VI. ГОСУДАРСТВЕННОЕ ДЕЛО
Дав гостям хорошенько покушать, а самому за это время к ним приглядеться, Сергей Мироныч наконец решил спросить Сутулова:
– А по какому же делу вы приехали и для чего будете строить здесь городок?
– Приехали мы по государственному делу,– ответил Сутулов,– мы назначены прокладывать водный путь для больших морских кораблей, путь из Белого моря к Балтийскому. Надвоицы будут на этом водном пути одним из самых главных узлов.
– Ой ли! – воскликнул весело Мироныч.
И обернулся к жене:
– Ну, княгинюшка Евстолия Васильевна,– потчевай дорогих гостей, как только можешь,– слышишь, по какому большому делу к нам люди приехали.
И, обращаясь к своему другу помору, сказал:
– Я жену свою, Михаиле, в большие праздники постоянно княгиней зову.
Евстолия Васильевна при этих словах быстро, второпях, стала что-то дожевывать, проглотив, встала, всем поклонилась и, несмотря на свой возраст, конфузливо закраснелась. Княгиня была тоненькая, сухонькая, а глаза большие, горящие и для всех приветливо светились в том смысле, что если все обиды снять с людей, то будут все хороши, а праздник затем и праздник, чтобы люди обиды свои все дома оставили.
– Кушайте, дорогие гости, беседуйте! – кланялась хозяйка.
И все гости, слушая ласковые искренние слова, кушая, чувствовали, будто входят в большую семью и к ней как-то присоединяются.
Зуек в это время не сводил глаз с Сутулова. Он очень хорошо понял по дедушке, что начальник о своем государственном деле сказал страшно большие слова и что дедушка сплутовал: услыхав эти слова, чтобы получше их понять про себя, он завел речь про княгинюшку. Такое Зуек все хорошо понимал: дедушка неспроста угощает гостей.
– Да, друг мой,– говорил опять Сергей Мироныч помору,– люба ли тебе княгиня моя? Ну, а мне в свое время гораздо она полюбилась. Какое время было, какими примерами жили! Старики-то наши тогда все о царствии небесном думали и плоть свою морили: бывало, слепням-комарам и всякому гнусу лесному спины свои подставляли. Понимали отцы – царствие будет там, а не здесь, на земле. За грех считали даже в бане хорошенько попариться: чем трудней, мол, здесь, тем легче там будет. Только временную жизнь устраивали здесь отцы, а нынешняя молодежь: давай хором, коня да дом! Вы-то как, гости дорогие, об этом думаете?
– Мы думаем,– ответил серьезно, не улыбаясь, очень властно и твердо Сутулов,– жизнь надо устраивать на земле хорошо и прочно. Так ли я говорю, товарищ Уланова? – сказал он, не улыбаясь, а только смягчая голос.
– Где же устраивать жизнь, как не на земле? – ответила Уланова.– Будем устраивать здесь, а на небе все само собой устроится.
И вдруг, увидав Зуйка, глядевшего на нее во все свои голубые глаза, как на зарю, улыбнулась ему.
– Тебя как зовут, милый мальчик? – спросила она.
– Зуйком,– ответил тот просто.
– Что за имя такое? – засмеялась Уланова.
– Имя его простое,– ответил, улыбаясь, Сергей Мироныч, как старые хозяева улыбаются чему-нибудь своему доброму и маленькому,– имя его Олешенька.
– А Зуек?
– Это мы, рыбаки, так зовем: когда ловим сетями наживку, так маленькие чайки у нас, самые маленькие, проворные, ловкие, хорошенькие, между нами летают и наживку только что из самых рук не хватают. Вот мы и Олешеньку так с малолетства все: Зуек и Зуек.
– Вот, Зуек милый, будь у нас и вправду с тобой крылышки, мы с тобой бы и полетели на небо.
Тогда наконец осмелился сказать и один из ребят:
– Лететь можно и на самолете, за этим дело не стало.
– На самолете туда не долетишь,– ответила Маша.
– Бензину не хватит! – весело и сочувственно подал свой хозяйский голос Мироныч.
– Нет, я не про то,– серьезно сказала Уланова,– у нас у всех есть свои крылышки, мы так и родимся с ними, и все бы летали на своих крылышках, да вот почему-то нам их обламывают. Я к тому говорю, что жизнь наша коротка и так, а мы еще ее укорачиваем и заставляем себя делать не то, для чего мы родились, не то, что нам самим хочется...
Зуек про себя прошептал:
– По желанию...
– Как же так, деточка,– ответил Мироныч,– по-твоему выходит: как кому захочется, так и живи. Нас отцы учили жить не как самим хочется, а как надо жить.
– Правильно учили отцы,– ответила Уланова,– я не против этого говорю: лично себе-то мало ли чего захочется. Я, конечно, все это отбрасываю и стараюсь делать не как мне самой хочется. Но тоже по себе знаю: если что-нибудь мне до смерти захочется и я так поступлю, то это и будет непременно как надо.
– До смерти захочется,– шептал про себя Зуек, вспоминая, как он то же самое думал о семге, прыгающей через падун на места гнездования: семге до смерти хочется туда пробиться, и у нее выходит как надо.
Маша Уланова раскраснелась, и заметно по всему, образованная женщина она была, а говорила среди простых людей так просто и почтительно, как будто это было общество людей самого высокого круга. Сергей Мироныч это очень хорошо понимал и, подумав о ее словах, в увлечении принял их в таком смысле: до смерти захотеть, все поставить на карту – и тогда у каждого выйдет как надо.
– Ну и голова! – с восхищением воскликнул Мироныч.– Такая была царица... как только ее звали, забыл: такая мудрая царица пришла к царю Соломону...
– Царица Савская,– подсказала Уланова.
– Ну и голова! – повторил Мироныч.– А ежели ты, царица, такая прыткая, то какой же должен быть у тебя Соломон!
– Саша,– сказала она, поглядев на Сутулова,– мне что-то стыдно становится такие похвалы получать. Не заслужила я.
– Мне тоже кажется,– с улыбкой ответил Сутулов,– не заслужила и рассуждаешь неверно. Мало ли что другому захочется.
– Я сказала: до смерти...
– Ну что ж, пусть другому до смерти захочется кроить людям черепа, так за то только, что он рискует, и подставлять свою голову? Нет, товарищ Уланова, это не выход для всех.
– Так разве я о всех говорю? Я о себе.
– Нет, Машенька,– согласился Мироныч,– это не выход.
– На уж! – сказал один зять.
– Что уж! – ответил другой.
– Неверно! – повторил Сутулов.– Человеку мало хотеть до смерти, ему еще нужен верный план, чтобы делать как надо. Все животные дикие живут, как им хочется, и жизнью своею постоянно рискуют: своими глазами видел, как семга прыгает по камням через падун и разбивается.
«а!» от удивления, и Уланова пристально на него поглядела. А Сутулов продолжал:
– Человек тем и отличается от животного, что ему мало жить по желанию: человеку нужен еще верный план.
– Соломон, Соломон! Настоящий царь Соломон! – воскликнул восхищенный словами Сутулова Сергей Мироныч.– План должен быть у человека, план первее всего. Лонись 1 мы вот тоже с сестрой спорили, я вот, тоже, хватил было по желанию, а она мне говорит: надо план, надо по плану жить, как отцы наши и деды жили: жить по Священному писанию.
– Неверно,– перебил старика Сутулов.– В этом Писании план определен на жизнь небесную: тут, на земле, как-нибудь с жуликами, а там, на небе, будут ангелы и архангелы. У нас, дедушка, план должен быть один-единственный и на земную жизнь.
– А как же на небе? – спросил Мироныч.
– Это нас не касается,– ответил сухо Сутулов.
И нахмурился.
– Я сам,– сказал, подумав, Сутулов,– вышел из старообрядцев.
– Какого же согласия? – почтительно спросил Мироныч.
– Никакого согласия: деды были, как и вы, поморского согласия, а отцы называли себя «немоляками».
– А вы как?
– Безбожники! – решительно и громко сказала Марья Мироновна.
