И. В. Васильева
СВОЕОБРАЗИЕ «СКАЗОЧНОГО» МИРА М. ПРИШВИНА
Одним из самых ярких явлений первой четверти ХХ столетия по праву можно рассматривать неоромантизм, источник идей, образов, символов, тем и мотивов, как всей русской культуры, так и непосредственно литературного процесса этого периода.
собой сложное, многообразное социальное явление, которое должно рассматриваться в контексте конкретной эпохи.
в творчестве, с другой, а также нарождающийся классовый подход – всё это явилось основой для формирования, развития и становления новой неоромантической литературы. Отличительной особенностью данного творческого феномена является то, что оно основано во многом на символическом значении туманных намеков и умолчаний, на дискурсе недосказанности.
Необычным явлением в русской прозе XX века представляется творчество М. М. Пришвина. Обретение «собственного голоса» состоялось не сразу, будущий «певец» природы шел в литературу довольно долго и сложно. На этом пути гимназия в Ельце, реальное училище в Тюмени, политехникум в Риге, агрономическое отделение философского факультета Лейпцигского университета и диплом в 1902 году инженера-землеустроителя. Первые литературные опыты М. Пришвина связаны с его профессиональной деятельностью агронома. Работа «Картофель в огородной и полевой культуре», созданная будущим писателем в начале XX века, вероятно, имела большой успех не только в связи с представленными в ней научными агротехническими разработками, но и благодаря языковым особенностям, передающим особое поэтическое отношение автора к предмету им описываемому. «Лучшим признаком созревания картофеля служит увядание ботвы; этим у нас и руководствуются хозяева при уборке, реже обращают внимание на затвердение кожуры, плотное прилегание ее к мясу, когда “рубашка” не отходит, не лохматится». В этом небольшом фрагменте агротехнического, казалось бы, текста синтезируется научность и художественность творчества М. М. Пришвина, закладывается основа его нравственно-эстетической модели, особый взгляд на мир, заключающий в себе тайну мироздания.
В процессе формирования основных творческих жанровых принципов, Пришвин погружается в первозданный, загадочный и сказочный мир русской природы, ставший первоосновой его мировосприятия. Своеобразная форма «сказка-быль» олицетворяет в произведениях писателя нравственно-символическую картину мира, где реальность соседствует со сказкой, «приходящее» с «уходящим», добро со злом. Черты этой особой жанровой структуры можно увидеть уже в названиях произведений М. М. Пришвина: «За волшебным колобком», «Черный араб», «Кащеева цепь», «Берендеева чаща», «У стен града невидимого», «Кладовая солнца» и др.
«вековечным вопросам духа» [1, 70] вполне объяснимо и его интересом к творчеству символистов, и поиском своего собственного идеала, и желанием сохранить внутреннюю свободу. Достаточно серьезное влияние на формирование стиля Пришвина оказали творческие процессы начала XX столетия, сочетающие в себе черты реализма и романтизма, а по сути представляющие новый тип художественного творчества. Романтическое «двоемирие» построено на разладе между идеалом и действительностью, на противопоставлении «страшного» реального мира и возвышенной мечты. Романтический герой искал спасения в стихии природы, однако, в литературе 1910 – 20-х годов намечаются и принципиальные особенности, связанные с так называемыми «субстанциональными конфликтами», сущностью которых является отсутствие однозначного выхода из конфликтной ситуации, смысловая множественность, внежанровый синтез искусств, соединение научного и художественного познания.
Одним из любопытнейших творений М. М. Пришвина в жанре неоромантической сказки можно считать повесть «У стен града невидимого. (Светлое озеро)», появившуюся в 1909 году. Это произведение фактически является важной частью неоромантического культурного кода, в основе которого лежит интерес к этнокультурным образам, с их потаенной святостью, выраженной в образе «поддонного града Китежа», а также культ Софии Премудрости Божией, Вечно Женственного начала мироздания. К числу характерных для русского «коллективного бессознательного» архетипических образов можно также отнести устойчивое представление о женской сути России, в творчестве М. М. Пришвина представленной образом Марьи Моревны. Этот женский образ, сопровождавший писателя на протяжении всей его жизни, является олицетворением христианской истины.
«У стен града невидимого (Светлое озеро)» положен русский этнокультурный образ «поддонного града Китежа», заключающий в себе потаенную святость. Образ-символ Китеж (Китеж-град, град Китеж, Большой Китеж) – мифический древнерусский город, находившийся, согласно преданию, в северной части Нижегородской области, неподалеку от села Владимирского и города Семёнова на реке Люнде, привлекал многих современников М. М. Пришвина. На месте, где, по преданию, некогда стоял Большой Китеж, теперь простёрло свои воды озеро Светлояр. Культ священного озера Светлояр и «поддонного града Китежа» отражен в «Китежском летописце» («Книга глаголимая летописец…»), памятнике, созданном в среде старообрядцев-бегунов, в 80 – 90-е годы XVIII века. Другим памятником, в котором отражена легенда о Китеж-граде, является «Повесть и взыскание о граде сокровенном Китеже». Эта легенда стала основой для произведения П. И. Мельникова-Печерского «В лесах» и оперы Н. А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», созданной в 1903 году. Интерес к легенде о граде Китеже проявляли богослов и литературовед С. Н. Дурылин, который в своей книге «Церковь невидимого града. Сказание о граде Китеже» представил наиболее духовное исследование о Светлояре, и поэт Н. Клюев в стихотворении «Русь-Китеж». Понятия Русь и Китеж в произведениях поэта тесно связаны, предполагают одно другое. Изображен «Град Китеж (В лесах)» и на картине М. Нестерова, созданной в период с 1917 по 1922 годы.
Предполагается, что название города произошло от княжеского села Кидекши, во Владимиро-Суздальской земле, уничтоженного татаро-монгольской ордой в 1237 г. Хан Батый узнал о граде Китеже и приказал захватить его. Монголы захватили Малый Китеж и вынудили Юрия отступить в леса к Большому Китежу. Жители Большого Китежа не собирались защищаться и только молились. Из-под земли хлынула вода и затопила город. Китеж погрузился в озеро. Последним под воду ушел крест на куполе собора. Согласно финальной части предания, люди, чистые сердцем и душой, найдут путь в Китеж. В тихую и безветренную погоду можно услышать, как под водой звонят колокола соборов града Китежа. Поэтому озеро Светлояр называют «русской Атлантидой», которую поглотила вода, как остров Атлантиду из рассказанного Платоном мифа. Великий град Китеж стал символом потаенной святости, райским местом, которое открывается немногим избранным душам. Китеж – это пример универсального культурного архетипа, который прочно вошел в концептосферу и ментальность русского народа. Из поколения в поколение русские люди жили сознанием того, что, хотя стремятся они на этом свете следовать библейскому идеалу братства и любви, в поисках всеобщей справедливости в земном мире они не в силах изменить происходящие изменения. Рано или поздно, верили они, настанет Царство Божие на земле. Идеи духовной революции, обращение к народному мировосприятию, крестьянской тематике, полной сказочных элементов и элементов мистицизма, были близки М. Пришвину. В образах староверов он видит подлинных сынов русского народа, «новых» преобразованных людей, т. е. воплощение мечты представителей Серебряного века.
«У стен града невидимого» можно увидеть и сказочный зачин, добро противостоящее злу, и относительно счастливый конец, когда духовная правда торжествует. Автор начинает свое путешествие весной, когда все вокруг возрождается к новой жизни, и этот символ солнца и тепла особенно важен для осознания нравственной основы повествования. Начало-зачин вводит читателя в мир русских старообрядцев, объясняет интерес Пришвина к этой теме, вероятно, тем, что эти люди являются хранителями «древлеправославного христианства», т. е. правой веры, идущей от Христа и апостолов. Мифологема-топоним Китеж здесь, по сути, сказочное царство, дорога к которому сопряжена с трудностями и опасностями. Дремучие леса, болота, преодоление водной стихии – все эти преграды нужно выдержать и не сломаться. «Добрые силы» сопровождают героя в его странствии, указывают путь, помогая встретиться с главным хранителем страны обетованной святым Петрушкой, просидевшим двадцать семь лет в яме, спасаясь от «злых сил», стремившихся уничтожить «правильную веру» [2, 405].«Люди хорошие, лесные; много белых стариков. Спрашивают, куда я еду. Отвечаю: в Китеж, в город невидимый. Никто не удивляется, здесь это понятно» [2, 399]. «Светлое озеро – чаша святой воды» [2, 429], обладающая мистическими силами, оживляющая человеческую душу, очищающая мысли, несущая истинную веру. Название озера заключает в себе глубокий аллегорический смысл: «Я чувствую, как от каждого из этих странников исходит луч веры и пересекается на берегу озера Светлоярого. …Я верю в него, Китеж есть» [2, 431]. Повесть заканчивается наставлением главному герою от «лесных людей»: «духа не унимайте» [2, 473]. Добрые люди хоть и побеждают в полном смысле этого слова, однако помогают обрести главному герою истинный жизненный смысл. М. М. Пришвин стремится найти ответ на вопрос о будущем пути России. Увлеченный революционными идеями, находясь под влиянием эстетически сложной позиции А. М. Ремизова, предпринявшего в своем творчестве попытку синтезировать идеи реалистического и модернистского искусства, а также интересуясь пантеизмом, основой которого является единство и святость природы, М. М. Пришвин в повести «У стен града невидимого (Светлое озеро)» предлагает свое решение – обратиться к истиной народной вере, а через нее создать новое художественное пространство. В этой истинности неоромантики вообще и символисты, в частности, усматривали основу русской особой духовности. Именно в связи с этой концепцией, вероятно, и происходит уход от реальной обыденной жизни в мир «невидимый», однако в «заветные дни», в самые святые праздники – Вознесения, Троицы, Сретения и особенно в ночь на празднование Владимирской иконы Божьей Матери (23 июня по старому стилю) – при усердной молитве можно увидеть в воде отражение Китежа и услышать звон его колоколов; это поверье на протяжении веков собирало на берегу Светлояра толпы паломников» [3, 73-74].
Культура начала XX века создала уникальное художественное пространство с точки зрения идеи религиозно-духовного преображения жизни. В основе этой концепции лежит неудовлетворенность представителей новых творческих направлений созданным Богом миром, в желании в противовес «злому» миру и «злому» времени создать свой мир красоты, через который осуществлялась бы попытка прорваться из времени в вечность. В связи с этим неподдельный интерес вызывала у творческой части русского общества начала XX столетия вековая народная мудрость. Именно через нее стремится проникнуть в сущность бытия и найти ключ к разгадке исторической миссии России и М. Пришвин. Обращение к образам, темам, мотивам, формам народного творчества было связано у писателя с поиском своего особого художественного стиля и желанием постичь истоки национального русского характера, заключающие в себе колыбель истины.
Именно поэтому сказка для М. Пришвина – это прошлое и будущее его родины, судьба России и ее небывалый путь. Своеобразие сказок М. Пришвина заключается, прежде всего, в том, что он изображает, «перевоссоздает» мир, не просто используя элементы народной фольклорной традиции, а создает новый тип – сказку-быль, где вымысел и правда не разделимы.
3. Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1994.