Многие любуются природой, но немногие ее принимают к сердцу, и даже тем, кто к сердцу принимает, не часто удается так сойтись с природой, чтобы почувствовать в ней свою собственную душу.
ЯНВАРЬ
ВЕСЕННЯЯ ДОРОГА
Вчера был солнечный день. Весна света началась на дороге. Солнечный луч грел, грел дорогу, прошел автомобиль, и колея заблестела. Еще нога скрипела на снегу, еще палочка визжала на ходу, но земля на колее залысилась, и тут нога, обутая в валенок, поскользнулась. Так на дороге началась весна света.
ЗОНТИКИ
Машины мешали мне на шоссе. Я перелез через канаву и пошел к лесу по снегу. Между полем и лесом был пустырь с болотными кочками и кустарником. В кочках стояли высокие серые сухие зонтики. В каждом зонтике непременно лежал внутри розетки белый комочек снега. На одном комочке сидел великолепный цветистый щегол, и так он устроился, что с комочка ему было как раз так, чтобы сверху выклюнуть семечко из розетки: клюнет одно, а десять слетят вниз, темненькие на белый снег.
Щегол об упавших листиках не тужит: когда розетка опустеет – их много, – перелетит на другую, и что внизу насыпано, то не пропадет: синичкам достанется, а что снегом засыплет, тоже не пропадет: вешние воды унесут семечки в другое место, не всем же и зонтикам на одном месте сидеть.
ФЕВРАЛЬ
ПОСЛЕДНИЕ МОРОЗЫ
Бывает оттепель перед последними сретенскими морозами, птицы ее принимают за начало весны: рябчики пересвистываются и начинают предвесенние поиски пары.
Тетерев токует во весь дух и так, что человек, услыхав это, тоже вовлекается в обман, и если еще молод и есть время – бог знает, что бормочет.
СНЕГ НА ВЕТВЯХ
Невидимые звезды снега теперь спустились сверху, возле нас в воздухе блестят спокойным дождем искр, и остаются на сучках деревьев, и от этого дерево сверкает все от верху до низу каждой веточкой, каждой зимней нераскрытой почкой.
КВАРТАЛЬНЫЙ СТОЛБ
Началась весна света, в лесу со всех сторон открылись голубые глаза. Тихо слетают снежинки, и хорошо за каждой следить, куда она сядет. А когда насмотришься, то спрашиваешь себя: отчего все фигурки, создаваемые падающими снежинками, имеют округлую форму?
Не оттого ли, что каждый сучок стремится вверх и каждая снежинка падает вниз, всякое движение в борьбе за низ и верх образует движение по кругу?
Только вот снежинка-то падает, а сучок хотя и стремится вверх, но медленно, и зимой он только показывает наверх, а сам стоит без движения.
Вот хотя бы этот квартальный столб, ровно спиленный кружком сверху, и на ровном кружке падающие снежинки образуют круглую шапочку.
В ГОРОДЕ
невозможную о тропиках, плачет и разбегается по стеклу каплями.
Эта игра солнца с морозом окончилась, когда все облака сбежали с неба и солнечные лучи не только высушили на стекле все капли, но даже и нагрели стекло. Морозу не за что было взяться на стекле, и когда солнце село и стало темно.
Тогда пришел к нам гость и, поглядев в чистое стекло с шестого этажа на серые коробки домов, сказал:
– Какой вид!
ДВОРЕЦ МОЕЙ ЮНОСТИ
Сегодня иду с утра лечиться утренним морозом.
С восьми утра солнце еще не выше домов, и лучи на Ордынке летят низко, образуя солнечную крышу над всеми домами. И от этого внизу, под солнечной крышей, оседает голубой сумрак, и в нем слышно, как надувается весенняя ворона и чирикает затаенный в стене вестник весны света – воробей.
А дома в голубом сумраке перспективой удаляются, все голубея и голубея. И еще дальше, там, где-то в большой глубине, впереди, голубея, высится дворец моей юности. Я тогда, глупый и недостойный, не мог войти в него, а теперь я иду к нему, и он все приближается, и сердце сжимается от радостной надежды, что, может быть, теперь там узнают, какой я стал.
Там не глядят на седые волосы, напротив, в заслугу поставят и больше не выгонят.
МАРТ
ВЕСНА
Замечаю, что весна в душах людей современных стала раньше наступать, чем в далекие времена, когда жизнь была спокойнее.
Тогда в феврале никто в городе не говорил о весне, а теперь со всех сторон слышишь: весна!
БОЛЬШОЕ ВРЕМЯ
Опять, как вчера, лучезарное утро с легким морозцем. Теперь уже все говорят, и стало уже общим местом, что климат меняется, хотя всего тому назад девять лет был зимний мороз в 40°.
Все происходит оттого, что климат лежит в большом времени, а люди в маленьком, а когда маленькие судят большое, то они судят его по себе.
СВЕРКАЮЩИЕ ДНИ
День за днем такие сверкают, что и во сне не приснится. Запрыгали девочки на веревочке. Свет в Москве обнимает человека и несет. Дома сверкают на свету и радуются тени: свет и тени – все хорошо!
ПРОГУЛКА
Солнечные дни, голубые утренники, и вечером робкие ручьи, и ночь и утро являются над сухими крышами.
Дом огромный обрывался на улице неотделанной кирпичной стеной, в ней там и тут были печурки: одни для чего-то делались при кладке стены, другие сами сделались после выпадения кирпичей. Теперь в каждой такой печурке сидел невидимый для прохожих воробей и чирикал по-весеннему мерно, безостановочно, как часы.
Но эти воробьи, ликующие в темных печурках, были и вправду нерукотворными часами весны света. Некоторые из прохожих вынимали часы, взглянув, прибавляли шаг. Но другие, напротив – услыхав эти весенние часы, останавливались, долго с улыбкой бродили глазами по стене, всматривались, и, наконец, открыв воробья, светлели лицом и, оглядевшись кругом, радовались голубому сумраку улицы под солнечной крышей.
Мороз с утра небольшой, а днем солнце в Москве наделало луж, и к вечеру, когда чуть подмерзло, запахло во всей силе первой весной.
В это время в деревне глухие начинают лучше слышать, как это было и с нами: мы все немного глохнем зимой.
И вдруг услышишь по-иному голоса вдали или шелест падающих капель вблизи, и чье-то слово, как будто кто-то меня позвал.
Я это только недавно открыл и назвал весной звука.
А вчера была оттепель. Вечером возвращался домой под дождем, угадывая, где ступить, как бы не обдала машина, но на душе было хорошо: ведь не одна эта весна, а все вёсны шли со мной по улице, и я не впервые понимал пробуждение звука.
СВЕТЛОЕ УТРО
Вчера весь день летел снег, и за ночь у него все вылетело: пришло утро светлое-пресветлое, снега блестят чистотой, дымы радуются над каждой крышей.
ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ
Тепло и пасмурно. Потом голубые просветы, все шире и шире, и по голубому в серых парусах корабликами проходили обрывки, дымки и всякие остатки разорванного ночного одеяла.
ГРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
Вижу везде на снегу грачей, и, видно, им голодно, нечего взять, все снегом закрыто, разгуливают суетно на длинных ногах, подпускают близко, не летят, а бегут, бегут. Вечером с их гнездовых мест уже слышен грай.
ВЕЧЕР ЗАЦВЕЛ
На всем небе кругом было только два маленьких белых минутных пятнышка. Вечер зацвел на закате голубыми снегами, розовым лесом, а небо кругом горело...
Вот уже три дня подряд солнечные, слегка морозные, снег все еще глубокий. И так долго будет медленно таять, до тех пор, пока не придет серый день с туманом и дождем. Тогда только и птицы явятся.
НЕЗАМЕТНАЯ ЖИЗНЬ
На пойме горячими полднями из-под снегу набегают озерки, а ночью замерзают. Иногда такие промоинки пересекают тропу, идешь – все кругом тебя трещит. Те, кто ходит в любимой обуви – валенки с калошами из автомобильных шин – ходят теперь только по утрам через пойму.
А река все еще засыпана и не отделяется, и только на крутых берегах, обращенных на юг, протаяла щетина корзиночной ивы, и, наверное, в ней уже кипит незаметная жизнь насекомых.
МАРТОВСКОЕ СОЛНЦЕ
Как и вчера, к полудню, наверно, солнце выбьется. В Москве так чисто на главных улицах, так светло, и так опять хочется жить, и так чувствуешь себя поумневшим и душевно похорошевшим.
– и голубые, и синие, и темно-зеленые, и мне кажется, где-то мелькнули глаза лиловые.
КАПНУЛО С КРЫШИ
Сверху на Кузнецком мосту что-то капнуло мне на кончик носа. Я подумал – это золотая капель с крыши. Но вдруг оттуда чирикнул воробей, и это был первый воробей весны света в этом году. И я понял: это не золотая капель – это он мне капнул на нос.
Но я так радуюсь весне света в городе, что не придал никакого значения тому, что первый певец весны света в отношении меня был так невнимателен.
ЧУВСТВО ПРИРОДЫ
Вот река... вы подошли. И тут бывает по-разному: то захочется рыбу поудить, то искупаться, и мало ли чего! – погулять по берегу, покататься, даже задуматься; что-нибудь вспомнишь, по-иному что-то в твоей жизни переставится: все о себе, все для себя!
Но вот, когда застанет весна в Москве, увидишь текущие со двора реки грязи и вспомнишь настоящую реку, представишь себя на воле, тогда собираешь в душе воспоминания, и все для реки, и ничего для себя.
Так вот и все наше чувство природы возникает в городе.
Любовь к природе с тягой бродяжничества зарождается в городе (туда, туда!), в человеческой тесноте.
Из города тянет в одиночество, из пустыни – к людям.
РЕКА ОТДЕЛИЛАСЬ
Ночь морозная, день блистающий. За вчерашний день потемнела и отделилась от снега река, но по льду этому все еще ходят. В полях началась рябь проталин, пестрота, «сорочье царство».
ПОД СНЕГОМ
Под снегом вода уже, конечно, ходит своими незримыми путями и наливает все впадинки. И это видно, сверху везде снег лежит в мелких голубых рябинках – волнах, а там, где под снегом вода, наверху волны не голубые, а рыжие, и знаешь, что, может быть, уже завтра здесь обозначится мочежинка.
НЕ ЗАБЫТЬ
Вечер. Солнце должно опуститься в тучку, но до тучки ему еще далеко. По ту сторону и по эту на реке блестят две реки – это забереги. С нашего берега по заберегу лежат кладочки. По ним люди переходят на лед, по уцелевшей тропке направляются к другой стороне и там по вторым кладочкам осторожно перебираются на берег. На той стороне, против юга, темного много больше, чем белого. Наш берег, северный склон, завален чистым, нетронутым и глубоким снегом.
Белизна, чистота, свежесть, цветистость нежная так прекрасны, что чувствуешь в себе недостаток восторга, несоответствующую слабость своей благодарности.
Но вот солнце близко подходит к нижней тучке, скоро все переменится, надо спешить схватить себе этот вечер на память так, чтобы потом уже никогда его не забыть.
