Н. Кузина
«Пишу, как живу, и живу, как пишу»
Мы называем Пришвина певцом природы. Судя по его книгам, сокровенным и глубоким раздумьям, он прежде всего призывал нас войти в согласие с природой, помнить о родстве с ней, потому что сам человек – часть природы. Об этом он неоднократно упоминает в своих дневниках: «Чтобы понимать природу, надо быть очень близким к человеку, и тогда природа будет зеркалом, потому что человек содержит в себе всю природу. Вся природа содержится в душе человека» [4, с. 195].
Длительное время позицию Михаила Михайловича Пришвина в советской литературе трактовали односторонне. В его адрес звучали неоднократные обвинения в том, что он «бежит в природу» [5, с. 43], отворачиваясь от сложностей и задач сегодняшнего дня, и только очень немногие критики способны были увидеть в нём художника, стремящегося соединить интеллектуальное постижение и образное восприятие окружающего мира.
– человек и природа. Писатель считал, что, познавая мироздание, частью которого он является, человек познаёт сам себя. Поэтому собственный духовный путь осознавался Пришвиным как поиск гармонии и единения с природой. Закономерно, что подобное мировоззрение обусловило исключительную роль автобиографического начала в его творчестве.
Летом 1906 года Пришвин отправляется в Заонежье записывать былины. Он попадает в Выговский край неисследованного, дикого в те времена севера, на берега Надвоицкого водопада. «Именно это место, Выговский край – вот эти Выговские воды были родиной моей, как писателя» [3, с. 11], - вспоминает Пришвин. Привезённые им вместе с образцами фольклора путевые заметки оказались художественным произведением.
Описание далёкого края и путешествия по нему представлено в виде незатейливых очерковых заметок о севере России, каким его застал Пришвин в начале века. Но так лишь на первый взгляд. Рассказ предваряется коротким вступлением «На угоре», где совсем в ином, чем вся последующая книга, ключе заявлена раз и навсегда пришвинская тема. Автор, которому «снится страна непуганых птиц», спорит с местным полесником, «огромным Мануйлой»:
«Нет такой птицы», - говорит он.
«Есть, есть, - спокойно твердит Мануйло. - …обязательно есть такая птица. В нашем-то лесу – да и не быть!» [3, с. 24]
«Меня куда-то повело по пути страданий к блаженству… Природа откликнулась на этом пути: я стал записывать эти сказки и тем удостоверять других в действительности существования страны непуганых птиц.
- Есть такая страна! – вот и вся тема моего писательства» [3, с. 12].
После таких слов становится совершенно очевидным, что тема природы и человека, «родственного внимания» [6, с. 87] человека к миру станет сквозным мотивом его творчества, его натурфилософией, его взглядом на мир, согласно которым и будут формироваться морально-этические критерии, творческий метод.
С первых же страниц книги обнаруживается особенность пришвинского поэтического реализма. Это – своеобразный оксюморон: единство поэзии и действительности, быта и легенды. Сам писатель признаётся: «…до того много я чувствую в жизни поэзии, начиная с северных былин, кончая шёпотом двух женщин у калитки, что как-то даже и стыдно себя самого называть поэтом» [4, с. 85]. Судьба М. М. Пришвина – это характерная судьба русского человека именно тем, что почти всегда истинная жизнь его проходит в тени. Она никогда о себе не заявляет громко и в то же время присутствует каждое мгновение в писательском слове. Отсюда и стыд за то, чтобы назвать себя поэтом.
В Обонежье, этой державе леса, воды, камня и непуганых птиц, писателю открылся мир народной жизни. Пристально вглядываясь в него, Пришвин увидел не зачарованную страну-сказку, а просто исполненную суровой борьбы за существование человеческую жизнь. «И здесь, за тишиной озёр, идёт распад большой крестьянской семьи. И здесь кормит человека “труд беспрерывный, тяжёлый, круглый год без отдыху, одинаковый и весной, и осенью, и зимой, и летом”. Но его захватывает непобедимая энергия народной жизни, спокойствие ритма истории, влекущего легионы людей “вперёд и вперёд” через будни неласкового к человеку времени» [1, с. 446].
