• Приглашаем посетить наш сайт
    Державин (derzhavin.lit-info.ru)
  • Иванова Д. М.: Мифологема земли в творчестве М. Пришвина и Ив. Бунина

    Д. М. Иванова

    МИФОЛОГЕМА ЗЕМЛИ

    В ТВОРЧЕСТВЕ М. ПРИШВИНА И ИВ. БУНИНА

    (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА "КАЩЕЕВА ЦЕПЬ"

    "ДЕРЕВНЯ")

    В художественно–философском мире М. Пришвина и Ив. Бунина широко представлены образы природных стихий. Оба писателя - дети Черноземья, которые трепетно относились к родным местам. Поэтому на страницах их произведений часто возникает образ земли.

    Мифологема земли непосредственно воссоздается в "мифопоэтическом образе" Матери сырой земли, материнского лона, почвы, родительницы и воспитательницы всего живого, носительницы знания как порождения, как мудрости, воплощения народной общности, мира. Возникшая в первобытном мифе и воссоздаваемая в архаическом ритуале, мифологема земли проходит через все стадии развития земледельческой культуры и через все ее сферы – от философии до литературы и искусства, неоднозначно воспринимаясь и истолковываясь в разные времена.

    С раннего детства М. Пришвин испытывает на себе ту "власть земли", которую способен испытать лишь человек одаренный, тонко чувствующий родство человека с таинственной природой, через всю жизнь пронесший любовь к "земле–матушке". Отношение к земле как к матери было свойственно и Ив. Бунину. Следует отметить, что такое же понимание мифологемы земли находим и в философских концепциях современников обоих писателей - "русских космистов", в частности у Н. А. Бердяева, утверждавшего святое родство между Богоземлей и Богоматерью. И в большинстве первобытных мифов различных народов Земля осознается как мать всего живого, вечноженское порождающее начало, женская сакральность, плодородящее лоно.

    М. Пришвин в своих произведениях широко использует различные мифологизированные проявления этого образа. Порой земля предстает "обиженной женой солнца", что является явной актуализацией древнего мифа о супружестве Земли и Солнца (Неба), а иногда мифологема земли ассоциируется у М. Пришвина с земным пленом, царством несвободы, и тогда диаметрально противоположным этому образу выступает у него царствие небесное (1, с. 21). Но все же важнейшим в трактовке этого первоэлемента для писателя является ощущение себя самого детищем Земли.

    "родина". Отвергая мысль о том, что Родина якобы тесно связана лишь "с ландшафтом земли, на которой родился", Пришвин считал, что "чувство к матери–родине дает…возможность каждый ландшафт…преобразить в …родину" (2, с. 491) . Это умение писателя везде видеть свою родину говорит не только об исключительном таланте М. Пришвина, но и делает его человеком космического сознания, владеющим тайной Всеединства.

    Такой же подход к мифологеме земли был свойственен и Бунину. В рассказах и очерках, повестях и автобиографическом романе "Жизнь Арсеньева" писатель рисует картины и русской земли, и земли украинской, и стран Востока (3). При этом образы разных стран и континентов, характеры героев разных национальностей и рас у него сопрягаются с чувством глубинной связи с землей и с пониманием человека как частицы космоса. Мифологема земли, воплощенная художественно как свободная природа, топос родной земли, проходит почти через все бунинские произведения, выполняя разного рода художественные функции, в том числе и структурообразующую.

    Большинство героев Бунина, как и Пришвина, – люди земли, и в их отношении к этой стихии прослеживается судьба всего русского народа. Веря в могущество и силу земли как родительницы, русский человек часто отождествлял ее с теми дарами, которые она преподносит. Бескрайние поля – это прежде всего хлеба, которые не могут не притягивать к себе взоры селян. Тихон Красов в повести Бунина "Деревня" с истинным наслаждением описывает милый сердцу пейзаж: "И ржица – с радует! Имейте в виду: всех радует! Ночью – с радует! Выйдешь на порог, глянешь по месяцу в поле: сквозит – с, как лысина! Выйдешь, глянешь: блистает!" (4, т. 3, с. 12). А автобиографический герой Пришвина из романа "Кащеева цепь" вспоминает, как бродил по своей "Журавлиной родине", навсегда оставившей след в его душе.

    Оба писателя отразили не только красоту и величие родной земли, но и запустение, гибель дорогих сердцу мест. "Черноземная земля под Ельцом представляет собою край того обезлешенного, выпаханного чернозема, где богатейшая когда–то земля нашего центра покрылась оврагами из красной глины, как трещинами, где крытые соломой лачуги были похожи на кучи навоза" (2, с. 16) - пишет в своей книге М. Пришвин. Подобного рода мысли появляются и в повести Бунина. Автор рисует тревожные картины ужасного состояния земли: грязь и слякоть дорог, повисшие над землей "мертвая тишина" и "сумрачное небо", "до тла" разоренные мужики, страшная нищета, пустые сады и гумна... Местные крестьяне удивлялись: ведь земля их - " …синяя, жирная, зелень деревьев, трав, огородов – темная, густая…", так почему же и "пяти лет не проходит без голода…?" (4, т. 3, с. 14).

    Причину этого трагического несоответствия оба писателя видят в том, что люди перестали быть людьми, не стали ценить то, что подарено им Богом, забыли о великом единстве человека с природой, с космосом, землей, с каждой травинкой, песчинкой, каплей дождя, искоркой пламени.

    – сыра земля, Мать – роженица и кормилица, земля-природа, земля-космос превращена в частную собственность. Иначе говоря, исконные отношения Матери–земли и ее детей – людей нарушены социумом, неправедным и несправедливым социальным устройством человеческого общества. Частная собственность и борьба, ведущаяся за передел земли, разрушают естественные отношения между человеком и землей.

    подчеркнул, что земля по своей сути "самодостаточна, а потому свободна". И только свободная земля способна порождать все живое для всех живых, ею нужно умело пользоваться, чтобы она могла "творить жизнь из самое себя" "бесконечное число раз", ее надо защищать, но нельзя разделять или отнимать, ибо она единственная носительница целостности, полноты, совершенства в чреде поколений ее детей; она пособница жизни…" (5, с. 167-168).

    Видеть в земле ценность духовную, а не только материальную, по мнению Ив. Бунина и М. Пришвина, - обязанность людей. Умение объединять микро- и макрокосмос, гармонично сосуществовать со всем, что окружает нас, - смысл жизни человека. Желание же обладать землей как частной собственностью порождает насилие. Земля становится вымороченным пространством, опрокинутым в хаос социальных стихий. Бунин и Пришвин показали, как на определенном этапе развития России предприниматели "полезли на землю" (2, с. 17), неутомимо скупали "у помещиков хлеб на корню", снимали "за бесценок землю" (3, с. 8). Они перестали уважать веками закрепленную традицию почитания Матери – земли, и это во многом определило причины нарастающего в стране кризиса. Несущий в произведениях Пришвина и Бунина большую смысловую и эстетическую нагрузку мотив топоса родной земли является характерным для творчества многих писателей. В национальном самосознании и русской литературе он стал образом–лейтмотивом уже с "Повести временных лет…" и "Слова о полку Игореве" и длится до эпики исторически близких к нам периодов и современных произведений прозы и поэзии.

    Естественно, что топос родной земли – это прежде всего территориальное пространство, как Черноземье для наших писателей-земляков. Но это для них еще и духовное пространство, в котором воплощено национальное и общечеловеческое начало. Так, географические границы рассматриваемого нами понятия в произведениях Пришвина и Бунина расширяются до вселенских масштабов. Понятно, что русский человек ценит то место на земле, где он родился и рос, потому что здесь сосредоточены истоки священного для него чувства малой, как принято говорить, родины, которая сопрягается с великим смыслом этого слова, обозначающего философские понятия: родина-земля-природа-космос.

    ПРИМЕЧАНИЯ

    2. Пришвин М. М. Кащеева цепь. М., 1960.

    3. Зверева Л. И. Украина в очерках и рассказах И. А. Бунина // Материалы международной научной конференции, посвященной 125–летию со дня рождения И. А. Бунина. Елец, 1995.

    – греч. ΣΟΦІΑ: происхождение слова и его внутренний смысл // Структура текста. М., 1980.