ДЕВУШКА С ВЕДРАМИ
Слышно – наверху хрустит лед и снег под чьей-то ногой. Сверху, откуда черной змейкой бежит рассекающий надвое белые снега ручей, спускается девушка с ведрами. Против солнца виден только ее черный гибкий силуэт. Так она спускается вниз, оставляет два ведра на берегу, а с третьим, балансируя, ловко идет по жердочке и опускает ведро в золотую полынью.
крутой, ей высоко подниматься, и она поднимается.
Игра на жердочке с ведрами кончилась. Девушка согнулась вперед, и чувствуешь, что все у нее теперь в спине, вся сила, вся жизнь ее теперь на хребте, и так далеко-далеко ей, так высоко-высоко ей. Бывает, молодая лошадка в нерешительности остановится под горой с возом, а когда стегнут ее, вдруг вся соберется как-то в спину, схватится и потянет вверх, и долго ей тянуть, и трудно, и так высоко-высоко...
А мне было так хорошо стоять над рекой на проталинке, и стоял бы, стоял, но солнце вошло в тучку, и воздух стал стынуть и снег леденеть.
АПРЕЛЬ
ПРОЗРАЧНЫЙ ЛЕД
Хорошо смотреть на тот прозрачный лед, где мороз не наделал цветов и не закрыл ими воду. Видно, как ручей под этим тончайшим льдом гонит огромное стадо пузырей, и выгоняет их из-подо льда на открытую воду, и мчит их с большой быстротой, как будто они где-то ему очень нужны и надо успеть их всех согнать в одно место.
ЧУВСТВО ЗЕМЛИ
Не первый увиденный грач весной самое главное, не скворец, а главное – это чтобы нога твоя встретилась с землей: вот как только ступил своей ногой на то место, где показалась земля,– сразу и почувствуешь все, и все вёсны, какие были у тебя раньше, соединятся, и ты обрадуешься.
ВСЕ СЛЫШНО, ВСЕ ВИДНО!..
У нас местность холмистая. И зимой между холмами в логу проходит дорога – зимняк. Весной зимняк обращается в реку, она заливает всю луговую низину между лесными холмами, а летом, где весной бежала вода, по всему лугу рассыпаются цветы.
Вот хорошо начать свою весну, когда везде еще снег, а дорога стала ледяным руслом первого большого ручья, и почти что река. Каждый раз для этого праздника я отправляюсь на южную сторону двух лесистых холмов, между которыми гремит ручей по ледяной дорожке.
На северном холме снег еще вовсе не трогался, а здесь почти все сошло, и земля между деревьями греется, и пень черный стал уже таким теплым, что так и просит прохожего присесть на себя и послушать ручей.
Отсюда все слышно и все видно. Говор весеннего ручья – это все понимают, но, кроме говора, время от времени слышатся какие-то шарашки. И вы знаете, что это такое? Скорее всего вы знаете, если когда-нибудь слушали первый весенний ручей. Все это штуки старого мороза, все это ночью он натворил, а теперь ручей разрушает. За ночь мороз постарался закрыть ручей цветным одеялом, а теперь ручей его разбивает, и когда рушатся белые цветы мороза в воду, то и слышатся эти шарашки.
Солнце помогает ручью, но не думайте, что и сейчас нет мороза: он таится в тени, но даже и в горячий солнечный день бедокурит.
Вон там стоит большая раскидистая елка, и под ней, как раз в ее тени, ручей падает с уступа. Мельчайшие невидимые брызги летят от падения воды, и мороз, притаившись в тени, как охотник, схватывает эти брызги и громоздит из них свои чудеса.
Посмотрите, что сделал мороз с маленькими, в ладонь, густыми, как щетка, молодыми елочками! Он их так обледенил, такое нагромоздил на них, что только очень внимательный глаз узнает под сосульками и цветами мороза тесное стадо молодых елок.
Из какой-то прошлогодней соломы он успел, схватывая брызги ручья, наделать и дворцы, и хижины, и все это ведь среди солнечного дня, когда темный листик на снегу опускается в ямку, каждый темный прошлогодний стебелек стоит в снежном стаканчике.
В ЛЕСУ БЕЗ ПЕРЕМЕН
Вороны в бешенстве, стараются петь воробьи, но дни не обрываются, день за днем глядятся, как в зеркало. Нет лучше, нет чище и краше этих дней, но весна и душа требуют движения.
Движение пока только в поле, в «сорочьем царстве» становится все больше черного пера, но в лесу все без перемен.
Село в тучку и теперь утром светит солнце невидимкой. Может быть, оно и покажется еще, но завтра скорее всего начнутся серые, сейчас необходимые дни.
После обеда с востока валила огромная, черная, казалось, дождевая туча. Но когда приблизилась, вдруг стала вся белая, и повалил снег и валил до вечера.
СХВАТКА
Полная тишина, безоблачное небо, ночной хороший мороз, и теперь днем в голубых тенях везде мороз. В лесных ручьях какая схватка! С солнечных полян мчится вода, и в тени схватывает ее мороз.
РУЧЕЙ ЗАМЕРЗ
Мороз усилился, по насту можно ходить с утра.
Мой ручей замерз, и по гладкому чистому льду несется старый листик, согнувшийся корабликом. Пузыри, набившиеся белой пеной на сломе ручья, теперь обмерзли (из воды же они состояли) и лежат теперь рыжим мерзлым тестом.
ВЕСНА ВОДЫ
Не хочется забыть вчерашний дивный день. Накануне произошел переворот половодья, после обеда все закипело. А утром все было насыщено парами, и сквозь этот наш земной пар сверху солнце намеком радовало и утверждало в трепетной перелетной душе нашей радость.
Краем ручья я перебрался на свою любимую опушку и тут заметил сразу, что муравьи выползли наверх. Правда, не во всех муравейниках было одинаково: такие были муравейники, где уже все муравьи лежали на рыжем черной сплошной лепешкой, на других только начинали выбираться черными пятнышками, на третьих были еще кое-где отдельные разведчики.
Пашни вытаивают, не пройти бы полем, но, к счастью, на тропе держится лед-черепок, хрустит, и нога не проваливается.
НИЗКОЕ НЕБО
Ночью был дождь: налился целый ушат. Солнце в тучах то покажется, то спрячется. Река, забитая исковерканным льдом, стоит. Воздух тяжелый, сырой. Поле очистилось совсем.
В лесах еще снегу довольно. Огород внизу начинает чернеть, а к лесу бело.
Утром земля парила, и небо низкое своим туманом доставало дыханье земли. А место, где солнце, на небе было заметно. Река очистилась. Ваня принес свежей рыбки.
МОЯ 76-я ВЕСНА
Утро солнечное с переменами, то поярче, то потускней. Ослепительно блестят ледяные грядки оттаивающих огородов, из трубы капает – мороза нет.
По выходе из дома услышал зяблика, и только подумал было о чем-то прекрасном, связанном у меня в жизни с песней зяблика, вдруг увидел, что река всем льдом своим тесным, густым пошла...
Сегодня из-за большой воды я надел свои огромные сапоги, такие тяжелые, такие высокие, что чувствовал себя в них, как древний воин в тяжелом вооружении. Ступаю по грязи, крушу ледяной черепок так звучно, что жаворонки по дороге мышками бегут от меня.
они вместе поднимаются после того в брачный полет и потом падают, и он опять ее ищет, или же он поднимается вверх и поет свою знаменитую брачную песнь.
ЛЕД ИДЕТ
Не забыть бы вечер, проведенный мной у реки.
Знаете ли то молчанье, когда спор между льдинами закончен и все на реке делается как надо? Лед идет, и нас об этом – идти ему или не идти – не спрашивает. В молчании великом только время от времени слышится короткий шепот с осторожной поправкой, наверно, старшей льдины какой-нибудь: «Куда преш-ш-шь?»–и все шепотом, и все это как раз и усиливает молчание, чувствуешь, что молчат не по-мертвому, а живые собрались все в одном намерении приплыть, не растаявши, в море.
Перед закатом из тяжелого синего явилось красное пятно, предшествующее появлению солнца. На этом красном на холмике резко представилась тесная группа черных деревьев и поехала по красному влево. Ехала-ехала, и деревья стояли гордо, как в метро люди гордо стоят, а сами едут на эскалаторе. Ехали-ехали по красному и сошли на синий фон. А по красному поехали редкие деревья обыкновенного леса.
Подумал о том, что ведь это так плывет земля и что я тоже еду на ней, лечу, как блоха на журавле. Какой там... блоха! – не блоха, а какая-нибудь инфузория, видимая в тысячекратном увеличении.
На красном наконец-то «село» солнце, еще более красное, но не ослепляющее, и можно было продолжать провожать деревья, утверждающие наперекор всему существующему властную и решительную мысль в инфузории.
«И опять ты преш-ш-шь!» – шептались смиренно льдины.
– Не дамся, не дамся я вам,– шептал я проходящим по солнцу деревьям,– проходите, проходите, а я вот буду смотреть на вас, стоять и считать.
И вспомнил о первой группе гордо стоящих на холме, как в метро, деревьев, что они за это время на большой-большой кусок пронеслись, такой большой, что стало понятно, с какой же огромной скоростью неслась Земля и сколько она пронеслась, пока я раздумывал о мыслящей инфузории.
«Потише, потише!»–шептали мне льдины.
И я им отвечал:
– Не дамся, не дамся!
А солнце между тем село, и путешествующие деревья остановились.
Однако солнечные лучи из-под тяжелого синего выбились на свободу чистого неба, и над головой моей горящий золотым и красным цветом раскинулся венец. Над моей головой!
«Потише, потише! Все на-ше, на-ше и на-ше»,– шептали мне смиренно льдины.
СОЛНЦЕ СОГРЕЛО
Снег согнул осинку до самой земли, зайчики за зиму всю ее обглодали. Так она теперь весной уже и не встала.
Сегодня ветер северный не прилетел, и оттого солнце много больше согрело нас. Запели дрозды. Бабочки воскресли. Раз дрозд запел, надо бы и вальдшнепам быть, но движения сока в березе еще нет.
«Они все тут,– сказал бы дедок,– да еще не сказываются ».
КОЛЕИ МОРОЗА
Везде в лесу, где проезжал на машине человек и в эти широкие колеи налилась вода, мороз прокатился на своей машине, и от него остались на всем рыжем и черном двумя белыми полотнами, украшенными чудными цветами, его колеи.
БАБОЧКА
Ранним утром на земле еще оставался холстами мороз, но когда солнце разогрело землю, мороз обдался росой.
Под горячим лучом пробудилась жизнь в одной бабочке. Серая, цветом в осиновый ствол, бабочка небольшим треугольником лежала на траве и билась червяком, а крылья не слушались. Я взял ее на ладонь и рассмотрел: у бабочки голова была вроде как у совы с двумя длинными оранжевыми усиками – ночная бабочка. Она лежала на ладони, как мертвая, но, когда я подбросил ее, полетела, да еще как!
Сколько у нас тоже, у людей, есть таких спящих, а толкнешь – откуда что возьмется!
В ГЛУБИНУ
Когда утром солнце сияет, а тепло морит мороз и северный ветер идет против весны, тогда надо забраться в глубину леса, найти недоступную для ветра полянку и тут, затихнув, дожидаться событий.
ЗАВТРА БУДЕТ ТЯГА
Вчера в лесу на солнечной полянке я учуял перемену погоды: запел певчий дрозд и одновременно поднялась из весеннего рыжего праха желтая бабочка-лимонница. А когда я вышел из леса, нерешительно дунул ветер с запада и потом с севера, и так все колебалось до вечера. Ветер дохнул последний раз теплом с запада и затих.
Солнце за полчаса до заката опустилось в широкую плотную и ровную синюю полосу. Вернувшись домой, я зарядил патроны на вальдшнепов: тяга начнется непременно вместе с движением сока в березах. Завтра из моих пробных порезов закапает.
Сегодня с утра начало все сбываться: ночь простояла без мороза, небо все ровно серое, дали сизые, и теперь все равно: дождик пойдет – хорошо, и солнце, если пробьется,– разовьет большое тепло.
Истлевает последний снег на моем огороде, в воздухе +12, но земля промерзла глубоко бесснежной зимой, еще не оттаяла, не дает пара своего в воздух, и даже собака на солнечном угреве на сухой траве полежит, полежит и встанет.
НЕОДЕТЫЕ СТВОЛЫ
Золотое утро было сегодня, и легкий морозец в полной тишине давал только хорошее: легкость движения и независимость мысли. Боже мой! как меня встретили липы на месте тяги!
По-своему они мне что-то сказали, и я знал что, но слов не находил. В них был уже сок, как и в березах, но листьев не было: стояли черные неодетые стволы, и они-то и говорили, что им надо все выше и выше...
Вон тем, дальше в лесу – все гуще, а им – все выше. Это они только и хотели сказать.
ГРАЧИ
По утрам множество грачей разгуливает по моему участку над рекой и даже к самому дому подходят, неустанно кланяясь на тонких своих ножках в густых и широких штанах.
Разгуливая в толпе, один такой щеголь, отливающий на черном цветами радуги, нечаянно встретился со своей щеголихой и сделал ей по-своему реверанс кругом, царапая землю кончиком опущенного крыла.
Солнечно и холодно, ветер. Я утром до завтрака проходил в лесу. Еще много снегу, и даже ходить тяжело. Но большая поляна, где тянут вальдшнепы, вся очищена от снега, и даже дубовые листья просохли, и ветер играет листьями.
На поляне этой могучие дубы. Дятлы напали на елку и раздолбили ее внизу со всех сторон. Северные опушки лесные – белые, южные – в голубой воде, поле чистое и мажется, а березы мокнут, капает березовый сок.
На реке за одни сутки от всей цепочки льдин остались небольшие грязные бугры, ударить по ним ногой – и разбиваются на длинные кристаллы.
Кроты работают. Но трава даже на опушках под лужами еще не зеленеет. И нога на земле чувствует лед.
АПРЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ
Если по человеку судить, то этот весенний апрельский день похож на тот человеческий день, когда она говорит свое «да». В природе тоже так: «да!» – и после того она снова начинает зеленеть.
День такой в природе, как бывает у человека: полный огромных сил, способный землю перевернуть, если бы можно было за что-нибудь ухватиться.
Робкий трепещущий мальчик что-то спросил. Она ничего не ответила, а только низко склонила голову. Он еще раз и еще трепетнее спросил, и она еще ниже склонила голову. И когда, наконец, он, перемогая себя, положил ей руки на плечи, склонился сам к ней и что-то шепнул в третий раз, она подняла пылающее лицо и бросилась ему на шею.
Вот в этот миг апрельский стало уже зеленеть, и такой у нас сегодня был день: кому-то она бросилась на шею, и это было ее «да». Сегодня вся природа нам ответила «да!» – и все стало кругом везде зеленеть.
Не удивительно, что я так лично, как бы сквозь себя, понимаю природу: я так пережил, так было со мной самим. Мне только удивительно, что если я об этом скажу, то меня поймут и те, с кем этого не было.
И вот, оказывается, не во мне именно тут дело, а что на этом чем-то весь мир стоит и движется, и весь человек, как единое существо, торжествует, и я могу свидетельствовать об этом, как удивленный и обрадованный участник апрельского дня и невесты его – разубранной цветами в неодетом лесу ранней ивы.
ВОСПАРЕНИЕ ЗЕМЛИ
На том южном берегу реки чуть-чуть заметно позеленело, и эта зелень даже отразилась немного у края голубой реки.
Пар от земли наполняет воздух здоровым румянцем, и оттого хвойный зеленый лес за рекой стал голубым. Этот знаменательный пар в народе, с малолетства слышу, называется воспарением земли.
Какое чудесное слово, отвечающее и восхищению, и возрождению, и воскресению, и восклицанию, и всякому весеннему восторгу и радости. Но почему это народное слово как-то еще не имеет законного входа в литературу? Разве начать с того в этом году нашу человеческую весну, что, вместе с целым великим строем утвержденных слов русского языка о весенней радости, утвердим, узаконим и это наше воспарение земли?
С утра этот теплый пар, как парное молоко, каплями возвращался, такой теплый, такой редкий, что одна капля упадет на тебя и не дождется другой: пока другая придет, она воспаряется. И час, и два, и три проходи в одной рубашке – и домой вернешься сухой.
Заработал трактор, и я легко нашел его в тускло-желтых полосах за рекой. Грачи слетелись к трактору совершенно так же, как в былые времена слетались к сохе. Только прежде они не торопились и шли, важно переваливаясь, вслед за сохой. Мне кажется даже, что в прежнее время к пахарю они были даже чуть-чуть снисходительны. Теперь трактор скоро идет, и червей из-под него много больше, чем было из-под сохи. Надо грачам очень, очень спешить, чтобы черви не спрятались: грачи за трактором не идут, а подлетывают.
Важность свою грачи потеряли, зато пахарь теперь не плетется в борозде, не ругается поминутно на лошадь, а сидит и, может быть, даже поет.
ВСТРЕЧА СОЛНЦА С ЗЕМЛЕЙ
К вечеру стало захмыливать. Солнце опустилось в теплую тучу. Встретил на тяге первого шмеля, и такая была тишина, что гудело на всю вырубку. Стали вылезать первые анемоны, фиолетовые цветочки. Наклюнулись почки черемухи, сирени. Лужи стали прорастать сильной зеленой и дружной травой. Обочины позеленели, и зеленя стали яркими. Ночью пошел теплый росяной дождик и моросил до утра.
После обеда нахмурилось, обложилось кругом. Дождь обмывает почки.
ХОЗЯИН ВРЕМЕНИ
Река в своих берегах. В лесу чуть зеленеют дорожки, везде, как глазки в полумраке вечера, глядят лужицы. В логу клок снега, как зайчик сидит: это мое сердце бьется, а мне кажется, будто зайчик водит ушами. Все глядят на меня упорно, и я всех чувствую, и мало того! повеет чем-то знакомым, и уже спешишь сказать себе: «Скорей понимай! А то другой раз того уже не будет».
И оттого каждый зеленоватый ствол осины мне пахнет сильно листвой под ногами. То же и белый зайчик мне говорит: «Гляди, замечай, а то скоро растаю, и больше зайчиков белых ты не увидишь: останутся в лесу одни только серые».
О том же самом поет мне и дрозд на неодетом дереве, в том смысле поет, что ведь это вечность проходит, а мне, человеку живому, надо успеть этой весной от нее захватить побольше себе и с таким богатством в руках выйти к добрым людям хозяином своего времени.
Вот какая великая мысль охватила меня, что время проходит, а я на перекрестке двух просек у лесного столба стою, как хозяин времени, и выбираю из него самое главное, и это остается со мной навсегда...
Но вот послышался знакомый звук от летящего на меня вальдшнепа. Я вскинул ружье, и все лужицы закрыли глаза, все зайчики ускакали, дрозд замолчал, все сундуки с моими загадками и богатствами захлопнулись... Не все же и вправду думать и думать!
Так, наверно, и каждый в творчестве, достигая совершенства, прощается со всеми ступеньками своего достижения и, достигая, в последнем движении отшвыривает от себя всю длинную лестницу мучительного приближения к счастью.
ВОЗВРАЩЕНЬЕ С ОХОТЫ
Когда я возвращался с тяги и переходил поле между двумя лесами, молодик царил на небе, и под ним на все пространство между лесами темная черта из облака делила небо надвое, повыше, где молодик, и до самого низу, где по рыхлой земле не видимые никому шли мы с моей собачкой.
Рыхлая, талая земля продолжалась в моем теле, и мне было так, что я сам для себя ничего не хочу, ничего не могу, дай бог только ноги передвигать, а если бы кому захотелось взять меня и со мной что-то делать – то я был бы и рад, как радуется теперь весеннему теплу и пару земля.
ПЕРВЫЕ ЦВЕТЫ
Когда и где они бывают – первые цветы,– это не важно, а то самое глазное, как я их увидал и какими застал своим первым глазом в эту весну. Вчера начались те желтые цветочки, солнцеподобные, с густыми пучками лучей и на мохнатых толстых ножках. Сегодня высыпали лиловые соцветья маленьких львиных зевов.
После обеда пошел окладной мелкий, теплый дождь, от которого завтра все оживет.
ВСЕ ЗАЦВЕЛО
Цветущий орех и ольха уступили свое первое место в пейзаже ранней иве. Цветут анемоны, волчье лыко, фиалка.
На лесной дорожке сидела в задумчивости лягушка. Черемуха и сирень явно распускаются.
Лужайки, дорожки, пойма зеленеют, все, чему быть вспаханному, почернело, а там, где клевер зеленеющий стал показываться из прошлогоднего серого жнивья, стало похоже на поле ржи, когда она, еще неспелая, начинает выглядывать в прозелени.
Почему это у черемухи почки выходят острыми пиками? Мне кажется, черемуха зимой спала и во сне, вспоминая, как ломали ее, твердила про себя: «Не забыть, как ломали меня люди прошлой весной, не простить!»
Теперь весной даже птичка какая-то по-своему все твердит, все напоминает ей: «Не забыть! Не простить!»
Вот почему, может быть, просыпаясь от зимней спячки, черемуха взялась за дело и вострила и вострила миллионы злых пик на людей. После вчерашнего дождика пики позеленели.
«Пики-пики!»– предупреждала людей милая птичка.
Но пики белые, зеленея, мало-помалу становились больше и больше тупыми. Дальше мы уже знаем по прошлому, как у черемухи из пик выйдут бутончики, из бутончиков ароматные цветы.
Ранняя птичка сядет на яйца, замолчит.
Потом прилетит соловей, запоет. Вот из-за этого-то молодчика, наверно, черемуха забудет свое обещанье: «Не забыть, не простить». И за мягкое сердце опять ее будут ломать.
УТРЕННИК
Утро встало со всех сторон светлое, и дымки поднялись бодро кверху, а с той стороны подоконника из-за окна выглянула в мою комнату маленькая головка трясогузки, и скворцы поют на обломке липы, поползни, как мыши, бегают по стволам.
Это всех их оживляет самый легонький мороз-утренник.
БЕРЕЗЫ
Бывало, мальчишкой до того ждешь весну, до того не терпится, что все портишь и портишь березки: порежешь – и сухо.
А когда время приходит движению сока, то и так, без порезу, все ясно: если зашумела старая листва под ногой, если закраснелись веточки разные, если вербы развернулись, если заговорили деревья разных пород ароматом своей коры, то, значит, есть в березах движение сока, и нечего портить березу.
Но дело сделано, всюду теперь плачут порезанные березы.
СМУЩЕННОЕ СОЛНЦЕ
У солнца есть на каждый раз и в каждой земле разное выражение. Пусть небо и безоблачное, а солнце смущенное, или, бывает, холодное, не красное, а желтое и разное, и свет разный.
Сегодня солнце чем-то смущено, и до того, что даже петух об этом кричит.
ЗЕЛЕНЕЕТ ДОРОЖКА
Возле опушки южной слегка зеленеет дорожка, и кто бы ни пришел, тоже сразу заметит и скажет: «Зеленеет дорожка». Сколько рождается в этом, и как мала душа моя, чтобы вместить в себя всю радость...
«Зеленеет дорожка, друзья мои!»
ИЗ-ПОД ТУЧИ
Из-под тучи вырвался ветер с солнечным светом, и полетели они в лес: свет открывает, ветер качает, лес шумит.
ПОЧКИ РАСКРЫВАЮТСЯ
Красота бывает красотой, когда она развертывается перед людьми, как река в половодье. Но какая это красота и какое нам дело до такой красоты, если она прячется от нас.
Вчера открывались толстые почки бузины, а сегодня это не почки, а зеленая кашица в темно-красных прилистниках. Острыми шильцами зелеными наклюнулась черемуха, и шоколадные издали березовые почки, наверно, уже с зелеными хвостиками.
Смотришь вверх, и до самого верху лиственного дерева, и смотришь вниз, и до самого низу подлеска, до самой земли все почки и почки раскрываются, посидишь на пне сколько-нибудь и видишь перемену.
ВЕСНА СПЕШИТ
Нет сомнения, что в природе приближается какая-то перемена: вчера с утра чуть заметно прошла заминка, а сегодня с утра небо покрылось неровными облаками и даже брызнул дождик такой редкий, что на открытом месте можно в книжку записывать.
Деревья развертываются так скоро, что если часа два пропустить и вернуться на то же место, непременно что-нибудь случится.
Река очень спешит, и в ней из-за спеха вьюнками завиваются струи-быстрики, вертящие воду вокруг себя.
Но река величаво несет свою воду, и какое ей дело до этих вьюнков: крутясь, плывут они вместе с водой, как недавно плыли льдины.
ЯВЛЕНИЕ РАДОСТИ
Роскошное утро, везде блестит роса на траве. Окапывали малину, яблони, вырубали колья для малины, вычистил и привел в порядок гараж, инструменты.
Но ничего, даже весь цвет, вся радость весны не могут мне дать сами по себе удовлетворения, если я сам на все не отвечу записью своих образов или мыслей.
Как что-нибудь шевельнется такое во мне, так и радость является.
ПОД ЧИСТЫМ НЕБОМ
Вчера к вечеру снизилось до + 12, а утром +6. Но зато небо все чистое, солнце бросилось на леса, роса бросилась на травы, и даже там, где никогда не бывает росы, теперь ярко заблестели капельки смолы, вытекающие из коры хвойного дерева.
Березы дымятся зеленью, и так уже стало густо в кронах, что насквозь, как бывает, теперь уже не видно, и когда в зелень плюхается ворона, то не сразу даже и ее разглядишь.
ДУБ
С утра чуть-чуть захмылилось, и ветер шалит. Боялся за май, но все обошлось, день загорелся, все кругом зазеленело, и черный дальний хвойный лес от зелени белых берез поседел.
«Летите, летите!»–беспокоит их ветер. Но листики еще не понимают тревоги, не знают забот: как сели, так и сидят, невинные и удивленные.
В березах девишник.
Дуб не верит цветам земным и небесным, зеленеющим дорожкам, золотым сережкам ореха и всему, что называется весной. Еще весной света на белом снегу он оставлял свою голубую тень. Теперь внизу вытаяла его старая листва, и на ней лежала темная тень его корявого скелета. Да, он просто не верил весне.
И много еще совершится чудес в природе, пока зеленая трава и цветы выбьются из-под его старой листвы, и в цветах ликующей весны старик свою тень похоронит и начнет сам распускаться. Тогда в нашем климате природа труд распускания дуба берет на себя и от этого сама холодеет.
– Что-то холодно! – говорят наши друзья.
И другие им отвечают:
– Это дуб распускается!
ПРЕДМАЙСКОЕ УТРО
Великолепное предмайское утро. Все зеленеет, трава, деревья, на горизонте шоколадного цвета березы с такими густыми почками, что птица сядет и скроется. Так все идет правильно: март – свет, апрель – вода, май – цвет.
Лес не одет, пахнет корой и березовым соком. Чуть дымится первая зелень на ивах, оживают зеленя, обозначаются дорожки лесные. Первая кукушка сегодня и первый жук прожундел.
Первый раз услышал кукушку, но уже не загадывал, сколько мне жить, успеть только работу кончить – вот мое желание.
Возвращаясь домой, среди темных деревьев нашел полянку, где сошлись белые березы, и я их застал.
Очи еще совсем неодеты, но так полны сока, что пахнут, но не запах дает знать, что живые они, а не знаю что,– ну, вот смотришь на них и чувствуешь: живые!
ВСТРЕЧА ГОСТЕЙ
Праздник – это встреча гостей в каждом доме. Первое мая – это праздник гостей и особенно в природе: миллионы и миллионы гостей.
НА УГРЕВЕ
Ночью температура была под нулем. Топили печку. Небо как пахота на светлой земле, и у нас на пахоте бывают темные огрехи, а тут на светлой земле голубые просветы.
Вчера в лесу на солнечной просеке между стеной берез высоких и молодых было очень тихо от угрева. И очень странно было чувствовать себя в неподвижности, а они все на глазах у тебя движутся и растут.
На одном ароматном ярко-зеленом, смолисто-блестящем листике припал и замер маленький переливчато-сине-зеленый жучок. Я согнал его щелчком, а всю ветку протянул к себе, и припал к ней лицом своим, и вдыхал в себя аромат. Все было прекрасно, только я чего-то напугался и, стараясь не думать, поспешил вернуться домой.
В этой весенней радости, когда я сидел на пне с опущенной головой, прилетела какая-то птица с белыми перьями, и в то же время души моей коснулась какая-то утрата, но так не больно, что и не вспомнилась.
Я все-таки делал усилие, чтобы определилась форма этого нелепого чувства, и в то же время все думал о птице с белыми перьями, перебирая всех известных мне птиц. Только уже дома, увидев в окно сороку, я понял, что птица с белыми перьями была сорока.
А какая утрата коснулась моей радости, я так и не узнал...
Ночью только +2. Утро царственное: ради таких утр с радостью терпел бы майские и всякие холода.
МАЙ
КАПЛЯ РОСЫ
На лесной дорожке на зеленой травинке, острым кончиком, как штыком, пробивающей себе среди прошлогодней суши и всякого желтого хлама путь к небу и солнцу, заметил на самом штыке каплю росы.
СИБИРСКИЙ ВЕТЕР
Вчера совсем уже собралось потеплеть, но подул сибирский ветер, среди яркого дня стало холодно, а ночь была на нуле.
Яблони еще не расцвели, и говорят, им не будет вреда от мороза, а черемухе все равно: не мороз, так люди сломают.
ГОЛУБОЕ ОКНО
Не очень жаркие, дивные майские дни, зеленеют липы на улице Горького, зеленеют веточки чего-нибудь возле каждой лачуги в переулках, и каждой веточке соответствует где-нибудь подобная вспышка в душе человеческой.
Воздух насыщен теплым паром, и небо закрыто, и только на востоке сквозь двойные-тройные завесы пробилось светлое окно голубое. В нашем доме и вокруг него все, как сказано о шестом дне творения,– что творец все оглядел вокруг себя и сказал:
– Молодец я, все хорошо!
ЗВУЧНЫЕ БОРОВИНЫ
Есть в звучных боровинах такая тишина, что слышно «ку-ку», как удары, и когда, слушая это, поднимаешь голову и поглядишь на стену хвойного леса, то на темной стене от каждого «ку-ку» показывается березка в такой прозрачно-зеленой одежде, что сквозь нее все видно в бору.
Раз «ку-ку»–и березка, второе «ку-ку»–вторая березка, а первая, само собой, остается. И тогда, считая «ку-ку» с загадом «сколько мне жить?», остановишься со счетом: считать нечего! Тут начинаешь считать волшебные березки, выступающие нежной зеленью из темного бора.
АРОМАТЫ ВОСПОМИНАНИЙ
Вдыхая аромат цветов, коры, прошлогодних листьев, всегда волнуешься чем-то близким к воспоминанию. Но бывает, среди этих ароматов явится такое, что прямо требует вспомнить, как при встрече с тем, кого хорошо знаешь в существе, но не можешь назвать его по имени и определиться в отношениях с ним.
Вот все эти воспоминательные ароматы соединены с детством: это что-то там произошло при первой встрече с таким ароматом. Так, может быть, и все наше сознание выросло из этого детского материала, оставаясь с тех пор, когда жил бессознательно?
ОТКРЫТИЕ
Яркий луч попал в темный лес и открыл, что этой ночью паук с молодых верхних листиков от макушки маленькой рябины протянул к молодому дубу сверкающий путь.
Такое солнце, такие лучи пробили даже и густую темную зелень елок, и там в густоте блеснул, как зеркало, мокрый от сока пень срезанной березы.
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Стало много теплее, и полился дождь. Весь день шел теплый, и мы думали, что вот теперь прошли холода и начнут петь соловьи. Но к вечеру после дождя обложилось все небо и стало опять холоднеть.
И все-таки воздух кругом пропитан ароматом смолистых листьев. Липа наконец подняла и расправила блестящие листья. Дуб расправляет листья еще коричневые. Черемуха облетает и пахнет медом.
КУКУШКА
Иногда попадается в лесу на пути дерево, и на нем, задрав хвост, кукушка произносит свое обыкновенное «ку-ку». Но это не настоящая наша таинственная кукушка.
Та всегда кукует где-то вдали, куда очень хочется самому, но знаешь всегда, что туда не дойти!
Когда яркий майский свет врывается в темный хвойный лес с липовым подлеском, тени чернеют, а в светах огромные светящиеся раскрытые, но не расправленные почки молодых лип, тогда непременно слышится «ку-ку».
И если в эту весну не прилетела кукушка и вся эта птица померла на перелете,– все равно! непременно своя же собственная душа обернется кукушкой и начнет куковать.
МАЙСКИЙ ЖУК
Поднимаясь по просеке, видишь, как впереди весь бугор между рядами деревьев дымится: это теплый грозовой дождь проник в глубину земли, и началось воспарение. И с утра этот теплый пар, как парное молоко, теплыми каплями возвращался обратно.
Все эти дни (дня три) по вечерам массой летел с реки майский жук. Где он был?
ЧЕРЕЗ КРАЙ
В старой липе с поломанной вершиной дятлы раздолбили дырочки: в верхней поселились скворцы, в средней поползень, а в нижней зарянка. Подрастают в гнездах грачи.
Сжатые пальчики сосновых побегов разжимаются и превращаются в подсвечник с тремя свечками.
Все цветет. Так все роскошно вокруг, и так много всего, что душа моя – глиняный кувшин, не вмещает; и все льется через край из моего кувшина.
ФИАЛКА
В бору, среди «вечной» зелени низеньких кустарников черники нашла себе место бледно-голубая фиалка.
СТАРАЯ ЛИСТВА
Смотрю на лесную дорожку, любуюсь, как зеленая щетка травы скрывает старую листву и заключает ее в себе как удобрение.
И так во мне самом, в моей душе, как в сосуде, радость вином поднимается, и разливается это мое вино по всему человеку, скрывая в себе всякое зло.
ЗА РУЛЕМ
Дождик вчера метнулся, и вырвалось солнце. За рулем обратил внимание на сосновый бор: по всей опушке расставились сплошным рядом цветущие черемухи.
Мне было так, будто кто-то тронул меня за локоть и прошептал: «Погляди!»
МАЙСКАЯ НЕВЕСТА
Между черных елок стоит майская невеста – черемуха, вся в белом и ароматная. Этой красавице везде место, и она ничего не жалеет и не бережет для себя.
– Ломайте, ломайте,– говорит она,– где наша не пропадала!
ЛАНДЫШ
Есть существа, способные так прямо, и верно, и открыто, и сияюще смотреть, что сами становятся похожи на солнце. Сколько есть таких светолюбивых растений с цветком-солнцем.
Но бывают цветы-мечтатели, они солнце, конечно, чувствуют, но никогда не видят, и форма цветов у них, как результат отношений света и тени. Посмотрите на ландыш...
СОЛОВЕЙ НА КАЛИТКЕ
Майские холода продолжаются ночью, но при ветре с утренними лучами начинается такое торжество в природе, что таких дней, пожалуй, никогда не забыть. Один соловей до того разохотился, что сел на калитку и пробовал даже запеть.
ЗЕЛЕНЬ
Папоротники вышли из своих колечек зеленые, совершенно по-своему. Так солнце выходит каждый день: скажут, желтое, а приглядишься – все разное, и даже бывает красное.
Так и зелень у папоротников молодых, конечно, зелень, но какая!
ВСТРЕЧА
куда. Но так редко бывают такие встречи! Все больше как-то не узнают друг друга лесные существа: сколько веток чужих между собою кивают, машут весь день, как хлещет береза ветвями молодую елочку.
Так точно и у нас, когда мы по лесу идем, ищем и про себя все ждем и ждем, когда наша душа встретится...
ЗАКАТ СОЛНЦА
Нарочно не спряталось совсем, а остался глазок,– солнце сказало себе: «Подожду, хоть одним глазком на все погляжу, как-то живете вы без меня».
УТРОМ
Утро рождалось опять в тумане и потом разгорелось во всем великолепии. Елки стоят обновленные, сосны поставили свечи.
Что-то тревожно вороны кричат,– не вылетели ли уж их дураки из гнезд? Сирень цветет, и ландыш в бутонах.
Кругом все спешат, радуются, перебивают друг друга и в споре, разлетаясь, наполняют лес, как в игре в свои соседи: «всеми недовольны».
ЛАПКИ СОБАЧЬИ
Это малюсенькие белые цветочки на зеленом мху под сосной, девять-десять, больше или меньше пальчиков в лапке, и множество лапок тесно вместе под белой березой на зеленом мху раскинулось, как белый платок.
ТРОПИНКИ
Полезная растениям пыль из-под ног человека ложится всегда по бокам тропинки, и вот отчего ранней весной, когда зеленые иголочки не пробили даже и лужи, когда бодрая озимь еще не справилась с какой-то рыжей мочалкой и плесенью, по бокам тропинки, поддержанная пылью удобрительной из-под человеческих ног, ярко зеленеет первая травка.
ОДУВАНЧИКИ
Пока еще на лугах всюду желтеют во множестве цветы, но скоро, в июне, они превратятся в известные превосходные одуванчики, шарообразные сцепления темных семечек на белых крылышках.
Сколько тысяч и даже миллионов детей будут помогать ветру их раздувать, сколько стариков, глядя на них, будут вспоминать свое детство. А мне одуванчик напоминает, что вместе с ним появляются на болотах молодые бекасы, птичка не больше одуванчика с длинным странным носиком. И тут же начинается серьезная натаска собаки по молодым бекасам.
ИЮНЬ
ГРАЧИ
Молодые сейчас в таком положении, что могли бы вполне летать и сами кормиться, но еще опыта нет. И большие вполне грачи, только носы не белые, а черные, и сидят хорошо укрытые в глубине елки, а родители таскают им весь день пищу. Самое трудное время родителям!
МЕДУНИЦА И МОЖЖЕВЕЛЬНИК
Сквозь можжевельник, корявый и неопрятный, проросла роскошная красавица медуница и на свету расцвела. Можно подумать, что это сам можжевельник расцвел!
Иные прохожие так и думали, очень дивились, говорили: «Бывает же так: такой неопрятный, такой корявый, а в цветах лучше всех в это время. Бывает же так!»
«Бывает, бывает!»–отвечали басами шмели на медунице. Сам можжевельник, конечно, молчал.
БЕЗЫМЕННЫЕ ЦВЕТЫ
Но вместо бриллианта в летнее время в каждое гнездышко вставляется росинка, и в солнечных лучах она тоже переливается всеми цветами, как бриллиант.
ШИПОВНИК
Новоселы дачные сплошь да рядом борются с женами: мужья берегут лес, жены стремятся расширить площадь для ягод и овощей. Борьба эта почти у всех ведется с разным успехом.
У наших знакомых была борьба за большой куст шиповника, угнетенный большими тенистыми деревьями, Борьба за деревья началась в пользу женщин: деревья срубили. Вот тогда-то муж собрал силы, и стал бороться за шиповник, и победил. Тогда произошло на даче событие, похожее на чудо: куст шиповника, угнетенный, вышел на свет, и зацвел в сентябре, и цвел до морозов.
С тех пор прошло несколько лет, и когда часто просят хозяев показать им свой сад, хозяева прежде всего показывают на разросшийся куст шиповника и рассказывают, как он, освобожденный от тени, бушевал в сентябре до морозов.
ТРЯСОГУЗКА
Новый квартальный столб в лесу, а рядом лежит старый поверженный, трухлявый, разъедаемый насекомыми. Новый столб в лесу утвержден в трех лицах: с тремя разными цифрами. На всех просеках животные, пересекающие их, столб сразу заметили, некоторые даже отпрыгнули, пока трясогузка не села на его макушку.
Когда увидели трясогузку, как она трясет хвостиком и капает на лысинку нового посланника от человеческого мира, то мало-помалу привыкли: стоит и стоит столб, – какое нам-то дело!
ПЕРЕД ДОЖДЕМ
В лесу перед самым дождем бывает такая тишина, такое напряжение в ожидании первых капель дождя! Каждый листик, каждая хвоинка показываются как в своем роде единственные. Смотришь и знаешь: нет такого другого листика, нет такой другой хвоинки, и в то же время они, единственные, делают то же, что все.
Заячья капуста, мелкая травка, чтобы лучше показаться, даже на пень взобралась!
Вот и я тоже вхожу к ним, и мне кажется, все они в своем выражении, как люди, лицами своими повернулись ко мне и просят дождя.
Как будто это от меня зависит!
– А ну-ка, старик,– сказал я на пробу дождю,– будет тебе нас томить, начинай!
Или дождик послушался, или, как говорят, все так сошлось: дождик пошел.
ЛЕСНАЯ ПОЛЯНА
Брошенная дорога через лесную поляну заросла дымящейся травкой, той самой, на какой мы в детстве гадали: что выйдет, если, сжав пальцы, проведешь по стебельку,– круглый венчик – курочка или венчик с хвостом – петушок. Теперь эта трава, стебелек к стебельку, собралась на брошенной дороге, отмечая собой на цветущей поляне путь человека, и далеко курилась розовым дымком.
А лучше всего была лесная гвоздичка, не красная, не малиновая, а прекрасная, с зубчиками, с мелкими, точно поставленными белыми крапинками.
Повилика выползла на песчаную дорожку, белая и розовая, пахнет по-прежнему чем-то далеким из детства, что ни за что не вспомнишь.
ЖИВОЕ ДЕРЕВО
Удалось роскошное влажное летнее утро. Знакомый зяблик распевает на елке. Скворцы летают уже семейными табунками. Молодые грачи вылетели в поля и там иногда такими дураками сидят на тонких веточках какой-нибудь ивы, где настоящие грачи нипочем не присядут.
У нас молодые грачи облюбовали одно дерево и стали орать. Прилетели старые с червяками, и когда грачиха садилась, ветка от тяжести опускалась, а когда улетала, ветка поднималась, и грачонок качался, как в люльке.
И вся эта ель от множества невидимых птиц шевелила своими ветками, вся, как живая.
В СИНЕВЕ ВЫСОТЫ
Коршун набрал высоту, махая крыльями, как всякая птица, и, набрав, стал парить и царствовать там, в синеве высоты.
ИЮЛЬ
ДОЖДЬ
Опять утро пришло со свежими кадками дождя. На лугах ночевал туман. Целый день в лесу то плачет сквозь слезы, то смеется. Только к вечеру был толстый грозовой дождь.
СТОГА
Золотые деньки. Облака летние, крупные, круглые, солнца не заслоняют, но тени от них ложатся, и можно часами смотреть на пойму, как на море.
Тишина необычайная всего вчерашнего дня ночью разрешилась мелким дождем, и продолжается дождь утром. Молодые колхозники спасли за три сухих дня сено на той стороне и украсили луг двумя большими стогами.
БЕЛЫЙ ГРИБ
Бывает так, раззаришься на большие белые, и почудится – там где-то далеко стоит великан, как пень. Вот такой огромный блестит в росе, что и не верится. Нет! Скорее напротив, слишком верится, а только боишься обмануться, и страхуешь себя, и говоришь себе:
– Да это же не гриб, это просто пень!
«Милый мой,– говорит лукавый голос,– если ты уверен, что это пень, то зачем же идти тебе в ту сторону?»
– Далеко ли идти,– отвечаешь ему.– Мне все равно туда надо.
Так идешь туда и уже не смотришь по сторонам куда-нибудь на сыроежки, стараешься даже и совсем забыть.
Но тут, видите ли, бывает с грибами подвох: показался гриб, а отвлекся зачем-нибудь в сторону, глянул оттуда – и нет ничего! А бывает и так, что совсем пропадет – ищешь, ищешь, ходишь кругом, топчешь траву, шевелишь кусты, папоротники – нет и нет.
«Смотри, уйдет!»– шепчет лукавый голос.
– А пусть уходит,– отвечаешь лукавому.– Я за грибами, а не за пнями хожу.– И чик! ножом сыроежку розовую по белой ножке.
«Да ну же,– говорит лукавый,– не будь малодушным, решайся и кончай: гляди правде в лицо».
– Вот это так! – отвечаешь лукавому,– давно бы так говорил.– И поднимаешь глаза...
Сколько ищешь в жизни напрасно чего-то, столько ждешь, и является совсем не то, чего желаешь. Но когда идешь в лес за грибами, то находишь именно то, чего желал, а если найдешь гриб белый, то он всегда бывает лучше того, что себе представлял, и жадными глазами впиваешься в него, стараясь выпить навсегда из него прелесть, и не выпьешь: новый гриб в следующий раз является опять таким, будто его никогда не видал.
МАТЕРИНСКИЕ ГОЛОСА
Мать-дроздиха трещала, мать-соловьиха пищала жалобно, мать-глухариха ко-ко-кала.
АРХИТЕКТУРА ГРИБОВ
Гриб в природе – это архитектурное творение, и есть такие грибы из поганок, что совсем как мечеть...
ЛИПЫ ЦВЕТУТ
Липы цветут, и пахнет липовым медом. Между липами в луче солнца стоит в воздухе на своих крылышках та знакомая с детства золотистая мушка. Найдешь ее, пройдешь, оглянешься – стоит в воздухе на прежнем месте.
Так этот вопрос и остается без ответа, и мушка забылась. А вот теперь опять вспомнилась, и ответ пришел о голову такой: всем бескрылым летать хочется, а у кого есть крылья, то, наверное, в праздник, когда липы цветут, хорошо и постоять.
МУЗЫКА
Торжественный день вышел из густого тумана полным тишины и блеска орошенных туманом листьев,– летняя полнота природы.
Сегодня лучезарным утром в темном лесу была великая тишина, я почувствовал ее, углубился в себя, и когда из себя выглянул, то увидел, что в сиянии между деревьями вниз падают с веток светлые капли ночного дождя и от капель внизу дрожат крылья папоротников.
Так в тишине углубляешься и видишь все из себя, как в окошко, и совершенно свободно. А когда ветер, то всегда не сам, а кто-то мне нашептывает, наговаривает, трубит, воет. И если бы не знать, что это все ветер делает, то так бы думал, что не я тут, а кто-то другой пришел.
Но бывает, совсем тихий ветер неслышно играет листьями и ветвями деревьев. Тогда мне кажется, что я глухой и не слышу музыки от прикосновения невидимого существа к листьям. Я смотрю в это время на колебания листьев и веток и догадываюсь о музыке. Больше! – мне представляется тогда, что и мы, как листики: трепещем, и бьемся, и рвемся глухие, без понимания исходящей от нас музыки.
СРЕДИ ДУБОВ
В лесу много дубов, но каждый дуб окружен березками и осинками.
Любо смотреть, какой независимый и самостоятельный стоит дуб. Только липа не умаляется и стоит рядом с ним женственная, как осина с березой, по независимая, ничем не уступающая дубу.
ДЫХАНЬЕ ЛЕСА
Бывает, тишина приходит в лес просто, и все смолкает, – и сам где-нибудь замрешь на пеньке. А бывает, деревья, кусты, травы, птицы как будто сговорятся друг с другом, скажут: «Будем молчать!» И все делают тишину, и сам глубоко задумаешься и по-новому смотришь на далекое старое.
Не шевельнется ни одна веточка, ни один листик не дрогнет, и только по форме крон знаешь: деревья стоят, как восковые; никто не может сделать из воска все так неправильно, а в общем чтобы выходило из этого лучше правильного.
пырея пошевельнулся, кивнул другому, и другой нагнулся и кивнул третьему. А дальше там папоротник на одном стебельке перешепнулся с другими, и все о том же, что чувствую я своей щекой: в полной тишине наверху лес дышит изнутри, как человек.
ДУША ПРЯЧЕТСЯ
Сплошное серое небо, как осенью, и мелкий дождь с утра моросит. Душа прячется к себе в дом и тихо радуется, что есть где укрыться от непогоды, и в тишине прийти в себя, и обождать, когда захочется выйти наружу и разбежаться во всем на полях и в лесах.
ДОЖДЬ
Вчера уснули под дождь и сегодня утром опять встретились с ним и вставали под гром. Но эта гроза была не сама по себе, проходящая, а как бы только для того, чтобы небо везде сдвинулось в сплошную серую шинель.
Дождь шпарит и шпарит, а лошади и коровы пасутся и пасутся себе на лугу.
ЛАСТОЧКА
Паводок, почти как весной, все лавы снесены давно, и некоторые береговые кусты корзиночной ивы стали островами. На одном таком островке ласточка усадила своих питомцев, чтобы никто не мешал их кормить. И люди вокруг стояли маленькие и большие.
Маленькие тужили, что никак их не достанешь, а старшие дивились уму ласточки: нашла же место – все видят, а тронуть не могут.
ЖАР-ПТИЦЫ
Когда утром, после ночного дождя, сверкает солнце в полях, то и в темный лес лучи солнца проникают и ложатся везде золотисто-огненными пятнами.
А черные тени становятся еще черней, и кажется тогда, как в «Коньке-горбунке», в лес прилетели и сели жар-птицы, и ты сам ждешь, чтобы одну такую райскую птицу поймать.
Целый день перемены: то яркое солнце, то проливной дождь. Под вечер после дождя вырвалось яркое солнце, поднялись комарики как толочь, а ветерок не унялся совсем, шевелил сосной, и падали яркие капли, частые, крупные, разделяя на части игру комариков.
Так и душа наша: радость жизни кипит где-то в глубине, неуемная, пузыриками, комариками, поднимается, а навстречу радости частые капли чего-то неминучего падают и опрокидывают всякие надежды на счастье, на волю...
Опять блистательное утро, но к вечеру радио обещает дождь. И пусть дождь, но утро мое. Пусть не будет даже и совсем никакого утра больше – это утро мое!
КОШАЧЬИ ХВОСТЫ
Когда подходит циклон, то дождевому времени на небе предшествуют облака, называемые кошачьими хвостами. Но то же бывает на небе, когда подходит антициклон: те же кошачьи хвосты говорят о хорошей погоде. Значит, не в самих хвостах дело и нельзя просто без других признаков судить о погоде по одним кошачьим хвостам.
А люди обыкновенно судят вообще и обо всем, как о погоде: раз хвосты – значит, дождь.
ПОСЛЕ ГРОЗЫ
Утро, как счастье, пришло.
После грозы и дождя все дорожки в лесу, доступные солнечным лучам, курились.
КОМАРИКИ МАК ТОЛКУТ
Вечером между елками в сквозных лучах комарики мак толкли. Птички, бабочки, шмели, и все, что ни пролетало сквозь эти лучи, на мгновение становилось серебряным.
Вдруг в самую середину серебряного упала большая серебряная капля, другая, третья. Каждая капля из множества толкущих что-нибудь уносила, но все другие, нисколько не смущаясь, все толкли и толкли.
Наконец капли дождем полились, и осталось совсем немного комаров. Какой уж тут мак под дождем! Но упрямые герои все толкли и толкли. И что же? Дождь перестал, поверженные воины обсохли, поднялись, и опять по-прежнему комарики мак толкут, а мы, ничего не понимая в героической игре, говорим:
– Наверно, к погоде!
ЛЕТАЮЩИЕ ЦВЕТЫ
Над цветущим картофелем всегда летают белые бабочки, как будто некоторые цветы довольно нацвелись, им захотелось полетать, и это теперь не бабочки, а тоже цветки летают над цветами картофеля.
АВГУСТ
ЧЕРНОБЫЛ
Прошел Ильин день, и уже рожь кое-где в копнах, а погода все та же сумрачная с короткими дождями. Чернобыл-трава стоит уже черная, и когда искоса нечаянно увидишь – будто человек стоит и смотрит на тебя со стороны.
СХЕМА ДНЯ
Туман сел. Из тумана зелень мокрая, сверкающая. Как туман засел в лесу и лучи его находили. Как туман лег на луга (сдался: делай что хочешь, лежу).
Описание всей росы в летний день, и конец: на осине две капли слились, одна на месте осохла и улетела.
КОНЕЦ ЛЕТА
Ласточки, молодые и старые, табунками кружатся над водой, и смелые из них на мгновение задерживают полет, касаются воды и на ней оставляют кружок.
Я сел у реки и вошел в тишину.
ПРИШЛО ВРЕМЯ
Всяких цветов листья насыпаны в лесу, и между ними ждешь увидеть грибы. И сколько их всяких покажется, сколько раз ошибешься, каждый раз забывая, что, если настоящий белый гриб встретится, не ошибешься.
Пришло время, когда грибам стало тесно, и они появились везде на лесных дорожках.
В такое-то туманное, грибное и охотничье утро выхожу в лес и жду, с чего начнется та параллельная жизнь природы, субъективная моя жизнь поэтическая, или философская,– не знаю, как ее вернее назвать.
Я знаю в самой природе какое-то мое личное зернышко, и если я найду его, подгляжу, то и начнется тогда моя внутренняя жизнь в полном соответствии с природой: тогда, на что бы я ни поглядел, все природное встает в моем духе. Но зерно это мое в природе, мелькнув, начав, само исчезает, и я никогда не в состоянии бываю сказать, с чего же мне все началось и какое это зерно. И надо усилие, чтобы желанное по моей воле повторилось.
Знаю, конечно, что надо прежде всего утроить свое внимание. И я начинаю.
Вот не эти ли папоротники ярко-желтые в темном лесу, такие характерные для начала осени? Не в них ли, в этом ярком свидетельстве движения жизни, содержится зерно мое? Попробовал, записал. И еще увидел: впервые за лето березки начали обсыпать золотыми монетками растущие под ними темные елочки. Так вот, по-видимому, все начинается с движения в природе, возбуждающего движение мысли.
А это что? Сосна-девочка, ростом мне только по грудь, обняла кругом елочку, как мать охватывает кругом ребенка от холода. Из-за позади дерева-матери торчит еловый пальчик верхней мутовки, да внизу из-под сосны-матери едва виднеются несколько веточек, более бледных, чем ее собственные.
Так начались открытия: начались сигналы движения жизни, пожелтелых папоротников и золотых листиков березы на елях. Эти признаки движения в природе обратили на себя мое внимание, и с этого все началось – с движения.
И я могу сказать сегодня: в начале всего было движение в природе, и оно вызвало в человеке внимание, и, раз вызванное в поисках материала, оно нашло себе маленькую светолюбивую сосну, обнявшую светолюбивую елку.
И так человек, разглядывая деревья, как в зеркале, узнал свою жизнь.
БОЛЬШАЯ МЕДВЕДИЦА
Ночью, вероятно, было прохладно, и окна отпотели, а звезды, если через отпотевшие стекла смотреть,– вспухли. И как раз против моего окна расположилась Большая Медведица. Не знаю, чем это объясняется, но Большую Медведицу начинаешь замечать почему-то с осени.
ОСЕННЕЕ
Начали слегка днем протапливать печи. Сегодня сквозь запотелые окна утром яркое солнце, и роса сплошная блестит не алмазными каплями, а прямо всем лопухом или всей грядкой свеклы.
На небе с утра барашки белые, кудрявые на голубом поле, и по радио обещают, что этот день пройдет без дождя. Сколько же сухих дней должно пройти, чтобы потребитель природы не ругал бы природу за дождливое лето?
TУMAH
Светлый туман, когда глазами ничего не видно, а душа уверена, что из тумана скоро покажется солнце.
День поначалу совсем даже и летний, только от паров и туманов чуть-чуть с сединой, но благодаря дождям зелень по временам сохранилась удивительно.
И только в одной березовой роще, где каждую березу снизу охватывает десяток молодых елок и весь березник сидит в густоте, видно по елкам, сколько уже упало на них с березок золотых листиков.
Только к девяти утра берег на той стороне реки стал определяться и в себя приходить. Но люди, работающие там на овсяном поле, не были еще видны, и только долетали к нам из тумана их голоса.
Если бывает туман, то все деревья, особенно елки, кустарники и даже трава иногда бывают в паутине: на елках кажется, будто сверху и донизу тарелки висят.
Но я не могу сказать: пауки ли это любят в тумане работать, или сам туман, его капельки садятся на паутину жемчугом и делают нам заметной обычную работу пауков?
ПОСЛЕДНЕЕ ТЕПЛО
Тихо, и синева повисла между еще зелеными деревьями. Сквозь туман и облака солнце с утра медленно пробивает себе путь.
Ночью было похолодание, и, может быть, на болотах на восходе, на невидимой солнцу северной стороне кочки побелели.
Вечером месяц из-за деревьев пожаром поднимался. Утро солнечное, залитое росой в густых синих тенях.
ЗЕМЛЯ И НЕБО
То дождик, то солнце обрадует: во дню сто перемен.
Когда все одожденное вспыхнет на солнце, то и маленькая сосна, вся убранная блестящими каплями, стоит, как девочка, и только не говорит: «Я – тоже большая!»
В таком большом дне с такими частыми переменами бывает какая-то минутка полного спокойствия: кажется, вот все шел, шел на гору и теперь дошел: отдохну минутку и буду спускаться в долину.
Так начинается осень.
КРАПИВА
Липовый подлесок пожелтел, и под ним уже ковер желтой листвы, и в лесу пахнет пряниками.
Листья земляники кровавого цвета. Крапива стоит выше человеческого роста, почернела, лист измельчал и в дырочках, старая-старая... Хотел пожалеть, тронул, а она, такая старая, кусается по-прежнему, как молодая!
ОПЕНКИ
За елками, если глянуть в глубину их между стволами, выдвинулась золотая стена рая – эта стена озолоченных осенью лип. В большом количестве высыпали опята.
И лесник доложил, что, если всмотреться на вырубке, все пни покрыты мелкими опятами: завтра, послезавтра будет их время.
Теплое пасмурное утро, и чуть-чуть моросит. Хорошо грибам! И мне тоже здесь, а не в Москве.
Чудесно охотился, пережидал дождь под елкой. Капельки падали, листья дрожали и некоторые падали.
Дрогнет листик под каплей и удержится, а другой упадет.
С утра мокро, на небе надежды на свет. День вытекает из ночи, как из темного леса река.
ВЕТЕР
Ветер не знает, что эти листья уже мертвые и не могут далеко с ним лететь.
ВЕТЕРОК
Бывает, стоит трава на горе густо-зеленая, и в тенях междутравье при этом бывает почти что черно. Случается, ветерок пробежит, погладит свежий травостой, и вся обласканная ветром трава заблестит.
ВЕСЕЛАЯ ТЕНЬ
На рассвете сгущался туман, и капли падали на листики березы, и листики с каплями, тяжелея, отрывались и падали на землю.
Когда солнце взошло и туман рассеялся, капли перестали падать и утренний легкий ветер-забавник стал играть осиновыми листиками, а от листиков на сером стволе осины прыгали и скакали их тени.
Время от времени какой-нибудь листик отрывался и улетал, и с ним исчезала его веселая тень.
КОЛОКОЛЬЧИКИ
Бывает утро, или день, или вечер идет, и ты идешь вслед своей походкой шаг в шаг. Трудно сказать, как надо вести себя, чтобы сошлось. Но только если на таком согласном ходу ты будешь на что-нибудь обращать внимание, то оно становится тебе как человек, и если ты о нем что-нибудь напишешь, то оно будет так, будто ты о человеке писал.
Вот сейчас сижу на пне, и я вижу: лист потек и ветер понес, навалило чуть не по колено, и все-таки не могло засыпать листвой высокого голубого колокольчика, и он остался голубым цвести в конце сентября над желтой листвой.
Солнечный луч в темном лесу встретил его, ажурного на длинной соломине, и он, не сгорая, светил.
Тишина была, и звенели где-то невидимые жуки, а казалось, будто это солнечные лучи, влетая в темный лес, в тишине так звенят.
ПЕРВЫЙ МОРОЗ
Мороз ночью, наверно, был. Утром после мороза солнце ожгло огуречные листья, они свернулись, почернели, и многие скрываемые ими зеленые огурчики открылись.
Опять звездная ночь, но утром мороза не было, а когда разогрело солнце, то лето вернулось, и только остались на памяти от мороза на огородике черные листья огурцов, похожие на крылья летучих мышей.
ПЕРЕЛЕТ
Ветер несет аромат тлеющих листьев, но душа отчего-то при этом ветре бодреет, как будто там везде в природе готовится удобрение на будущее лето, а в своей душе поднимается озимь.
Желтые листья березы, как перелетные птички, расселись отдохнуть на елке, и так на всех елках листья. Но тоже и птички иногда настоящие садятся: им теперь перелет.
РЕКА
Каждый день хожу по берегу реки, и, чуть небо закроется – какая она холодная, страшная. А когда небо засветится – как она теперь отвечает радости.
– и река им отвечает: лежит холодная, глядит загадочно, как кошка, когда ей ничего от человека не нужно. И ты на нее смотришь и узнаешь не по себе, а со стороны: кошка и кошка глядит!
В ПОЛЕ
В поле что-то лежит. Издали не видно, что именно, а волей-неволей все поглядываешь и поглядываешь в ту сторону и спрашиваешь себя: «Что это лежит?»
И как-то это не просто, бывает, «подозрительно» глядишь, а что-то держишь в уме, вроде того, не человек ли это лежит убитый?
Что это? Пусть даже камень, но раз он лежит, то уже и подозрительно: в поле как-то ничему лежать не положено.
ОКТЯБРЬ
ЗОЛОТЫЕ РОЩИ
День был очень тихий, в больших облаках с просветами солнца. И куда попадал луч – там открывалась чудесная картина с золотыми рощами, и земля в этом свете так вспыхивала бодро, по-своему, что если бы на картину, так никто и не поверил бы художнику.
ЦВЕТ И ЗВУК
Некоторые сорта винограда дают особое ощущение вкусового аромата. Так и то, что берется на глаз, иногда переходит на звук: я видел однажды в октябре морозным солнечным утренником золотую березку и слышал от нее звон золотых колокольчиков.
А весной на тяге свет, и цвет, и звук постоянно заступают места друг друга.
СИЛА ЖИЗНИ
Все разрушается, все падает, но ничто не умирает, и если даже умрет, тут же переходит в другое. Вот пень, сгнивая, оделся плющом зеленого моха. В пазухе старого пня, плотно одетого зеленым плющом, вырос красавец мухомор.
Среди знакомого леса теряешься, как будто все деревья и кусты скинули свою общую зеленую маску и каждое дерево стало особенным. И когда сам поднял голову, взглянул на них, они тоже на тебя поглядели, каждое по-своему.
ПОСЛЕДНИЕ ГРИБЫ
Ветер разлетелся, липа вздохнула и как будто выдохнула из себя миллион золотых листиков. Ветер еще разлетелся, рванул со всей силой – и тогда разом слетели все листья, и остались на старой липе, на черных ее ветвях только редкие золотые монетки.
Так поиграл ветер с липой, подобрался к туче, дунул, и брызнула туча и сразу вся разошлась дождем.
Другую тучу ветер нагнал и погнал, и вот из-под этой тучи вырвались яркие лучи, и мокрые леса и поля засверкали.
Рыжие листья засыпали рыжики, но я нашел немного и рыжиков, и подосинников, и подберезовиков.
Это и были последние грибы.
Наступило время, когда из мокрых, холодеющих лесов синицы приближаются к домам человеческим.
В кусту шевельнулся лист желтый – от капли он шевельнулся, или за листом птичка?
Вдруг с одного цветка мальвы на другой пониже капнуло, и соединенные капли упали на тяжелый жасминовый лист, и он, желтый, свалился.
Тогда открылось, что за листом была хохлатая головка, и мы по ней узнали синичку: это был королек, и это он тогда первый шевельнул листик жасмина, а капля добила, и листик упал.
Сегодня за день было два случая: два раза большая синица через форточку влетала в наш дом.
СВЕТИЛЬНИКИ ОСЕНИ
В этом сером осиннике весной, бывало, тянули вальдшнепы, а теперь желтые листья летят.
В темных лесах загорелись светильники, иной лист на темном фоне так ярко горит, что даже больно смотреть.
Липа стоит уже вся черная, но один яркий лист ее остался, висит, как фонарь, на невидимой нити и светит.
УТРО
Утро сырое, туманное, похоже на тяжело спящего человека: пробуждается не скоро, слышит, а глаз не хочет открыть.
Туман сгущается, и капли оседают на желтых листьях: скатится капелька на другой листик – станет там две, упадут, и листик не выдержит, падает вместе с каплями.
Листик за листиком падают с липы на крышу, какой листик летит парашютиком, какой мотыльком, какой винтиком. А между тем мало-помалу день открывает глаза, и ветер с крыши поднимает все листья, и летят они к реке куда-то вместе с перелетными птичками.
Тут стоишь себе на берегу, один, ладонь к сердцу приложишь и душой вместе с птичками и листьями куда-то летишь.
И так-то бывает грустно, и так хорошо, и шепчешь тихонько:
– Летите, летите!
Так долго день пробуждается, что, когда солнце выйдет, у нас уже и обед. Мы радуемся хорошему теплому дню, но уже больше не ждем летящей паутинки бабьего лета: все разлетелись, и вот-вот журавли полетят, а там гуси, грачи – и все кончится.
ЗАЗИМОК
Сегодня хватил мороз –8. Солнце открытое на все небо, и душа отвечает вся вполне великому торжеству. А началось это в прошлую ночь: со дня на ночь и всю ночь моросил мельчайший дождь, а к утру пошел снег – первый зазимок, и подмерзшие капли обращались в дождь, а на северной стороне ветерок сдувал снег: на юге шел дождь, на севере снег. Пауки, не ожидая мороза, везде развесили паутину свою на черных мух, а полетели белые и наполнили их тяжело, как гамаки.
В лесу торжественная тишина. Кусты под высокими деревьями – ольха, жимолость, рябина, черемуха – мало ли их! – друг перед другом выставляются, кто больше сохранил на себе золотых монеток.
А в белые просветы между деревьями сюда врываются пучками светлые лучи, и последние золоченые листики лещины горят в них, как и вправду золотые.
На реке еще, даже у самого берега, нет ни стеклышка.
ПТИЦЫ И ЛИСТЬЯ
В лучах солнца, проникающих в лес осенний, не поймешь, где листья и где птицы летят.
А на большой лесной поляне и упавшие листья не находят покоя: одни, как мыши, перебегают поляну, другие хороводом кружатся, вихрятся, носятся и, когда попадают в течение ветра над лесом, опрометью мчатся под синими, почти черными тучами и между ними голубыми сияющими небесными полянками, и тут уже не поймешь, где листья мчатся, а где перелетные птички.
Папоротник еще совсем зеленый стоял, но его теперь доверху завалило листвой желтой, ароматной, шумящей под ногой.
КЛЕН
Елки всей своей густотой закрыли широколиственный клен, и он между ними осенью не блек, а цвел и светил... Когда же время пришло, он, как иной человек перед лицом смерти сложит руки на груди, так он сложил свои листья и стоит голый, но совершенно спокойный: больше взять с него нечего.
