• Приглашаем посетить наш сайт
    Лермонтов (lermontov-lit.ru)
  • Сионова С. А.: Песня жизни

    С. А. Сионова,
    кандидат филологических наук

    ПЕСНЯ ЖИЗНИ

    М. М. Пришвин в своей литературной жизни был крайне оригинален и неповторим. Он, например, никогда не писал стихов, хотя поэзией проникнута вся его творческая биография, вся жизнь.

    Поэзией наполнялась душа ребенка с самых ранних лет. Из самого простого, жизненного явления он выделял именно поэтическую сторону. Удивителен по своей поэтической настроенности, глубокой нравственной философской мысли рассказ "Моя родина", в котором автор повествует о впечатлениях детства, о том крае, где он родился и рос.

    «В раннем детстве любил я огромное кресло, носившее странное название «курым». За это кресло меня и прозвали «Курымушкой». Прозвище долго мучило меня и злило меня, пока, наконец, я не поумнел и не понял, что злиться и драться нехорошо. И как только я это понял и перестал злиться, так вскоре все и перестали дразнить меня «Курымушкой».

    Необычность прозвища, детская озабоченность поисков разгадки несли в себе и естественное детское любопытство, и неординарность мышления и поступков, и особую поэтичность.

    Повествуя о жизни Хрущева, «усадьбы над прудом», писатель выделяет картины детства, освещенные солнцем. Солнце – постоянный спутник ранних лет Пришвина. Образ матери, органически входящий в текст произведения, непосредственно связан с солнцем, его восходом, знаменующем прекрасный день. «Мать моя вставала рано, до солнца. Я однажды тоже встал до солнца, чтобы на заре расставить силки на перепелок. Мать угостила меня чаем с молоком.(…) Это угощение решило мою жизнь в хорошую сторону: я начал вставать до солнца, чтобы напиться с мамой вкусного чаю. Мало-помалу я к этому утреннему вставанию так привык, что уже не мог проспать восход солнца. Потом и в городе (Ельце – С. А. С) я вставал рано, и теперь пишу всегда рано».

    Поэтичность дома, сада, прудов, полей Хрущева несли в себе необычность восприятия всего окружающего мира, отвечала особому состоянию души Пришвина. Общение с крестьянами обогащало его жизнь. Он любил их рассказы о чудесной стране в Золотых горах на Белых водах, песни, яркую, сильную, образную речь. Легенды хрущевских крестьян запали в душу. Может быть, именно они пробудили у будущего писателя страсть к путешествиям, самостоятельным поискам дивной страны, где все живут счастливо. А песни волновали душу своей напевностью, сложностью чувств и переживаний. Вполне возможно представить себе ту фольклорную стихию, которая окружала в свое время писателя по тем песням, легендам, сохранявшимся еще до 70 – 80-х годов нашего времени. В эти годы нами были записаны свадебные обряды, свадебное действо, песни, сопровождавшие всю деревенскую свадьбу. Так, Дронова А. С. была хранительницей песенного богатства. В ее репертуар входили лирические песни различного содержания. При исполнении каждой песни она как бы переживала все заново, по ее словам «проживала всю песню как в первый раз»:

    Жених, съезжая,
    Шляпу снял, послухал,
    Думал, игрушечка играя,
    А это невеста рыдая.
    Рыдай, рыдай, невестушка, до зари.
    Зорюшка занялась,
    Невеста замуж собралась.
    Села выше всех,
    Склонила головушку ниже всех.
    Думала думушку крепче всех:
    Как в чужи люди пойти,
    Как чужого отца батюшкой назвать?
    — батюшкой, а свекровь — матушкой,
    А его – мил-сердечный друг?

    Весь свадебный репертуар она исполняла вдохновенно, объясняя при этом содержание каждой песни. Запомнилась «Отходная», предназначение которой было выпроводить гостей «со двора»:

    Полно, полно, вам, ребяты,
    Чужу пиву пить.
    Не пора ли вам, ребяты,
    Своей наварить?
    Варить, варить было пиво,
    А солоду – нету.
    У нас солод — на овине,
    А хмель — на тычине.
    Тычинушка тонко гнется,
    А хмелюшка вьется.
    Тычинушка обломилась,
    А хмель опустился,
    Опустился-огрузился
    На мать-сыру землю,
    На шелкову травку.
    Шелка-шелка была травка
    Шелчей тебе нету,
    Мила-мила, сударушка,
    Милей тебе нету.

    «Не бодри мене». Ее философия была простой и жизненной: «Не поддавайся горю, дома его оставь. На улицу иди веселою». Не отсюда ли воспринял Пришвин радость ощущения бытия, ставшую основой его творчества?

    Жизнь усадьбы Пришвиных была неотделима от крестьянского быта, обрядов, обычаев, которые долгое время сохранялись в нашем крае. Фольклорно-краеведческие записи свидетельствуют об этом: «Село Хрущево. 04. 07. 78 г. Е. И. Жирякова вспоминала: «По праздникам, на Троицу, бабы рядились в лучшее. Я еще девчонкой была, помню: шли к господам, пели, а они, Мария Ивановна (мать М. М. Пришвина – С. А. С.) и Лидочка (сестра М. М.) сидели на балконе, деньги давали. Все приходили. Обапальные тоже были у Хрущевой, гуляли у тополях. А песнями обдиралися.»

    «А еще было весело, – вспоминала Гнездилова Н. Е., – на Михалов день, на престол. Пироги пекли усякие, гуляли, на улицу выходили, частушки точали:

    Две березы – один дуб,
    С дуба листья опадут.
    Ходи, милочка, почаще,
    А то замуж отдадут.

    Где мы с милочкой сидели,
    Место несчастливое.
    С этих пор свиданья нету.
    Подруженька милая.

    Ой, миленок дорогой,
    Я бежала за тобой.
    Были лютые морозы,
    А я в кофточке одной.

    У залетки моего

    Ничего я не сказала,
    Только удивилася.

    Нарядилася, пошла, –
    Платьице зеленое.

    Мене милый изменил
    С уточкой-касаткою.
    Я сказала: «Изорву
    ».

    В любое время года поэзия жизни средней полосы России, Хрущева была неизменной и постоянной. С детства хрущевцы впитывали в себя русский дух, которым они жили: труд-песня-счастье-горе – все сливалось в одно целое, питало душу и сердце. Жители пришвинских мест вспоминали: «С детства, сызмальства, сажала матушка плести кружево, – рассказывала Гнездилова Е. Л. Собирались девки перед домом, усю улицу засядуть, плятуть и поють разными голосами «самые песни про любовь», страдания:

    Плету кружеву редкую
    На рубашку с жилеткою.

    Плету кружеву – не вижу,

    Плету кружеву с мушками
    Дареными коклюшками.

    Подружка моя,
    Просватана я.


    С кем осталась теперь я?

    Плету кружеву-ромашку
    Дорогому на рубашку.

    Плету кружеву кругами

    Приди, милый, на свиданок
    На Елецкий полустанок.


    И то можно настрадаться.


    Подружку мою приневолили.

    Ах, раз топну и два раза топну,
    Семерых я полюбила, –
                                           об одном сохну.

    «Карагодом плели, до ночи. Об чем только не споешь, не скажешь?» – говорили женщины.

    О талантливости хрущевцев много вспоминал, писал и М. М. Пришвин. Действительно, они были оригинальны и богаты истинно русской красотой. Всех их питала любовь к природе, родному краю. «Дед Микифор кучером у Пришвиных был. Ходил, гулял, перепелок любил ловить. И еще он балакать любил, Гуськом его по деревне звали», – отвечала на наши вопросы Дронова А. С. Анюхин И. П. рассказывал: «Занимался у нас в Хрущеве охотой Сашок, и с кузнецами он знаком был, работал в радость, и еще на охоту они с Пришвиным ходили. Пришвина я сам видал. Артельный мужик был». Анюхина А. Н. близко знала семью Пришвиных. «Михаил Михалыч был мужик хороший. Женился он на горничной Ефросинье Павловне, песни слушать любил». Она сама вспоминала песню, которую пели когда-то: «Мотив тяжелый, до трех раз, с перерывом как-то надо подыматься, петь:

    Черный ворон, черный ворон,
    Ты не вейся надо мной.
    Ты не вейся, я пока солдат живой.

    Ко отцу-матери родной.
    Ты лети-ка, черный ворон,
    И к невесте молодой.
    Передай моей невесте

    Ты скажи моей невесте:
    Я женился на другой.
    Медна шашка– была сваха,
    Первенчал железный штык.

    Под кустом зеленым лежит.
    Ты не вейся, черный ворон,
    Над моею головой».

    Эта песня была очень популярна в округе пришвинских мест. Ее исполняли и женщины, и мужчины: Тошин Т. В. напевал ее нам летним вечером: "Эту песню не знаю, где уловил. Старики пели, я и запомнил». Варианты песен, их мы собрали достаточное количество, подтверждают ее популярность.

