• Приглашаем посетить наш сайт
    Добычин (dobychin.lit-info.ru)
  • Свиридова Т. М.: Языковые средства со значением согласия/несогласия и их использование в романе М. Пришвина "Осударева дорога"

    Т. М. Свиридова

    ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА СО ЗНАЧЕНИЕМ

    СОГЛАСИЯ/НЕСОГЛАСИЯ И ИХ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ

    В РОМАНЕ М. ПРИШВИНА «ОСУДАРЕВА ДОРОГА»

    Произведения М. М. Пришвина отражают аспекты реальной жизни, оценки, которые актуальны для определенного времени, очень важны для изучения русской национальной картины мира с помощью исследования их языка. Пришвинская повествовательная форма включает «социально-речевые стили изображаемой общественной среды в качестве ее собственного речевого самоопределения, связанного с ее бытом, культурой, ее историей», воспроизводит «социальные характеры с помощью их собственных “голосов” как в формах диалога, так и в формах “чужой” или непрямой речи…» [1, 475-476]. В этом плане интересен роман-сказка «Осударева дорога» [2, 235-453], в котором представлена «та или иная разновидность речевого действия, особым образом преобразованного в текст» [3, 108]. В тексте романа-сказки выявляются возможности лексической системы русского языка, многофункциональность грамматических средств.

    Одной из главных особенностей романа-сказки «Осударева дорога» является утверждение М. М. Пришвина о том, что познание мира осуществляется через самопознание. Познание мира позволяет человеку удовлетворить его материальные и духовные интересы, сориентироваться в мире.

    Одним из способов постижения действительности, решения внутренних противоречий человека является категория согласия и несогласия, которая структурирует форму бытия, духовную реальность.

    Предметом нашего рассмотрения являются конструкции, выражающие отношения согласия и несогласия, которые активно используются в коммуникации, а также в романе-сказке «Осударева дорога».

    Позиция согласия/несогласия формирует понимание предмета речи, делает сознание гибким, способствует «рождению нового сознания», раскрытию истины, которую стремятся познать пришвинские герои.

    М. М. Пришвин для воспроизведения внутреннего мира человека, его отношения к картине мира, его позицию согласия/несогласия передает посредством диалога, монолога.

    Писатель моделирует речевые акты согласия и несогласия, выражая таким образом мировидение человека, его менталитет, его культурные и социальные характеристики. Речевые акты согласия и несогласия выделяются в романе-сказке как особый текстообразующий компонент, в котором адекватно отражаются коммуникативные замыслы персонажей. В художественном пространстве единицы речи, выражающие позицию согласия/несогласия, эстетически значимы и информативно наполнены, отражают субъективное и личностное восприятие реального мира.

    Речевые акты согласия и несогласия выводятся из смыслового объема информации адресантов, из данных ситуаций, из характеризующих значений объектов, которые занимают определенное пространство в тексте.

    Речевые акты согласия и несогласия соответствуют/не соответствуют коммуникативным намерениям адресанта, однозначному/неоднозначному восприятию той или иной ситуации, соотносятся с фактами, присутствующими в социуме, с переосмыслением общечеловеческих понятий, общепринятых восприятий заданных характеристик предметов речи.

    Человек «всегда выражает себя (говорит), то есть создает текст (хотя бы и потенциальный), реагирует на чужие слова “бесконечно разнообразной реакцией”» [4, 301, 367-368].

    В художественном диалоге реплики собеседников тесно сплетены лексико-тематически и синтаксически. Часто реакция согласия и несогласия репрезентируется конструкциями с повтором.

    Конструкции со значением согласия/несогласия возникают в ответ на определенное рассуждение, утверждение, обыденный результат познания, исчерпывающую информацию, обычные безусловные истины. Предмет речи обладает разными свойствами, связан в той или иной степени взаимоотношениями с окружающим миром, который и хорошо, и не совсем понятен, сомнителен, противоречив и т. д.

    В конструкции со значением согласия/несогласия актуализируется повтор предикативного ядра, корневой повтор. Согласие приобретает оттенок подтверждения, который проявляется в результате использования акцентуатора ‘конечно’, ‘понятно’. Говорящий моделирует оптимальную ситуацию, которая соответствует представлениям заинтересованного слушателя:

    – <…> – надо кормить, это нелегкое дело…

    – Конечно, – ответила Мироновна, – дело нелегкое…;

    – Вот как только придет первый транспорт с каналоармейцами, пустим их в лес, наделаем телеграфных столбов, и крест ваш освободим, и ничего ему от этого не сделается.

    – Понятно, не сделается, - ответил Мироныч, - греха тут, правда, большого не будет… Валите, ребята!

    В данном диалогическом единстве реакция согласия подтверждается положительным оценочным суждением. Оценочные компоненты ‘греха не будет’ сопровождаются интенсификатором ‘большого’ и актуализируют представления адресата, который моделирует ситуацию будущего. Модально-вводный компонент ‘правда’ подчеркивает правильность сказанного. Понимание сущности явления позволяет собеседнику одобрить намеченный характер действий, отразить его побудительный акт, используя глагольную форму в повелительном наклонении ‘валите’.

    ‘табашники’. Согласие осложняется семантикой подтверждения и положительной эмоциональной окраской (ср.: используется глагольная форма ‘засмеялся’). Осмысление избранного предмета коммуникации устанавливает взаимопонимание между собеседниками:

    – <…> не безбожники они, а просто табашники, хорошие люди.

    – Конечно, табашники, - засмеялся он.

    Частичное несогласие подчеркивается сочетанием отрицательной частицы ‘не’ и определительного местоимения ‘всё’, которые указывают на неполноту достоверности утверждения. Корневой повтор связан со словом ‘игра’. Ответная реакция имеет эмоциональную окраску, которая заключена в глагольной форме ‘усмехнулся’:

    – Играют лебеди, им бы только играть, а нам бы с тобой лежать на полатях да слушать.

    – Не всё у них игра, - усмехнулся Мироныч…

    Знание темы предмета речи позволяет слушателю оценить фрагмент информации, с которой он соглашается. Повтор предикативного ядра ‘отцы учили’ распространяется оценочным интенсификатором ‘правильно’, имеющим положительный семантический компонент. Адресант определенно выражает свое отношение к предмету речи, стремится аргументировать его, включает свои представления относительно затрагиваемого аспекта действительности. В конструкции с прямой речью личностное отношение актуализируется повтором личного местоимения ‘я’, его формой ‘мне’ и возвратного местоимения ‘себя’. Автор структурирует и реальную, и возможную ситуацию, представление последовательности развития которой проявляется с помощью глагольных форм, указывающих на те или иные действия: ‘говорю’, ‘захочется’, ‘отбрасываю’, ‘стараюсь делать’, ‘(не как) хочется’, ‘знаю’, ‘поступлю’, которые направлены на понимание сути коммуникации. Используется дважды пунктуационный знак ‘двоеточие’, который актуализирует компонент пояснения. Автор представляет ход своих рассуждений в развернутой форме:

    – <…> Нас отцы учили жить не как самим хочется, а как надо жить.

    – Правильно учили отцы, - ответила Уланова, - я не против этого говорю: лично себе-то мало ли чего захочется. Я, конечно, все это отбрасываю и стараюсь делать не как мне самой хочется. Но тоже по себе знаю: если что-нибудь мне до смерти захочется и я так поступлю, то это и будет непременно как надо.

