Т. С. Пальчикова
ТЕМАТИЧЕСКОЕ РАЗНООБРАЗИЕ КАРТИНЫ МИРА
В ДНЕВНИКАХ М. ПРИШВИНА
Дневник Михаила Пришвина – уникальный документ, который можно считать летописью жизни России первой половины XX века. Первые сохранившиеся страницы дневника относятся к 1905 году, обозначившему начало новой политической ситуации в России, последние – созданы в январе 1954 года.
Его записи как художественное целое складываются из событий, разговоров, философских, эстетических, нравственных рассуждений, органично вплетенных в ткань жизни, из многочисленных биографических фактов, воспоминаний, снов, поэтического вымысла, набросков, отрывочных записей без начала и конца, черновых вариантов писем, а также рассказов или очерков.
Бесконечное разнообразие мира в дневнике собирается в единую картину бытия – где бы Пришвин ни оказался (в течение 20 послереволюционных лет он живет в разных местах провинциальной России), и что бы он ни увидел (Пришвин побывал на Уралмаше и Дальнем Востоке, Беломорском канале и Кабардино-Балкарии), какой бы страшной ни оказывалась эта картина, он ее в дневнике воссоздает. Он пытается преодолеть разделение мира на идеальное и материальное, когда в реальной жизни столкнулись победившая власть большевиков и побежденная жизнь обычного русского человека (жизнь разбивается на две, потому что мы распадаемся в себе на великих людей, двигающих историю, и на «быдло» наше, дремлющее в своем болоте, все от этого).
Писатель не приемлет тех норм жизни, которые складывались в его родной стране: «Я являюсь смертельным врагом того мрачного фанатизма, который, несомненно, живет в сердцах некоторых влиятельных членов партии и порождает те преступления относительно живой жизни, которые pоst factum называют искривлением партлинии.
Иной совестливый человек ныне содрогается от мысли, которая навязывается ему теперь повседневно: что самое невероятное преступление, ложь, обманы самые наглые, систематическое насилие над личностью человека – все это может не только оставаться безнаказанным, но даже быть неплохим рычагом истории, будущего. Нечто страшное постепенно доходит до нашего обывательского сознания, это – что зло может оставаться совсем безнаказанным и новая ликующая жизнь может вырастать на трупах замученных людей и созданной ими культуры без памяти о них» [1, 121].
Пришвин не задает известный в русской культуре риторический вопрос – «кто виноват?», но ответ следует: «мы».
Он пытался честно писать, когда писать честно, кажется, было невозможно… И только присущая жанру дневника внутренняя свобода давала возможность писателю говорить с самим собой на любые темы. Одной из таких тем была тема православия и отношение к нему автора.
Во второй половине 1920-х годов, после многих скитаний, Пришвин поселился в Сергиевом Посаде, только-только переименованном в Загорск, и оказался свидетелем окончательного разорения Троице-Сергиевой лавры. Именно благодаря этому мы имеем сегодня один из самых поразительных документов эпохи – фотографии сброса лаврских колоколов в январе 1930 года. В дневнике Пришвина подробно описано, как это происходило. Сначала сбросили самого большого – Царя, который весил 4000 пудов, он покатился по рельсам и неразбитый лежал на земле; Карноухий, такой же по размерам, но более тонкий, массой в 1200 пудов, разбился вдребезги. Третьим сбросили Годунова, и эти события произвели на Пришвина очень тягостное впечатление, заставляя задуматься и над собственной судьбой. «Трагедия с колоколом потому трагедия, что все очень близко к самому человеку… Страшна в этом некая принципиальность – как равнодушие к форме личного бытия: служила медь колоколом, а теперь потребовалось, и будет подшипником. И самое страшное, когда переведешь на себя: ты, скажут, писатель Пришвин, сказками занимаешься, приказываем тебе писать о колхозах» [2, 122-124].
Неоднократно встречаются слова писателя, обращённые к Богу, ниспослать России мир, разум, стремление понять ближнего; они просты, идут из глубины души, именно эта простота проникает в наши сердца.
