• Приглашаем посетить наш сайт
    Горький (gorkiy-lit.ru)
  • Иванов Н. Н.: Сердце Сына Земли (геооптимизм М. Пришвина)

    Н. Н Иванов

    Сердце Сына Земли

    (геооптимизм М. Пришвина)

    Ярким событием в литературе стали уже первые книги М. М. Пришвина. «Это поэзия, но и еще что-то» (А. Блок) [16, Т. 3, с. 66]. «До Вас так писать никто не умел (…) Прекраснейший Вы художник, удивительно русский и в то же время удивительно оригинальный» [5, с. 348]. Автор одной из первых статей о Пришвине Р. В. Иванов-Разумник назвал его «Великий Пан» [3], Е. Колтоновская - «этнограф-поэт» [4]. Во второй половине XX века часто и убедительно говорили об эволюции писателя от реализма к романтизму, о «фольклоризме» [9], «сказочности» [18] его сочинений, но целостного представления о типе художественного мышления Пришвина нет и сегодня. Попробуем обосновать и конкретизировать художественное воплощение того качества таланта Пришвина, которое Горький назвал геооптимизмом.

    «пережил по-своему» пантеизм [12, с. 667], язычество. И эстетику Гете, Вагнера, Ницше, народничество, марксизм, сектантство, русский религиозно-философский «ренессанс». Многое почерпнул у своих предшественников: К. Н. Леонтьева, мастеров «природоведческой» темы и художественного интуитивизма Аксакова, Тургенева, Толстого. «Перезнакомился со всем литературно-художественным Петербургом» [16, Т. 3, с. 18], «был очень близок к Ремизову», признавал его своим учителем [15, с. 193].

    Пришвин уточнял, что после 30 лет ему «родными» стали «философы-интуитивисты» [13, с. 75]. «Вы мудрец» [2, Т. 29, с. 477], - сказал ему Горький. Путь «к утраченным идеалам живого знания (грекам)» [10, с. 170] и раскрытые «родными» Лосским, Мережковским, Розановым интуитивизм, персонализм, биологизм питали философию, эстетику Пришвина до 1917 года и после. На них и на пантеизм, натуралистический анимизм, натурфилософию, на идеи ритма в искусстве и природе, на созвучные русским ученым Вернадскому, Чижевскому («Земля живет в ритме Солнца») идеи согласования жизни людей с Солнцем, Вселенной опирается геооптимизм Пришвина. «Революция движется линейно, события и лица проходят (…) без ритма, а время общей жизни мира (солнце всходит и заходит) идет ритмически (…) это понимание (мое) не “революционно”, это биологизм» [11, с. 156, 157].

    Пришвин думал о преодолении «чем-то третьим» «мистического интуитивизма» и рационализма, синтезировал прозу и поэзию, методы искусства и науки (естествознание, этнография, аналитическая психология) и потенциал творческой личности: разум, образное восприятие, интуиция, подсознание, сон, чудесное озарение. «Интуиция и разум должны сойтись в одно»; «истинный ученый», как и художник, «непременно обладает интуицией» [11, с. 154].

    Оценка Н. Бердяевым русского модернизма - «в ренессансе начала XX в. было слишком много языческого» [1, с. 164] - справедлива и в адрес неореализма, запечатлевшего мощный поток чувственных влечений, мечты о «царстве небесно-земном, духовно-плотском» [7, с. 52]. «Как вернуть свои переживания в природу. Как раскрыть их во всю стихийную ширь?», - восклицал Пришвин [9, с. 239]. «Я жил, получая кровь от матери-земли, и тут какая-то большая радость и любовь была и правда»; «Земля прекрасна! Я носил любовь к бытию с детства» [9, с. 252]. «Какие чудеса там, в глубине природы, из которой я вышел. Никакая наука не может открыть той тайны, которая вскрывается от воспоминаний детства и любви» [9, с. 238, 239]. На фоне роста мастерства эти устремления связали не разделяемое рубежом 1917 года, обширное хронологически (1907-1954) и жанрово наследие Пришвина.

    Именно в 1920-е и в середине литературного пути, в годы 1930-е, и развернулся геооптимизм Пришвина, открытый как общее творчество людей и природы. О башмачном промысле, творчестве-мастерстве, - очерки «Башмаки», о творчестве-искусстве - книги «Журавлиная родина», «Глаза земли». О творчестве Солнца, смене циклов жизни - «Родники Берендея», «Календарь природы». О творчестве, «творческом поведении», сотворчестве писателя, читателя, человека и природы в едином процессе жизни – повесть «Жень-шень».

    «нового мира», преобразования земли вызвали феномен научно-художественной литературы (В. Бианки, М. Ильин, К. Г. Паустовский, М. Пришвин, Б. Житков) и расцвет науки, техники: В. Вернадский, Н. Вавилов, К. Циолковский, И. Павлов, С. Королев. Вернадский снял оппозицию «человек - природа», заменил антропоцентризм антропокосмизмом (люди - дети солнца). Творя «в глубину», человек преобразует биосферу в ноосферу, и естественные процессы служат разуму. Но, высоко ценя книги В. И. Вернадского «Биосфера» (1926), Н. Федорова «Философия общего дела» (1929), Пришвин оставался самостоятельным. Это новое качество искусства Пришвина было уже не искусством пейзажа, а «ощущением Земли как своей плоти», «геофилией», «геооптимизмом» [2, Т. 29, с. 267]. Почти повторяя оценку Пришвиным повести «Черный Араб», Горький сказал, что «к любви и дружбе с самим собою», читатель дойдет «Вашей тропою» [2, Т. 29, с. 477]. Подчеркнул: «В чувстве и слове Вашем слышу я подлинное человеческое, идущее от сердца Сына Земли - Великой матери, боготворимой Вами» [2, Т. 29, с. 477]. «Геофилия», «геооптимизм» Пришвина, предвосхищая научные космизм, экологичность, вышли из художественного «восчувствования» «наработанных жизнью материалов» [13, №1. с. 75], синтеза природы и духа, из преодоления тоски о полнокровном бытии [16, Т. 1, с. 285], о «человеке - микрокосме», из вхождения в «далекие пространства жизни» [9, с. 230], из воплощения своего «небывалого» в образах чудесной страны, видимой или сотворенной.

    «Отмечаю всякое новое явление в жизни природы (…) и мне кажется тогда, будто я путешествую вокруг солнца и корабль мой - Земля» [16, Т. 3, с. 345] («Календарь природы»). Ростки геооптимизма были уже в повести «Черный Араб»: метафизические соответствия Неба и Земли, другие «старинные мысли человечества». Пережив пантеизм «по-своему», Пришвин пошел дальше материализма Базарова (человек в природе - работник в мастерской), даже дальше Фауста Гете. Могучий разум Фауста признался в бессилии им же вызванному Духу Земли. Пришвин возможности человека направил не на преодоление Земли, а на совершенствование жизни в сотворчестве с природой. Вовлекая в «разум свой» все «тайные силы» Мира, его «гигантский человек» стремился стать «Мужем Земли», творцом «чудес и радостей» ее. Созидая, человек «двигает жизнь» («Календарь природы»). «Нарастает творчество жизни: у спортсмена прибавляются мускулы, у художника растет мастерство» [8, с. 79]. «Человек - это микрокосм. Вселенная сполна присутствует в нем, метафизически в нем реальна. Все загадки и разгадки в человеке» [13, №1, с. 67]. «Правильный жизненный путь человека на земле, это который короче всех к творчеству будущей жизни» [8, с. 79]. Дети одарят Землю духовной красотой, а благодарная «Великая Матерь наша» раскроет им свои богатства, наделит творческой энергией.

    Из философии геооптимизма вышла и концепция творчества. Так, «поддержку» для «книги о творчестве» [16, Т. 3, с. 58] (повести «Журавлиная родина») он надеялся получить в ритме и мелодии весны. Секрет и успех творчества - в «драгоценной таинственной силе ритмического родственного внимания» к миру [16, Т. 3, с. 64], согласовании жизни человека с «ритмами» земли и неба. Нарушение ритма - начало хаоса, потеря его - смерть. «Ритм стиха и прозы» присутствует «во всяком отличном труде» [16, Т. 3, с. 47]. Искусство гармонизирует жизнь, художник влияет на духовное состояние человека, человечества. В искусстве форма - «физическая сила, управляющая жизненным порядком» [16, Т. 3, с. 48]. В дневнике об этом сказано еще сильнее. «Все, что я думаю, было думано и передумано (…) Сущность жизни неподвижна. Формы ее изменчивы. Мы все работаем над изменением ее формы» [9, с. 261].