    ‘думаем’) от первого лица множественного числа (ср.: ‘мы’) относительно предмета речи, определяет модель ситуации. Логика размышления сводится к тому, что субъект речи не понимает сущности процесса речедеятельности в силу своих объективных физических характеристик. Механизм глубокого восприятия речи у субъектов (а это дети) отрицается (ср.: ‘ничего не понимают’). Однако адресат не соглашается с данным высказыванием, считает, что у них особый уровень понимания (ср.: включается обстоятельственный конкретизатор ‘по-своему’ (понимают)), который характеризуется разным качеством освоения смыслового содержания, полнотой его освоения (ср.: используется повтор интенсификатора ‘всё’). Речевой акт несогласия способствует изменению состояния собеседника, которое приобретает положительный характер – переходит ‘в доброе расположение духа’:

    – Так-то вот мы часто говорим при детях, думаем, они ничего не понимают.

    – Всё, всё они по-своему понимают, - ответила Мироновна, приходя в доброе расположение духа.

    Семантика несогласия имеет форму риторического высказывания, которое включает повтор предикативных слов ‘не нужен’ и частицу ‘как’, несущую основную смысловую нагрузку одновременно с интонацией. Реакция несогласия характеризуется эмоциональной окраской и обусловливается пояснительной информацией, смягчающей мотив категоричности:

    – Что же делать, - ответил Зуёк пасмурно, - я там не нужен…

    – Как не нужен! Помогать надо, ты же курьером у них был, а чего теперь дома торчишь?  

    В диалогическом комплексе начальная реплика заключает в себе побуждение к действию, предложение, намерение, с которыми собеседник либо соглашается, либо не соглашается. Побуждение выражается формой глагола в повелительном наклонении, который повторяется и служит сигналом к тому, чтобы немедленно исполнить речедействие. Реплика со значением согласия в этих условиях приобретает значение уступки, которое репрезентируется сочетанием ‘вот и’, придающим бо́льшую выразительность последующим словам и указывающим на осуществление акта желаемого, ожидаемого:

    – Ну, скажи, скажи, Машенька!

    – Вот и скажу…

    Предложение, заключающее в себе компонент совместного действия, вызывает реакцию согласия, которой сопутствует семантика активного желания, обозначенная обстоятельственным конкретизатором ‘охотно’. Ответное высказывание сопровождается лексемой ‘согласилась’ и обусловлено репликой-стимулом, которая произносится с чувством радости, выраженным глаголом ‘обрадовалась’:

    – А ты сядь, - обрадовалась Маша, - посидим-побеседуем.

    – Давай побеседуем, - охотно согласилась старуха.

    В конструкции со значением согласия актуализируется предпочтительный, желаемый предмет речи, который не вступает в противоречие с представлениями адресата, а ассоциируется с положительной оценкой, выраженной словом ‘хорошая’. Данный критерий позволяет адресату согласиться с предложением говорящего. Сочетание ‘разве что’ подчеркивает семантический оттенок уступительности. Неполная и недосказанная ответная реплика согласия со значением уступительности определяется в диалогическом комплексе:

    – Вы что-то, бабушка, о ломоте своей в пояснице говорили. А у меня от этого мазь есть. Натрем с вами на ночь – и как рукой снимет. Пойдемте со мной, я помогу. Хорошая мазь!

    – Разве что мазь… - ответила Мироновна.

    выполнение определенного действия, относящегося к конкретным субъектам (ср.: местоимение ‘их’) и к локализуемому месту (ср.: обстоятельственный конкретизатор ‘в лес’). Сам приказ характеризуется социальной маркировкой, следовательно, ответ «подчиненного» будет заключать в себе обязательное согласие. В односоставном предложении важную роль играет глагол в форме повелительного наклонения ‘бросьте’, который обозначает категоричность, необходимость действия. Адресант соглашается исполнить действие совместно с потенциальными ответственными за реализацию приказа (ср.: в конструкции простого предложения используется личное местоимение ‘мы’). В контексте ответ-согласие каузируется риторическим высказыванием, которое актуализирует очевидность именно такой реакции, поскольку никаких других соображений быть не может (ср.: Что же тут думать еще). «Слово “согласие” и слово “правило” родственны друг другу» [5, 343]. Говорящий волевым актом актуализирует необходимость потенциального совершения действия. Центром диалогической картины становится повтор основных словоформ, которые распространяются лексемой ‘всех’ со значением всеобщности. Эти средства существенно усиливают реакцию согласия, которые последовательно ее раскрывают в плане непосредственного осмысления ситуации:

    Сутулов перечитал приказ: «В Надвоицы направляется транспорт каналоармейцев. Принять завтра первую тысячу. Бросьте их в лес».

    – Чего же тут думать еще, - сказал Сутулов, перечитав приказ, – мы их всех бросим в лес!

    информацию, которая его интересует, концентрирует усилия для того, чтобы подтвердить свои знания о характере предмета речи. Как правило, адресант свой замысел переводит на определенные, ключевые, слова, связанные с концептом ‘память’, ‘осознание’. Конструкция со значением согласия-подтверждения имеет форму риторического высказывания, которое построено по фразеологизированному типу и характеризуется эмоциональной окраской:

    – <…> И помнишь, как вскинулся этот мальчик Зуёк, когда я сказала свое: «По желанию».

    – Как же не помнить! <…>

    Структура ответной реплики включает глагольную форму, которая актуализируется из начального высказывания:

    – <…> Ты понимаешь теперь, - это у меня тогда еще была мечта о Степане…

    – Понимаю…

    Согласие осложняется значением допущения, которое выражается частицей ‘ну’, находящейся в начале реплики. Адресант уточняет ситуацию, используя такой компонент, как сравнение, обозначает свой взгляд на предмет речи, вовлекает собеседника в речевое взаимодействие с помощью удостоверительного вопроса, который выводится из области предметного рассуждения:

    – <…> Я у всех на глазах работаю, и на работе все видят меня впереди. Но возьмите, к примеру, пчелу. Она летит на каждый цветок за медом? Понимаешь?

    – Ну, понимаю.

    Говорящий высказывает мнение от лица участников ситуации (ср.: ‘мы’) относительно предмета речи. Тема обсуждения вопроса является вполне очевидной для собеседников. Говорящий подключает к коммуникативному акту авторитетное лицо, которое уравновешивает участие собеседников в диалогическом поведении. Удостоверительный вопрос направляет ответ в нужное русло, обусловливает повтор компонентов в риторическом высказывании. Содержание инициальной реплики приводит к выражению согласия, которое свидетельствует об исчерпанности заданной темы, о степени взаимопонимания коммуникантов, о реализации их общего замысла. В данном речевом акте ответ-согласие познаваем в силу качественной информации адресанта, который модифицирует положительную ситуацию:

    – Мы думаем, - ответил серьезно, не улыбаясь, очень властно и твердо Сутулов, - жизнь надо устраивать на земле хорошо и прочно. Так ли я говорю, товарищ Уланова? – сказал он, не улыбаясь, а только смягчая голос.

    – Где же устраивать жизнь, как не на земле? – ответила Уланова. <…>

    Конструкции со значением частичного согласия включают повтор лексем и модально-вводное слово ‘конечно’, которое имеет семантику подтверждения. Вторая часть конструкции начинается союзами ‘только’, ‘но’, которые подчеркивают ее несоответствие, противопоставление с содержанием первой части. Реакция согласия побуждает к анализу ситуации, в результате с точки зрения говорящего сообщаемые дополнительные факты не совпадают с намерениями адресанта. Таким образом, ответ адресата дифференцирован: положение, с которым он соглашается, и положение, которое вводится в качестве добавочного характеризующего компонента. В ситуации общения соблюдается максима такта. Адресат не навязывает собеседнику собственную коммуникативную стратегию и создает условия для комфортной коммуникации, акцентируя внимание на тему, которая выпала из информационного поля. В противительной части предложения экспонентом локализатора выступают слова со значением единичности (ср.: ‘одно’, ‘одна’), подчеркивающие упущенный аспект предмета рассуждения:

    Значит, если и теперь вместе сойдутся, - в этом нету никакого греха. Греха-то, конечно, и не было, только одно упустили добрые пустынники <…>;

    – Мысли, - сказала Уланова, - тоже вечно меняются.

    – Мысли, конечно, меняются, но одна мысля у человека остается.

    Адресат считает целесообразным моментом переключиться на одну временную категорию, используя обстоятельственный конкретизатор ‘зимой’:

    – Желна? Откуда же она явится, она никуда не улетает, она у нас живет.

    – Желна, конечно, у нас живет, только зимой бывает в других местах.

    В диалогах часто встречаются типизированные конструкции, характеризующиеся оценочным значением.

    значением согласия включает оценочный компонент ‘правильно’ с положительной семантикой, который повторяется. Речевой акт адресован конкретному лицу, характеризуется отношением одобрения, поддержки и сопровождается, как следствие, побуждением к конкретному действию:

    – И понял я, - продолжал добрый человек, - понял, Рудольф, что рубль на земле – это вечность на небе и что за рубль эту вечность можно купить. И уж если надо жить на земле, то и надо бороться за вечность рубля.

    – Правильно, правильно, Волков! – ответил Рудольф. – Учись, лучше учись, пацан.

    Согласие со значением положительной оценки (ср.: ‘прав’) осложняется семантикой подтверждения, которая выражается модально-вводным словом ‘конечно’. Адресат соглашается с тем положением дел, о котором информирует адресант, и демонстрирует доброжелательность, соблюдая принцип кооперации. В ответной реплике обращение дополняется положительной оценочной характеристикой, которая раскрывается в лексемах ‘друг мой’ и интенсифицирует отношение к конкретному лицу. Акт согласия имеет и эмоциональную составляющую, которая заключена в лексеме ‘засмеялась’, свидетельствующей о желании, предпочтении говорящего:

    – Шлют людей, - продолжал Сутулов, - шлют, конечно, и продовольствие, и цифры о том же говорят: сколько людей, столько и ртов. Если же, посылая людей, кто-нибудь ошибся, наш долг взять ошибку на себя, а не ворчать, как лягушки в болоте.

    – Ты, конечно, прав, друг мой Саша, - засмеялась Уланова.

    Адресат информирован о положении дел. В удостоверительном высказывании акцентируется внимание на обозначенном предмете речи, который уточняется, актуализируется, что свидетельствует о высокой информационной потребности, целевой направленности. Оценочное слово ‘верно’, выражающее сему правильности, истинности, подкрепляется интенсифицирующим компонентом ‘совершенно’, который вносит значительный качественный корректив со знаком «плюс». Согласие обосновывается в данной речевой цепи, состоящей из простых предложений. Однородные сказуемые актуализируют значимость действий, которые мотивируют ответ-согласие. Содержание замыкающего предложения заключает в себе следствие как факт свершившихся действий:

    – <…> Я тогда жизнь так понимал, что все на свете меняется, все мишура, а в рубле заключена вечность.

    – В рубле вечность?

    – Совершенно верно. Многие наши купцы это в уме держали, и в простоте отчитывались перед вечностью, и ставили за свой счет церкви. Из мужиков же вышли наши купцы.

    ‘пожалуй’, которое вносит смысловой оттенок допущения, некоторую степень неуверенности. В условиях конкретного речевого взаимодействия говорящий соблюдает максиму скромности, не берет на себя ответственность за конечный результат возможных действий, о которых говорит коммуникант:

    Да это и Мироновна еще постоянно нам говорила, что под конец проволоки опутают весь белый свет, и мы все в этих проволоках запутаемся, как мухи в паутинных сетях. <…>

    – Пожалуй, так, - сказал он…

    Адресат не соглашается с высказыванием, в котором положение дел оценивается как необходимое, важное (ср.: используются модальные компоненты со значением долженствования ‘должен’, ‘надо’, которые актуализируются посредством повтора, и акцентуатор ‘первее всего’, который подчеркивает сему значимости). Речевая модель ‘неверно’ выражает акт несогласия, который характеризуется эмоциональной окраской взволнованности, торопливости, о чем свидетельствует глагол ‘перебил’. Адресат подробно обосновывает свою позицию несогласия, представляет свое понимание положения дел:

    – План должен быть у человека, план первее всего. … Мы вот тоже с сестрой спорили… Она мне говорит: надо план, надо по плану жить, как отцы наши и деды жили: жить по Священному Писанию.

    – Неверно, - перебил старика Сутулов. – В этом писании план определен на жизнь небесную: тут на земле с жуликами, а там на небе будут ангелы и архангелы. У нас, дедушка, план должен быть один-единственный и на земную жизнь.

    Реальный характер конструкции со значением несогласия проявляется на фоне окружающего текста и экспрессивной интонации. В данном комплексе сочетание частиц ‘вот еще’ актуализирует значение несогласия, осложняемое семантическим оттенком удивления, недоумения, который выражается междометием ‘ну’, интонационно и пунктуационно выделяемым в речевой модели. Адресат уточняет свое отношение к предмету речи без специфической настроенности (ср.: ‘без всякой обиды’), использует риторическую реплику с отрицательным содержанием, передает чужую субъективную речь (ср.: ‘наговорил’) и обозначает свою нравственную установку и ориентир (ср.: ‘верую’, ‘ищу’):

    – Бабушка, вот ты хочешь уйти от нас и, как я слышала, даже лечь в гроб и ожидать светопреставления и страшного суда. Не гордость ли это в тебе говорит? Тут тебе не за что ухватиться, а там на небе новая жизнь начнется. <…>

    – Ну, вот еще, надумала, – ответила Марья Мироновна без всякой обиды. – И что ты в наших делах понимать-то можешь! Это брат тебе наговорил: он часто меня попрекает гордостью и любоначалием. Гордость, милая, и любоначалие от дьявола. Я же верую в бога истинного и не для себя ищу власти. <…>

    Речевой акт согласия строится по правилам имплицитного высказывания, и скрытый смысл его распознается в данной конструкции. «Закрытая» ситуация согласия распознается в риторической части высказывания, в котором содержится утверждение, опровергающее представление о положении дел (т. е. ‘я тебе не враг’). Адресат эмоционально относится к высказанной собеседником просьбе, которая должна быть сохранена в тайне от кого бы то ни было (ср.: глагол в форме повелительного наклонения ‘не рассказывай’ актуализируется отрицательным местоимением ‘никому’). Коммуникативные установки говорящего и слушающего определены, поэтому побудительный акт к конкретному действию активизирует психофизическую составляющую субъекта. Эмоциональное отношение недоумения, удивления выражается повтором сочетания ‘что ты’. Причем в высказывании выявляется и отношение упрека, которое заключено во фразеологизме ‘Христос с тобой’. Ответное высказывание по коммуникативному намерению отличается пониманием ситуации, но в силу обозначенного психологического состояния приобретает денотативную-коннотативную неопределенность, тогда как речевая интенция адресанта направлена на получение согласия. С содержательной точки зрения ответное высказывание имеет сложную коннотативную нагрузку, специфический подтекст, который распознается как согласие. Такая речевая ситуация складывается между участниками, которые в данных условиях понимают сущность коммуникативного процесса. Адресат выбирает самоочевидную позицию согласия, оправдывая ожидания адресанта и облекая свое отношение в форму критики. Типовой тактический прием обусловливает непрямое выражение позиции согласия:

    – Ты, дедушка, - сказал он, – про меня никому не сказывай.

    – Что ты, что ты, Христос с тобой, ай я тебе враг! – ответил Мироныч.

    Согласие и несогласие выражаются эксплицитными лексическими единицами ‘соглашаться’/‘не соглашаться’.

    В конструкции простого предложения говорящий репрезентирует свое согласие, которое ориентировано на осуждение объекта речи, имеющее отрицательную оценку (ср.: ‘проклинать’). При активном обсуждении положения дел (ср.: ‘в разгаре спора’) обнаруживается совпадение взглядов собеседников. Согласие обусловливается общими представлениями о коммуникативной ситуации, в которой объект приравнивается к отрицательному образу (ср.: ‘антихрист’, а также ‘отродье’, что усиливает проявление негативного отношения):

    Так я в разгаре нашего спора повертывался вверх животом и соглашался проклинать царское правительство, как антихриста, и царских чиновников, как бесчисленное отродье антихриста.

    субъект речи (ср.: ‘все’, ‘пустынники’):

    И с этим все согласились, что пустынникам париться можно, и с тем тоже согласились, что рыбу тоже ловили и святые апостолы.

    В коммуникативной ситуации согласие сосредоточено на положении дел, которое имеет положительную характеристику (ср.: ‘легкая жизнь’, ‘жить будет лучше’) и мыслится как перспективное, однако не учтены некие значимые обстоятельства, о чем свидетельствует деепричастный оборот ‘забыв это’. Слово ‘это’ маркирует ситуацию негативного свойства:

    А нынешние пустынники, забыв это, согласились на легкую жизнь, в том, что вместе им жить будет лучше.

    Реализация согласия обусловливается предположением (ср.: введен модально-вводный компонент ‘кажется’) о важности репрезентации действия. В сложносочиненном предложении во второй предикативной части заключается семантика всеобщего согласия (ср.: ‘все согласятся’) как результат возможного действия:

    <…> Мы все знаем это чувство, требующее от каждого своего выражения. Вот, вот, кажется, его назовешь, и все согласятся.

    Лексемы со значением согласия/несогласия используются в конструкциях с прямой речью, которая репрезентируется конкретным лицом.

    Построение, в котором раскрывается содержание согласия, сопровождается авторской ремаркой, заключающей в себе глагольную форму ‘согласился’.

    – Нет, Машенька, – согласился Мироныч, – это не выход;

    – Счет, конечно, нужен, – согласился Куприяныч…

    ‘радостно’:

    – Согласен, – ответил радостно Зуёк.

    Ответ-несогласие направлен на конкретного субъекта, который обозначен местоименной формой, указывающей на 2 лицо:

    – Не согласен с тобой, – сказал Рудольф.

    В качестве коммуникативных единиц со значением согласия выступают нечленимые предложения, которые состоят, как правило, из частиц, междометий. Реплики подобного рода ёмки по содержанию и экономны по форме, тесно связаны с контекстом и интонацией. В результате лексическая единица интерпретируется адресатом в соответствии с коммуникативными задачами в рамках парадигматических условий.

    ‘да’, выражает семантику согласия. Адресат соглашается с предлагаемым положением дел, которое характеризуется как необходимое (ср.: используется модальный компонент ‘нужен’). Однако во второй и третьей частях, которые квалифицируются как сложноподчиненное предложение, содержится дополнительный запрос информации относительно обсуждаемого положения дел. В качестве присоединяемой единицы выступает сопоставительный союз ‘но’, который подчеркивает наличие показателя противоречивости в положении дел. В данной ситуации ответ-согласие наиболее очевиден, хотя и порождает в ней неизвестные компоненты. В диалоге выбор лексемы ‘да’ является самой адекватной единицей в условиях понимания собеседниками положения дел:

    – <…> Как это сделать, чтобы разбить одиночество, а мечту не разбить?

    – Нужен труд, – ответил Сутулов.

    – Да, но как взяться, чтобы этот труд приближал к совершенству?

    В художественном тексте активно используется сочетание частиц ‘да уж’ для оформления согласия. Усилительная частица ‘уж’ служит для акцентирования слова ‘да’ и вносит оттенок восхищения. В целом реакция имеет эмоциональную окраску, о чем свидетельствует восклицательный знак. Положение дел оценивается положительно (ср.: компонент ‘крепко’ вынесен в начало реплики), что соответствует представлениям адресата:

    – Крепко ставлено! – сказал этот табашник.

    – Да уж! – ответил, услыхав эти слова, один зять.

    В качестве частицы выступает слово ‘хорошо’, которое в ответной реплике имеет значение согласия. Реакция согласия возникает в ответ на волеизъявление адресанта, который соотносит акт побуждения с положением дел. Здесь коммуникативные интересы собеседников пересекаются:

    – Прикажите! – ответил Волков.

    – Хорошо, – сказал Сутулов <…>

    В художественном тексте М. М. Пришвина преобладают диалоги, в которых достигается взаимопонимание, согласие. «Это – согласие не мнений, а формы жизни» [5, 346]. Гармония жизни является определяющей в повествовании. Внутренние переживания человека соотносятся с «дыханием» природы – и это согласие искусно передается писателем в данном фрагменте с помощью сравнительных конструкций, в которых изображается слияние души и земли, природы (ср.: ‘душа как вся земля, как вся природа, и он в ней, как свой’) как в количественном отношении (ср.: кванторные слова ‘вся’, ‘всё’, передающие степень объемности), так и в качественном (ср.: однородные члены ‘своё, близкое, знакомое, прекрасное и понятное’ указывают на градацию признака). Пришвин тонко, мастерски рисует согласие между человеком и природой:

    Но Зуёк не спал. Его душа теперь была, как это часто бывает у тех, к кому возвращается жизнь: душа его была как вся земля, как вся природа, и он в ней, как свой, и всё тут было своё, близкое, знакомое, прекрасное и понятное.

    Концепт ‘согласие’ подразумевает определенные установленные правила жизнедеятельности, взаимоотношений, прав и обязанностей, которые связывают интересы конкретного круга людей. В фрагменте упоминаются поморские староверы, которые придерживались только своих традиций, своих форм жизни, своего согласия:

    – Какого же согласия? – почтительно спросил Мироныч.

    – Никакого согласия: деды были, как и вы, поморского согласия, а отцы называли себя «немоляками».

    Таким образом, в художественном пространстве текста М. М. Пришвина используется категория согласия и несогласия, которая отражает отношение человека к картине действительности. Актуализируя окружающий мир, человек структурирует отношение к нему. В тексте придается большая значимость категории согласия, которая создает атмосферу взаимопонимания в коммуникативном процессе. Диалоги, в которых отмечается позиция несогласия, оказываются в меньшем количестве. Позиция согласия/несогласия раскрывает характерные и психологические черты внутреннего мира героев, их взаимоотношений, помогает постичь «рождение нового сознания русского человека» [2, 237].

    Типы реплик со значением согласия/несогласия определяются спецификой интенций, их коммуникативным направлением. Позиция согласия/несогласия корректируется обстоятельствами, в которых отчетливо проявляются универсальные закономерности бытия, критерии истинности.

    Согласие и несогласие выражаются разными средствами, разными типами конструкций, которые внедрены в текстовое полотно по замыслу автора. Ответные реплики либо не осложняются никакими дополнительными речевыми задачами, либо поясняются качественной информацией в условиях коммуникативного взаимодействия, сотрудничества.

    Примечания

    2. Пришвин М. М. Избранные произведения. М., 1988. (Весь иллюстративный материал взят из романа-сказки «Осударева дорога» М. М. Пришвина).

    3. Кожин А. Н. Образность как феномен словесной живописи // Русский язык: номинация, предикация, образность: Межвуз. сб. науч. тр. М., 2003.

    5. Витгенштейн Л. Философские исследования // Языки как образ мира. М., 2003.