• Приглашаем посетить наш сайт
    Аксаков К.С. (aksakov-k-s.lit-info.ru)
  • Осударева дорога.
    XIII. Завал

    XIII. ЗАВАЛ

    Случилось, много тяжелых высоких деревьев, подрубленных и подпиленных неумелыми степными людьми, совсем непривычными к лесному делу, падая, оперлись на нетронутые пилою деревья и остались висеть в воздухе. Так много деревьев скопилось вместе шатром, и образовался завал. Степняки, не понимая лесных работ, рубили, пилили, не обращая на завал никакого внимания. И так, наконец, один из них принялся рубить то самое дерево, на котором держался весь завал. И подруби он опорное дерево, весь завал бы рухнул и подавил много людей.

    Но один совсем простой лесоруб догадался...

    Зуек это заметил. Нельзя, конечно, было и не заметить: это было большое событие. Но во всем этом событии Зуек заметил именно то, что лесоруб догадался и вот именно одной простой догадкой спас жизнь более ста человек.

    «Не так ли выходят из простых людей начальники,– думал Зуек.– нужно догадаться, спасти жизнь человека, и будешь начальником».

    Так в простоте своей подумал Зуек, и так оно вышло на деле: Сутулов позвал к себе лесоруба, поговорил с ним, и простой лесоруб с тех пор сделался прорабом. Больше теперь этот лесоруб не работает весь день топором, а стоит на своем участке, как маленький Сутулов,– и даже с малиновыми петличками на шинели: назначает, указывает, приказывает.

    Из всего этого случая Зуек для себя сделал вывод: ему бы тоже так надо догадаться, спасти человека и после того не бегать курьером, не передавать приказания, а самому распоряжаться, приказывать, как настоящие начальники.

    Не будем скрывать и затаенной мысли Зуйка.

    «Наверно,– подумал он,– мне тогда тоже малиновые петлички дадут, а может быть, даже и пистолет. Эх, вот бы догадаться и хоть бы одного человека спасти!»

    Сам он своими собственными глазами видел, как тот счастливый лесоруб заметил опорное дерево в завале и как он к нему осторожно прокрался и немного подрубил... Тут было немного страшно за него. Но это пустяки, Зуек с восторгом взялся бы за это рискованное дело. Вся трудность была в догадке. И Зуек во все глаза глядел, и во все жданки ждал случая догадаться, и все не догадывался. Иногда у него даже голова кружилась от напряжения, и вместо догадки о том, как надо спасти человека, ему приходил на мысль совет Куприяныча уйти в лес, где нет никаких начальников, нет рабочих, а все цари.

    Тоже думал он много и о душе какой-то, похожей на птичку. С этой мыслью о птичке он упорно глядел на Сутулова, стараясь догадаться, есть ли у начальника тоже душа и какая она у начальников, тоже вроде птички или какая-нибудь своя, особенная.

    Сутулов в это утро как воткнул палочку в торф, так стоял неподвижный, наблюдая кипучую работу внизу. Никакого внимания он не обращал на своего курьера. Да это и понятно: Сутулов был целиком весь в своем деле, а Зуек, если правду говорить, занимался про себя только сказками, выжидая удобный момент, когда можно будет спросить – есть ли душа у начальников.

    Зуек хорошо видел по движениям глаз и головы Сутулова, что начальник все время был занят, а как это трудно было ему постоянно во всем догадываться, это он хорошо знал по себе: ни за что бы он не посмел помешать догадкам начальника своим вопросом. Он ждал случая, и вдруг Сутулов оторвался от леса, поглядел на небо...

    Момент был подходящий. Зуек уже открыл было рот, чтобы спросить о душе, но Сутулов первый сказал:

    – Не простоит этот день, наверно, будет непогода.

    – Как это вы знаете? – удивился Зуек.

    – А вон, погляди на небо,– ответил он,– везде хвосты.

    Правда, небо было покрыто облаками, похожими на громадные кошачьи хвосты.

    Услыхав, что на небе хвосты, Зуек вспомнил про те загадочные хвосты, о каких слышал он в печурке возле падуна от Улановой: не те ли это хвосты, не об этих ли небесных хвостах тогда шла речь. И, может быть, Уланова тоже тогда видела на небе такие хвосты и отказала Сутулову, потому что боялась дождя...

    Прошло немного времени, кошачьи хвосты на небе совершенно исчезли, но зато со всех сторон стали надвигаться тучи. Зуек этим воспользовался, чтобы заговорить.

    – Как правильно вы сказали,– обратился он к Сутулову,– хвосты на небе были перед дождем.

    – Ты приметливый мальчик: вот увидишь, мы не докончим сегодня работу, пойдет дождь, и, наверно, это будет дождь очень сильный.

    Зуек опять воспользовался вниманием начальника и решил, что теперь, конечно, можно спросить его и о всем. Подумав, о чем бы спросить раньше, о хвостах ли, чтобы окончательно уяснить себе, эти ли хвосты удерживают Уланову, или о душе, чтобы приблизиться к тайне догадки начальников, решил спросить о тайне.

