"…Я ПОСТАРАЮСЬ БЫТЬ ЛУЧШЕ СЕБЯ"
Портрет книги
Пришвин М. М. Дорога к другу: Дневники / Сост. А. Григорьев; Рис. В. Звонцова. — Л.: Дет. лит., 1978. — 190 с.: ил.
Михаил Михайлович Пришвин никогда не видел этой книги — она вышла в свет через четверть века после смерти автора. В то время у Пришвина было две официальных литературных ипостаси: детский писатель и «певец русской природы». Но в 1978 году издательство «Детская литература» вдруг выпустило маленькую, почти карманного формата книжку, где после названия «Дорога к другу» шел подзаголовок — «Дневники». Немногие знали тогда, что на самом деле дневники Михаила Пришвина занимают сотни страниц, только посвященные понимали, что это дневники философа. А «Дорога к другу», адресованная «среднему и старшему школьному возрасту», оказалась просто тоненькой полоской света, который виден сквозь приоткрытую дверь большого дома.
«главы» — всё произвольно, условно, «привнесено извне». Но это тонкая работа единомышленника, которую никто не посмеет назвать «упрощением». Пришвина вообще нельзя «адаптировать». Его от природы простые слова наполнены той мудростью, которую невозможно «сократить», потому что она во всём: в значении слова, звуке слова, его ритме и дыхании:
«Друг мой! Я один, но я не могу быть один. Как будто не падающие листья шелестят над головой моей, а бежит река живой воды, и необходимо мне дать ее вам. Я хочу сказать, что весь смысл, и радость, и долг мой, и все только в том, чтобы я нашел вас и дал вам пить. Я не могу радоваться один, я ищу вас, я зову вас, я тороплюсь, я боюсь: река жизни вечной сейчас уйдет к себе в море, и мы останемся опять одни, навсегда разлученные…»
Современный читатель не прощает пафоса. Ему нужно сделать над собой усилие, чтобы после обращения «Друг мой!» читать дальше. В этом, пожалуй, и состоит главная проблема общения тинэйджера с писателем Пришвиным. Пришвинская святая простота может показаться наивностью, ликование его души – напыщенностью, а такой откровенности и способности донести до бумаги истинного себя читатели глянцевых изданий вообще никогда не видели. Но если удастся преодолеть «трудности перевода» с «пришвинского» на «подростковый», дети XXI века узнают вариант выживания, который совершенствует не рефлексы, а сознание, более того — самосознание человека.
Первое безошибочное оружие в борьбе за себя — дневник. «Человек, — пишет Пришвин, — который замечает свои поступки и про себя их обсуждает, — это не всякий человек. А человек, который живет и все за собой записывает, — это редкость, это писатель. Так жить, чтобы оставаться нормальным и быть с виду как все и в то же время все за собой замечать и записывать, — до крайности трудно, гораздо труднее, чем высоко над землей ходить по канату…» Очень может быть, что «писатели ЖЖ» с такой постановкой вопроса не согласятся. Неистребимая жажда публичности с определенной точки зрения тоже может показаться «дневником», распахнутым в мир. Но Пришвин, не видавший компьютера, имел в виду совсем другое. «В пустыне, — говорил он, — мысли могут быть только свои, вот почему и боятся пустыни, что боятся остаться наедине с самим собой».
Откуда же черпать силы для преодоления проклятой пустоты, угрожающей каждому? Ответ труден и прост, как всякая истина: нужно вырастить себя до размеров вселенной. Сначала изумленный наблюдатель шепчет: «Удалось слышать, как мышь под снегом грызла корешок». Потом обобщает: «Внимание есть питательный орган души – всякой души одинаково, великой и маленькой». Наблюдая себя среди жизни и жизнь в себе он приходит к выводу: «В материи нет ничего мертвого, в ней все живое». И вот тогда страшному чувству пустыни приходит конец:
«Я стою и расту — я растение.
Я стою, и расту, и хожу — я животное.
Я стою, и расту, и хожу, и мыслю — я человек.
Я стою и чувствую: земля под моими ногами, вся земля.
Опираясь на землю, я поднимаюсь: и надо мною небо — все небо мое».
«Первая, — пишет Пришвин, — и самая большая радость, которую я себе доставляю, это доверие к людям. Быть как все. Страдать оттого, что я не как все… Весь путь мой был из одиночества в люди». Старый человек Михаил Пришвин доподлинно знал, как трудно надеяться на счастье. «Было во время дождя: катились навстречу друг другу по телеграфной проволоке две капли. Они бы встретились и одной большой каплей упали на землю, но какая-то птица, пролетая, задела проволоку, и капли упали на землю до встречи друг с другом…» Однако, знал счастливый Михаил Пришвин и другое: «Когда человек любит, он проникает в суть мира». И суть эта опять проста, потому что она опять — истина: «Тот человек, кого ты любишь во мне, конечно, лучше меня: я не такой. Но ты люби, я постараюсь быть лучше себя…»
В маленькой книжке «Дорога к другу» всего сто пятьдесят маленьких страниц, а сколько откровений на каждой странице – зависит от читателя. Книга выходила в свет два раза. Второе издание 1982 года идентично первому, только обложка другого цвета и рисунки художника В. Звонцова расположены иначе. Послесловие Игоря Мотяшова «Школа души» и в момент появления книг и, тем более, сейчас производит грустное впечатление: попытка сопрячь писателя Пришвина с эпохой развитого социализма заведомо обречена. Но — кто знает? — может, без этого послесловия не было бы и самого издания?
Ведь на самом деле добрый, аполитичный, невинный «певец природы» Михаил Пришвин знал слишком серьезную тайну:
«Мир всегда одинаков и стоит, отвернувшись от нас. Наше счастье – заглянуть миру в лицо».