Тема единения человека и природы была ведущей в творчестве Михаила Михайловича. От неё не отступает он и в дневниковых записях.
Это «чувство природы», прекрасное в природе, единство человека и естественного мира, родственное внимание к окружающей среде.
Впервые о «родственном внимании» упоминается в «Дневнике» 21 октября 1924 года в записи о задуманной «Краеведческой книге». Как следствие, М. М. Пришвин предлагает развивать это понятие разносторонне: по отношению личности к природе, к обществу, к искусству. Он говорит о чувстве, развивающемся из любви человека к природе. Мастер слова утверждает, что общение с натуральным миром дарует человеку счастье, благо и добро, становится основой «искусства видеть мир».
Контекст темы природы в «Дневниках» М. М. Пришвина отличается широчайшим охватом действительности: революции, становление новой социальной системы, колебания автора в оценках народа, власти, литературы, поиски нового статуса в своей судьбе и многое другое.
Создавая «портрет страны» через описание природы, М. М. Пришвин руководствовался идеей обогатить читателей познанием красоты родной земли и тем самым укрепить чувство патриотизма, в чем писатель видел одну из основных задач литературы.
Поражает в дневниковых записях писателя его любовь к человеку, миру, ко всему тому, что окружает нас.
Это обнаруживается в «Раннем дневнике», в записях о всеобъемлющей любви к миру: «Когда человек любит – он проникает в суть» (1913). В трагический революционный период автор говорит о «любовном внимании к миру» как о силе, помогающей преодолеть жизненные драмы [3, 156].
«надо …жить своей обыкновенной жизнью и записывать, как обыкновенная жизнь изменяется в связи с событиями».
Второе лицо в дневнике писателя – женщина, но её до 1940-го года нет в его жизни. «Одной сказать можно – а её нет. Неведомый друг! Как глубоко он скрывается, как невозможно трудна наша встреча! Писать именно и надо об этом. Кончились люди. Луна, звёзды, огромные деревья – и я, томящийся по другу, которому надо обо всём этом рассказать». И вот в 1940-м году его светлая мечта исполнилась в лице Валерии Дмитриевны.
«Смотрю на себя со стороны и ясно вижу, что это чувство моё ни на что не похоже: ни на поэтическую любовь, ни на стариковскую, ни на юношескую. Похоже или на рассвет, или на Светлый праздник, каким он в детстве к нам приходил, в запахе красок от кустарных деревянных игрушек». «Любовь и поэзия – одно и то же». По Дневнику писателя мы следим за перипетиями любовного романа и понимаем, что четырнадцать лет совместной жизни Валерии Дмитриевны и Михаила Михайловича еще раз свидетельствуют миру, что настоящая любовь существует [4].
С особой остротой звучат в наше время экологические мотивы творчества Пришвина – тема охраны природы, взаимосвязи человека и окружающего мира, единства всего живого: Михаил Михайлович видит человека в единстве с природой, пишет об их родственном взаимодействии, где руководящая роль принадлежит человеку, царю природы, творящему в ней свое «небывалое». В теме натуральной среды объединен широкий круг интересов Пришвина, который в молодости пробовал себя в качестве естествоиспытателя, этнографа, географа, публиковал статьи на злободневные социальные темы в газетах и журналах. И только после этого автор определился с выбором жизненного пути – стал писателем, создавшим, по мнению многих исследователей, собственную художественную философию.
Во многих произведениях писателя прослеживается тема охраны природы. В своем дневнике М. М. Пришвин писал: «Мы хозяева нашей природы, и она для нас кладовая солнца с великими сокровищами жизни. Мало того, чтобы сокровища эти охранять – их надо открывать и показывать. Рыбе – вода, птице – воздух, зверю – лес, степь, горы. А человеку нужна Родина. И охранять природу – значит охранять Родину».