На минуту все смешались и замолчали. Стало неловко, но вдруг Уланова, улыбаясь веселыми глазами, сказала:
– Нет, какие же это безбожники, бабушка? Ты только получше к ним приглядись: добрые ребята и никакие не безбожники. А вот знаешь, Сергей Мироныч,– обернулась она к старику,– хочешь, я сейчас тебе скажу, кто они?
– Ну, скажи, скажи, Машенька!
– Вот и скажу: не безбожники они, а просто табашники, хорошие люди.
– Конечно, табашники,– засмеялся он.– Говорят, что жизнь новую хотят устроить на земле лучше небесной, а самим покурить до смерти хочется. Ну, ребята, потерпите немного, у меня есть клеть, ветерком вся подбитая, там и покурить будет можно. А сейчас пришло время, скажите нам, по какому же государственному делу вы к нам приехали?
– Я же вам уже сказал,– ответил Сутулов,– мы приехали к вам строить водный путь из Белого моря в Балтийское.
– Я не про то, что водный путь,– сказал Мироныч,– это я слышал,– а вот как же строить его: наше озеро неглубокое.
– Мы запрем ваш падун.
– Падун запереть?!
– Запрем падун. Вода подымется, и озеро станет глубоким, и по нем пойдут морские корабли.
– Сколько дней в году,– сказал Мироныч,– столько на озере островов, и на них на всех есть пожни, есть нивы, деревни, люди живут. Что вы с людьми делать будете?
– Мы за большое дело взялись: лес рубят – щепки летят. Но все-таки мы не бросим этих людей. В три раза разольется озеро, старые острова будут залиты, новые объявятся, и новые станут берега, и старые звери придут напиться новой воды. Вот мы туда с островов и переселим людей.
– Новые берега! Мы новых мест не боимся. Солнышко и туда будет заглядывать, путь этот из моря в море старинный, царь Петр шел этим путем: Осударева дорога и сейчас видна. Но только, ребятушки, никому не говорите, что можно падун запереть: смеяться будут.
– нет! им надо чуть-чуть отдохнуть – и за работу. Их уговаривали еще покушать словами: «Хлеб на хлеб валится»,– нет! больше они не могли и ушли на другую половину, где отвели им квартиру и указали ту клеть, где можно будет и покурить.
Пока возились с гостями, пока устраивали их, пока выходили свои кто куда, кто зачем, и даже сама Евстолия Васильевна и Сергей Мироныч что-то свое вспомнили и вышли, Зуек все лежал, все о чем-то крепко думал и не выпускал из виду перемен в обстановке за столом: чего-то напряженно ждал.
И случилось, на одну короткую минуту комната совсем опустела.
Этого, оказалось, Зуек только и ждал. В один миг он окинул глазами все уголки и уверился: нигде никого не было. Тогда он быстро выскочил в одной рубашонке из-под полога, бросился к стене, где висело забытое круглое зеркальце, схватил его и, наверно, из последних силенок скачками, как заяц, вернулся в свою норку.
Зеркало было и свое в доме Сергея Мироныча, и в нем каждый мог видеть себя в изуродованном виде и думать об этом уроде: «Это я сам». Но Зуек был уверен, и затем он и украл это зеркальце, что в нем не себя он увидит потом, а красавицу Марью Моревну.
его в молодом. Дедушка всегда с людьми хитрит и виляет, как будто нарочно путает глупых и, так заставляет их делать все непременно по-своему. А новый начальник обращается прямо и приказывает, как имеющий власть.
– Вот себе бы так,– сказал Зуек и крепко задумался об этом: как бы и себе тоже выйти в такие начальники.
Мало-помалу все, кроме приезжих, вернулись к столу и заняли свои прежние места.
Потапыч, приглушив голос, спросил:
– Где у вас клеть-то?
– Жили вы тут в забытом краю, спали вы тут, как тюлени на солнышке, но помните, детушки, время вас углядело. Теперь всех оно вас переберет по косточкам, как и в других местах. Доехало, доехало и до вас...
Мироныч как будто немного смутился.
– Вот дело-то какое, государственное,– сказал он.– Хотят падун запереть.
И засмеялся недобрым смехом, повторяя:
– Запереть, запереть...
А зятья за ним повторяли:
– Да уж, запереть!
– Что уж, так взяли, да и заперли!
Примечание
1 – значит намедни