ПОЛОЛЗНИ
Пока еще солнце разогреет, а насекомые замерзли, и в коре их не скоро найдешь. Вот почему, наверное, поползни по утрам теперь выбегают на дороги, и их, обычно бегающих по стволам вверх и вниз головой, сразу заметно среди других на дороге, как узнаешь моряка на сухом берегу.
ВОРОБЕЙ
В кусту что-то зашевелилось, я пригляделся и вдруг ужасно обрадовался – это был воробей, наш воробей! Он с нами живет, он свой, и никуда от нас не улетит.
ОБРАЗ МИРА
Тихо. Между деревьями синим столбом подымается прямой дым. С самого утра комарики мак толкут. Тепло, светло, и так прекрасно, спокойно и умно, как не бывает весной.
А воробьи, живущие над окном под наличниками, ведут себя оживленно по-весеннему, и у одного в носу был даже пух для гнезда. Нашли же они себе место: и им хорошо, и нам не мешают!
ОСЕНЬ УЛЫБАЕТСЯ
Такая чудесная погода, какая редко бывает и в апреле. Березки совсем было облетели и приготовились спать до весны, а тут теперь, кажется, готовятся, как в апреле, распускаться. И вороны кричат по-весеннему упорно и страстно. Забормотал тетерев, и кто-то в деревне запел на всю округу.
БУДУЩЕЕ
Листья опали с деревьев, но почки будущих листьев будущей жизни определились, и на каждой почке сверкает большая светлая капля.
Давно заметил, что когда ветерок, проникающий в лес, качает ветви деревьев, то в этом есть особенная глубокая прелесть. Давно ищу средства это изобразить. Может быть, соединить это с листопадом? Буду наблюдать.
Монетки осени так промерзли или подсохли, что слышно, как в трепете друг о друга стучат.
Трепещущие листики бьются друг о друга, стараясь оторваться и улететь. Но когда оторвутся, падают, обращаясь всей массой листвы в удобрение. Так листики, и много людей таких, но настоящий человек в чувстве свободы окрыляется и движется вперед и вперед.
РЯБЧИК
Рябчик подпустил меня совсем близко и доставил мне собою удовольствие не меньшее, чем если бы со мной было ружье.
Мало того! Я объяснил себе свою охотничью страсть былым избытком сил и нехваткой воображения. Теперь силенок у меня стало мало, но зато, боже мой! Да разве на рябчиков может быть только охота!
НОЯБРЬ
СНЕГУРОЧКА В ЛЕСУ
Вчера видел Снегурочку в лесу: одна сережка у нее из золотого листика, а другая еще зеленая.
В лесу опять видел близко бегущего рябчика, и это надо заметить: поздней осенью, когда лист опал и землю подморозило, рябчики очень заметны и подпускают близко. Сегодня тоже белка со мной кокетничала. А еще много видел синиц всех вместе: большие, малые, гренадеры, гаечки.
Как хорошо, что я без ружья! Мне кажется, в конце концов можно добиться в себе этой тишины, и каждая точка в лесу будет началом такой жизни, что не будешь успевать все записывать.
Синица вниз головой выбивала клювом что-то себе из балясинка веранды, два воробья, живущие постоянно за наличником окошка, это заметили, прилетели, прогнали синицу, сами все осмотрели, ничего не нашли и вернулись к окну.
ПАХНУЛО ЗИМОЙ
плюшка на верхней ветке обращается в сосульку на нижней.
На реке плывет сало, на вид неопрятное, но это так образуется лед из мельчайших искорок льда. У берега свой, белый, как сахар, и вышитый цветами лед. К этому льду притирается сало, и где быстрее течение, там сало только выравнивает забереги в прямую линию, а в заводях сало незаметно сбивается в тончайший полупрозрачный лед. Смелая ворона по такой планке льда уже не проваливается, и ей хорошо быть смелой, чуть что – и на крыло.
Оставалось только день-два, и тот берег, протянувшийся с замерзшей заводью до середины реки, и берег наш, где плывущее сало примерзло к заберегу,– оба берега, вечно враждующие, сошлись было, поцеловались и замерзли бы на зиму до первой весны.
Но вдруг пришло тепло, и теперь берега враждуют по-прежнему: один берег вода размывает, другой намывает.
На реке тесная мозаика изо льда, и, как будто прежде чем замерзнуть и стать, река изломала в злобе весь лед и остановилась.
– и все кончится.
ЛЕСНОЕ ЗЕРКАЛО
В лесной луже на дороге более холодные частицы воды при остывании поднимались на поверхность, и мороз сколотил из них белую пленку и наузорил на ней какие-то нам неведомые тропические цветы.
Разве поймешь, для чего у мороза цветы? А по себе если судить, так все понятно: мороз замечтался о далекой тропической стране, и, пока занимался узорами, теплая вода убежала под землю.
Так и осталась от всей лужи тонкая, белая хрусткая пленочка с узорами тропических водорослей.
уже и ветер не снесет, и только весной, когда снег будет с веток сползать, он захватит с собой и сосновые вилочки.
ЗАМЕРЗАЕТ РЕКА
Вчера день прошел, как полносолнечный, и вечером встретился с полнолунием. Женщины спускались за водой и повторяли друг другу: «Речка наша замерзает».
С утра ледяные искорки, вспыхивая, складывались в тонкие льдинки, и потекло, как в ледоход, по реке сало.
Земля и вода больше не верят обещаниям солнца, и даже в самый яркий полносолнечный день в тени и на северных склонах белые пятна снега не проходят, и – подумать только! – при скольких-то градусах тепла и в ярких лучах плывут по реке, не переставая, тонкие прозрачные льдинки, образующие потом лед. Идет где-то человек в сапогах, и мерзлая сухая земля бунчит под его сапогами.
А у мостика ледяным салом забились все пролеты, кроме одного на той стороне реки, и туда – в единственный – прет все сало.
Замерзает река!
ВСЕ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ
Скот выпустили на зеленя, как у нас всегда делают, если с осени зеленя сильно распустятся: бывает полезно с осени их немного подобрать. Казалось бы, скот должен был броситься на зеленя, а нет! Коровы и телята стоят неподвижно: до того им хорошо стоять и греться в последних солнечных лучах.
МУРАВЬИНОЕ ГОСУДАРСТВО
Громадный муравейник пристроился когда-то к громадному пню, и через много лет закрыл его, и совершенно поглотил. И еще через много лет муравьиное государство умерло и стало снизу покрываться травой, и грибами, и мохом.
Теперь пришло время, и частые елочки покрыли весь муравейник сверху и донизу.
Сегодня в лесу я разбивал застывшие лужи, и лед был так толст, что под ним было сухо: лед всю воду взял себе.
Было –9, и река все бежала, и вода в ведре в холодном моем гараже не замерзала. Потом были совсем маленькие морозы, река все бежала и наращивала толстые забереги. О ведре в гараже я и не думал. Пришло, однако, время нешуточных морозов, и река сразу стала, а вода в гараже замерзла и выдавила дно из ведра. Так что не так бойся сильного внезапного мороза, как маленького длительного изо дня в день,
Так и зима поначалу нас только пугала снегами и морозами, а сама подходила незаметно, и вдруг чувствуешь: вот схватила, вот завладела, вот пришла зима настоящая!
ПОРОША
Легкий мороз, с утра на вчерашнюю крупу сыплется мелкий, ко всякому рельефу внимательный снег-пороша.
человеческое толкало тело...
МЫСЛИ-ПТИЦЫ
Как только входишь в лес, мысли затейные, как стайки птиц, срываются с места, и все превращается в движение, а сам начинаешь ярко понимать, что все от себя, и до того от себя, что и деревья хочется поднять вместе с птицами-мыслями.
Но деревья не поднимаются, деревья стоят, и сами в себе: вот эта ель, вот сосна, вот береза. Деревья, несомненно, стоят, и вот в том-то и состоит вся прелесть лесная, что сам со своими мыслями поднимаешься и мчишься, сливаясь в зеленый шум, а деревья стоят.
ОСЕННИЕ ЗОРИ
К вечеру желтое небо этих дней сильно зарумянилось, и в связи с этим стало теплеть.
Желто-румяная заря была подчеркнута глухой синей полосой, за которой и скрывалось солнце.
Земля приморожена и слегка припорошена по северным склонам. Пью спокойный чай на темнозорьке. Солнце выходит золотой птицей с красными крыльями, над ним малиновые барашки.
ЛЕСНАЯ КОЛОКОЛЬНЯ
снега на ветках они все еще выбегали, живая капля на замерзшую, и тут все сами замерзали, удлиняя сосульки. Мороз остановил тающий снег, когда все дерево успело покрыться маленькими звонкими сосульками.
Утром лесная поляна стала наполняться светом, в лучах солнца чудесными подарками засверкали елочки, и ветер-звонарь заиграл на своей лесной колокольне.
РЕКА СТАЛА
К вечеру потеплело в воздухе, земля мороженая, на воде что пришло, то и осталось: камень по намерзи пустить – зазвенит, но не пробьет, и больше сало уже не бежит.
Солнце садилось не как вчера в прозрачные, а в совершенно густые облака. Месяц поднимался красноватый, сердитый, но в воде отражался без своей географии и без всего: без бровей, без носа...
День пасмурный, а мороз не боится и днем держится, и к вечеру еще нарастает. И вот это-то и есть самый верный признак зимы: мороз и тучи создают благоприятные условия нового снегопада, а ведь еще две-три таких пороши, как первая, и конец, все будет завалено и не растает, и все наши охоты с гончими кончатся.
До того похоже на март, что я долго искал каких-нибудь признаков в лесу, чтобы человеку, который очнулся бы после многих лет спанья, определиться в сезоне. И вот, наконец, на просеке, заваленной снегом, я увидел – с одного дерева вниз спустилась паутина, а на конце был шарик. «Не паук ли это замерз?»–подумалось о шарике. Я его разобрал, рассмотрел: это от большого тумана на той неделе собрались капельки и замерзли, а когда пошел снег, то несколько мельчайших шестигранных снежинок облепили застывшую капельку, и та обратилась в шарик.
Так вот и определился ноябрь, а не март: в марте не остается никаких следов паутинок.
ДЕКАБРЬ
Вчера здорово подсыпало снегу. И немного таяло, но большие капли вчерашние замерзли, и сегодня не холодно, но и не тает, и капли висят, как живые, блестят, и небо серое на весу – вот-вот полетит...
Я ошибся: капли на балконе – живые!
В ГОРОДЕ
Что сверху моросит и в воздухе хлябь,– на то уже не обращаешь внимания. Водная дрожь в электрическом свете, и на ней тени: человек идет по той стороне, а тень его здесь: голова проходит по водной дрожи.
Вчера среди дня лужи начали подмерзать, началась гололедица, и москвичи стали валиться.
ВЕСНА ТЕНЕЙ
Солнцеворот. Композитор Н. поздравил меня с «весной света». Нет сомнения в том, что так это и надолго пойдет от меня: весна света. Сам же я начинаю подумывать о весне теней: только ведь благодаря теням остается жизнь на земле.
Свет и свет! Там не бывает времен года, солнце само по себе горит и горит, а это земля повертывается, и это движение вокруг себя порождает тени, регулирующие свет, чтобы длилась жизнь на земле.