Н. Н. Иванов
ЯЗЫЧЕСКИЙ МИФОЛОГИЗМ
В СОЧИНЕНИЯХ М. ПРИШВИНА
– любовь писателя к древней языческой культуре, его ориентация на сосредоточенный в мифе космологический универсализм славян. Полагаем, истоки творческой индивидуальности Пришвина, самобытность его художественного мира (не сводимого нами лишь к мифу) – в языческом мифологизме.
"Великий Пан" – так характерно называлась статья Р. В. Иванова-Разумника, одна из первых о Пришвине (2). Исключительность его таланта сразу отметили А. Блок (9, т. 4, с. 343, 344), М. Горький (3, с. 348), Д. Мережковский (4). Позднее научные исследования развивали природоведческую концепцию творчества писателя, варьировали оппозиции вроде "художник-ученый" (13), обосновывали "сказочность его сочинений" (14). "Мысле-образами", "вечными спутниками", данными "от природы", назвала В. Д. Пришвина "интеллектуальные и нравственные идеи, через которые Пришвин видит мир" (10, т. 1, с. 7): "образ большой воды – истока всей жизни на земле", "камень-правда", "образ неоскорбляемой любви" … Сам же "Великий Пан" (однажды Горький сказал ему: "Вы мудрец" (1, т. 29, с. 477), когда подчеркивал уникальность своего пути в искусстве (7;8), явно тяготел к древне-религиозному пониманию знания и слова. "Нужно найти такое знание, чтобы открывалось все – и человек, и природа" (9, т. 1, с. 201).
Сущность изначального, т. е. язычески-религиозного в Пане позволяет нам снять оппозиции и ряд имеющихся определений-характеристик (писатель – ученый – философ – поэт) дополнить: Пришвин – художник – это кудесник, жрец, маг. Жрец больше писателя, он непременно поэт, но и философ, и ученый. Его слово магично, потому что влияет на движение жизни и ее качество. Тезисом "от природы" генезис такого слова не охватить. Эти слова-архетипы Пришвин именовал личными образами-символами. Они аккумулировали все возможности творческой личности: разум, чувства, образное восприятие, интуицию, познавательные импульсы, высшее озарение. Выразив стремление писателя открыть, объяснить мир, они сами стали формой этого стремления, наполнились сакральными раздумьями о духе и материи, природе и культуре, взаимопереходе жизни и смерти, общих корнях всего живого. Мифологизм Пришвина – категория онтологическая и эстетическая – мы прослеживаем на трех основных уровнях (их можно выделить больше) писательских раздумий: психологическом, религиозно-философском, художественном. Онтологические задачи определили художественность книг, произведений: архетипы стали средством выразительности, уплотнилось повествование, символизировались его узлы. Мифологический тип мышления Пришвина мощно проявился в образах-символах, отдельных словах, микрообразности, в наполнении конструктивного плана, поэтики книг мифологическими мотивами рождения, вступления в Мир, роста, прохождения испытаний и получения даров, любви … Его центральные образы-символы: имя, осенняя и весенняя ветвь дерева, ель и сосна, лес, паутина в лучах солнца, болото, тропинка – судьба, капля и разлив воды, главенствующие – солнце, свет. Уточним и прокомментируем отдельные их функции, семантику. Столь разные, они связаны глубинным сакральным смыслом мира, общим для человека и природы. "1. Искусство есть творчество объясняться символами. 2. В основе творчества символа заключена вера, что личность есть проявление существа мирового" (7, №1, с. 70) (Дневник, 16 дек. 1920). Пришвин отстаивал идею метафизической близости человека и природы, искал родственное устройство человека, общества и Мира – Вселенной. "Старинная мысль человечества: человек – это микрокосм. Вселенная сполна присутствует в нем, метафизически в нем реальна. Все разгадки и загадки в человеке" (7, №1, с. 67). И в природе, ею подсказанных отношениях согласованности.
Иголка и ветвь, все дерево, солнце; каждая иголка на ветке стремится к свету, а сама ель растет так, чтобы одному и всем нашлось место под солнцем. В книгах "Корень жизни", "Глаза земли", "Кладовая солнца", "Корабельная чаща" ищущие сокровенный смысл бытия повествователь, герои будто невзначай выходят к ели в лесу – символу гармонии одного и всех. Найденные в природе соединения объяснили автору, как соединить без ущерба, насилия и жертв личность и коллектив, цивилизацию и культуру, время и вечность. Гармония одного и всех через Мировое древо представлена как восхождение от "первобытного" опыта к человеческой духовности: "Сколько же вынесла борьбы сама с собой эта ель, чтобы все свои клеточки, приготовленные для борьбы с тенью, перестроить на клеточки, способные принять новый великий свет!" (9, т. 5, с. 266). Подобная же медитативная глубина сопровождает его раздумья о паутине, о капле воды и водопаде, человеке и Мире. Пришвин варьировал смыслы вечных архетипов, чтобы выразить сокровенное, в слове и зрительном образе (известна его страсть к фотографированию), в символах природы найти иллюстрацию типических явлений Бытия. Хотя бы через стихию воды. В романах "Кащеева цепь", "Осударева дорога", в цикле "Календарь природы", в повести "Корабельная чаща" мифологема воды полифункциональна; вода у Пришвина шире источника жизни. Как в славянской мифологии (реки – "жилы земли") (12), он напрямую уподобил в дневниках ледоход вскрытию жил, выходу крови, а в художественных произведениях движение воды связал с преображением природы, людей, всей планеты. Широко не публиковалась, не комментировалась сделанная писателем фотография (оригинал нами обнаружен в фондах Переславского историко-художественного музея): ель и сосна так тесно сплелись ветвями, что кажутся одним деревом. Почему это единение увлекло писателя? Такие снимки в контексте пришвинского творчества уточняют очень важную для него идею близости жизни и смерти. Мотивы умирания и возрождения, расцвета природы, вечное творчество жизни выражены и оттенены другими сторонами семантики Мирового древа – частым, в слове и фотографиях, соотнесением весенней и осенней ветви.
"Мир я открыл". Открытие мира велось им по многим направлениям – и от человека к Миру, и к истокам самого человека; архетипы позволили соотнести архаичную психику, глубины подсознания и высоты сверхсознания личности. "Нужно привыкнуть слышать такое слово из затаенной глубины человеческой личности <…> в себе самом находится родник неиссякаемых слов, созвучных с другими людьми" (9, т. 4, с. 314).
Мифологическое понимание как познание и открытие жизни отразилось в структуре, композиции сочинений М. Пришвина: вхождение в мир, детство (начало жизни), развитие и борьба за себя, сцементированные мифологемой имени, открывают заветные тайны писателя в романе "Кащеева цепь": "Небывалое" вырастает из "собственного, личного, живого "Я" (9, т. 1, с. 26). На уровне сюжета – поиски Азии, земли обетованной, страны "непуганых птиц", бродяжество, страсть к путешествиям. Азия – это чудесная, сокровенная страна, созданная мечтой и любовью к путешествиям, сказочное иное царство, "небывалое". Над раскрытием этой области Пришвин трудился в искусстве. "В мифологических и религиозных системах особенно подчеркивается восходящая линия жизни – от рождения к максимальной стадии роста – цветению и плодоношению. <…> В Древе жизни, в самой его сердцевине, упрятаны жизнь и ее высшая цель – бессмертие (5, т. 1, с. 396). Но угрозу цветению и развитию жизни М. Пришвин почувствовал в начале 1930-х в связи с постулированными теоретиками большевизма приоритетами – общественное выше личного. 3 мая 1930: "Читаю К. Леонтьева. Самое худшее его предчувствие сбылось и мрачные пророчества осуществились" (6, с. 156).
"Мудрец" Пришвин развивал пережитые им лично, постигаемые художественно идеи: встреча (героя-ребенка) с внешним миром, превращение "я" маленького в творческую личность, восприятие в целостности, одухотворенности, божественности Большого Мира. В 1934-м, переиздавая "В краю испуганных птиц", он пояснял: "Тут, у Надвоицкого водопада, я когда-то, силясь понять его жизнь <…>, вгляделся в судьбу отдельных его частей – и вдруг через это вглядывание в жизнь мелочей понял и все наделение воды как органически творческий процесс природы <…> До этой встречи с водопадом (…) я не смел быть писателем <…> значимость или качество заключается не в большом или малом, а только в согласованности той или иной части с целым, где малое должно узнать себя в целом" (9, т. 6, с. 810, 811). "Человек должен найти свою волю в источнике, из острого вытекают все отдельные воли" (11, с. 282). Солнце. "Без этого живого чувства органического целого, чувства всей жизни по себе самому я ничего не могу написать" (6, с. 180).
ПРИМЕЧАНИЯ
– 1955.
2. Иванов-Разумник Р. В. Великий Пан //Речь. 1911. № 23.
3. Литературное наследство. Т. 70. М. Горький и советские писатели. Неизданная переписка. М., 1963.
6. Пришвин М. Дневник. 1930 год // Октябрь. 1989. № 7.
7. Пришвин М. М. Леса к "Осударевой дороге". Из дневников 1909 – 1952 годов // Наше наследие. 1990. №№ 1, 2.
8. Пришвин М. Наши берега (из книги "Искусство как образ поведения") РГАЛИ. Ф 2569 (Н. Н. Замошкина). Оп. 1. Ед. хр. 535. Л. 3.
10. Пришвин М. М. Собр. соч.: В 8 т. М., 1982-1986.
11. Пришвин и современность. М., 1978.
12. Славянская мифология. Энциклопедический словарь (Ин-т славяноведения и Балканистики РАН). М., 1995.