• Приглашаем посетить наш сайт
    Спорт (sport.niv.ru)
  • Поиск по творчеству и критике
    Cлово "MAGAZINE"


    А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
    0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Z
    Поиск  
    1. Константинова Е. Ю.: Философия творческой личности в дневниках и художественных произведениях М. Пришвина 1920-х годов (религиозно-философский контекст)
    Входимость: 1. Размер: 22кб.
    2. Пришвина В. Д.: Невидимый град. Глава из романа.
    Входимость: 1. Размер: 132кб.

    Примерный текст на первых найденных страницах

    1. Константинова Е. Ю.: Философия творческой личности в дневниках и художественных произведениях М. Пришвина 1920-х годов (религиозно-философский контекст)
    Входимость: 1. Размер: 22кб.
    Часть текста: затрагивает скорее экзистенциальный аспект проблемы самоопределения художника в мире господства не близкой ему идеологии новой пролетарской культуры, когда основной задачей личности является выживание. Жизнетворчество здесь понимается как практика сохранения себя, своей творческой индивидуальности и своего слова [2]. Вместе с тем существует и другой аспект рассмотрения проблемы жизнетворчества в этот период, выявляющий в нем, прежде всего, не стремление личности к выживанию и самозащите, а особый тип религиозного мироотношения и связанного с ним творческого поведения, которое по своей сути является преодолением страха и образа «враждебного мира». Так, И. А. Есаулов в статье «Постсимволизм и соборность» [3] выделяет два типа мироотношения: для культуры символизма характерен образ экзистенциально одинокого героя, для которого действителен и силен «страшный мир»; в постсимволизме проявляется иное творческое отношение к миру, преодолевающее чувство одиночества и противостояния внешней среде – в приятии мира. Экзистенциальный и религиозный аспекты творчества сопоставляются и в статье В. Хализева, где он пишет об особом направлении философии диалога в 1920-е...
    2. Пришвина В. Д.: Невидимый град. Глава из романа.
    Входимость: 1. Размер: 132кб.
    Часть текста: они были в большинстве случаев опасны. Мы избегали всяких новых встреч и глубоких связей. Это тягостное существование, в котором не было никакой живой, свободной деятельности, всецело обращенное на личные переживания, делало вокруг призрачным всё, кроме своей боли. В этой жизни “для себя” я задыхалась, значит, была еще нормальным и живым человеком. Надо было выйти “из себя ”, но как? И вот пришло мне спасение. Надо сказать, что храм Большого Креста, не поминавший митрополита Сергия, еще держался к началу 1932 года. Бесстрашно (с точки зрения мирской — бессмысленно) он отдавал своих детей на погибель. Ни с кем в этом храме я не была близко знакома, но обо мне еще, видимо, помнили. И вот новый очередной священник, появившийся на месте только что арестованного, прислал сказать, что хочет посетить наш дом. Меня безотчетно это насторожило, но было бы отступничеством отказать ему в его желании, и он пришел к нам и отслужил у нас на дому литургию. Священник оказался либо подставным филером, либо слабым человеком: все люди, которых он под тем или иным предлогом посетил, были арестованы. В их числе оказались и мы с Александром Васильевичем. Это случилось ранней весной. Два новых захлестывающих душу переживания уносила я с собой, когда меня сажали в тюремную машину. Первое — это была жалость к матери, в такой силе я ее еще не испытывала до сих пор. Воспоминание об ее опрокинутом ровно–белом, как бы посыпанном мукой лице в ...