XXXVI. ПЕТИН БАШМАК
По разным нашим охотничьим признакам мы догадались, что сегодня на воде будет первая прекрасная вечерняя заря, и стали готовиться к утиной охоте. Все в деревне, кто только был охотником, надели хомутики на ножки своих подсадных уток и, привязав к хомутикам длинные веревочки с гирькой или камешком, пустили их на воду, стали замачивать своих охотничьих уток. Даже самый старый охотник Мироныч не выдержал и тоже вышел на костылях на все поглядеть и самому своих уток замочить и ботник подготовить. Ревматизмы совсем извели старика, но еще хуже того для охоты куриная слепота,– вот уже это настоящее бедствие: как только сгущается вечером сумрак, Мироныч становится совершенно слепым, и тут ему очень трудно бывает, до того трудно, что и замерзнуть и утонуть очень легко. И сколько раз об этом ему все говорили, предупреждали:
– Оставь, Мироныч, окоротись, пора, не живи другой век, дай молодым тоже пожить.
– Молодым я не мешаю, – отвечал Мироныч,–молодые себе сами дорогу найдут, а ежели умереть,– смерть от себя не отгораживаю, только понимаю, что не всем же на печке помирать, и ни в каком Писании печка для старого человека не указана.
хочешь, поднимайся и улетай. Но куда ей, старой утице, лететь, если в корзине сидит старый друг ее селезень и тихонечко ей подшваркивает.
Почуяв прекрасную зарю, мы тоже, как все, стали готовиться и Клеопатру тоже посадили, как все, на хомутик, а Хромку пустили просто: Хромка тоже, как и Маруська, от нас не уйдет. Эта Хромка, как и всякое живое существо, тоже имеет свою историю. Случилось, крыса облюбовала ее, схватила за ногу и хотела в дыру протащить, но утенок не прошел в дырку, да и мы подоспели. Как мы потом ни старались, но утенок остался хромым, и трудно теперь передать все мученья, на которые он был осужден из-за поврежденной ноги. Нападали на него как на убогого не только свои утки, но и гуси и куры тоже понимали, что уродливое существо в природе подлежит уничтожению, и не упускали случая тюкнуть клювом своим его по затылку. Скоро, однако, умный утенок понял, что единственное спасение его – это близость с человеком, и стал не упускать случая возможного сближения с нами. До того дошло у нас, что мы ездили на лодке, а Хромка плавала за нами, и когда лодка развивала скорость, ей недоступную, сначала давала нам знать писком, а потом и подлетывала. Такая хорошая она сделалась, такая привязчивая, так ее у нас все полюбили, так жалели, ухаживали, что Хромка выросла и стала уткой не хуже других и по крику своему отставала лишь от одной Клеопатры.
Ровно пять минут было нами истрачено в то утро, чтобы надуть резиновую лодку. При накачивании воздуха входящая в клапан струя издавала до того страшный звук, что все собаки наши, Бой и Сват, и даже Лада, окружив лодку, лаяли на нее, как на страшного врага. Когда же лодка была надута и враг исчез, неудовлетворенное желание подраться обратило внимание Свата на большой тяжелый Петин башмак, оставленный им возле машины при перемене обуви на резиновую. С быстротой необычайной и яростью рассвирепевшего тигра Сват бросился на башмак, схватил его и унес куда-то в чащу густейших можжевельников. Конечно, спасая драгоценный башмак, мы все врассыпную бросились искать Свата и не могли найти ни его, ни башмака до тех пор, пока Сват не вернулся сам к нашему дому с видом полного удовлетворения. Как мы ни бились, сколько мы ни топтались, нигде башмака найти не могли. После всех наших напрасных усилий Пете пришла в голову мысль: он предложил дать Свату второй башмак в том расчете, что он непременно унесет его и зароет на том самом месте, где зарыт был первый башмак, мы же все сразу бросимся вслед за ним и подсмотрим. Мы так и сделали, и все рассчитано у нас было верно, кроме одного: мы не могли развить скорость, равную со Сватом, сразу же от него отстали и потом, сколько ни топтались, опять не могли найти и второй наш драгоценный башмак.
– Никакой пользы, Петя,– сказал я,– хитрость твоя нам не принесла: мы лишились и второго башмака.
– Но и вреда никакого,– ответил Петя,– все же равно в одном башмаке никуда не уйдешь.
– Вот если бы,– говорила она,– у нас был бы теперь непарный башмак, то можно было бы отлично, одна нога в башмаке, другая в лапте, ходить по болоту за ягодой.