А. Е. Горинов
К ВОПРОСУ О ЖАНРОВО-СТИЛЕВОМ СВОЕОБРАЗИИ
РАННИХ ДНЕВНИКОВ М. ПРИШВИНА (1905-1914)
Думал о Гиппиус, в то время я тоже
хотел писать изысканными фразами,
готовить их, запоминать. И сам не
знаю, как это Бог спас
меня от такой беды!
М. Пришвин (1, с. 6)
Дневники М. Пришвина помогают нам, их читателям, не только по-новому взглянуть на страницы истории страны или биографию писателя, но и поближе познакомиться с самой действительностью, с самой Природой. И нам, чтобы ничего не упускать и глубже понимать себя в этом бесконечном знакомстве, возможно, понадобится писать дневники.
Дневник предполагает предельную свободу письменного самовыражения и тяготеет к малым жанровым формам, так как его основное требование – вести записи по прожитым дням. Дневники Пришвина не были предназначены для печати, хотя, как это характерно для творческих людей, такая возможность подспудно предполагалась.
Основная жанровая функция дневника состоит в фиксировании, в закреплении возникающих важных мыслей в том порядке, в каком они появляются, для дальнейшего прояснения того или иного вопроса. При этом подразумевается, что автор при записывании не тратит много времени на обдумывание собранных за день фактов, мыслей, впечатлений. Поэтому трактовка той или иной темы отличается категоричностью, неполнотой мысли и свободной композицией. Дневники пишут для того, чтобы разобраться в самом себе, чтобы освободиться от скопившихся за день мыслей и посмотреть на них как бы со стороны и более внимательно. Таким образом, простое фиксирование субъективных и объективных фактов является основным формообразующим фактором дневниковых записей. Это вовсе не исключает их большого жанрового разнообразия. Прежде чем говорить собственно о жанрово-стилевом своеобразии ранних пришвинских дневников, необходимо кратко рассмотреть основу содержания творчества писателя, так как содержание определяет форму, а не наоборот.
Главным вопросом, интересовавшим М. Пришвина всю его творческую жизнь, был философский вопрос о гармонизации внутреннего и внешнего: личности и общества, Хочется и Надо, природы и человека. Писатель искал истину в моментах слияния противоположностей. Об этом свидетельствует дневниковая запись от 24 августа 1922 года: "Я предлагаю им (писателям) для будущей огромной синтетической работы художественного сознания воспользоваться и моим "этнографическим" методом художественного изображения действительности. Сущность его состоит в той вере, заложенной в меня, что вещь существует и оправдана в своем существовании, а если выходит так, что вещь становится моим "представлением", то это мой грех и она в этом не виновата. Поэтому вещь нужно описать точно (этнографически) и тут же описать себя в момент интимнейшего соприкосновения с вещью (свое представление). Попробуйте это сделать, и у Вас непременно получится не безвкусное произведение для читателей и чрезвычайно не удовлетворяющее себя самого, а это-то и нужно, чтобы открылся путь. Он мне открывается в работе искания момента слияния себя самого с вещью, когда видимый мир оказывается моим собственным миром" (2, т. 8, с. 141). Такая, по существу иррациональная авторская установка во многом определила реалистический метод писателя и в наиболее обнаженной форме отразилась в ранних дневниках. Они включают в себя краткие очерки, портретные и пейзажные зарисовки, философские эссе, бытовые сцены и диалоги, воспоминания об утраченной любви и пр.
Поэтика непосредственных впечатлений, характерная для импрессионизма, выработала в ранних дневниках Пришвина особый, искренний стиль письма. Основные ее черты: краткость, свободная или разорванная композиция высказывания, обилие многоточий (особенно в ранних дневниках), большое количество номинативных предложений и отсутствие четкой связи между частями предложений, наличие повторов (например, слова "хорошо" в некоторых часто встречающихся фразах). Этот стиль не всегда четко выражен в ранних дневниках, так как дневниковый жанр отрицает любые каноны самовыражения.
Художественные произведения имеют дневниковый (личный, искренний) характер стиля, а сами дневники были творческой лабораторией писателя. Известно признание Пришвина, в котором он отметил, что писание дневников было для него важнее литературного творчества. И это вполне объяснимо. Ведь дневник для Пришвина – не только форма самовыражения, но и инструмент познания философского, научного и эстетического. В самом акте записывания в дневник он искал истину. Поэтому эти записи были и остаются самоценными словесными фотографиями души художника. А произведения писателя – это "не сочинительство, а бессознательное поэтическое описательство" (3, с. 400), т. е. эстетическое продолжение дневников, где уже нет живого, спонтанного, "импрессионистического" процесса познания.
открытом виде импрессионизм писателя: "…озеро… закат… красные горы, задумчивые красные фигуры… две сестры щеками друг к другу… далекие от мира… прекрасные, потому что не действенны… осталось одно прекрасное… хороши эти дикие памятники…" (2, с. 51).
Дневниковый жанр как нельзя лучше соответствовал творческим и гносеологическим установкам писателя, так как дневник – это тоже фиксирование с той или иной степенью спонтанности самовыражения.
ПРИМЕЧАНИЯ
3. Пришвин М. М. Дневники: Книга первая. Дневники 1914-1917 гг. М., 1991.