– человека и художника – тем оптимистическим народным мироощущением, которое станет крепнуть и углубляться в нём. Он увлекательно и точно описывает крестьянский быт на Севере. Мелькает в книге множество своеобычных местных слов, передающих неповторимый колорит жизни. Сколько записано названий одного только ветра на озере: это и шалоник, и летний, и сток, он же побережник, обедник, полуночник, торок, жаровой, а то и просто походный ветерок…
В этих первых очерках возникают темы, не только не ушедшие для нас сейчас в прошлое, но ставшие ещё более актуальными в нашей современности. Это темы о спасении природы, о бережном сохранении народного живого слова
Пароход плывёт по Свири: «Берега… какие-то невесёлые… Хороши они, вероятно, были раньше, когда на них были вековые леса. И теперь лес тут всюду, только и слышишь слово “лес”, но с прилагательным: пиленый, строевой, жаровой, дровяной и т. д.» [3, с. 75]. Бесчисленное количество леса пропадает даром.
«Онежское озеро называется местными жителями просто и красиво “Онего”, точно так же, как и Ладожское в старину называлось “Нево”. Жаль, что эти прекрасные народные названия стираются казёнными… и это не пустяки» [3, с. 32].
Всё богатство наблюдений добыто Пришвиным утомительным хождением по камням, спаньем с охотниками и рыбаками у костра или в курной избе, беседами в прозрачные белые ночи с разными местными людьми, души у которых – как эти чистые ночи, как сама северная природа.
– подлинная правда. Есть в творчестве писателя эта невероятная «страна непуганых птиц», где дышит нетленный русский дух, где жива народная душа, где прошлое и настоящее сходятся в пространстве русского Севера с его чарующими сказками, древними поверьями, былинами, где люди всё ещё чисты и правдивы, где зверь покорён человеку. «Огромный Мануйло» - знак величия, полноты и богатства народной души, её подлинного превосходства над этим «маленьким» духом неверия, выгоды.
Духовная культура народа, сочетающая христианские и языческие основы, свидетельствует о «параллельном существовании двух мироотношений» [2, с. 46]. Это понимает Пришвин, который не берётся сказать, есть ли ещё такое место, как Выговский край, где бы языческий мир так тесно переплетался с христианским.
Духовные подвиги перекликаются с подвигами «славных, могучих богатырей», напоминая о величии прошлого.
Пришвин точен во всём: в передаче имён и фамилий, подробностей быта. Основой многочисленных сказаний, легенд и преданий остаются исторические события. Народ рассказывает о Смутном времени и его герое Гришке Отрепьеве, о его жене Марине Мнишек, улетевшей сорокой в окно, о грабежах польских ханов и о их бесславной гибели, о простом крестьянине Койко, повторившем подвиг Ивана Сусанина. Автора поражает красота преданий о горных пещерах, где «течёт струя чистого золота», о прежней разудалой жизни», о «соловьях, которых здесь никогда не видели… о зелёных дубравушках… о широких чистых полях».
Отблеск вечности, играющий со временем, лежит на всех вещах окружающего мира, где оборотничество естественно, где стихии олицетворены.
«Я чувствую жизнь природы всю целиком,… со всей летающей, плавающей, бегающей тварью я чувствую родственную связь, и для каждой в душе образ-памятка. …мы в родстве со всем миром, мы теперь восстанавливаем связь силой родственного внимания и тем самым открываем своё же личное в людях другого образа жизни, даже в животных, даже в растениях» [6, с. 92].
Список литературы
1. История русской советской литературы / Под ред. П. С. Выходцева. – 3-е изд. – М.: Высш. шк., 1979.
2. Левитанская М. П. Поэзия Берендеева царства // Литература в школе. – 1991. – № 6.
3. Пришвин М. М.. Избранные произведения. – Т. 1. – М.: Худ. лит., 1972.
– М.: Молодая гвардия, 1989.
– М.: Академия, 2003.
– М.: Владос, 2002.