• Приглашаем посетить наш сайт
    Мандельштам (mandelshtam.lit-info.ru)
  • Неодетая весна.
    XXI. Лоси

    XXI. ЛОСИ

    Когда мы с Мазаем осмотрели на речке, сколько обезумевшие от страха лоси обрушили ледяной нависи, подсчитали, сколько они, выбиваясь наверх по крутому берегу, оставили следов, мне пришлось задуматься о поэме Некрасова «Мазай и зайцы». Почему же, правда, Некрасов, такой страстный охотник, широко изображая в поэме затопляемый Волгой край Мазая, ничего не сказал о лосях: разве эти звери, увидев которых на свету всякий чувствует, будто он в лицо увидал духа лесных болот, тоже не погибают от наводнений и тоже не спасаются, как зайцы и всякие звери?

    Я задал этот вопрос Мазаю, и он, местный человек, объяснил мне это тем, что лоси не каждый год бывают во множестве, как теперь: то ли они вымирают от болезней, то ли куда-нибудь уходят. Возможно, при Некрасове случилась с лосями какая-то беда, возможно – переселились.

    лед-тощак, послуживший одеялом-покрышкой убежавшей воде. Но в то время, как все лоси взлезали по крутому берегу. минуя деревья, этот лось бросился прямо в заросли черной ольхи, и эта заросль, спружинив, отбросила назад даже такого огромного зверя, и он опять, несмотря ни на что. поднялся и по черной ольхе сделал просеку.

    – Зачем ему нужно было ломать,– спросил я Мазая, почти рядом же вот есть свободное место?

    – Слепой,– серьезно ответил Мазай.

    Было это так жутко услышать, никогда не случалось мне слышать и думать о жизни слепого зверя в лесу.

    – Было это,– рассказал Мазай,–нынче осенью, много белок пришло, раньше времени выкунели, стали мы раньше времени на белок ходить, и тут как раз приходится гон у лосей. Набежал на нас бык, и мальчишка Баляба сдуру хватил ему дробью в глаза. Сам не видел, но люди скалывают, все видят: в лесу живет слепой лось.

    Когда мы пришли домой и сели за чай. я сказал под влиянием тяжелой думы о судьбе слепого лося:

    – Знаешь, Мазай, этот слепой лось теперь у меня из ума не выходит и хватает за сердце; когда же я был мальчишкой, то сам мучил животных и птиц. А как ты, в молодости тоже, наверно, был жесток?

    – Да,– ответил Мазай,– я их бил беспощадно.

    – Солил? – спросила Ариша.

    И не только нас с Петей, но и самого Мазая удивила дремлющей в глубине ее крестьянской практичностью: вчера оживляла, как мать, замерзшего лягушонка, а при разговоре о лосях сразу же вот это «солил»!

    – Сорокаведерные кадушки засаливал,– ответил Мазай.

    – Можно было?

    – Нет, лосей бить нам и тогда запрещали.

    – Что же, подобрел после революции?

    – Нет,– спокойно ответил Мазай,– не подобрел, а попритчилось.

    – Что такое?

    – Попритчилось мне,– начал рассказывать Мазай,– будто не зря и он, лось, ходит по земле, и тоже и у них все, как у нас, только они сами по себе, а мы тоже сами по себе, мы ходим за ними, они ходят от нас, и когда нам бывает радость и счастье – им наше счастье есть смерть.

    – От смерти не уйдут ни лоси, ни мы, люди.

    – Это правду, Ариша, ты говоришь.

    И голос Мазая вдруг как бы сломился, и стало ему вроде как бы совестно, что начал рассказывать.

    – Смерти никто не минует, Ариша, а когда живешь, хочется жить, правда, Михайло Михайлович!

    – И еще как!

    – Правда, Петр Михайлович?

    – Хорошенькие они! – сказал он, заминая тот рассказ.

    – Они ни на что не похожи,– возразил Петя,– и скорее даже безобразные, чем хорошенькие.

    – Очень хорошенькие,– настаивал Мазай.– Раз было, по убылой воде, вижу, лосиха плывет с двумя лосятами, а я за кустом. Хотел бить в нее, да подумал: деться ей некуда, пусть выходит на берег. Ну, вот она плывет, а они за нею не поспевают, а возле берега на этом озере отлывно: она идет по грязи, а они тонут, далеко отстали. Мне стало забавно, сем-ка, думаю, покажусь ей, убежит она или не кинет детей?

    – А как же,– остановила Ариша,– да ведь ты же убить ее хотел?

    – Вот вспомнила,– удивился Мазай,– я, Ариша, в то время забыл, вот как есть говорю, все забыл, только одно помню, убежит она от детей или тоже и у них, как у нас? Ну, как вы думаете?

    – Думаю,– ответил я, вспоминая разные свои случаи,– отбежит к лесу и оттуда из-за деревьев или с холма наблюдать будет или же дожидаться...

    – Не мели, не мели,– перебил Мазай,– оказалось, у них, как у нас. Мать так яро на меня поглядела, а я на нее острогой махнул, думал, убежит, а лосенков я себе захвачу. А ей хоть бы что, и – на меня к берегу, и так яро, яро глядит. Лосята еще вытаскивают длинные ножонки из грязи люк-люк! И что же, вы подумаете, что они делать стали когда вышли на берег.

    – Мать сосать?

    – Нет, как вышли на берег – прямо играть! Шагов я на пять подъехал к ним на ботничке, и гляжу, и гляжу один был особенно хорош.. Долго играли, а когда наигрались, то к матке и пошли, и пошли...

    – И ты не тронул? – удивилась Ариша,– охотник и не тронул?

    – Так вот и забыл, Ариша, как все равно мне руки связали: сижу и гляжу, а в руке острога, и стоило бы только двинуть рукой...

    – Студень-то какой! – сказала Ариша.

    После этого студня Мазай осмелел и начал рассказывать сам, без нашей просьбы, что ему такое попритчилось и отчего он перестал бить лосей.

    – Так вот,– рассказал Мазай,– в прежнее время я их приятелем не был, сорокаведерные бочки насаливал. А в революцию, когда вернулись солдаты с фронта с винтовками, с патронами, началась прямо война, и всех лосей перебили начисто. Оставался старик лось огромный, с ним матка ходила, два нетеля и лосенок. Долго их гоняли, и пропали они неизвестно куда. Но раз иду я по берегу, стоит этот лось-старик на берегу, я ударил,– он в воду упал. Поглядел я, а рядом корова стоит – я и в нее, а и она тоже в воду. Подошел к ним и через кусты вижу нетелей, и их тоже я так, и теленка. После теленка слышу назади что-то плещется, обернулся: старик стоит, и кровь из него, и матка тоже встает. Я их опять уложил и самому стало жутко. Слышу, опять что-то сзади шуршит, оглянулся: нетель стоит, и другой нетель встает. И уже чудится мне, будто назади опять плещется, и опять я оглядываюсь, а нет ничего, все мне попритчилось: лежат лоси в воде, и от них бежит река красная крови... Ну, вот с тех пор и не хожу, сердце мое не выдерживает, попритчилось мне, и думаю теперь, лось тоже не зря по земле ходит, и только у нас и у них все по-разному: нам счастье – им смерть. Но не все же смерть? И у них тоже, как и у нас, бывает же счастье? Вот тут я вспоминаю, как они играли, хорошенькие, ушки розовые. Есть и у них тоже свое счастье, и через это я сознаю, что закон тоже не глупый, закон, чтобы не бить животных зря? И через это я подчиняюсь и, не как прочие, лосей не бью.

    Разделы сайта: