Пришвин М. М. Рассказы и очерки // Собр. соч.: В 8 т. – М.: Художественная литература, 1983. – Т. 3. – С. 5-27. 380-510.
ЛЕНИН НА ОХОТЕ
(Впервые – журнал «Наше творчество», Сергиев, 1926, ноябрь-декабрь. № 2-3)
ОШИБКА ВАНИ
Шестой год мои летние наблюдения в Московской и Владимирской губерниях (Ленинск – Переславль – Сергиев) вертятся около знаменитого утиного озера-болота, и все почему-то я никак не могу собраться побывать на этом Заболотье. Причина этому: обычное равнодушие охотника с подружейной собакой к утиной охоте. А болото теперь уже не просто охотничье, это историческое место: тут Ленин был на охоте. Буденный принял шефство над селом Константиновым, которое лежит тут в центре бекасиных охот. Я отправился в этот край Дубенских болот за бекасами, не загадывая собирать легенды и факты о пребывании Ленина в утином этом краю. Из Константинова в Сергиев на каждый базар возят яблоки. Утром, разыскав себе подводу, я сговорился г Ваней ехать в Посеево, когда он распродаст свои яблоки. Часа в три дня я был с собакой своей и ружьем возле «Дома крестьянина». Ваня тут еле на ногах стоял.
– Эх, Ваня, Ваня, как-то мы теперь доедем с тобой!
– Доедем, товарищ!
Ваня, деревенский комсомолец, беседовал не раз с самим Лениным, когда был еще мальчиком.
– Верно, Ваня, не впрок пошла тебе наука Ильича?
Простодушный Ваня согласился:
– Фа-акт!
И стал сваливать все на Госспирт.
– Врешь,– говорю,– это не потому: наверное, и до того пил самогонку?
Пришлось и с этим согласиться:
– Ясно!
Мы сидели на грядке телеги, свесив ноги. Чтобы в этом положении видеть лошадь и дорогу, надо постоянно повертывать туда голову и не забываться: особенность нашей телеги. Случилось, около одной большой колдобины Ваня недосмотрел, колесо скользнуло, телега сильно наклонилась, мы плашмя ляпнулись в грязь, и через нас перелетела собака.
Досадно стало.
– Эх ты, Ваня...
– Ошибка вышла,–сказал он,– больше не буду.
– Ну, да, не будешь, давай вожжи, бери собаку.
– Не буду, не буду, виноват, простите, сам же Ильич говорил: «На ошибках мы учимся».
– Брехун ты порядочный, не учил же тебя Ильич водку пить.
Согласился и, почесав затылок, сказал:
– Фактически!
Так мы ехали шагом, три-четыре версты в час непрерывными лесами до Посеевки, откуда начинались знаменитые когда-то охотничьи угодья, арендатором которых был англичанин Мерилиз. В темноте мы подъехали к дому Алексея Михайловича Егорова, который был двадцать лет егерем у Мерилиза и, как оказалось потом, охотился с Лениным.
У ЕГЕРЯ
Всю жизнь слышал «Мюр и Мерилиз» и представлял себе это немецкой четой: Мюр – супруг, Мерилиз – его дама. И тут оказывается: Мерилиз мужчина, англичанин и страстный охотник. Он снимал огромное пространство болот и лесов, много охотился, но всегда в меру, зараз больше восьми тетеревей не стрелял и, если собака делала стойку по девятому,– отзывал ее и отправлялся домой. Не жалел денег, в каждой деревне держал сторожа. Дичь размножалась, кишела в этих местах.
Выполняя свое дело, каждый охотник большой индивидуалист, каждому хочется выучить лучше другого свою собаку и обстрелять своего товарища. Но основа души настоящего природного охотника, получившего прививку этой страсти в детстве, хранит стихийный коммунизм. Только этим и объясняется, что на охоте сходятся как друзья люди самых разнообразных жизненных положений. Так сошлись между собой богатый англичанин Мерилиз и бедный русский мужик Егоров. Теперь, когда егерь рассказывает о конце своего хозяина, жена его плачет и дети сидят повесивши нос. После трудной операции Мерилиз уже не мог ходить по болоту, но до самого конца все-таки охотился. Выдумал с своим егерем натаскать собаку так, чтобы она сама, без хозяина, обегала большие пространства. Собака ищет. Мерилиз сидит на стуле и наблюдает. Собака делает стойку. Охотник, поддерживаемый своим егерем, еле передвигая ноги, приближается: дупель крепко сидит и собака надежная...
В прежних барских охотах егеря обыкновенно баловались и делались хамами. Но англичанин иначе воспитал своего егеря. Алексей Михайлович и с малоопытным и небогатым охотником будет теперь весь день ходить и виду не покажет, только бы начинающий охотник любил свое дело. Может быть, с таким охотником он не пойдет в другой раз, но все мы кормимся своим ремеслом.
С первого слова, с первого взгляда на мою собаку Алексей Михайлович почуял мою природу, и только успели мы поздороваться, вступаем с ним в продолжительную беседу на тему, кто умней – куропатка или же тетерев. Взвесив все, мы решили, что тетерев много умней Правда, глуповата куропатка: приладится зимой и летает все на то же самое место, и она утром только, бывает, собирается вылетать, а ястреб уже дожидается ее на дереве.
Так, беседуя, мы высидели незаметно далеко за полночь.
– Я вас,–сказал Алексей Михайлович,–отведу спать на сено в сарай, на то самое место уложу, где и сам Ленин спал.
– Как Ленин?
После того долго еще пришлось посидеть, слушая рассказы этого охотника о Ленине.
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
– Сразу узнал,– сказал Алексей Михайлович.
– По портрету?
– По карточке, да и так: взгляд серьезный. Все другие товарищи сидят просто, а у него взгляд.
– И не шутит?
– Ну, как же не шутит, смеется, а все-таки заметно, взгляд не такой.
– Не охотничий?
– Ну, какой Ленин охотник: ездил, конечно, на деревенскую жизнь посмотреть, отдохнуть.
«Не охотник» было сказано егерем почти с уважением, потому что очень уж много настрадался он от тех, кому хочется быть настоящими охотниками.
Да, вот тоже так не бывает с настоящими охотниками: собираются на охоту, и вдруг Ленина нет. Бросились в сад – нет, во дворе нет, на улице никто не видал. Ленин пропал, а ведь это не шутка. Долго искали, тревожились, пока наконец слух дошел: Ленин в Шеметове в совхозе сидит, с ребятами беседу ведет.
– И про охоту забыл,– сказал Алексей Михайлович,– а ведь у настоящих охотников так не бывает.
ЛЕНИН НА ТЯГЕ
Старый егерь терпеть не может револьверов, считает, что у охотника должно быть одно ружье. Но по тому времени считалось, что необходимо ходить с револьвером: опасное было время. Так и они с Лениным взяли по револьверу и пошли в лес на вальдшнепов.
Известно, как тянут вальдшнепы, каждый год вдоль такой-то просеки, у такой-то березки завертывают, и тут одна линия пересекается с другой, и кто знает эту березку от прошлого года, стань тут в новом году, и непременно весь вальдшнеп пойдет через тебя.
Возле такой замечательной березки егерь поставил Ленина и сам отошел, но все-таки устроился, чтобы ему видно было Ленина.
Опытный охотник не ошибся, конечно: только успели расставиться, раздается «цик» и «хор», показывается вальдшнеп и через голову Алексея Михайловича прямо тянет на Ленина. Что с ним? Не слышит ли, или обманулся слухом, ждет с другой стороны?
– Владимир Ильич!
Оглянулся, поднимает ружье, выстрелил и вдруг повалился навзничь.
Егерь бросился.
– Что с вами, Владимир Ильич?
«Ну,– подумал егерь,– так много вальдшнепов не убьешь»,– и стал рядом. Ленин не гонит. Вот опять тянет вальдшнеп. И тут Алексею Михайловичу вдруг пришла в голову одна счастливая мысль. Ведь это известно всем охотникам, что если выстрелить одновременно двум стрелкам, то каждый их них не будет слышать выстрела соседа: свой выстрел у самого уха все заглушает. Это известное и положил егерь в основу своего загада. Ленин целится, и егерь целится. Вместе ударили. Вальдшнеп упал. Прекрасный загад: конечно, Ленин не маг слышать выстрела. Побежал подымать, а ружье-то продуть и забыл. Эх, дурень ты дурень, старый Алексей, что бы тебе дунуть в кустах, когда подымал вальдшнепа! Несет теперь добычу Ленину, поздравляет:
– Ловко ударили, с полем, Владимир Ильич!
– Спасибо, Алексей Михайлович,– отвечает Ленин,– только отчего же у тебя ружье-то дымится?
Сам смеется, закатывается, как ребенок.
– Ну, ничего,– говорит,– ничего, становись рядом, давай вместе стрелять.
Стали рядом. Стреляли вместе. И за вечер семь штук убили без промаха.
ПРИМУС
и со всяким хозяйством. Степенным мужикам-хозяевам казалось, что кто-то сознательно грабит, кому-то это на пользу и в чьи-то руки все попадает. А более развитым обывателям казалось, что если и не попадает никому ничего в руки, то все-таки кто-то наверху во всем виноват.
Обменявшись с Алексеем Михайловичем разными скорбными мыслями об истреблении лосей и хозяйственном разорении того времени, я спросил его:
– А как вы думаете, виноват ли Ленин был во всей этой разрухе?
– Нет,– ответил Алексей Михайлович,– я был у Ленина в Москве, все видел: у Ленина нет ничего.
Так это удивительно вышло и незаметно прошло: я сказал «виноват», а егерь на это ответил: «нет ничего».
И стал мне рассказывать очень подробно, как после одной охоты Ленин позвал его к себе в Москву в гости. Вот и выдумал однажды егерь поехать к Ленину в Москву и все посмотреть. Стал собираться обдуманно, это не шутка из такой глуши попасть прямо во дворец, к Ленину. Конечно, представлялось, что вроде как к царю едет, но деревенского хлеба взял с собой все-таки порядочно: может быть, это только так говорил Ленин, а там к нему и не допустят, а может быть, и дома не будет. Так ехал к Ленину в Кремль, а хлеба захватил. Но Ленин оказался дома, и егеря к нему повели сразу, как назвался. Вот открылась комната большая-большая и вроде как бы пустая. Может быть, там что и стояло, но комната была большая, и казалось, будто совсем-таки пустая. А в конце этой большой комнаты стоит ящик, на том ящике сидит Ленин – и вот примус накачивает, вот накачивает...
Очень обрадовался, смеется.
– Чем же тебя угостить, Алексей Михайлович, хочешь, кофей сварю, только не настоящий, овсяный?
Стали варить кофей. Поспело. Пошел Ленин, принес хлеба. Страшно смотреть было, какой хлеб: хорошей собаке не дашь.
Алексей Михайлович сказал:
– Извините, Владимир Ильич, что назовусь: я с собой деревенского хлеба прихватил...
– Давай сюда!
Три дня егерь кормил Ленина своим хлебом.
Закончив рассказ свой, Алексей Михайлович сказал:
– Вроде как сон и сейчас часто вижу: комната большая-большая, в конце ящик и на ящике примус.
– Значит,– спросил я,– Ленин не виноват?
– Нет,– ответил русский мужик,– чем его виноватить: у него нет ничего.
Было уже очень поздно. До свету оставалось всего часа два.
– Здесь спать ляжете,– спросил хозяин,– или на сене?
– Веди в сарай.
– Вот Ленин тоже: любил спать на сене.
на том же самом месте, все было точь-в-точь, как и тогда, но только Ленина нет больше в живых, и сено другое.