Н. А. Чистякова
М. ПРИШВИН И ФОЛЬКЛОР
(НА ПРИМЕРЕ КНИГИ ОЧЕРКОВ
"В КРАЮ НЕПУГАНЫХ ПТИЦ")
Проблема фольклоризма в художественном наследии М. Пришвина относится к числу наименее исследованных в многочисленных работах, посвященных творчеству писателя. Важный аспект этой проблемы выделен был в докладе П. С. Выходцева, в котором отмечалось: "... он (Пришвин – Н. Ч.) извлек из народной художественной культуры не внешние формы, не стилистические приемы, а то живое и вечное, что приобщает ее создателей ко всему человечеству, и на этой основе, как художник, нашел свой "корень жизни", свою линию "творческого поведения", и стал благодаря этому крупнейшим представителем народного философского направления в русской литературе" (1).
Исследование народно-поэтического начала в художественном мире М. Пришвина требует историчности подхода, учета творческой эволюции автора. Прежде всего, необходимо отметить, что фольклор был той художественной средой, которая непосредственно формировала мировосприятие будущего писателя. Сам Пришвин неоднократно подчеркивал, откуда он "вышел": "Мое слово получено от рук народа через его устную словесность. Сам я только научился хорошо записывать и применять это слово к своей речи" (2).
Все наиболее значительные дореволюционные книги Пришвина - "В краю непуганых птиц", "За волшебным колобком", "Адам и Ева" и др., - которые Горький называл поэмами, а автору, говоря словами Горького, их "угодно было называть очерками", - это произведение о поисках народной России. В годы, когда, по словам самого Пришвина, "некоторые писатели уже начинали терять связь с народом", эта устремленность имела принципиально важное значение. О том, насколько труден и вместе с тем радостен был путь художника к познанию родины и своего предназначения, Пришвин обстоятельно рассказал в автобиографическом романе "Кащеева цепь". Еще в детстве он слышал от крестьян сказки и легенды о существующих где-то благодатных землях – Золотых Горах и Белых Водах, - об извечной мечте тружеников. Позже, наблюдая жизнь деревни с ее поисками обетованных краев, хождениями в Сибирь и иные земли, будущий писатель понял, что и мечту о таких землях вынуждало именно безземелье крестьян. Зараженный этой мечтой, воспринимавшейся в детстве как прекрасная сказка, Пришвин и сам стал искать "голубую" страну, "свою Африку".
Так жизнь народа, его мечта и поэзия оказались у истоков пришвинской мечты найти "свою" Родину как нравственную опору в собственном самоопределении. Предложение знаменитого этнографа и фольклориста Н. Е. Ончукова (3) поехать на Север, было принято Пришвиным с радостью как возможность увидеть жизнь народа. Молодой ученый-агроном и философ бросает ученую карьеру, чтобы лучше познать народную жизнь.
В "краю непуганых птиц" писатель обнаружил бедность и косность, социальную несправедливость, но особенно его поразило, что в этих условиях сохранились и цельность народных характеров, и "необыкновенная доверчивость" тружеников, и чувство красоты, и вера в "новую, свободную жизнь". Ощутив себя как "поэта в душе" близким безымянным творцам народной поэзии, Пришвин перенял и их оптимистическую веру. То, что "раньше русские люди искали новую жизнь вдалеке, за тысячи верст от своей физической родины, в каких-то Золотых Горах", стало для писателя смыслом поисков духовной и физической Родины как высшего счастья. "Мое чувство Родины исходит от слова, которое унаследовал я через мать мою от русского народа, - это наследство и есть моя родина. Чувство родины неизъяснимо, мы связываем его с чувством материнства, родина – это моя мать, а собрание дел моих (сочинений) есть мой паспорт в отечество" (2, с. 304).
Это художественное кредо Пришвина, этот принцип его творческого поведения говорят о глубинных народных основах его миросозерцания и открывают тайну, смысл признания о том, что он вышел из фольклора.
Поэтому творчество М. Пришвина нельзя рассматривать без учета фольклорно-этнографичеких интересов и разносторонней собирательской деятельности. Фольклор для него был художественным выражением морального и социального опыта народа, а этнография позволяла увидеть этот опыт в движении, непрестанном уточнении в ходе самой исторической жизни народа. На этом двуединстве основаны прежде всего его путевые очерки, начиная с самых ранних "В краю непуганых птиц" и "За волшебным колобком". В своих очерках, появившихся в результате поездки на Север, писатель показал природу, быт и обычаи Выговского края с тонкой поэтичностью и одновременно с научной глубиной и точностью этнографа, помнившего известное обращение Н. А. Добролюбова к собирателям: "Всякий из людей, записывающих и собирающих произведения народной поэзии, сделал бы вещь очень полезную, если бы не стал ограничиваться простым записыванием текста сказки или песни, а передал бы и всю обстановку, как чисто внешнюю, так и более внутреннюю, нравственную, при которой удалось ему услышать эту песню или сказку" (4).
