М. С. Дроздов,
Н. С. Крылова-Устьинская
КТО ВЫ, «ОТЕЦ СПИРИДОН»?
(М. М. ПРИШВИН И А. П. УСТЬИНСКИЙ)
«Дневники» М. М. Пришвина. Внимательный и вдумчивый читатель, конечно же, заметил, что на протяжении почти всей жизни писателя в его записях несколько фамилий упоминаются весьма регулярно. Среди них – Розанов и Устьинский. И если о Розанове, великом русском мыслителе, ныне знают практически все грамотные люди, то об Устьинском слыхали немногие, хотя в произведениях того же Розанова его имя всплывает очень часто, а в «Розановской энциклопедии» имеется статья об этом друге Василия Васильевича [1, 1033-1040]. Взаимоотношения же Пришвина и Устьинского практически не изучались, и впервые, наверное, о них заговорили мы на Пришвинских чтениях в Сольцах (Новгородская обл.) в 2011 году, через 100 лет после появления Пришвина в Новгороде [2, 16-19]. Продолжаем это исследование и сейчас, учитывая самые последние наши находки, и, в основном, не в философско-мировоззренческом, а в краеведческом ключе.
Тесные связи писателя и священника установились в тот период, когда после 6-7 лет жизни в Петербурге Пришвин оказался в Новгороде и Новгородском уезде (по экономическим причинам: «В Петербурге нет возможности содержать такую семью…» [3, 66]). О Новгородском периоде жизни и творчества Пришвина имеется крайне мало материалов, основными источниками являются отрывочные дневниковые записи писателя и его рассказы так называемого «Новгородского цикла». Один из них – «Отец Спиридон» [4, 593-595].
Напомним кратко его содержание.
Рассказ состоит из трех частей. В первой части автор знакомит читателя с неким древним городом, упоминает его храмы, легенды и сказания, говорит о неком чудесном камне, на котором приплыл сюда святой из Рима. В этом неназываемом городе контрастов, с «красотой великого множества древних храмов» и «жизнью настоящего времени», «жалкой как рубище нищего», явно угадывался бывший когда-то «Господин Великий Новгород». «Есть в этом городе священник отец Спиридон, человек старый», – так начинает вторую часть рассказа писатель и далее повествует о своем посещении «старого» человека. Священник живет в одном из церковных домиков, в котором автор бывал неоднократно, поскольку ему уже знакомы дом и калитка, привычно и долгое ожидание, когда откроют дверь. И вот автор сидит у круглого, тоже знакомого, столика и прикровенно беседует с хозяином дома. Философского склада ума и одновременно добрейший человек, отец Спиридон «в одну из таких минут» открывает писателю великую тайну: за кого он молится и вынимает частицы на проскомидии. Оказывается, за отринутого церковью Льва Толстого, за папу римского, за Лютера, за князя Кропоткина, за многих других, христиан и язычников, французов, немцев и евреев! «Для всех них отец Спиридон строил великий храм, подобный храму Соломонову. Это храм св. Троицы, где весь мир сходился во имя Отца и Сына и Святого Духа».
Не давая читателю времени на удивление по поводу персон и на уразумение, что упомянутый храм этот мысленный, в третьей части писатель рассказывает о другом своем посещении, уже в начале Мировой войны, этого необычного, если не сказать – странного, отца Спиридона. «Как-то он теперь молится, – во время войны за соединение всех людей в одну церковь?» – думает наш литератор о батюшке. И вот снова знакомый дом, только вместо привычной тишины, окружавшей священника в прошлую встречу, новые звуки, звуки войны, врываются в жилище: «вопли женщин, как на похоронах заплачки, скрип телеги смерти и песни солдат». По Прусской улице на запад к заходящему солнцу двигались войска. В этот вечер писатель узнал, за кого теперь молился отец Спиридон в своем воображаемом храме св. Троицы. Молился он, нашел в себе силы, за главного виновника войны – даже не за Вильгельма, а «за то существо» – за самого, видимо, дьявола! Да, огромную духовную силу и большое дерзновение надо было иметь, чтобы молиться за вразумление «того существа», по страшной воле которого гибли миллионы людей. Крайне нестандартная ситуация, но так ее понял и излагает автор.
«В одной церкви служил священник живым людям обедни; когда плохо стало между этими живыми, священник скрылся и, невидимый, стал ночью служить людям умершим. Так и говорят, в этом городе старые люди, когда слышат звон среди ночи: «Это невидимый батюшка служит обедню покойникам».
Такой, с элементом притчи, рассказ был опубликован в 1917 г. в эсеровском «Народоправстве» и более или менее известен по изданию 1982 г. А вот о. Спиридон из более раннего очерка «В законе отчем» (из эсеровских тоже «Заветов» 1913 г.) практически был неизвестен до выхода в 2004 г. сборника «Цвет и крест» [5, 448-456]. В этом очерке Пришвин, начиная со знакомого отставного генерала в Новгороде на Волхове, говорит потом о неком о. Николае с берегов уже Оки, утверждающем, что «в православии есть все, решительно все для радостной человеческой жизни, а только монахи его испортили». Отец Николай – явно сторонник взглядов Розанова, которого он, правда, не знает, но которого «духовные сферы» обвиняют в борьбе с христианством, а он, по мнению повествователя, борется лишь с маской, закрывающей истинный лик Христа. Далее автор пишет: «Я заимствую слова «маска Христова» от одного старого священника, живущего в глубине России, отца Спиридона; он, достойный, глубокоуважаемый в своем краю священник, необыкновенно замкнутый и сдержанный человек, не раз во время наших долгих вечерних бесед загорался пророческим гневом и называл маской Христовой тот «темный лик», против которого так восстает Розанов. В первый раз в своей жизни от православного священника, живущего в недрах России, я услышал глубокое объяснение тому всем нам известному явлению обмирщения белого духовенства. Все, что сказал мне о. Спиридон, быть может, не ново с религиозно-философской точки зрения, но в устах провинциального священника и выраженное с пламенной верой, как исповедание, заслуживает глубокого внимания».
По сути, очерк и есть изложение взглядов о. Спиридона и В. В. Розанова (как мы узнаем позже, «о. Спиридон» и обеспечивал Василию Васильевичу всю богословскую поддержку), которые стремились освятить обычный быт, обычную жизнь человеческую, в том числе и половую: «И благослови их Бог, глаголя: раститеся и множитеся, и наполните землю...». И Розанов, и о. Спиридон, и о. Николай совсем не одиноки. «Одним из первых лиц у нас, задавшихся идеей низвести благодать Христову на все мирское, во все стороны, слои и уголки нашей обычной мирской, личной, семейной и общественной жизни, главным образом семейной, был у нас архимандрит Феодор Бухарев. В то время (в половине XIX в.) мысль эта была еще настолько нова, что митрополит Филарет смотрел с недоумением на взгляды Бухарева. За свои идеи он пострадал и, в конце концов, был лишен сана и умер нищим мирянином. Ввести семью в круг спасительной жизни была главная задача Бухарева. Соловьев распространил эту мысль на государственность и общественность, Неплюев на все виды труда. Протопресвитер Янышев и проф. Гусев признавали равенство девства и супружества для спасения...»
Говорит о. Спиридон и о «природе русского человека, наиболее терпимой из всех других христианских народностей Европы», и о соединении христианских церквей, об «идее триединого христианства». Мы не можем здесь вдаваться в подробности довольно объемного, по сравнению с рассказом, очерка и многочисленных, бесспорных или наоборот – спорных мыслей, в нем высказанных. Молодой ученый И. Н. Александров в совсем недавней (и излишне местами категоричной) попытке анализа этого очерка [6, 221-224], на наш взгляд, ставит на один уровень учителя и ученика, Розанова и Пришвина. Конечно, это неверно. Почти во всех затронутых там проблемах Пришвин только повторяет, отчасти своим языком, то о чем говорил уже Розанов (и о. Спиридон), и приводит лишь новый пример с другим священником – о. Николаем в тульской епархии. А вот о. Спиридон – действительно соработник, соавтор Розанова, только, вопреки указанному ученому, он христианство не называл ошибочной религией и новую религию не выдумывал, считая, что все верные положения заложены были еще в Ветхом завете...
Очерк «В законе отчем» заканчивается словами: «Вот что приблизительно говорил мне о. Спиридон в своем деревянном домике за долгими вечерними беседами». Напечатано это в мартовском номере журнала за 1913 г., написано, значит, раньше, а «долгие вечерние беседы», естественно, были еще раньше, надо полагать – в 1912-1911 гг.
– отец Спиридон?
Собственно, ответ мы уже знаем. Тем более, что в «Дневнике» 1928 года сам Пришвин пишет прямо: «о. Александр Устьинский (о. Спиридон) дает поручение Алпатову к Мережковскому, Розанову...» [7, 216]. Вышли из печати «Дневники» 1928-29 гг., правда, только в 2004 г., но для пришвиноведов и розановедов большим секретом прототип о. Спиридона никогда не был. Первое обстоятельное сообщение об А. П. Устьинском, большом друге и Розанова, и Пришвина, прозвучало, однако, лишь на юбилейной Розановской конференции 2006 г. Изложим биографию «о. Спиридона»-Устьинского – кратко, но с некоторыми деталями, которые нам удалось установить в последнее время.
Новгородский протоиерей, кандидат богословия, религиозный мыслитель и публицист Александр Петрович Устьинский (1854-1922) родился в Усть-Каширском погосте Заборовской волости Тихвинского уезда Новгородской губернии в семье дьячка церкви во имя Чудотворца Николая [8]. Петр Федорович Устьинский, отец А. Устьинского, после окончания Новгородского духовного училища в 1816 г. был определен к этой церкви Амвросием, епископом Старорусским. В той же церкви служил и дед А. П. Устьинского [9]. В прошлом году мы побывали на родине Устьинского (ныне это территория Маловишерского района), видели остатки последнего храма, практически заброшенное кладбище. Никто в этих разоренных местах уже не помнит о династии земляков-церковнослужителей, получивших и фамилию свою от устья маленькой речки Каширки, впадающей здесь в многоводную Мсту.
А. Устьинский окончил духовное училище в Тихвине, а в 1878 г. – Новгородскую духовную семинарию и поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. По окончании последней (1882) преподавал в Петрозаводском духовном училище (1882-1883) и Деревяницком женском епархиальном училище (1883-1888) под Новгородом [10].
В 1888 г. епископом Старорусским Владимиром (Богоявленским), первым нашим священномучеником, был рукоположен в священники и определен настоятелем Воскресенского собора в г. Старая Русса. Здесь он (уже в сане протоиерея, самого молодого в епархии!) – благочинный 15-ти церквей Старорусского округа. Много времени о. Александр уделяет образованию. По долгу службы в училищном совете он знакомится и сотрудничает с предводителем местного дворянства кн. Б. А. Васильчиковым, с другом Достоевского о. Иоанном Румянцевым, очень вероятно – и с Анной Григорьевной Достоевской, почетной попечительницей церковно-приходской школы имени Ф. М. Достоевского.
их многолетняя дружба. Розанов публикует в разных изданиях часть писем своего старорусского друга, касающихся проблем пола, брака, семьи и сопутствующих вопросов (они как бы обеспечивают богословскую базу статей и книг петербургского мыслителя). Эти первые публикации священника оставили след даже в памяти у Андрея Белого, пусть и с несколько уничижительным оттенком. В «Отцах и детях русского символизма» Белый пишет о Розанове: «Когда Розанов пишет о поле, он сверкает… Хватаясь за любую неинтересную тему, незаметно свертывает в излюбленную сторону. Тогда он бережно прибирает свою тему: тут вставит совершенно бесцветное письмо какого-то священника, наставит восклицательных знаков, снабдит сверкающим примечанием и вдруг от совершенно обыденных слов потянутся всюду указательные пальцы в одну точку…» [11, 75]. «Какой-то священник» – это наш Устьинский, а бесцветными его письма никак на самом деле назвать нельзя. Вот, например, отрывок из одного его письма-статьи о раздвоенности семейной жизни и иронически-скептическом отношении русских людей к самой идее «спасения в семье»: «... Откуда же такое настроение в русском обществе? Оно создалось веками, вследствие преобладания в обращении аскетической литературы, в которой всегда и постоянно господствовал идеал девственности, монашества и отшельничества, и в которой ни разу, в качестве идеала христианского совершенства, не была выставлена христианская семья. Всюду развевался монашеский флаг, и нигде и никогда флаг христианской семьи...» [12, 259-260].
