• Приглашаем посетить наш сайт
    Вересаев (veresaev.lit-info.ru)
  • Ковалюк И. Н.: "Вместить в поэзию прозу" (на материале дневниковых записей М. Пришвина, изданных В. Д. Пришвиной в книге "Незабудки")

    И. Н. Ковалюк

    «ВМЕСТИТЬ В ПОЭЗИЮ ПРОЗУ» (НА МАТЕРИАЛЕ

    ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЕЙ М. ПРИШВИНА, ИЗДАННЫХ

    В. Д. ПРИШВИНОЙ В КНИГЕ «НЕЗАБУДКИ»)

    «мучился всю жизнь над тем, чтобы вместить в поэзию прозу» [1, 388].

    Обратимся к дневниковым записям М. М. Пришвина, которые были изданы после смерти писателя его женой В. Д. Пришвиной согласно его завещанию: «Завещание. Верно судить о писателе можно только по семенам его, понять, что с семенами делается, а для этого время нужно и время. Так скажу о себе (уже пятьдесят лет пишу!), что прямого успеха не имею и меньше славен даже, чем средний писатель. Но семена мои всхожие, и цветочки из них вырастают с золотым солнышком в голубых лепестках, те самые, что люди называют незабудками. <...> Милый друг, если ты переживёшь меня, собери из листков этих букет и книжечку назови “Незабудки”» [1, 384].

    Писатель был уверен, что «поэзия – это предчувствие мысли» [1,402]. Он признавался: «Искусство моё состоит из чередования удачных и неудачных попыток заключить эту достоверность сердца в слова разума» [1,402]. М. М. Пришвин считал своей главной особенностью «силу сердечной мысли», которая, по его мнению, является «величайшим богатством души» [1, 403]. Искусство писателя заключается в том, чтобы поднять чувства от сердца вверх к голове, там их прояснить, дополнить, а затем опустить, соединить «в живой воде сердца и потом, подняв вверх, стальным пером чёрным по белому начертать узоры мыслей» [1, 404]. Пришвин очень ценил свою мысль, «проросшую из своей головы, как мох из пенька» [1, 405], и тогда пропадает всё надуманное и книжное. Писатель отмечал, что «ум у поэта как кость у борца, как сталь у кинжала» [1, 404]. Но в то же время Пришвин отмечал, что слишком умным талантливый человек не может быть, так как при одном уме только злость, а талант греет, и «ум на таланте как бы на тёплой лежанке» [1, 405]. Афористично выражение писателя: «Поэзия − это дар быть умным без ума» [1, 405]. Ум бывает разным, и Пришвин уверен, что страшен человек с холодным умом, человек, который «огонь души запер в стены рассудка» [1, 407], а нужно писателю «сохранять свою живую душу» [1, 409].

    Интересно рассуждение автора о поэзии, которая, по его мнению, подобна лесу. Человек может радоваться тому, как много получилось древесины из леса, как это полезно для печей. А может просто восхищаться красотой леса. Пришвин пишет: «Вот и поэзия подобна лесу: сложена в строфы, как древесина в кубометры. Но она может быть и поэзией, которая живёт в нас и образует нашу душу» [1, 414]. Он признавался: «И так я нашёл себе любимое дело: искать и открывать в природе прекрасные стороны души человеческой» [1, 425]. Именно поэтому в своих произведениях Пришвин часто использует олицетворения. Например, в «Незабудках»: риторическое обращение автора к звёздам, которые, в отличие от лампы, не дают возможности читать и писать [1, 424]; «бор заснул могилою» [1, 431]; соловей даёт советы писателю петь, если хочется, но этому нельзя научиться, так как не будет ничего хорошего, если, научившись, все запоют [1, 433]; рассуждение о дереве-победителе, которое, борясь за свет, сбрасывает сучья, ствол гонит вверх, чтобы пробить полог, затеняющий его, и чтобы достигнуть небесного света (с этим деревом сравнивает себя писатель, который стремится преодолеть угнетение и не завидовать счастливым деревьям на опушке) [1, 434]; «лесной ручей поёт − это души тех, кто когда-то любил кого-нибудь на земле. Люди косят цветы, и они, прекрасные, падают, не чувствуя боли, и снова появляются для радости всех» [1, 469]; «как глазки в полумраке вечера, глядят лужицы» [1, 470]; даже в ёлке Пришвин видел «её живое существо, идущее из тени к свету» [1, 481]; «природа вся личная: каждое семечко, каждый листик имеют свою отдельную судьбу» [1, 483]; «вода, как и люди, состоит из отдельных существ − капель» [1, 485]; снежинки, падая с неба, обнимают каждый изгиб ветвей деревьев, трудятся с целью всё округлить [1, 495]; выполняет работу и вода [1, 497]; даже в рёве коров писателю слышался «в глубине... заключённый человек, не имеющий возможности дать знать о себе своим голосом» [1, 498].