В своих записях сказок, помещенных в сборнике Н. Е. Ончукова "Северные сказки" (1909 г.), в своей "фольклорной" книге "В краю непуганых птиц", по определению П. С. Выходцева, Пришвин был одним из немногих, кто не "ограничился простым записыванием текста", а действительно попытался передать "всю обстановку, как чисто внешнюю, так и более внутреннюю, нравственную". Можно со всей определенностью сказать, что именно такой способ записывания, именно открытие внутренней и нравственной сути устной словесности, сделали его писателем.
Фольклор с периода первых писательских шагов М. Пришвина станет для него не только темой постоянных раздумий, но и важнейшей нравственно-эстетической школой. Установка на фольклор неразрывно связана в творчестве М. Пришвина с проблемой народа и народности.
Среди всего написанного М. Пришвиным наибольшему воздействию фольклорной поэтики подверглась книга "В краю непуганых птиц" (1907). Писатель сумел очень точно понять, что живой фольклор органично связан с бытом, трудовой деятельностью, общественными и семейными праздниками.
Довольно широк круг фольклорных жанров, которые включены в структуру произведения:
1) местные исторические предания о Петре I;
2) местная карельская легенда о сотворении морей, озер и рек;
3) местное народное поверье о лебедях;
4) исторические предания о панах и их кладах: "Маринино приданое" и " О старике-герое Койко";
5) быличка о Шишко (лешем);
6) похоронные причитания (плач вдовы по мужу);
7) свадебный обряд.
Северный фольклор очень историчен – былины, предания, сказки, песни. Все эти жанры, в которых русский человек, оглядываясь на пройденный путь, осмысливает свое положение в настоящем, воспринимаются как своеобразная устная летопись Выговского края. Они очень популярны на Севере. Не случайно в очерках М. Пришвина наличие большого количества преданий. В главе "От Петербурга до Повенца" читаем: "И тут начинаются разговоры о делах Петра Великого. Указывают полузасохшее дерево на берегу Невы и говорят, что это "красные сосны". Петр Великий будто бы взбирался на одно из бывших здесь деревьев и смотрел на бой... А вот и Ладожское озеро, и начало канала вокруг него. Кто-то сейчас же говорит: Петр Великий наказал этой канавой непокорное озеро..." (5, с. 21).
Пришвин пишет о людях, близких природе, составляющих с таким восторгом как бы ее продолжение. Неудивительно, что сказочники, певцы в книге – особые люди, носители сокровенных тайн. Они обладают глубинной мудростью, являются выразителями народной философии. Таковы, например, герои очерков "Певец былин" и "Вопленица" – знаменитый сказитель Рябинушка и вопленица Степанида Максимовна. М. Пришвин очень бережно подходит к былине. Он явно ограничивает свое вмешательство в нее, стремясь донести до читателя ее традиционный текст в подлинности и нетронутости. Описывая встречу с Иваном Рябининым, писатель наглядно показывает, что сказитель пытается сохранить отцовскую традицию исполнения былин, воспринятую некогда от своих учителей: "Когда-то в русской земле жили "славные, могучие богатыри". Правда это или нет, но только старинный русский народ на Севере поет о них старины, верит, что они были, и передает свою веру из поколения в поколение..." (5, с. 85).
Пришвин-писатель убедителен, когда он выступает как художник, верный дедовской традиции: "... чем глубже и глубже погружался старик в прошлые времена, тем они ему становились милее и милее. Отцы, деды, даниловские подвижники, соловецкие мученики, святые старцы, а в самой седой глубине веков жили славные могучие богáтыри.
- Какие же это богатыри? – спрашиваю я. – А вот послушай, я тебе про них старинку спою, - отвечал старик.
И, продевая крючком в петли матицы, запел:
Во стольном городе во Киеве,
У ласкова князя у Владимира...
" (5, с. 100).
Полно неотразимой силы и творчество плакальщицы Степаниды Максимовны, "исключительного человека на Карельском острове". Вхождение устного слова (плач) в письменное (авторский текст) было вызвано повышенным интересом М. Пришвина к отдельной человеческой личности, стремлением к более глубокому проникновению в мир внутренних чувств и переживаний исполнительницы. Именно самовыражение (а это главная суть плача, записанного Пришвиным от Степаниды Максимовны) явилось "душевным голосом очерка". "Вслушиваясь в плач вдовы по мужу, я понял, что тоскливое чувство вызывала главным образом маленькая пауза в каждом стихе. Спев несколько слов, вопленица останавливалась, всхлипывала и продолжала. Но, конечно, много значили и слова..." (5, с. 55).
Плач вносит в текст элементы импровизации. Речь идет не столько о самом жанре, сколько о его стилеобразующих формулах. Именно они придают тексту определенную направленность речевого потока, окрашивают его интонационными формулами восклицания, обращения, волеизлияния, вносят разговорную интонацию, ощущение сиюминутности совершающегося события.
"Надгробные песни Степаниды Максимовны" – образцовые произведения народной поэзии. Вот одна из них. Плач вдовы.
Уж как сесть горюше на белую брусовую на лавочку,
Ко своей-то милой венчальной державушке,
Ты послушай, моя милая, любимая семеюшка... (5, с. 56)
В книге запечатлены и спасены для нас, потомков, уходящие и частично навеки ушедшие местные термины, народные речения, передающие неповторимый колорит жизни на Севере. Например, гугай визильник (клевер), большой ердань (прорубь), мень старина и досюльщина (былина), (сенокосные места) и др.
– это использование народных пословиц и поговорок. Например, крестьяне часто говорят: "У меня поле в девять ровниц", или о парне скажут так: "Был конь, да заезжен, был молодец, да подержан" (5, с. 83, 89); время ранней утренней охоты называют так:
"Черт в зорю не бьет" (5, с. 65); а о крестьянке-вдове говорят: "Хоть по мужу-то и порато повопишь, а по деточкам по желанию. Родна матушка плачет до гробовой доски, до могилушки. А молода жена до нова мужа. А родимая сестра плачет, как роса на траве" (5, с. 60).
Все богатство наблюдений добыто М. Пришвиным утомительными хождениями по камням, ночевками с охотниками и рыбаками у костра или в курной избе, беседами в прозрачные белые ночи с разными местными людьми.
"В краю непуганых птиц" раскрывает нам заветные мысли самого автора, его веру в добро, справедливость, правду, его необычайную любовь к жизни, благоговение перед красотой мира и человека.
М. Пришвин принес с собой живое ощущение северной природы, быта и говора, он принес в литературу былину, плач, предания и легенды, не только пересказывая и перепевая их как сказитель, но и заставляя звучать в своих чисто литературных произведениях.
Особая проблема – изучение фольклоризма М. Пришвина в развитии. Практически нет работ, в которых показывалось бы, что осталось у позднего М. Пришвина от его первоначальных опытов использования фольклора, что появлялось нового и когда, в каком направлении развивался фольклоризм писателя. Фольклористы и литературоведы только-только подступают к выяснению традиций обращения писателя к народной поэзии, к осмыслению места М. Пришвина, внесшего много нового в установление творческих контактов между фольклором, народной культурой и литературой.
К сожалению, несмотря на то, что есть отдельные главы, статьи о фольклоризме писателя, до сих пор нет глубокой, обобщающей работы по теме "М. М. Пришвин и фольклор" (6).
ПРИМЕЧАНИЯ
// Пришвин и современность. М., 1978. С. 302 (о докладе П. С. Выходцева "Народные основы творчества М. М. Пришвина, прочитанном в Ленинграде в 1973 г.).
2. Цит. по: Пришвин и современность. М., 1978. С. 302.
3. Н. Е. Ончуков (1872-1942), собиратель и исследователь фольклора, этнографии, языков, диалектов народов русского Севера, Урала и Сибири.
4. Добролюбов Н. А Собр. соч.: В 9 т. М., 1962. Т. 3. С. 237.
5. Пришвин М. Избранное. М., 1977. С. 21.
"От родной земли..." (Елецкий край в творчестве М. М. Пришвина) // Творчество М. М. Пришвина. Исследования и материалы. Воронеж, 1986. С. 69-77.
2) Сионова С. А. Песня жизни // Елецкая быль. Елец, 1998. Вып. 6. Ч. I. С. 39-46.
4) Борисова Н. В. Жизнь мифа в творчестве М. М. Пришвина. Монография. Елец, 2001. 282 с.