В Старой Руссе Александр Петрович прослужил 12 лет, в 1900 г. – переехал в Новгород, где в 1902 г. был назначен протоиереем собора Рождества Богородицы Десятинного женского монастыря, основанного, по преданию, еще матерью Александра Невского. В Новгороде о. Александр становится духовным отцом вдовы генерал-майора Софьи Александровны Бутаковой и ее дочери Любови Петровны Рахманиновой – бабушки и матери великого русского композитора Сергея Васильевича Рахманинова, которым гордятся новгородцы [13, 42]. Софья Александровна и Любовь Петровна жили в XIX – начале XX вв. в своем двухэтажном деревянном доме, расположенном на улице Десятинной, почти напротив Десятинного монастыря. Здесь, надо полагать, бывал и юный Сережа Рахманинов. Дома С. А. Бутаковой и священника Устьинского были расположены в одном квартале, недалеко друг от друга [14]. В августе 1904 г. Устьинский составлял духовное завещание Софье Александровне и в этом же году в храме монастыря отпевал ее, скончавшуюся на 82-м году.
– член правления Новгородской Духовной семинарии, цензор проповедей, произносимых священниками в Софийском соборе, он принимает участие в архиерейских служениях, в частной женской гимназии М. П. Державиной преподает Закон Божий. Обладая, как уже говорилось, литературными способностями, которые отмечал Розанов, Александр Петрович занимался и писательской деятельностью, его статьи публикуются в «Новгородских епархиальных ведомостях» и «Волховском листке». Он переписывается с довольно большим количеством лиц, прежде всего – с Розановым.
В 1911 г. Розанов записывает о своем новгородском друге: «…Как я люблю его и непрерывно люблю, этого мудрейшего священника наших дней, – со словом твердым, железным, с мыслью прямой и ясной. Хочу, чтобы после моей смерти его письма ко мне (которые храню до единого) были напечатаны. Тогда увидят, какой это был правоты и чести человек. Я благодарю Бога, что он послал мне дружбу с ним» [15, 10].
В начале июля 1911 г. Новгород посетила Великая княгиня Елизавета Федоровна. В сопровождении губернатора и архиепископа Новгородского Арсения (Стадницкого) она осмотрела древние памятники и святыни города, посетила и Десятинный женский монастырь [16]. В монастыре о. Александр приветствовал высокую гостью речью. А 22 июля 1911 г. в Новгородской гимназии с благословения того же архиепископа Арсения открылся 15-й Всероссийский археологический съезд, среди участников которого был и получавший все большую известность писатель Пришвин, переселившийся в Новгород и проявлявший весьма глубокий интерес к старине [17, 63-94].
– 5 февраля 1911 г.) и, скорее всего, уже был знаком с новгородским батюшкой (который, кстати, к археологии относился достаточно равнодушно, но не был равнодушен к проблемам религиозно-философским). Первое, «шапочное» знакомство писателя и священника могло произойти и в Петербурге в Религиозно-философском обществе, участниками заседаний которого оба были (а Устьинский стоял даже у истоков его первого «извода» – религиозно-философских собраний). Свести их вместе мог общий знакомый Розанов, он же мог рекомендовать Пришвину Новгород, в котором он, скорее всего, ни разу не был, но где жил его ближайший приятель Устьинский. Как бы то ни было, этот город стал местом дружбы, бесед, взаимного обогащения двух выдающихся людей.
Мы уже отмечали, что по Новгородскому периоду жизни и творчества Пришвина имеется крайне мало материалов, а потому много путаницы. Так И. Н. Ершов пишет, что Михаил Михайлович поселился на целый год в деревне Песочки близ берега Ильменя под Великим Новгородом [17, 63]. Тут надо заметить, что «на целый год» (т. е. зимой) он оставался в Песочках в 1914/15 и 1915/16 гг. и что до берега Ильменя от Песочков км 30, а до Новгорода км 80. Поселился Пришвин в 1911-м (или в самом конце 1910) все же в самом Новгороде. Сын писателя отмечает, что их семья жила там в сентябре 1911 г. по адресу – Лучинская, дом Перовой, в марте 1912 г. – Тихвинская, дом Ушакова, в октябре 1912 г. – Десятинная, дом о. Петра [18, 39-40]. Последний адрес для нас особенно интересен, это улица у Десятинного монастыря, в котором настоятелем был сначала брат Устьинского Андрей, а потом он сам.