    – Можно спросить? – сказал он.

    – Отчего же нельзя, спроси,– ответил Сутулов.

    – Скажите мне, товарищ начальник, есть у вас душа?

    Сутулов как раз в это время заметил какой-то непорядок на лесных работах внизу, и душа его оторвалась от Зуйка и туда улетела.

    – Душа, говоришь? – рассеянно ответил он Зуйку.

    – Душа, говорю, вроде птички...

    – Птички, говоришь?

    – Птички, говорю, вроде Пикалки.

    – Ну и что?

    – Когда птичка поет, Куприяныч работает. А когда перестанет работать, садится за чай, то с ней советуется. И он мне говорит: птичка эта – душа. А я спрашиваю: У вас тоже душа вроде птички?

    – Стой! – оборвал его начальник,– какая тут тебе птичка, какая душа! Беги вон туда, стрелой лети, отнеси бригадиру приказ!

    Сутулов наскоро что-то написал на бумажке.

    Зуек с особенной скоростью выполнил в этот раз поручение: ему хотелось вернуться к начатому разговору, пока Сутулов еще не успел его забыть.

    Но Сутулов, кажется, успел уже забыть и за такое короткое время. Проходит много времени, пока он останавливает свое внимание на маленьком своем препотешном курьере.

    – Ты ведь, кажется, хотел меня о чем-то спросить?

    – Как же вы не помните, товарищ начальник, я вас уже спросил.

    – Нет, я помню, ты что-то меня спросил о душе.

    – Ну да, я спросил вас: есть ли у вас, у начальников, тоже душа.

    – Вот что выдумал! – засмеялся Сутулов.– У каждого человека есть душа, почему не быть душе тоже и у начальника.

    – Это я понимаю,– ответил Зуек,– но Куприяныч сказал, душа у него вроде птички: она ему поет, и он под песню работает. А мне хочется узнать, как у начальников, душа тоже вроде птички и тоже и начальники под песню работают?

    – Куприяныч бродяга,– ответил Сутулов,– по лесам без дела шатается, у него много времени думать о птичках. Какая тут птичка! Мы к человеку прикованы, только и думаем...

    – Как бы догадаться человека. спасти? – подсказал Зуек.

    – Ну, не то чтобы непременно всех спасти и спасти, а чтобы лучше было. Моя душа вся в заботах, вся во внимании: на что смотрю, там и душа моя. Вот вижу сейчас, урки проклятые там подрались, и как бы у них тоже не вышел завал. Смотрю туда – и душа моя там тоже работает.

    – Понимаю,– ответил Зуек,– вы сами стоите, а душа ваша там работает.

    – Вот правильно, только вон вижу, опять завал все растет и растет.

    – Душа Куприяныча птичка,– продолжает Зуек.

    – Птичка, говоришь?

    – Птичка. Он работает, а птичка поет.

    – Поет?

    – Конечно, поет. А у вас по-другому: душа ваша работает, зато вы сами стоите.

    – Сам я стою,– сказал, приходя в себя, Сутулов,– это верно. Душа моя работает, а я за правду стою и тебе тоже советую, не гоняйся за птичками: душа в правде. Только понимаешь ли ты, пацан, что-нибудь?

    И только было собрался Зуек поспорить в том смысле, что ему лучше хотелось бы за птичками бегать, чем за правду. стоять, как вдруг внизу на работе случилась новая беда, и душа Сутулова вся туда совсем улетела... А когда вернулась душа Сутулова, Зуек опять должен был сломя голову лететь на работу.

    Тяжелый завал опять навис над степными людьми. Зуек бежал к Куприянычу с приказом бросить шкурить лес и поспешить помочь татарам разобрать огромный завал.

    «Ну, вот и все,– радостно думал Зуек на бегу,– пришел теперь наконец-то и мой черед догадаться: пусть и моя душа поработает над этим, как бы спасти человека».

    И он себе ясно представил, будто сам он теперь там вместе с Сутуловым по-прежнему за правду стоит, а душа его теперь летит спасать человека.

    Так ли это было? Мог ли такой мальчик вполне понимать, что значит это за правду стоять и спасать человека? Может быть, эти прекрасные слова были только оболочкой, милой рубашечкой затаенного голого желания надеть на себя шинель с малиновыми петличками, самому не работать, а только приказывать. Довольно и этого! Но, может быть, сверх всего еще и дадут пистолет?

    Не будем же затруднять себя догадками, а лучше поглядим на дела: они-то в своем неизбежном течении и свершении неминуемо все нам откроют, и все тайны наши предстанут в вещах.

    Коротенькие люди с круглыми желтыми лицами, с широкими квадратными спинами, в маленьких цветных шапочках валили деревья, не обращая никакого внимания на то, куда они валятся. Им, конечно, указывали, учили их много, и некоторое время они все правильно делали. Но они привыкли жить в степях на седле и, тюкая топорами, мечтой уносились туда на своих маленьких конях и были там возле своих юрт в стадах бесчисленных баранов и верблюдов, пили кумыс у младшей жены, ели баранину в юрте старшей жены, подумывали о третьей жене, а деревья валились по-своему, и степная природа брала верх над лесною наукой. Небывало тяжелый завал навис, а они все работали с мечтою о вольных степях. Оставалось срубить еще бы одно только дерево, но тут прибежал Зуек с Куприянычем.

    – Аман! – сказал им Куприяныч.

    Все на него поглядели. И тут он сделал ужасно страшную рожу, замахал руками, забрыкался ногами, как будто он их всех выгоняет и кричит всем:

    – Айда, все люди айда, беги, беги!

    Так бы легко было теперь догадаться Зуйку, и он, конечно, легко бы догадался и мог бы действительно спасти степных людей, если бы над его свободной душой не висел бы тоже своего рода завал: ему не просто хотелось спасти этих людей, а надо было спасти для какой-то личной цели. И этот завал не давал свободного хода догадке. Он не только еще не понимал, какое именно дерево держит завал, а даже и сам себя не берег и стоял разинув рот под самым завалом. Куприяныч, не имея времени с ним разговаривать и объяснять, просто схватил его на руки и переставил в безопасное место, как куклу.

    – Айда, айда! – погрозился еще раз Куприяныч в сторону степняков.

    И один вошел смело и просто под шатер деревьев, сразу нашел опорное дерево. Стукнул по нем слегка обухом и сразу понял, сколько еще можно его подрубить, чтобы оно не подвихнулось и завал бы не рухнул.

    Киргизы имели довольно времени, чтобы все понять, и, когда Куприяныч выскочил с концом, все радостно, как близкие друзья ему, бросились к веревке, схватились, потянули, и завал с треском грохнул на землю.

    Все было так прекрасно сделано, как будто тут на глазах от совершенного поступка из самого серого дела родился, вышел и расцвел цветок дружбы между людьми.

    И радость, распространяясь, захватила тоже и молодую душу Зуйка. Завал души его тоже рухнул, и он в восторге бросился к Куприянычу и закричал ему:

    – Молодец, Куприяныч, сейчас я побегу к начальнику, все доложу, и он тебя, наверно, сейчас же назначит прорабом.

    – Теперь ты будешь стоять, ничего не будешь делать и только приказывать.

    Куприяныч еще больше смеялся.

    – И все тебя будут слушаться. И ты их будешь спасать.

    Куприяныч перестал смеяться.

    – Айда! – сказал он.

    И коротенькие люди сразу же послушались, сразу поняли все и охотно взялись за топоры и за пилы.

    Куприяныч прошелся между ними, кому рукой показал, кому ногой, кого шуткой, как маленького, потрепал за ухо, тому головой помотал и сказал: «Ни-ни!», тому языком: «Так-так!», и всего в несколько минут все степняки так заработали, будто всегда и занимались только лесными работами.

    – Видишь,– сказал он Зуйку,– для чего же ты меня хочешь ставить в прорабы, меня и так все слушаются.

    Зуек стоял смущенный. Казалось, все так ясно и просто было раньше: только бы догадаться, добиться места и стать на него. А вот оказывается теперь, что люди слушаются человека без петличек, без пистолета, и так он, если захочет, может сколько угодно спасать людей.

    – И ты можешь людей спасать? – спросил он.

    – А зачем их спасать?

    Куприяныч смеялся и явно издевался над Зуйком.

    – Видел ты,– сказал он,– как я их разогнал? Спасать! Ты только сам себя спаси и стань на правильное место, а люди сами спасутся: каждому жизнь дорога. Сказал что: спа-сать!

    И Куприяныч покатился со смеху.

    – Тебе,– сказал он серьезно, – наверно, это все птичка указывает?

    – Вот это так, – сказал Куприяныч, – это ты догадался. Я слушаю птичку свою и ни о каких петличках не думаю. Но погоди, я тебе это устрою. Ты тоже будешь в петличках стоять и приказывать. Хочешь?

    Зуек покраснел.

    – Ты правда хочешь? – всматриваясь в Зуйка, повторил Куприяныч.

    Куприяныч, сделав вид, что не расслышал ответа, еще раз спросил закрытого курткой Зуйка:

    – Хочешь?

    И Зуек из-под куртки явственно выговорил:

    – Ага!

    – Сделаю, сделаю...

    Глядя в землю, Зуек пробормотал:

    – Как же ты сделаешь?

    А Куприяныч уже щетиной своей коснулся нежного розового лица в тонком белом пушке. Зуек поднял глаза и с отвращением увидел в щетине Куприяныча все его блошки и вошки.

    Но только бы плюнуть, Куприяныч выпрямился и сказал:

    – Сейчас пойду доложу начальнику, как все было, и ты не отказывайся. Ты спас людей один. У тебя будут петлички и пистолет.

    Разделы сайта: