• Приглашаем посетить наш сайт
    Культура (cult-news.ru)
  • По градам и весям.
    Власть и пахари

    ВЛАСТЬ И ПАХАРИ

    (Очерк предназначался для газеты «Речь» и был запрещен цензурой. В архиве Пришвина сохранились перечеркнутые цензором гранки газеты (сентябрь 1914 г.) с текстом очерка, озаглавленного «Отзвуки войны. Власть и пахари»)

    Ничего нет наивнее и хуже, как в наше время что-то скрывать от народа. Хуже ничего нет, потому что сам же народ больше всяких властей его хочет победы, наивнее ничего нет, потому что, как ни малограмотен народ, но в такое время все становятся как бы грамотными. Как будто можно бросить камень в пруд и запретить воде волноваться.

    людей. Так вот и в этот раз чуть ли не раньше газет узнал я от простых мужиков про события возле Государственной думы. Понятие, выработанное парламентской историей и произнесенное теперь у нас, вызвало из недр простого народа широкий отклик совести. И еще бы не вызвать, когда каждый, самый даже темный крестьянин, понимает, что не армия виновата, а внутренность, снабжающая армию. Можно себе представить, какое впечатление на простой народ на почве этой больной «внутренности» вызвало известие о министерстве общественного доверия. Ответственное министерство в народе называется просто ответственность. Спросишь говорящего об ответственности, кто и перед кем должен отвечать.

    – сподручники.

    Так называется правительство.

    А на вопрос, перед кем отвечают сподручники, говорят:

    – Перед государем, народом и Думой.

    Иногда прибавят, что Государственный совет – это лишнее, от него только путаница.

    Странно бывает слушать, как этот народ, мирный и малосведущий в истории, начинает теперь по-своему обсуждать понятия, выработанные историей других народов.

    «ответственности» занес ко мне Хорь. Мне уже приходилось писать здесь, что у меня есть сосед-хуторянин, тот самый тургеневский неумирающий Хорь, который, в противоположность самоуглубленному Калинычу, занят вопросами общественности.

    – В Думе заявили ответственность! – сказал Хорь. И сейчас же прибавил: – Теперь ему пощады не будет.

    «Его» Хорь назвал по имени главного виновника в недостаточном снабжении армии.

    – Испитилась вовсе Россия,– продолжал Хорь,– но, может быть, теперь у нас будет настоящая власть.

    – Какая же это будет власть? – спросил я.

    – Административная,– ответил Хорь.

    Конечно, я был поражен: в другое время кто же больше Хоря этого бранил нашу административную власть; слушая его беспощадную критику, можно бы долго считать его за отчаянного революционера, говори он свои речи не на своем уединенном хуторе, а в селе, так давно бы ему в кутузке сидеть, и тут вдруг этот же Хорь понимает ответственное министерство как торжество административной власти!

    – Что эти суды и пересуды! – говорил Хорь. – Таскался я много лет по судам, нам нужна власть твердая, короткая, неукоснительная и справедливая.

    – Может быть, такая божественная власть?

    – Божественная власть, конечно, такая, только до бога далеко, а у нас на земле власть административная.

    Понятно было одно, что это не та наша обыкновенная власть, а новая, идеальная,– пахарь взалкал по хорошей власти.

    Я залюбовался клеверным полем.

    – Какая благодать!

    – Благодать-то благодать,– усмехнулся Хорь,– да недалеко уйдешь с этой благодатью.

    Он хотел сказать, что нет ничего лучше клевера, да вот приходится оберегать его.

    – Народ не может оберегать себя,– сказал Хорь,– народ этим не любит заниматься и не может. Нужна власть! Наше правительство слабое: не знает времени. Правительству нужно время знать. Теперь время такое, что каждого надо выслушать, понять, исполнить, что желает народ. Время сейчас народное. А вот дай перейдет срок – и он опять всунется к полям, замолчит: пожалуйте тогда, делайте, что хотите, ваше от вас не ушло и не уйдет во веки веков, потому что народ власть не любит. Ихнее от них не уйдет.

    – Вернется народ в поля,– сказал я,– опять произвол?

    – И опять произвол, а потом опять чистка!

    – И так до скончания века одно и то же?

    – До скончания века, до последнего Страшного Суда.

    – И потом?

    – Потом так и останется: власти больше не будет, и народ будет сам, последние будут первыми, и первые – в огонь. Только до того времени далеко, сейчас народ без власти не может.

    Так вот и в самых глухих местах по-своему разговаривают о всем, что пишут в газетах, разговаривают грамотные и неграмотные; время такое, что все тайное становится явным.