По «Материалам для оценки городских недвижимых имуществ Новгородской губернии по Новгороду» за 1901 год видим, что во владении надворного советника Е. М. Перова по улице Лучинской имелись: однотажный дом с мезонином, одноэтажный флигель, двухэтажный флигель, одноэтажный флигель с мезонином, все деревянные [14]. Улица эта после войны отстроена заново, переименовывалась, в настоящее время – ничего дореволюционного на ней нет. В 1901 г. на улице Тихвинской владение Ушаковых еще не значится и поэтому пока невозможно определить, дом, в котором жил Пришвин. Это очень жаль, поскольку здесь сохранились дореволюционные постройки. На улице Десятинной на углу с Александровской (ул. Свердлова с 1919 г., ул. Добрыня с 1991 г.), как раз напротив колокольни – входа в Десятинный монастырь, находился в 1901 г. деревянный одноэтажный дом протоиерея Петра Михайловича Георгиевского (сейчас, естественно, ничего нет). Возможно, что его и снимала семья Пришвина в 1912 г. Рядом был монастырский сад, где-то совсем недалеко – дома «о. Спиридона» и Бутаковых. Пришвин, любознательный путешественник, наверное, отсюда на велосипеде ездил в Юрьев монастырь, мимо Белой башни по Троицкой, или по Власьевской, мимо Петровского кладбища, в Приильменье.
С адресом на Десятинной улице имеется, однако, некоторая сложность. В «Дневниках» за 1918-19 гг. Пришвин приводит краткую летопись своей жизни – как подготовительную, видимо, к автобиографическому роману «Кащеева цепь». Для нас интересны строки с упоминанием новгородских мест [19]: «1911. Смерть Саши. Жабынь. Смоленск, губ. Кострома. Новгород. Ефр. Павл. в Новгороде. "Иван Осляничек". 1912. Лаптево и «Никон Староколенный». Домик в Новгороде о. Фортификантова. Мейерша. Переселение в Петербург на Ропшинскую. 1913. Песочки с Мейершей. 1914. Песочки с Лебедевым. 1915. Песочки с Разумником. Елец». Фамилию Фортификантов Пришвин упоминает в «Кащеевой цепи» [4, 5-483]. В Тюмени у него фигурирует толстый попович Фортификантов, «начинающий философ», переведённый из семинарии за вольнодумство. Есть и другое упоминание: «Вскоре Муза вышла за дьякона Фортификантова в Лебедянь»...
Удалось выяснить [20], что в Новгороде деревянный одноэтажный дом на углу Десятинной и Александровской улиц, построенный в 1864 г., был в конце 1904 г. приобретен женой надворного советника (и, видимо, сына священника) А. Л. Фортификантовой от А. Я. Земледельцева. Фортификантовы – священническая фамилия, известны новгородские священники о. Дмитрий и о. Петр (около 1840 года рождения) Семеновичи Фортификантовы. Видимо, в начале ХХ века указанный дом принадлежал о. Петру Георгиевскому, потом – Земледельцевым, а потом уж – Фортификантовым, у которых Пришвины и сняли его на какое-то время в 1912 г.
– 1911-й и 1912-й (датированные записи с 5. 02. 1911 по 21. 12. 1912). Знакомство с городом он начинает с посещения храмов и монастырей, расположенных в городе и его окрестностях. Он встречается и ведет длинные беседы с о. Александром, между ними устанавливается взаимопонимание и доверие. Эти встречи отражаются в дневниках его, в рассказе «Отец Спиридон», в очерке «В законе отчем». Пришвин записывает, что видел, слышал, в чем участвовал. В одном из новгородских трактиров с библейским названием «Капернаум» собираются сектанты, староверы, доморощенные философы и богословы. Там ведутся дискуссии и споры «о первобытном, о начале всех начал», о войне, о Христе православном, смирении и покорности русского народа. В «Дневниках» Пришвина среди участников этих бесед фигурируют о. Устьинский, местный сектант Кукарин («Личность..., живчик в душе» [3]), толстовец В. А. Молочников. Последний, по словам секретаря Л. Н. Толстого, «маленький, юркий, наблюдательный, умный, разговорчивый» [21, 293], отсидел за свои взгляды срок в старорусской тюрьме (по месту рождения), а благодаря тому, что на защиту его встал сам Лев Толстой, пользовался большой известностью...
Общение писателя и священника – это не только встречи и беседы их в трактире «Капернаум» и в деревянном церковном домике у Десятинного монастыря. В новгородский период жизни писатель часто ездил в Петербург, выполняя просьбы и о. Александра. Так, в его дневнике 1920 года находим запись: «…я был послан от Устьинского к Мережковскому и Розанову по делу соединения православной и англиканской церкви» [22, 119]. А как бы суммируя, много позже, он записывает о том же периоде поисков народной веры, сближения с народом: «Вокруг Устьинского Капернаум: Молочников, Кукарин. Общее Мережковского, Розанова, Блока, Разумника, Ремизова и, я думаю, всех, всех: искание пути к «народу» (славянофильство)» [7, 216].
В записях Пришвина 1905-1913 гг. нет информации о посещении им Десятинного монастыря. Прочитав же рассказ «Отец Спиридон», нельзя, однако, не думать, что писатель бывал и в домике священника, и в «его» монастыре. В декабре 1916 г., когда Михаила Михайловича уже не было в новгородских пределах, в Новгород приехала сама царица с дочерьми и фрейлиной Анной Вырубовой. Приехала в Софийский собор, в местные лазареты и в Десятинный монастырь к всероссийски известной столетней старице-пророчице Марии Михайловне. Вот что писали «Новгородские епархиальные ведомости» об этом событии: «Государыня Императрица изволила посетить Десятинный монастырь… У порога храма императрицу встретила игуменья Людмила, в притворе духовенство и монахини со светильниками… Из храма Ее Императорское Высочество посетила покои настоятельницы и потом почитаемую старицу Марию Михайловну... Старица благословила Государыню иконою преподобного Сергия Радонежского...» [23]. Старице (и данному визиту царицы) посвящены брошюра 1918 года и недавние исследования С. Фомина и Вл. Мусатова [4, 381-382]. В скупых официальных сообщениях не упоминается о. Устьинский, но он просто не мог не быть где-то рядом с царицей и митрополитом Арсением, ее сопровождавшим.
17 лет прослужил А. П. Устьинский в монастыре верой и правдой. За многолетнюю службу и заслуги по духовному ведомству он был удостоен высочайших наград. В их числе двух орденов Святой Анны – 2-й и 3-й степеней. В июне 1917 г. он был награжден палицею [5]. Это была последняя награда священника. В пореволюционное время он упоминается в переписке [26] митрополита Арсения и епископа Алексия, будущего Патриарха, упоминается как хорошо им знакомый опытный пастырь, при этом, судя по контексту, не сотрудничающий с обновленцами. А вообще, «о. Спиридон» – А. П. Устьинский имел на многие церковные вопросы свои взгляды и свои ответы, нередко противоречащие официальным. Сформулировав их еще в 1902 г., в 1917 г. он посылает свои разнообразные предложения на Поместный Собор [1, 1038.]. Но далее было уже не до вопросов теории…
Новгородской губернии. 20 августа того года в Рождественском соборе Десятинного монастыря был отслужен молебен, после которого, прощаясь с сестрами обители, матушкой игуменьей Людмилой, родным Десятинным, протоиерей Устьинский произносит речь [13, 17]. И это была его последняя речь. Монахиням пришлось покинуть свою родную святую, обжитую, светлую обитель, покинуть ее навсегда, не по своей воле.