    В 1927 году Пришвин сказал Горькому: «Видите ли, я не “антропософ”, а “собакософ”, иду к человеку от собаки» [5, с. 350]. «Во всех своих “без-человечных” писаниях о собаках и всяких зверях я вижу человеческий путь к творческой свободе» [16, Т. 3, с. 48]. Но современники, некоторые критики, литературоведы, не понимая, что «бесчеловечность», «отшельничество», «бродяжество», «робинзонады» (блуждания в лесу), охота были способами сохранения и реализации духовного мира, окрестили его «бесчеловечным» писателем [16, Т. 3, с. 48], писателем «болотной экзотики» (А. Платонов) [14, с. 7].

    Главный герой повести «Жень-шень», написанной по впечатлениям от поездки осенью 1931 г. на Дальний Восток, искал родину, «неизведанную природу» и попал в «рай» [16, Т. 4, с. 7] - лесные владения китайца Лувена. Лувен и Исак («Черный Араб») знают высшую мудрость. Но если Исак воплощал архаичное сознание, то охотник Лувен, прототипом которого мог быть и властелин природы, сказочный «звериный царь», вписан в архетип лесного мудреца, учителя, знахаря. В тайгу он пришел «не тем глубоким и тихим», каким «сделался в поисках корня жизни» [16, Т. 4, с. 40]. «Очень древний человек» [16, Т. 4, с. 8], он посвящен в тайны растительного царства. Такие дары Пропп назвал «уменье, а не знанье» [17, Т. 1, с. 195], Пришвин - родственное внимание. Лувен все живое «давным-давно принял к сердцу». Талантом видеть жизнь «во всем родстве» Лувен наделил своего ученика. И уже «не боль, а радость жизни» открывалась «во мне из более глубокого места» [16, Т. 4, с. 22]. 

    «планетного» времени, трансформация усилий тех, кто ушел «в землю», в настоящее. Бессмертие - в делах следующих поколений, сотворчество сильнее разочарования, одиночества, личной драмы и страха смерти, перед которым устояли не все современники Пришвина. «Несчастие - переходный момент, оно кончается или смертью, или роль его - мера жизни в глубину, этап в творчестве счастья» («Охота за счастьем») [16, Т. 3, с. 14]. «Какая неистощимая сила творчества заложена в человеке, и сколько миллионов несчастных людей приходят и уходят, не поняв свой Жень-шень, не сумев раскрыть в своей глубине источник силы, смелости, радости, счастья!» [16, Т. 4, с. 67]. Прикосновение к «источнику творческих сил» [16, Т. 4, с. 33], умение «все на свете оживлять», «напряжение корневой силы жизни» [16, Т. 4, с. 74] «перемогло» начальную беду. «Творческая сила» корня позволила «выйти из себя» и «раскрыться в другом»: персонаж «полюбил другую женщину, как желанную в юности» [16, Т. 4, с. 77]. Невеста («она» - развитие мифологем «царевны», Адама и Евы) явилась. Суммировав желанные цели персонажей, писатель открыл духовные возможности «среднего» человека. Герой первых книг решал проблемы инстинктов, в «Черном Арабе» почувствовал весь мир в себе, в «Жень-шене» совершенствует формы жизни. Таков духовный путь пришвинского героя.

    «человечности» и принцип организации жизни. «Овладевает мною мысль о каком-то хорошем месте моем в будущем сознании людей» [16, Т. 3, с. 11].

    Список литературы

    1. Бердяев Н. А. Самопознание. Опыт философской автобиографии. – Париж, 1983.

    2. Горький М. Собр. соч.: В 30 т. – М., 1949-1955.

    – 1911. – №23.

    4. Колтоновская Е. Этнограф-поэт // Речь. – 13 февраля 1912.

    5. Литературное наследство. – Т. 70. М. Горький и советские писатели. Неизданная переписка. – М., 1963.

    6. Мережковский Д. С. Акрополь. Избранные литературно-критические статьи. – М., 1992.

    – СПб., 1906.

    – 1964. – №10.

    9. Пришвин и современность. – М., 1978.

    10. Пришвин М. М. Дневник. 1930 год // Октябрь. – 1989. – №7.

    – 1990. – № 1.

    12. Пришвин М. М. Зеркало человека. – М.,1985.

    «Осударевой дороге». Из дневников 1909-1952 годов // Наше наследие. – 1990. – №№ 1, 2.

    14. Пришвин М. М. Мирская чаша // Роман газета для юношества. – 1990. – №2.

    «Горький». – М. -Л., 1928.

    16. Пришвин М. М. Собр. соч.: В 8 т. – Т. 1-8. – М., 1982-1986.

    – Т. 1,2. Морфология волшебной сказки. Поэтика фольклора. – М., 1998.

    – Ч. 2. – М., 1996.