy.lit-info.ru)
  • Борисова Н. В.: Михаил Пришвин - диалоги с эпохой.
    Семашко Николай Александрович

    СЕМАШКО НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

    (8/20. 09. 1874, с. Ливенское Елецкого уезда, ныне Задонского района – 18. 05. 1949, Москва), партийный и государственный деятель, один из организаторов советского здравоохранения, академик АМН СССР (1944) и АПН РСФСР (1945). Родился в семье учителя, предки по линии отца – польские дворяне, участники национально-освободительного движения, мать – родная сестра Г. В. Плеханова. В 1883 принят в елецкую гимназию. В выпускном классе организовал с группой гимназистов (в их числе С. М. Маслов – будущий эсер и министр земледелия 3-его коалиционного Временного правительства 1917) кружок по изучению запрещённой марксистской литературы. За блестящую учёбу Семашко разрешили закончить гимназию, но без золотой медали.

    В 1891 поступил на медицинский факультет Московского университета, быстро стал активным участником студенческого общественного движения, войдя в его медицинское крыло. В 1893 избран в нелегальный московский «Совет студенческих землячеств», скоро стал одним из его руководителей. В 1895 познакомился с В. И. Лениным в один из его приездов в Москву. В декабре 1895 за организацию студенческой демонстрации арестован и после трёхмесячного тюремного заключения выслан на три года в Елец под гласный надзор полиции. Здесь Семашко основал марксистский кружок, а также под легальным прикрытием воскресной школы развернул социал-демократическую пропаганду среди железнодорожных рабочих.

    После окончания высылки для завершения медицинского образования поступил в Казанский университет. В 1899-1901 совместно с А. И. Рыковым вёл революционную работу в Казани. После окончания в 1901 университета работал участковым врачом в Орловской, Самарской губерниях, а с 1904 – в Нижнем Новгороде. Здесь Семашко стал одним из руководителей городского комитета РСДРП. Во время революционных событий 1905 был в числе организаторов восстания сормовских рабочих. После девятимесячной отсидки в тюрьме и освобождения по состоянию здоровья (обострение туберкулёза) немедленно эмигрирует в Швейцарию. В августе 1907 Семашко – делегат Штутгартского конгресса 2-го интернационала от женевской большевистской организации. В январе 1908 арестован швейцарской полицией по обвинению в содействии вооружённой экспроприации тифлисского банка. После освобождения переехал вместе с большевистским заграничным центром в Париж, где до 1910 являлся секретарём заграничного бюро ЦК РСДРП. Был делегатом 6-й (Пражской) Всероссийской конференции РСДРП (1912), где выступил с докладом о государственном страховании рабочих. В 1913 году участвовал в социал-демократическом движении Сербии и Болгарии, в начале 1-й мировой войны был интернирован. В сентябре 1917 вернулся в Россию. Участвовал в подготовке октябрьского восстания в Москве, организовал медицинскую помощь восставшим.

    – заведующий медико-санитарным отделом Моссовета, затем – с 1918-1930 гг. - – первый нарком здравоохранения РСФСР. В октябре 1924 Семашко приезжал в Елец, знакомился с постановкой медицинского обслуживания в городе и районе. В январе 1931 Семашко ещё раз побывал в Ельце, оказал содействие строительству новой городской больницы (сейчас больница носит его имя) и детской больницы. В 1922-1949 гг. Семашко – профессор, заведующий кафедрой социальной гигиены медицинского факультета Московского университета (с 1930 – 1-й Московский медицинский институт). В 1930-1936 гг. – член Президиума ВЦИК, председатель деткой комиссии, которая руководила лечебно-профилактической работой в детских оздоровительных учреждениях и боролась с беспризорностью. В 1945-1949 гг. был директором Института школьной гигиены АПН РСФСР и одновременно (1947-1949) Института организации здравоохранения и истории медицины АМН СССР. Инициатор создания Центральной медицинской библиотеки (1918) Дома учёных (1922) в Москве. В 1927-1936 – главный редактор Большой медицинской энциклопедии.

    Пришвин и Семашко учились в Елецкой мужской гимназии. Под влиянием Семашко Пришвин уже в гимназические годы увлекся марксизмом. История их гимназической дружбы найдет художественное воплощение в автобиографическом романе «Кащеева цепь». В романе Ефим Несговоров (Н. Семашко) познакомит Курымушку с запрещенной литературой. 

    «- Вот что, брат, - сказал Несговоров, - физику ты вот сразу понял, попробуй-ка одолеть Бокля, возьми-ка почитай, я тебе завтра принесу, только ты никому не показывай, и это у нас считается запрещённой книгой.

    - За-пре-щён-ной!

    - Ну, да что тут такого… тебе это уже надо знать: существует целая подпольная жизнь.

    Несговоров-Семашко открыл Курымушке-Пришвину «совершенно новый мир».

    М. Введенская, сестра А. М. Коноплянцева елецкого друга писателя, одна из первых выпускниц Бестужевских курсов, врач, вспоминает, как они, ее брат, Пришвин, Семашко, Маслов и другие гимназисты, в Ельце зачитывались Марксом, за что из гимназии исключили Семашко, но вскоре вернули: «На выпускных экзаменах все делалось для того, чтобы не давать ему медали: так, закон Божий заставили его отвечать на греческом языке, и он ответил. Сочинение блестящее написал, и за поведение ему «пять» поставили, но медали все-таки не дали» (Введенская М. М. Елецкие друзья // Личное дело Михаила Михайловича Пришвина. СПб.: Росток, 2005. С. 27).

    Пришвин часто повторял, что Семашко был его «первейшим другом»: «…народный комиссар Семашко был моим одноклассником, первейшим другом (и посейчас из всякой беды выручает он, чуть что – к нему, очень хороший человек, честнейший до ниточки) (Пришвин М. Дневники 1920-1922. М., 1995. С. 275).

    Однако в своих оценках человеческих качеств Николая Семашко Пришвин, как и его автобиографический герой Алпатов, не всегда последователен. Ортодоксальный марксист Несговоров даже «Сиксинскую мадонну» Рафаэля «старался подогнать в цепь причин и следствий монистического взгляда на историю: «– …Почему ты разоделся, сидишь среди буржуазии и смотришь на Мадонну как сыч?

    - Сознайся, Ефим, ты ведь тоже пришел посмотреть на мадонну, и ты по-своему смотрел на нее с большим любопытством… Тебя тоже, как и всех, тянет к себе Мадонна.

    - Меня тянет, - ответил Ефим, - я тебе сейчас постараюсь сказать обещанное: меня тянет затаиться где-нибудь под одним из диванов, на которых сидят созерцатели Мадонны, дождаться звонка и перележать там время, пока уйдут сторожа, а потом вырезать Мадонну и уничтожить.

    Алпатов опустил глаза и, бледный, тихо сказал:

    - Я мог бы за это убить.

    - Я могу постоять за свое, - ответил Алпатов (2, 309).

    Разочаровавшийся в марксизме, Пришвин встает на другой путь, путь духовного возрастания, путь, исключающий любое насилие, физическое или моральное: «Семашко: мой путь общий с Божьей тварью, но ваш путь иной: вы все подавили в себе возможное, быть может, любовь к женщине, любовь к родине, и стремление к искусству и науке, и наклонность каждого человека свободного думать о жизни мира (философии) из-за того, чтобы стать на путь человеческий, т. е. впереди своего личного бытия поставить свою волю на счастье других («пока этого не будет, я отказываюсь от жизни»). Мой вопрос: не пора ли освободить всю тварь русскую от повинности разделять с вами путь. Тварь хочет быть тварью.

    «закрыть глаза на его политику и подойти к нему (Семашко. – Н. Б.) с человеческой стороны», то Семашко как личность представляется Пришвину идеалом нравственной чистоты: «…чистота натуры (моральность, человечность). Неловкость к сделкам с совестью. Тайный романтизм. Отказ от личной жизни» (Пришвин М. Дневники 1918-1919. М., 1994. С. 89). Но такой путь для Пришвина – это «к распятию, страданию путь», а ему, как человеку и писателю, нужна радость, глубина и непредсказуемость творчества жизни, которую Семашко не может увидеть из-за своей «политической близорукости».

    «Движение духа», ментальное взросление, «медленное накопление любви в слове» лежат в основе творческой судьбы писателя, отказавшегося от марксистской догматики. 26 января 1941 года он запишет в дневнике: «И вот в 1906 году (ошибка в рукописи – книга вышла в 1907 г. – Сост… «В краю непуганных птиц», мне под величайшим секретом сказали, что из эмиграции тайно приехал Н. А. Семашко и приглашает меня на свидание. Мне было тяжело идти к деловому человеку революции, потому что и в своем-то новом деле я еще не был тверд и ничем не мог доказать право свое на вольноотпущенника революции. Все шло хорошо, пока мы были на людях, но когда наша хозяйка оставила обоих ею любимых друзей ночевать в одной комнате, обоим стало неловко. Перед сном у нас был такой разговор:

    - Ты что же теперь делаешь?

    - И это все?

    - И удовлетворяет?

    - Да, я хочу писать о том, что я люблю: моя первая книжка посвящена родине.

    - Ты всегда имел наклонность мыслить по-обывательски, разве я о Ельце говорю?

    - Нет, я не обыватель, а только склонен мыслить образами: моя родина не в Ельце, а в краю непуганых птиц. Я верю, что такая моя родина существует, и я люблю ее беззаветно. А революция? Революция не любовь, а дело. Моя любовь включает и революцию, поскольку она есть движение духа. Если бы мне можно было участвовать в революции, как Рудин, я бы не отказался от такого мгновения и, может быть, давно погиб бы на Красной Пресне. Но делать это медленно, организовывать, выжидать, копить в себе силу ненависти, молить неведомого бога о мщении, я этого не могу, неспособен.

    – К чему же ты способен?

    – К такому же медленному накоплению любви в слове. Это тоже нелегко, ещё, может быть, и труднее, но я к этому более способен. Я это могу…» (Воспоминания о Михаиле Пришвине. СПб.; М., 1991. С. 24).

    Лит.:

    Блинкин С. А. Н. А. Семашко. М., 1978.

    Пришвин М. М. Дневники. 1920-1922. М.: Московский рабочий, 1995.