    Запоминается рассуждение автора «Незабудок» о том, что в искусстве слова каждый должен выбрать свой путь и идти по нему, петь свою песню. Пришвин рассказывает о птице подкрапивнике, который в конце весны начинает петь, подражая соловью, скворцу, щеглу, овсянке и зяблику, схватывая от них только форму песни. И поэтому его никто не слушает. «Так и с нашими поэтами бывает: один пропоёт на весь мир один раз, а тысячи перепевают то же самое на свой лад у себя под крапивой» [1,421].

    «Благодарил свою судьбу, что вошёл со своей поэзией в прозу, потому что поэзия может двигать не только прозу, но самую серую жизнь делать солнечной. Этот великий подвиг и несут наши поэты-прозаики, подобные Чехову. Чувствую себя в этом отношении очень малым, но что путь мой правильный и воистину русский – народный, это несомненный факт. (Свидетельство почти ежедневное моих читателей)» [1, 440].

    В. Д. Пришвина в предисловии к книге «Незабудки» отмечает, что «в поэтической прозе действуют, видимо, те же силы, что и в стихе: ритм, звукопись, живописная образность, наконец, лаконизм, по Пришвину, «стремление упростить слова, чтобы они стали сухими, но взрывались как порох». И главное, без чего нет поэзии, – это когда подо всё богатство образов, красок, звуков поэт подстилает единый фон, основу, землю; это единое его настроение − это образ его души, ради которой он и пишет стихи. Сила пришвинского стиля − в сочетании поэтического чувства с напряжённостью мысли и ещё с точностью наблюдений, придающих им подчас целомудренную, почти научную строгость» [1, 388-389].

    «в основе стихотворного произведения лежит «я» поэта, его взгляд и настроение» [2, 181]. Писатель отмечал в дневниках: «Мост от поэзии в жизнь – это благоговейный ритм, и отсюда возникает удивление. Но бойся, поэт, делать себе из этого правило и ему подчиняться: ты слушайся только данного тебе музыкального ритма и старайся в согласии с ним расположить свою жизнь» [1, 419].

    Пришвин умело применял звукопись. Он использовал повтор слов: «В слове есть скрытая сила, как в воде скрытая теплота, как в спящей почке дерева содержится возможность при благоприятных условиях сделаться самой деревом» [1, 431]. В «Незабудках» можно найти многочисленные случаи аллитерации и ассонанса. Средствами выразительности служат и различные виды интонаций.

    В пришвинских произведениях присутствует образность. Автор умеет подметить и изобразить «совокупность определённых, ярко выраженных, значимых примет, характерных для конкретного человека, какого-либо явления природы или материальных предметов» [2, 134]. В книге «Незабудки» опубликовано интересное наблюдение Пришвина, что «это равняется настоящему открытию, если даже общеизвестную мысль, о чём люди говорят повседневно, удаётся высказать образами» [1, 431]. В дневниках писателя есть запись, что «образы не выносят прямого насилия и по существу своему автономны, как золотая рыбка автономна, хотя и состоит на службе у старухи» [1, 419], что «поэзия не подчиняется планированию» [1, 419]. То есть мысли о плане при создании произведения могут помешать творчеству, и образы не появятся; а надо, считает Пришвин, свой план забыть. В «Незабудках» ярко проявляется «сгущение мысли», которое характерно для поэзии. Как отмечал А. Потебня, «поэтический образ даёт нам возможность замещать массу разнообразных мыслей относительно небольшими умственными величинами. <...> Этот процесс можно назвать процессом сгущения мысли...» [Цит. по: 3, 273]. Пришвин это же отразил в своих дневниках: «Нужно целую вселенную в себе самом открыть, чтобы сказать эти простые слова. Чувствуешь про себя мысль, знаешь, а сказать не можешь» [1, 412].

    «Моя поэзия есть акт дружбы с этим волшебным читателем-человеком: пишу – значит люблю» [1, 389].

    1. Пришвин М. М. Избранная проза. Воронеж, 1979.

    3. Минералов Ю. И. Теория художественной словесности (поэтика и индивидуальность). М., 1999.