за 40. Он внимательно наблюдает за теми кровавыми сражениям, в которых участвует русская армия, становится военным корреспондентом и едет к местам боёв. В первых дневниковых записях чувствуется некоторая торжественность от сопричастности к общей беде: «15 февраля – день моего отъезда из Петрограда на войну». М. М. Пришвин глубоко переживает отъезд на фронт юношей-новобранцев, а вокруг преобладает серый тусклый цвет войны: «общая картина – утомлённые серые фигуры, тьма…» Торжественность сменяется чувством мучительного осмысления происходящего в мире. Запись 1 января 1915 года: «Не знаю, как для всего света, много ли даст существенного война, только для России она положит грань совсем новой жизни».
Пришвин предчувствует судьбу страны, пишет о предстоящих жестоких испытаниях, которые неизбежно принесет война. Военные рассказы из Дневников свидетельствуют о переживаниях писателя по поводу передела мира, где земля не предмет восхищения и счастья, а повод для убийства и раздора.
В годы Великой Отечественной войны в ней он «слышит <…> голос всеобщего страдания – страдания всей твари на земле». Пришвина не покидает мысль о спасении, оно носит освободительный характер, вере в силу и мощь русского народа: «есть ли еще в Европе другой такой народ, кому так хочется жить? <...> Мы должны победить, и мне кажется, мы уже победили: лучшие дивизии немцев разбиты». Однако в русских людях писатель видит характерную черту: «легкомысленнейшее успокоение». Но за этой особенностью скрывается такая всемогущая сила славянской нации, которую «никогда не победить. В каждой строчке писателя остро звучит тема патриотизма.
Из дневника М. М. Пришвина видна его заинтересованность каждой небольшой победой или проигрышем русской армии. Записи напоминают некую хронологию исторических событий. За 23 октября 1941 года читаем: «В Москве объявлено осадное положение <…> Взят Таганрог»; 22 декабря 1942 года: «По радио передавали о новой нашей победе на Дону: прорван фронт на 70 км, продвинулись за Дон на 90 и взяли в плен 10 тыс.». Записи дополнены личными переживаниями автора, что воссоздает особый трагизм [5, 136-140]. Перед нами не просто очерки «корреспондента», а обобщение писателя-гуманиста о сути войны.
Дневник Пришвина – это не только и не столько природа и охота, не только рассуждения и идеи (что, конечно, есть), но и повседневная жизнь конкретных людей, которые пытаются выжить – кто как; это судьбы людей, – их в дневнике Пришвина десятки и десятки; сама жизнь обрела голос, и этот голос не громкий, тон не пафосный – жизнь идет, и от нее никуда невозможно деться, можно только жить. Об этой повседневной жизни Пришвин пишет и в дневнике, и в художественных произведениях, сам сознательно выбрав для себя, по сути, своеобразный образ жизни и работы («чувствую себя в СССР как Робинзон… очень много людей в СССР живут Робинзонами… среди людоедов»).
объём собственно художественных произведений автора. Как писал сам Пришвин, «форма маленьких записей в дневник стала больше моей формой, чем всякая другая» (1940). А незадолго до смерти, в 1951 году, оглядываясь на свою жизнь, он признался: «Наверно, это вышло по моей литературной наивности (я не литератор), что я главные силы свои писателя тратил на писание своих дневников». Недооцененный за редким исключением своими современниками, он верил и рассчитывал на понимание и любовь потомков, которые будут жить в ином, просветленном и преображенном мире, и не столь велика его личная вина, что история России пошла путем, не совпавшим с его предвидением, и птиц распугали зря.
«Я расту из земли, как трава, цвету, как трава, меня косят, меня едят лошади, а я опять с весной зеленею и летом к Петрову дню цвету. Ничего с этим не сделаешь, и меня уничтожат только, если русский народ кончится, но он не кончается, а может быть, только что начинается».
В контексте «Дневников», издание которых продолжается, предстоит еще переосмысление места Пришвина как писателя и мыслителя в истории отечественной литературы.
Примечания
1. Пришвин М. М. Дневник 1923 года // Октябрь. 1999. № 8.
3. Пришвин М. М. Дневник 1914-й год // Литературная учеба. 1989. № 1.
5. Пришвин М. М. Дневник 1941 года // Октябрь. 2000. № 12.