Собор Рождества Пресвятой Богородицы получил серьёзные повреждения во время Великой Отечественной войны, однако сохранил купол и местами разрушенные стены. В середине 1950 гг. он был снесён и разобран на кирпич. В настоящее время на его месте «холм из строительного мусора, откуда выступает часть восточной стены с апсидой» [27, 531]. Рядом – крест с табличкой «Старица Мария Михайловна. 1810 г. – 29. 01 (11. 02) 1917 г.». Сейчас этот крест – одновременно и память об ее духовном отце Александре Устьинском, пришвинском о. Спиридоне.
«Дом о. Спиридона», который описал в своем рассказе М. М. Пришвин и в котором он неоднократно бывал, располагался на улице Александровской (дом № 9), напротив Десятинного монастыря [28]. В этом доме священник Устьинский проживал до своей кончины (1922), в дальнейшем здесь жили его вдова Варвара Александровна, лишенная прав как жена «служителя культа», и дети: «I – сын – сов. служащий, II – инвалид I гр. гражданской войны (пенсионер) и дочь – работник просвещения» [29]. В 1919 г. улица Александровская была переименована в улицу имени Свердлова. В 1922 г. Александр Петрович Устьинский умирает. Неизвестно точно, где он похоронен...
Друг его и собеседник М. М. Пришвин с 1916 г. больше никогда не появлялся в Новгороде. Но в пришвинских дневниках имя новгородского священника, наставника, «старца», как называет Пришвин о. Устьинского, фигурирует часто – в 1920, 1921, 1922, 1928, 1934, 1937, 1942 и 1943 годах. А вспоминает Михаил Михайлович «о. Спиридона», наверное, всю жизнь...
1 февраля 1921 г., за несколько дней до 48-летия, Пришвин записывает в своем дневнике имена знаменитых людей, с которыми ему приходилось сталкиваться в жизни. Первые трое: Розанов, Мережковский, Ремизов. После литераторов, политиков, философов он называет духовных лиц – «оптинского старца Анатолия и протоиерея Устьинского» [22, 134].
1. Дроздов М. С. Устьинский Александр Петрович // Розановская энциклопедия. М., 2008. Стлб. 1033-1040.
2. Крылова-Устьинская Н. С. Рассказ М. М. Пришвина «Отец Спиридон» // Сборник выступлений на литературно-краеведческой конференции «Литературное наследие М. М. Пришвина в современной культуре». Сольцы, 2011. С. 16-19.
3. Пришвин М. М. Дневники. 1914-1917. М., 1991.
6. Александров И. Н. М. М. Пришвин и В. В. Розанов: диалог о православии // Молодой ученый. 2012. № 6.
7. Пришвин М. М. Дневники. 1928-1929. М., 2004.
8. Государственный архив Новгородской области (ГАНО). Ф. 480. Оп. 1. Д. 3312. Лл. 223об. -224.
9. ГАНО. Формулярные ведомости г. Тихвина и его уезда о качествах священно-церковнослужителях за 1819 год. № 34. Ведомость Новгородской епархии Тихвинского уезда Устье-Каширской церкви во имя Чудотворца Николая о штатных священно-церковнослужителях и их детях за 1819 год.
11. Белый Андрей. Отцы и дети русского символизма // В. В. Розанов: pro et contra. Книга II. СПб., 1995.
13. Кузьмина Н. Н., Филиппова Л. А. Десятинный монастырь в Великом Новгороде. Великий Новгород, 2009.
14. Материалы для оценки городских недвижимых имуществ Новгородской губернии. Том I. Новгород, 1901 г. Приложение. (Квартал № 13).
«Новгородская жизнь». Новгород. 1911. № 257.
17. Ершов И. Н. Михаил Пришвин и российская археология. М., 2012.
18. Пришвин П. М. Передо мной часто встает образ отца... Воспоминания о М. М. Пришвине. М., 2009.
19. Пришвин М. М. Дневники. 1918-1919. М., 1994.
› genealog/yazemled.htm.
21. Булгаков В. Ф. Л. Н. Толстой в последний год его жизни. М., 1960.
22. Пришвин М. М. Дневники. 1920-1922. М., 1995.
23. Новгородские епархиальные ведомости. 1916. № 52.
«Где Святая София, там и Новгород». СПб., 1998.
27. Великий Новгород. Энциклопедический словарь. СПб., 2007.
29. ГАНО. Ф. Р248. Оп. 4. Д. 11. Л. 179.