    делилась с нами своими воспоминаниями: «Были у нас кулачные бои. Дрались на выгоне, на Пальне-Аргамаче, на мельнице. Наши туда ходили. Из Ельца кулашники приезжали, на Троицу. На Пасху тоже бились, только на другом выгоне. Бились на кулаках, без палок, без камней, а вот свинчатки были. Ходили стенка на стенку: Аргамача, Трубицыно на Пальну Ламскую, Пальну Касимовку. В большие праздники колокола били, семь километров от города было, там бьют, а у нас земля дрожмя дрожит, мужики бьются. Мужики были без рубах, бились здорово, не успевали у пруд оттаскивать да мыть». «Многие ходили просто глядеть, не подливались к ним (кулачникам – С. А. С), смотрели сбоку. Начешут мужикам бока, то того отбивали, то того поволокли», – продолжал рассказ Анюхин Г. В.

    Окружающая Пришвина жизнь была сложной: жестокой и радостной. Радость приносила сопричастность к миру природы, ее красоте, что впоследствии стало важной темой пришвинского творчества. Пейзаж, его первозданность, его красота составляли дивную прелесть жизни писателя. Естественность природы запечатлевалась в слове, в услышанной песне откладывалась навсегда в душе, чтобы затем стать мотивами рассказов, романа «Кащеева цепь» и других произведений.

    То не белая береза кудревая
    Супроти солнца во холоде стояла,
    Ничего над собою не видала:

    Налетела сильна буря на березу,
    Пополам березоньку поломила,
    Посреди дорожки положила.
    Обливалася березонька росою,

    У нас нынче, у нас нынче гости были.
    Не меня ли красну девицу пропили?
    Не гонися, мой батюшка, за богатством,
    Ни с богатством жить – с человеком.

    Ни с частыми перекладами,—

    Жажда творчества, талант заставили Пришвина обратиться к народной поэзии, записывать ее в более зрелые годы. Однако корни великих литературных открытий Пришвина уходят в родную почву, в ее поэтическую первозданность и глубину.

    Судьба распорядилась так, что нет больше Хрущева, родного села писателя. Но людская память хранит воспоминания и о писателе, и о той жизни, которая была когда-то на этой земле. В 1981 году, когда не стало Хрущева, нами была записана интересная легенда о «Материных колодцах». Еще в 1978 году в своих рассказах о них вспоминала Анна Никифоровна Анюхина: «Были материны колодцы. Сын Пришвина Петя знал об них и думал об них. Они были на рубеже, на границе имения, на валу». Но в то время мы не придали этому рассказу значения. Слишком много иного записывали, старались все охватить, запечатлеть. Но позже, когда обезлюдело Хрущево и главным сторожем хрущевской земли стал Лим – дерево, «которому веку никто не знал», – по словам Пришвина, мы случайно на берегу пруда встретились с прохожим. Он задал нам вопросы, которые нас озадачили: «Что вы здесь делаете? А может, материны колодцы ищете?" Завели мы с ним интересную беседу. Он нам и поведал: «Здесь, в имении, когда Пришвин уходил, говорят, у него золотые ружья были. Охотник он мировой, знатный был; спрятал он эти золотые ружья в «материных колодцах». Мужики пробовали искать, все колодцы перерыли, а ружья им не показались. Может, вы найдете их?» В его речах уже не было подозрительности, таилась какая-то надежда. Мы были озадачены, удивлены этой народной легенде и неисчерпаемой народной молве, памяти о Пришвине.

    «Материны колодцы», чтобы возродить былое величие Хрущева-Левшина, родимых мест нашего писателя-земляка. чтобы помнили «песню жизни», пропетую Пришвиным своему краю?

    «И теперь ночью, когда не спится, чтобы заснуть, я представляю себе с закрытыми глазами с точностью все тропинки, все овражки и канавки, и хожу по ним, пока не усну». До конца жизни хранил он память сердца, память родины, родного края, который был наполнен глубочайшей поэзией и питал его творчество.

    Что бы ни пришлось испытать в жизни писателю, он навсегда проникся радостью жизни. Так, в трудные дни елецкой жизни 1918 – 1920-х годов, когда голод и холод терзали душу, поэзия и радость жизни не оставляли его: «21 января. Радость. Откуда мне это? Мать ли, (…) не ведавшая сама того, неизведанное и сохраненное богатство свое нетленное передала. мне, сам ли я, не молясь, намолил себе у неведомого Бога эту тихую минутку утреннюю, когда еще не сошла с неба звезда и птицы спят на деревьях, и люди в своих лачугах, – в эту минуту, похожую на утреннюю звезду, я испытываю радость необъяснимую. Тогда мне кажется, я в каком-то равном союзе и со звездой, и с этим бледнеющим месяцем, и со спящими на деревьях птицами. Все тогда радует меня: и громыхание где-то далекое (нрзб.) или скрипение полоза саней, и внезапный лай проснувшейся собаки. и кот на крыше, и свет голубой на снегу – все, я со всеми, со всей землей, со всеми мирами, со всей вселенной радуюсь».

    Действительно, и почему Пришвин не писал, стихов?…

    Раздел сайта: