XIV. СОРНЯКИ
Сокровища слов моих десяти мудрецов, связывающие между собой тысячи лет человеческой жизни, кажется мне, никогда не исчерпаются. Но умная душа каждого, кто прикасается к этим сокровищам, всегда немного поспорит, пока с чем-нибудь навсегда согласится.
Так вот, читал я сегодня о том, как у сеятеля одно семя упало на добрую почву, другое – на каменистую. Читая эти слова, в то время как люди уходили от нас на величайшую войну, я людей этих понимал как семена.
И мне приходило в голову, что дело не только в почве тучной или каменистой, а в семенах: во всяких, даже самых добрых и очищенных, непременно сколько-то таится и сорняка.
ничего о сорняках не скажу.
Подумав о Несторе и о его лампаде, я увидел солнечный луч в моей комнате, и в нем светились миллионы комнатных соринок. Да, подумал я, в свете лампады у Нестора можно, конечно, писать, как хочется, и обойтись совсем без соринок, а у нас, на всем природном свету, так невозможно. И, подумав об этом, вспомнил я нашего Артюшку, мужа моей дальней родственницы Натальи Анисимовны.
Человек этот, Артюшка, не здешний был, а присланный, и вертелся на разных должностях, как бес на сковородах: на одной поджарят – он прыгнет на другую, похолодней, тут станет жарко – на третью. Сколько раз я ни старался при встречах с ним поймать его взгляд, и не мог. Человек очень быстрый, очень способный, скажешь ему что-нибудь – и вот тут бы сойтись глазами в одного человека, понять что-нибудь вместе, как все делают и сколько-то верят друг другу. А этот Артюшка, торговый агент, и глазом моргнуть не успеешь, обведет тебя по-своему, и нет ничего у тебя – ни товару, ни человека.
Сколько раз его ловили и сажали, и опять выпускали, и опять он на месте вьюном вьется, чтобы оправдать себя полезными делами, и тоже себя не забыть. И только выпустили – глянешь, опять покачнулся, и опять молва: «Артюшка засыпался». И снова через месяц: «Артюшка воскрес».
Досадный человек, неприятный, а станешь думать, кто бы мог у нас его заменить, и никем не заменишь. Вдруг война, и Артюшку берут. Верить не хочется в жизнь без Артюшки, но вот он, как и все, прощается со своей женой и весь дом оставляет на свекра.
– соединяет же бог таких людей,– баба самая простецкая и, как сказать? – в этой простоте своей хорошая баба, ни тайн у нее никаких семейных, ни изворотов бабьих. Глядит на тебя чистыми, ясными кроличьими глазами, все свое рассказывает, как на духу, с каждым советуется, как будто каждый человек имеет совесть одну, и только вот одна она растерялась на минутку и просит помочь. Это у нее неплохо выходило, и действительно каждый ей помогал, и она так и жила: со всеми во всем своем советовалась. Вот, когда Артюшку забрали, приходит она ко мне.
– Як тебе, дядя Алексей, за советом.
Села ко мне на скамеечку, круглая, добрая, руки на плечи, голову на грудь мне, и вот плачет баба, вот рыдает, никак ее не уймешь.
– Ну, голубка Наташа, говори же, говори...
– Да как сказать, это ведь тайна...
– Ну так что ж, чай, ты не чужая мне: я тебе дядя.
– Дяденька, милый, побожись: никому не скажешь.
Конечно, я побожился, и она мне все рассказала. А когда облегчила себе душу, то уже потом всем рассказывала легко, и всю эту «тайну» в поселке скоро узнали.
И вот эта «тайна»: прощаясь с Наташей, Артюшка сказал ей такие загадочные слова:
– Ты помни, жена, от пули я не умру.
– Как ты это можешь знать? – спросила Наташа.
– Как знаю – тебе до этого нет дела. Только помни, держи язык за зубами, не удержишь – вернусь и убью. Так и знай, если пришлют бумагу казенную с печатями: «Артем пропал без вести», – не верь и знай про себя: Артем жив.
– Ну, а если пришлют похоронную?
– Не пришлют: от пули я не умру. Пришлют, может быть, только одно, что пропал без вести, а ты не верь и сохраняй мне верность. А когда война кончится – держись,– рано ли, поздно ли, Артем к тебе явится и все рассудит по-своему.
И вот глупа-глупа Наташа, а догадалась спросить:
– Ты, может быть, в плен захотел?
– Не твоего ума это дело,– помни одно: Артем вернется домой.
Выслушав эту «тайну», каждый из нас про себя понимал мысль Артема: были изредка еще такие у нас, немцев еще тогда не отведали. Но, конечно, каждому хотелось утешить молодую, красивую и добрейшую бабу, обреченную на вечный страх и послушанье пьянице свекру. Мы говорили, что от пули нет у солдата защиты, что нет на свете ни колдунов, ни бесов, ни зелья-снадобья, и чему быть на войне – того не миновать, и что Артем свои слова говорил только, чтобы запугать ее и связать.
С глазами, полными слез, спрашивала Наташа нас, как ей быть, если вправду придет бумага о том, что Артем пропал без вести, верить ей тогда или не верить.
– Придет бумага,– отвечали мы все в один голос,– тогда верь бумаге, а не Артюшке.
и друга, и она жила под надежной охраной.